Страница:
На нашей стороне реки БТРы числом около 12 (14 БТРов из батальона Таманской дивизии вышли во внутреннее кольцо оцепления со стороны Краснопресненской набережной. На БТРе-145 шел комдив 2 мед Валерий Евневич. — Авт. ) объехали со стороны Калининского моста по набережной «Белый дом» и расположились на набережной, правее парадной лестницы. Командиры боевых машин и наводчики-операторы торчали из люков и не думали укрываться.
Подумалось, что сейчас начнется канитель с переговорами об условиях сдачи, предъявят ультиматум, но услышал беспорядочную стрельбу. Один из БТРов открыл огонь по окнам соседнего с Домом Советов здания, выходящего на Краснопресненскую набережную по переулку Глубокий, имитируя начало боя. Одновременно был открыт огонь из КПВТ по людям, сооружениям вентиляционных шахт на газонах «Белого дома». Сразу начался прострел лестничных пролетов снайперами. Их огонь по кабинетам депутатов и штабным комнатам велся на упреждение в обрез примерно по уровню подоконников.
Расстрел начался внезапно, подло и без предварительных условий. Свербила одна мысль: «Где взять оружие!»
Поменял точку наблюдения. Началась высадка солдат с брони со стороны посольства США и стадиона. С военной точки зрения
{Фото ИТАР-ТАСС. Москва. Краснопресненская набережная, дом 2. 4 октября 1993 года. 7-я мотострелковая рота Таманской дивизии и стрелок-журналист из «Известий » Николай Бурбыга в действие: «На какое-то время я стал пулеметчиком БТР-170 7-й мотострелковой роты ».}
мне это представлялось полным абсурдом — выбрасывать людей «на мясо» в условиях неподавленных огневых точек, если бы таковые имелись, — бессмысленное и безответственное решение. Пьяные солдаты неуклюже переваливались, стреляя из автоматов и неумело прячась за естественными укрытиями. Плотность огня по зданию Дома Советов нарастала. На крыше посольства заметил вооруженного человека.
В этих условиях услышал команду Руцкого по селектору: «Огонь не открывать!» Ачалов продублировал: «Огонь ни в коем случае не открывать!» Макашов оговаривал условия открытия огня лишь при крайней необходимости: «..лишь в случае реального проникновения противника в здание!» В противном случае — огонь не открывать!
Руководство обороной второго этажа осуществлял Макашов. Несмотря на нехватку оружия и патронов, защитники «Белого дома» были спокойны. Мы надеялись на выручку идущих нам на помощь частей.
Уверенность укрепилась с появлением вертолетов, которые перед этим вызывал Руцкой (в это время капитан ВДВ присоединился к нашей группе на 5-м этаже — Авт. ). Каково же было разочарование, когда «наши» вертолеты начали корректировать огонь по «Белому дому», сопровождая это тупым зубоскальством в эфире. Возмущению Руцкого не было предела. Хасбулатов, напротив, был молчалив и замкнут.
По этажам вновь прозвучала команда огонь не открывать. Руцкой попытался войти в связь и вступить в переговоры о перемирии с «Дунаем» (позывной командующего от МВД в эфире). Противоположной стороной обращения Руцкого были проигнорированы. Вдобавок на этой же частоте кто-то с чувством явной безнаказанности злорадно посулил: «Сейчас мы вас всех прикончим, суки!» (Конец цитаты.)
Факт:Штурм и расстрел парламента 4-го октября 1993 года начался внезапно, без какого-либо объявления или предварительного предупреждения.
Никаких предложений сдаться или вывести из здания женщин и детей атакующие не делали.
Перед началом атаки никаких ультиматумов о капитуляции парламенту не выдвигалось.
Первыми очередями из БТР было-убито около 40 безоружных человек.
По данным Руцкого, в «Белом доме» на момент начала атаки находилось до 10 тысяч человек, в том числе женщины и дети.
Неоднократные требования Руцкого прекратить огонь по «Белому дому)) и дать возможность вывести из здания Дома Советов женщин и детей на штурмующих действия не возымели — огонь не прекращался в течение 10 часов! За это время руководителями акции не было сделано ни одного предложения расстреливаемым в Доме Советов людям сдаться, им не давали возможности вывести из-под огня женщин и детей, что приходилось делать под обстрелом, с потерями.
По радиостанции мы сразу услышали чьи-то призывы о помощи: «На баррикадах десятки убитых и раненых! Срочно нужны носилки и спасатели! Всем, кто может, помочь вынести раненых! Их необходимо срочно эвакуировать в здание!» Не укладывалось в голове, что начавшаяся чудовищная бойня на языке кремлевских стратегов в плане операции обозначается не иначе, как: «Милиция и внутренние войска МВД оттесняют людей от здания».
Быстро пришло осознание, что как такового штурма не будет. Будет массовый и безнаказанный расстрел из бронетехники по американской схеме. Хотя в первые минуты расстрела парламента еще было трудно себе представить, что людей целый день будут заживо сжигать и стирать с лица земли кумулятивными снарядами и снарядами объемного взрыва из 125-мм танковых орудий Т-80ДУ, испепелять из огнеметов «Шмель», аналогичными по своему действию зарядами, рвать в клочья из 73-мм орудий БМД-1, из 30-мм скорострельных автоматических пушек БМП-2 и БМД-2, 12,7-мм пулеметов ДШК танков Т-80ДУ, сдвоенных танковых пулеметов БТРов — 14,5-мм крупнокалиберных пулеметов КПВТ и 7.62-мм гтуттемдтон
Калашникова танковых (ПКТ), 7,62-мм ротных и 5,45-мм ручных пулеметов Калашникова (РПКМ и РПКС-74)…
Вспомнил, что надо разбудить Дмитрия. Он сразу посмотрел на часы — было 6.45 (другой будильник показывал «6.35»). Ему приказали найти и носить за хромающим Ачаловым бронежилет. Бронежилета у Ачалова не было, и я отдал свой. Начало атаки разбудило далеко не всех. В разных комнатах здания парламента, в его холлах, на лестницах и в подъездах еще спали сотни и тысячи человек. В одном лишь бункере спортзала по многочисленным свидетельствам очевидцев остались в западне более 700 спящих.
Среди проспавших начало атаки был и депутат Николай Павлов, который на исходе ночи устроился почивать в огромном кабинете Бабурина на составленных напротив окна стульях. В разгар обстрела его не сразу смогли убедить покинуть удобное, но смертельно опасное ложе. Проснувшись, сибиряк гневно отмахнулся от советов и остался сидеть в кресле напротив окна, вслух читая под пулеметные серенады стихи. Кто-то продемонстрировал ему работу снайперов: стоило рукой один раз слегка колыхнуть белую штору, как все окно (и участок стены напротив него в «начальствующих» апартаментах на 6-м этаже) разнесли разнокалиберными пулями и снарядами. Атакующие патронов не жалели и стреляли на любое шевеление (по данным видеохроники только на 1,5 кв. метрах стены у карты Хасбулатова я насчитал 43 пробоины от боеприпасов 3-х разных калибров).
Тысячи же наших людей, среди которых было немало опытных боевых офицеров и прошедших Афганистан солдат, вынуждены были встречать штурмующих с голыми руками. Можно лишь представить себе, как они в ярости проклинали безалаберное и непредусмотрительное парламентское начальство и собственное бессилие. В таком положении оказался и мой многоопытный приятель.
Руцкой так и не узнал, что в далеком апреле 1986 года у Джавара этот человек со своими парнями и БТРом пробивался к сбитому (на 360-м боевом вылете) Су-25 и матом кричал будущему исполняющему обязанности президента: «Мужик, бросай пистолет! Свои!» (несмотря на ранения, Руцкой сумел отползти от подступавших душманов на 700 метров), был в дни государственного переворота в наших рядах и неоднократно попадался ему на глаза.
Когда 4-го октября на второй этаж «Белого дома», ошалело строча из автомата, влетел первый десантник, безоружный Виктор из какой-то ниши сумел подловить его и, схватив руками за ремень, вытолкнул гвардейца в окно (2-й этаж, невысоко, автоматчик остался цел). Со вторым тоже повезло — Виктор умудрился не схлопотать пулю, а стрелок последовал на улицу — вслед за своим товарищем на исходную позицию. Лишь выскочивший вскоре из коридора с АКСУ короткой очередью смог охладить воинственный пыл гвардейцев. Патронов практически не было, их жалели, и полуденный бой в здании (десантники проникли в «Белый дом» через подвал со стороны мэрии около 12.00) на различных маршевых пролетах и в подъездах выглядел примерно так: со второго или третьего этажа выставлялся ствол АКСУ, потом незадачливым штурмовикам кричали: «Подними голову!», гвардейцы ошалело смотрели в зрачок автомата, после чего им кричали (использовались, как правило, нелитературные обороты): «Убирайся, пока цел!» Этим здравым советам практически все нарофоминцы послушно следовали. Время от времени со стороны защитников парламента в сторону нападавших раздавались короткие редкие очереди.
…Из окна я обратил внимание на такую нелепицу: один из баррикадников под огнем БТРов со стороны набережной выскочил (может быть, с бутылкой бензина) им навстречу. На парня, очень похожего на Крестоносца, были накинуты один на другой два бронежилета, очевидно, он думал, что это спасется от пули из КПВТ. Юноше повезло — он один из немногих, кому повезло добежать обратно до дверей «Белого дома» со стороны набережной. Большинство баррикадников на постах со стороны набережной скосили БТРы и котеневцы, убивавшие безоружных и заспанных людей.
…Стало ясно, что вскоре можно будет прямо из окна нашей приемной дотянуться рукой до дула КПВТ одного из атакующих БТРов. Через какое-то время раздался приказ перейти с Ачаловым к Хасбулатову.
Мы поднялись с Ачаловым на пятый этаж в приемную Хасбулатова. Против обыкновения остановились в угловом коридорчике, отделенном от приемной проходной комнатой охраны. Комната эта была небольшая, всего метров 16-18, окон в ней не было. За ней виднелся светлый зал огромной и уже ставшей мне хорошо знакомой приемной.
В самом центре этой комнатки за распахнутой настежь дверью перед журнальным столиком сидел в застегнутом белом плаще Хасбулатов и молча курил тонкую черную сигарету. Там же был Руцкой в светлом тканевом бронежилете и в камуфляже, с переносным радиотелефоном сотовой связи «Ericsson» через плечо и телефонной трубкой в руке.
Мы остановились в паре метров от них в коридоре. Иван и я расположились на стульях. Метрах в 7 дальше по коридору занял позицию кряжистый охранник Руцкого. Он расположился за наваленными поперек коридора сейфами. Непосредственный его начальник Володя Тараненко позднее попытался навязать Дмитрию сомнительную честь — по приказу Руцкого вынести на улицу белый флаг, но ему неделикатно отказали. С тем флагом вышел похожий на корреспондента ИТАР-ТАСС Терехова человек и был убит снайпером.
Охрана Руцкого смотрела на нас, как на сумасшедших, когда на глазах высокопоставленных руководителей пришлось с грохотом разбить великолепный стул. Выломанную из спинки стула длинную палку Дмитрий вручил Ачалову в качестве трости-костыля. Это подало дурной пример остальным, и вскоре вокруг нашего «г-образного» коридора выломали все закрытые двери — в открытых комнатах оборудовали огневые позиции.
Минут через 25-30 Руцкому и Ачалову начали поступать донесения. Доложили, что первыми же очередями атакующих БТРов убито около 40 безоружных только со стороны трех подъездов, есть раненые. Разметали огнем и походную часовенку на улице вместе с молящимися женщинами. Руцкой подтвердил свой приказ, отданный еще в первые минуты атаки, когда он велел занести раненых в здание, открыть «Белый дом» и впустить в него с улицы всех попавших под обстрел БТРов. Он категорически запретил открывать огонь за пределами «Белого дома» и по целям вне здания. Как и 3-го октября, действовал приказ огонь не открывать. Оружие разрешено было применять только внутри здания, да и то лишь в случае проникновения в него штурмующих частей. Этот приказ повторяли по внутренней сети радиооповещения «Белого дома» и радиостанциям.
Александр Владимирович с заметным опозданием распорядился выдать все оставшееся табельное оружие Департамента охраны ВС РФ, запас которого измерялся несколькими десятками стволов.
Руцкой, стоя в дверях комнаты, ругался: «Где это еб…ное Эм-Бэ!» Потом по радиотелефону кому-то из руководства частей МБ он кричал: «У Вас же есть оружие! Ударьте им в спину или убедите немедленно прекратить огонь. Объясните, что здесь есть женщины и дети. В здании около 10 тысяч человек. У меня уже 40 убитых. Танки сейчас начнут стрелять залпами. Они убийцы. Остановите их!» Это врезалось в память довольно отчетливо, с дословной точностью. Руцкой то появлялся, то исчезал в проеме двери, постоянно с кем-нибудь связывался по радиотелефону, говорил примерно одно и то же. Требовал, чтобы собеседники звонили в западные посольства, в правительства.
По-другому он требовал немедленного прекращения огня лишь от Черномырдина, когда сквозь зубы и явно через силу бросал всего несколько слов в эфир: «Черномырдин, немедленно прекрати огонь! Черномырдин, немедленно прекрати огонь!»
Руцкой был в состоянии гнева и возмущения от происходящего, от своего бессилия. Узнав про черноволосых молодцов в кожаных куртках на бронетранспортерах и с помповыми ружьями в руках, Руцкой матерился по-черному: «…Е…е жиды! Это все Боксер со своими головорезами …Е…я свердловская мафия!» Словно знал, что произойдет буквально через несколько часов — как на крови павших у расстреливаемого «Белого дома» (напротив мэрии) хасиды на радостях будут танцевать ритуальную пляску Суккота (документировано видеоматериалами российского телевидения).
Раньше состояние обреченной решимости мне приходилось наблюдать лишь у генерал-полковника Ачалова, еще две недели назад осознавшего всю безысходность нашего положения. Обязанный защищать закон и Конституцию вместе с армией, из-за предательства генералитета он вынужден был в одиночку с нашими, по сути, безоружными добровольцами противостоять попытке государственного переворота. Нам, сделавшим добровольный выбор одиночек, в эти часы было легче.
Все дни и недели осады у меня вызывало чувство сильного возмущения то, что преступники, задумавшие государственный переворот, правильно оценили наших людей и не оставили им никакого выбора. Оппозиционеров хладнокровно запланировали физически уничтожить. По сценарию переворота люди в «Белом доме» были поставлены перед выбором, который с самого начала требовал неприемлемую цену и заранее был предопределен. Выбора не было!
На 62 автомата защитников парламента было брошено 185 единиц армейской бронетехники (80 БТРов, 10 танков, 60 БМД, 20 БМП, 15 БРДМ) и 61 единица бронетехники МВД (по официальным данным о привлечении сил и средств ВВ 4 октября: 26 БТРов, 25 БМП-2 и 10 спецмашин). На один автомат — три единицы бронетехники, один крупнокалиберный пулемет и две пушки. На каждого ребенка, на каждую женщину и каждого безоружного мужчину послали в «бой» по взводу или отделению пьяных автоматчиков-убийц с приказом «пленных не брать». Сегодня уже точно установлено, что в «операции» 4-го октября правительственными войсками было задействовано более 102 снайперских винтовок (52 СВД — из Балашихи и 50 с армейского склада в Алабино), в том числе и группой прибывших из отдаленного государства снайперов-спецназовцев. Численность правительственных войск и наемников исчислялась многими десятками тысяч и приближалась к круглой цифре; даже официальные источники признавали, что 4-го октября в отдельные моменты операции по расстрелу парламента непосредственно вокруг здания Дома Советов было задействовано до 20 тысяч военнослужащих.
…Через некоторое время Руцкой вышел в предбанник и, резко ткнув в нас с Иваном пальцем, потребовал немедленно оповестить 1-й и 14-й подъезды о том, что сейчас на пандус «Белого дома» будут садиться 3 вертолета. Вертолеты наши, и ни в коем случае по ним огонь не открывать. Ждали, кажется, «Ми-24». Руцкой почему-то обращался не к своим охранникам, а непосредственно к нам.
Вышедший буквально следом Ачалов подтвердил его слова, приказав мне обойти огневые точки «Белого дома» в зоне пандуса и передать на указанные посты распоряжение Руцкого. По радиостанции передать данный приказ было невозможно не столько из-за того, что питание радиостанций почти у всех уже было на исходе, сколько из-за соображений секретности и открытости эфира. Поэтому, взяв в сопровождающие офицеров Андрея и Вильно, я отправился в обход «Белого дома».
Сначала мы поспешили оповестить посты в месте наиболее вероятной посадки вертолетов на пандус «Белого дома» со стороны набережной. Спустились к парадному входу на пост Макашова.
В необозримый по ширине холл парадного входа «Белого дома» одновременно через стеклянную стену со стороны набережной могла бы въехать рота танков или БМП. Все ясно понимали, что при отсутствии у нас гранатометов и противотанковых средств невозможно ничем помешать десанту на бронетехнике приблизиться вплотную к «Белому дому» и прорваться на первый этаж этого холла. Позиции были определены, исходя из того, что бой придется вести исключительно внутри здания с теми, кто в него войдет через стеклянные стены.
Здесь я и увидел последний раз Крестоносца, Славу-комбата, Сашу-Морпеха, двух «барсов», одного нашего омоновца с ручным пулеметом и генерала Макашова.
Они расположились, как и было задумано по плану обороны, на втором и третьем этажах парадного холла. Контролировали первый этаж холла, ожидая встретить штурмующих сверху перекрестным огнем уже в самом здании. Под первым этажом этого холла был еще один этаж, в который штурмующие также могли войти снизу. Это можно было сделать хотя бы из-под того же пандуса, подъехав со стороны набережной на БМП к расположенному под ним подъезду 1А. В случае же начала перестрелки в этом холле ребята становились легко уязвимыми для снайперов из гостиницы «Украина».
Альберт Михайлович сидел на внутреннем балконе второго этажа в простенке у окна, выходящего на набережную. На коленях он бережно держал автомат. На его голове был неизменный берет. Рядом с ним позицию занял начальник его охраны, Саша-морпех.
Когда я шагнул в холл, ребята в несколько голосов выкрикнули: «Осторожно, снайперы!» Первым делом предупредив об опасности и наказав особо не высовываться, они рассказали нам о вышедших на небывалую охоту снайперах из гостиницы «Украина». Они уже успели познакомиться с их работой и теперь рассредоточились за колоннами и другими укрытиями. На мое сообщение о вертолетах Макашов кивнул головой и подтвердил, что принял эту информацию к сведению.
Судя по интенсивности обстрела из БТРов и БМП, ни о какой посадке вертолетов со стороны набережной у парадного входа «Белого дома» уже не могло быть и речи.
В это время произошла неожиданная встреча. Один из бойцов этого поста узнал Вильно и Андрея. Это был их товарищ по прибалтийскому отряду. Друзья только и успели, что обменяться приветствиями да сумбурными вопросами. Мы спешили передать приказ Руцкого и Ачалова на другой пост в 14-м подъезде. Объяснив, что у нас еще не выполнено задание, Вильно и Андрей вынуждены были попрощаться со своим товарищем.
Пока же они обнимались, я не удержался от комментария по поводу этих злосчастных вертолетов. Не без мрачной иронии сказал стоявшему рядом Крестоносцу, что в сказки давно не верю. Тот без радости согласился с моими словами.
Так и отпечаталась у меня в памяти одна из невозможных картин той нашей жизни:
Москва. Парламент. Атака БТРов. Передовая позиция на мраморной парадной лестнице. Как рядовой боец, первым встречающий десант, сухопарый генерал-полковник с автоматом в руках.
Позднее Макашов сам лег за ручной пулемет.
Из наших генералов излишне прямолинейный Макашов в сложных внутрипарламентских ситуациях был наиболее последовательным и никогда не вилял. Он был бы уместен в порядочном обществе, но не в нашем. Как принято сегодня говорить, необходимо было проявлять гибкость: подкупать войска деньгами и должностями. Технология взятия власти, видимо, исключает нравственный императив.
Всего пару дней назад многим из нас запомнился возмущенный отказ генерал-полковника что-либо пообещать за поддержку парламента каким-то действующим комдивам, пекущимся о своей выгоде. Макашов не шел на компромисс с такими людьми, не объединялся с ними даже тогда, когда этого требовала обстановка.
Мы и предположить не могли, что первыми в «Белый дом» полезут бойцы 119-го парашютно-десантного полка из Наро-Фоминска, десантники, которых мы так тщетно ждали и на которых только и надеялись. Полк-предатель по некоторым данным даже пытался пробиться к нам с боем и условием своего перехода на сторону парламента выдвинул приход к ним лично Ачалова, засылая в Дом Советов сообщения: «Если Ачалов сам придет, наш полк пойдет за ним!»
Тем не менее это произошло, и смогли же потом как-то оправдать себя его офицеры. Объяснили же они собственное предательство какими-то карьерными или бытовыми соображениями. Эти офицеры-десантники точно знали, что их полк шел на защиту парламента.
Правда, и среди них нашелся человек, совесть которого не выдержала. На глазах медбригады Ю. Холькина командир 5-й роты 2-го батальона 119-го полка капитан Сергей Олегович Смирнов решился «погасить» из гранатомета БТР МВД, атаковавший их батальон. Он был расстрелян прямо через бетонный забор из крупнокалиберного пулемета КПВТ другого БТРа МВД. Его тело прошили навылет две пули калибра 14,5 мм.
Военнослужащим 119-го полка также, наверное, будет небезынтересно узнать, как ельцинские части оцепления «Белого дома» по ошибке задержали и, видимо, расстреляли их товарища — однополчанина. Расстреляли из-за неточного доклада и нежелания одного из начальников штурма утруждать себя выяснением истины. Тот радиоперехват подробно записан сотрудниками охраны Руцкого, а в открытом эфире свидетелями этого эпизода могли быть иностранные журналисты.
Вышестоящему офицеру доложили, что в расположении правительственных частей задержан снайпер 119-го полка. На вопрос, свой он или нет и что с ним дальше делать, последовал, краткий приказ. Сами переговоры трех офицеров заняли всего пару минут:
— …Обнаружен снайпер 119— го полка. Говорит, что они на нашей стороне.
— Так!.. Что там? 119-й на нашей стороне или нет?
— 19-й — на нашей, 119-й — не знаю!
— Уничтожить!
Последнее слово приказа было произнесено жестко, с беспощадной деловитостью. Мать взятого в плен и расстрелянного, судя по всему, охранкой президента рядового 119-го пдп Панова Владислава Викторовича теперь сможет точно представить себе последние минуты своего сына. Как перед смертью он, скорее всего пытался доказать, что произошла чудовищная ошибка, и он действует в составе своей части на стороне Ельцина. Он был единственный, кто лежал в гробу без ретуши и без следов мук на лице — стреляли с близкого расстояния. Тела остальных четверых были либо изуродованы из КПВТ и искажены гримасами боли от смертельных ранений (как у капитана Смирнова), либо обезображены пулями снайперов ГУО РФ и заезжих охотников, стрелявших преимущественно в голову или в шею со спины (как у старшего лейтенанта Красникова).
Снайперы ГУО РФ застрелили заместителя командира саперной роты старшего лейтенанта Константина Кирилловича Красникова (пуля в голову) еще на подходе к «Белому дому» около мэрии. Разведчика-снайпера разведроты 119 пдп ефрейтора Сергея Хихина , вырвавшегося вперед в составе группы из 3-х бойцов, снайпер ГУО РФ из 3-го слева верхнего окна дома 11/2 на Дружинниковской (перекресток с переулком Капранова) «снял» в районе сквера, как и убитого при аналогичных обстоятельствах рядового взвода связи 2-го батальона Романа Сергеевича Коровушкина . Чудом уцелевшим под огнем снайперов можно считать солдата 3 батальона 119 пдп Шнитко — снайпер пробил ему каску и шапку, но пуля из СВД лишь чиркнула по голове; после чего ему все же «всадили» со стороны сквера (к вопросу о хозяевах детского парка — панкратовцах и котеневцах) автоматную очередь в ногу. Снайперы достали и лейтенанта 119-го полка Земскова — в ногу. Огонь на поражение велся армейцам исключительно в спину по приказу руководства МВД со ссылкой на мифический переход полка на сторону парламента.
Через считанные часы после нашего разговора на мое место, пошатываясь, поднялся капитан злополучного 119-го полка воздушно-десантной дивизии Андрей Емельянов, героически пытавшийся отстреливать пожилых теток из обслуги Дома Советов сразу из двух пистолетов (документировано видеоматериалами.)
Уже после расстрела парламента стало известно, что когда 119-й полк пришел на нашу защиту, его командира купили, а офицерам полка пообещали квартиры и щедрые премиальные. Нормальные люди просто отказались бы…
Впрочем, у меня, почему-то, нет на них обиды, скорее горечь за них же самих. Неужели не снятся гвардейцам расстрелянные?
Во время «боя» уже внутри «Белого дома» изрядно «принявший на грудь» Андрей Емельянов с несколькими своими подчиненными попал в коридоре Дома Совета «в мешок». Офицера и его солдат пожалели — вместо автоматных очередей в упор им подарили жизнь. Ошалевший от неожиданного подарка судьбы капитан мгновенно обнаглел и тут же выступил в качестве организатора частных переговоров с генералом Макашовым, незатейливо предлагая всем защитникам парламента… сдаться ему лично. Капитан, видимо, уже мысленно провертел в своем кителе дырку для золотой звезды Героя России, представляя сколько доверчивых «языков» ему сейчас доведется взять. Макашов отказался вести с ним какой-либо разговор, заметив: «Да он просто пьян!» Поразительно, что с юным «героем» всерьез носился такой солидный человек, как Иона Андронов, несмотря на то, что гвардеец прямо заявил, что берет «языков» без санкции и без согласования даже со своим непосредственным командиром.
Подумалось, что сейчас начнется канитель с переговорами об условиях сдачи, предъявят ультиматум, но услышал беспорядочную стрельбу. Один из БТРов открыл огонь по окнам соседнего с Домом Советов здания, выходящего на Краснопресненскую набережную по переулку Глубокий, имитируя начало боя. Одновременно был открыт огонь из КПВТ по людям, сооружениям вентиляционных шахт на газонах «Белого дома». Сразу начался прострел лестничных пролетов снайперами. Их огонь по кабинетам депутатов и штабным комнатам велся на упреждение в обрез примерно по уровню подоконников.
Расстрел начался внезапно, подло и без предварительных условий. Свербила одна мысль: «Где взять оружие!»
Поменял точку наблюдения. Началась высадка солдат с брони со стороны посольства США и стадиона. С военной точки зрения
{Фото ИТАР-ТАСС. Москва. Краснопресненская набережная, дом 2. 4 октября 1993 года. 7-я мотострелковая рота Таманской дивизии и стрелок-журналист из «Известий » Николай Бурбыга в действие: «На какое-то время я стал пулеметчиком БТР-170 7-й мотострелковой роты ».}
мне это представлялось полным абсурдом — выбрасывать людей «на мясо» в условиях неподавленных огневых точек, если бы таковые имелись, — бессмысленное и безответственное решение. Пьяные солдаты неуклюже переваливались, стреляя из автоматов и неумело прячась за естественными укрытиями. Плотность огня по зданию Дома Советов нарастала. На крыше посольства заметил вооруженного человека.
В этих условиях услышал команду Руцкого по селектору: «Огонь не открывать!» Ачалов продублировал: «Огонь ни в коем случае не открывать!» Макашов оговаривал условия открытия огня лишь при крайней необходимости: «..лишь в случае реального проникновения противника в здание!» В противном случае — огонь не открывать!
Руководство обороной второго этажа осуществлял Макашов. Несмотря на нехватку оружия и патронов, защитники «Белого дома» были спокойны. Мы надеялись на выручку идущих нам на помощь частей.
Уверенность укрепилась с появлением вертолетов, которые перед этим вызывал Руцкой (в это время капитан ВДВ присоединился к нашей группе на 5-м этаже — Авт. ). Каково же было разочарование, когда «наши» вертолеты начали корректировать огонь по «Белому дому», сопровождая это тупым зубоскальством в эфире. Возмущению Руцкого не было предела. Хасбулатов, напротив, был молчалив и замкнут.
По этажам вновь прозвучала команда огонь не открывать. Руцкой попытался войти в связь и вступить в переговоры о перемирии с «Дунаем» (позывной командующего от МВД в эфире). Противоположной стороной обращения Руцкого были проигнорированы. Вдобавок на этой же частоте кто-то с чувством явной безнаказанности злорадно посулил: «Сейчас мы вас всех прикончим, суки!» (Конец цитаты.)
Факт:Штурм и расстрел парламента 4-го октября 1993 года начался внезапно, без какого-либо объявления или предварительного предупреждения.
Никаких предложений сдаться или вывести из здания женщин и детей атакующие не делали.
Перед началом атаки никаких ультиматумов о капитуляции парламенту не выдвигалось.
Первыми очередями из БТР было-убито около 40 безоружных человек.
По данным Руцкого, в «Белом доме» на момент начала атаки находилось до 10 тысяч человек, в том числе женщины и дети.
Неоднократные требования Руцкого прекратить огонь по «Белому дому)) и дать возможность вывести из здания Дома Советов женщин и детей на штурмующих действия не возымели — огонь не прекращался в течение 10 часов! За это время руководителями акции не было сделано ни одного предложения расстреливаемым в Доме Советов людям сдаться, им не давали возможности вывести из-под огня женщин и детей, что приходилось делать под обстрелом, с потерями.
По радиостанции мы сразу услышали чьи-то призывы о помощи: «На баррикадах десятки убитых и раненых! Срочно нужны носилки и спасатели! Всем, кто может, помочь вынести раненых! Их необходимо срочно эвакуировать в здание!» Не укладывалось в голове, что начавшаяся чудовищная бойня на языке кремлевских стратегов в плане операции обозначается не иначе, как: «Милиция и внутренние войска МВД оттесняют людей от здания».
Быстро пришло осознание, что как такового штурма не будет. Будет массовый и безнаказанный расстрел из бронетехники по американской схеме. Хотя в первые минуты расстрела парламента еще было трудно себе представить, что людей целый день будут заживо сжигать и стирать с лица земли кумулятивными снарядами и снарядами объемного взрыва из 125-мм танковых орудий Т-80ДУ, испепелять из огнеметов «Шмель», аналогичными по своему действию зарядами, рвать в клочья из 73-мм орудий БМД-1, из 30-мм скорострельных автоматических пушек БМП-2 и БМД-2, 12,7-мм пулеметов ДШК танков Т-80ДУ, сдвоенных танковых пулеметов БТРов — 14,5-мм крупнокалиберных пулеметов КПВТ и 7.62-мм гтуттемдтон
Калашникова танковых (ПКТ), 7,62-мм ротных и 5,45-мм ручных пулеметов Калашникова (РПКМ и РПКС-74)…
Вспомнил, что надо разбудить Дмитрия. Он сразу посмотрел на часы — было 6.45 (другой будильник показывал «6.35»). Ему приказали найти и носить за хромающим Ачаловым бронежилет. Бронежилета у Ачалова не было, и я отдал свой. Начало атаки разбудило далеко не всех. В разных комнатах здания парламента, в его холлах, на лестницах и в подъездах еще спали сотни и тысячи человек. В одном лишь бункере спортзала по многочисленным свидетельствам очевидцев остались в западне более 700 спящих.
Среди проспавших начало атаки был и депутат Николай Павлов, который на исходе ночи устроился почивать в огромном кабинете Бабурина на составленных напротив окна стульях. В разгар обстрела его не сразу смогли убедить покинуть удобное, но смертельно опасное ложе. Проснувшись, сибиряк гневно отмахнулся от советов и остался сидеть в кресле напротив окна, вслух читая под пулеметные серенады стихи. Кто-то продемонстрировал ему работу снайперов: стоило рукой один раз слегка колыхнуть белую штору, как все окно (и участок стены напротив него в «начальствующих» апартаментах на 6-м этаже) разнесли разнокалиберными пулями и снарядами. Атакующие патронов не жалели и стреляли на любое шевеление (по данным видеохроники только на 1,5 кв. метрах стены у карты Хасбулатова я насчитал 43 пробоины от боеприпасов 3-х разных калибров).
Тысячи же наших людей, среди которых было немало опытных боевых офицеров и прошедших Афганистан солдат, вынуждены были встречать штурмующих с голыми руками. Можно лишь представить себе, как они в ярости проклинали безалаберное и непредусмотрительное парламентское начальство и собственное бессилие. В таком положении оказался и мой многоопытный приятель.
Руцкой так и не узнал, что в далеком апреле 1986 года у Джавара этот человек со своими парнями и БТРом пробивался к сбитому (на 360-м боевом вылете) Су-25 и матом кричал будущему исполняющему обязанности президента: «Мужик, бросай пистолет! Свои!» (несмотря на ранения, Руцкой сумел отползти от подступавших душманов на 700 метров), был в дни государственного переворота в наших рядах и неоднократно попадался ему на глаза.
Когда 4-го октября на второй этаж «Белого дома», ошалело строча из автомата, влетел первый десантник, безоружный Виктор из какой-то ниши сумел подловить его и, схватив руками за ремень, вытолкнул гвардейца в окно (2-й этаж, невысоко, автоматчик остался цел). Со вторым тоже повезло — Виктор умудрился не схлопотать пулю, а стрелок последовал на улицу — вслед за своим товарищем на исходную позицию. Лишь выскочивший вскоре из коридора с АКСУ короткой очередью смог охладить воинственный пыл гвардейцев. Патронов практически не было, их жалели, и полуденный бой в здании (десантники проникли в «Белый дом» через подвал со стороны мэрии около 12.00) на различных маршевых пролетах и в подъездах выглядел примерно так: со второго или третьего этажа выставлялся ствол АКСУ, потом незадачливым штурмовикам кричали: «Подними голову!», гвардейцы ошалело смотрели в зрачок автомата, после чего им кричали (использовались, как правило, нелитературные обороты): «Убирайся, пока цел!» Этим здравым советам практически все нарофоминцы послушно следовали. Время от времени со стороны защитников парламента в сторону нападавших раздавались короткие редкие очереди.
…Из окна я обратил внимание на такую нелепицу: один из баррикадников под огнем БТРов со стороны набережной выскочил (может быть, с бутылкой бензина) им навстречу. На парня, очень похожего на Крестоносца, были накинуты один на другой два бронежилета, очевидно, он думал, что это спасется от пули из КПВТ. Юноше повезло — он один из немногих, кому повезло добежать обратно до дверей «Белого дома» со стороны набережной. Большинство баррикадников на постах со стороны набережной скосили БТРы и котеневцы, убивавшие безоружных и заспанных людей.
…Стало ясно, что вскоре можно будет прямо из окна нашей приемной дотянуться рукой до дула КПВТ одного из атакующих БТРов. Через какое-то время раздался приказ перейти с Ачаловым к Хасбулатову.
Мы поднялись с Ачаловым на пятый этаж в приемную Хасбулатова. Против обыкновения остановились в угловом коридорчике, отделенном от приемной проходной комнатой охраны. Комната эта была небольшая, всего метров 16-18, окон в ней не было. За ней виднелся светлый зал огромной и уже ставшей мне хорошо знакомой приемной.
В самом центре этой комнатки за распахнутой настежь дверью перед журнальным столиком сидел в застегнутом белом плаще Хасбулатов и молча курил тонкую черную сигарету. Там же был Руцкой в светлом тканевом бронежилете и в камуфляже, с переносным радиотелефоном сотовой связи «Ericsson» через плечо и телефонной трубкой в руке.
Мы остановились в паре метров от них в коридоре. Иван и я расположились на стульях. Метрах в 7 дальше по коридору занял позицию кряжистый охранник Руцкого. Он расположился за наваленными поперек коридора сейфами. Непосредственный его начальник Володя Тараненко позднее попытался навязать Дмитрию сомнительную честь — по приказу Руцкого вынести на улицу белый флаг, но ему неделикатно отказали. С тем флагом вышел похожий на корреспондента ИТАР-ТАСС Терехова человек и был убит снайпером.
Охрана Руцкого смотрела на нас, как на сумасшедших, когда на глазах высокопоставленных руководителей пришлось с грохотом разбить великолепный стул. Выломанную из спинки стула длинную палку Дмитрий вручил Ачалову в качестве трости-костыля. Это подало дурной пример остальным, и вскоре вокруг нашего «г-образного» коридора выломали все закрытые двери — в открытых комнатах оборудовали огневые позиции.
Минут через 25-30 Руцкому и Ачалову начали поступать донесения. Доложили, что первыми же очередями атакующих БТРов убито около 40 безоружных только со стороны трех подъездов, есть раненые. Разметали огнем и походную часовенку на улице вместе с молящимися женщинами. Руцкой подтвердил свой приказ, отданный еще в первые минуты атаки, когда он велел занести раненых в здание, открыть «Белый дом» и впустить в него с улицы всех попавших под обстрел БТРов. Он категорически запретил открывать огонь за пределами «Белого дома» и по целям вне здания. Как и 3-го октября, действовал приказ огонь не открывать. Оружие разрешено было применять только внутри здания, да и то лишь в случае проникновения в него штурмующих частей. Этот приказ повторяли по внутренней сети радиооповещения «Белого дома» и радиостанциям.
Александр Владимирович с заметным опозданием распорядился выдать все оставшееся табельное оружие Департамента охраны ВС РФ, запас которого измерялся несколькими десятками стволов.
Руцкой, стоя в дверях комнаты, ругался: «Где это еб…ное Эм-Бэ!» Потом по радиотелефону кому-то из руководства частей МБ он кричал: «У Вас же есть оружие! Ударьте им в спину или убедите немедленно прекратить огонь. Объясните, что здесь есть женщины и дети. В здании около 10 тысяч человек. У меня уже 40 убитых. Танки сейчас начнут стрелять залпами. Они убийцы. Остановите их!» Это врезалось в память довольно отчетливо, с дословной точностью. Руцкой то появлялся, то исчезал в проеме двери, постоянно с кем-нибудь связывался по радиотелефону, говорил примерно одно и то же. Требовал, чтобы собеседники звонили в западные посольства, в правительства.
По-другому он требовал немедленного прекращения огня лишь от Черномырдина, когда сквозь зубы и явно через силу бросал всего несколько слов в эфир: «Черномырдин, немедленно прекрати огонь! Черномырдин, немедленно прекрати огонь!»
Руцкой был в состоянии гнева и возмущения от происходящего, от своего бессилия. Узнав про черноволосых молодцов в кожаных куртках на бронетранспортерах и с помповыми ружьями в руках, Руцкой матерился по-черному: «…Е…е жиды! Это все Боксер со своими головорезами …Е…я свердловская мафия!» Словно знал, что произойдет буквально через несколько часов — как на крови павших у расстреливаемого «Белого дома» (напротив мэрии) хасиды на радостях будут танцевать ритуальную пляску Суккота (документировано видеоматериалами российского телевидения).
Раньше состояние обреченной решимости мне приходилось наблюдать лишь у генерал-полковника Ачалова, еще две недели назад осознавшего всю безысходность нашего положения. Обязанный защищать закон и Конституцию вместе с армией, из-за предательства генералитета он вынужден был в одиночку с нашими, по сути, безоружными добровольцами противостоять попытке государственного переворота. Нам, сделавшим добровольный выбор одиночек, в эти часы было легче.
Все дни и недели осады у меня вызывало чувство сильного возмущения то, что преступники, задумавшие государственный переворот, правильно оценили наших людей и не оставили им никакого выбора. Оппозиционеров хладнокровно запланировали физически уничтожить. По сценарию переворота люди в «Белом доме» были поставлены перед выбором, который с самого начала требовал неприемлемую цену и заранее был предопределен. Выбора не было!
На 62 автомата защитников парламента было брошено 185 единиц армейской бронетехники (80 БТРов, 10 танков, 60 БМД, 20 БМП, 15 БРДМ) и 61 единица бронетехники МВД (по официальным данным о привлечении сил и средств ВВ 4 октября: 26 БТРов, 25 БМП-2 и 10 спецмашин). На один автомат — три единицы бронетехники, один крупнокалиберный пулемет и две пушки. На каждого ребенка, на каждую женщину и каждого безоружного мужчину послали в «бой» по взводу или отделению пьяных автоматчиков-убийц с приказом «пленных не брать». Сегодня уже точно установлено, что в «операции» 4-го октября правительственными войсками было задействовано более 102 снайперских винтовок (52 СВД — из Балашихи и 50 с армейского склада в Алабино), в том числе и группой прибывших из отдаленного государства снайперов-спецназовцев. Численность правительственных войск и наемников исчислялась многими десятками тысяч и приближалась к круглой цифре; даже официальные источники признавали, что 4-го октября в отдельные моменты операции по расстрелу парламента непосредственно вокруг здания Дома Советов было задействовано до 20 тысяч военнослужащих.
…Через некоторое время Руцкой вышел в предбанник и, резко ткнув в нас с Иваном пальцем, потребовал немедленно оповестить 1-й и 14-й подъезды о том, что сейчас на пандус «Белого дома» будут садиться 3 вертолета. Вертолеты наши, и ни в коем случае по ним огонь не открывать. Ждали, кажется, «Ми-24». Руцкой почему-то обращался не к своим охранникам, а непосредственно к нам.
Вышедший буквально следом Ачалов подтвердил его слова, приказав мне обойти огневые точки «Белого дома» в зоне пандуса и передать на указанные посты распоряжение Руцкого. По радиостанции передать данный приказ было невозможно не столько из-за того, что питание радиостанций почти у всех уже было на исходе, сколько из-за соображений секретности и открытости эфира. Поэтому, взяв в сопровождающие офицеров Андрея и Вильно, я отправился в обход «Белого дома».
Сначала мы поспешили оповестить посты в месте наиболее вероятной посадки вертолетов на пандус «Белого дома» со стороны набережной. Спустились к парадному входу на пост Макашова.
В необозримый по ширине холл парадного входа «Белого дома» одновременно через стеклянную стену со стороны набережной могла бы въехать рота танков или БМП. Все ясно понимали, что при отсутствии у нас гранатометов и противотанковых средств невозможно ничем помешать десанту на бронетехнике приблизиться вплотную к «Белому дому» и прорваться на первый этаж этого холла. Позиции были определены, исходя из того, что бой придется вести исключительно внутри здания с теми, кто в него войдет через стеклянные стены.
Здесь я и увидел последний раз Крестоносца, Славу-комбата, Сашу-Морпеха, двух «барсов», одного нашего омоновца с ручным пулеметом и генерала Макашова.
Они расположились, как и было задумано по плану обороны, на втором и третьем этажах парадного холла. Контролировали первый этаж холла, ожидая встретить штурмующих сверху перекрестным огнем уже в самом здании. Под первым этажом этого холла был еще один этаж, в который штурмующие также могли войти снизу. Это можно было сделать хотя бы из-под того же пандуса, подъехав со стороны набережной на БМП к расположенному под ним подъезду 1А. В случае же начала перестрелки в этом холле ребята становились легко уязвимыми для снайперов из гостиницы «Украина».
Альберт Михайлович сидел на внутреннем балконе второго этажа в простенке у окна, выходящего на набережную. На коленях он бережно держал автомат. На его голове был неизменный берет. Рядом с ним позицию занял начальник его охраны, Саша-морпех.
Когда я шагнул в холл, ребята в несколько голосов выкрикнули: «Осторожно, снайперы!» Первым делом предупредив об опасности и наказав особо не высовываться, они рассказали нам о вышедших на небывалую охоту снайперах из гостиницы «Украина». Они уже успели познакомиться с их работой и теперь рассредоточились за колоннами и другими укрытиями. На мое сообщение о вертолетах Макашов кивнул головой и подтвердил, что принял эту информацию к сведению.
Судя по интенсивности обстрела из БТРов и БМП, ни о какой посадке вертолетов со стороны набережной у парадного входа «Белого дома» уже не могло быть и речи.
В это время произошла неожиданная встреча. Один из бойцов этого поста узнал Вильно и Андрея. Это был их товарищ по прибалтийскому отряду. Друзья только и успели, что обменяться приветствиями да сумбурными вопросами. Мы спешили передать приказ Руцкого и Ачалова на другой пост в 14-м подъезде. Объяснив, что у нас еще не выполнено задание, Вильно и Андрей вынуждены были попрощаться со своим товарищем.
Пока же они обнимались, я не удержался от комментария по поводу этих злосчастных вертолетов. Не без мрачной иронии сказал стоявшему рядом Крестоносцу, что в сказки давно не верю. Тот без радости согласился с моими словами.
Так и отпечаталась у меня в памяти одна из невозможных картин той нашей жизни:
Москва. Парламент. Атака БТРов. Передовая позиция на мраморной парадной лестнице. Как рядовой боец, первым встречающий десант, сухопарый генерал-полковник с автоматом в руках.
Позднее Макашов сам лег за ручной пулемет.
Из наших генералов излишне прямолинейный Макашов в сложных внутрипарламентских ситуациях был наиболее последовательным и никогда не вилял. Он был бы уместен в порядочном обществе, но не в нашем. Как принято сегодня говорить, необходимо было проявлять гибкость: подкупать войска деньгами и должностями. Технология взятия власти, видимо, исключает нравственный императив.
Всего пару дней назад многим из нас запомнился возмущенный отказ генерал-полковника что-либо пообещать за поддержку парламента каким-то действующим комдивам, пекущимся о своей выгоде. Макашов не шел на компромисс с такими людьми, не объединялся с ними даже тогда, когда этого требовала обстановка.
Мы и предположить не могли, что первыми в «Белый дом» полезут бойцы 119-го парашютно-десантного полка из Наро-Фоминска, десантники, которых мы так тщетно ждали и на которых только и надеялись. Полк-предатель по некоторым данным даже пытался пробиться к нам с боем и условием своего перехода на сторону парламента выдвинул приход к ним лично Ачалова, засылая в Дом Советов сообщения: «Если Ачалов сам придет, наш полк пойдет за ним!»
Тем не менее это произошло, и смогли же потом как-то оправдать себя его офицеры. Объяснили же они собственное предательство какими-то карьерными или бытовыми соображениями. Эти офицеры-десантники точно знали, что их полк шел на защиту парламента.
Правда, и среди них нашелся человек, совесть которого не выдержала. На глазах медбригады Ю. Холькина командир 5-й роты 2-го батальона 119-го полка капитан Сергей Олегович Смирнов решился «погасить» из гранатомета БТР МВД, атаковавший их батальон. Он был расстрелян прямо через бетонный забор из крупнокалиберного пулемета КПВТ другого БТРа МВД. Его тело прошили навылет две пули калибра 14,5 мм.
Военнослужащим 119-го полка также, наверное, будет небезынтересно узнать, как ельцинские части оцепления «Белого дома» по ошибке задержали и, видимо, расстреляли их товарища — однополчанина. Расстреляли из-за неточного доклада и нежелания одного из начальников штурма утруждать себя выяснением истины. Тот радиоперехват подробно записан сотрудниками охраны Руцкого, а в открытом эфире свидетелями этого эпизода могли быть иностранные журналисты.
Вышестоящему офицеру доложили, что в расположении правительственных частей задержан снайпер 119-го полка. На вопрос, свой он или нет и что с ним дальше делать, последовал, краткий приказ. Сами переговоры трех офицеров заняли всего пару минут:
— …Обнаружен снайпер 119— го полка. Говорит, что они на нашей стороне.
— Так!.. Что там? 119-й на нашей стороне или нет?
— 19-й — на нашей, 119-й — не знаю!
— Уничтожить!
Последнее слово приказа было произнесено жестко, с беспощадной деловитостью. Мать взятого в плен и расстрелянного, судя по всему, охранкой президента рядового 119-го пдп Панова Владислава Викторовича теперь сможет точно представить себе последние минуты своего сына. Как перед смертью он, скорее всего пытался доказать, что произошла чудовищная ошибка, и он действует в составе своей части на стороне Ельцина. Он был единственный, кто лежал в гробу без ретуши и без следов мук на лице — стреляли с близкого расстояния. Тела остальных четверых были либо изуродованы из КПВТ и искажены гримасами боли от смертельных ранений (как у капитана Смирнова), либо обезображены пулями снайперов ГУО РФ и заезжих охотников, стрелявших преимущественно в голову или в шею со спины (как у старшего лейтенанта Красникова).
Снайперы ГУО РФ застрелили заместителя командира саперной роты старшего лейтенанта Константина Кирилловича Красникова (пуля в голову) еще на подходе к «Белому дому» около мэрии. Разведчика-снайпера разведроты 119 пдп ефрейтора Сергея Хихина , вырвавшегося вперед в составе группы из 3-х бойцов, снайпер ГУО РФ из 3-го слева верхнего окна дома 11/2 на Дружинниковской (перекресток с переулком Капранова) «снял» в районе сквера, как и убитого при аналогичных обстоятельствах рядового взвода связи 2-го батальона Романа Сергеевича Коровушкина . Чудом уцелевшим под огнем снайперов можно считать солдата 3 батальона 119 пдп Шнитко — снайпер пробил ему каску и шапку, но пуля из СВД лишь чиркнула по голове; после чего ему все же «всадили» со стороны сквера (к вопросу о хозяевах детского парка — панкратовцах и котеневцах) автоматную очередь в ногу. Снайперы достали и лейтенанта 119-го полка Земскова — в ногу. Огонь на поражение велся армейцам исключительно в спину по приказу руководства МВД со ссылкой на мифический переход полка на сторону парламента.
Через считанные часы после нашего разговора на мое место, пошатываясь, поднялся капитан злополучного 119-го полка воздушно-десантной дивизии Андрей Емельянов, героически пытавшийся отстреливать пожилых теток из обслуги Дома Советов сразу из двух пистолетов (документировано видеоматериалами.)
Уже после расстрела парламента стало известно, что когда 119-й полк пришел на нашу защиту, его командира купили, а офицерам полка пообещали квартиры и щедрые премиальные. Нормальные люди просто отказались бы…
Впрочем, у меня, почему-то, нет на них обиды, скорее горечь за них же самих. Неужели не снятся гвардейцам расстрелянные?
Во время «боя» уже внутри «Белого дома» изрядно «принявший на грудь» Андрей Емельянов с несколькими своими подчиненными попал в коридоре Дома Совета «в мешок». Офицера и его солдат пожалели — вместо автоматных очередей в упор им подарили жизнь. Ошалевший от неожиданного подарка судьбы капитан мгновенно обнаглел и тут же выступил в качестве организатора частных переговоров с генералом Макашовым, незатейливо предлагая всем защитникам парламента… сдаться ему лично. Капитан, видимо, уже мысленно провертел в своем кителе дырку для золотой звезды Героя России, представляя сколько доверчивых «языков» ему сейчас доведется взять. Макашов отказался вести с ним какой-либо разговор, заметив: «Да он просто пьян!» Поразительно, что с юным «героем» всерьез носился такой солидный человек, как Иона Андронов, несмотря на то, что гвардеец прямо заявил, что берет «языков» без санкции и без согласования даже со своим непосредственным командиром.