Страница:
Однако, несмотря на отвагу наших воинов всех родов войск, инициатива стала постепенно переходить к врагу. Причина состояла в том, что немецко-фашистское командование имело большую свободу маневра - ведь наступление велось лишь нами и 6-й армией. Паулюс же, поставив своей целью во что бы то ни стало ликвидировать наш старосалтовский плацдарм, который реально угрожал харьковской группировке гитлеровцев, методически накапливал для этого силы. Сначала он перебросил из-под Белгорода два полнокровных пехотных батальона 79-й пехотной дивизии, затем 429-й пехотный полк 168-й пехотной дивизии из Обояни, после чего прибыли части 299-й и 62-й пехотных дивизий и, наконец, 3-я танковая дивизия.
Нельзя сказать, что не подкреплялась и наша армия, но это делалось всякий раз в последний момент, когда положение становилось критическим. Мы заранее не знали, что именно нам дадут и как скоро подкрепления прибудут. К. С. Москаленко справедливо писал после войны: "... острота обстановки сказалась во время нашего наступления и в том, что подходившие резервы не сосредоточивались для создания мощного ударного кулака, а немедленно бросались в бой на различные участки фронта. Конечно, этого можно было избежать, если бы резервы прибывали быстро. Но, к сожалению, получилось иначе. В результате на участке 38-й армии 34-я мотострелковая бригада была введена в бой 14 марта, 169-я стрелковая дивизия- 16 марта, 6-я гвардейская танковая бригада - 17 марта, 3-й гвардейский кавалерийский корпус - 25 марта.
Главная же беда 38-й армии заключалась в отсутствии танков и недостаточном артиллерийском обеспечении наступающих войск"{118}.
В результате 38-й армии пришлось оставить многие взятые опорные пункты противника. Положение несколько облегчилось, когда юго-восточнее Волчанска был сосредоточен 3-й гвардейский. кавалерийский корпус генерала В. Д. Крюченкина. Он, правда, был в большом некомплекте. Мы усилили его переданной нам ранее 6-й гвардейской танковой бригадой полковника А. М. Хасина, которая с ходу ринулась в бой. Среди отличившихся здесь был танковый взвод гвардии младшего лейтенанта Н. Р. Андреева, позднее ставшего Героем Советского Союза. 24 и 25 марта он подбил пять вражеских боевых машин. Гитлеровцы вынуждены были отойти, бросив два исправных танка.
25 марта кавалерийский корпус, используя лесистую местность и овраги, вышел к Северскому Донцу, переправился через него и нанес удар на запад, в направлении Байрака. Развивая успех танкистов, он сначала атаковал противника в конном строю. Но вскоре кавалеристы достигли открытой местности, и активность немецкой авиации заставила их действовать только в спешенных боевых порядках. Наступление замедлилось также вследствие непрерывно возраставшего сопротивления гитлеровцев.
Конники Крюченкина сражались героически. Приезжавший к нам в Петропавловку на армейский ВПУ военком кавкорпуса бригадный комиссар Ф. П. Лучко рассказал следующий эпизод о ночной атаке 26 марта западнее Байрака. Наступавший тут 18-й гвардейский кавалерийский полк, раненого командира которого замещал полковой комиссар П. С. Ильин, в бою за опорный пункт в деревне Викнино натолкнулся на губительный огонь врага. Атака застопорилась. Тогда раздался звонкий голос 18-летней Дуси Сытник:
- Вперед, за Родину!
Дуся добровольно ушла на фронт в сентябре 1941 года. Вначале была санитаркой. В бою приняла командование сабельным взводом. Вскоре вступила.в партию. Участвовала в боях под Харьковом, Ельцом и Белгородом. Ее самоотверженность и доблесть всегда вдохновляли воинов. Вот и теперь она первой ринулась в атаку. Увлеченные ее примером, обрушились на врага и ее однополчане.
Приближалась околица деревни, крепчал огонь противника. Но наша артиллерия и минометы хорошо поддерживали дружную атаку спешившихся конников. По-прежнему впереди была Дуся Сытник со своим взводом. Однако этот бой оказался для нее последним, ее сразил осколок мины. Е. Ф. Сытник удостоилась ордена Красного Знамени (посмертно).
Действия кавалеристов Крюченкина несколько разрядили обстановку, укрепив правый фланг плацдарма. Но в центре, где бились воины 226-й дивизии, положение было тяжелым. Из сводок, поступивших из ее штаба, я знал, что она ослаблена до предела, и просто поражался тому, что генерал Горбатов не просит помощи. Однажды я напрямик спросил у него об этом. Он ответил так:
- Думаю, что и в армии с резервами негусто. Надеюсь, что, если будет возможность, сами поможете.
Я доложил об этом Кириллу Семеновичу. Ему ответ комдива не понравился.
- Вот дипломат,- сказал Москаленко,- поезжай-ка, Семен Павлович, к нему и выясни, сколько он продержится.
Александр Васильевич и на этот раз произвел на меня самое благоприятное впечатление. Это был человек во всех отношениях самобытный, но отнюдь не "дипломат",- если надо, он умел говорить самую горькую правду. Я побывал на позициях дивизии. Поражала продуманность всей системы обороны. Здесь каждый боец действовал как бы за троих, ибо он мог вести огонь попеременно с нескольких точек, создавая у врага впечатление многочисленности защитников Старого Салтова. Остроумно использовались и укрепления, оставшиеся от немецкого гарнизона. Но положение все же было тяжелым, воины действовали на пределе человеческих возможностей. Некомплект по рядовому составу перевалил за 60 процентов, а по младшим командирам - за 70. Этим людям просто требовалась передышка. Они были основной силой при овладении плацдармом, они же сыграли главную роль и в его удержании. Я обещал Александру Васильевичу, что буду добиваться переброски на плацдарм свежих войск. Он ничего не ответил, лишь благодарно пожал мне руку.
Возвратившись в Петропавловку, я сказал Кириллу Семеновичу напрямик о своих впечатлениях. Он согласился с моим предложением и тут же позвонил И. X. Баграмяну. Иван Христофорович попросил подождать у телефона - видно, хотел сразу доложить Тимошенко. Через несколько минут он вернулся и сказал, что для обороны и расширения плацдарма нам выделяется достойное подкрепление.
- Посылайте своих представителей на станцию Большой Бурлук и встречайте там эшелоны 13-й гвардейской стрелковой дивизии генерала Родимцева.
Тогда же Военный совет армии по моему докладу решил на некоторое время вывести 226-ю дивизию с плацдарма, дать людям отдых, пополнить ее, а затем вернуть на боевые позиции. Мне было поручено и встретить соединение Родимцева.
Не успел я собраться в путь, как раздался звонок от С. К. Тимошенко. Главком требовал, чтобы 13-я гвардейская с ходу нанесла удар по врагу с целью расширения плацдарма в западном направлении навстречу кавалеристам генерала В. Д. Крюченкина. Командарм принял приказ, не высказав никаких собственных соображений, хотя сказать было что. Когда разговор окончился, я напомнил Кириллу Семеновичу, что без отдыха личного состава и предварительной подготовки удар будет стоить больших жертв. На это Москаленко бросил раздраженно:
- Звони сам Баграмяну, может быть, он переубедит главкома.
Его приказ был слишком категоричен, чтобы я осмелился возразить.
Иван Христофорович ответил мне, что главком согласился выделить дивизию Родимцева лишь при условии ее немедленных активных действий. Как выяснилось потом, незадолго до этого, эпизода Тимошенко и Хрущев получили большой нагоняй от Верховного за то, что они якобы сидят сложа руки.
Взяв с собой нескольких операторов, чтобы попытаться на ходу помочь штабу 13-й гвардейской спланировать удар, я выехал к Родимцеву. Александр Ильич, герой боев в Испании, произвел на меня самое благоприятное впечатление. Небольшого роста, крепкий, белокурый, он отличался необычайной подвижностью. Впоследствии оказалось, что Родимцев, как и Горбатов, был прекрасным тактиком, в совершенстве владел всеми видами стрелкового оружия.
Выводили дивизию на боевые позиции в условиях тяжелейшей распутицы. Людям то и дело приходилось чуть ли не на руках выносить из засасывающей грязи полевых дорог автомашины и конные упряжки. Дивизионные артиллерия и тылы безнадежно отстали. Все же в ночь на 22 марта два полка переправились через реку и сменили 226-ю дивизию. На марше политработники оповестили воинов о награждении дивизии орденом Ленина. Это ободрило всех.
...Выполняя приказ главкома, 34-й и 39-й гвардейские стрелковые полки атаковали противника, устремившись к деревне Кут и вдоль дороги Старый Салтов - Байрак в направлении Купьевахи и далее навстречу кавалеристам Крюченкина. Враг небольшими подразделениями (взвод - рота) с тремя - пятью танками, используя пересеченную местность, цеплялся за каждый естественный рубеж.
34-й полк завязал бой за деревню Кут. Умело приспособленная противником к обороне, она преграждала пути к выгодным высотам. Передовым двигался 2-й батальон гвардии старшего лейтенанта П. Д. Мудряка. Он сам повел свои стрелковые роты в атаку. Гитлеровцы отвечали яростным огнем и контратаками. Деревня дважды переходила из рук в руки. Гвардейцы уничтожили четыре немецких танка и несколько десятков солдат и офицеров, но закрепиться в деревне так и не смогли.
Тем временем 39-й гвардейский стрелковый полк наступал на Купьеваху. Тут местность была не лучше: густые рощи и глубокие овраги затрудняли взаимодействие подразделений.
Здесь, как и под Кутом, стремясь не допустить расширения плацдарма, противник танками и пехотой контратаковал наши боевые порядки, но расстроить их не смог. Удар врага приняла на себя 6-я стрелковая рота гвардии лейтенанта Петра Мощенко, ее поддерживал взвод противотанковых ружей гвардии лейтенанта Николая Машкова. Вот на опушке дубовой рощи появились два фашистских танка, за ними двигались автоматчики. Они шли прямо на позиции взвода ПТР. Воины приготовились к бою, но танки остановились в полукилометре и открыли огонь. Это был не новый прием - выдвинуть танки из-за гребня высоты, подавить огнем противотанковые средства и пулеметы, а затем совместно с пехотой захватить новый рубеж. Наша артиллерия отстала. Уничтожить боевые машины на таком расстоянии из противотанковых ружей нечего было и думать, а подойти к ним ближе мешали автоматчики. Тогда на помощь бронебойщикам пришли пулеметчики. Плотным огнем они заставили фашистских автоматчиков отойти за гребень высоты. Гвардеец Рыбкин с противотанковым ружьем пополз к танкам, продолжавшим обстреливать наши боевые порядки с места. Приблизившись, Рыбкин выстрелил по головной машине, и она загорелась. Второй танк повернул назад и скрылся в роще.
В это время с фланга вдоль лощины на взвод двигались пять вражеских танков. Гвардии лейтенант Машков не растерялся. Он взял противотанковое ружье и вместе с комсомольцем Вилковым, действовавшим вторым номером, занял позицию в воронке от снаряда. Бронебойщики подпустили танки на 200 метров и открыли огонь. Три машины были подбиты, а остальные поспешили ретироваться.
За проявленные мужество и отвагу многие воины взвода противотанковых ружей во главе с гвардии лейтенантом Машковым были удостоены государственных наград.
Ночью личному составу дали короткий отдых, кухни подвезли горячую пищу, а с рассветом 1-й батальон 39-го гвардейского стрелкового полка начал штурм кургана с отметкой 2,6. Когда пехотинцы поднялись в атаку, слева, с опушки леса, заработали немецкие пулеметы, и наступающие залегли. Опасаясь, что атака захлебнется, командир полка, находившийся на КП 1-го батальона, приказал взводу полковых разведчиков гвардии младшего лейтенанта И. Подкопая внезапным ударом с фланга уничтожить огневые точки вpaгa. И вот пять разведчиков, маскируясь, поползли к опушке леса, где из укрытия безостановочно строчили два станковых пулемета и один ручной. Пять гранат, брошенных гвардейцами, точно накрыли цели. Наши пехотинцы снова поднялись в атаку.
1 апреля в бой был введен второй эшелон дивизии - 42-й гвардейский стрелковый полк. В 8 часов утра соединение продолжило наступление. Гитлеровцы, укрепившись на высотах, упорно оборонялись, огнем преграждая путь наступающим. Батальон гвардии майора К. А. Завалина из 42-го полка атаковал высоту 183,3. Воины ринулись вперед за своим командиром и на плечах отходящего врага ворвались на высоту, уничтожив до 200 фашистов.
В этом бою гвардии майор К. А. Завалин погиб, но тяжелая потеря оказалась ненапрасной: гвардейский стрелковый полк штурмом овладел деревней Кут.
К сожалению, полностью выполнить задачу по соединению с конниками генерала Крюченкина не удалось - сказалась поспешность при организации нашего наступления.
...Восемнадцать дней части 13-й гвардейской стрелковой дивизии во взаимодействии с соединением А. В. Горбатова, вскоре вернувшегося сюда, вели ожесточенные бои не только за удержание, но и за расширение плацдарма на правом берегу Северского Донца. Важным результатом было то, что армия расширила и прочно укрепила плацдарм перед вскрытием льда на реке. Это позволило навести переправы в сравнительно благоприятных условиях. Вскоре, невзирая на половодье, начали регулярно действовать паромы. Сноровисто и самоотверженно потрудились 19-й понтонно-мостовой, 516-й и 8-й гвардейский саперные батальоны под командованием майоров И. П. Соболева, Н. Д. Пелевина, капитана В. П. Горлова, а также другие инженерные подразделения и части. Плацдарм жил, и войска, завоевавшие его, готовились к новым боям.
Я нередко бывал на плацдарме в те дни и наблюдал, как дружно вели боевую работу А. В. Горбатов и А. И. Родимцев. Они часто посещали друг друга на командных пунктах, обменивались опытом, совместно решали нелегкие задачи упрочения обороны, а случалось, выкраивали и время сыграть в шахматы.
Старосалтовский плацдарм, создание которого в тех условиях было явлением незаурядным, использовать для серьезных оперативных целей нам не удалось, но какой бесценный опыт приобрели командиры, штабы, все воины! Этот опыт, который дался нам с таким трудом, сторицей окупился в дальнейшем при захвате и удержании плацдармов на Днепре и Буге, Немане и Западной Двине, Нареве и Висле.
Каковы же были итоги наших действий ранней весной 1942 года? К. С. Москаленко по этому поводу писал: "Потери врага в полосе наступления 38-й армии составляли 7735 убитых солдат и офицеров, 456 пленных. Были уничтожены 61 фашистский танк, 52 орудия разных калибров, 38 минометов, 82 пулемета, сбито 23 самолета. Кроме того, мы взяли трофеи: 58 орудий, 51 миномет, 134 пулемета, 737 винтовок. Число раненых, контуженых и обмороженных солдат и офицеров противника мы, конечно, не могли определить, но, по-видимому, оно не менее чем в три раза превышало число убитых"{119}.
Существенным результатом операции 38-й и 6-й армий явилось нарушение оперативной устойчивости войск вермахта в широкой полосе от Орла до Харькова. Враг вынужден был не только задействовать свои соединения первой линии обороны для локализации наших ударов, но и преждевременно использовать оперативные резервы, в том числе и 16 дивизий, выделенных Гитлером для усиления группы армий "Юг". Это задержало ее подготовку к летней кампании 1942 года, ибо лишь в середине мая 6-я армия Паулюса смогла предпринять активные действия с решительными целями, да и то благодаря дополнительно полученным резервам.
Глава восьмая. Жаркие дни под Харьковом
Как видел читатель, освобождение Харькова было давнишней целью боевых действий Юго-Западного фронта. Это стремление, бесспорно, санкционировалось Ставкой Верховного Главнокомандования. Поэтому тот факт, что в мае 1942 года нашим войскам вновь пришлось вступить в сражение за Харьков, меня не удивило. Мы знали, что главком вынашивал еще более масштабную задачу - освобождение Донбасса, но сил для этого явно не хватало.
Я не буду говорить сейчас о тех мыслях и ощущениях относительно харьковской драмы, которые пришли к нам позднее, а расскажу о том, чем жили мы перед операцией. Подготовка к Харьковскому сражению принесла нам много разочарований, но отнюдь не потому, что мы предчувствовали его драматический финал, а по иным причинам. Начать с того, что завоеванный и удержанный армией с таким трудом старосалтовский плацдарм оказался в полосе соседа. На стык нашей и 21-й армий выдвигалась 28-я армия, к ней и перешел плацдарм. 28-ю возглавлял генерал Д. И. Рябышев. Это был герой гражданской войны, заслуженный военачальник, пользовавшийся неограниченным доверием маршала Тимошенко. В Барвенково-Лозовской операции он командовал 57-й армией Южного фронта, наносившей главный удар. Теперь его 28-й вместе с 6-й армией предстояло сыграть решающую роль в большом наступлении Юго-Западного фронта.
Управление и некоторые дивизии 28-й армии были сформированы в Московском военном округе, но к началу операции она не была достаточно сколочена как единый боевой организм и продолжала формироваться, что называется, на ходу. Это ощутимо сказалось на нашей армии. 10 апреля мы получили директиву командующего Юго-Западным фронтом, по которой 38-я должна была передать 28-й армии четыре стрелковые дивизии, кавалерийский корпус, мотострелковую бригаду с их полосами действий и почти все наличные средства усиления. Наш южный сосед - 6-я армия взамен передавала нам всего две свои дивизии. На 38-ю армию, ставшую весьма миниатюрной, возложили сугубо оборонительную задачу. Сформулирована она была предельно лаконично: "Прочно оборонять занимаемый рубеж и особенно направления Чугуев - Купянск и Балаклея - Изюм. С началом наступления 28-й и 6-й армий активизировать оборону с целью сковывания противостоящих сил противника"{120}.
Тяжело было расставаться с соединениями А. В. Горбатова, А. И. Родимцева, В. Д. Крюченкина, их командирами и политработниками, с которыми мы по-настоящему породнились в мартовских боях. Особенно был обескуражен таким оборотом дела командарм. Москаленко ходил темнее тучи, но молчал. Наконец, во время рекогносцировки новой полосы действий, когда мы остались с ним вдвоем, его "прорвало". Глядя на север, в сторону старосалтовского плацдарма, который он исходил много раз вдоль и поперек, Кирилл Семенович сказал:
- За месяц наступательных боев мы узнали в старой полосе действий буквально каждую кочку, досконально изучили систему обороны противника, его сильные и слабые стороны, могли руководить войсками конкретно и целеустремленно... Я глубоко уважаю и Рябышева, и его соратников, это деловые и опытные генералы, но им трудно будет одновременно отладить взаимоотношения с новым командным составом и войсками, изучить противостоящего врага и освоиться на местности.- И тут же, махнув рукой, как бы подводя черту, командарм заключил: - Не переживай, Семен Павлович, давай создавать образцовую оборону.
Не возвращаясь более к печальным размышлениям, во всяком случае так выглядело это со стороны, Москаленко с головой ушел в организаторскую работу. Ведь необходимо было коренным образом переоборудовать передний край обороны и подготовить промежуточный рубеж. Зима была на исходе, и все имевшиеся сооружения под воздействием обильной талой воды пришли в негодность. По указанию командарма штаб совместно с инженерами и артиллеристами разработал план оборудования местности, расположения боевых позиций, конфигурации траншей. Большую помощь в осуществлении этого плана оказало местное население, благо первый секретарь находившегося в Купянске Харьковского обкома КП(б)У А. А. Епишев, в недавнем прошлом сам военный, прекрасно понимал наши нужды.
Однако обстоятельства вновь сложились так, что участок с созданной нами обороной от Балаклеи на запад, которому было отдано больше всего сил, пришлось опять передавать соседям, на сей раз 6-й армии. Впрочем, теперь мы, как станет видно ниже, не огорчились очередной потерей.
27 апреля у нас побывал С. К. Тимошенко. Он сказал, что решил лично проверить состояние обороны армии. Кирилл Семенович и я сопровождали его. Мы выехали на двух легковых машинах, хотя грязь была несусветная. На полпути, как и следовало ожидать, застряли. Хорошо, что недалеко стояли тылы 13-й танковой бригады. Послали туда гонца, и к нам на подмогу прибыл танк. С его помощью добрались до командного пункта 199-й стрелковой дивизии южнее Базалеевки. Оборона проходила по гряде высоток, где почва уже подсохла. Маршал побывал в траншеях и задушевно поговорил с бойцами. Среди множества вопросов, которые он задавал, был и такой: к чему больше лежит душа - к обороне или наступлению? Ответ был однозначный: к наступлению, и только к наступлению.
За инженерное оборудование позиций и организацию огня маршал похвалил недавно принявшего дивизию полковника Федора Андреевича Веревкина. После этого наш путь лежал в 124-ю дивизию, в район Балаклеи. Ехали по низине, где грязь опять была непролазной. Тимошенко потребовал верховых лошадей, и через полчаса появился коновод с десятком если не первоклассных, то, во всяком случае, сносных строевых коней.
- Ну, пехота,- шутливо обратился ко мне Семен Константинович,- придется набить шенкеля.
Вот тогда-то я с благодарностью вспомнил нашу школу имени М. Ю. Ашенбреннера, где нас так настойчиво учили конному делу.
Когда мы тронулись, маршал посмотрел на мою посадку и сказал одобрительно:
- Вижу, что наша пехота может сражаться и в конном строю.
После возвращения в Купянск, на командный пункт армии, главком почти на целый час уединился с командармом в его кабинете.
После отъезда С. К. Тимошенко Кирилл Семенович вошел в штаб какой-то весь просветленный. Обычно очень сдержанный, сейчас, не скрывая удовлетворения, он сообщил, что главком принял решение подключить к наступлению и нашу армию, вернув ей часть сил, переданных ранее генералу Рябышеву. Мы с Николаем Яковлевичем Прихидько подумали, что командарм доложил маршалу свои соображения о целесообразности такого шага, но генерал Москаленко упредил нас, сказав, что ни единым словом не обмолвился об этом - Семен Константинович принял решение еще до приезда в нашу армию.
В составе 38-й теперь оказалось шесть стрелковых дивизий: 81, 124, 199, 226, 300 и 304-я. Количество танковых бригад выросло до трех (13, 36 и 133-я). Кроме того, мы получили в качестве средств усиления шесть артиллерийских полков РГК и шесть инженерных батальонов. Ширина полосы наших действий на фронте Мартовая, Базалеевка, Богодаровка, Ольховатка достигла 75 километров.
Посмотрим, какой становилась роль нашей армии в достижении общих целей Харьковской операции. План ее в целом предусматривал, как известно, два сходящихся удара. Один - силами 21-й (наступала тремя дивизиями), 28 и 38-й армиями с севера; другой - 6-й армией с юга. Причем главным считался удар 6-й армии А. М. Городнянского, так как он выводил непосредственно к Харькову.
Новая задача нашей армии по директиве от 28 апреля 1942 года состояла в следующем. Четырьмя стрелковыми дивизиями и тремя танковыми бригадами с рубежа Драгуновка, Большая Бабка нанести удар в направлении Лебединка, Зарожное, Пятницкое и овладеть этими пунктами к исходу третьего дня наступления, одновременно прикрывая войска 28-й армии от ударов с юга и юго-запада. В дальнейшем, при развитии наступления на Рогань, Терновое и с выходом ударной группировки в район Введенского, Чугуева, нам предстояло во взаимодействии с 6-й армией завершить окружение и разгром группировки врага восточное Харькова и затем участвовать в овладении городом. Дело в том, что усиленная стрелковая дивизия 6-й армии с выходом на рубеж Бутовка, Мерефа, Ракитное должна была нанести удар от Змиева на Терновую, в тыл группировке немцев юго-восточнее Харькова.
Задачи у нас, как очевидно из сказанного, были не менее сложные, чем у двух соседних армий, а условия их выполнения - более трудные. Во-первых, хотя мы и получили пополнение, оно не шло ни в какое сравнение с тем, чем располагали 28-я и 6-я армии. Так, 28-я армия имела шесть стрелковых и три кавалерийские дивизии, пять танковых и мотострелковых бригад, девять артполков РГК и шесть инженерных батальонов. Это означало, что у правого соседа на одну стрелковую дивизию приходилось 2,5 километра фронта прорыва, а у нас - 6,5. Количество орудий и минометов на километр фронта составляло в 28-й армии в среднем 59,5 единицы, а в нашей - 18,7, танков, соответственно, 12 и 5. Силы 6-й армии были еще более солидными. В частности, в ее состав входили два вновь сформированных танковых корпуса (восемь танковых и мотострелковых бригад) кроме пяти отдельных танковых бригад, а участок прорыва был такой же, как и у нашей армии. Во-вторых, мы начали готовиться к наступлению на 18 суток позже. В-третьих, 38-я была лишена свободы маневра - она наносила удар в полосе, где до этого непрерывно шли ожесточенные бои и враг все время уплотнял свои боевые порядки. Именно здесь, перед центром Юго-Западного фронта, гитлеровцы располагали наиболее развитой системой укреплений и помимо главной полосы соорудили отсечную позицию, вторую и третью полосы обороны. Вторая оборонительная полоса проходила на удалении 10-15 километров от переднего края главной полосы, а третья, тыловая оборонительная полоса находилась в глубине 20-25 километров. Все три оборонительные полосы опирались на тщательно подготовленные к боям населенные пункты, а также господствующие высоты и водные преграды. При этом в отличие от нас противник имел свободу маневра живой силой, огневыми средствами и техникой как по фронту, так и глубине.
Нельзя сказать, что не подкреплялась и наша армия, но это делалось всякий раз в последний момент, когда положение становилось критическим. Мы заранее не знали, что именно нам дадут и как скоро подкрепления прибудут. К. С. Москаленко справедливо писал после войны: "... острота обстановки сказалась во время нашего наступления и в том, что подходившие резервы не сосредоточивались для создания мощного ударного кулака, а немедленно бросались в бой на различные участки фронта. Конечно, этого можно было избежать, если бы резервы прибывали быстро. Но, к сожалению, получилось иначе. В результате на участке 38-й армии 34-я мотострелковая бригада была введена в бой 14 марта, 169-я стрелковая дивизия- 16 марта, 6-я гвардейская танковая бригада - 17 марта, 3-й гвардейский кавалерийский корпус - 25 марта.
Главная же беда 38-й армии заключалась в отсутствии танков и недостаточном артиллерийском обеспечении наступающих войск"{118}.
В результате 38-й армии пришлось оставить многие взятые опорные пункты противника. Положение несколько облегчилось, когда юго-восточнее Волчанска был сосредоточен 3-й гвардейский. кавалерийский корпус генерала В. Д. Крюченкина. Он, правда, был в большом некомплекте. Мы усилили его переданной нам ранее 6-й гвардейской танковой бригадой полковника А. М. Хасина, которая с ходу ринулась в бой. Среди отличившихся здесь был танковый взвод гвардии младшего лейтенанта Н. Р. Андреева, позднее ставшего Героем Советского Союза. 24 и 25 марта он подбил пять вражеских боевых машин. Гитлеровцы вынуждены были отойти, бросив два исправных танка.
25 марта кавалерийский корпус, используя лесистую местность и овраги, вышел к Северскому Донцу, переправился через него и нанес удар на запад, в направлении Байрака. Развивая успех танкистов, он сначала атаковал противника в конном строю. Но вскоре кавалеристы достигли открытой местности, и активность немецкой авиации заставила их действовать только в спешенных боевых порядках. Наступление замедлилось также вследствие непрерывно возраставшего сопротивления гитлеровцев.
Конники Крюченкина сражались героически. Приезжавший к нам в Петропавловку на армейский ВПУ военком кавкорпуса бригадный комиссар Ф. П. Лучко рассказал следующий эпизод о ночной атаке 26 марта западнее Байрака. Наступавший тут 18-й гвардейский кавалерийский полк, раненого командира которого замещал полковой комиссар П. С. Ильин, в бою за опорный пункт в деревне Викнино натолкнулся на губительный огонь врага. Атака застопорилась. Тогда раздался звонкий голос 18-летней Дуси Сытник:
- Вперед, за Родину!
Дуся добровольно ушла на фронт в сентябре 1941 года. Вначале была санитаркой. В бою приняла командование сабельным взводом. Вскоре вступила.в партию. Участвовала в боях под Харьковом, Ельцом и Белгородом. Ее самоотверженность и доблесть всегда вдохновляли воинов. Вот и теперь она первой ринулась в атаку. Увлеченные ее примером, обрушились на врага и ее однополчане.
Приближалась околица деревни, крепчал огонь противника. Но наша артиллерия и минометы хорошо поддерживали дружную атаку спешившихся конников. По-прежнему впереди была Дуся Сытник со своим взводом. Однако этот бой оказался для нее последним, ее сразил осколок мины. Е. Ф. Сытник удостоилась ордена Красного Знамени (посмертно).
Действия кавалеристов Крюченкина несколько разрядили обстановку, укрепив правый фланг плацдарма. Но в центре, где бились воины 226-й дивизии, положение было тяжелым. Из сводок, поступивших из ее штаба, я знал, что она ослаблена до предела, и просто поражался тому, что генерал Горбатов не просит помощи. Однажды я напрямик спросил у него об этом. Он ответил так:
- Думаю, что и в армии с резервами негусто. Надеюсь, что, если будет возможность, сами поможете.
Я доложил об этом Кириллу Семеновичу. Ему ответ комдива не понравился.
- Вот дипломат,- сказал Москаленко,- поезжай-ка, Семен Павлович, к нему и выясни, сколько он продержится.
Александр Васильевич и на этот раз произвел на меня самое благоприятное впечатление. Это был человек во всех отношениях самобытный, но отнюдь не "дипломат",- если надо, он умел говорить самую горькую правду. Я побывал на позициях дивизии. Поражала продуманность всей системы обороны. Здесь каждый боец действовал как бы за троих, ибо он мог вести огонь попеременно с нескольких точек, создавая у врага впечатление многочисленности защитников Старого Салтова. Остроумно использовались и укрепления, оставшиеся от немецкого гарнизона. Но положение все же было тяжелым, воины действовали на пределе человеческих возможностей. Некомплект по рядовому составу перевалил за 60 процентов, а по младшим командирам - за 70. Этим людям просто требовалась передышка. Они были основной силой при овладении плацдармом, они же сыграли главную роль и в его удержании. Я обещал Александру Васильевичу, что буду добиваться переброски на плацдарм свежих войск. Он ничего не ответил, лишь благодарно пожал мне руку.
Возвратившись в Петропавловку, я сказал Кириллу Семеновичу напрямик о своих впечатлениях. Он согласился с моим предложением и тут же позвонил И. X. Баграмяну. Иван Христофорович попросил подождать у телефона - видно, хотел сразу доложить Тимошенко. Через несколько минут он вернулся и сказал, что для обороны и расширения плацдарма нам выделяется достойное подкрепление.
- Посылайте своих представителей на станцию Большой Бурлук и встречайте там эшелоны 13-й гвардейской стрелковой дивизии генерала Родимцева.
Тогда же Военный совет армии по моему докладу решил на некоторое время вывести 226-ю дивизию с плацдарма, дать людям отдых, пополнить ее, а затем вернуть на боевые позиции. Мне было поручено и встретить соединение Родимцева.
Не успел я собраться в путь, как раздался звонок от С. К. Тимошенко. Главком требовал, чтобы 13-я гвардейская с ходу нанесла удар по врагу с целью расширения плацдарма в западном направлении навстречу кавалеристам генерала В. Д. Крюченкина. Командарм принял приказ, не высказав никаких собственных соображений, хотя сказать было что. Когда разговор окончился, я напомнил Кириллу Семеновичу, что без отдыха личного состава и предварительной подготовки удар будет стоить больших жертв. На это Москаленко бросил раздраженно:
- Звони сам Баграмяну, может быть, он переубедит главкома.
Его приказ был слишком категоричен, чтобы я осмелился возразить.
Иван Христофорович ответил мне, что главком согласился выделить дивизию Родимцева лишь при условии ее немедленных активных действий. Как выяснилось потом, незадолго до этого, эпизода Тимошенко и Хрущев получили большой нагоняй от Верховного за то, что они якобы сидят сложа руки.
Взяв с собой нескольких операторов, чтобы попытаться на ходу помочь штабу 13-й гвардейской спланировать удар, я выехал к Родимцеву. Александр Ильич, герой боев в Испании, произвел на меня самое благоприятное впечатление. Небольшого роста, крепкий, белокурый, он отличался необычайной подвижностью. Впоследствии оказалось, что Родимцев, как и Горбатов, был прекрасным тактиком, в совершенстве владел всеми видами стрелкового оружия.
Выводили дивизию на боевые позиции в условиях тяжелейшей распутицы. Людям то и дело приходилось чуть ли не на руках выносить из засасывающей грязи полевых дорог автомашины и конные упряжки. Дивизионные артиллерия и тылы безнадежно отстали. Все же в ночь на 22 марта два полка переправились через реку и сменили 226-ю дивизию. На марше политработники оповестили воинов о награждении дивизии орденом Ленина. Это ободрило всех.
...Выполняя приказ главкома, 34-й и 39-й гвардейские стрелковые полки атаковали противника, устремившись к деревне Кут и вдоль дороги Старый Салтов - Байрак в направлении Купьевахи и далее навстречу кавалеристам Крюченкина. Враг небольшими подразделениями (взвод - рота) с тремя - пятью танками, используя пересеченную местность, цеплялся за каждый естественный рубеж.
34-й полк завязал бой за деревню Кут. Умело приспособленная противником к обороне, она преграждала пути к выгодным высотам. Передовым двигался 2-й батальон гвардии старшего лейтенанта П. Д. Мудряка. Он сам повел свои стрелковые роты в атаку. Гитлеровцы отвечали яростным огнем и контратаками. Деревня дважды переходила из рук в руки. Гвардейцы уничтожили четыре немецких танка и несколько десятков солдат и офицеров, но закрепиться в деревне так и не смогли.
Тем временем 39-й гвардейский стрелковый полк наступал на Купьеваху. Тут местность была не лучше: густые рощи и глубокие овраги затрудняли взаимодействие подразделений.
Здесь, как и под Кутом, стремясь не допустить расширения плацдарма, противник танками и пехотой контратаковал наши боевые порядки, но расстроить их не смог. Удар врага приняла на себя 6-я стрелковая рота гвардии лейтенанта Петра Мощенко, ее поддерживал взвод противотанковых ружей гвардии лейтенанта Николая Машкова. Вот на опушке дубовой рощи появились два фашистских танка, за ними двигались автоматчики. Они шли прямо на позиции взвода ПТР. Воины приготовились к бою, но танки остановились в полукилометре и открыли огонь. Это был не новый прием - выдвинуть танки из-за гребня высоты, подавить огнем противотанковые средства и пулеметы, а затем совместно с пехотой захватить новый рубеж. Наша артиллерия отстала. Уничтожить боевые машины на таком расстоянии из противотанковых ружей нечего было и думать, а подойти к ним ближе мешали автоматчики. Тогда на помощь бронебойщикам пришли пулеметчики. Плотным огнем они заставили фашистских автоматчиков отойти за гребень высоты. Гвардеец Рыбкин с противотанковым ружьем пополз к танкам, продолжавшим обстреливать наши боевые порядки с места. Приблизившись, Рыбкин выстрелил по головной машине, и она загорелась. Второй танк повернул назад и скрылся в роще.
В это время с фланга вдоль лощины на взвод двигались пять вражеских танков. Гвардии лейтенант Машков не растерялся. Он взял противотанковое ружье и вместе с комсомольцем Вилковым, действовавшим вторым номером, занял позицию в воронке от снаряда. Бронебойщики подпустили танки на 200 метров и открыли огонь. Три машины были подбиты, а остальные поспешили ретироваться.
За проявленные мужество и отвагу многие воины взвода противотанковых ружей во главе с гвардии лейтенантом Машковым были удостоены государственных наград.
Ночью личному составу дали короткий отдых, кухни подвезли горячую пищу, а с рассветом 1-й батальон 39-го гвардейского стрелкового полка начал штурм кургана с отметкой 2,6. Когда пехотинцы поднялись в атаку, слева, с опушки леса, заработали немецкие пулеметы, и наступающие залегли. Опасаясь, что атака захлебнется, командир полка, находившийся на КП 1-го батальона, приказал взводу полковых разведчиков гвардии младшего лейтенанта И. Подкопая внезапным ударом с фланга уничтожить огневые точки вpaгa. И вот пять разведчиков, маскируясь, поползли к опушке леса, где из укрытия безостановочно строчили два станковых пулемета и один ручной. Пять гранат, брошенных гвардейцами, точно накрыли цели. Наши пехотинцы снова поднялись в атаку.
1 апреля в бой был введен второй эшелон дивизии - 42-й гвардейский стрелковый полк. В 8 часов утра соединение продолжило наступление. Гитлеровцы, укрепившись на высотах, упорно оборонялись, огнем преграждая путь наступающим. Батальон гвардии майора К. А. Завалина из 42-го полка атаковал высоту 183,3. Воины ринулись вперед за своим командиром и на плечах отходящего врага ворвались на высоту, уничтожив до 200 фашистов.
В этом бою гвардии майор К. А. Завалин погиб, но тяжелая потеря оказалась ненапрасной: гвардейский стрелковый полк штурмом овладел деревней Кут.
К сожалению, полностью выполнить задачу по соединению с конниками генерала Крюченкина не удалось - сказалась поспешность при организации нашего наступления.
...Восемнадцать дней части 13-й гвардейской стрелковой дивизии во взаимодействии с соединением А. В. Горбатова, вскоре вернувшегося сюда, вели ожесточенные бои не только за удержание, но и за расширение плацдарма на правом берегу Северского Донца. Важным результатом было то, что армия расширила и прочно укрепила плацдарм перед вскрытием льда на реке. Это позволило навести переправы в сравнительно благоприятных условиях. Вскоре, невзирая на половодье, начали регулярно действовать паромы. Сноровисто и самоотверженно потрудились 19-й понтонно-мостовой, 516-й и 8-й гвардейский саперные батальоны под командованием майоров И. П. Соболева, Н. Д. Пелевина, капитана В. П. Горлова, а также другие инженерные подразделения и части. Плацдарм жил, и войска, завоевавшие его, готовились к новым боям.
Я нередко бывал на плацдарме в те дни и наблюдал, как дружно вели боевую работу А. В. Горбатов и А. И. Родимцев. Они часто посещали друг друга на командных пунктах, обменивались опытом, совместно решали нелегкие задачи упрочения обороны, а случалось, выкраивали и время сыграть в шахматы.
Старосалтовский плацдарм, создание которого в тех условиях было явлением незаурядным, использовать для серьезных оперативных целей нам не удалось, но какой бесценный опыт приобрели командиры, штабы, все воины! Этот опыт, который дался нам с таким трудом, сторицей окупился в дальнейшем при захвате и удержании плацдармов на Днепре и Буге, Немане и Западной Двине, Нареве и Висле.
Каковы же были итоги наших действий ранней весной 1942 года? К. С. Москаленко по этому поводу писал: "Потери врага в полосе наступления 38-й армии составляли 7735 убитых солдат и офицеров, 456 пленных. Были уничтожены 61 фашистский танк, 52 орудия разных калибров, 38 минометов, 82 пулемета, сбито 23 самолета. Кроме того, мы взяли трофеи: 58 орудий, 51 миномет, 134 пулемета, 737 винтовок. Число раненых, контуженых и обмороженных солдат и офицеров противника мы, конечно, не могли определить, но, по-видимому, оно не менее чем в три раза превышало число убитых"{119}.
Существенным результатом операции 38-й и 6-й армий явилось нарушение оперативной устойчивости войск вермахта в широкой полосе от Орла до Харькова. Враг вынужден был не только задействовать свои соединения первой линии обороны для локализации наших ударов, но и преждевременно использовать оперативные резервы, в том числе и 16 дивизий, выделенных Гитлером для усиления группы армий "Юг". Это задержало ее подготовку к летней кампании 1942 года, ибо лишь в середине мая 6-я армия Паулюса смогла предпринять активные действия с решительными целями, да и то благодаря дополнительно полученным резервам.
Глава восьмая. Жаркие дни под Харьковом
Как видел читатель, освобождение Харькова было давнишней целью боевых действий Юго-Западного фронта. Это стремление, бесспорно, санкционировалось Ставкой Верховного Главнокомандования. Поэтому тот факт, что в мае 1942 года нашим войскам вновь пришлось вступить в сражение за Харьков, меня не удивило. Мы знали, что главком вынашивал еще более масштабную задачу - освобождение Донбасса, но сил для этого явно не хватало.
Я не буду говорить сейчас о тех мыслях и ощущениях относительно харьковской драмы, которые пришли к нам позднее, а расскажу о том, чем жили мы перед операцией. Подготовка к Харьковскому сражению принесла нам много разочарований, но отнюдь не потому, что мы предчувствовали его драматический финал, а по иным причинам. Начать с того, что завоеванный и удержанный армией с таким трудом старосалтовский плацдарм оказался в полосе соседа. На стык нашей и 21-й армий выдвигалась 28-я армия, к ней и перешел плацдарм. 28-ю возглавлял генерал Д. И. Рябышев. Это был герой гражданской войны, заслуженный военачальник, пользовавшийся неограниченным доверием маршала Тимошенко. В Барвенково-Лозовской операции он командовал 57-й армией Южного фронта, наносившей главный удар. Теперь его 28-й вместе с 6-й армией предстояло сыграть решающую роль в большом наступлении Юго-Западного фронта.
Управление и некоторые дивизии 28-й армии были сформированы в Московском военном округе, но к началу операции она не была достаточно сколочена как единый боевой организм и продолжала формироваться, что называется, на ходу. Это ощутимо сказалось на нашей армии. 10 апреля мы получили директиву командующего Юго-Западным фронтом, по которой 38-я должна была передать 28-й армии четыре стрелковые дивизии, кавалерийский корпус, мотострелковую бригаду с их полосами действий и почти все наличные средства усиления. Наш южный сосед - 6-я армия взамен передавала нам всего две свои дивизии. На 38-ю армию, ставшую весьма миниатюрной, возложили сугубо оборонительную задачу. Сформулирована она была предельно лаконично: "Прочно оборонять занимаемый рубеж и особенно направления Чугуев - Купянск и Балаклея - Изюм. С началом наступления 28-й и 6-й армий активизировать оборону с целью сковывания противостоящих сил противника"{120}.
Тяжело было расставаться с соединениями А. В. Горбатова, А. И. Родимцева, В. Д. Крюченкина, их командирами и политработниками, с которыми мы по-настоящему породнились в мартовских боях. Особенно был обескуражен таким оборотом дела командарм. Москаленко ходил темнее тучи, но молчал. Наконец, во время рекогносцировки новой полосы действий, когда мы остались с ним вдвоем, его "прорвало". Глядя на север, в сторону старосалтовского плацдарма, который он исходил много раз вдоль и поперек, Кирилл Семенович сказал:
- За месяц наступательных боев мы узнали в старой полосе действий буквально каждую кочку, досконально изучили систему обороны противника, его сильные и слабые стороны, могли руководить войсками конкретно и целеустремленно... Я глубоко уважаю и Рябышева, и его соратников, это деловые и опытные генералы, но им трудно будет одновременно отладить взаимоотношения с новым командным составом и войсками, изучить противостоящего врага и освоиться на местности.- И тут же, махнув рукой, как бы подводя черту, командарм заключил: - Не переживай, Семен Павлович, давай создавать образцовую оборону.
Не возвращаясь более к печальным размышлениям, во всяком случае так выглядело это со стороны, Москаленко с головой ушел в организаторскую работу. Ведь необходимо было коренным образом переоборудовать передний край обороны и подготовить промежуточный рубеж. Зима была на исходе, и все имевшиеся сооружения под воздействием обильной талой воды пришли в негодность. По указанию командарма штаб совместно с инженерами и артиллеристами разработал план оборудования местности, расположения боевых позиций, конфигурации траншей. Большую помощь в осуществлении этого плана оказало местное население, благо первый секретарь находившегося в Купянске Харьковского обкома КП(б)У А. А. Епишев, в недавнем прошлом сам военный, прекрасно понимал наши нужды.
Однако обстоятельства вновь сложились так, что участок с созданной нами обороной от Балаклеи на запад, которому было отдано больше всего сил, пришлось опять передавать соседям, на сей раз 6-й армии. Впрочем, теперь мы, как станет видно ниже, не огорчились очередной потерей.
27 апреля у нас побывал С. К. Тимошенко. Он сказал, что решил лично проверить состояние обороны армии. Кирилл Семенович и я сопровождали его. Мы выехали на двух легковых машинах, хотя грязь была несусветная. На полпути, как и следовало ожидать, застряли. Хорошо, что недалеко стояли тылы 13-й танковой бригады. Послали туда гонца, и к нам на подмогу прибыл танк. С его помощью добрались до командного пункта 199-й стрелковой дивизии южнее Базалеевки. Оборона проходила по гряде высоток, где почва уже подсохла. Маршал побывал в траншеях и задушевно поговорил с бойцами. Среди множества вопросов, которые он задавал, был и такой: к чему больше лежит душа - к обороне или наступлению? Ответ был однозначный: к наступлению, и только к наступлению.
За инженерное оборудование позиций и организацию огня маршал похвалил недавно принявшего дивизию полковника Федора Андреевича Веревкина. После этого наш путь лежал в 124-ю дивизию, в район Балаклеи. Ехали по низине, где грязь опять была непролазной. Тимошенко потребовал верховых лошадей, и через полчаса появился коновод с десятком если не первоклассных, то, во всяком случае, сносных строевых коней.
- Ну, пехота,- шутливо обратился ко мне Семен Константинович,- придется набить шенкеля.
Вот тогда-то я с благодарностью вспомнил нашу школу имени М. Ю. Ашенбреннера, где нас так настойчиво учили конному делу.
Когда мы тронулись, маршал посмотрел на мою посадку и сказал одобрительно:
- Вижу, что наша пехота может сражаться и в конном строю.
После возвращения в Купянск, на командный пункт армии, главком почти на целый час уединился с командармом в его кабинете.
После отъезда С. К. Тимошенко Кирилл Семенович вошел в штаб какой-то весь просветленный. Обычно очень сдержанный, сейчас, не скрывая удовлетворения, он сообщил, что главком принял решение подключить к наступлению и нашу армию, вернув ей часть сил, переданных ранее генералу Рябышеву. Мы с Николаем Яковлевичем Прихидько подумали, что командарм доложил маршалу свои соображения о целесообразности такого шага, но генерал Москаленко упредил нас, сказав, что ни единым словом не обмолвился об этом - Семен Константинович принял решение еще до приезда в нашу армию.
В составе 38-й теперь оказалось шесть стрелковых дивизий: 81, 124, 199, 226, 300 и 304-я. Количество танковых бригад выросло до трех (13, 36 и 133-я). Кроме того, мы получили в качестве средств усиления шесть артиллерийских полков РГК и шесть инженерных батальонов. Ширина полосы наших действий на фронте Мартовая, Базалеевка, Богодаровка, Ольховатка достигла 75 километров.
Посмотрим, какой становилась роль нашей армии в достижении общих целей Харьковской операции. План ее в целом предусматривал, как известно, два сходящихся удара. Один - силами 21-й (наступала тремя дивизиями), 28 и 38-й армиями с севера; другой - 6-й армией с юга. Причем главным считался удар 6-й армии А. М. Городнянского, так как он выводил непосредственно к Харькову.
Новая задача нашей армии по директиве от 28 апреля 1942 года состояла в следующем. Четырьмя стрелковыми дивизиями и тремя танковыми бригадами с рубежа Драгуновка, Большая Бабка нанести удар в направлении Лебединка, Зарожное, Пятницкое и овладеть этими пунктами к исходу третьего дня наступления, одновременно прикрывая войска 28-й армии от ударов с юга и юго-запада. В дальнейшем, при развитии наступления на Рогань, Терновое и с выходом ударной группировки в район Введенского, Чугуева, нам предстояло во взаимодействии с 6-й армией завершить окружение и разгром группировки врага восточное Харькова и затем участвовать в овладении городом. Дело в том, что усиленная стрелковая дивизия 6-й армии с выходом на рубеж Бутовка, Мерефа, Ракитное должна была нанести удар от Змиева на Терновую, в тыл группировке немцев юго-восточнее Харькова.
Задачи у нас, как очевидно из сказанного, были не менее сложные, чем у двух соседних армий, а условия их выполнения - более трудные. Во-первых, хотя мы и получили пополнение, оно не шло ни в какое сравнение с тем, чем располагали 28-я и 6-я армии. Так, 28-я армия имела шесть стрелковых и три кавалерийские дивизии, пять танковых и мотострелковых бригад, девять артполков РГК и шесть инженерных батальонов. Это означало, что у правого соседа на одну стрелковую дивизию приходилось 2,5 километра фронта прорыва, а у нас - 6,5. Количество орудий и минометов на километр фронта составляло в 28-й армии в среднем 59,5 единицы, а в нашей - 18,7, танков, соответственно, 12 и 5. Силы 6-й армии были еще более солидными. В частности, в ее состав входили два вновь сформированных танковых корпуса (восемь танковых и мотострелковых бригад) кроме пяти отдельных танковых бригад, а участок прорыва был такой же, как и у нашей армии. Во-вторых, мы начали готовиться к наступлению на 18 суток позже. В-третьих, 38-я была лишена свободы маневра - она наносила удар в полосе, где до этого непрерывно шли ожесточенные бои и враг все время уплотнял свои боевые порядки. Именно здесь, перед центром Юго-Западного фронта, гитлеровцы располагали наиболее развитой системой укреплений и помимо главной полосы соорудили отсечную позицию, вторую и третью полосы обороны. Вторая оборонительная полоса проходила на удалении 10-15 километров от переднего края главной полосы, а третья, тыловая оборонительная полоса находилась в глубине 20-25 километров. Все три оборонительные полосы опирались на тщательно подготовленные к боям населенные пункты, а также господствующие высоты и водные преграды. При этом в отличие от нас противник имел свободу маневра живой силой, огневыми средствами и техникой как по фронту, так и глубине.