Иващенко Валерий. Месть Проклятых

   - Руку давай! Да не левую, дурья башка!
   И едва тот, ощущая как от волнения гулко и страшно заколотилось сердце, закатал рукав, жрец сварливо буркнул что-то из своих тайных обрядов, легонько царапнул горящей сталью по коже - так, чтобы на поверхность меча потом упало несколько алых капель. Старый клинок отца, что после долгих лет забвения и темноты снова отведал горячей крови, сначала засветился неистово ярким, будто спустившимся с небес солнцем.
   Затем словно подавился внутренним светом, распознав родную кровь - не мелочь, как известно. И потух в тот же миг, словно и не был только что раскалён до жёлто-оранжевого нестерпимого сияния.
   За исключением духа огня, что с перепугу сжался в небольшой шар и на всякий случай перетёк поближе к огненному нутру горна, все в кузнице убрали от глаз ладони, удивлённо проморгались от так и пляшущих перед глазами огненно-мутных зайчиков.
   - Ох и зараза, впервые такое вижу, - кузнец протёр слезящиеся глаза. - Ну, не томи, отче - что там вышло?
   Однако почтенный жрец разразился отборной руганью, приплясывая на месте и тряся рукой. Точно как тот старый матершинник-боцман, добрый десяток лет бывший живой достопримечательностью в любом кабаке Тарнака и окрестностей на добрый десяток лиг вокруг.
   - Кусается, железяка!.. - он загнул ещё немного - в закатного ветра твою гоблин-перемать, пять поганых гробов повапленных да в чью-то ж... гм, задницу. Но слышно было, что это уже так, без прежнего запала - больше по привычке.
   А на утоптанном до звона земляном полу лежал ладный клинок, и склонившиеся над ним люди да по неуёмному любопытству просочившийся меж них огневик с удивлением увидали, как по поверхности стали медленно плывут, переливаясь и сменяя друг друга, прихотливые растительные узоры. То мелколистный побег папоротника радовал взоры нежной зеленью, то меж густых листьев черёмухи распускались пышные соцветия, затем плавно сменившиеся летним разнотравьем.
   - По хозяину и клинок, весь из себя лесной как наш Айлекс, - с облегчением засмеялся кузнец.
   Наклонился, хотел поднять, бормоча что уж мастера, выковавшего такое знатное оружие, оно вроде должно почитать - но в последний момент передумал и на всякий случай надел толстые кожаные рукавицы. Немного повозился ещё, приделывая на место прежнюю рукоять из тёмного лосиного рога да серебряную вставку-противовес. Подмастерье быстро но несуетно помогал, пристукнул последний раз молоточком, кивнул.
   - Ну-ка, малыш, попробуй - давно уж зачарованные клинки выделывать не получалось, - кузнец последний раз оглядел в своих крепких руках подёргивающийся, плюющийся и шипящий от недовольства меч, протянул парню.
   Айлекс почесал уже подживающую недлинную ссадину ниже локтя, с опаской протянул руку. Однако, едва улёгшись рукоятью в его ладони, меч умиротворённо мурлыкнул. И только насмешливо-ехидный хохоток затих где-то вдали, похожий на издевательский смех обманувшей охотника и благополучно удравшей горгульи.
   На этот раз клинок не пел. Но то, что это был именно он - тот самый, единственный, который у воина бывает раз в жизни, сомнений не было ни малейших. Да собравшиеся и сами видели по лицу парня, что тут дело нешутейное. Редко когда бывает, чтоб так удачно всё сложилось. Необычный меч - тяжелее шпаги, но тоньше и изящнее надёжного солдатского махальника. Да и свойствами наверняка оба необычны - что хозяин, что оружие.
   - А ну-ка... - кузнец погремел хламом в углу, выворотил из груды толстый железный шкворень и положил на дубовую колоду для правки доспехов.
   - Рубани вот так, - показал ладонью чуть наискось. - С оттяжечкой.
   Подмастерье его заворчал ещё что-то, что лом этот раза в два ширше клинка, но Айлекс без промедления несильно размахнулся и вскользь, словно притирая режущую кромку, чиркнул по бурой от ржавчины железяке. Знатный удар, между прочим - ведь меч в отличие от топора не рубящее, а колюще-режущее оружие.
   С колоды упал отчикрыженный гладко словно ломоть колбасы обрубок, а вместе с ним отвисли челюсти у всех присутствующих - даже жрец Всех Ветров прекратил дуть на покрасневшую кисть и уставился на будто отполированный широкий срез, выпучив глаза.
   - Ну, хлопче, знатный у тебя клинок. Словно... - кузнец задумался, облизывая пересохшие вдруг губы.
   Неизвестно, какие бы подробности из своей памяти извлёк ошалевший от радостного изумления старый мастер, но в этот миг откуда-то издали нахлынула невидимая, неслышимая волна. Мутной пеленой она на миг захлестнула весь мир, взвилась под самые звёзды, будто кичась своей непонятной силой - а затем обрушилась вниз ощущением отчаяния и непоправимой беды.
   - М-мать-перемать! - жрец, подпрыгнувший словно ему в пухлый зад всадили арбалетный болт, повернулся в ту сторону и указал куда-то в сторону полуденной башни неверной, дрожащей рукой. - Где-то там далеко силой балуют - но такой, что никакому даже самому могучему чародею не по зубам.
   И лишь потом люди и осторожно выбирающийся из враз потухшего горна дух огня обратили внимание, как побледнел схватившийся за сердце Айлекс. Он знал. Знал это бьющее по всем нервам и вынимающее душу ощущение. Только на этот раз оно оказалось усилено стократно - словно где-то в правильно указанной вспотевшим жрецом стороне одновременно принесли в жертву сотни живых... и отнюдь не кошек или собак.
   Да что же это делается, люди?

Глава 10

   По ночной дороге мчались всадники. Бешено нахлёстывали роняющих клочья пены коней, озирались испуганно назад. Только не было в том нужды - кося безумными глазами, почти обезумевшие животные сами стремлись вперёд. Спасаясь от слепого ужаса жестокой и безжалостной смерти и спасая своих седоков, своей неразумностью сотворивших такое. А следом над лесом поднималась не чёрная туча - то проклятие, предвестник вековой тьмы расправляло плечи.
   Лес кончился, кавалькада вымахнула в поля. Вынеслась на пологий бугор, с которого днём уже была бы видна и деревушка, кое-как остановили всё порывающихся гнать дальше коней, прислушались.
   - Кажется, утихает, - голос брата Зенона дрогнул - то ли от пережитого ужаса, наверняка добавившего седых волос, то ли от промозглой ночной сырости.
   Пожилой паладин матери-церкви со сбившимися в спутанную гриву седыми волосами долго всматривался, вслушивался туда, откуда их примчали кони, затем кивнул.
   - Похоже, да, - он засмеялся нервно, тряхнул головой. - Что, и вас проняло, братие?
   Святой брат Зенон осуждающе поджал губы, благо в неверном мерцании звёзд того никто не мог заметить. Вот же жеребцы эти воины - сами от страха чуть полные доспехи не наложили, а всё туда же... но самое главное не то. Не то, что немалый отряд служителей и воинов церкви Хранителя едва не отправился к праотцам. И не то, что не совсем верно прочтённая молитва, когда один из младших послушников ошибся строкой, едва не доконала людей и животных, разлетаясь вокруг невидимыми, но столь хорошо ощущаемыми ошметьями. А то, что всё-таки сработало - и почти чистый ещё требник с наспех записанными новыми текстами молитв-заклятий обретался у святого брата за пазухой, для пущего спокойствия прихваченный ещё и грубой верёвкой пояса. Но вслух он ответил совсем другое.
   - А ведь знатно приложили лесным демонам, - он привычно сотворил над собою знак Хранителя и покосился в ночную тьму, с неудовольствием ощущая, как медленно из поджилков утекает противная дрожь первобытного, слепого ужаса.
   - Что да, то да, - паладин хмыкнул, понимающе похлопал по загривку всё ещё нервно подрагивающего коня. - Вся эта нечисть валилась наземь толпами - любо-дорого поглядеть. И накрыли одним махом неплохой кусок - почти полсотни акров?
   Лишь недавно получивший сан адепта брат Зенон призадумался ненадолго. Кто б мог подумать, что второе благословение Клауса-дивотворца, которое знает наизусть каждый даже начинающий верующий, при некоторой фантазии и чуть более вольном толковании прочтения превратилось в такое грозное оружие, одним ударом испепелившее зелёные исчадия в громадном лесу? Если б ещё тот щенок не ошибся, выжгло бы ещё больше, да и столь позорно удирать от отката не пришлось бы... нет, братие - епитимью тот послушник всё-таки заработал...
   И всё же, следовало признать, что назначенные на сегодняшнюю ночь полномасштабные испытания, в глуши да подальше от досужих глаз, прошли более чем успешно. И теперь святая церковь получила новую силу - грозную, страшную для врагов и неодолимую. Прав был умудрённый годами постов и молитв брат Серафим, что с помощью благости Хранителя можно обратить силу лесных демонов против них самих же.
   Брат Зенон старался не вспоминать, что знания обо всём этом матери-церкви принесла одна блудная и надо признать, весьма смазливая овца... как там, бишь, её звали? Да и неважно - тайный совет клириков уже списал её, сбросил со счетов. Нет ей места в дальнейших планах. Надо будет на днях наведаться к потаскушке - пригрозить отлучением да анафемой, а там глядишь, и в свою келью на пару-тройку ночек затащить. Потом можно и солдатне в казармы отдать, парни заслужили лакомый кусочек. Ничего, что блуд есть дело хоть и сладкое, но греховное - усерднее молиться да каяться станут... а сестру потом в назидание другим на костёр, и всё будет шито-крыто.
   От таких и подобных им размышлений святой брат пришёл в весьма благостное - если не сказать распрекрасное расположение духа. Настолько, что даже великодушно не одёрнул младших паладинов и братьев, что после схлынувшего неодолимого ужаса стали сыпать уж вовсе неподобающим словоблудством. Что ж, их можно понять - сам трясся как овечий хвост. Едва совсем не настигла костлявая. Мыслишки грязные да трусливые появились - да так и просились на язык, чего уж тут лукавить самому с собой.
   Ничего-ничего, не согрешив - не покаешься!
   В полутьме зажатого меж грубо обработанных каменных стен тоннеля мелькнула еле заметная, но куда плотнее воздуха тень. Она сунулась было на перекрёсток подземных галерей, скупо освещённый чадящим факелом в ржавом железном держаке, неслышно шарахнулась назад. Выждала, пока по перпендикулярному проходу пройдёт суетливый монах-переписчик, и сунулась к своей неведомой цели опять.
   В пару прыжков призрачная тень преодолела опасный участок и вновь углубилась в каменный лабиринт, всматриваясь в грубые стены в поисках одной только ей ведомых знаков.
   Велика храмовая библиотека известного далеко за пределами Старого Королевства сорокаколонного храма. Естественно, кроме открытого для публичного доступа отделения, тут имелись и запасники для редких трудов и вовсе уж уникальных, дошедших из древности экземпляров. Но почти никто даже из высших посвящённых - круга адептов - не знал, что в глубине подземелий существовало и третье отделение библиотеки, высеченное в скальной толще сгинувшими во тьме веков мастерами.
   Вернее, сгинули они как раз здесь - продрогшая не столько от стылого холода, сколь от страха Мирдль отчётливо чувствовала, что каменотёсов убили и похоронили как раз где-то здесь. И после завершения своей работы мастера так и не увидели свет солнца - церковь умеет хранить свои секреты. А что таковые непременно имеются у каждой религии, уж будьте покойны...
   Ага!
   Под чуткими пальцами расширившееся и обострённое в лесу восприятие уловило где-то за толщей камня пустоту. Наклонившись, женщина пристально и быстро обследовала каждый участок изъязвлённой стены. И под вроде бы ненароком оставленным грубым резцом выступом обнаружилась неприметная выщербинка - а уж отверстие в глубине её это никак иначе, чем замочная скважина?
   Всего лишь на миг нахмурилась в раздумье белёсая изящная бровка, а с точёного запястья уже полилась струйкой махонькая змейка. Суетливо ткнулась в отверстие, затрепетала. И тут же застыла изогнутым рычагом.
   Мирдль не колебалась ни мига. Недрогнувшей рукой провернула сей необычный ключ - и отъехавший прочь участок стены обнаружил за собой тёмный тоннель, пахнувший в лицо чем-то душным, неживым и на удивление мерзким. Мимолётно оглядевшись, молодая женщина отбросила прочь сомнения и ступила туда, чувствуя как змея уже перетекла обратно на руку.
   Дверь позади немедля закрылась - но Мирдль ничуть не обеспокоилась этим обстоятельством. Уж ночное зрение, пригодное в ночном лесу, не спасовало и здесь. И поглядывая под ноги, она стала бесшумно спускаться по грубым ступеням вниз. Словно во владения мрачного подземного бога вела эта винтовая лестница, раз за разом оборачивающая жрицу вокруг себя, но всё время опускающая ниже.
   Из-за приоткрытой двери лился столь неуместный здесь золотистый свет. Слышались два... нет, три бубнящих голоса, донёсся запах живых и давненько не мытых человеческих тел. Но не успела затрепетавшая Мирдль прислушаться и заглянуть в щелочку, как запнулась о незамеченный от волнения порожек и со всего размаху влетела в массивную дверь, на удивление бесшумно отворившуюся внутрь подземной комнаты.
   За длинным и широким столом сидели два монаха и красивый парень весьма необычного облика. Перед ними в свете трёхсвечного светильника лежали книги и свитки - но куда большее количество оных документов громоздилось вдоль утопающих в полутьме стен и особенно в дальнем углу.
   Один из святых братьев, очевидно настолько углубившийся в изучение древнего свитка, написанного ещё не на телячьей коже, а на доставляемом в древности из-за моря пергаменте, что почти потерял связь с реальностью, поднял глаза на грохот предательски лязгнувшей о каменный одверок створки. И стоило всерьёз призадуматься - какой же именно ему привиделась столь неожиданно возникшая на пороге раздосадованная Мирдль. Ибо благообразный святой брат во мгновение ока посерел ликом, судорожно вздохнул. И тут же упал навзничь, суча ногами и хватаясь за грудь трясущимися руками.
   Второй оказался не только моложе, но и куда крепче духом. Видимо, и телом тоже - ибо вскочил, с грохотом переворачивая лавку, и потянулся рукой к рукояти виднеющейся из-под бумаг утренней звезды.
   Мирдль не стала дожидаться. Она уже всё решила для себя там, наверху, когда кусая в сомнении губы притаилась в тени каменного портика у входа в храмовое книгохранилище. Тот или те, кто умыслили да сотворили столь изуверские святые молитвы, жить просто не имеют права... заодно и сквитаемся за поруганный лес...
   Она не раз и не два видела, как Айлекс разминается по утрам своей мордобойской зарядкой. Присматривалась из-под своих длинных, якобы совсем смежившихся ресниц, запоминая каждое движение стройного и влекущего к себе тела, завершающееся замедленным ударом. А потом мысленно примеряла на себя, прокатывая по телу движение и повторяя последовательность десятки раз. И даже якобы с неохотой согласилась на предложение Айлекса научиться паре-тройке приёмов, изо всех сил старалась не показаться слишком уж блестящей ученицей...
   Шаг и затем удар-прикосновение изящной девичьей ладони оказался куда более страшным в действии, нежели то виделось на уроках. Крепкого сложения святой брат с литыми плечами хекнул изо рта кровью, сминаясь безвольной куклой с пронзившими внутренности обломками рёбер, и отлетел в угол. И ноги, виднеющиеся из-под обрушившейся груды книг, лишь раз-другой судорожно дёрнулись - и затихли.
   - Неплохо, - от звуков этого наполненного скрытой силой мелодичного голоса молодая женщина почувствовала, как по спине вприпрыжку промчалась стая мурашек.
   Стройный парень с одной серьгой в ухе неспешно и вдумчиво поднял на неё чёрные, непонятные своей равнодушностью глаза. И заглянув в эти провалы, ведущие в бездны человеческой души, Мирдль со страхом и омерзением поняла, что человек этот вовсе не пьян или безумен - он попросту иной. Совсем-совсем иной. Не от мира сего - в буквальном смысле слова. Ибо в руке вставшего, невесть откуда появилась и тускло сверкнула истекающая чёрным огнём шпага.
   "Не иначе, как тот самый, тёмный бард, о коем вскользь как-то упомянул брат Зенон" - насторожившаяся женщина проворно отскочила в сторону, отгораживаясь от главного виновника всех бед широким, заваленным свитками столом.
   Однако человек, сияющий чёрным мерцанием то ли от своей природы, то ли от разлитой по всему телу мрачной силы, повёл себя странно. Вздрогнул, недоумённо посмотрел куда-то вниз - и плашмя рухнул на стол, опрокинув бронзовый подсвечник и разметав бумаги. Заскребли по столешнице скрючившиеся пальцы, дрогнуло и тут же забилось в хриплой агонии тело.
   Миг-другой Мирдль в сомнении и с осторожностью присматривалась к дёрнувшемуся в последний раз мужчине, а затем её вновь пронзил слабый беззвучный вихрь - то отлетела прочь ещё одна грязная и святая одновременно человеческая душа. Жрица с содроганием узнала этот страстный вопль. И только потом молодая женщина осознала отсутствие на запястье уже ставшей привычною тяжести браслета.
   - Послушай, голубушка, уж не слишком ли ты разошлась? - но скользнувшая обратно на руку змейка лишь укоризненно блеснула в ответ рубиновыми огоньками глаз. И совсем уж показалось, наверное, что удовлетворённо облизнулась крохотным раздвоенным язычком. У-у, стервочка - цапнула такого певца! Хоть и мрачным, диким был его дар, а всё же умел он трогать сердца как немногие.
   Мирдль вспомнила однажды слышанный чарующий, чуть хрипловатый голос Дэсвишера. Ах, как же красиво он пел "Have you ever seen an angel in the dirt?"... И чего же не хватало прославленному во всех краях барду? Славы, денег, внимания первых красавиц? Ну, посидел бы немного в каталажке за оскорбление дворянского сословия - да потом всё одно выпустили бы. Уж таланту такого уровня прощают многое, если не почти всё. Да и заступники нашлись бы на всех уровнях - от не совсем трезвых портовых грузчиков до чопорных герцогинь. Нет же, стакнулся с чокнутыми фанатиками...
   Тишина нарушалась лишь треском свитка, что как живой корчился в огне единственной не погасшей свечи. Вот пергамент наконец распрямился, не прекращая извиваться - и заполыхал вовсю.
   - Да, это было бы лучше всего, - Мирдль кивнула, пробежав взглядом по корешкам и обложкам собранных здесь книг.
   Какая гадость! Труды чернокнижников и заклинания вызовов демонов, плоды раздумий бессонных ночей некромантов и даже - о мерзость - трудолюбиво собранные со всего света тайные обряды шаманов сгинувших в веках племён каннибалов и трупоедов.
   И всё же, откуда-то из угла словно тянуло тонкой, еле ощутимой струйкой свежести. И поддавшись наитию, Мирдль брезгливо принялась рыться в груде знаний, коим лучше бы никогда и не рождаться на свет.
   Со страниц одной вроде как сама собой раскрывшейся толстой чёрной книги на неё зашипела ожившая с рисунка здоровенная змея, и похолодевшая от испуга женщина едва не завизжала изо всех сил. Но тонкий пересвист шевельнувшейся на руке змеюшки - и неведомый гад покорно убрался в с треском захлопнувшийся следом том, оставив после себя облачко приторной вони и древней пыли.
   В конце концов Мирдль таки добралась до источника свежести. Им оказался древний том святого писания в рассыпающемся кожаном переплёте с окованными бронзой углами и даже застёжкой-замочком. Поковыряв неподъёмный труд, она не долго думая разломала осыпающуюся зелёными хлопьями полосу и выдрала изнутри неповреждённую книгу, отшвырнув на захламлённый пол громоздкий и уже ненужный чехол.
   На столе заполыхало ярче, огонь перекинулся и разыгрался вовсю - то уже загорелись и остальные свитки по соседству, выстреливая с чадным дымом буквы и слова. Некоторые не сгорали сразу, кружили в воздухе диковинными светящимися мотыльками - но Мирдль не стала раздумывать над природой сего необычного явления. От чада и копоти и без того пришлось пригнуться почти к самому полу. И в таком состоянии женщина пробиралась к двери, спотыкаясь и поскальзываясь на книгах и фолиантах. В слезящиеся от едкого дыма глаза бросилась рукоять шпаги, всё ещё мерцающей потусторонним тёмным сиянием, и сама не зная зачем женщина подхватила её. Закашлялась, покачнулась, но упрямо шагнула вперёд.
   - Брат мой, Южный Ветер... - нерешительно прошептала Мирдль внезапно пересохшими губами, когда уже выскочила в коридор и обернулась в проём комнаты.
   И хотя от поверхности её отделяла добрая сотня шагов дикого камня, он услышал - и отозвался. Взвились как живые белые с прозеленью волосы, погладили кожу лица и шеи шелковистыми прядями. Вихрем взметнулись свитки и тома, вспыхнуло все жарким пламенем, как не бывает даже если полить маслом. Закружился горячим вихрем огненный хоровод, и в языках пламени почудилось зачарованно смотрящей Мирдль улыбнувшееся лицо. Но судя по тому, что этот некто подмигнул, а в сердце откуда-то появилось стойкое ощущение, что эта свалка грязных и запретных знаний будет выжжена дотла - её действия не только одобрили, но даже и поддержали.
   Пока женщина испуганной белкой мчалась наверх, внизу завыло, загудело словно в гигантской дымовой трубе - то горячий Южный Ветер нагонял в подземную камеру свежего воздуха, чтобы потом развеять остатки сгоревших бумаг по безжизненным, выжженным солнцем пустыням полудня...
   Сестра Стефания не сдерживала слёз. Маленькая озёрная нимфа, которая только в этом году выучилась ласковыми прикосновениями нежных пальчиков уговаривать распускаться лилии да кувшинки, окончательно истаяла ручейком грустных зеленоватых искорок. Утекла меж ладоней целительницы, упрямо вталкивавшей жизнь в изувеченное благостью Хранителя тельце.
   - О нет! Как же так... - безнадёжно прошептала жрица и расплакалась от собственного бессилия совсем.
   Злое дело умыслили святые братья, одним махом умертвив целый лес и одним только эхом искалечив обитателей близлежащих местностей. Грязное, неразумное - и вот теперь отлучившаяся якобы для сбора трав женщина в меру своих сил облегчала страдания доверившихся ей изувеченных созданий. И обе младшие послушницы, что ещё неуверенно, кое-как призывали Силу Жизни, как по команде тоже залились слезами - ну как можно обижать таких?
   Брат Фелер, что рыскал поблизости, карауля нежданых свидетелей и по мере сил помогая и ободряя обгорелым, изуродованным созданиям, уже чувствовал что ещё немного - и он сорвёт с груди блистающий знак Хранителя. Зашвырнёт на середину укромно струящейся по печально притихшему лесу реки. И судя по закаменевшим в ярости лицам, трое молодых паладинов, что патрулировали по сторонам, склонны были бы поступить точно также - и разразиться в адрес Хранителя самыми богохульными и святотатскими словами.
   Как ты мог допустить такое?..
   Паладин взглянул под копыта и не выдержал. Рывком соскочил с понурого коня, тоже чувствующего разлитую в воздухе беду. Подхватил на руки махонькое тельце лохматого ушастого духа, что на остатке сил едва тащил своё полуобгорелое естество по поникшей траве - и чуть не бегом припустил туда, куда вела того надежда на спасение.
   И таки успел - сестра Стефания резко смахнула с чуть опухших глаз слёзы и, поджав скорбно губы, принялась за безобидного духа, ещё вчера мирно присматривавшего за мелкой живностью и букашками на ежевичной поляне. И обе помощницы, с незрячими от слёз и натуги взорами слаженно принялись помогать ей. Малыш пискнул еле слышным шепелявым голоском, расслабился. И до столбом стоящего паладина, что уже едва сдерживал свою ладонь на рукояти верного меча, донеслось легчайшее дуновение облегчения. Удалось. Это создание Леса - удалось спасти.
   - А ведь грязное знание принесла сестра Мирдль... - одна из послушниц осторожно подпитала своей благостью расслабившееся в неге от схлынувшей боли существо, бережно напоила свежим берёзовым соком, что неустанно таскала одна из здешних уцелевших нимф.
   - Не то говоришь, Карина, - брат Фелер получил успокаивающий знак от своего парня с той стороны реки, и вновь опустил взор. - Сестра Мирдль принесла Силу - это верно. Только вот, воспользовались ею наши братья и сёстры во Хранителе так, как лично мне и в дурном сне не привиделось бы.
   Целительница напоследок придирчиво осмотрела задремавшего духа, осторожно погладила его и передала на руки прихрамывающего лесного воителя с залепленной листвяным компрессом боком. Проследила взглядом, как тот шкандыбая отнёс малыша здешней дриаде, и неодобрительно покачала головой.
   - И всё же, брат мой - дурное дело сотворили, как ни крути... - Карина устало потянулась, потёрла ноющую поясницу и тут же склонилась над пострадавшей мордашкой потешного лесного дудошника, что даже сейчас не выпускал из лапок свою сопилку и с надеждой смотрел на молодую жрицу пустыми впадинами лопнувших от незримого пламени глазниц.
   Брат Фелер вздохнул и помассажировал сестре Стефании плечи - целительница если не собралась загнать себя работой в гроб, то уже весьма и весьма оказалась к тому близка. Но спуску не давала ни своим ученицами, ни тем более себе.
   - Ну представь себе, сестра, что кузнец отковал клинок. Он может стать мечом в руках обороняющего землю от орков солдата - или оружием грабителя. Острой сталью в руке паладина, защищающего вдов и сирот - или же кинжалом в руке отцеубийцы. Как кто распорядится... но кузнец тут ни при чём.
   - А всё же, она не только догадывалась, к чему могут привести открывшиеся ей таинства Силы Жизни - и даже чуть ли не в открытую подталкивала к тому не слишком разборчивых в средствах адептов, - сестра Стефания замолчала, поджав губы по своей привычке, и осторожно принялась выдавливать гной из обожжённой лапы глухо порыкивающей медведицы. - Потерпи, дорогуша... вот и всё. Теперь компресс из листьев подорожника, и до завтра заживёт. И не вздумай вылизывать - а то я тебя знаю.