Миг-другой с лёгкой туманной улыбкой она полюбовалась на ничуть не прервавшую своего занятия парочку, затем с сожалением растащила их за уши. Выждав некоторое время, пока в синих и зелёных глазах слегка рассеется сладкий хмель, Айси шепнула, что теперь у Мирдль там - она указала глазами где - всё в порядке.
- Но если вы, злодеи, первого малыша или малышку не отдадите на воспитание мне, я не знаю, что с вами сделаю! - завидя, что этих двоих такие перспективы ничуть не испугали, фея только махнула на них рукой.
Отошла в сторонку. Подумала, подобрала с мелкой прибрежной гальки два позабытых клинка. Посмотрела внимательно, и в глазах девы мелькнула шаловливая искорка. Айси оглянулась на опять потерявшую интерес ко всему окружающему парочку (о Хранитель - и как же у них губы не опухнут?), подошла к скале. И в нишу, где ещё сохранились высохшие и порыжевшие еловые ветки с прошлого раза, уложила рядом шипящие друг на друга светлый меч и тёмную шпагу.
Подумала чуть, затем переложила, скрестив мгновенно утихомирившуюся пару, и умиротворённо кивнула.
- Хм-м, Свет и Тьма рождают Хаос? Тогда, к весне от этих клинков заведутся замечательные кинжальчики... - он шаловливо хихикнула и подняла взор, покосилась завистливо на нежно шепчущих что-то друг другу Мирдль с Айлексом. Затем вздохнула и, лукаво глядя куда-то вверх, тихо пообещала волнующим голоском. - Ну, Хранитель, не дам я тебе поспать нынешней ночью! Да и в следующие лет десять тоже. Хватит уж, навоевался.
Вместо эпилога
- Но если вы, злодеи, первого малыша или малышку не отдадите на воспитание мне, я не знаю, что с вами сделаю! - завидя, что этих двоих такие перспективы ничуть не испугали, фея только махнула на них рукой.
Отошла в сторонку. Подумала, подобрала с мелкой прибрежной гальки два позабытых клинка. Посмотрела внимательно, и в глазах девы мелькнула шаловливая искорка. Айси оглянулась на опять потерявшую интерес ко всему окружающему парочку (о Хранитель - и как же у них губы не опухнут?), подошла к скале. И в нишу, где ещё сохранились высохшие и порыжевшие еловые ветки с прошлого раза, уложила рядом шипящие друг на друга светлый меч и тёмную шпагу.
Подумала чуть, затем переложила, скрестив мгновенно утихомирившуюся пару, и умиротворённо кивнула.
- Хм-м, Свет и Тьма рождают Хаос? Тогда, к весне от этих клинков заведутся замечательные кинжальчики... - он шаловливо хихикнула и подняла взор, покосилась завистливо на нежно шепчущих что-то друг другу Мирдль с Айлексом. Затем вздохнула и, лукаво глядя куда-то вверх, тихо пообещала волнующим голоском. - Ну, Хранитель, не дам я тебе поспать нынешней ночью! Да и в следующие лет десять тоже. Хватит уж, навоевался.
Ты спрашиваешь, что ты для меня,
А я не знаю, что тебе ответить...
Ты для меня, как хворост для огня
И как для паруса тугого быстрый ветер.
Ты для меня, как русло для реки,
Ты нужен мне, как пленному свобода,
Как человеку нужно две руки,
А осени дожди и непогода.
Как нужен морю вспененный прилив,
Кинжалу - лезвие, а воину - кольчуга,
Скале - вершина, пропасти - обрыв
И сонным пчёлам сладкий клевер луга.
Как нужен ночи тихий звёздный свет,
Как страннику нужна его дорога...
Не нравится тебе такой ответ?
Ну, что ж... Тогда ты просто значишь много.
Песня Харитоновой Алёны
Вместо эпилога
В заунывный посвист ветра с полуночи, опять принёсшего редкие капли унылого и надоедливого дождя, вплёлся новый звук. Ничуть не похожий на скрип голых ветвей на ветру или журчание ручейка по обчине, он вовсе не показался случайным. Сначала донёсся протестующий скрип, затем упрямое цоканье по камням, а потом слух вычленил в шорохах чьё-то ворчание.
Оттого жирная крыса, которая от нечего делать сидела в расщелине меж двух камней и с неодобрением взирала на мерзкую осеннюю погоду, на всякий случай ощутимо заволновалась, а затем и вовсе юркнула подальше - с проходящего стороною широкого тракта, что тянулся от Тарнака и уходил дальше на закат, сюда кто-то определённо направлялся.
Сначала в сыром и туманном вечернем воздухе показалось что-то тёмное и бесформенное. При ближайшем рассмотрении оно оказалось смирного вида замечательным осликом, тащившим за собой низкую широкую арбу с большими и кривоватыми, сбитыми из досок колёсами. Среди нескольких тюков восседал и возница. Вернее, восседала - то оказалась заморенного вида и самого страхолюдного обличья девица в ярком платьице. С глазами на пол-лица и торчащей во все стороны паклей рыжих волос. Рядом с нею на узле вальяжно развалился старый матёрый кот-крысолов с чуть поседевшими от возраста ушами - и высыпавшие на околицу полуразрушенной деревни люди только ахали да гадали, поглядывая на эдакое диво.
Когда терпеливо влекомая ослом повозка приблизилась, немилосердно трясясь и раскачиваясь на ухабах дрянной дороги, стало возможным разобрать ещё кое-что. Если деревенские женщины больше обратили внимание на драные полосатые чулки последнего срока носки, то стоящий чуть сбоку старик с клюкой и колышущимися длинными седыми прядями больше поджал губы, углядев болтающийся на шее диковинной девицы амулет Солнца. Вот же дали боги рожицу бедняжке - а дар к небесной благодати как бы в награду за то и компенсацией?
Ослик наконец остановился, дёрнул ухом и тут же словно заснул. А страшненькая и одновременно чем-то привлекающая взгляд деваха потянулась, распрямляя усталую спину, подбоченилась. И с не такой уж и большой высоты передка своей арбы осмотрела толпу ободранных крестьян да не менее живописные развалины за их спинами. При этом взгляд её больших чёрных глаз так и лучился если не лукавством, то недоверием к этой банде оборванцев точно.
- Верхняя Каменка? - и, дождавшись нескольких робких кивков, удовлетворённо кивнула и себе.
В это время сквозь редкую толпу протолкался здоровенный сытый парень с полуобглоданной индюшачьей булдыжкой в лапище. Кстати, единственный крепкий и без калечи мужчина в некогда справном селе - и глядя на его лоснящуюся и довольную жизнью физиономию, проникаться доверием к роду человеческому что-то ну никак не хотелось.
- О, пожива сама прибыла! - загоготал он весело и тут же запустил руки к узлам поклажи.
- Не замай! - девица в арбе заверещала и тут же отпихнула супостата полосатой ногой.
Тот пробурчал что-то вроде "ну, раз не хочешь по-хорошему делиться..." и швырнул обглоданный мосол отирающимся у ног собакам. Облизав ладонь, он потянул было из-за пояса короткий, давно не чищенный меч. Но и рыжая деваха оказалась неробкого десятка. Полезла куда-то под узлы, пошуровала, а сама истошно выкрикнула почти в самые лица:
- Изыди, паразит - бо кадилом наверну!
Завидя, что здоровяк уже достал свою железку и всерьёз вознамерился ознаменовать осенний вечер если не смертоубийством, то кровопусканием точно, наездница скептически покачала растрёпанной головой и тут же стремительно дёрнула рукой.
Неистово полыхающее золотым жаром солнца на мощной цепи паникадило взвилось в вечерний воздух басовито гудящим шмелём. Словно боевой рыцарский цеп, литой шар описал короткую дугу, оставляя за собой синеватый дымок курящихся благовоний - и с мерзким тупым хрустом впечатался в темечко незадачливому здоровяку.
И припомнили ещё потом люди, что с блеснувшего церковного кадила на них грозно и величественно глянул огненный лик божественного небесного повелителя...
Здоровяк неприлично хрюкнул и тут же как подрубленный рухнул в жирную осеннюю грязь. Засучил ногами, и ладони его судорожно задёргались по камешкам в жиже. А рыжая страшилка как-то неловко при её вертлявости слезла с арбы, и только сейчас люди разглядели её распустившийся в предродовом ожидании живот.
- Кто таков? - вопросила грозная малышка, воинственно поглядывая на людей снизу вверх.
- Дык это, святая сестра, - сипло и осторожно отозвалась дебелая тётка с лишаём на пол-лица и в замызганной свитке-безрукавке. - Прибился тут... баял, новым лордом будет. Прежний-то наш святош поддерживал, вот и порубили его.
- А по мне, так бандюк и есть! - с жаром возразила чернявая молодица сбоку, потрясая кулачком. И судя по хмурому молчанию обступивших селян, в этом мнении она оказалась отнюдь не одинока.
- Понятно, - криво усмехнулась Майра - а это оказалась никто иная, как малышка-гоблинша собственной персоной.
Она осторожно, бочком присела - и ловко полоснула кинжалом по запрокинутому кадыку ещё дёргающегося узурпатора. Равнодушно вытерла лезвие о засаленную одежду затихающего в агонии немытого тела, плюнула сверху.
Затем подняла голову.
- Я Майра, жрица солнца. Гоблинского роду-племени, но буду теперь у вас - нельзя ведь людям без помощи с небес?
Люди помолчали немного, свыкаясь со столь быстрыми и решительными переменами, переглянулись. И отчуждение на их осунувшихся лицах мало-помалу сменилось робкой даже не радостью, а одной только надеждой на неё.
- Что-то не слыхал я, чтоб гоблины поверху шастали, - седой старик недоверчиво покачал головой, а затем неделикатно указал своею клюкой. - Пузо-то с кем нагуляла? Али ветром надуло?
Майра зыркнула снизу вверх так люто, что дедуган отшатнулся.
- Дружком моим был каменотёс из замка короля Эверарда. Хороший парень, только порубили его святоши, когда приступом нас брали. Он наравне с солдатами дрался, несмотря на калечь. Нескольких супостатов успел своим молотом в лепёхи расплющить - но и его злыдни на копья подняли.
- Вдова, значит, - на отчуждённо закаменевших лицах женщин наконец-то мелькнуло что-то человеческое.
Гоблинша вздохнула, хотела ещё что-то добавить, но только покачала рыжей лохматой макушкой. Бережно поддерживая животик, посеменила вперёд - туда, где посреди деревни высилась пологим холмиком груда битого камня. Следом за нею непостижимым образом проснулся и ослик. Как на невидимой привязи он деловито зацокал позади. А здоровенный котяра вдруг навострил уши куда-то вбок, и тут же ловким прыжком слетел с арбы да и скрылся в темнеющих к ночи развалинах.
Майра осмотрела расплывшийся холм, в который обратилось некогда крепкое жилище прежнего лорда. Удовлетворённо кивнула и только тут обратилась к бесшумными тенями следующим за нею селянам.
- Здесь будет мой храм - и мой дом.
Она воздела к хмурым небесам маленькую ручонку, прошептала повелительно несколько слов Власти...
Люди отшатнулись, а некоторые даже и попадали на давно не поротые крестьянские задницы. Ибо по воле маленькой гоблинской жрицы с небес в вершину холма вымахнул и упёрся широченный луч яркого, золотисто-медового сияния, накрыв весь бугор светящейся исполинской колонной шагов эдак в полсотни шириной. В лица пахнуло теплом и отчего-то грозовой свежестью. А Майра обернулась вновь.
- Завтра с утра, кому нужно благословение или целительство по мелочам, приходите сюда. Чудес сразу не обещаю, мне ещё многому учиться надо. Но стараться буду на совесть - да и с вас такой же спрос отныне будет. Хватит в нищете и грязи жить... - и, поддерживая животик одною рукой, потащила с арбы узел поклажи.
Первой опомнилась та самая, рябая тётка кирасирского роста. Спохватилась, выдернула из руки малышки-гоблинши явно неподъёмную для той ношу и взвалила себе на плечо.
- Я это... подсоблю малехо, сестра... - осторожно выдохнула она, старательно пряча глаза от односельчан.
Следом к арбе проковылял худой мальчишка, который нелепо хромал на сломанной и неверно сросшейся ноге. Подхватил угловатый тюк - наверное, с книгами, ибо парня повело от тяжести. Но тут уже подскочили и другие, принялись суетливо помогать.
И матёрый полосатый котяра, умело разделывая у подножья холма такую полузабытую но оттого вдвойне сладкую добычу, как ещё дёргающаяся крыса, иногда зорко взирал на крестьян мудрыми и наглыми жёлтыми глазищами.
Цепкие костлявые руки смерти жадно тянутся к алтарю бытия и щедро собирают свой извечно скорбный урожай. Однако, навстречу ей храбро взвиваются мириады всё новых и новых светлячков, предвещая извечную победу жизни. И пока горят и не погасли наши огоньки, именно в наших силах сделать существование немного чище и добрее - дабы те кто придут за нами, не вкушали сполна подлость и мерзость предшественников.
А теперь ступайте, сёстры и братья мои - и не грешите сверх меры.
Аминь!
13.03.2006 Донбасс
Оттого жирная крыса, которая от нечего делать сидела в расщелине меж двух камней и с неодобрением взирала на мерзкую осеннюю погоду, на всякий случай ощутимо заволновалась, а затем и вовсе юркнула подальше - с проходящего стороною широкого тракта, что тянулся от Тарнака и уходил дальше на закат, сюда кто-то определённо направлялся.
Сначала в сыром и туманном вечернем воздухе показалось что-то тёмное и бесформенное. При ближайшем рассмотрении оно оказалось смирного вида замечательным осликом, тащившим за собой низкую широкую арбу с большими и кривоватыми, сбитыми из досок колёсами. Среди нескольких тюков восседал и возница. Вернее, восседала - то оказалась заморенного вида и самого страхолюдного обличья девица в ярком платьице. С глазами на пол-лица и торчащей во все стороны паклей рыжих волос. Рядом с нею на узле вальяжно развалился старый матёрый кот-крысолов с чуть поседевшими от возраста ушами - и высыпавшие на околицу полуразрушенной деревни люди только ахали да гадали, поглядывая на эдакое диво.
Когда терпеливо влекомая ослом повозка приблизилась, немилосердно трясясь и раскачиваясь на ухабах дрянной дороги, стало возможным разобрать ещё кое-что. Если деревенские женщины больше обратили внимание на драные полосатые чулки последнего срока носки, то стоящий чуть сбоку старик с клюкой и колышущимися длинными седыми прядями больше поджал губы, углядев болтающийся на шее диковинной девицы амулет Солнца. Вот же дали боги рожицу бедняжке - а дар к небесной благодати как бы в награду за то и компенсацией?
Ослик наконец остановился, дёрнул ухом и тут же словно заснул. А страшненькая и одновременно чем-то привлекающая взгляд деваха потянулась, распрямляя усталую спину, подбоченилась. И с не такой уж и большой высоты передка своей арбы осмотрела толпу ободранных крестьян да не менее живописные развалины за их спинами. При этом взгляд её больших чёрных глаз так и лучился если не лукавством, то недоверием к этой банде оборванцев точно.
- Верхняя Каменка? - и, дождавшись нескольких робких кивков, удовлетворённо кивнула и себе.
В это время сквозь редкую толпу протолкался здоровенный сытый парень с полуобглоданной индюшачьей булдыжкой в лапище. Кстати, единственный крепкий и без калечи мужчина в некогда справном селе - и глядя на его лоснящуюся и довольную жизнью физиономию, проникаться доверием к роду человеческому что-то ну никак не хотелось.
- О, пожива сама прибыла! - загоготал он весело и тут же запустил руки к узлам поклажи.
- Не замай! - девица в арбе заверещала и тут же отпихнула супостата полосатой ногой.
Тот пробурчал что-то вроде "ну, раз не хочешь по-хорошему делиться..." и швырнул обглоданный мосол отирающимся у ног собакам. Облизав ладонь, он потянул было из-за пояса короткий, давно не чищенный меч. Но и рыжая деваха оказалась неробкого десятка. Полезла куда-то под узлы, пошуровала, а сама истошно выкрикнула почти в самые лица:
- Изыди, паразит - бо кадилом наверну!
Завидя, что здоровяк уже достал свою железку и всерьёз вознамерился ознаменовать осенний вечер если не смертоубийством, то кровопусканием точно, наездница скептически покачала растрёпанной головой и тут же стремительно дёрнула рукой.
Неистово полыхающее золотым жаром солнца на мощной цепи паникадило взвилось в вечерний воздух басовито гудящим шмелём. Словно боевой рыцарский цеп, литой шар описал короткую дугу, оставляя за собой синеватый дымок курящихся благовоний - и с мерзким тупым хрустом впечатался в темечко незадачливому здоровяку.
И припомнили ещё потом люди, что с блеснувшего церковного кадила на них грозно и величественно глянул огненный лик божественного небесного повелителя...
Здоровяк неприлично хрюкнул и тут же как подрубленный рухнул в жирную осеннюю грязь. Засучил ногами, и ладони его судорожно задёргались по камешкам в жиже. А рыжая страшилка как-то неловко при её вертлявости слезла с арбы, и только сейчас люди разглядели её распустившийся в предродовом ожидании живот.
- Кто таков? - вопросила грозная малышка, воинственно поглядывая на людей снизу вверх.
- Дык это, святая сестра, - сипло и осторожно отозвалась дебелая тётка с лишаём на пол-лица и в замызганной свитке-безрукавке. - Прибился тут... баял, новым лордом будет. Прежний-то наш святош поддерживал, вот и порубили его.
- А по мне, так бандюк и есть! - с жаром возразила чернявая молодица сбоку, потрясая кулачком. И судя по хмурому молчанию обступивших селян, в этом мнении она оказалась отнюдь не одинока.
- Понятно, - криво усмехнулась Майра - а это оказалась никто иная, как малышка-гоблинша собственной персоной.
Она осторожно, бочком присела - и ловко полоснула кинжалом по запрокинутому кадыку ещё дёргающегося узурпатора. Равнодушно вытерла лезвие о засаленную одежду затихающего в агонии немытого тела, плюнула сверху.
Затем подняла голову.
- Я Майра, жрица солнца. Гоблинского роду-племени, но буду теперь у вас - нельзя ведь людям без помощи с небес?
Люди помолчали немного, свыкаясь со столь быстрыми и решительными переменами, переглянулись. И отчуждение на их осунувшихся лицах мало-помалу сменилось робкой даже не радостью, а одной только надеждой на неё.
- Что-то не слыхал я, чтоб гоблины поверху шастали, - седой старик недоверчиво покачал головой, а затем неделикатно указал своею клюкой. - Пузо-то с кем нагуляла? Али ветром надуло?
Майра зыркнула снизу вверх так люто, что дедуган отшатнулся.
- Дружком моим был каменотёс из замка короля Эверарда. Хороший парень, только порубили его святоши, когда приступом нас брали. Он наравне с солдатами дрался, несмотря на калечь. Нескольких супостатов успел своим молотом в лепёхи расплющить - но и его злыдни на копья подняли.
- Вдова, значит, - на отчуждённо закаменевших лицах женщин наконец-то мелькнуло что-то человеческое.
Гоблинша вздохнула, хотела ещё что-то добавить, но только покачала рыжей лохматой макушкой. Бережно поддерживая животик, посеменила вперёд - туда, где посреди деревни высилась пологим холмиком груда битого камня. Следом за нею непостижимым образом проснулся и ослик. Как на невидимой привязи он деловито зацокал позади. А здоровенный котяра вдруг навострил уши куда-то вбок, и тут же ловким прыжком слетел с арбы да и скрылся в темнеющих к ночи развалинах.
Майра осмотрела расплывшийся холм, в который обратилось некогда крепкое жилище прежнего лорда. Удовлетворённо кивнула и только тут обратилась к бесшумными тенями следующим за нею селянам.
- Здесь будет мой храм - и мой дом.
Она воздела к хмурым небесам маленькую ручонку, прошептала повелительно несколько слов Власти...
Люди отшатнулись, а некоторые даже и попадали на давно не поротые крестьянские задницы. Ибо по воле маленькой гоблинской жрицы с небес в вершину холма вымахнул и упёрся широченный луч яркого, золотисто-медового сияния, накрыв весь бугор светящейся исполинской колонной шагов эдак в полсотни шириной. В лица пахнуло теплом и отчего-то грозовой свежестью. А Майра обернулась вновь.
- Завтра с утра, кому нужно благословение или целительство по мелочам, приходите сюда. Чудес сразу не обещаю, мне ещё многому учиться надо. Но стараться буду на совесть - да и с вас такой же спрос отныне будет. Хватит в нищете и грязи жить... - и, поддерживая животик одною рукой, потащила с арбы узел поклажи.
Первой опомнилась та самая, рябая тётка кирасирского роста. Спохватилась, выдернула из руки малышки-гоблинши явно неподъёмную для той ношу и взвалила себе на плечо.
- Я это... подсоблю малехо, сестра... - осторожно выдохнула она, старательно пряча глаза от односельчан.
Следом к арбе проковылял худой мальчишка, который нелепо хромал на сломанной и неверно сросшейся ноге. Подхватил угловатый тюк - наверное, с книгами, ибо парня повело от тяжести. Но тут уже подскочили и другие, принялись суетливо помогать.
И матёрый полосатый котяра, умело разделывая у подножья холма такую полузабытую но оттого вдвойне сладкую добычу, как ещё дёргающаяся крыса, иногда зорко взирал на крестьян мудрыми и наглыми жёлтыми глазищами.
Цепкие костлявые руки смерти жадно тянутся к алтарю бытия и щедро собирают свой извечно скорбный урожай. Однако, навстречу ей храбро взвиваются мириады всё новых и новых светлячков, предвещая извечную победу жизни. И пока горят и не погасли наши огоньки, именно в наших силах сделать существование немного чище и добрее - дабы те кто придут за нами, не вкушали сполна подлость и мерзость предшественников.
А теперь ступайте, сёстры и братья мои - и не грешите сверх меры.
Аминь!
13.03.2006 Донбасс