Страница:
– Мы должны это сделать, – сказала она. – Это должны сделать вы – ради меня.
Я через силу кивнула, чувствуя, к своему ужасу, как к глазам от беспомощности подступают слезы. Я сморгнула их, стиснула зубы, и мать тут же замолчала, нахмурив лоб, словно только сейчас поняла, насколько далеко зашла.
– Ты… тебе должно быть стыдно, – услышала я собственный шепот.
Королева вздрогнула, затем подняла голову и бесстрастно произнесла:
– Я сделаю тебе платье из зеленого бархата, с серо-голубой отделкой. Альфонсо получит новый камзол из синего атласа.
Она снова повернулась к рулонам ткани, словно я перестала существовать.
Я выбежала из комнаты и не останавливалась до самой двери моих покоев. Беатрис удивленно повернулась ко мне, оторвавшись от упаковывания нашей одежды в кожаный сундук с медными заклепками.
– Что случилось?
– Она сошла с ума, – ответила я, прислонившись к дверному косяку. – Считает, что может использовать Альфонсо против короля, но ей это не удастся. Я не позволю. Буду защищать брата до последнего дыхания.
Слуги в ливреях грузили во дворе багаж на повозки. Замковые собаки лаяли и прыгали вокруг Альфонсо, по-звериному чуя необратимые перемены. Брат всегда заботился о собаках – брал с собой на охоту и прогулки верхом, кормил, следил, чтобы псарня содержалась в порядке. Я смотрела, как он гладит своего любимца, крупного лохматого гончего по кличке Аларкон. Стоя у дверей замка, я вдруг подумала, насколько прискорбно мало у нас прислуги по сравнению с толпившейся во дворе внушительной свитой, которую прислал Энрике для сопровождения нас в Сеговию.
Архиепископ Каррильо не приехал, прислал вместо себя племянников – маркиза де Вильену и его брата, Педро де Хирона. Вильена был титулованным дворянином и любимцем короля, Хирон же владел Калатравой, одним из четырех монашеских военных орденов Кастилии, основанных много веков назад для отражения нападений мавров. Оба обладали немалой властью и богатством, но при этом выглядели полной противоположностью друг другу, и единственное, что связывало братьев, – их высокомерие.
Вильена был высок и худощав, с ровно подстриженными темными волосами, спадающими на лоб. В его внешности чувствовалось нечто зловеще-привлекательное – из-за вытянутого носа и странно холодных желто-зеленых глаз. Он въехал на наш двор с презрительной усмешкой на лице, с откровенным неудовольствием окинул взглядом бегающих повсюду кур и собак, свиней и овец в загонах, скирды сена у стен и компостную кучу, куда мы выбрасывали отходы, будущее удобрение для сада.
Рядом на черном коне – никогда еще не видела такую огромную лошадь – в сопровождении людей в красно-золотых мундирах ехал Хирон. Гигант с покрытым красными прожилками лицом, густой бородой и глубоко сидящими на мясистой физиономии глазами-бусинками неразличимого цвета; изо рта у него пахло хуже, чем от компостной кучи. Спрыгнув с коня – достаточно ловко для его размеров, – он громко выругался: «А ну, вперед, miserables hijos de puta!»[12] И начал отдавать приказы слугам, то и дело сопровождая слова яростными ударами огромных ручищ. Стоявшая рядом с нами донья Клара замерла от страха.
Вильена подошел к нам, и весь его вид тут же переменился. Он преувеличенно вежливо склонился к руке моей матери и заявил, что время не осмелилось тронуть ее красоту. Мать в ответ улыбнулась и затрепетала ресницами; мне же его слова, произнесенные неприятным, слегка гнусавым голосом, показались нелепыми и смешными. От его бархатной одежды исходил столь сильный запах серой амбры, что я едва не закашлялась. Судя по утонченным манерам, он много часов провел перед зеркалом, совершенствуясь в искусстве притворства. На меня же не обращал никакого внимания, лишь едва заметно кивнул, прежде чем повернуться к моему брату. Альфонсо он разглядывал столь пристально, что тот поежился в своем новом жестком камзоле.
Снова повернувшись к матери, Вильена пропел:
– Красота инфанта еще больше возвышает вас, сеньора. В нем невозможно признать кого-либо иного, нежели принца безупречной королевской крови.
Альфонсо озадаченно посмотрел на меня, и я едва не закатила глаза. Улыбка матери стала шире.
– Gracias, Excelencia[13], – сказала она. – Не желаете ли вы и ваш брат немного вина? Я открыла особую, выдержанную бочку, специально для вас.
К нам, громко топоча, подошел Хирон, источая запах пота. Прежде чем его поросячьи глазки уставились на меня, он бросил алчный взгляд на Беатрис, затем ухмыльнулся, показав почерневшие зубы. Я затаила дыхание, почувствовав, как его лапа сжимает мою руку и подносит ее к губам.
– Инфанта, – прорычал он.
Гигант столь крепко сжимал мою ладонь, что я не могла высвободиться, и мне стало страшно, что он сломает мне пальцы, словно куриные косточки, но тут между нами возникла донья Клара с кувшином и кубками, и Хирон тотчас же с ворчанием отпустил меня, предпочтя вино.
После того как Хирон осушил кувшин, а Вильена прошелся по нашему залу, с трудом скрывая изумление от «старомодной», как он выразился, обстановки, братья вернулись во двор присматривать за прислугой.
Мать отвела меня в сторону:
– Вильена начинал как обычный паж, но стал влиятельным сеньором Кастилии. Он пользуется благосклонностью Энрике, хотя, похоже, его потеснили с места фаворита, а у Хирона, хозяина Калатравы, больше слуг, чем у самой короны. С этими людьми следует подружиться, Изабелла. Гранды, подобные им, позаботятся о наших интересах и сделают все, чтобы твой брат не лишился права на трон.
Я уставилась на нее. Нам с Альфонсо предстояло покинуть родной дом. Неужели она полагала, что в этот час я стану усваивать уроки интриг? Я уже была сыта по горло многочисленными советами матери и доньи Клары. У меня кружилась голова от постоянных предупреждений о царившем при дворе разврате, о безнравственной натуре фаворитов моего сводного брата и свободной морали его королевы, об интригах его придворных и опасных амбициях знати. Имена грандов Кастилии и их семейные связи вбивали мне в голову словно катехизис, пока однажды вечером, выйдя из покоев матери, я не бросила в гневе Беатрис, что никогда не снизойду до того, чтобы подслушивать у замочных скважин или прятаться за шпалерами. Беатрис лишь кивнула и сухо ответила:
– Конечно. Разве инфанта Кастилии может вести себя словно обычная шпионка? Предоставь это мне.
Глядя, как Беатрис передает наши саквояжи слуге, я не сомневалась – она справится с любой задачей. С тех пор как ей стало известно о нашем отъезде, она прямо-таки сгорала от предвкушения, словно мы готовились к некоему празднеству. Несколько раз в день практиковалась в хороших манерах, хотя реверансы ей никак не давались, и в конце концов заявила, к немалому возмущению доньи Клары, что скорее научится владеть мечом. Сожалела она лишь о том, что ей придется покинуть отца, – дону Бобадилье предстояло остаться с моей матерью. Я восхищалась отвагой Беатрис, хотя и понимала, что ее может ждать неприятный сюрприз. Одно дело – тосковать по приключениям, и совсем другое – самой в них ввязаться.
Мы стояли на пороге замка, ожидая Альфонсо, который сажал собак на цепь, чтобы они не последовали за нами. Он вел себя стоически, но уверенности в себе ему недоставало, хотя, вняв совету Беатрис, я предпочла не делиться с ним своими опасениями. Встреча с Вильеной стала для Альфонсо первым знакомством с придворным, и я подозревала, что ему несколько не по себе. Похоже, он начинал по-настоящему осознавать, чем может закончиться наш отъезд.
И все же изо всех сил старался оставаться прежним отважным Альфонсо.
– Маркиз говорит – нам нужно скоро ехать, если хотим добраться до Сеговии до захода солнца.
Кивнув, я повернулась к матери, которая ждала в кресле, закутавшись в шаль и прижав к горлу унизанную перстнями руку. Когда она встала, ветер пошевелил ее вуаль, приоткрыв серебристые пряди на висках. Альфонсо поднялся на цыпочки, поцеловал ее в щеку. Она привлекла его к себе, и на глазах ее выступили слезы.
– Ты – инфант де Трастамара, – услышала я ее голос. – Никогда об этом не забывай.
Альфонсо отошел в сторону, и я расцеловала мать в щеки:
– Adiós[14], мама. Да хранит тебя Бог. Напишу, как только смогу.
Она коротко кивнула:
– И тебя, hija mía. Пусть все у тебя будет хорошо. Ступай с Богом.
Я повернулась к няне. На моей памяти не было ни дня, когда донья Клара не делала бы мне замечаний, наставляя на истинный путь, не следила бы за мной, уберегая от возможной беды. Но открытого проявления чувств я от нее не ожидала, как, скорее всего, и она от меня. Однако, когда мы обнялись, я почувствовала, как дрогнуло ее крепкое тело и едва заметно сорвался голос:
– Помни все то, чему я тебя учила. Никогда не поддавайся страсти. Я оберегала тебя сколько могла, но теперь ты должна доказать миру, кто ты есть.
Едва она отпустила меня, волной нахлынула горечь расставания. Мне вдруг захотелось упасть на колени и умолять мать позволить мне остаться. Но выражение ее лица оставалось безжалостным, и я подошла к Альфонсо, страстно желая взять его за руку и никогда не отпускать.
Дон Чакон, которому, к моему немалому облегчению, предстояло сопровождать нас во дворец, повел нас к лошадям. Он помог мне сесть на Канелу и занял свое место в свите.
– Игрушечная лошадка, – проворчал со своего боевого коня Хирон. – Но путь до Сеговии долог, а времени для столь нежных копыт у нас мало. Может, поедешь со мной? У меня в седле полно места.
– Канела куда крепче, чем кажется, – возразила я, беря поводья. – К тому же это подарок короля.
По лицу Хирона промелькнула тень. Отъехав от меня, он крикнул слугам, чтобы те трогались с места. Вместе с Альфонсо мы выехали за ворота, и я устремила взгляд вперед, с трудом подавляя желание оглянуться. Внезапно пес Альфонсо, Аларкон, сорвался с привязи и с лаем помчался к нам.
Вильена замахнулся хлыстом.
– Не трогайте его! – крикнул Альфонсо.
Маркиз яростно взглянул на него и пришпорил коня, оставив Альфонсо позади.
– Нет, Аларкон. Назад! – Альфонсо показал рукой в сторону замка. – Домой!
Пес заскулил, присел на задние лапы. Альфонсо посмотрел на меня, на этот раз не в силах скрыть ошеломленный взгляд.
– Он не понимает. Думает, мы уезжаем навсегда. Но мы же не насовсем, да, Изабелла? Мы ведь вернемся, правда?
Я покачала головой. Щадить его дальше не было никакого смысла.
– Не знаю.
Хотя ни я, ни Альфонсо больше не оглядывались, мы оба знали: Аларкон продолжает сидеть у ворот замка, с несчастным видом глядя на пустынную равнину, нам вслед.
Глава 5
Я через силу кивнула, чувствуя, к своему ужасу, как к глазам от беспомощности подступают слезы. Я сморгнула их, стиснула зубы, и мать тут же замолчала, нахмурив лоб, словно только сейчас поняла, насколько далеко зашла.
– Ты… тебе должно быть стыдно, – услышала я собственный шепот.
Королева вздрогнула, затем подняла голову и бесстрастно произнесла:
– Я сделаю тебе платье из зеленого бархата, с серо-голубой отделкой. Альфонсо получит новый камзол из синего атласа.
Она снова повернулась к рулонам ткани, словно я перестала существовать.
Я выбежала из комнаты и не останавливалась до самой двери моих покоев. Беатрис удивленно повернулась ко мне, оторвавшись от упаковывания нашей одежды в кожаный сундук с медными заклепками.
– Что случилось?
– Она сошла с ума, – ответила я, прислонившись к дверному косяку. – Считает, что может использовать Альфонсо против короля, но ей это не удастся. Я не позволю. Буду защищать брата до последнего дыхания.
Слуги в ливреях грузили во дворе багаж на повозки. Замковые собаки лаяли и прыгали вокруг Альфонсо, по-звериному чуя необратимые перемены. Брат всегда заботился о собаках – брал с собой на охоту и прогулки верхом, кормил, следил, чтобы псарня содержалась в порядке. Я смотрела, как он гладит своего любимца, крупного лохматого гончего по кличке Аларкон. Стоя у дверей замка, я вдруг подумала, насколько прискорбно мало у нас прислуги по сравнению с толпившейся во дворе внушительной свитой, которую прислал Энрике для сопровождения нас в Сеговию.
Архиепископ Каррильо не приехал, прислал вместо себя племянников – маркиза де Вильену и его брата, Педро де Хирона. Вильена был титулованным дворянином и любимцем короля, Хирон же владел Калатравой, одним из четырех монашеских военных орденов Кастилии, основанных много веков назад для отражения нападений мавров. Оба обладали немалой властью и богатством, но при этом выглядели полной противоположностью друг другу, и единственное, что связывало братьев, – их высокомерие.
Вильена был высок и худощав, с ровно подстриженными темными волосами, спадающими на лоб. В его внешности чувствовалось нечто зловеще-привлекательное – из-за вытянутого носа и странно холодных желто-зеленых глаз. Он въехал на наш двор с презрительной усмешкой на лице, с откровенным неудовольствием окинул взглядом бегающих повсюду кур и собак, свиней и овец в загонах, скирды сена у стен и компостную кучу, куда мы выбрасывали отходы, будущее удобрение для сада.
Рядом на черном коне – никогда еще не видела такую огромную лошадь – в сопровождении людей в красно-золотых мундирах ехал Хирон. Гигант с покрытым красными прожилками лицом, густой бородой и глубоко сидящими на мясистой физиономии глазами-бусинками неразличимого цвета; изо рта у него пахло хуже, чем от компостной кучи. Спрыгнув с коня – достаточно ловко для его размеров, – он громко выругался: «А ну, вперед, miserables hijos de puta!»[12] И начал отдавать приказы слугам, то и дело сопровождая слова яростными ударами огромных ручищ. Стоявшая рядом с нами донья Клара замерла от страха.
Вильена подошел к нам, и весь его вид тут же переменился. Он преувеличенно вежливо склонился к руке моей матери и заявил, что время не осмелилось тронуть ее красоту. Мать в ответ улыбнулась и затрепетала ресницами; мне же его слова, произнесенные неприятным, слегка гнусавым голосом, показались нелепыми и смешными. От его бархатной одежды исходил столь сильный запах серой амбры, что я едва не закашлялась. Судя по утонченным манерам, он много часов провел перед зеркалом, совершенствуясь в искусстве притворства. На меня же не обращал никакого внимания, лишь едва заметно кивнул, прежде чем повернуться к моему брату. Альфонсо он разглядывал столь пристально, что тот поежился в своем новом жестком камзоле.
Снова повернувшись к матери, Вильена пропел:
– Красота инфанта еще больше возвышает вас, сеньора. В нем невозможно признать кого-либо иного, нежели принца безупречной королевской крови.
Альфонсо озадаченно посмотрел на меня, и я едва не закатила глаза. Улыбка матери стала шире.
– Gracias, Excelencia[13], – сказала она. – Не желаете ли вы и ваш брат немного вина? Я открыла особую, выдержанную бочку, специально для вас.
К нам, громко топоча, подошел Хирон, источая запах пота. Прежде чем его поросячьи глазки уставились на меня, он бросил алчный взгляд на Беатрис, затем ухмыльнулся, показав почерневшие зубы. Я затаила дыхание, почувствовав, как его лапа сжимает мою руку и подносит ее к губам.
– Инфанта, – прорычал он.
Гигант столь крепко сжимал мою ладонь, что я не могла высвободиться, и мне стало страшно, что он сломает мне пальцы, словно куриные косточки, но тут между нами возникла донья Клара с кувшином и кубками, и Хирон тотчас же с ворчанием отпустил меня, предпочтя вино.
После того как Хирон осушил кувшин, а Вильена прошелся по нашему залу, с трудом скрывая изумление от «старомодной», как он выразился, обстановки, братья вернулись во двор присматривать за прислугой.
Мать отвела меня в сторону:
– Вильена начинал как обычный паж, но стал влиятельным сеньором Кастилии. Он пользуется благосклонностью Энрике, хотя, похоже, его потеснили с места фаворита, а у Хирона, хозяина Калатравы, больше слуг, чем у самой короны. С этими людьми следует подружиться, Изабелла. Гранды, подобные им, позаботятся о наших интересах и сделают все, чтобы твой брат не лишился права на трон.
Я уставилась на нее. Нам с Альфонсо предстояло покинуть родной дом. Неужели она полагала, что в этот час я стану усваивать уроки интриг? Я уже была сыта по горло многочисленными советами матери и доньи Клары. У меня кружилась голова от постоянных предупреждений о царившем при дворе разврате, о безнравственной натуре фаворитов моего сводного брата и свободной морали его королевы, об интригах его придворных и опасных амбициях знати. Имена грандов Кастилии и их семейные связи вбивали мне в голову словно катехизис, пока однажды вечером, выйдя из покоев матери, я не бросила в гневе Беатрис, что никогда не снизойду до того, чтобы подслушивать у замочных скважин или прятаться за шпалерами. Беатрис лишь кивнула и сухо ответила:
– Конечно. Разве инфанта Кастилии может вести себя словно обычная шпионка? Предоставь это мне.
Глядя, как Беатрис передает наши саквояжи слуге, я не сомневалась – она справится с любой задачей. С тех пор как ей стало известно о нашем отъезде, она прямо-таки сгорала от предвкушения, словно мы готовились к некоему празднеству. Несколько раз в день практиковалась в хороших манерах, хотя реверансы ей никак не давались, и в конце концов заявила, к немалому возмущению доньи Клары, что скорее научится владеть мечом. Сожалела она лишь о том, что ей придется покинуть отца, – дону Бобадилье предстояло остаться с моей матерью. Я восхищалась отвагой Беатрис, хотя и понимала, что ее может ждать неприятный сюрприз. Одно дело – тосковать по приключениям, и совсем другое – самой в них ввязаться.
Мы стояли на пороге замка, ожидая Альфонсо, который сажал собак на цепь, чтобы они не последовали за нами. Он вел себя стоически, но уверенности в себе ему недоставало, хотя, вняв совету Беатрис, я предпочла не делиться с ним своими опасениями. Встреча с Вильеной стала для Альфонсо первым знакомством с придворным, и я подозревала, что ему несколько не по себе. Похоже, он начинал по-настоящему осознавать, чем может закончиться наш отъезд.
И все же изо всех сил старался оставаться прежним отважным Альфонсо.
– Маркиз говорит – нам нужно скоро ехать, если хотим добраться до Сеговии до захода солнца.
Кивнув, я повернулась к матери, которая ждала в кресле, закутавшись в шаль и прижав к горлу унизанную перстнями руку. Когда она встала, ветер пошевелил ее вуаль, приоткрыв серебристые пряди на висках. Альфонсо поднялся на цыпочки, поцеловал ее в щеку. Она привлекла его к себе, и на глазах ее выступили слезы.
– Ты – инфант де Трастамара, – услышала я ее голос. – Никогда об этом не забывай.
Альфонсо отошел в сторону, и я расцеловала мать в щеки:
– Adiós[14], мама. Да хранит тебя Бог. Напишу, как только смогу.
Она коротко кивнула:
– И тебя, hija mía. Пусть все у тебя будет хорошо. Ступай с Богом.
Я повернулась к няне. На моей памяти не было ни дня, когда донья Клара не делала бы мне замечаний, наставляя на истинный путь, не следила бы за мной, уберегая от возможной беды. Но открытого проявления чувств я от нее не ожидала, как, скорее всего, и она от меня. Однако, когда мы обнялись, я почувствовала, как дрогнуло ее крепкое тело и едва заметно сорвался голос:
– Помни все то, чему я тебя учила. Никогда не поддавайся страсти. Я оберегала тебя сколько могла, но теперь ты должна доказать миру, кто ты есть.
Едва она отпустила меня, волной нахлынула горечь расставания. Мне вдруг захотелось упасть на колени и умолять мать позволить мне остаться. Но выражение ее лица оставалось безжалостным, и я подошла к Альфонсо, страстно желая взять его за руку и никогда не отпускать.
Дон Чакон, которому, к моему немалому облегчению, предстояло сопровождать нас во дворец, повел нас к лошадям. Он помог мне сесть на Канелу и занял свое место в свите.
– Игрушечная лошадка, – проворчал со своего боевого коня Хирон. – Но путь до Сеговии долог, а времени для столь нежных копыт у нас мало. Может, поедешь со мной? У меня в седле полно места.
– Канела куда крепче, чем кажется, – возразила я, беря поводья. – К тому же это подарок короля.
По лицу Хирона промелькнула тень. Отъехав от меня, он крикнул слугам, чтобы те трогались с места. Вместе с Альфонсо мы выехали за ворота, и я устремила взгляд вперед, с трудом подавляя желание оглянуться. Внезапно пес Альфонсо, Аларкон, сорвался с привязи и с лаем помчался к нам.
Вильена замахнулся хлыстом.
– Не трогайте его! – крикнул Альфонсо.
Маркиз яростно взглянул на него и пришпорил коня, оставив Альфонсо позади.
– Нет, Аларкон. Назад! – Альфонсо показал рукой в сторону замка. – Домой!
Пес заскулил, присел на задние лапы. Альфонсо посмотрел на меня, на этот раз не в силах скрыть ошеломленный взгляд.
– Он не понимает. Думает, мы уезжаем навсегда. Но мы же не насовсем, да, Изабелла? Мы ведь вернемся, правда?
Я покачала головой. Щадить его дальше не было никакого смысла.
– Не знаю.
Хотя ни я, ни Альфонсо больше не оглядывались, мы оба знали: Аларкон продолжает сидеть у ворот замка, с несчастным видом глядя на пустынную равнину, нам вслед.
Глава 5
Прежде мы никогда не путешествовали дальше Авилы, и, когда высокая meseta[15] осталась позади, охватившее Альфонсо уныние сменилось естественным любопытством ко всему новому. Привычные нам просторы цвета охры уступили место зеленому ландшафту – сосновым рощам, величественным ущельям, долинам и лугам, где красновато-коричневыми молниями носились стада оленей. Брат даже приподнялся в седле:
– Видела того оленя? Просто огромный! Здесь наверняка отличная охота.
– Лучше не бывает, – протянул Вильена. – Король желает лично познакомить ваше высочество с разнообразием нашей дичи. Кабаны, лани, медведи – он охотится на всех. Его величество – мастер охоты.
Он бросил взгляд на своего брата, который что-то ел.
– Угу, – проворчал Хирон, – охотиться любит, это точно. Отменно владеет колчаном.
Вильена неприятно усмехнулся, и я почувствовала некую недосказанность, промелькнувшую между ним и его братом, но лишь улыбнулась в ответ на возглас Альфонсо:
– Медведь! Ни разу не охотился на медведя!
Вокруг нас разворачивался зеленый ковер, испещренный крепостями из серого и красновато-коричневого камня. Я знала, что многие замки принадлежат кастильским грандам и изначально возводились в качестве укреплений во время Реконкисты, длившейся века войны против мавров. Теперь же, когда неверные вновь отступили в горы Гранады, крепости эти остались могущественными символами безмерной власти знати, что затмевала богатством и численностью вассалов даже короля.
Но когда мы проезжали через приткнувшиеся в тени замков деревушки, где с виселиц свисали трупы бандитов с отрубленными руками и ступнями, меня охватила смутная тревога. В полях, потупив взгляд, трудились крестьяне с ввалившимися глазами. В колючей траве паслась худая скотина с проступающими под шкурой ребрами, покрытая грязью и мухами. Бок о бок с родителями работали дети с пожелтевшей кожей, и даже старики и старухи в лохмотьях сидели на крыльце, расчесывая шерсть, или таскали связки хвороста. Над ними словно нависла тень отчаяния, как будто каждый день для них был вечностью в жизни, лишенной радости, уюта и покоя.
Сперва я подумала, что эту часть Кастилии поразила чума. Услышав весть о страшной болезни, мы всегда запирали ворота Аревало и оставались внутри, пока опасность не минует, потому я не знала, как она выглядит на самом деле. Когда я решилась спросить, почему у этих людей столь несчастный вид, Вильена ответил:
– Они голодают, как и все им подобные. Лень – болезнь campesinos[16]. Но времена сейчас не изобильные, и нужно платить налоги. Те, кто этого не делает, знают цену ослушания.
Он показал на ближайшую виселицу, где догнивало разлагающееся тело.
– В Кастилии мы не терпим подстрекательства к мятежу.
Хирон грубо расхохотался. Я недоверчиво уставилась на Вильену:
– Но мы только что проезжали целые акры невозделанной земли. Почему бедняки не могут там сеять и собирать урожай?
– Вашему высочеству еще многое предстоит узнать, – холодно сказал Вильена. – Эта невозделанная земля, как вы ее назвали, принадлежит грандам. Она предназначена для их удовольствий, а не для того, чтобы ее терзал какой-то крестьянин с плугом, быками и выводком сопливых детишек.
– Вся эта земля? Она принадлежит знати?
Прежде чем Вильена успел ответить, Хирон бросил:
– Могло быть и больше. Нашим слугам не пришлось бы охранять эти крысиные норы, если бы король не говорил, что мы получаем с них ренту. – Он ударил кулаком в грудь. – Я ответил – нет, пусть сами о себе заботятся, но те трусы в совете оказались в большинстве.
Я отвернулась, почувствовав, как к щекам приливает кровь. Беатрис приподняла брови, словно говоря, что есть вещи, которых нам, возможно, не понять. Но мне все стало ясно. Я вспомнила слова матери о неутолимой алчности грандов и о желании моего единокровного брата любой ценой держаться от них как можно дальше. Судя по всему, она нисколько не преувеличивала, утверждая, что королевство отдано им.
Аревало никогда еще не казался столь далеким, как сейчас. Я едва не вскрикнула от радости, увидев наконец вдали темные восточные гребни Сьерра-де-Гуадаррамы, на фоне которых выделялись залитые закатным солнцем шпили Сеговии. За крепостными стенами, в окружении рек Эресма и Кламорес, простирался во всей красе город, а на мысу гордо возвышался алькасар. Когда мы подъехали к городским воротам, я увидела строительные леса на основании продолговатой башни замка, Торре-де-Оменахе.
– Монсеньор архиепископ, – сказал Вильена, – приготовил для вас жилье в casa real поблизости от алькасара.
Он нарочито устало вздохнул:
– У короля вошло в привычку реставрировать дворец, к тому же туда прибыли гранды со своими свитами, так что могу лишь сожалеть, что в самом замке места не найдется.
Я с трудом скрыла вздох облегчения, хотя и заметила надутые губы Беатрис – знак недовольства тем, что нам не придется жить прямо посреди дворца. Меня утомили путешествие и не отступавшая тревога, и, в отличие от подруги, я предпочитала собраться с мыслями где-нибудь в сторонке, прежде чем нас швырнет в придворную жизнь.
Мы въехали в шумный город, вдвое больший, чем Авила, и втрое больший по количеству населения. Звон подков наших лошадей отдавался от стен зданий, что стояли вдоль узких улиц, вымощенных булыжником или покрытых утоптанной землей. Мы с Беатрис ехали позади Альфонсо, в окружении Вильены, Хирона, Чакона и слуг. В густом воздухе смешивались запахи конского навоза, дыма, готовящейся еды, кожевенных лавок и кузниц. Мне стоило больших усилий сдерживать Канелу, чтобы конь не встал на дыбы, услышав крик прохожего. Слуги прокладывали нам путь, разгоняя случайно оказавшихся на дороге бедолаг алебардами. Некоторые горожане останавливались, глядели нам вслед и перешептывались друг с другом.
Интересно, о чем они говорят, думала я, что видят? Девочку-подростка со свободно рассыпавшимися под вуалью волосами и маленького мальчика с деревенской грязью под ногтями – вот что они должны видеть. Двух невинных, оказавшихся в мире, к которому не принадлежат.
Я посмотрела на Вильену. Он ехал непринужденно, плащ с золотой каймой развевался за спиной, голова высоко поднята, словно в попытке избежать уличной вони. Почувствовав мой взгляд, он обернулся. Мы въехали через выложенные камнем ворота Мудехар в королевский дворец, во внутреннем дворе которого, беспокойно хмурясь, нас ждал Каррильо.
– Вы опоздали, – сказал он, когда мы спешились. – Его величество просил, чтобы инфанты сегодня вечером нанесли ему визит.
Он быстро улыбнулся мне:
– Поспеши, дорогая. Нас ждут в алькасаре через час.
– Надеюсь, у нас будет время помыться, – шепнула я Беатрис.
Она хотела что-то ответить, но тут из дворца вышел худой человек среднего роста, в простом черном бархатном камзоле безупречного покроя, из-под которого виднелись изящные ноги в расшитых лосинах. Поклонившись, он проговорил хорошо поставленным голосом придворного:
– Я Андрес де Кабрера, комендант алькасара Сеговии. Мне предоставлена честь сопроводить ваше высочество в апартаменты.
В его присутствии я сразу же почувствовала себя свободно. Серьезные черты лица, редеющие волосы и глубоко посаженные карие глаза напомнили мне Педро де Бобадилью, отца Беатрис, хотя Андрес де Кабрера был намного моложе. Лицо Беатрис озарилось улыбкой.
– Премного благодарны вам за помощь, дон Кабрера, – сказала она.
– Рад услужить. Сюда, пожалуйста.
Лишь тогда я поняла, что Альфонсо с нами нет, вокруг были лишь слуги, которые собирали наши вещи. Я заозиралась по сторонам и увидела, что Каррильо уводит принца в противоположную от меня сторону. Дон Чакон послушно шел следом и нес саквояж Альфонсо.
Меня охватил страх.
– Куда ведут моего брата? – срывающимся голосом спросила я.
Кабрера остановился:
– Его высочеству, естественно, предоставлены отдельные покои. – Он вежливо улыбнулся. – Не беспокойтесь, ваше высочество. Вы увидите его на банкете.
– О… – Я заставила себя усмехнуться. – Конечно, ну и глупая же я.
Само собой, Альфонсо теперь предстояло жить в соответствии с подобающим ему положением. Его больше не будет в комнате по соседству, и мы не сможем встретиться, когда захотим. Нас разлучили столь внезапно, что я не могла с этим смириться, но все же шла вместе с Беатрис в похожий на лабиринт casa real, находившийся неподалеку от дворца. Стуча каблуками, мы прошли по отполированным полам залов с кружевной лепниной на выложенных плиткой из яшмы и изумруда стенах, миновали высокие аркады и очутились в лимонного цвета дворике. После городского шума нас окружила роскошная тишина, которую нарушали лишь алмазное журчание воды в невидимых фонтанах и мягкий шорох наших юбок.
Я уже засомневалась, что смогу найти здесь дорогу без посторонней помощи, когда мы оказались в просторном помещении; его арочные окна, обрамленные резными деревянными ставнями, выходили в сад. Я удивленно остановилась, услышав приглушенное звериное рычание.
– Что это?
Кабрера снова улыбнулся:
– Леопарды его величества; похоже, они проголодались. Пора их кормить.
– Леопарды? – ошеломленно повторила Беатрис. – Король держит здесь диких зверей?
– Только двух, – ответил Кабрера. – И уверяю вас, они надежно заперты и хорошо накормлены. В лесном поместье в холмах Эль-Балансина у короля куда больше львов и медведей, а также громадных странных птиц из Африки и прочих созданий. Его величество – большой любитель животных; здесь он обычно сам присматривает за леопардами, но сегодня вечером эта обязанность выпала мне.
– И он использует этих зверей для охоты? – спросила я, думая, насколько близко экзотические хищники находятся от моих комнат. – Я слышала, он очень любит пострелять по живым мишеням.
Кабрера нахмурился:
– Напротив, его величество редко охотится, и никогда – со своими зверями. Он терпеть не может кровопролития, даже запретил в Сеговии корриду.
– Тут нет боя быков? – Беатрис посмотрела на меня.
Она слышала, как Вильена рассказывал Альфонсо, что Энрике хотел показать ему охотничью забаву. Судя по всему, маркиз ввел нас в заблуждение. Мне стало интересно, о чем еще солгали нам он и его неотесанный брат, хотя втайне меня порадовало, что Энрике не любит боя быков. Мне они тоже были неприятны; никогда не могла понять, как можно наслаждаться кровью и суматохой на арене. Хотя я росла в сельской местности, где животных постоянно забивали ради пропитания, мне казалось, что превращать страдания живого существа в спектакль для услаждения толпы – ненормально.
– Покои Альфонсо далеко от нас? – спросила я, расстегивая плащ.
– Не слишком, – ответил Кабрера. – Его высочество будет жить в алькасаре, где сейчас достаточно многолюдно. Монсеньор архиепископ счел за лучшее поселить вас в более уединенном месте. Однако, если желаете, могу попытаться найти апартаменты поближе к покоям инфанта. Увы, они будут меньше. Все большие комнаты сейчас заняты грандами, приехавшими увидеть новую принцессу.
– Нет, – сказала я. – Не беспокойтесь. Меня вполне устроят и эти.
Он отошел в сторону, пропуская двоих слуг, которые принесли сундуки с нашей одеждой и поставили их на покрытый плиткой пол.
– На полке у окна – таз со свежей водой и полотенца, сеньорита. Сожалею, что не могу обеспечить горячую ванну, учитывая поздний час, но завтра распоряжусь, чтобы вам ее приготовили.
– Это было бы прекрасно. – Я наклонила голову. – Спасибо. Вы очень добры.
– Не за что благодарить, моя инфанта. Служить вам – для меня большая честь. Если что-то потребуется, зовите меня. Я в вашем распоряжении. – Он поклонился. – И вы тоже, сеньорита де Бобадилья. Естественно, я и в вашем распоряжении.
Когда он вышел, я с удивлением увидела на щеках Беатрис румянец.
– Такой приятный мужчина, – сказала она, – но ведь я не говорила ему, как меня зовут. Откуда он узнал?
Я не ответила, думая не о Кабрере, которому, как мне показалось, можно доверять, но о Вильене.
– Беатрис, как думаешь, зачем маркиз нам солгал? Сперва сказал, что король – мастер охоты, но, судя по словам дона Кабреры, это неправда, а потом – что для нас нет комнат в алькасаре. Какая-то мелочная ложь, не вижу в ней смысла.
– Возможно, мелочная лишь с виду. – Она развязала шнуровку моего платья, оставив меня в чулках и сорочке. – Но первой ложью он завоевал внимание Альфонсо, а с помощью второй, по сути, разлучил нас. К тому же Кабрера сказал, что поселить тебя здесь решил Каррильо, ради уединения. Возможно, на самом деле вовсе не из-за этого, а потому, что тоже хочет держать вас с Альфонсо подальше друг от друга?
Столь хитроумные выводы мне не понравились. Оставив Беатрис искать в сундуке мое платье, я пошла к тазу с лавандовой водой. Смывая грязь с лица и шеи, думала о том, что еще я выяснила. Если Каррильо и Вильена хотели разлучить нас с Альфонсо, зная, что мы с братом выросли вместе, ими двигала либо жестокость, либо некие более зловещие намерения. Мы только что приехали; неужели они хотели сразу же втянуть Альфонсо в свои интриги? И действовали ли Каррильо и Вильена сообща?
Я взяла полотенце и уже собралась поделиться своими мыслями с Беатрис, когда снаружи послышался шум. Прежде чем я успела сдвинуться с места, дверь распахнулась и вошли несколько женщин.
Я не раздевалась ни перед кем, кроме Беатрис, с десятилетнего возраста. Даже донья Клара не осмеливалась войти ко мне без стука. Теперь же я ошеломленно стояла посреди комнаты, глядя на порхающих, подобно фантастическим птицам, женщин и не в силах понять, о чем они говорят. Мое новое придворное платье, сшитое из купленного в Авиле зеленого бархата, выхватили у Беатрис и передавали по рукам. Одна из женщин неодобрительно прищелкнула языком. Другая рассмеялась. Под их веселый смех Беатрис забрала у них платье.
– Видела того оленя? Просто огромный! Здесь наверняка отличная охота.
– Лучше не бывает, – протянул Вильена. – Король желает лично познакомить ваше высочество с разнообразием нашей дичи. Кабаны, лани, медведи – он охотится на всех. Его величество – мастер охоты.
Он бросил взгляд на своего брата, который что-то ел.
– Угу, – проворчал Хирон, – охотиться любит, это точно. Отменно владеет колчаном.
Вильена неприятно усмехнулся, и я почувствовала некую недосказанность, промелькнувшую между ним и его братом, но лишь улыбнулась в ответ на возглас Альфонсо:
– Медведь! Ни разу не охотился на медведя!
Вокруг нас разворачивался зеленый ковер, испещренный крепостями из серого и красновато-коричневого камня. Я знала, что многие замки принадлежат кастильским грандам и изначально возводились в качестве укреплений во время Реконкисты, длившейся века войны против мавров. Теперь же, когда неверные вновь отступили в горы Гранады, крепости эти остались могущественными символами безмерной власти знати, что затмевала богатством и численностью вассалов даже короля.
Но когда мы проезжали через приткнувшиеся в тени замков деревушки, где с виселиц свисали трупы бандитов с отрубленными руками и ступнями, меня охватила смутная тревога. В полях, потупив взгляд, трудились крестьяне с ввалившимися глазами. В колючей траве паслась худая скотина с проступающими под шкурой ребрами, покрытая грязью и мухами. Бок о бок с родителями работали дети с пожелтевшей кожей, и даже старики и старухи в лохмотьях сидели на крыльце, расчесывая шерсть, или таскали связки хвороста. Над ними словно нависла тень отчаяния, как будто каждый день для них был вечностью в жизни, лишенной радости, уюта и покоя.
Сперва я подумала, что эту часть Кастилии поразила чума. Услышав весть о страшной болезни, мы всегда запирали ворота Аревало и оставались внутри, пока опасность не минует, потому я не знала, как она выглядит на самом деле. Когда я решилась спросить, почему у этих людей столь несчастный вид, Вильена ответил:
– Они голодают, как и все им подобные. Лень – болезнь campesinos[16]. Но времена сейчас не изобильные, и нужно платить налоги. Те, кто этого не делает, знают цену ослушания.
Он показал на ближайшую виселицу, где догнивало разлагающееся тело.
– В Кастилии мы не терпим подстрекательства к мятежу.
Хирон грубо расхохотался. Я недоверчиво уставилась на Вильену:
– Но мы только что проезжали целые акры невозделанной земли. Почему бедняки не могут там сеять и собирать урожай?
– Вашему высочеству еще многое предстоит узнать, – холодно сказал Вильена. – Эта невозделанная земля, как вы ее назвали, принадлежит грандам. Она предназначена для их удовольствий, а не для того, чтобы ее терзал какой-то крестьянин с плугом, быками и выводком сопливых детишек.
– Вся эта земля? Она принадлежит знати?
Прежде чем Вильена успел ответить, Хирон бросил:
– Могло быть и больше. Нашим слугам не пришлось бы охранять эти крысиные норы, если бы король не говорил, что мы получаем с них ренту. – Он ударил кулаком в грудь. – Я ответил – нет, пусть сами о себе заботятся, но те трусы в совете оказались в большинстве.
Я отвернулась, почувствовав, как к щекам приливает кровь. Беатрис приподняла брови, словно говоря, что есть вещи, которых нам, возможно, не понять. Но мне все стало ясно. Я вспомнила слова матери о неутолимой алчности грандов и о желании моего единокровного брата любой ценой держаться от них как можно дальше. Судя по всему, она нисколько не преувеличивала, утверждая, что королевство отдано им.
Аревало никогда еще не казался столь далеким, как сейчас. Я едва не вскрикнула от радости, увидев наконец вдали темные восточные гребни Сьерра-де-Гуадаррамы, на фоне которых выделялись залитые закатным солнцем шпили Сеговии. За крепостными стенами, в окружении рек Эресма и Кламорес, простирался во всей красе город, а на мысу гордо возвышался алькасар. Когда мы подъехали к городским воротам, я увидела строительные леса на основании продолговатой башни замка, Торре-де-Оменахе.
– Монсеньор архиепископ, – сказал Вильена, – приготовил для вас жилье в casa real поблизости от алькасара.
Он нарочито устало вздохнул:
– У короля вошло в привычку реставрировать дворец, к тому же туда прибыли гранды со своими свитами, так что могу лишь сожалеть, что в самом замке места не найдется.
Я с трудом скрыла вздох облегчения, хотя и заметила надутые губы Беатрис – знак недовольства тем, что нам не придется жить прямо посреди дворца. Меня утомили путешествие и не отступавшая тревога, и, в отличие от подруги, я предпочитала собраться с мыслями где-нибудь в сторонке, прежде чем нас швырнет в придворную жизнь.
Мы въехали в шумный город, вдвое больший, чем Авила, и втрое больший по количеству населения. Звон подков наших лошадей отдавался от стен зданий, что стояли вдоль узких улиц, вымощенных булыжником или покрытых утоптанной землей. Мы с Беатрис ехали позади Альфонсо, в окружении Вильены, Хирона, Чакона и слуг. В густом воздухе смешивались запахи конского навоза, дыма, готовящейся еды, кожевенных лавок и кузниц. Мне стоило больших усилий сдерживать Канелу, чтобы конь не встал на дыбы, услышав крик прохожего. Слуги прокладывали нам путь, разгоняя случайно оказавшихся на дороге бедолаг алебардами. Некоторые горожане останавливались, глядели нам вслед и перешептывались друг с другом.
Интересно, о чем они говорят, думала я, что видят? Девочку-подростка со свободно рассыпавшимися под вуалью волосами и маленького мальчика с деревенской грязью под ногтями – вот что они должны видеть. Двух невинных, оказавшихся в мире, к которому не принадлежат.
Я посмотрела на Вильену. Он ехал непринужденно, плащ с золотой каймой развевался за спиной, голова высоко поднята, словно в попытке избежать уличной вони. Почувствовав мой взгляд, он обернулся. Мы въехали через выложенные камнем ворота Мудехар в королевский дворец, во внутреннем дворе которого, беспокойно хмурясь, нас ждал Каррильо.
– Вы опоздали, – сказал он, когда мы спешились. – Его величество просил, чтобы инфанты сегодня вечером нанесли ему визит.
Он быстро улыбнулся мне:
– Поспеши, дорогая. Нас ждут в алькасаре через час.
– Надеюсь, у нас будет время помыться, – шепнула я Беатрис.
Она хотела что-то ответить, но тут из дворца вышел худой человек среднего роста, в простом черном бархатном камзоле безупречного покроя, из-под которого виднелись изящные ноги в расшитых лосинах. Поклонившись, он проговорил хорошо поставленным голосом придворного:
– Я Андрес де Кабрера, комендант алькасара Сеговии. Мне предоставлена честь сопроводить ваше высочество в апартаменты.
В его присутствии я сразу же почувствовала себя свободно. Серьезные черты лица, редеющие волосы и глубоко посаженные карие глаза напомнили мне Педро де Бобадилью, отца Беатрис, хотя Андрес де Кабрера был намного моложе. Лицо Беатрис озарилось улыбкой.
– Премного благодарны вам за помощь, дон Кабрера, – сказала она.
– Рад услужить. Сюда, пожалуйста.
Лишь тогда я поняла, что Альфонсо с нами нет, вокруг были лишь слуги, которые собирали наши вещи. Я заозиралась по сторонам и увидела, что Каррильо уводит принца в противоположную от меня сторону. Дон Чакон послушно шел следом и нес саквояж Альфонсо.
Меня охватил страх.
– Куда ведут моего брата? – срывающимся голосом спросила я.
Кабрера остановился:
– Его высочеству, естественно, предоставлены отдельные покои. – Он вежливо улыбнулся. – Не беспокойтесь, ваше высочество. Вы увидите его на банкете.
– О… – Я заставила себя усмехнуться. – Конечно, ну и глупая же я.
Само собой, Альфонсо теперь предстояло жить в соответствии с подобающим ему положением. Его больше не будет в комнате по соседству, и мы не сможем встретиться, когда захотим. Нас разлучили столь внезапно, что я не могла с этим смириться, но все же шла вместе с Беатрис в похожий на лабиринт casa real, находившийся неподалеку от дворца. Стуча каблуками, мы прошли по отполированным полам залов с кружевной лепниной на выложенных плиткой из яшмы и изумруда стенах, миновали высокие аркады и очутились в лимонного цвета дворике. После городского шума нас окружила роскошная тишина, которую нарушали лишь алмазное журчание воды в невидимых фонтанах и мягкий шорох наших юбок.
Я уже засомневалась, что смогу найти здесь дорогу без посторонней помощи, когда мы оказались в просторном помещении; его арочные окна, обрамленные резными деревянными ставнями, выходили в сад. Я удивленно остановилась, услышав приглушенное звериное рычание.
– Что это?
Кабрера снова улыбнулся:
– Леопарды его величества; похоже, они проголодались. Пора их кормить.
– Леопарды? – ошеломленно повторила Беатрис. – Король держит здесь диких зверей?
– Только двух, – ответил Кабрера. – И уверяю вас, они надежно заперты и хорошо накормлены. В лесном поместье в холмах Эль-Балансина у короля куда больше львов и медведей, а также громадных странных птиц из Африки и прочих созданий. Его величество – большой любитель животных; здесь он обычно сам присматривает за леопардами, но сегодня вечером эта обязанность выпала мне.
– И он использует этих зверей для охоты? – спросила я, думая, насколько близко экзотические хищники находятся от моих комнат. – Я слышала, он очень любит пострелять по живым мишеням.
Кабрера нахмурился:
– Напротив, его величество редко охотится, и никогда – со своими зверями. Он терпеть не может кровопролития, даже запретил в Сеговии корриду.
– Тут нет боя быков? – Беатрис посмотрела на меня.
Она слышала, как Вильена рассказывал Альфонсо, что Энрике хотел показать ему охотничью забаву. Судя по всему, маркиз ввел нас в заблуждение. Мне стало интересно, о чем еще солгали нам он и его неотесанный брат, хотя втайне меня порадовало, что Энрике не любит боя быков. Мне они тоже были неприятны; никогда не могла понять, как можно наслаждаться кровью и суматохой на арене. Хотя я росла в сельской местности, где животных постоянно забивали ради пропитания, мне казалось, что превращать страдания живого существа в спектакль для услаждения толпы – ненормально.
– Покои Альфонсо далеко от нас? – спросила я, расстегивая плащ.
– Не слишком, – ответил Кабрера. – Его высочество будет жить в алькасаре, где сейчас достаточно многолюдно. Монсеньор архиепископ счел за лучшее поселить вас в более уединенном месте. Однако, если желаете, могу попытаться найти апартаменты поближе к покоям инфанта. Увы, они будут меньше. Все большие комнаты сейчас заняты грандами, приехавшими увидеть новую принцессу.
– Нет, – сказала я. – Не беспокойтесь. Меня вполне устроят и эти.
Он отошел в сторону, пропуская двоих слуг, которые принесли сундуки с нашей одеждой и поставили их на покрытый плиткой пол.
– На полке у окна – таз со свежей водой и полотенца, сеньорита. Сожалею, что не могу обеспечить горячую ванну, учитывая поздний час, но завтра распоряжусь, чтобы вам ее приготовили.
– Это было бы прекрасно. – Я наклонила голову. – Спасибо. Вы очень добры.
– Не за что благодарить, моя инфанта. Служить вам – для меня большая честь. Если что-то потребуется, зовите меня. Я в вашем распоряжении. – Он поклонился. – И вы тоже, сеньорита де Бобадилья. Естественно, я и в вашем распоряжении.
Когда он вышел, я с удивлением увидела на щеках Беатрис румянец.
– Такой приятный мужчина, – сказала она, – но ведь я не говорила ему, как меня зовут. Откуда он узнал?
Я не ответила, думая не о Кабрере, которому, как мне показалось, можно доверять, но о Вильене.
– Беатрис, как думаешь, зачем маркиз нам солгал? Сперва сказал, что король – мастер охоты, но, судя по словам дона Кабреры, это неправда, а потом – что для нас нет комнат в алькасаре. Какая-то мелочная ложь, не вижу в ней смысла.
– Возможно, мелочная лишь с виду. – Она развязала шнуровку моего платья, оставив меня в чулках и сорочке. – Но первой ложью он завоевал внимание Альфонсо, а с помощью второй, по сути, разлучил нас. К тому же Кабрера сказал, что поселить тебя здесь решил Каррильо, ради уединения. Возможно, на самом деле вовсе не из-за этого, а потому, что тоже хочет держать вас с Альфонсо подальше друг от друга?
Столь хитроумные выводы мне не понравились. Оставив Беатрис искать в сундуке мое платье, я пошла к тазу с лавандовой водой. Смывая грязь с лица и шеи, думала о том, что еще я выяснила. Если Каррильо и Вильена хотели разлучить нас с Альфонсо, зная, что мы с братом выросли вместе, ими двигала либо жестокость, либо некие более зловещие намерения. Мы только что приехали; неужели они хотели сразу же втянуть Альфонсо в свои интриги? И действовали ли Каррильо и Вильена сообща?
Я взяла полотенце и уже собралась поделиться своими мыслями с Беатрис, когда снаружи послышался шум. Прежде чем я успела сдвинуться с места, дверь распахнулась и вошли несколько женщин.
Я не раздевалась ни перед кем, кроме Беатрис, с десятилетнего возраста. Даже донья Клара не осмеливалась войти ко мне без стука. Теперь же я ошеломленно стояла посреди комнаты, глядя на порхающих, подобно фантастическим птицам, женщин и не в силах понять, о чем они говорят. Мое новое придворное платье, сшитое из купленного в Авиле зеленого бархата, выхватили у Беатрис и передавали по рукам. Одна из женщин неодобрительно прищелкнула языком. Другая рассмеялась. Под их веселый смех Беатрис забрала у них платье.