– Неужто тебе до зарезу нужна вся эта дребедень? – раздраженно проворчал я.
– Никогда не знаешь, что понадобится, – сказала она. – Если тебе тяжело, я могу взять корзину.
Я фыркнул:
– Спасибо, я справлюсь. Не надорвусь. Хотел бы я добавить, что корзина в самом деле тяжела непереносимо, а лямки врезаются мне под мышками. Я не мог понять, как ей удалось протащить эту корзину всю первую долгую часть пути, прежде чем Пороховая Гузка начал играть в Рыцаря Подмогу.
За нашей спиной, будто барабанная дробь, прозвучал стук копыт, и я обернулся. За нами во весь опор скакала толпа верховых солдат. Роза и я поспешно отступили в сторону – вниз, в придорожную канаву. На этот раз не для того, чтобы спрятаться, а только чтобы нас не растоптали. Всадники едва удостоили нас взглядом и проскакали, не сбавляя хода. Комки земли и хвоя осыпали нас.
– Как холодно! Теперь ноги промокли! – сказала Роза.
Мои тоже промокли, ведь в канаве стояла вода. А у меня на рубашке прямо посредине, в том месте, куда попал земляной ком, появилось бурое пятно.
Мы вылезли на дорогу.
– Они вели себя, прямо сказать, не очень-то любезно, – проговорила Роза, глядя вслед всадникам.
– А ты чего ждала? Это ведь солдаты-драканарии.
Я пожал плечами:
– А теперь пошли! Будем считать, что пока нам везет.
– Имя? – рявкнул стражник у ворот, не глядя на нас.
– Мартин Керк, – ответил я, потому как мы сошлись на том, что глупо зваться Розой и Давином Тонерре. – А это моя сестра Майя Керк.
Роза задразнила меня, услыхав раньше, каким именем я хотел назваться.
– Мартин? Думаешь, будто ты станешь таким же опасным, как Предводитель?
От ее издевательств щеки мои запылали.
– Это случайно, – сказал я. – Мартин-то самое обычное имя. И мое ничего общего с ним не имеет. Меня просто так звать.
– По какому делу? – спросил стражник.
– Ищем работу, милостивый господин! Мы слыхали, будто здесь можно получить работу.
– Может, так оно и есть, – ответил тот, смерив нас холодным взглядом. – Но не для всякого бродячего сброда.
– Да, но мы…
– Побереги порох, парень. Не меня тебе надобно убеждать. – Сунув голову в дверь караульной, он прорычал кому-то: – Арно! Возьми-ка этих двоих новичков да отведи к вербовщику.
– Имя? – не глядя, спросил он.
– Мартин Керк! Но это они уже…
– А девчонки?
– Ро… О, Майя! Майя Керк! Моя сестра. Но…
– Девчонка умеет ткать?
– Да! Ой, да…
Я чуть было не ляпнул: «Думаю, да!» Но тут же осекся. Роза моя сестра, и я, уж конечно, должен знать о ней все. Но у нас дома в тот год, когда Роза жила у нас, ничего не ткали.
– Я гожусь для всякой работы, местер! – сказала Роза учтивейшим и подобострастнейшим голосом.
– Гм-м! Ну а ты, малый, владеешь каким-нибудь оружием?
– Да, немного, но…
– Но у тебя нет никакого меча?
– Он… разлетелся на куски. Но…
– Вот как! Стало быть, будешь стоять на том, что тебе больше подходит оружие, которое тебе дадут здесь. – Вербовщик нацарапал наши имена на листке бумаги и протянул мне перо: – Вот! Распишись! А коли писать не умеешь, поставь крестик.
Я поставил крестик. Тогда было много бедняков, что не умели писать, и, пожалуй, лучше было не отличаться от прочих.
– Явишься к голубому драканьему знамени прямо за воротами. А девчонка пусть идет до ближайшего мельничьего дома и войдет в дверь с зелеными буквами.
– Но…
– Да?
– Я думал… Мы очень хотим работать в мельничьем доме. Вдвоем.
– Нет! Туда набирают только женщин и детей. Но ты, может, слишком важный, чтобы служить в драканьей рати, малыш? Или больно труслив?
Я ощутил какой-то горький вкус во рту. Но что я мог поделать?
– Нет, – ответил я, пытаясь выглядеть как можно более бравым. – Я чертовски хочу стать солдатом-драканарием.
– Ладно! Тогда валяйте!.. Шагом марш!
– И к черту в зубы тоже! – вполголоса выругался я, когда мы снова вышли на привратную площадь. – Стало быть, я все-таки буду по другую сторону стены! Да еще в треклятом мундире драканьей рати!
– Да, – сказала Роза, быстро поцеловав меня на прощание в щеку, думается, больше ради привратных стражников. – Так что все-таки хорошо, что я здесь с тобой, разве не так?
– Привет, братец!
Голос ее звучал хрипло и утомленно, и сначала я почти не узнал ее. Светлые волосы Розы были скрыты под черной косынкой, и на ней была серая юбка и серая же блузка, которых я прежде не видел. На плечах у нее была та светло-серая шаль, что сообщала Пороховой Гузке: все в порядке. Но выглядела Роза чуточку подавленно. Она сутулилась, и вся ее обычная стать куда-то подевалась. Да и стояла она обхватив локти ладонями, словно ей невмоготу опустить руки.
– Привет, сестрица! – выпалил я, уронив мои собственные, гудящие от боли руки. А вокруг меня громоздилось бесконечное множество седел и разной упряжи, которые дожидались, когда я отскребу их дочиста, смажу маслом и начищу до блеска. Я трудился в подмастерьях у седельщика до полудня, и мои плечи так болели, что хотелось кричать, а пальцы мои сморщились точь-в-точь как сушеные черносливины и стали почти такими же черными. Вовсе не такой представлялась мне служба солдата-драканария. Но могло быть и хуже! Да и было хуже! За день до этого я только и делал, что чистил отхожие места. То были своего рода испытания, выпадавшие на долю новичков.
– Нам можно немного прогуляться? – устало спросила она, слегка тряхнув головой. – Подальше от лагеря, прочь от подслушивающих ушей.
Я в отчаянии глядел на горы упряжи, которую еще не почистил. Седельщик сказал, что я пойду спать, когда справлюсь с работой, но я не представлял, как управиться со всем этим до захода солнца. Десятиминутная прогулка с Розой ничего не убавит и не прибавит.
– Да, – согласился я. – Давай немного прогуляемся.
– Кто он? Вальдраку? – Роза молча кивнула головой.
– Они говорят, будто она – чудовище! – Роза взглянула на меня испуганными глазами. – Почему она это делает? – спросила она. – Как он ее заставляет?
Я же никак не мог себе представить, что кто-то мог заставить Дину взяться за такую работу. Злоупотреблять столь ужасно даром Пробуждающей Совесть? И я лишь молча покачал головой.
– Где она? – спросил я. – Они что-нибудь говорят об этом?
– Она наверху, в том большом доме, в том роскошном доме, где живет сам Вальдраку. Я подумала… как, по-твоему, мы не могли бы забраться туда тайком однажды ночью? И поскорее, потому что, если я и дальше буду надрываться в этой ткацкой, у меня ни на что сил не останется.
Я кивнул. Да и у меня тоже не было ни малейшей охоты к подобного рода многодневной работе: обихаживать упряжь и чистить отхожие места.
– Нынче ночью! – сказал я. – Мы попытаемся нынче ночью!
Городская стена и вправду спускалась до самого берега реки. Но если набраться храбрости и броситься в бешеную реку, можно обойти стену, если поток не унесет тебя и не разобьет, превратив в камбалу, об утесы.
Но об этом я старался не думать. Я захватил с собой свои подручные средства – прежде всего, длинную пеньковую веревку, которую стащил у шорника. Один ее конец я обвязал вокруг пояса, а другим обхватил снизу ствол юной березки, что росла в нескольких шагах от берега реки. А потом перемахнул через край утеса, спустился по веревке по крутому откосу и ринулся в холодную воду.
На один миг я потерял опору под ногами. Казалось, будто огромная ледяная рука схватила меня и швырнула с края утеса в ложном направлении. Я рассчитывал, что поплыву… Я был хорошим пловцом, я плавал в реках и прежде.
Но здешние воды ничуть не напоминали спокойные мутные воды Дун-реки дома, в Березках. Здешняя вода кипела, будто в ведьмином котле, в холодном как лед ведьмином котле, и, закружив меня, сорвала с места, как палый лист в ручье, разбухшем от талой воды.
Удар! Река швырнула меня прямо в водоворот и ударила об огромную каменную глыбу. Одно плечо в тот же миг и заледенело, и умерло. Если я ничего не сделаю, то что станется со мной? Я схватился за веревку и начал подтягиваться против течения. Пальцы мои заледенели так, что я едва мог держаться за веревку, а руки все больше и больше отнимались. Я мычал и стонал, будто вол, что тянет непомерно тяжелый груз. Но когда наконец мне удалось одолеть течение, я пробился назад к березке и выбрался из воды. Некоторое время я, тяжело дыша, отдуваясь и дрожа от холода, висел животом вниз на берегу реки, а ноги мои болтались на краю…
Нет, невозможно! Мне не одолеть эту реку! Во всяком случае, не здесь, где течение настолько могуче, что вертит все многочисленные мельничьи колеса Драканы.
Но что же мне делать? Я уже насквозь промок, и если раньше у меня была хоть какая-то возможность схитрить и под тем или иным предлогом пробраться через ворота, то теперь и она исчезла. Даже самый ленивый и тупой привратный стражник заподозрит этакую полуутонувшую речную крысу.
А Роза ждала меня. И если мне не вынырнуть, она испугается. И быть может, настолько, что завтра вечером подаст Пороховой Гузке тревожный знак.
Не смогу ли я пробраться мимо стены, не окунаясь целиком в воду? Ведь как бы трудно ни было, мне нужно преодолеть лишь десятка полтора футов! С помощью веревки… Это, пожалуй, могло бы получиться… но только осторожнее.
На этот раз я заставил себя снова, но уже осторожнее скользнуть через каменный край утеса. Я искал ощупью опору для одной ноги, да, это там… Всего лишь легкий прыжок, но достаточно энергичный, возможно… такой.
Я тянул веревку одной рукой, а другой крепко вцепился в пучок травы и начал карабкаться вдоль стены по крутому речному откосу.
Я бросил быстрый взгляд вверх. Стена плотной черной тенью нависла надо мной – темный контур на глади ночного неба.. Но во всяком случае, пока что людей там не было. Никто меня не увидел… еще не увидел. Однако у меня появилась другая причина для беспокойства. Правая нога выскользнула из той щели в стене, куда я ее втиснул, и мне пришлось крепко цепляться за откос окостеневшими пальцами. Песок и мелкие камешки посыпались градом по склону, но, к счастью, шум реки заглушил тот грохот обвала, который я устроил.
Я снова обрел опору под ногами. И почему я не снял сапоги, прежде чем пуститься в этот путь? Хотя бы пальцам на ногах было легче. Пот, смешанный с речной водой, заливал мое лицо, и приходилось непрестанно моргать, чтобы уберечь глаза.
Еще один прыжок… Небольшой кустик ивы, пустивший корень в расселину… Я глянул ввысь… Да, я уже прошел вдоль стены! Оставалось только снова подняться на берег.
Только… только и всего… Внезапно я не смог больше двинуться ни вперед, ни назад. Я ухватился за откос одной рукой, но ничего, кроме нескольких царапин и сломанного ногтя! Веревка больше не могла помочь, ведь она застряла по другую сторону стены, сколько я ни шарил, я не мог найти опоры ни для руки, ни для ноги.
Пальцы ныли, а плечи дрожали от изнеможения. Если я как угодно не продвинусь дальше, кончится все тем, что я свалюсь вниз. И тогда придется все начинать сначала, если я, падая, вообще не сломаю себе что-нибудь.
– Давин!
То было сказано шепотом, таким тихим, что я едва расслышал свое имя из-за рокота воды. Я глянул вверх. Чье-то лицо, белое в лунном свете, выглядывало с края утеса. То была Роза.
– Да! – прошептал я в ответ.
– Тебе никак не подняться наверх? Все-таки до чего ж проницательна эта девочка!
– Нет! – свирепо прошептал я. – Коли б я мог подняться вверх, я бы, наверно, это сделал.
Роза протянула руку через край утеса, но наши руки встретиться не смогли. И пожалуй, это было к лучшему: ведь, несмотря на все, я был куда тяжелее, чем Роза. Не хватало еще сорвать и ее с края утеса.
– Подожди! – сказала она. – Мой фартук… Может, он до тебя достанет.
– Привяжи его покрепче к чему-нибудь! – посоветовал я, пытаясь не обращать внимания на горящие огнем пальцы. Они оцепенели и скрючились, будто когти хищной птицы, и я не был уверен, что когда-нибудь смогу выпрямить их снова.
Что-то мягкое коснулось моей руки – завязка фартука Розы. Выдержит ли она мою тяжесть? Но ничего другого, как попробовать, так ли это, не оставалось. При всех обстоятельствах я долго висеть не мог, мне было попросту не выдержать. Я осторожно вытянул пальцы из небольшой расселины, за которую крепко уцепился, и схватил одной рукой завязку фартука. Я попробовал потянуть ее. Она подалась, но выдержала. Да и, несмотря на все, до края утеса было не так уж и далеко. Я ослабил хватку и другой рукой крепко ухватился за фартук. В тот же миг одна моя нога снова выскользнула из расселины, и я, болтаясь в воздухе, висел, вжавшись лицом в откос.
– А теперь поднимайся, Давин! – прошептала сверху Роза, прошептала в такой панике, что я перепугался: может, какой-то стражник уже подбирается к нам?
Я барахтался и пинал ногами откос и сам, раз за разом, скользил вверх, держась за передник… И вот я ощутил, как меня схватили за воротник рубашки… И последний отрезок пути наверх Роза вытянула меня, как рыбак вытягивает на сушу камбалу.
– Быстрее! – яростно прошептала она. – Кто-то идет!
Она не дала себе времени развязать узел и лишь быстрым взмахом своего ножа отрезала фартук от столба, к которому он был привязан. Затем быстро сорвалась с места и помчалась, нагнувшись, какой-то чудной рысью – быстро и почти беззвучно.
Я, запыхавшись, поднялся на ноги и хотел бежать за ней, но какой-то могучий рывок заставил меня рухнуть навзничь, так что я чуть было вновь не свалился с откоса. Я молча выругался. Веревка! Я забыл, что пеньковая веревка по-прежнему обтягивала меня вокруг пояса.
– А теперь быстрее! – раздался из тени яростный шепот Розы, и я тоже расслышал, как к нам приближаются чьи-то уверенные шаги. Я перерезал веревку; освободившись и выбросив ее с края откоса, как можно тише последовал за Розой.
ДАВИН
– Никогда не знаешь, что понадобится, – сказала она. – Если тебе тяжело, я могу взять корзину.
Я фыркнул:
– Спасибо, я справлюсь. Не надорвусь. Хотел бы я добавить, что корзина в самом деле тяжела непереносимо, а лямки врезаются мне под мышками. Я не мог понять, как ей удалось протащить эту корзину всю первую долгую часть пути, прежде чем Пороховая Гузка начал играть в Рыцаря Подмогу.
За нашей спиной, будто барабанная дробь, прозвучал стук копыт, и я обернулся. За нами во весь опор скакала толпа верховых солдат. Роза и я поспешно отступили в сторону – вниз, в придорожную канаву. На этот раз не для того, чтобы спрятаться, а только чтобы нас не растоптали. Всадники едва удостоили нас взглядом и проскакали, не сбавляя хода. Комки земли и хвоя осыпали нас.
– Как холодно! Теперь ноги промокли! – сказала Роза.
Мои тоже промокли, ведь в канаве стояла вода. А у меня на рубашке прямо посредине, в том месте, куда попал земляной ком, появилось бурое пятно.
Мы вылезли на дорогу.
– Они вели себя, прямо сказать, не очень-то любезно, – проговорила Роза, глядя вслед всадникам.
– А ты чего ждала? Это ведь солдаты-драканарии.
Я пожал плечами:
– А теперь пошли! Будем считать, что пока нам везет.
* * *
Правду сказать, Дракана вовсе не внушала ужас. Стены там были, но вовсе не такие высокие и широкие, как, например, у крепостных укреплений Скайарка. Высились там и башни – по одной на каждом берегу реки, но башни всего-навсего деревянные. Однако же мое сердце билось куда быстрее, чем обычно.– Имя? – рявкнул стражник у ворот, не глядя на нас.
– Мартин Керк, – ответил я, потому как мы сошлись на том, что глупо зваться Розой и Давином Тонерре. – А это моя сестра Майя Керк.
Роза задразнила меня, услыхав раньше, каким именем я хотел назваться.
– Мартин? Думаешь, будто ты станешь таким же опасным, как Предводитель?
От ее издевательств щеки мои запылали.
– Это случайно, – сказал я. – Мартин-то самое обычное имя. И мое ничего общего с ним не имеет. Меня просто так звать.
– По какому делу? – спросил стражник.
– Ищем работу, милостивый господин! Мы слыхали, будто здесь можно получить работу.
– Может, так оно и есть, – ответил тот, смерив нас холодным взглядом. – Но не для всякого бродячего сброда.
– Да, но мы…
– Побереги порох, парень. Не меня тебе надобно убеждать. – Сунув голову в дверь караульной, он прорычал кому-то: – Арно! Возьми-ка этих двоих новичков да отведи к вербовщику.
* * *
Вербовщик, сидя за столом, писал, заполняя какие-то листы.– Имя? – не глядя, спросил он.
– Мартин Керк! Но это они уже…
– А девчонки?
– Ро… О, Майя! Майя Керк! Моя сестра. Но…
– Девчонка умеет ткать?
– Да! Ой, да…
Я чуть было не ляпнул: «Думаю, да!» Но тут же осекся. Роза моя сестра, и я, уж конечно, должен знать о ней все. Но у нас дома в тот год, когда Роза жила у нас, ничего не ткали.
– Я гожусь для всякой работы, местер! – сказала Роза учтивейшим и подобострастнейшим голосом.
– Гм-м! Ну а ты, малый, владеешь каким-нибудь оружием?
– Да, немного, но…
– Но у тебя нет никакого меча?
– Он… разлетелся на куски. Но…
– Вот как! Стало быть, будешь стоять на том, что тебе больше подходит оружие, которое тебе дадут здесь. – Вербовщик нацарапал наши имена на листке бумаги и протянул мне перо: – Вот! Распишись! А коли писать не умеешь, поставь крестик.
Я поставил крестик. Тогда было много бедняков, что не умели писать, и, пожалуй, лучше было не отличаться от прочих.
– Явишься к голубому драканьему знамени прямо за воротами. А девчонка пусть идет до ближайшего мельничьего дома и войдет в дверь с зелеными буквами.
– Но…
– Да?
– Я думал… Мы очень хотим работать в мельничьем доме. Вдвоем.
– Нет! Туда набирают только женщин и детей. Но ты, может, слишком важный, чтобы служить в драканьей рати, малыш? Или больно труслив?
Я ощутил какой-то горький вкус во рту. Но что я мог поделать?
– Нет, – ответил я, пытаясь выглядеть как можно более бравым. – Я чертовски хочу стать солдатом-драканарием.
– Ладно! Тогда валяйте!.. Шагом марш!
– И к черту в зубы тоже! – вполголоса выругался я, когда мы снова вышли на привратную площадь. – Стало быть, я все-таки буду по другую сторону стены! Да еще в треклятом мундире драканьей рати!
– Да, – сказала Роза, быстро поцеловав меня на прощание в щеку, думается, больше ради привратных стражников. – Так что все-таки хорошо, что я здесь с тобой, разве не так?
* * *
Я снова увиделся с Розой спустя два дня, вскоре после захода солнца.– Привет, братец!
Голос ее звучал хрипло и утомленно, и сначала я почти не узнал ее. Светлые волосы Розы были скрыты под черной косынкой, и на ней была серая юбка и серая же блузка, которых я прежде не видел. На плечах у нее была та светло-серая шаль, что сообщала Пороховой Гузке: все в порядке. Но выглядела Роза чуточку подавленно. Она сутулилась, и вся ее обычная стать куда-то подевалась. Да и стояла она обхватив локти ладонями, словно ей невмоготу опустить руки.
– Привет, сестрица! – выпалил я, уронив мои собственные, гудящие от боли руки. А вокруг меня громоздилось бесконечное множество седел и разной упряжи, которые дожидались, когда я отскребу их дочиста, смажу маслом и начищу до блеска. Я трудился в подмастерьях у седельщика до полудня, и мои плечи так болели, что хотелось кричать, а пальцы мои сморщились точь-в-точь как сушеные черносливины и стали почти такими же черными. Вовсе не такой представлялась мне служба солдата-драканария. Но могло быть и хуже! Да и было хуже! За день до этого я только и делал, что чистил отхожие места. То были своего рода испытания, выпадавшие на долю новичков.
– Нам можно немного прогуляться? – устало спросила она, слегка тряхнув головой. – Подальше от лагеря, прочь от подслушивающих ушей.
Я в отчаянии глядел на горы упряжи, которую еще не почистил. Седельщик сказал, что я пойду спать, когда справлюсь с работой, но я не представлял, как управиться со всем этим до захода солнца. Десятиминутная прогулка с Розой ничего не убавит и не прибавит.
– Да, – согласился я. – Давай немного прогуляемся.
* * *
– Дина здесь! – сообщила Роза, как только мы отошли немного от лагеря. – Они треплют о ней языком в ткацких. Они ужасаются при виде ее, особенно дети. Он использует ее, чтобы карать тех, кто не очень быстро справляется с работой.– Кто он? Вальдраку? – Роза молча кивнула головой.
– Они говорят, будто она – чудовище! – Роза взглянула на меня испуганными глазами. – Почему она это делает? – спросила она. – Как он ее заставляет?
Я же никак не мог себе представить, что кто-то мог заставить Дину взяться за такую работу. Злоупотреблять столь ужасно даром Пробуждающей Совесть? И я лишь молча покачал головой.
– Где она? – спросил я. – Они что-нибудь говорят об этом?
– Она наверху, в том большом доме, в том роскошном доме, где живет сам Вальдраку. Я подумала… как, по-твоему, мы не могли бы забраться туда тайком однажды ночью? И поскорее, потому что, если я и дальше буду надрываться в этой ткацкой, у меня ни на что сил не останется.
Я кивнул. Да и у меня тоже не было ни малейшей охоты к подобного рода многодневной работе: обихаживать упряжь и чистить отхожие места.
– Нынче ночью! – сказал я. – Мы попытаемся нынче ночью!
* * *
Моей первой головоломкой было: как проникнуть за стены Драканы в город. Я узнал, будто новых рекрутов совсем не пускают в Дракану. Однако же кое-какие сведения я, несмотря на все, вынес благодаря своей работе чистильщика. Я довольно много раз ходил по воду вниз на приречье.Городская стена и вправду спускалась до самого берега реки. Но если набраться храбрости и броситься в бешеную реку, можно обойти стену, если поток не унесет тебя и не разобьет, превратив в камбалу, об утесы.
Но об этом я старался не думать. Я захватил с собой свои подручные средства – прежде всего, длинную пеньковую веревку, которую стащил у шорника. Один ее конец я обвязал вокруг пояса, а другим обхватил снизу ствол юной березки, что росла в нескольких шагах от берега реки. А потом перемахнул через край утеса, спустился по веревке по крутому откосу и ринулся в холодную воду.
На один миг я потерял опору под ногами. Казалось, будто огромная ледяная рука схватила меня и швырнула с края утеса в ложном направлении. Я рассчитывал, что поплыву… Я был хорошим пловцом, я плавал в реках и прежде.
Но здешние воды ничуть не напоминали спокойные мутные воды Дун-реки дома, в Березках. Здешняя вода кипела, будто в ведьмином котле, в холодном как лед ведьмином котле, и, закружив меня, сорвала с места, как палый лист в ручье, разбухшем от талой воды.
Удар! Река швырнула меня прямо в водоворот и ударила об огромную каменную глыбу. Одно плечо в тот же миг и заледенело, и умерло. Если я ничего не сделаю, то что станется со мной? Я схватился за веревку и начал подтягиваться против течения. Пальцы мои заледенели так, что я едва мог держаться за веревку, а руки все больше и больше отнимались. Я мычал и стонал, будто вол, что тянет непомерно тяжелый груз. Но когда наконец мне удалось одолеть течение, я пробился назад к березке и выбрался из воды. Некоторое время я, тяжело дыша, отдуваясь и дрожа от холода, висел животом вниз на берегу реки, а ноги мои болтались на краю…
Нет, невозможно! Мне не одолеть эту реку! Во всяком случае, не здесь, где течение настолько могуче, что вертит все многочисленные мельничьи колеса Драканы.
Но что же мне делать? Я уже насквозь промок, и если раньше у меня была хоть какая-то возможность схитрить и под тем или иным предлогом пробраться через ворота, то теперь и она исчезла. Даже самый ленивый и тупой привратный стражник заподозрит этакую полуутонувшую речную крысу.
А Роза ждала меня. И если мне не вынырнуть, она испугается. И быть может, настолько, что завтра вечером подаст Пороховой Гузке тревожный знак.
Не смогу ли я пробраться мимо стены, не окунаясь целиком в воду? Ведь как бы трудно ни было, мне нужно преодолеть лишь десятка полтора футов! С помощью веревки… Это, пожалуй, могло бы получиться… но только осторожнее.
На этот раз я заставил себя снова, но уже осторожнее скользнуть через каменный край утеса. Я искал ощупью опору для одной ноги, да, это там… Всего лишь легкий прыжок, но достаточно энергичный, возможно… такой.
Я тянул веревку одной рукой, а другой крепко вцепился в пучок травы и начал карабкаться вдоль стены по крутому речному откосу.
Я бросил быстрый взгляд вверх. Стена плотной черной тенью нависла надо мной – темный контур на глади ночного неба.. Но во всяком случае, пока что людей там не было. Никто меня не увидел… еще не увидел. Однако у меня появилась другая причина для беспокойства. Правая нога выскользнула из той щели в стене, куда я ее втиснул, и мне пришлось крепко цепляться за откос окостеневшими пальцами. Песок и мелкие камешки посыпались градом по склону, но, к счастью, шум реки заглушил тот грохот обвала, который я устроил.
Я снова обрел опору под ногами. И почему я не снял сапоги, прежде чем пуститься в этот путь? Хотя бы пальцам на ногах было легче. Пот, смешанный с речной водой, заливал мое лицо, и приходилось непрестанно моргать, чтобы уберечь глаза.
Еще один прыжок… Небольшой кустик ивы, пустивший корень в расселину… Я глянул ввысь… Да, я уже прошел вдоль стены! Оставалось только снова подняться на берег.
Только… только и всего… Внезапно я не смог больше двинуться ни вперед, ни назад. Я ухватился за откос одной рукой, но ничего, кроме нескольких царапин и сломанного ногтя! Веревка больше не могла помочь, ведь она застряла по другую сторону стены, сколько я ни шарил, я не мог найти опоры ни для руки, ни для ноги.
Пальцы ныли, а плечи дрожали от изнеможения. Если я как угодно не продвинусь дальше, кончится все тем, что я свалюсь вниз. И тогда придется все начинать сначала, если я, падая, вообще не сломаю себе что-нибудь.
– Давин!
То было сказано шепотом, таким тихим, что я едва расслышал свое имя из-за рокота воды. Я глянул вверх. Чье-то лицо, белое в лунном свете, выглядывало с края утеса. То была Роза.
– Да! – прошептал я в ответ.
– Тебе никак не подняться наверх? Все-таки до чего ж проницательна эта девочка!
– Нет! – свирепо прошептал я. – Коли б я мог подняться вверх, я бы, наверно, это сделал.
Роза протянула руку через край утеса, но наши руки встретиться не смогли. И пожалуй, это было к лучшему: ведь, несмотря на все, я был куда тяжелее, чем Роза. Не хватало еще сорвать и ее с края утеса.
– Подожди! – сказала она. – Мой фартук… Может, он до тебя достанет.
– Привяжи его покрепче к чему-нибудь! – посоветовал я, пытаясь не обращать внимания на горящие огнем пальцы. Они оцепенели и скрючились, будто когти хищной птицы, и я не был уверен, что когда-нибудь смогу выпрямить их снова.
Что-то мягкое коснулось моей руки – завязка фартука Розы. Выдержит ли она мою тяжесть? Но ничего другого, как попробовать, так ли это, не оставалось. При всех обстоятельствах я долго висеть не мог, мне было попросту не выдержать. Я осторожно вытянул пальцы из небольшой расселины, за которую крепко уцепился, и схватил одной рукой завязку фартука. Я попробовал потянуть ее. Она подалась, но выдержала. Да и, несмотря на все, до края утеса было не так уж и далеко. Я ослабил хватку и другой рукой крепко ухватился за фартук. В тот же миг одна моя нога снова выскользнула из расселины, и я, болтаясь в воздухе, висел, вжавшись лицом в откос.
– А теперь поднимайся, Давин! – прошептала сверху Роза, прошептала в такой панике, что я перепугался: может, какой-то стражник уже подбирается к нам?
Я барахтался и пинал ногами откос и сам, раз за разом, скользил вверх, держась за передник… И вот я ощутил, как меня схватили за воротник рубашки… И последний отрезок пути наверх Роза вытянула меня, как рыбак вытягивает на сушу камбалу.
– Быстрее! – яростно прошептала она. – Кто-то идет!
Она не дала себе времени развязать узел и лишь быстрым взмахом своего ножа отрезала фартук от столба, к которому он был привязан. Затем быстро сорвалась с места и помчалась, нагнувшись, какой-то чудной рысью – быстро и почти беззвучно.
Я, запыхавшись, поднялся на ноги и хотел бежать за ней, но какой-то могучий рывок заставил меня рухнуть навзничь, так что я чуть было вновь не свалился с откоса. Я молча выругался. Веревка! Я забыл, что пеньковая веревка по-прежнему обтягивала меня вокруг пояса.
– А теперь быстрее! – раздался из тени яростный шепот Розы, и я тоже расслышал, как к нам приближаются чьи-то уверенные шаги. Я перерезал веревку; освободившись и выбросив ее с края откоса, как можно тише последовал за Розой.
ДАВИН
Семейный пикник в лесу
Среди всех этих темных деревянных строений тускло мерцал при свете месяца большой каменный дом. Нигде ни огонька, да и время за полночь.
– Думаешь, там стражники? – шепотом спросила Роза.
– Я ничего не вижу. Стражники караулят у мельниц да у лагерей, но не здесь.
Мы стояли под бузинным деревом, перед флигелем в самом конце одной из конюшен, укрывшись за несколькими поленницами дров. Белые цветы бузины благоухали пронзительно горько и сладостно. От резкого запаха цветов щекотало в носу и хотелось чихать.
– Войдем?
Я заколебался:
– Ведь мы не знаем, где она, в какой горнице. Сможем ли мы бродить по всему дому, пока не найдем ее? Пожалуй, нет!
– Может, у тебя есть план получше?
– Нет! – признался я.
– Ну, тогда пойдем!
– Погоди немного! Дай мне хотя бы снять сапоги.
Я сел на чурбан, на котором кололи дрова, и стянул свои промокшие насквозь сапоги. Босиком я смогу ступать тише. Тут оказалось, что я оставляю за собой мокрый след на манер лесного слизня, но стучать сапогами было бы еще хуже. Не снять ли мне и мокрый мундир? Нет, по крайней мере он черный. Без него я бы светился во мраке – белый, будто призрак.
В дом вела большая гранитная лестница, но подниматься по ней было все же глупо и дерзко. И в таком доме, как этот, был наверняка не один вход.
– Там, – произнес я, – дверь флигеля! Тут настал черед Розы заколебаться.
– Как, по-твоему, что они сделают с нами, когда обнаружат здесь? – спросила она.
И даже если она пыталась побороть себя, я уловил легкую дрожь в ее голосе.
– Откуда мне знать? – ответил я чуть резче, нежели хотел. – Здесь прихвостни Дракана. По мне, будет лучше всего не дать им себя обнаружить!
Роза пробормотала что-то подавленно злое, дескать, она и сама могла бы это сообразить. Я не расслышал всего, но слово «идиот» прозвучало довольно отчетливо. Это было оскорбительно, но, так или иначе, меня чуточку успокоила мелкая перебранка с Розой, эта перебранка словно вернула нас в обычную жизнь, даже тревога и страх отступили.
– Подожди здесь, – сказал я Розе. – А я погляжу, не заперто ли там.
Я обошел поленницы вокруг и огляделся. По-прежнему ни души, никто за нами не наблюдал. Сделав глубокий вдох, я кинулся босиком, с еще влажными ногами, по брусчатке к флигелю каменного дома. Нажав на ручку, я осторожно толкнул дверь. Она поддалась. Никакого замка, никакого запора! Ну, коли живешь посреди сурового охраняемого лагеря, окруженного половиной драканьей рати, может, не так уж необходимо запирать дом.
Я осторожно распахнул дверь настежь. Сначала я не видел ни зги, но мало-помалу глаза привыкали к мраку, я начал различать какие-то неопределенные очертания. Ни одно из них не напоминало людей, а единственный звук, который я слышал, был какой-то «как-кап-как-кап…», медленный и мокрый…
Я сделал шаг вперед и… ткнулся носом. Ай, как сильно я ударился! Я закусил губу, чтобы громко не выругаться. Кто, черт побери, построил лесенку внутри, перед дверью, вместо того чтобы сделать это снаружи? Ясно, что это дело рук того, кто строил дом. Я свалился с трех истертых каменных ступенек, посидел немного, тихонько постанывая, на полу, вовсе не деревянном, а сработанном из скользких блестящих каменных плиток.
Тут пахло сыростью, мылом и чуточку гнилью. Баня? Нет. Подвал для стирки… Прачечная!
Я различал уже котлы, в которых кипятят белье на очаге, гигантские железные чаны, под которыми снизу разводят огонь так, что можно стирать в теплой воде. Это тебе не то что таскать грязное белье вниз к ручью, как у нас дома. Но здесь, похоже, совсем другой дом! А бывал ли я прежде в таком доме вообще? Да, бывал – у Хелены Лаклан.
Внезапно я вспомнил девичью в Баур-Лаклане так явственно, будто почти увидел ее. Девичья и Каллан, не спускавший глаз с пола, пока говорил, что они начнут тянуть неводы, когда рассветет.
Я заметил, что слезы начинают скапливаться у меня в уголках глаз, и заморгал как безумный. Что за глупость сидеть здесь и чуть не плакать, когда мне уже известно, что Дина не утонула, что она где-то здесь, в этом доме, и я скоро найду ее. Я раздраженно отер глаза мокрыми рукавами, снова поднялся на ноги, вышел из подвала и помахал рукой Розе.
– Берегись! – предупредил я. – Здесь лесенка, несколько ступенек вниз.
Она осторожно спускалась по ступенькам, преодолевая одну за другой.
– Что здесь? – прошептала она.
– Прачечная! – ответил я.
– Гм-м! – фыркнула она. – Настоящий господский дом, верно?
Мы прошмыгнули через подвал-прачечную и, поднявшись еще на несколько лестничных ступенек, прошли через дверь в огромную поварню. Огонь в большом железном очаге еще не угас, видны были очертания печи, обрисованные пылающими полосками света во мраке. Где-то пахло уже поставленным тестом, что должно было взойти. Кто-то, видно, задумал испечь хлеб к завтраку.
Меня угораздило наткнуться в темноте на стол, и тут же послышалось дребезжание котелков и глиняных мисок.
– Тсс! – прошипела Роза.
Я застыл тихо, как мышонок, и прислушался, но в доме по-прежнему стояла тишина, и я не слышал ни голосов, ни шагов, ни каких-либо других звуков, коли не считать… неужто храп? Слабый, тихонький храп где-то вблизи…
Роза, схватив меня за руку, потащила через поварню прямо в следующую дверь. В тот же миг стало ясно, что это нечто совсем другое. То была большущая пустая горница с высоким потолком, а из нескольких больших окон со множеством застекленных рам падал на пол, устланный черными и белыми каменными плитками, свет месяца. Высокая винтовая лестница тянулась вверх во мраке.
– У поварихи горница всегда рядом с поварней, – шепнула Роза. – Верно, это она и храпела. Думаю, нам надо подняться выше. Другая прислуга наверняка живет наверху под крышей. Ведь не отдали же поварихе один из господских покоев?
– Откуда ты все это знаешь? – спросил я.
– Моя мать стирает на тех, кто живет в таких домах, – коротко ответила Роза. – Ну, пойдем дальше? Или тебе еще нужно опрокинуть и другие котелки?
До чего же она меня раздражала! И все же, хоть я и не думал доводить это до ее сведения, я радовался, что она тут, со мной.
Мы поднялись по лестнице, поднялись медленно, чтобы ступеньки не скрипели. Когда же добрались до первого жилья, я хотел было свернуть налево, но Роза меня остановила.
– Не сюда! – сказала она. – Наверх, к чердачным каморкам.
Мы поднялись еще одним жильем выше. Лестница стала теперь куда уже, вместо прекрасных застекленных окон в стенах было лишь несколько отдушин, прикрытых деревянными ставнями. Крохотные узенькие полоски лунного света пробивались вдоль ставней – вот и все!
Я остановился, потому что ничего не видел. Роза натолкнулась на меня и схватилась за мою руку, чтобы не упасть. На этот раз она ничего не сказала и даже после того, как обрела равновесие, продолжала держать меня за руку. Откуда-то слышался какой-то чудной писклявый звук, почти похожий на писк летучей мыши во мраке.
– Что это? – как можно тише прошептала Роза.
– Может, кто-то во сне? – прошептал я в ответ. – Люди издают столько чудных звуков, когда спят!
Трудно было узнать, откуда этот писк. Осторожно выставив вперед ногу, я сделал шаг, потом еще один… Я по-прежнему не видел собственной руки. Вытянув перед собой одну руку, я другой нащупал стену. Мои пальцы коснулись деревянной стены, а потом какой-то ткани. Полог!
Я слышал, что звук, похожий на писк летучей мыши, раздавался оттуда. Пищала, похоже, не Дина, но, может, там есть еще кто-то?
Осторожно отодвинув полог в сторону, я сунул туда голову. Там было капельку светлее, ведь ставни были открыты, и я различил какую-то фигуру на кровати, фигуру слишком большую и неуклюжую… Нет, это не Дина!
Как раз в этот миг писк летучей мыши прекратился, и я, уже уходя, замер и застыл тихонько, как мышонок. «Спи себе, – подумал я, – спи сколько влезет, здесь никого нет». Человек на кровати зашевелился так, что кровать заскрипела. Но он не поднялся и не сел, и никакого признака того, что он проснулся, не было.
Медленно, бесконечно медленно опустил я полог и, пятясь, отступил обратно к лесенке вместе с Розой. Мы крадучись одолели несколько ступенек вниз, остановились и прислушались. Сверху по-прежнему ни звука!
– Не думаю, что Дина здесь, – как можно тише сказал я прямо в ухо Розе.
– Мы заглянули только за один полог, – прошептала она в ответ. – Что, если там много горниц?
– То была не служанка, – заверил я. – То был солдат-драканарий.
– Ну и что? Может, он охраняет ее?
– Тогда он никуда не годный стражник!
В какой-то миг показалось, что Роза собирается спорить и дальше. Но она, вдруг как-то слегка беспомощно и утомленно вздохнув, спросила:
– Где будем искать?
– Я кое-что надумал. Может, нам не надо открывать каждую дверь. Может, будем искать только ту, что заперта?
– Должно быть, это здесь, – сказал я, почувствовав вдруг, как страшно пересохло у меня горло. – Кого бы они стали еще запирать?
– Открывай! – нетерпеливо произнесла Роза. Я отпер дверь. Отворил ее.
Там было почти так же темно, как наверху, в чердачной каморке. Ясное дело, здесь были окна с застекленными рамами, но большая часть из них была закрыта плотными темными занавесями. А на полу лежали ковры, толстые, пушистые ковры, в которых, словно в траве, утопали ноги.
Я стоял в нерешительности у дверей, пытаясь оглядеться. Разве в таких покоях живет пленница?
Но ведь дверь была заперта! И как уже сказано, кого бы они еще стали запирать?
Я уже различал большую кровать с тяжелым на вид пологом.
– Дина? – прошептал я.
Никакого ответа. Я отодвинул полог в сторону, но кровать была пуста.
И тут я увидел ее. У окна, на подоконнике, полускрытую тяжелыми занавесями. В тот же миг я знал – это она. Хотя видел я только сжавшуюся фигурку девочки в длиной белой ночной сорочке.
Три прыжка – и я уже рядом! А потом я стоял, почти не смея прикоснуться к ней, словно боялся, что она растает у меня меж пальцами, будто привидение.
– Дина…
Открыв глаза, она сонно заморгала.
– Давин! – сказала она самым обычным своим голосом, словно ничего удивительного в том, что я оказался здесь, не было. – Неужто это уже… – И, внезапно оцепенев, по-настоящему проснулась. – Давин!
– Думаешь, там стражники? – шепотом спросила Роза.
– Я ничего не вижу. Стражники караулят у мельниц да у лагерей, но не здесь.
Мы стояли под бузинным деревом, перед флигелем в самом конце одной из конюшен, укрывшись за несколькими поленницами дров. Белые цветы бузины благоухали пронзительно горько и сладостно. От резкого запаха цветов щекотало в носу и хотелось чихать.
– Войдем?
Я заколебался:
– Ведь мы не знаем, где она, в какой горнице. Сможем ли мы бродить по всему дому, пока не найдем ее? Пожалуй, нет!
– Может, у тебя есть план получше?
– Нет! – признался я.
– Ну, тогда пойдем!
– Погоди немного! Дай мне хотя бы снять сапоги.
Я сел на чурбан, на котором кололи дрова, и стянул свои промокшие насквозь сапоги. Босиком я смогу ступать тише. Тут оказалось, что я оставляю за собой мокрый след на манер лесного слизня, но стучать сапогами было бы еще хуже. Не снять ли мне и мокрый мундир? Нет, по крайней мере он черный. Без него я бы светился во мраке – белый, будто призрак.
В дом вела большая гранитная лестница, но подниматься по ней было все же глупо и дерзко. И в таком доме, как этот, был наверняка не один вход.
– Там, – произнес я, – дверь флигеля! Тут настал черед Розы заколебаться.
– Как, по-твоему, что они сделают с нами, когда обнаружат здесь? – спросила она.
И даже если она пыталась побороть себя, я уловил легкую дрожь в ее голосе.
– Откуда мне знать? – ответил я чуть резче, нежели хотел. – Здесь прихвостни Дракана. По мне, будет лучше всего не дать им себя обнаружить!
Роза пробормотала что-то подавленно злое, дескать, она и сама могла бы это сообразить. Я не расслышал всего, но слово «идиот» прозвучало довольно отчетливо. Это было оскорбительно, но, так или иначе, меня чуточку успокоила мелкая перебранка с Розой, эта перебранка словно вернула нас в обычную жизнь, даже тревога и страх отступили.
– Подожди здесь, – сказал я Розе. – А я погляжу, не заперто ли там.
Я обошел поленницы вокруг и огляделся. По-прежнему ни души, никто за нами не наблюдал. Сделав глубокий вдох, я кинулся босиком, с еще влажными ногами, по брусчатке к флигелю каменного дома. Нажав на ручку, я осторожно толкнул дверь. Она поддалась. Никакого замка, никакого запора! Ну, коли живешь посреди сурового охраняемого лагеря, окруженного половиной драканьей рати, может, не так уж необходимо запирать дом.
Я осторожно распахнул дверь настежь. Сначала я не видел ни зги, но мало-помалу глаза привыкали к мраку, я начал различать какие-то неопределенные очертания. Ни одно из них не напоминало людей, а единственный звук, который я слышал, был какой-то «как-кап-как-кап…», медленный и мокрый…
Я сделал шаг вперед и… ткнулся носом. Ай, как сильно я ударился! Я закусил губу, чтобы громко не выругаться. Кто, черт побери, построил лесенку внутри, перед дверью, вместо того чтобы сделать это снаружи? Ясно, что это дело рук того, кто строил дом. Я свалился с трех истертых каменных ступенек, посидел немного, тихонько постанывая, на полу, вовсе не деревянном, а сработанном из скользких блестящих каменных плиток.
Тут пахло сыростью, мылом и чуточку гнилью. Баня? Нет. Подвал для стирки… Прачечная!
Я различал уже котлы, в которых кипятят белье на очаге, гигантские железные чаны, под которыми снизу разводят огонь так, что можно стирать в теплой воде. Это тебе не то что таскать грязное белье вниз к ручью, как у нас дома. Но здесь, похоже, совсем другой дом! А бывал ли я прежде в таком доме вообще? Да, бывал – у Хелены Лаклан.
Внезапно я вспомнил девичью в Баур-Лаклане так явственно, будто почти увидел ее. Девичья и Каллан, не спускавший глаз с пола, пока говорил, что они начнут тянуть неводы, когда рассветет.
Я заметил, что слезы начинают скапливаться у меня в уголках глаз, и заморгал как безумный. Что за глупость сидеть здесь и чуть не плакать, когда мне уже известно, что Дина не утонула, что она где-то здесь, в этом доме, и я скоро найду ее. Я раздраженно отер глаза мокрыми рукавами, снова поднялся на ноги, вышел из подвала и помахал рукой Розе.
– Берегись! – предупредил я. – Здесь лесенка, несколько ступенек вниз.
Она осторожно спускалась по ступенькам, преодолевая одну за другой.
– Что здесь? – прошептала она.
– Прачечная! – ответил я.
– Гм-м! – фыркнула она. – Настоящий господский дом, верно?
Мы прошмыгнули через подвал-прачечную и, поднявшись еще на несколько лестничных ступенек, прошли через дверь в огромную поварню. Огонь в большом железном очаге еще не угас, видны были очертания печи, обрисованные пылающими полосками света во мраке. Где-то пахло уже поставленным тестом, что должно было взойти. Кто-то, видно, задумал испечь хлеб к завтраку.
Меня угораздило наткнуться в темноте на стол, и тут же послышалось дребезжание котелков и глиняных мисок.
– Тсс! – прошипела Роза.
Я застыл тихо, как мышонок, и прислушался, но в доме по-прежнему стояла тишина, и я не слышал ни голосов, ни шагов, ни каких-либо других звуков, коли не считать… неужто храп? Слабый, тихонький храп где-то вблизи…
Роза, схватив меня за руку, потащила через поварню прямо в следующую дверь. В тот же миг стало ясно, что это нечто совсем другое. То была большущая пустая горница с высоким потолком, а из нескольких больших окон со множеством застекленных рам падал на пол, устланный черными и белыми каменными плитками, свет месяца. Высокая винтовая лестница тянулась вверх во мраке.
– У поварихи горница всегда рядом с поварней, – шепнула Роза. – Верно, это она и храпела. Думаю, нам надо подняться выше. Другая прислуга наверняка живет наверху под крышей. Ведь не отдали же поварихе один из господских покоев?
– Откуда ты все это знаешь? – спросил я.
– Моя мать стирает на тех, кто живет в таких домах, – коротко ответила Роза. – Ну, пойдем дальше? Или тебе еще нужно опрокинуть и другие котелки?
До чего же она меня раздражала! И все же, хоть я и не думал доводить это до ее сведения, я радовался, что она тут, со мной.
Мы поднялись по лестнице, поднялись медленно, чтобы ступеньки не скрипели. Когда же добрались до первого жилья, я хотел было свернуть налево, но Роза меня остановила.
– Не сюда! – сказала она. – Наверх, к чердачным каморкам.
Мы поднялись еще одним жильем выше. Лестница стала теперь куда уже, вместо прекрасных застекленных окон в стенах было лишь несколько отдушин, прикрытых деревянными ставнями. Крохотные узенькие полоски лунного света пробивались вдоль ставней – вот и все!
Я остановился, потому что ничего не видел. Роза натолкнулась на меня и схватилась за мою руку, чтобы не упасть. На этот раз она ничего не сказала и даже после того, как обрела равновесие, продолжала держать меня за руку. Откуда-то слышался какой-то чудной писклявый звук, почти похожий на писк летучей мыши во мраке.
– Что это? – как можно тише прошептала Роза.
– Может, кто-то во сне? – прошептал я в ответ. – Люди издают столько чудных звуков, когда спят!
Трудно было узнать, откуда этот писк. Осторожно выставив вперед ногу, я сделал шаг, потом еще один… Я по-прежнему не видел собственной руки. Вытянув перед собой одну руку, я другой нащупал стену. Мои пальцы коснулись деревянной стены, а потом какой-то ткани. Полог!
Я слышал, что звук, похожий на писк летучей мыши, раздавался оттуда. Пищала, похоже, не Дина, но, может, там есть еще кто-то?
Осторожно отодвинув полог в сторону, я сунул туда голову. Там было капельку светлее, ведь ставни были открыты, и я различил какую-то фигуру на кровати, фигуру слишком большую и неуклюжую… Нет, это не Дина!
Как раз в этот миг писк летучей мыши прекратился, и я, уже уходя, замер и застыл тихонько, как мышонок. «Спи себе, – подумал я, – спи сколько влезет, здесь никого нет». Человек на кровати зашевелился так, что кровать заскрипела. Но он не поднялся и не сел, и никакого признака того, что он проснулся, не было.
Медленно, бесконечно медленно опустил я полог и, пятясь, отступил обратно к лесенке вместе с Розой. Мы крадучись одолели несколько ступенек вниз, остановились и прислушались. Сверху по-прежнему ни звука!
– Не думаю, что Дина здесь, – как можно тише сказал я прямо в ухо Розе.
– Мы заглянули только за один полог, – прошептала она в ответ. – Что, если там много горниц?
– То была не служанка, – заверил я. – То был солдат-драканарий.
– Ну и что? Может, он охраняет ее?
– Тогда он никуда не годный стражник!
В какой-то миг показалось, что Роза собирается спорить и дальше. Но она, вдруг как-то слегка беспомощно и утомленно вздохнув, спросила:
– Где будем искать?
– Я кое-что надумал. Может, нам не надо открывать каждую дверь. Может, будем искать только ту, что заперта?
* * *
Мы нашли запертую дверь в переходе первого жилья, и яснее ясного было, что она заперта снаружи, так как ключ все еще торчал в скважине.– Должно быть, это здесь, – сказал я, почувствовав вдруг, как страшно пересохло у меня горло. – Кого бы они стали еще запирать?
– Открывай! – нетерпеливо произнесла Роза. Я отпер дверь. Отворил ее.
Там было почти так же темно, как наверху, в чердачной каморке. Ясное дело, здесь были окна с застекленными рамами, но большая часть из них была закрыта плотными темными занавесями. А на полу лежали ковры, толстые, пушистые ковры, в которых, словно в траве, утопали ноги.
Я стоял в нерешительности у дверей, пытаясь оглядеться. Разве в таких покоях живет пленница?
Но ведь дверь была заперта! И как уже сказано, кого бы они еще стали запирать?
Я уже различал большую кровать с тяжелым на вид пологом.
– Дина? – прошептал я.
Никакого ответа. Я отодвинул полог в сторону, но кровать была пуста.
И тут я увидел ее. У окна, на подоконнике, полускрытую тяжелыми занавесями. В тот же миг я знал – это она. Хотя видел я только сжавшуюся фигурку девочки в длиной белой ночной сорочке.
Три прыжка – и я уже рядом! А потом я стоял, почти не смея прикоснуться к ней, словно боялся, что она растает у меня меж пальцами, будто привидение.
– Дина…
Открыв глаза, она сонно заморгала.
– Давин! – сказала она самым обычным своим голосом, словно ничего удивительного в том, что я оказался здесь, не было. – Неужто это уже… – И, внезапно оцепенев, по-настоящему проснулась. – Давин!