– Бродяга по кличке и бродяга от роду, – по-видимому, по привычке тихонько пропел он.
   – Бродяга? Так же зваться нельзя! Он пожал плечами.
   – Другого имени у меня нет, – ответил он.
   – Тсс! – прошептал Давин. – Кажется, я что-то слышу.
   Мы все постояли молча. И вправду. Нас настиг звук, по-прежнему отдаленный, но все же предупреждающий о беде. Собачий лай! Не произнося ни слова, мы снова двинулись в путь, теперь еще быстрее и как можно тише.
   Охота началась!
* * *
   Не будь с нами бродяги, нас бы уже сто раз схватили. Наверняка он был наполовину барсук, а вернее всего – лис. Такой лис, который может вскарабкаться на любое дерево.
   Он оставлял ложные следы. Находил окольные дорога и укрытия. Он проводил нас через непроходимые чащи. Заваливал пройденный путь как угодно и чем угодно – камнями, водой, поваленными деревьями…
   Однажды он навел собак на ложный след с помощью зайца, которого поймал. В другой раз кинул осиное гнездо в лагерь преследователей, так что половина их лошадей разбежалась и им пришлось ловить их несколько часов кряду.
   И все-таки солдаты-драканарии по-прежнему шли за нами по пятам. Их было так много, что казалось, будто они никогда не спят. Они преследовали нас без устали. И всякий раз, находя какое-либо укрытие, где можно было хотя бы несколько часов отдохнуть и немного поспать, мы были вынуждены вскоре покинуть его.
   – Если не выспаться как следует, глупеешь, – сказал Давин, моргнув одним глазом. – Что-то теряешь или забываешь об осторожности.
   – Из всех благ мира сон всего дороже: он спасает мужа от голода и от жажды тоже, – пробормотал бродяга и отпил большой глоток из одной еще оставшейся у нас бутылки воды, а у нас их было всего-то две. Пороховая Гузка потерял свою бутылку, когда мы вынуждены были поспешно убраться от ручья, где расположились накануне.
   Назавтра мы потеряли лошадей. И Сашу, но эта потеря была ныне для нас не очень велика.
   Мы уже приближались к Высокогорью, и там было множество камней, крутых откосов и немного меньше деревьев. Нам надо было перевалить через вершину утеса, где укрыться было нелегко. И бродяга устроил еще один ложный след, чтобы заставить преследователей держаться на расстоянии, пока мы осмелимся начать подъем на перевал. По одну сторону тропки, которую, как мы надеялись, выберут преследователи, вместе с лошадьми укрылись Давин, Пороховая Гузка и Саша.
   – Нынче не спускайте с нее глаз, – предупредила я, пока Роза, Тавис и я искали себе место в нашем укрытии, довольно высоко над нашей тропкой на противоположной стороне.
   – Ты так подозрительна! – сказал Давин. – Разве она сделала нам что-то дурное или, может, навредила нам?
   Особо ничего, разве что бывала порой ужасающе медлительна и еще оставляла бирюзово-синие нити в разных местах на деревьях. Но я этого не упомянула.
   – Нынче стерегите ее! – сказала я, и Давин раздраженно кивнул:
   – Да, да уж!..
   И вот мы, стало быть, лежали каждый на своей стороне тропки и ждали и надеялись, что дракана-рии проедут мимо, не обнаружив нас.
   – Они скачут! – прошептала Роза, сжав мою руку. – Слышишь, собаки?
   – Гав-гав-гав! Гав-гав-гав! Хоо-у-у-у-у-у-в-в-в! Хоо-у-у-у-у-у-в-в-в!
   – Гав-гав-гав! Гав-гав-гав! Хоо-у-у-у-у-у-в-в-в! Хоо-у-у-у-у-у-в-в-в!
   Да, теперь их было слышно вполне отчетливо. Так чудно и протяжно выли собаки драканариев, когда чуяли какой-либо след. И вот мы увидели самых первых из них: серо-коричневые, ощетинившиеся страхолюды, достигавшие ростом середины бедер взрослого мужчины.
   Тавис, издав еле слышный писк, зажмурил глаза. Он боялся собак, и они ему несколько раз снились, коли судить по тому, как он вздрагивал и кричал, прежде чем будили его.
   Роза положила руку ему на плечо. Ей лучше удавалось утешить его, чем мне. Мне он по-прежнему не доверял.
   Было бы грешно сказать, что я сама была спокойна. Я заметила, что душа у меня ушла в пятки, но собаки уже приклеились к следу внизу и не обращали внимания ни на что другое. Они мчались, опустив морды и подняв вверх хвосты. За ними крутой буйной рысью скакали всадники: восемь, нет, девять солдат-драканариев!
   Я затаила дыхание, но они точно так же неуклонно следовали за собаками, как собаки держали след. Насколько я могла заметить, Вальдраку среди всадников не было.
   «Все идет как по маслу, – подумала я. – Стало быть, бродяга просто создан для этого!»
   Но вдруг все, что шло как по маслу, изменилось. Две лошади выбежали, промчавшись сквозь подлесок, по другую сторону тропки, одна с какой-то сверкающей бирюзово-синей фигуркой на спине.
   – Солдат! – заорала во всю силу своих легких Саша. – Солдат, остановись. Враги господина здесь!
   И Давин, этот идиот, помчался за ней!
   – Давин! – закричала я и хотела подняться, но Роза рванула меня за пояс и заставила снова опуститься на землю.
   – Молчи же! – яростно прошептала она. – Думаешь, ему поможет, если они схватят и тебя?
   Собаки продолжали бежать вперед, но всадники, само собой, круто остановились. Давина осенило, что он почти набежал им прямо в руки и что остановить Сашу слишком поздно. Он повернулся и исчез среди деревьев. Сорвался с места, что твой олень, но скрыться от всадников не смог: лес был не очень-то густым. И тут один из них поднял натянутый лук.
   – Нет! – зашипела, будто кошка, Роза и еще раз снова заставила меня опуститься на землю.
   А я даже не поняла, что попыталась встать.
   Внезапно Давин исчез. Я не знала, поразила ли его стрела и он упал или спрятался по своей воле. Только я уже больше его не видела. И в тот же миг внизу, у тропки, случилось нечто новое. Собаки вернулись обратно. И они были не одни. Перед ними бежало нечто темное, плотное, сутулое, какой-то вихрь из когтей, клыков и ярого гнева.
   – Это дикий кабан, боров! – восхищенно прошептала Роза. – И где только он его раздобыл? По мне, так он попросту волшебник! Думаю, он может и разговаривать с кабаном.
   Само собой, Роза имела в виду бродягу.
   Всадникам пришлось забыть о Давине. Когда небольшой, весом всего лишь около шестидесяти стоунов, разъяренный кабан напрямик спешит тебе навстречу, приходится думать вовсе о другом.
   – Идемте! – негромко произнес бродяга, внезапно вынырнувший прямо у нас за спиной. – Ваше дело держать – наше дело бежать.
   Ну что ж, он был прав; так что мы поднялись и снова двинулись в путь.
* * *
   Уже после полудня бродяга вернулся с Пороховой Гузкой и Давином. Давин был чуточку пристыжен.
   – Она ударила меня веткой по голове, – рассказывал он. – Вот уж не думал… я не верил в то, что она могла так поступить.
   Вдоль плеча Давина пролегла кровавая ссадина – след от стрелы, – но вообще-то он был цел и невредим.
   – Будь она уродиной, – сказала я, прижимая пучок мха к его ране, чтобы она больше не кровоточила, – будь она уродиной, ты бы так ей не верил.
   – Вовсе это не так, – смущенно запротестовал Давин.
   Но так было на самом деле, и мы оба знали об этом.
* * *
   Колени болели. Ноги болели. Легкие мои болели. С трудом верилось, что было же когда-то время, когда я занималась чем-то другим: не бежала, не падала, не поднималась, не бежала, не бежала, не ползла, не карабкалась, не бежала и не падала вновь. Пожалуй, был когда-то мир, что состоял не из мокрых еловых сучьев и деревьев, откосов горных гряд, размокшей глины и грязи, стука копыт, страха и бегства. Только трудно было вспомнить это сейчас.
   Из-за Саши мы потеряли лошадей. Стук копыт был ныне стуком лошадиных копыт наших недругов. А после бегства Саши они двигались за нами по пятам, да так близко, что нечего было думать о сне или о чем-то, кроме кратчайшего – насколько возможно – отдыха.
   Мы пили, когда могли добраться до воды. К счастью, холодной воды было в изобилии. А поели всего один раз накануне. Однако же было одно утешение. Мы приближались к Высокогорью. Каждый склон, на который мы так тяжело взбирались, вел нас все ближе и ближе к невидимой границе, где начинались земли обитателей обоих кланов. Пожалуй, не стоило надеяться, что это заставит Вальдраку повернуть назад. У него ведь, как известно, и раньше не было почтения к нравам кланов, но мы, возможно, найдем там помощь. Тамошние высокогорцы – Лакланы – захотят защитить нас от Вальдраку ради Кенси-клана.
   – Ты видишь их? – спросил Давин, лежавший на животе чуть повыше на выступе скалы.
   – Нет, – ответила я. – Но было бы слишком рано думать, что мы избавились от них.
   – Им больше нет толку от лошадей.
   – Ты прав! Зато у нас нет больше такого укрытия!
   – А не можем ли мы немного отдохнуть?
   – Давин, придется отдохнуть. А не то кончится тем, что кто-то из нас от усталости свалится с края гряды.
   Он перевернулся на спину и сел подальше от края. Его рыже-каштановые брови потемнели от пота и дождя, да и вид у него был такой измученный, такой грязный и печальный! Мне захотелось вдруг откинуть его волосы назад со лба и обнять его. Но я этого не сделала.
   Вместо этого я чуть теснее прижалась к Розе, которая склонилась ко мне, положив голову на плечо, и тут же, не сойдя с места, уснула.
   Пороховая Гузка сидел прислонившись спиной к большому камню и глядя вверх. Последний отрезок пути ему пришлось тащить на себе Тависа. Он порядком устал – это стоило ему огромных сил. Бродягу же было нигде не видать. Он, как всегда, занимался собственными делами нам на благо.
   – Хочу есть! – вымолвил Тавис.
   Нельзя сказать, что он выпрашивал еду, ведь никакой надежды ни в его голосе, ни на его лице не слышалось и не виделось.
   – У нас ничего нет, – сказала я.
   – Да, я знаю! Но я могу живо представить себе какую-нибудь еду с медом. Или ножку цыпленка. Теплую, мягкую ножку цыпленка. Или… или всего лишь тарелку супа. С мозговой косточкой, с морковью и мясными фрикадельками. И…
   – Нам придется идти дальше, – напомнил Давин. – Думаю, они не так уж далеко от нас. Коли нам удастся подняться хотя бы немного выше в горы, мы, быть может…
   Он запнулся. Мы посмотрели друг на друга. Потому что я тоже это услыхала. Стук копыт! И не под нами, а над нами. Наверху, с гор.
   Я пугливо огляделась. Мы отклонились в сторону от тропки и кое-как укрылись за несколькими каменными глыбами. Снизу нас было не видать! Ну а сверху?
   Бежать было некуда. Нам надо было, словно зайчатам в высокой траве, лишь сгрудиться за валунами, прижавшись друг к другу. Спрятаться как можно лучше! Надеяться!
   Стук копыт приблизился. Всадников много. Целая рать. Но, пожалуй, то не были люди Вальдраку. Если они только как-то не опередили нас во мраке прошлой ночи.
   Они проскакали мимо. Железные подковы звенели, ударяя в каменистую тропку, седла скрипели, одна из лошадей фыркнула и стало слышно, как она зазвенела удилами. С бесконечной осторожностью высунула я из-за каменной глыбы голову, держа ее совсем низко над землей.
   Ратников было человек тринадцать-четырнадцать. Усталые – это было видно по тому, как они сидели на лошадях. Плащи у большинства были запятнаны кровью, руки перевязаны. Но не из-за этого я задохнулась. На них были плащи цвета клана. Зелено-белые плащи клана.
   – Кенси, – хрипло выговорила я, почти не в силах выдавить из себя это слово. – Давин, это же люди из Кенси-клана!
   Он вскочил, размахивая руками и выкрикивая:
   – Кенси! Привет, Кенси!
   Мы все поднялись. Всадники остановились и, обернувшись, вернулись к нам. Зелено-белые плащи развевались на ветру.
   – Мне не верится… Люди из Кенси-клана… Неужто их послали нас искать? Или это просто случайность? Какое неслыханное счастье!
   Мы – в безопасности!
   Вскоре нас окружили усталые лошади и ратники.
   – Кто вы такие, черт побери! – спросил один из них – высокий, рыжеволосый, немного напоминавший Каллана. – Что вы тут делаете?
   – Мы тоже из Кенси! – живо откликнулся Да-вин. – Вот, стало быть, так. Пороховая Гузка, расскажи ему.
   – Давин, – прошептала я, – я никого из них не знаю. Ни одного!
   Улыбка Давина сразу стала какой-то неуверенной.
   – Ты о чем?
   – Это люди не из клана Кенси, – уверенно проговорил перепуганный Пороховая Гузка.
   Миг – и до меня по-настоящему дошло то, что он сказал. Да и мгновения на это было предостаточно. Я резко повернулась, чтобы бежать, но один из всадников схватил меня за руку и почти затащил на свою взмыленную лошадь. Мои ноги касались земли, я висела и барахталась, словно рыба, которую вытащили из воды.
   – Забирайте их! – велел своим людям тот, кто немного напоминал Каллана. – Неужто мессир Вальдраку не может найти несколько настоящих Кенси для своих дел.

ДИНА
Вальдраку мстит

   – Мы могли улизнуть, – беззвучно произнес Давин. – Мы почти удрали от них.
   Я не произнесла ни слова. Да и много ли я могла сказать… Я была так измучена, что умудрилась проспать несколько часов этой ночью, несмотря на холод и на врезавшиеся веревки, из-за которых мои руки стали просто бесчувственными. Остальное время я просто лежала прислонившись к спине Давина, пытаясь хоть чуточку согреться, меж тем как мысли мои вертелись вокруг Вальдраку и того, что он сделает, когда мы окажемся в его власти.
   Начать с того, что во мне теплилась хоть и небольшая, но надежда. Им не удалось захватить бродягу… Я надеялась, что, быть может, он освободит нас прежде, чем мы снова угодим в руки Вальдраку.
   Когда спустилась тьма и мы сделали привал на ночь, я все еще надеялась. Может, бродяга тайком проберется сюда, перережет наши путы так, что никто и не узнает… Может, ему удастся выпустить на свободу лошадей так, что нашим стражникам будет вовсе не до нас…
   Может… Но ночь проходила, а мы так ничего и не слыхали о бродяге. Да и что этот бродяжка мог поделать с тринадцатью обученными и бывалыми ратниками? Для этого мало владеть всеми приемами и хитростями лесной жизни. Верно, он попросту смылся.
   Нельзя сказать, что они – эти лже-Кенси – торопились. Они послали всадника в Дракану с вестью о своей добыче, а теперь и сами снялись с места и двинулись на «главную квартиру». А где эта «главная квартира», мы могли лишь гадать.
   Они явно не знали, что Вальдраку искал нас чуть дальше: внизу, в горах. Они не знали в точности, кто мы, кроме того, что кто-то из нас был настоящий Кенси. Пороховая Гузка со своей исковерканной речью жителя Высокогорья не мог скрыть своего происхождения, а Тавис имел глупость рассказать им, что он вовсе не какой-то там придурковатый Кенси, а родной внук Хелены Лаклан.
   Неужто он думал, что они позволят ему сбежать? Но в таком случае он ошибался: они стерегли его еще строже, чем всех остальных.
   Лже-Кенси собирались уже сняться с места, а нам дали знать, чтобы мы шли к лошадям, когда на горной тропке прозвучал цокот копыт, и человек в мундире драканария примчался к месту нашего привала.
   – Грамота от Вальдраку! – закричал он, лишь только его могли услышать. – Пленников вернуть назад в Кабанье ущелье и передать в руки самому мессиру Вальдраку! Обратной почтой!
   – Что это еще за спешка? – пробормотал тот, что походил немного на Каллана. «Морлан», – называли его ратники. – Мы проделали нелегкий путь, что ж, нынче нам скакать обратно? Вестник и сам может забрать их. За подобающую плату.
   – Кабанье ущелье, – повторил вестник. – Сей же час в путь! И только спокойно. Уж Вальдраку за ценой не постоит! Знайте же, вы поймали тут золотых пташек!
   Морлан что-то пробормотал, но надежда на то, что Вальдраку за ценой не постоит, явно оказала действие.
   – На коней! – воскликнул он. – И поглядим, что заплатит Дракан за нескольких таких золотых пташек!
* * *
   Мы были уже совсем близко от Кабаньего ущелья, когда наткнулись на солдат-драканариев – небольшой дозор из четырех человек. Морлан поднял руку, и наш отряд остановился.
   Я, слегка шевельнувшись, попыталась сесть так, чтобы не болели ноги. Лже-Кенси, с которым я делила коня, еще крепче сжал руку, обхватывавшую меня.
   – Сиди смирно, – пробормотал он. – Мы и так тяжелы для этой клячи.
   Морлан проехал немного вперед и встретился с вожаком драканьего дозора.
   – Ага, стало быть, ты, Морлан, поймал их? – сказал драканарий. – Замечательно! А теперь я, пожалуй, перехвачу их!
   – Не спеши! – ответил Морлан. – У меня – мои собственные указы!
   «Да, и ты не желаешь лишиться своей платы», – подумала я.
   – А что в этих указах?
   – Мы должны привезти пленников в Кабанье ущелье. Туда-то мы сейчас и держим путь!
   Он ткнул пальцем меж ушей лошади, указывая на узкую воронку долины, куда мы собирались въезжать.
   – Кабанье ущелье? Ничего этого не знаю! Солдат-драканарий подозрительно поглядел на Морлана и его людей:
   – Почему именно туда?
   – Откуда мне знать?
   – Морлан, я не знал, что ты делаешь, но…
   – Ты что, сомневаешься в моем слове?
   У драканария был такой вид, будто ему в нос ударил дурной запах.
   – В твоем слове? А с чего мне сомневаться в твоем слове… только из-за того, что ты скачешь под лже-знаменем и носишь лже-плащ. Или, может, это плащ-оборотень, который надет и на одну, и на другую сторону?
   – Проклятый пес! – проворчал Морлан, кладя руку на свой меч. – Я проучу тебя!
   – Поглядим, как ты проучишь меня, когда мес-сир Вальдраку сам скачет к нам. Труби, горнист!
   И один из драканариев дозора – трубач – поднял сигнальный рог, что был при нем, и затрубил сигнал, эхом отозвавшийся меж стен ущелья.
   Морлан опустил меч. Его глаза под рыжими бровями метали молнии, но он больше не толковал ни о слове чести, ни о том, чтобы проучить дозорного.
   – Мне обещано вознаграждение! – только и сказал он.
   Солдат-драканарий кивнул:
   – Будь спокоен, Морлан! Ты его получишь!
   Я, упав духом, глядела на свои руки, привязанные к луке седла. Пусть их бранятся сколько влезет! Не все ли равно, встретит нас Вальдраку здесь или дальше, в самом ущелье… В конце концов все будет то же самое!
   Этот малый дозор явно был своего рода передовым отрядом, потому как прошло совсем немного времени, прежде чем отряд солдат-драканариев вынырнул из-за горной гряды над нами. Восемь ратников и сам Вальдраку.
* * *
   По нему было видно, что он провел несколько дней в лесу, вдали от всех тех удобств, которыми, вообще-то, любил себя окружать. С него сошло кое-что из его блеска и ухоженности, а присущая ему холодная ярость ощущалась даже на расстоянии многих шагов. Его драканарии предусмотрительно избегали попадаться ему на пути.
   Взгляд злодея быстро обежал горстку дозорных, ожидавших его.
   И потом остановился на мне.
   – Вот как, – произнес он, и в голосе его прозвучало даже не торжество, а только холод. – Наконец-то!
   Он проскакал на Мефистофеле наискосок сквозь горстку дозорных прямо ко мне, и как люди, так и животные быстро отступили в сторону на его пути. Движением таким быстрым, что я почти не успела проследить за ним, он отстегнул опоясывающую его цепь. Она просвистела в воздухе и непременно задела бы мое лицо, но конь, на котором я сидела, не был, подобно Мефистофелю, привычен к такого рода действиям. Он испуганно отскочил в сторону, и крайнее звено цепи хлестнуло меня вместо лица по бедру.
   Я услышала крик Давина, но почти ничего не видела из-за выступивших на глазах слез.
   – Придержите-ка эту лошадь! – приказал Вальдраку и еще раз поднял руку.
   Я же поднять свои связанные руки никак не могла, и мне пришлось лишь отвернуть лицо в сторону и нырнуть как можно ниже. Цепь просвистела через затылок и опустилась прямо за ухом. Это было все равно что порезаться осколком тонкого льда: сначала холодно, а потом ужасающе жарко, и я почувствовала, как за ухом брызнула кровь и потекла вниз мне на шею.
   Вдруг сверкнуло лезвие ножа, и я ждала, что он, скорее всего, вот-вот воткнет его в меня здесь и сейчас, но вместо этого он разрезал путы, привязывавшие меня к луке седла, освободил и, подняв на руках, стащил вниз с лошади. Это застало меня врасплох и настолько ошеломило, что я просто-напросто свалилась навзничь меж лошадиными копытами. В голове у меня по-прежнему свистело и шумело после удара, и я не смела поднять глаза, не смела заглянуть в глаза ему.
   Он, должно быть, сам спешился, потому как в следующий миг я почувствовала, что меня хватают за волосы у того места, куда ударила цепь. Он потянул меня вверх, поставил на ноги и толкнул к темно-коричневому боку Мефистофеля так, что я ткнулась носом в кожаное седло.
   – Ежели ты только глянешь на меня, я их всех до одного убью! – ледяным и тихим голосом, предназначенным лишь для моих ушей, произнес он. – Всех до одного. Тебе понятно?
   Я кивнула.
   – Ты уверена, что тебе понятны мои слова?
   – Да, – прошептала я. – Я это хорошо понимаю.
   – Что-то не верится, – сказал он. – Ведь ты явно не приняла всерьез наш первый уговор. Может, ты мне не веришь: я имею в виду как раз то, что говорю.
   Какое-то ледяное ощущение распространялось у меня в животе и искало выхода.
   – Да, – в отчаянии прошептала я. – Я хорошо это знаю!
   – Замолчи! – сказал он. А затем повысил голос: – Мальчишка из Лакланов? Он тоже у нас?
   – Да, – ответил Сандор, державший поводья Мефистофеля.
   – Хорошо! Убей его!
   – Нет! – закричала я. – Нет!
   Сандор бросил поводья Мефистофеля одному из солдат-драканариев и шагнул к той лошади, на которой сидел Тавис.
   Я, повернувшись кругом, увидела на миг окаменевшее, белое как мел лицо Тависа. Один из тех, других солдат-драканариев, вестник, как я увидела, пришел на подмогу Сандору и стащил Тависа на землю.
   – Отпусти меня! – закричал Тавис, пытаясь пнуть его ногой в большеберцовую кость, но вестник схватил его за ворот и потащил в кустарник.
   Я орала, я кричала… Я забыла все-все угрозы и все так называемые прежние уговоры с Вальд-раку.
   – Позор тебе! – кричала я, пытаясь извернуться и взглянуть на него. – Позор тебе, позор тебе!
   – Заткнись, ведьмино отродье! – воскликнул он с неожиданным оттенком паники в голосе и попытался заткнуть мне рот рукой.
   Я укусила его и продолжала кричать. Но это ничуть не помогло. Ведь в голосе моем не было и намека на звук голоса Пробуждающей Совесть, и это в конце концов дошло и до Вальдраку. Он прекратил свои попытки заткнуть мне рот и вместо этого повернул меня кругом так, что я могла заглянуть ему прямо в лицо.
   – Ну же! – произнес он, заставив свой голос звучать так, будто это все его немного забавляло. – Моя редкая пташка утратила свои коготки!
   Я доревелась до того, так, что из носа у меня сопли потекли, и я не могла удержаться, чтобы не шептать: «Позор тебе! Позор тебе!» – даже если это ни капельки не помогало. Из кустарника до меня донесся жалобный визг Тависа. Потом все стихло.
   Солдат-драканарий вернулся. Его нож и руки потемнели от крови.
   – А что с телом? – спросил он. – Заберем его с собой?
   – Нет! – равнодушно ответил Вальдраку. – Пусть его валяется. Тем, кто питается падалью, ведь тоже надобно жить.

ДАВИН
Кабанье ущелье

   Мы съезжали вниз с горы в Кабанье ущелье. Голова моя по-прежнему гудела от удара, что достался мне, когда я попытался было помочь Дине. Но это было ничто по сравнению с холодной яростью, от которой цепенело все тело.
   Они убили Тависа! Они затащили маленького веснушчатого мальчонку в кусты и перерезали ему горло!
   Я слышал, как рыдала Дина. А в промежутках между рыданиями по-прежнему звучали полузадушенные ее слова: «Позор тебе!» Но никто не обращал на это внимания. Я ничего не понимал… Почему она не остановила его? Какая дурость на нее нашла?
   «Дина, – думал я, – как ты могла дозволить ему убить маленького мальчика?» Вальдраку же не какой-то там Дракан, что может, глазом не моргнув, смотреть в глаза Пробуждающей Совесть! Ведь это было видно по тому, как злодей страшится ее взгляда. Или, вернее, страшился его. Потому как ныне он явно не боится.
   Здешняя тропка была крутой. Лошадь, на которой я ехал верхом, споткнулась и чуть не упала. Ей было нелегко удерживать равновесие с двумя людьми на спине: со мной и с одним из лже-Кенси.
   Должно быть, это дошло и до него. Он отвязал мои руки от луки седла.
   – Слезай! – сказа он. – И не пытайся удрать. Только попробуй, я пущу тебе стрелку прямо в спину.
   Я в этом не сомневался. Я соскользнул вниз и, пошатываясь, спотыкаясь и нетвердо держась на оцепенелых, непослушных ногах, пошел перед его лошадью.
   Я увидел, что Пороховую Гузку и Розу тоже ссадили на землю. Но впереди всей вереницы дра-канариев Вальдраку по-прежнему крепко держал Дину, и, похоже, его огромному караковому коню удается все же управиться, спускаясь с откоса.
   Тропка была мокрая, каменистая и узкая. По обеим ее сторонам круто вздымались склоны ущелья, а грязная дождевая вода текла, бурля, у меня под ногами, так что получалось, будто идешь по ручью. Прямо передо мной маячил широкий серый лошадиный зад, и, коли б я не шел достаточно быстро, меня опрокинула бы лошадь, ведь всаднику останавливаться было ни к чему.
   Вдруг послышался какой-то шумный свистящий хлещущий звук. Звук, что был мне знаком. Всадник впереди меня внезапно зашатался в седле и так навалился на шею пони, что Серый споткнулся и пал на колени. Раздался крик, но то кричал другой наездник…
   Стрелы градом сыпались на нас сверху, и люди, и лошади падали и неистово боролись за то, чтобы удержаться на ногах, чтобы подняться, чтобы спастись…
   Несколько мгновений – и узкое ущелье превратилось в поле битвы, невозможно было даже увидеть нападающих, посылавших сверху смертоносные стрелы.