Вытянувшись, она обвила мою шею руками и так крепко прильнула ко мне, что я чуть не задохнулся. Я заметил, что она похудела, но, вообще-то, мне показалось, будто ничего худого они ей не сделали.
Даже не могу передать, какие чувства я испытал. Это было все равно что проснуться от жуткого дурного сна. Словно душа моя, разбившаяся еще прежде на куски, уже больше не существовала. И вместе с тем я ужасно разозлился на сестру. Не спрашивайте почему! Казалось, словно все то ужасное, что мы пережили… Мы – я, и матушка, и Мелли, и Роза, – словно во всем этом, вместе взятом, виновата была Дина.
– Где ты была? – прошептал я, держа одновременно сестру так крепко, будто боясь, что она вот-вот убежит от меня. – Тебе ясно, как ты нас напугала?
Она тяжко вздохнула. Будто всхлипнула.
– Не ругай меня, – сказала она сквозь рыдания. – Давин, не ругай меня.
И тут я, само собой, почувствовал себя величайшим идиотом юдоли земной и глупейшим старшим братом мира. За все, что Дине пришлось пережить, я, когда наконец-то нашел ее, заставил сестру лишь плакать.
– Тсс! – прошептал я, прижавшись щекой к ее волосам. – Тише! Перестань же!.. Ведь я нашел тебя! – Я протянул ей свой рукав. – Вот! Вытри глаза!
Она положила ладонь на мою руку. И вдруг издала какой-то чудной звук, всхлип с хихиканьем пополам.
– Давин! – произнесла она. – Он же мокрый! Неужто ты хочешь, чтобы я еще что-то вытерла им?
И само собой, так оно и было. Рукав был такой же мокрый, как и все на мне, да я и сам тоже.
– Можешь взять мой головной платок, – предложила Роза.
– Роза! – Дина, отпустив меня, схватила Розу. – Что ты здесь делаешь? Что вы… оба делаете здесь? Как вы нашли меня?
– Ну-у, так… помогли друг другу, – сказала Роза.
Несмотря на темноту, я отчетливо увидел ту лукавую дразнящую улыбку, которую она мне послала, мгновенный блеск ее белоснежных зубов. Но вот она снова стала серьезна.
– А теперь пошли, Дина, нам надо убраться отсюда прежде, чем кто-нибудь нас обнаружит.
Дина отпустила Розу. И внезапно стала какой-то беспредельно несчастной с виду.
– Я не могу! – произнесла она каким-то мертвящим на удивление голосом.
– Отчего? – в один голос произнесли мы с Розой.
– Я не могу пойти с вами.
– Почему не можешь? Она покачала головой.
– Нет, – сказала она. – Если я не… Если я не… Он убьет Тависа, если я сбегу.
– Тависа?
В этот миг я вовсе позабыл, кто это.
– Ну, Тависа Лаклана… Того самого, что захватили в плен вместе со мной…
Ну да, само собой. Внука Хелены Лаклан. Его мать ударила меня в лоб черной рукой. «Ты пришел отнять жизнь!» – сказала она.
– Где он?
– В подвале, – ответила она. – Там, под конюшней.
– Тогда нам придется захватить с собой и его, – произнес я.
– Тавис!.. – тихонько позвала Дина. – Ты не спишь?
Откуда-то послышался шорох, будто в соломе зашевелилось какое-то животное.
– Чего тебе? – раздался в темноте угрюмый и боязливый голос – Отстань от меня! Мерзкая предательница! Не думай, что заставишь меня сказать что-нибудь!
Мерзкая предательница? Что такое он вбил себе в голову?
Я ждал, когда Дина что-либо скажет, но она лишь молча стояла, и по тому, как она дышала, я чувствовал, что она вот-вот заплачет снова. Это разозлило меня!
– Что ты вбил себе в башку? – свирепо спросил я. – Ты не смеешь так говорить…
Но Дина, положив ладонь мне на руку, остановила меня:
– Есть кое-что, чего ты не знаешь.
О чем это она? С ней, я заметил, что-то случилось. Она поступала совсем иначе, чем надо, будто ее подменили. Что эти мерзавцы, эти гнусные рожи сделали с ней?
– Мы пришли, чтобы увести тебя отсюда, Тавис! – сказала Дина.
Тут послышалось, как дерево трется о дерево. Но Дина подняла щеколду.
– Идем! – позвала она. – Сейчас мы отправимся домой!
И как раз в этот миг кто-то запел. Совсем рядом, настолько рядом, что сердце мое подпрыгнуло от испуга.
– «Путь далек, и опасность грозит – шаг за шагом трудно, но должно нам идти. Вечно грезим мы о стенах дома, мирном уголке и тепле очага…»
Хриплый и какой-то носовой голос. «Ясное дело, голос человека, у которого в голове не все дома, – подумал я. – Так люди в своем уме не говорят!»
– Ох-х-х! – вздохнула Дина. – Его-то я и забыла.
– Кого? Кого, Дина? Кто он?
– Бродяга. То есть… не только. Это долгая история. Однако, Давин, мы вынуждены взять с собой и его.
– Дина… мы ведь не можем! – Я хотел сказать – он же полоумный! У него не все дома. Нам никогда не провести его мимо стражников у ворот, он тут же нас выдаст!
Да, нелегко нам придется с Диной и Тависом!
– Если Тавис останется здесь, Вальдраку его убьет!
Голос Дины звучал твердо и упрямо, и я хорошо изучил свою сестру, чтобы знать: она не отступит, не сдастся.
– И думаю, он не… Не такой уж он полоумный и сумеет промолчать, когда надо.
– Почтенная фру, – раздался гнусавый шепот. – Почтенная фру, получите то, что хочется, сделайте жизни выбор… Нищий же делает то, что ему на роду написано, чаще всего – ерунду…
Я шарил в темноте, отыскивая дверцу к загородке бродяги, и мои пальцы коснулись чего-то металлически-холодного. Тяжелая железная цепь держала закрытой дверцу тюремного отсека.
– Дина, нам даже не открыть эту дверь! Цепь почти такая же толстая, как мое запястье.
– Забудь про цепь, – сказала она. – Перегородки всего лишь из дерева. Неужто тебе не расколотить одну из них?
За кого она меня принимает? За Рыцаря Стальной Кулак, что мог голыми пальцами пригвоздить дракона к земле? Но быть может…
Она сказала так, будто думала, что истинный старший брат легко может уладить такого рода дело. Да и загородки ведь всего лишь из досок…
– Мне необходимо немного света, – сказал я. – Я хорошо знаю, это опасно, но, если я не увижу, что делаю, все пропало, все пойдет насмарку.
– Там возле лесенки лампа, – напомнила Дина. – Но огнива у меня нет.
Не было его и у меня, а коли б оно и было, фитилек бы все одно давно промок.
– У меня есть одно, – произнесла Роза.
– Да, – пробормотал я. – Ясное дело, огниво у тебя есть…
Мы принесли лампу, и Роза высекла огонь. Тусклое желтое мерцание слабо озарило подвал.
– Роза, ты не можешь выйти и постеречь? Если кто-то появится, нам надо как можно скорее погасить лампу.
Кивнув, Роза сказала:
– Я свистну, если что, вот так…
Она надула губы, и внезапно раздался точь-в-точь такой же звук, как если бы в подвал залетел дрозд. Дрозд, заметивший кошку…
– Где ты этому научилась? – вырвалось у меня. – Ведь это звучит точь-в-точь как… ну совсем будто поет настоящий дрозд!
Роза смутилась:
– О, я всего-навсего… несколько раз пыталась подражать дрозду.
Она поспешила к лесенке и исчезла через открытый люк наверху.
– Почему она так торопилась? – спросил я. Дина улыбнулась легкой бледной улыбкой.
– Может, Розе такие дела не впервой, – ответила она.
И тут я вспомнил, откуда явилась Роза. Из беднейшей, самой злосчастной части Дунарка, из Грязного Города. Половине тамошних жителей приходилось заниматься контрабандой или по-мелкому воровать, чтобы выжить, а негодяй братец Розы – голову даю на отсечение – был не из самых честных. Он наверняка мог придумать, как использовать сестру: пусть, мол, посторожит, пока он занимается своими гнусными делишками.
– Держи лампу у двери, – попросил я Дину. Она так и сделала. Цепь была просто обмотана вокруг одной перекладины. Если удастся ее сломать, мы откроем дверцу. Откинувшись назад и сохраняя равновесие на одной ноге, я пнул другой, насколько хватило сил, перекладину. Но если не считать ушибленной пятки и нескольких заноз, толку не было. Мои сапоги по-прежнему лежали возле чурбана, где я их снял.
– Черт побери!
Стиснув зубы, я попытался снова. Все то же самое!
– Не получается! – сказал я, когда снова смог вздохнуть. – Больше достается мне, чем дверце.
– Дай-ка мне твой нож, – попросила Дина. – Если немного обстругать…
– Возьми ножик Розы, – сказал я. – Он острее. Дина исчезла на пути к лесенке. Я вытащил свой собственный нож и начал строгать перекладину. Работа не очень спорилась. Пот струился у меня по лбу, заливая глаза, хотя в подвале было сыро и холодно. Ясное дело, Роза предупредит нас, но стоит кому-нибудь заметить свет… оттуда снизу… Из погреба наверх был лишь один путь. И коли кто-то подойдет к люку прежде, чем мы сломаем перекладину, мы пропали. Дина вернулась.
– Вот, – сказала она, протянув мне маленький, ржавый, но очень острый ножик.
Сама она взяла мой и вышла в переход, чтобы строгать перекладину с другой стороны. Мелкие стружки посыпались на пол.
– Торопитесь! – сказал Тавис, который уже давно молчал. – Торопитесь!
Мы, ясное дело, больше не были предателями.
– Тороплюсь как могу, – стиснув зубы, ответил я.
От напряжения у меня свело руку, а затылок окаменел от ожидания. Мне казалось, что кто-то вонзает в меня сзади когти.
– Попробуй еще, – попросила Дина. – Перекладина уже намного тоньше.
Я попробовал снова. От нового удара дерево раскололось. Нам пришлось все время надрываться, строгая перекладину и заставляя ее сломаться настолько, чтобы цепь освободилась, и под конец это удалось. И по-прежнему не звучал сверху предупреждающий свист дрозда от Розы.
Я открыл дверцу. Бродяга стоял, моргая глазами, словно бы даже слабый отсвет лампы был невыносим для глаз того, кто целыми днями жил во мраке.
– Спасибо! – пробормотал он. – Спасибо, милостивый господин!
У него был такой жалкий вид! Он весь зарос грязью, и даже сквозь вонь подвала, где хранилась гнилая репа, чувствовался исходивший от него запах. Лицо его было покрыто сгустками запекшейся крови, а подбородок и нос так опухли, что не было ничего удивительного в том, что он гнусавил. Да, без побоев тут, ясное дело, не обошлось! И били его не раз! И когда он сделал те несколько шагов из своей деревянной клетки, он так ужасно хромал, что больно было глядеть на него.
Я осмотрел свою горстку освобожденных пленников. Маленький бледный Тавис. Дина, что стояла повесив голову, будто не желая смотреть кому-либо в глаза. И бродяга с большой дороги, напоминавший изувеченное огородное чучело. Эту горстку нам никогда не провести через ворота.
– Ничего не выйдет! – воскликнул я. – Тебя мы, может, тайком и вывели бы. Но троих!.. Безнадежно!
Дина покачала головой.
– Нет, выйдет! – сказала она. – Я знаю одно место, там потайная дверь.
Она еще ниже повесила голову. Я этого не понимал: чего ей стыдиться?
– Замечательно! – обрадовался я. – Где?
– Надо пройти через дом, – ответила она.
Не могу сказать, что мне уж очень хотелось снова войти в белый каменный дом. Дом, полный спящих солдат-драканариев. Или, быть может, дом, полный солдат-драканариев, которые так крепко уже не спали…
– А нельзя пройти иначе? – спросил я.
– Нет, – ответила она. – Нам надо попасть в розарий.
– Розарий?
Ну скажите, какая связь между розами и потайным ходом?
– Ты уверена? – снова спросил я.
– Я нашла ее вчера, ну, эту дверь, – сказала Дина, ее голос звучал устало. – Когда пройдешь через нее, оказываешься на лугу, а по другую сторону луга – лес. Никаких стен, никаких привратных стражников. Иди прогуливайся прямо в лес.
«Почему же ты тогда так не поступила?» – подумал я, но не спросил вслух. Верно, мысль о Та-висе остановила ее.
– Ладно, – сказал я. – Рискнем!
Мысль о том, чтобы выбраться из Драканы, ворвавшись в дом, казалась просто безумной. Ворваться в дом в пять человеческих ростов высотой! Это же крепость! Я лишь надеялся, что бродяга будет помалкивать. Коли он начнет петь свои заумные стишки, пока мы в доме, я дам ему своими сапогами по башке. Их я подобрал там, наверху, у чурбана, на котором рубят дрова, но еще не надел.
Я повел всех в прачечный подвал, предупредив о ступеньках, так что на этот раз никто не упал. Я слышал затрудненное дыхание бродяги, но тут ведь ничего не поделаешь – не запретишь же ему дышать.
Осторожно толкнул я дверь поварни. И застыл в оцепенении. Что это еще за звук? Это был совсем не храп поварихи, а нечто другое… Я обшаривал взглядом темную поварню, но не видел ничего, кроме алого отсвета горящих дров. Звук не повторился.
Может, это все-таки повариха? Или, может, я попросту внушил себе это. Мои нервы сильно сдали.
Я нащупал плечо Дины и чуточку сжал его в знак того, что ей нужно подождать, что им всем нужно подождать, пока я не проскользну в поварню. Сестра на миг коснулась моей руки – она поняла. Пальцы ее были ледяными.
Я прокрался на несколько шагов вперед. Я различил перед собой кухонный стол, о который раньше споткнулся. Отсвет огня из-за печной дверцы слабо мерцал на блестящей глазури глиняного блюда, стоявшего на столе. Я снова прислушался, но единственное, что услышал, было слабое сопение бродяги. Мои же собственные босые ноги беззвучно ступали по прохладному каменному полу, а повариха явно перестала храпеть, стало тихо.
«Путь свободен», – подумал я. Но, повернувшись, чтобы дать знак другим, я на что-то наткнулся. На что-то большое и живое.
Я испуганно отпрянул назад и еще раз ударился о кухонный стол. Глиняная посуда задребезжала.
– Тсс! – яростно прозвучал голос того, на кого я наткнулся. – Ты разбудишь ее!
Какой-то запутанный миг я было подумал, что это кто-то из моих спутников. Но никто из них не был ростом с медведя. Ни у одного из них не было такого глубокого и грубого голоса.
А теперь, стоя спиной к печи, я видел лучше и понял: то был солдат-драканарий. Само собой, не в мундире, а в рубашке с короткими рукавами да еще с окороком в одной руке и ножом в другой. Но почему он так зашикал на меня? Почему не заорал и не разбудил весь дом? Он был явно также сбит с толку. Прищурив глаза, он смотрел на меня.
– Послушай-ка, что-то я тебя не узнаю, – сказал он. – Чего ты тут делаешь?
Еще бы он меня узнал! На мне ведь был мундир драканария. Может, ему показалось, будто я тоже тайно охотился за ломтем ветчины. Но долго он не даст себя дурачить, а за дверью в прачечном подвале ждали четверо других, которым уж никак за драканариев не сойти.
Я швырнул один сапог так, что он угодил ему прямо в лицо.
– Како… – начал было он, но больше ничего не успел сказать, потому что я одной рукой схватил его за горло, а другой за запястье.
Мы оба повалились – я поначалу сверху, но ведь у него был нож, и я не осмеливался ослабить хватку на его шее, ведь позови он на помощь – начнется ад. Он ударил меня окороком, да так, что искры посыпались у меня из глаз, а ему в тот же миг удалось подняться на ноги и сбросить мою руку с горла.
– А-а-а-а! – заорал он.
Но дальше этого не пошло. Прозвучал какой-то чудной звук, словно кто-то ударил в гонг, и тут он снова повалился на меня, ослабевший, будто зарезанная кобыла.
И только когда я увидел Розу и то, что у нее в руках, до меня дошло, что случилось.
– Я ведь говорила, – чуточку запыхавшись, сказала она. – Никогда ведь не знаешь, когда понадобится сковорода!
– Это Сандор! – негромко произнесла она. Казалось, будто ей хочется плюнуть в него. – Правая рука Вальдраку. Он помер?
Я притронулся к его шее. Он был теплый, и я заметил, как кровь бьется у него под кожей.
– Нет, – сказал я. – Только обмер!
– Заколи его! – прошипел Тавис. – Пырни его своим ножом!
Я был потрясен. Мальчику было не больше чем… да сколько же ему было? Восемь? Девять? И он хочет заставить меня пырнуть ножом человека! Не знал я, что высокогорцы столь кровожадны. Но, быть может, у Тависа свои причины для этого. Подвал, из которого мы вызволили мальчика, был не самым уютным жильем.
– Мы свяжем его! Принесите веревку из прачечной и… есть тут кладовка или чулан?
– Нет! – сказала Дина, указав на творило в полу. – Тут маленький погреб для фруктов. Там они его сразу не найдут.
Сказано – сделано. Мы связали драканария и запихнули его в погреб, где как раз хватало места лежать вытянувшись во всю длину. Я вбил ему сморщенное яблоко в рот и крепко-накрепко перевязал плод одним из его собственных носков. Тавис тоже схватил яблоко и жадно вонзил в него зубы. Может, они вообще не кормили его досыта в том подвале? Пожалуй, неудивительно, что он так жаждал мести.
На дворе уже начали петь птицы, а небо за окнами поварни чуть посветлело и не было по-ночному кромешно черным. Нам надо поторопиться!
– Возьмите ветчину с собой! – прошептал я. – Нам понадобится еда, пока будем добираться домой.
Я открыл дверь на лестничную клетку. И передо мной предстала девочка, краше которой я в жизни не видел.
Волосы ее были черны, как ночь, а блестели, будто шелк. Глаза темные и все же сверкающие, словно звезды. Лицо ее было таким прекрасным, что почти казалось, будто оно нарисовано, живым оно попросту быть не могло.
Она стояла с золотым подсвечником в руках, с накинутым на плечи чем-то вроде плаща, сверкающего сине-зеленым, с вышитыми на воротничке золотыми и зелеными драконами.
Какой-то миг мы потрясенно глядели друг на друга. А потом она открыла было рот, собираясь закричать…
– Саша! – быстро произнесла Дина, и девочка заколебалась. – Саша, послушай! Тебе ведь очень хочется избавиться от меня, верно?
Девочка снова закрыла рот. Прислушивалась. Колебалась.
– Сделай вид, будто ты нас не видела, – уговаривала ее Дина. – Можешь снова спать. А утром… утром меня уже здесь не будет.
Было отчетливо видно, как мысли, словно колеса водяной мельницы, крутились в голове девочки, и в конце концов она кивнула.
– Убирайся! – сказала она. – Убирайся подобру-поздорову. Далеко-далеко отсюда. И никогда больше не возвращайся.
– Это я тебе обещаю! – ответила Дина. – Я никогда по доброй воле не вернусь.
Дать такое обещание ей было ничуть не трудно.
Девочка отступила на несколько шагов назад, чтобы дать нам пройти мимо. Видно было, что она чуть ошарашена и застигнута врасплох, обнаружив, сколько человек уходит. Однако же не произнесла ни слова. Лишь повернувшись к нам спиной, она стала подниматься вверх по лестнице – статная, с высоко поднятой свечой в руке. Мне почудилось, будто она похожа на принцессу.
Тут во мгновение ока произошло нечто невообразимое. Я бы не поверил, что измученный бродяга может так быстро передвигаться. Он кинулся вслед за девочкой вверх по лестнице, обхватил ее, заткнул рот рукой и потащил ее задом наперед вниз по лестнице. Она выронила подсвечник, так нто свеча погасла, но слышно было, как она борется, пинает бродягу ногами и, полузадушенная его железной хваткой, пытается кричать.
– Что ты делаешь? – зашипел я ему. – Отпусти ее! Она ведь хотела дать нам уйти!
Нищий покачал головой и, ничуть не ослабив хватку, держал упирающуюся девочку.
– Держи прилежно и крепко змею, когда ее поймаешь, – произнес он, – а не то она ужалит тебя прежде, чем об этом узнаешь…
– А ну-ка, брось свои стишата!
Я готов был ударить его окороком. Он вдруг улыбнулся, и на какой-то краткий миг в нем не осталось и следа слабоумной дурашливости.
– Она донесет тут же, как только мы выйдем за дверь, – сказал он. – Мы вынуждены взять ее с собой, во всяком случае, на какую-то часть пути.
Во всем этом было нечто невероятное, какой-то бред, разгар фантазии. Я пустился в путь, желая освободить сестру, а теперь у нас получилась какая-то семейная прогулка, какой-то семейный пикник в лесу. А нельзя ли девочку связать и спрятать, как того солдата-драканария? Но в каморке, где хранились фрукты, места уже не было, да и времени было в обрез.
На лестнице было уже куда светлее, чем раньше. Рассвет был близок.
– Стоит отпустить ее, она заорет, – произнес бродяга.
И не было в его голосе ничего дурашливого.
– Ладно! Возьмем ее с собой. Но давайте уж, во имя неба, выбираться отсюда!
ДИНА
Даже не могу передать, какие чувства я испытал. Это было все равно что проснуться от жуткого дурного сна. Словно душа моя, разбившаяся еще прежде на куски, уже больше не существовала. И вместе с тем я ужасно разозлился на сестру. Не спрашивайте почему! Казалось, словно все то ужасное, что мы пережили… Мы – я, и матушка, и Мелли, и Роза, – словно во всем этом, вместе взятом, виновата была Дина.
– Где ты была? – прошептал я, держа одновременно сестру так крепко, будто боясь, что она вот-вот убежит от меня. – Тебе ясно, как ты нас напугала?
Она тяжко вздохнула. Будто всхлипнула.
– Не ругай меня, – сказала она сквозь рыдания. – Давин, не ругай меня.
И тут я, само собой, почувствовал себя величайшим идиотом юдоли земной и глупейшим старшим братом мира. За все, что Дине пришлось пережить, я, когда наконец-то нашел ее, заставил сестру лишь плакать.
– Тсс! – прошептал я, прижавшись щекой к ее волосам. – Тише! Перестань же!.. Ведь я нашел тебя! – Я протянул ей свой рукав. – Вот! Вытри глаза!
Она положила ладонь на мою руку. И вдруг издала какой-то чудной звук, всхлип с хихиканьем пополам.
– Давин! – произнесла она. – Он же мокрый! Неужто ты хочешь, чтобы я еще что-то вытерла им?
И само собой, так оно и было. Рукав был такой же мокрый, как и все на мне, да я и сам тоже.
– Можешь взять мой головной платок, – предложила Роза.
– Роза! – Дина, отпустив меня, схватила Розу. – Что ты здесь делаешь? Что вы… оба делаете здесь? Как вы нашли меня?
– Ну-у, так… помогли друг другу, – сказала Роза.
Несмотря на темноту, я отчетливо увидел ту лукавую дразнящую улыбку, которую она мне послала, мгновенный блеск ее белоснежных зубов. Но вот она снова стала серьезна.
– А теперь пошли, Дина, нам надо убраться отсюда прежде, чем кто-нибудь нас обнаружит.
Дина отпустила Розу. И внезапно стала какой-то беспредельно несчастной с виду.
– Я не могу! – произнесла она каким-то мертвящим на удивление голосом.
– Отчего? – в один голос произнесли мы с Розой.
– Я не могу пойти с вами.
– Почему не можешь? Она покачала головой.
– Нет, – сказала она. – Если я не… Если я не… Он убьет Тависа, если я сбегу.
– Тависа?
В этот миг я вовсе позабыл, кто это.
– Ну, Тависа Лаклана… Того самого, что захватили в плен вместе со мной…
Ну да, само собой. Внука Хелены Лаклан. Его мать ударила меня в лоб черной рукой. «Ты пришел отнять жизнь!» – сказала она.
– Где он?
– В подвале, – ответила она. – Там, под конюшней.
– Тогда нам придется захватить с собой и его, – произнес я.
* * *
Нельзя утверждать, что маленький Тавис Лаклан обрадовался при виде нас. Сперва его невозможно было ни увидеть, ни услышать в этом темном подвале. Правда, прямо под творилом люка висела лампа, но мы не осмеливались зажечь ее. Если бы кто-нибудь увидел свет и вошел в шорную мастерскую, нас поймали бы, будто крыс в ловушку.– Тавис!.. – тихонько позвала Дина. – Ты не спишь?
Откуда-то послышался шорох, будто в соломе зашевелилось какое-то животное.
– Чего тебе? – раздался в темноте угрюмый и боязливый голос – Отстань от меня! Мерзкая предательница! Не думай, что заставишь меня сказать что-нибудь!
Мерзкая предательница? Что такое он вбил себе в голову?
Я ждал, когда Дина что-либо скажет, но она лишь молча стояла, и по тому, как она дышала, я чувствовал, что она вот-вот заплачет снова. Это разозлило меня!
– Что ты вбил себе в башку? – свирепо спросил я. – Ты не смеешь так говорить…
Но Дина, положив ладонь мне на руку, остановила меня:
– Есть кое-что, чего ты не знаешь.
О чем это она? С ней, я заметил, что-то случилось. Она поступала совсем иначе, чем надо, будто ее подменили. Что эти мерзавцы, эти гнусные рожи сделали с ней?
– Мы пришли, чтобы увести тебя отсюда, Тавис! – сказала Дина.
Тут послышалось, как дерево трется о дерево. Но Дина подняла щеколду.
– Идем! – позвала она. – Сейчас мы отправимся домой!
И как раз в этот миг кто-то запел. Совсем рядом, настолько рядом, что сердце мое подпрыгнуло от испуга.
– «Путь далек, и опасность грозит – шаг за шагом трудно, но должно нам идти. Вечно грезим мы о стенах дома, мирном уголке и тепле очага…»
Хриплый и какой-то носовой голос. «Ясное дело, голос человека, у которого в голове не все дома, – подумал я. – Так люди в своем уме не говорят!»
– Ох-х-х! – вздохнула Дина. – Его-то я и забыла.
– Кого? Кого, Дина? Кто он?
– Бродяга. То есть… не только. Это долгая история. Однако, Давин, мы вынуждены взять с собой и его.
– Дина… мы ведь не можем! – Я хотел сказать – он же полоумный! У него не все дома. Нам никогда не провести его мимо стражников у ворот, он тут же нас выдаст!
Да, нелегко нам придется с Диной и Тависом!
– Если Тавис останется здесь, Вальдраку его убьет!
Голос Дины звучал твердо и упрямо, и я хорошо изучил свою сестру, чтобы знать: она не отступит, не сдастся.
– И думаю, он не… Не такой уж он полоумный и сумеет промолчать, когда надо.
– Почтенная фру, – раздался гнусавый шепот. – Почтенная фру, получите то, что хочется, сделайте жизни выбор… Нищий же делает то, что ему на роду написано, чаще всего – ерунду…
Я шарил в темноте, отыскивая дверцу к загородке бродяги, и мои пальцы коснулись чего-то металлически-холодного. Тяжелая железная цепь держала закрытой дверцу тюремного отсека.
– Дина, нам даже не открыть эту дверь! Цепь почти такая же толстая, как мое запястье.
– Забудь про цепь, – сказала она. – Перегородки всего лишь из дерева. Неужто тебе не расколотить одну из них?
За кого она меня принимает? За Рыцаря Стальной Кулак, что мог голыми пальцами пригвоздить дракона к земле? Но быть может…
Она сказала так, будто думала, что истинный старший брат легко может уладить такого рода дело. Да и загородки ведь всего лишь из досок…
– Мне необходимо немного света, – сказал я. – Я хорошо знаю, это опасно, но, если я не увижу, что делаю, все пропало, все пойдет насмарку.
– Там возле лесенки лампа, – напомнила Дина. – Но огнива у меня нет.
Не было его и у меня, а коли б оно и было, фитилек бы все одно давно промок.
– У меня есть одно, – произнесла Роза.
– Да, – пробормотал я. – Ясное дело, огниво у тебя есть…
Мы принесли лампу, и Роза высекла огонь. Тусклое желтое мерцание слабо озарило подвал.
– Роза, ты не можешь выйти и постеречь? Если кто-то появится, нам надо как можно скорее погасить лампу.
Кивнув, Роза сказала:
– Я свистну, если что, вот так…
Она надула губы, и внезапно раздался точь-в-точь такой же звук, как если бы в подвал залетел дрозд. Дрозд, заметивший кошку…
– Где ты этому научилась? – вырвалось у меня. – Ведь это звучит точь-в-точь как… ну совсем будто поет настоящий дрозд!
Роза смутилась:
– О, я всего-навсего… несколько раз пыталась подражать дрозду.
Она поспешила к лесенке и исчезла через открытый люк наверху.
– Почему она так торопилась? – спросил я. Дина улыбнулась легкой бледной улыбкой.
– Может, Розе такие дела не впервой, – ответила она.
И тут я вспомнил, откуда явилась Роза. Из беднейшей, самой злосчастной части Дунарка, из Грязного Города. Половине тамошних жителей приходилось заниматься контрабандой или по-мелкому воровать, чтобы выжить, а негодяй братец Розы – голову даю на отсечение – был не из самых честных. Он наверняка мог придумать, как использовать сестру: пусть, мол, посторожит, пока он занимается своими гнусными делишками.
– Держи лампу у двери, – попросил я Дину. Она так и сделала. Цепь была просто обмотана вокруг одной перекладины. Если удастся ее сломать, мы откроем дверцу. Откинувшись назад и сохраняя равновесие на одной ноге, я пнул другой, насколько хватило сил, перекладину. Но если не считать ушибленной пятки и нескольких заноз, толку не было. Мои сапоги по-прежнему лежали возле чурбана, где я их снял.
– Черт побери!
Стиснув зубы, я попытался снова. Все то же самое!
– Не получается! – сказал я, когда снова смог вздохнуть. – Больше достается мне, чем дверце.
– Дай-ка мне твой нож, – попросила Дина. – Если немного обстругать…
– Возьми ножик Розы, – сказал я. – Он острее. Дина исчезла на пути к лесенке. Я вытащил свой собственный нож и начал строгать перекладину. Работа не очень спорилась. Пот струился у меня по лбу, заливая глаза, хотя в подвале было сыро и холодно. Ясное дело, Роза предупредит нас, но стоит кому-нибудь заметить свет… оттуда снизу… Из погреба наверх был лишь один путь. И коли кто-то подойдет к люку прежде, чем мы сломаем перекладину, мы пропали. Дина вернулась.
– Вот, – сказала она, протянув мне маленький, ржавый, но очень острый ножик.
Сама она взяла мой и вышла в переход, чтобы строгать перекладину с другой стороны. Мелкие стружки посыпались на пол.
– Торопитесь! – сказал Тавис, который уже давно молчал. – Торопитесь!
Мы, ясное дело, больше не были предателями.
– Тороплюсь как могу, – стиснув зубы, ответил я.
От напряжения у меня свело руку, а затылок окаменел от ожидания. Мне казалось, что кто-то вонзает в меня сзади когти.
– Попробуй еще, – попросила Дина. – Перекладина уже намного тоньше.
Я попробовал снова. От нового удара дерево раскололось. Нам пришлось все время надрываться, строгая перекладину и заставляя ее сломаться настолько, чтобы цепь освободилась, и под конец это удалось. И по-прежнему не звучал сверху предупреждающий свист дрозда от Розы.
Я открыл дверцу. Бродяга стоял, моргая глазами, словно бы даже слабый отсвет лампы был невыносим для глаз того, кто целыми днями жил во мраке.
– Спасибо! – пробормотал он. – Спасибо, милостивый господин!
У него был такой жалкий вид! Он весь зарос грязью, и даже сквозь вонь подвала, где хранилась гнилая репа, чувствовался исходивший от него запах. Лицо его было покрыто сгустками запекшейся крови, а подбородок и нос так опухли, что не было ничего удивительного в том, что он гнусавил. Да, без побоев тут, ясное дело, не обошлось! И били его не раз! И когда он сделал те несколько шагов из своей деревянной клетки, он так ужасно хромал, что больно было глядеть на него.
Я осмотрел свою горстку освобожденных пленников. Маленький бледный Тавис. Дина, что стояла повесив голову, будто не желая смотреть кому-либо в глаза. И бродяга с большой дороги, напоминавший изувеченное огородное чучело. Эту горстку нам никогда не провести через ворота.
– Ничего не выйдет! – воскликнул я. – Тебя мы, может, тайком и вывели бы. Но троих!.. Безнадежно!
Дина покачала головой.
– Нет, выйдет! – сказала она. – Я знаю одно место, там потайная дверь.
Она еще ниже повесила голову. Я этого не понимал: чего ей стыдиться?
– Замечательно! – обрадовался я. – Где?
– Надо пройти через дом, – ответила она.
Не могу сказать, что мне уж очень хотелось снова войти в белый каменный дом. Дом, полный спящих солдат-драканариев. Или, быть может, дом, полный солдат-драканариев, которые так крепко уже не спали…
– А нельзя пройти иначе? – спросил я.
– Нет, – ответила она. – Нам надо попасть в розарий.
– Розарий?
Ну скажите, какая связь между розами и потайным ходом?
– Ты уверена? – снова спросил я.
– Я нашла ее вчера, ну, эту дверь, – сказала Дина, ее голос звучал устало. – Когда пройдешь через нее, оказываешься на лугу, а по другую сторону луга – лес. Никаких стен, никаких привратных стражников. Иди прогуливайся прямо в лес.
«Почему же ты тогда так не поступила?» – подумал я, но не спросил вслух. Верно, мысль о Та-висе остановила ее.
– Ладно, – сказал я. – Рискнем!
Мысль о том, чтобы выбраться из Драканы, ворвавшись в дом, казалась просто безумной. Ворваться в дом в пять человеческих ростов высотой! Это же крепость! Я лишь надеялся, что бродяга будет помалкивать. Коли он начнет петь свои заумные стишки, пока мы в доме, я дам ему своими сапогами по башке. Их я подобрал там, наверху, у чурбана, на котором рубят дрова, но еще не надел.
Я повел всех в прачечный подвал, предупредив о ступеньках, так что на этот раз никто не упал. Я слышал затрудненное дыхание бродяги, но тут ведь ничего не поделаешь – не запретишь же ему дышать.
Осторожно толкнул я дверь поварни. И застыл в оцепенении. Что это еще за звук? Это был совсем не храп поварихи, а нечто другое… Я обшаривал взглядом темную поварню, но не видел ничего, кроме алого отсвета горящих дров. Звук не повторился.
Может, это все-таки повариха? Или, может, я попросту внушил себе это. Мои нервы сильно сдали.
Я нащупал плечо Дины и чуточку сжал его в знак того, что ей нужно подождать, что им всем нужно подождать, пока я не проскользну в поварню. Сестра на миг коснулась моей руки – она поняла. Пальцы ее были ледяными.
Я прокрался на несколько шагов вперед. Я различил перед собой кухонный стол, о который раньше споткнулся. Отсвет огня из-за печной дверцы слабо мерцал на блестящей глазури глиняного блюда, стоявшего на столе. Я снова прислушался, но единственное, что услышал, было слабое сопение бродяги. Мои же собственные босые ноги беззвучно ступали по прохладному каменному полу, а повариха явно перестала храпеть, стало тихо.
«Путь свободен», – подумал я. Но, повернувшись, чтобы дать знак другим, я на что-то наткнулся. На что-то большое и живое.
Я испуганно отпрянул назад и еще раз ударился о кухонный стол. Глиняная посуда задребезжала.
– Тсс! – яростно прозвучал голос того, на кого я наткнулся. – Ты разбудишь ее!
Какой-то запутанный миг я было подумал, что это кто-то из моих спутников. Но никто из них не был ростом с медведя. Ни у одного из них не было такого глубокого и грубого голоса.
А теперь, стоя спиной к печи, я видел лучше и понял: то был солдат-драканарий. Само собой, не в мундире, а в рубашке с короткими рукавами да еще с окороком в одной руке и ножом в другой. Но почему он так зашикал на меня? Почему не заорал и не разбудил весь дом? Он был явно также сбит с толку. Прищурив глаза, он смотрел на меня.
– Послушай-ка, что-то я тебя не узнаю, – сказал он. – Чего ты тут делаешь?
Еще бы он меня узнал! На мне ведь был мундир драканария. Может, ему показалось, будто я тоже тайно охотился за ломтем ветчины. Но долго он не даст себя дурачить, а за дверью в прачечном подвале ждали четверо других, которым уж никак за драканариев не сойти.
Я швырнул один сапог так, что он угодил ему прямо в лицо.
– Како… – начал было он, но больше ничего не успел сказать, потому что я одной рукой схватил его за горло, а другой за запястье.
Мы оба повалились – я поначалу сверху, но ведь у него был нож, и я не осмеливался ослабить хватку на его шее, ведь позови он на помощь – начнется ад. Он ударил меня окороком, да так, что искры посыпались у меня из глаз, а ему в тот же миг удалось подняться на ноги и сбросить мою руку с горла.
– А-а-а-а! – заорал он.
Но дальше этого не пошло. Прозвучал какой-то чудной звук, словно кто-то ударил в гонг, и тут он снова повалился на меня, ослабевший, будто зарезанная кобыла.
И только когда я увидел Розу и то, что у нее в руках, до меня дошло, что случилось.
– Я ведь говорила, – чуточку запыхавшись, сказала она. – Никогда ведь не знаешь, когда понадобится сковорода!
* * *
Подошла Дина и глянула вниз на поверженного солдата-драканария.– Это Сандор! – негромко произнесла она. Казалось, будто ей хочется плюнуть в него. – Правая рука Вальдраку. Он помер?
Я притронулся к его шее. Он был теплый, и я заметил, как кровь бьется у него под кожей.
– Нет, – сказал я. – Только обмер!
– Заколи его! – прошипел Тавис. – Пырни его своим ножом!
Я был потрясен. Мальчику было не больше чем… да сколько же ему было? Восемь? Девять? И он хочет заставить меня пырнуть ножом человека! Не знал я, что высокогорцы столь кровожадны. Но, быть может, у Тависа свои причины для этого. Подвал, из которого мы вызволили мальчика, был не самым уютным жильем.
– Мы свяжем его! Принесите веревку из прачечной и… есть тут кладовка или чулан?
– Нет! – сказала Дина, указав на творило в полу. – Тут маленький погреб для фруктов. Там они его сразу не найдут.
Сказано – сделано. Мы связали драканария и запихнули его в погреб, где как раз хватало места лежать вытянувшись во всю длину. Я вбил ему сморщенное яблоко в рот и крепко-накрепко перевязал плод одним из его собственных носков. Тавис тоже схватил яблоко и жадно вонзил в него зубы. Может, они вообще не кормили его досыта в том подвале? Пожалуй, неудивительно, что он так жаждал мести.
На дворе уже начали петь птицы, а небо за окнами поварни чуть посветлело и не было по-ночному кромешно черным. Нам надо поторопиться!
– Возьмите ветчину с собой! – прошептал я. – Нам понадобится еда, пока будем добираться домой.
Я открыл дверь на лестничную клетку. И передо мной предстала девочка, краше которой я в жизни не видел.
Волосы ее были черны, как ночь, а блестели, будто шелк. Глаза темные и все же сверкающие, словно звезды. Лицо ее было таким прекрасным, что почти казалось, будто оно нарисовано, живым оно попросту быть не могло.
Она стояла с золотым подсвечником в руках, с накинутым на плечи чем-то вроде плаща, сверкающего сине-зеленым, с вышитыми на воротничке золотыми и зелеными драконами.
Какой-то миг мы потрясенно глядели друг на друга. А потом она открыла было рот, собираясь закричать…
– Саша! – быстро произнесла Дина, и девочка заколебалась. – Саша, послушай! Тебе ведь очень хочется избавиться от меня, верно?
Девочка снова закрыла рот. Прислушивалась. Колебалась.
– Сделай вид, будто ты нас не видела, – уговаривала ее Дина. – Можешь снова спать. А утром… утром меня уже здесь не будет.
Было отчетливо видно, как мысли, словно колеса водяной мельницы, крутились в голове девочки, и в конце концов она кивнула.
– Убирайся! – сказала она. – Убирайся подобру-поздорову. Далеко-далеко отсюда. И никогда больше не возвращайся.
– Это я тебе обещаю! – ответила Дина. – Я никогда по доброй воле не вернусь.
Дать такое обещание ей было ничуть не трудно.
Девочка отступила на несколько шагов назад, чтобы дать нам пройти мимо. Видно было, что она чуть ошарашена и застигнута врасплох, обнаружив, сколько человек уходит. Однако же не произнесла ни слова. Лишь повернувшись к нам спиной, она стала подниматься вверх по лестнице – статная, с высоко поднятой свечой в руке. Мне почудилось, будто она похожа на принцессу.
Тут во мгновение ока произошло нечто невообразимое. Я бы не поверил, что измученный бродяга может так быстро передвигаться. Он кинулся вслед за девочкой вверх по лестнице, обхватил ее, заткнул рот рукой и потащил ее задом наперед вниз по лестнице. Она выронила подсвечник, так нто свеча погасла, но слышно было, как она борется, пинает бродягу ногами и, полузадушенная его железной хваткой, пытается кричать.
– Что ты делаешь? – зашипел я ему. – Отпусти ее! Она ведь хотела дать нам уйти!
Нищий покачал головой и, ничуть не ослабив хватку, держал упирающуюся девочку.
– Держи прилежно и крепко змею, когда ее поймаешь, – произнес он, – а не то она ужалит тебя прежде, чем об этом узнаешь…
– А ну-ка, брось свои стишата!
Я готов был ударить его окороком. Он вдруг улыбнулся, и на какой-то краткий миг в нем не осталось и следа слабоумной дурашливости.
– Она донесет тут же, как только мы выйдем за дверь, – сказал он. – Мы вынуждены взять ее с собой, во всяком случае, на какую-то часть пути.
Во всем этом было нечто невероятное, какой-то бред, разгар фантазии. Я пустился в путь, желая освободить сестру, а теперь у нас получилась какая-то семейная прогулка, какой-то семейный пикник в лесу. А нельзя ли девочку связать и спрятать, как того солдата-драканария? Но в каморке, где хранились фрукты, места уже не было, да и времени было в обрез.
На лестнице было уже куда светлее, чем раньше. Рассвет был близок.
– Стоит отпустить ее, она заорет, – произнес бродяга.
И не было в его голосе ничего дурашливого.
– Ладно! Возьмем ее с собой. Но давайте уж, во имя неба, выбираться отсюда!
ДИНА
Зеленые и Белые
Лил дождь. Большие тяжелые капли падали с ветки на ветку. Им, этим каплям, было долго добираться до земли, потому что ели росли плотной стеной. Но все же капли падали вниз, и мы мало-помалу промокли.
Предо мной по скользкой вытянутой тропке, можно сказать, полз Тавис, и я схватила его руку, чтоб он не упал. Он вырвался с неожиданной резкостью и продолжал, не обращая на меня внимания, подниматься ввысь. Уж коли ему понадобится помощь, он примет ее не от «предательницы», как я.
Я по-прежнему не верила, что иду здесь, под открытым небом, и вдыхаю воздух, пахнущий сосновыми иглами, живицей и дождем. Даже ощущать, как промокаешь, было прекрасно, во всяком случае поначалу.
Давин нашел меня. Давин и Роза отыскали меня. И я была на пути к дому.
Чуть впереди остановились Давин и бродяга. Они освобождали Сашу, которая запуталась в каких-то зарослях. Она тоже не желала чужой помощи. С неожиданной силой вырвалась она из путаницы веток, не обращая внимания на то, как рвется ее шелковый наряд. Бродяга тщательно снял с веток сверкающие бирюзово – синие нити, и я подумала, что Саша зацепилась нарочно. Она оставляет знаки, чтобы им было легче найти ее.
– А мы не можем оставить ее здесь? – негромко спросила я.
Кричать я не осмеливалась. Вообще-то, мы еще не заметили, чтобы кто-то нас преследовал, и, думается, наше бегство еще не обнаружили. Но долго продолжаться это не могло, и нечего искушать судьбу.
– Мы можем привязать ее к дереву. Они наверняка найдут ее до вечера.
Похоже, бродяге пришлись по душе эти слова. Давин же нахмурил лоб и, казалось, колебался. А Саша так испуганно вытаращила глаза.
– Ой, нет! – запричитала она. – Меня могут съесть волки!
Теперь я тоже начала сомневаться, стоит ли так делать. Лучше оставить Сашу не так близко к Дракане. И у меня было ощущение, что большая часть ее испуга – притворство.
– Вообще-то, мы не можем тащить ее с собой! – сказала я. – Она выдаст нас при первом удобном случае.
Саша заморгала своими большими темными глазами и… разве это не слезы? Да, по меньшей мере по одной слезинке скатилось по каждой ее щеке.
– Никогда! – вскричала она. – Вы даже не знаете, от чего вы меня спасли. Этот человек… Она глубоко прерывисто вздохнула… – Этот человек – злодей.
В этом я не сомневалась. Но когда я в последний раз видела их вместе, она смотрела на Вальд-раку с обожанием и называла его «господин».
– Не стоит привязывать ее, – сказал Давин, – пускай себе идет.
Саша положила ему на руку ладонь и поглядела на него:
– Позвольте мне вас сопровождать. Я так хочу уйти отсюда!
Мой глупый старший брат! Неужто он и в самом деле не видел насквозь эту лживую девчонку? Ничего он не видел! Вид у него был такой, будто ему хочется завернуть ее в вату и бережно унести на руках прочь отсюда.
– Давин, заруби себе на носу! Этого делать нельзя. Она врет! Неужто ты не видишь, что она врет?
– Все одно, нам нельзя отослать ее назад к этому чудовищу! – сказал он. – Коли ей нынче этого не хочется, Дина, давай загляни ей в глаза! Коли она правду говорит, то… то, стало быть, мы берем ее с собой. Пусть даже наверх, в Высокогорье, коли так суждено!
Меня словно бы пнули ногой в живот.
Я почти забыла об этом в угаре радости от встречи с Давином и Розой, всего этого напряжения, в угаре ощущения свободы. Но теперь это снова настигло меня. Я не могу заглянуть Саше в глаза. Или, вернее, я отлично могу. Только при этом ровно ничего не произойдет. Та особая сила, что я унаследовала от матери, разбилась вдребезги. Я потеряла ее, точь-в-точь как Знак Пробуждающей Совесть. И я не верила, что вновь обрету свой дар.
Я больше не была Пробуждающей Совесть.
– Дина! Что случилось? – Давин испытующе поглядел на меня.
Я склонила голову:
– Ничего!
Я не могла заставить себя сказать ему об этом.
– Давин, она врет, говорю тебе!
– Ты ведь не поглядела на нее как следует! Почему же ты так уверена?
Я, сдаваясь, пожала плечами:
– Я вообще не могу больше это делать. Поступай как знаешь!
Я зашагала дальше.
– Дина! – раздраженно и вместе с тем растерянно запротестовал он.
– Поступай как знаешь! – повторила я, продолжая идти.
Поэтому, когда мы спустя некоторое время добрались до того места, где Пороховая Гузка ждал нас с лошадьми, мы по-прежнему волочили за собой Сашу.
– Для того, кто желает укрыться в лесной чаще, две ноги лучше, чем четыре копыта твои, – пел он, обращаясь к лошади. И, несмотря на свою хромоту, он ошеломляюще быстро продвигался вперед. Это не он задерживал нас.
Бродяга… Я так и не смогла называть его иначе.
– Как тебя зовут? – спросила я его, когда мы плелись по дороге рядом друг с другом.
Он улыбнулся. Молниеносный блеск ошеломляюще белых зубов. Но это могло быть из-за того, что все остальное в нем было темным от солнечного загара и грязи.
Предо мной по скользкой вытянутой тропке, можно сказать, полз Тавис, и я схватила его руку, чтоб он не упал. Он вырвался с неожиданной резкостью и продолжал, не обращая на меня внимания, подниматься ввысь. Уж коли ему понадобится помощь, он примет ее не от «предательницы», как я.
Я по-прежнему не верила, что иду здесь, под открытым небом, и вдыхаю воздух, пахнущий сосновыми иглами, живицей и дождем. Даже ощущать, как промокаешь, было прекрасно, во всяком случае поначалу.
Давин нашел меня. Давин и Роза отыскали меня. И я была на пути к дому.
Чуть впереди остановились Давин и бродяга. Они освобождали Сашу, которая запуталась в каких-то зарослях. Она тоже не желала чужой помощи. С неожиданной силой вырвалась она из путаницы веток, не обращая внимания на то, как рвется ее шелковый наряд. Бродяга тщательно снял с веток сверкающие бирюзово – синие нити, и я подумала, что Саша зацепилась нарочно. Она оставляет знаки, чтобы им было легче найти ее.
– А мы не можем оставить ее здесь? – негромко спросила я.
Кричать я не осмеливалась. Вообще-то, мы еще не заметили, чтобы кто-то нас преследовал, и, думается, наше бегство еще не обнаружили. Но долго продолжаться это не могло, и нечего искушать судьбу.
– Мы можем привязать ее к дереву. Они наверняка найдут ее до вечера.
Похоже, бродяге пришлись по душе эти слова. Давин же нахмурил лоб и, казалось, колебался. А Саша так испуганно вытаращила глаза.
– Ой, нет! – запричитала она. – Меня могут съесть волки!
Теперь я тоже начала сомневаться, стоит ли так делать. Лучше оставить Сашу не так близко к Дракане. И у меня было ощущение, что большая часть ее испуга – притворство.
– Вообще-то, мы не можем тащить ее с собой! – сказала я. – Она выдаст нас при первом удобном случае.
Саша заморгала своими большими темными глазами и… разве это не слезы? Да, по меньшей мере по одной слезинке скатилось по каждой ее щеке.
– Никогда! – вскричала она. – Вы даже не знаете, от чего вы меня спасли. Этот человек… Она глубоко прерывисто вздохнула… – Этот человек – злодей.
В этом я не сомневалась. Но когда я в последний раз видела их вместе, она смотрела на Вальд-раку с обожанием и называла его «господин».
– Не стоит привязывать ее, – сказал Давин, – пускай себе идет.
Саша положила ему на руку ладонь и поглядела на него:
– Позвольте мне вас сопровождать. Я так хочу уйти отсюда!
Мой глупый старший брат! Неужто он и в самом деле не видел насквозь эту лживую девчонку? Ничего он не видел! Вид у него был такой, будто ему хочется завернуть ее в вату и бережно унести на руках прочь отсюда.
– Давин, заруби себе на носу! Этого делать нельзя. Она врет! Неужто ты не видишь, что она врет?
– Все одно, нам нельзя отослать ее назад к этому чудовищу! – сказал он. – Коли ей нынче этого не хочется, Дина, давай загляни ей в глаза! Коли она правду говорит, то… то, стало быть, мы берем ее с собой. Пусть даже наверх, в Высокогорье, коли так суждено!
Меня словно бы пнули ногой в живот.
Я почти забыла об этом в угаре радости от встречи с Давином и Розой, всего этого напряжения, в угаре ощущения свободы. Но теперь это снова настигло меня. Я не могу заглянуть Саше в глаза. Или, вернее, я отлично могу. Только при этом ровно ничего не произойдет. Та особая сила, что я унаследовала от матери, разбилась вдребезги. Я потеряла ее, точь-в-точь как Знак Пробуждающей Совесть. И я не верила, что вновь обрету свой дар.
Я больше не была Пробуждающей Совесть.
– Дина! Что случилось? – Давин испытующе поглядел на меня.
Я склонила голову:
– Ничего!
Я не могла заставить себя сказать ему об этом.
– Давин, она врет, говорю тебе!
– Ты ведь не поглядела на нее как следует! Почему же ты так уверена?
Я, сдаваясь, пожала плечами:
– Я вообще не могу больше это делать. Поступай как знаешь!
Я зашагала дальше.
– Дина! – раздраженно и вместе с тем растерянно запротестовал он.
– Поступай как знаешь! – повторила я, продолжая идти.
Поэтому, когда мы спустя некоторое время добрались до того места, где Пороховая Гузка ждал нас с лошадьми, мы по-прежнему волочили за собой Сашу.
* * *
У нас было только две лошади, так что продвигаться вперед быстрее мы не могли. Но нам хотя бы удавалось по очереди ехать верхом, чтобы ноги немного отдохнули. Саше тоже посчастливилось долгое время ехать верхом. У Тависа не хватало сил, так что и он какое-то время двигался верхом. И только бродяга, который пострадал больше всех, не хотел садиться на лошадь.– Для того, кто желает укрыться в лесной чаще, две ноги лучше, чем четыре копыта твои, – пел он, обращаясь к лошади. И, несмотря на свою хромоту, он ошеломляюще быстро продвигался вперед. Это не он задерживал нас.
Бродяга… Я так и не смогла называть его иначе.
– Как тебя зовут? – спросила я его, когда мы плелись по дороге рядом друг с другом.
Он улыбнулся. Молниеносный блеск ошеломляюще белых зубов. Но это могло быть из-за того, что все остальное в нем было темным от солнечного загара и грязи.