Страница:
Итак, когда цивилизация упирается в предел сложности, связность ее резко падает, а техносфера цивилизации теряет системные свойства. В этом случае культура не успевает приспособить к человеку возникающие новшества, и техническая периферия цивилизации начинает развиваться, как правило, самым хаотическим образом. Наступает рассогласование человека и техносферы, человека и государства, человека и общества — и в результате цивилизацию все чаще сотрясают катастрофы.
Но, с другой стороны, есть и предел бедности— когда развитие гуманитарных технологий намного опережает прогресс техносферы. Тогда системную связность теряют уже гуманитарные технологии, и это тоже ведет к катастрофам. По большому счету, на предел бедности налетели русские коммунисты, которые попробовали построить общество будущего на неразвитом технологическом основании. Они поспешили на целый век — ведь техносфера для воплощения красных идеалов возникает только сейчас.
Мы постоянно наблюдаем, как люди упираются то в один, то в другой предел. Например, мировые экономические кризисы случаются из-за структурной переизбыточности индустриального способа производства. А великолепной иллюстрацией предела бедности, по мнению самого Переслегина, служит страшная эпидемия чумы, истребившей треть населения Европы в четырнадцатом веке. В то время рост городов и быстрое развитие транспортных связей между ними намного опередили развитие санитарно-гигиенических технологий, и потому страшная болезнь распространилась со скоростью лесного пожара, поразив скученные людские поселения. В свою очередь, страшный мор привел к смещению общественных приоритетов европейцев в область опытного знания и светских форм организации жизни. Та «черная смерть» действительно породила науку современного типа и разочарование в религии.
Итак, пределы сложности и бедности есть всегда и у любой цивилизации. Расстояние между этими пределами и есть пространство возможного развития цивилизации, которая не может преодолеть ни первый, ни второй предел, не рискуя разрушить свою жизнеобеспечивающую структуру. Если же вектор развития цивилизации пересекает один из этих пределов, то глобальный структурный кризис становится неизбежным.
С этой точки зрения надо внимательно следить за динамикой катастроф — техногенных, социальных и личных. (Катастрофа личности — это самоубийство). Если число катастроф, социальных взрывов и самоубийств нарастает, это означает, что цивилизация приблизилась к одному из пределов, сложности или бедности.
Что же мы наблюдаем сегодня, находясь во времени заката индустриального мира? В конце той или иной фазы развития цивилизации, во-первых, всегда возникают течения-тренды, которые не совмещаются с основными принципами данной исторической фазы, а, во-вторых, сама цивилизация приближается к одному из двух пределов.
И вот сегодня в индустриальной фазе возникли тренды «революция в биологии» и «революция в информатике», которые совершенно несовместимы с неподвижными, тяжеловесными принципами индустриальной эпохи. Ведь какие представления господствуют в мире Большой Промышленности, в мире «железных» наркомов и президентов Сверхкорпораций? О том, что человек неизменен, что окружающая его техносфера не может измениться в принципе. Индустриалы не способны представить себе мира, в котором можно не добывать миллиард тонн нефти в год, не выбрасывать в воздух миллионы тонн сажи и газов, не засыпать поля эверестами минеральных удобрений, которые нужно делать на огромных комбинатах. И они почти на подсознательном уровне отторгают новые технологии, позволяющие обойтись без всего описанного, делающие ненужными громадные заводы и фабрики.
С другой стороны, кризис индустриальной фазы ярко выражен в том «девятом валу» транспортных, промышленных, финансовых, экологических и социальных катастроф, что катится нынче по всей планете. Это значит, считает Переслегин, мы сейчас близки к пределам. наступает агония старого, индустриального мира.
Но развитием цивилизации можно управлять, удерживая ее от рысканья по курсу, не допуская пересечения ни предела сложности, ни бедности. В этом и есть соль технологии управления будущим.
Однако это очень трудное дело: ведь технологии производства и управления развиваются помимо нашей воли, отчего нарастает их рассогласование. Наступает время, когда пределы сложности и бедности начинают сходиться, загоняя людей в сужающийся лаз. Причем он сегодня сужается все больше и больше, и цивилизация напоминает корабль, затертый меж двух ледяных полей. Мы идем к варианту « фатальной воронки»,когда вектор движения пересекает один или даже оба предела, когда любое решение ведет к той или иной катастрофе.
По мнению Переслегина, из такой смертельной ловушки можно спастись, только снова и очень быстро раздвинув пределы. А это значит, что придется совершить социальную и связанную с нею научно-техническую революцию..
Но это — очень болезненный путь. Ведь чтобы совершить переход от безнадежно больной старой реальности, превратившейся в хаос, к реальности новой, связной, революция должна поломать устои прежнего порядка. Она должна смести несущие конструкции прежнего мира, дабы заменить их новым каркасом нового исторического периода. А ломка старого всегда страшна. Она до сих пор вела к резкому упрощению всех цивилизационных структур в начале нового мира.
Это первичное упрощение,глобальное катастрофическое разрешение структурного кризиса, всегда отбрасывает цивилизацию в абсолютное смысловое прошлое. И только оттуда, из прошлого, начинается новый эволюционный подъем. Этот «отступ развития» или «временную петлю» Переслегин уподобляет перезагрузке сохраненной игры в компьютере. Основные игровые моменты в памяти сохраняются, но продолжить игру можно только после полной перезагрузки операционной системы.
Это касается практически всех революций. Почти всегда они требуют жертв в виде одичания, крови и насилия, голода, экономического коллапса и разрухи. Гибнут носители высокой культуры и научных знаний, горят библиотеки, разрушаются уникальные производства…
Нынешний индустриальный мир тоже стоит на пороге революции. «…Можно со значительной долей уверенности утверждать, что вся внутренняя механика современной индустриальной фазы цивилизации вследствие «технологизации» и накопления «переизбыточной структурности» в настоящее время достигла такой степени рассогласования, когда ее отдельные части более не создают единого целого и любой достаточно сильный толчок может привести к разрушению всей конструкции.
Конкретной причиной цивилизационной деструкции может послужить все что угодно. Это может быть региональная финансовая катастрофа, разражающаяся внезапно и «по цепочке» втягивающая в себя мировые финансовые структуры (здесь, вероятно, скажется обратный негативный эффект такого явления, как глобализация). Это может быть крупная технологическая катастрофа, также «по цепочке» втягивающая в себя сначала определенную отрасль, а затем — региональную и мировую экономическую систему. Это может быть спонтанный военный конфликт или широкомасштабная катастрофа экологического характера. Однако каким бы ни был в реальности конкретный «спусковой механизм», сам процесс, один раз запущенный, скорее всего приобретет необратимо «лавинный» характер, развиваясь по известному «принципу домино» — когда первая повалившаяся костяшка влечет за собой падение остальных. А поскольку не существует пока технологических амортизационных ступеней, способных его погасить, то «лавина деструкции» может остановиться, лишь дойдя до самых первичных натуральных хозяйственных форм, исключающих высокие технологии и обеспечивающих только элементарное выживание.
Именно таким образом был в свое время размонтирован Римский мир, утративший цивилизационную связность и подвергшийся прогрессивной варваризации. Именно так избыточно усложненный католицизмом и цеховой экономикой мир позднего Средневековья был обрушен мощным протестантским движением, предложившим гораздо более внятные и простые формы существования.
Сейчас надвигается следующая «цивилизационная катастрофа», и степень регресса, а также уровень предстоящей современному человечеству новой «технологической консолидации» будет зависеть как от движущих сил (тенденций ароморфоза), взламывающих изнутри старую цивилизационную арматуру, так и от формы уже начинающегося в настоящее время фазового перехода», — пишет Сергей Борисович Переслегин.
Такой вот «конец света» получается — но теперь уже системно выверенный.
Наступит ли Апокалипсис, когда рухнет индустриальный строй?
По мнению Переслегина, этого можно избежать. Почему предыдущие фазовые переходы от одной эпохе к другой проходили катастрофически, за счет первичного упрощения, с обязательным откатом развития цивилизации? Почему не удавалось построить арматуру, каркас нового мира, пока еще стояли опоры старого порядка? Почему все время приходилось «разрушать их до основания, а затем…»? Да потому, что гуманитарная составляющая цивилизации до самого недавнего времени не имела технологической формы. Мощности культуры еще хватало на повседневную адаптацию человека и техносферы друг к другу — но ее уже не хватало на то, чтобы примирить людей с крупными структурными инновациями, нацеленными на будущее. Культура не могла очеловечить, гуманизировать цивилизационные тренды. Поэтому прежние попытки конструировать историю (в виде утопий либерализма, социализма и фашизма) не имели под собой нужного технологического обеспечения. Внедрение их в реальность все равно сопровождалось вакханалией разрушения, первичным упрощением.
А вот сейчас положение коренным образом изменилось. Революция в информатике позволила строить численные модели на основе наук, прежде относимых к неточным — на основе истории, психологии, социологии. Одновременно появилась возможность использовать новые методы управления общественными процессами: семантические, лингвистические и когнитивные (познавательные). Культура наконец-то стала производящей силой — подобно тому, как ранее в такую же силу превратилась наука. Теперь на основе культуры можно создавать так называемые метатехнологии— технологии, управления процессом развития.
Именно совокупность таких технологий можно описать словом « культуроцентризм»,а применение их в текущей реальности — « конструкционным подходом к истории».
Метатехнологии делают революции не яростным ядерным взрывом, не исторической Хиросимой, а управляемой реакцией, на атомной электростанции,. Без взрыва. Здесь управляемой становится сама история, а переход из одной фазы цивилизации в другую — сознательным процессом. Конец света превращается в процесс рождения нового мира.
По мнению Переслегина, культурные технологии позволяют пережить отмирание индустриального мира в виде не первичного, а вторичного упрощения.Что это такое? Это когда костяк и арматура старого мира сознательно и планомерно (а не спонтанно и хаотически!) разбираются, а на место демонтированных опор ставится каркас нового мира — так же сознательно и планомерно, а не стихийно. В таком случае цивилизация не отбрасывается в абсолютное смысловое прошлое: большинство накопленных ею смыслов встраивается в новые семантические структуры.
Конечно, и этот процесс болезнен, и он будет восприниматься людьми как катастрофический. Слишком уж велико психологическое потрясение от цивилизационной новизны.
«…Однако в координатах истории это будет уже «управляемая катастрофа». Метатехнологии культуроцентризма открывают возможности реального управления будущим», — убежден питерский ученый.
Апокалипсис с точки зрения синергетики
Демографическая катастрофа как спусковой крючок
Энергетика: от кризиса к коллапсу
Но, с другой стороны, есть и предел бедности— когда развитие гуманитарных технологий намного опережает прогресс техносферы. Тогда системную связность теряют уже гуманитарные технологии, и это тоже ведет к катастрофам. По большому счету, на предел бедности налетели русские коммунисты, которые попробовали построить общество будущего на неразвитом технологическом основании. Они поспешили на целый век — ведь техносфера для воплощения красных идеалов возникает только сейчас.
Мы постоянно наблюдаем, как люди упираются то в один, то в другой предел. Например, мировые экономические кризисы случаются из-за структурной переизбыточности индустриального способа производства. А великолепной иллюстрацией предела бедности, по мнению самого Переслегина, служит страшная эпидемия чумы, истребившей треть населения Европы в четырнадцатом веке. В то время рост городов и быстрое развитие транспортных связей между ними намного опередили развитие санитарно-гигиенических технологий, и потому страшная болезнь распространилась со скоростью лесного пожара, поразив скученные людские поселения. В свою очередь, страшный мор привел к смещению общественных приоритетов европейцев в область опытного знания и светских форм организации жизни. Та «черная смерть» действительно породила науку современного типа и разочарование в религии.
Итак, пределы сложности и бедности есть всегда и у любой цивилизации. Расстояние между этими пределами и есть пространство возможного развития цивилизации, которая не может преодолеть ни первый, ни второй предел, не рискуя разрушить свою жизнеобеспечивающую структуру. Если же вектор развития цивилизации пересекает один из этих пределов, то глобальный структурный кризис становится неизбежным.
С этой точки зрения надо внимательно следить за динамикой катастроф — техногенных, социальных и личных. (Катастрофа личности — это самоубийство). Если число катастроф, социальных взрывов и самоубийств нарастает, это означает, что цивилизация приблизилась к одному из пределов, сложности или бедности.
Что же мы наблюдаем сегодня, находясь во времени заката индустриального мира? В конце той или иной фазы развития цивилизации, во-первых, всегда возникают течения-тренды, которые не совмещаются с основными принципами данной исторической фазы, а, во-вторых, сама цивилизация приближается к одному из двух пределов.
И вот сегодня в индустриальной фазе возникли тренды «революция в биологии» и «революция в информатике», которые совершенно несовместимы с неподвижными, тяжеловесными принципами индустриальной эпохи. Ведь какие представления господствуют в мире Большой Промышленности, в мире «железных» наркомов и президентов Сверхкорпораций? О том, что человек неизменен, что окружающая его техносфера не может измениться в принципе. Индустриалы не способны представить себе мира, в котором можно не добывать миллиард тонн нефти в год, не выбрасывать в воздух миллионы тонн сажи и газов, не засыпать поля эверестами минеральных удобрений, которые нужно делать на огромных комбинатах. И они почти на подсознательном уровне отторгают новые технологии, позволяющие обойтись без всего описанного, делающие ненужными громадные заводы и фабрики.
С другой стороны, кризис индустриальной фазы ярко выражен в том «девятом валу» транспортных, промышленных, финансовых, экологических и социальных катастроф, что катится нынче по всей планете. Это значит, считает Переслегин, мы сейчас близки к пределам. наступает агония старого, индустриального мира.
Но развитием цивилизации можно управлять, удерживая ее от рысканья по курсу, не допуская пересечения ни предела сложности, ни бедности. В этом и есть соль технологии управления будущим.
Однако это очень трудное дело: ведь технологии производства и управления развиваются помимо нашей воли, отчего нарастает их рассогласование. Наступает время, когда пределы сложности и бедности начинают сходиться, загоняя людей в сужающийся лаз. Причем он сегодня сужается все больше и больше, и цивилизация напоминает корабль, затертый меж двух ледяных полей. Мы идем к варианту « фатальной воронки»,когда вектор движения пересекает один или даже оба предела, когда любое решение ведет к той или иной катастрофе.
По мнению Переслегина, из такой смертельной ловушки можно спастись, только снова и очень быстро раздвинув пределы. А это значит, что придется совершить социальную и связанную с нею научно-техническую революцию..
Но это — очень болезненный путь. Ведь чтобы совершить переход от безнадежно больной старой реальности, превратившейся в хаос, к реальности новой, связной, революция должна поломать устои прежнего порядка. Она должна смести несущие конструкции прежнего мира, дабы заменить их новым каркасом нового исторического периода. А ломка старого всегда страшна. Она до сих пор вела к резкому упрощению всех цивилизационных структур в начале нового мира.
Это первичное упрощение,глобальное катастрофическое разрешение структурного кризиса, всегда отбрасывает цивилизацию в абсолютное смысловое прошлое. И только оттуда, из прошлого, начинается новый эволюционный подъем. Этот «отступ развития» или «временную петлю» Переслегин уподобляет перезагрузке сохраненной игры в компьютере. Основные игровые моменты в памяти сохраняются, но продолжить игру можно только после полной перезагрузки операционной системы.
Это касается практически всех революций. Почти всегда они требуют жертв в виде одичания, крови и насилия, голода, экономического коллапса и разрухи. Гибнут носители высокой культуры и научных знаний, горят библиотеки, разрушаются уникальные производства…
Нынешний индустриальный мир тоже стоит на пороге революции. «…Можно со значительной долей уверенности утверждать, что вся внутренняя механика современной индустриальной фазы цивилизации вследствие «технологизации» и накопления «переизбыточной структурности» в настоящее время достигла такой степени рассогласования, когда ее отдельные части более не создают единого целого и любой достаточно сильный толчок может привести к разрушению всей конструкции.
Конкретной причиной цивилизационной деструкции может послужить все что угодно. Это может быть региональная финансовая катастрофа, разражающаяся внезапно и «по цепочке» втягивающая в себя мировые финансовые структуры (здесь, вероятно, скажется обратный негативный эффект такого явления, как глобализация). Это может быть крупная технологическая катастрофа, также «по цепочке» втягивающая в себя сначала определенную отрасль, а затем — региональную и мировую экономическую систему. Это может быть спонтанный военный конфликт или широкомасштабная катастрофа экологического характера. Однако каким бы ни был в реальности конкретный «спусковой механизм», сам процесс, один раз запущенный, скорее всего приобретет необратимо «лавинный» характер, развиваясь по известному «принципу домино» — когда первая повалившаяся костяшка влечет за собой падение остальных. А поскольку не существует пока технологических амортизационных ступеней, способных его погасить, то «лавина деструкции» может остановиться, лишь дойдя до самых первичных натуральных хозяйственных форм, исключающих высокие технологии и обеспечивающих только элементарное выживание.
Именно таким образом был в свое время размонтирован Римский мир, утративший цивилизационную связность и подвергшийся прогрессивной варваризации. Именно так избыточно усложненный католицизмом и цеховой экономикой мир позднего Средневековья был обрушен мощным протестантским движением, предложившим гораздо более внятные и простые формы существования.
Сейчас надвигается следующая «цивилизационная катастрофа», и степень регресса, а также уровень предстоящей современному человечеству новой «технологической консолидации» будет зависеть как от движущих сил (тенденций ароморфоза), взламывающих изнутри старую цивилизационную арматуру, так и от формы уже начинающегося в настоящее время фазового перехода», — пишет Сергей Борисович Переслегин.
Такой вот «конец света» получается — но теперь уже системно выверенный.
Наступит ли Апокалипсис, когда рухнет индустриальный строй?
По мнению Переслегина, этого можно избежать. Почему предыдущие фазовые переходы от одной эпохе к другой проходили катастрофически, за счет первичного упрощения, с обязательным откатом развития цивилизации? Почему не удавалось построить арматуру, каркас нового мира, пока еще стояли опоры старого порядка? Почему все время приходилось «разрушать их до основания, а затем…»? Да потому, что гуманитарная составляющая цивилизации до самого недавнего времени не имела технологической формы. Мощности культуры еще хватало на повседневную адаптацию человека и техносферы друг к другу — но ее уже не хватало на то, чтобы примирить людей с крупными структурными инновациями, нацеленными на будущее. Культура не могла очеловечить, гуманизировать цивилизационные тренды. Поэтому прежние попытки конструировать историю (в виде утопий либерализма, социализма и фашизма) не имели под собой нужного технологического обеспечения. Внедрение их в реальность все равно сопровождалось вакханалией разрушения, первичным упрощением.
А вот сейчас положение коренным образом изменилось. Революция в информатике позволила строить численные модели на основе наук, прежде относимых к неточным — на основе истории, психологии, социологии. Одновременно появилась возможность использовать новые методы управления общественными процессами: семантические, лингвистические и когнитивные (познавательные). Культура наконец-то стала производящей силой — подобно тому, как ранее в такую же силу превратилась наука. Теперь на основе культуры можно создавать так называемые метатехнологии— технологии, управления процессом развития.
Именно совокупность таких технологий можно описать словом « культуроцентризм»,а применение их в текущей реальности — « конструкционным подходом к истории».
Метатехнологии делают революции не яростным ядерным взрывом, не исторической Хиросимой, а управляемой реакцией, на атомной электростанции,. Без взрыва. Здесь управляемой становится сама история, а переход из одной фазы цивилизации в другую — сознательным процессом. Конец света превращается в процесс рождения нового мира.
По мнению Переслегина, культурные технологии позволяют пережить отмирание индустриального мира в виде не первичного, а вторичного упрощения.Что это такое? Это когда костяк и арматура старого мира сознательно и планомерно (а не спонтанно и хаотически!) разбираются, а на место демонтированных опор ставится каркас нового мира — так же сознательно и планомерно, а не стихийно. В таком случае цивилизация не отбрасывается в абсолютное смысловое прошлое: большинство накопленных ею смыслов встраивается в новые семантические структуры.
Конечно, и этот процесс болезнен, и он будет восприниматься людьми как катастрофический. Слишком уж велико психологическое потрясение от цивилизационной новизны.
«…Однако в координатах истории это будет уже «управляемая катастрофа». Метатехнологии культуроцентризма открывают возможности реального управления будущим», — убежден питерский ученый.
Апокалипсис с точки зрения синергетики
Ну, а теперь, дорогой читатель, мы приступаем к одному из ключевых моментов нашей работы. Он прояснит для вас тот взгляд на мир, которого придерживаются авторы книги..
Что такое режимы с обострением?Нелинейные системы подвержены иногда сверхбыстрым процессам. Здесь работает не обратная, а прямая связь. Обратная связь имеетстабилизирующий эффект, заставляет систему вернуться к состоянию устойчивости.А вот прямая связь приводит систему в нестабильное состояние. На первый взгляд, это — прямой путь к разрушению системы. Но на самом деле неустойчивость — условие развития, потому что стабильные системы как бы застывают.
Что такое катастрофа?Это — резкое изменение величин, которые характеризуют систему за конечное время. (Эти системы могут быть как физическими или химическими, так и экономическими или социальными). Катастрофы всегда вызываются режимами с обострениями.
Наконец, есть процессы самоорганизующейся критичности.Они представляют собой универсальный механизм катастроф.
Синергетика установила, что режимы с обострениями (катастрофы) возникают и развиваются без каких-либо воздействий извне.
А теперь еще раз после введения ко всему циклу повторим универсальную модель катастроф, созданную синергетикой на богатейшем опытном материале из области физики, химии, биологии, экономики и социологии. И в основе модели лежат строгие математические уравнения. Попробуем изложить модель на словах — потому что это важно для понимания перспектив не только России, не только цивилизации, но и для будущего всех, кто читает эту книгу.
Итак, весь процесс катастрофической динамики системы укладывается в семь стадий.
В стадии первой происходит некая мутация, которая изменяет алгоритм, программу существования одного из важных элементов системы. Этот элемент динамизируется. В системе кольцевой причинности появляется напряжение.
Стадия вторая. Напряжение кольцевой причинности разрешается через взаимодействие «возбужденного» элемента с другими элементами системы. Изменение алгоритмов как бы перекидывается и на другие элементы, ускоряя их динамику. наступает резонанс и возникает динамический фактор. Перемены начинают опережать динамику целой системы.
Стадия третья. В ней система пытается спастись, загасив динамический резонанс и вернуться в исходное состояние. Она силится использовать фактор кольцевой причинности. Но ей не удается остановить изменения в элементах.
Стадия четвертая. В системе наступает диссонанс — когда система распадается на острова-паттерны с различной динамикой, и это разрушает основу основ системы — ее гиперцикл и систему кольцевой причинности. Теперь система не может бороться с энтропией и хаосом — она из последних сил пытается удержать связи внутри себя.
Если на первой и второй стадиях систему можно было назвать развивающейся в рамках режима обострения, то на третьей и четвертой стадиях она перешла в режим жесткой турбулентности. Уже невозможно привести в гармонию разные элементы системы, которые существуют как бы в разных временах и даже мирах. И стартует процесс самоподдерживающейся критичности.
Пятая стадия. В ней теряется пропорциональность, сбалансированность и гармоничность. Резко вырастают издержки, связанные не с развитием, а простым функционированием системы. Теперь вся энергия уходит на то, чтобы просто поддержать систему. Все больше информации, вещества и энергии не перерабатывается, а утекает из системы.
В шестой стадии катастрофы рвутся связи между элементами и подсистемами. Исчезает гиперцикл, больше не работает кольцевая причинность.
Наконец, наступает седьмая стадия катастрофы — распада элементов. Система умирает в наступившем хаосе. Она погибает иногда целиком. И иногда нет — если одному из элементов в процессе распада удается само организоваться. Тогда он может стать прародителем новой системы, начать сборку из материала окружающего хаоса. И постепенно эта новая система структуризирует окружающий беспорядок «под себя». Но если этого не происходит, сложное обращается в простое, на место прогресса приходит деградация. Кольцевая причинность заменяется простыми (линейными) зависимостями. Наступает эпоха победившего хаоса, мрака и «белого шума». Энтропия побеждает информацию…
Что такое режимы с обострением?Нелинейные системы подвержены иногда сверхбыстрым процессам. Здесь работает не обратная, а прямая связь. Обратная связь имеетстабилизирующий эффект, заставляет систему вернуться к состоянию устойчивости.А вот прямая связь приводит систему в нестабильное состояние. На первый взгляд, это — прямой путь к разрушению системы. Но на самом деле неустойчивость — условие развития, потому что стабильные системы как бы застывают.
Что такое катастрофа?Это — резкое изменение величин, которые характеризуют систему за конечное время. (Эти системы могут быть как физическими или химическими, так и экономическими или социальными). Катастрофы всегда вызываются режимами с обострениями.
Наконец, есть процессы самоорганизующейся критичности.Они представляют собой универсальный механизм катастроф.
Синергетика установила, что режимы с обострениями (катастрофы) возникают и развиваются без каких-либо воздействий извне.
А теперь еще раз после введения ко всему циклу повторим универсальную модель катастроф, созданную синергетикой на богатейшем опытном материале из области физики, химии, биологии, экономики и социологии. И в основе модели лежат строгие математические уравнения. Попробуем изложить модель на словах — потому что это важно для понимания перспектив не только России, не только цивилизации, но и для будущего всех, кто читает эту книгу.
Итак, весь процесс катастрофической динамики системы укладывается в семь стадий.
В стадии первой происходит некая мутация, которая изменяет алгоритм, программу существования одного из важных элементов системы. Этот элемент динамизируется. В системе кольцевой причинности появляется напряжение.
Стадия вторая. Напряжение кольцевой причинности разрешается через взаимодействие «возбужденного» элемента с другими элементами системы. Изменение алгоритмов как бы перекидывается и на другие элементы, ускоряя их динамику. наступает резонанс и возникает динамический фактор. Перемены начинают опережать динамику целой системы.
Стадия третья. В ней система пытается спастись, загасив динамический резонанс и вернуться в исходное состояние. Она силится использовать фактор кольцевой причинности. Но ей не удается остановить изменения в элементах.
Стадия четвертая. В системе наступает диссонанс — когда система распадается на острова-паттерны с различной динамикой, и это разрушает основу основ системы — ее гиперцикл и систему кольцевой причинности. Теперь система не может бороться с энтропией и хаосом — она из последних сил пытается удержать связи внутри себя.
Если на первой и второй стадиях систему можно было назвать развивающейся в рамках режима обострения, то на третьей и четвертой стадиях она перешла в режим жесткой турбулентности. Уже невозможно привести в гармонию разные элементы системы, которые существуют как бы в разных временах и даже мирах. И стартует процесс самоподдерживающейся критичности.
Пятая стадия. В ней теряется пропорциональность, сбалансированность и гармоничность. Резко вырастают издержки, связанные не с развитием, а простым функционированием системы. Теперь вся энергия уходит на то, чтобы просто поддержать систему. Все больше информации, вещества и энергии не перерабатывается, а утекает из системы.
В шестой стадии катастрофы рвутся связи между элементами и подсистемами. Исчезает гиперцикл, больше не работает кольцевая причинность.
Наконец, наступает седьмая стадия катастрофы — распада элементов. Система умирает в наступившем хаосе. Она погибает иногда целиком. И иногда нет — если одному из элементов в процессе распада удается само организоваться. Тогда он может стать прародителем новой системы, начать сборку из материала окружающего хаоса. И постепенно эта новая система структуризирует окружающий беспорядок «под себя». Но если этого не происходит, сложное обращается в простое, на место прогресса приходит деградация. Кольцевая причинность заменяется простыми (линейными) зависимостями. Наступает эпоха победившего хаоса, мрака и «белого шума». Энтропия побеждает информацию…
Демографическая катастрофа как спусковой крючок
Первая фаза процесса погружения человечества в хаос — стадия формирования самоорганизующейся критичности. Начинается расшатывание всей системы. всего старого, привычного мира.
О каком же элементе человеческой цивилизации идет речь? Цивилизация (или Большой мир людей) — сложная система. Она объединяет людей как биологический вид «хомо сапиенс», природу, и «вторую природу» — орудия труда, технологии, методы управления и культуру. Эта система-техносфера, как показал великий философ и фантаст ХХ века Станислав Лем в своей блестящей «Сумме технологий», имеет собственную логику развития и преследует свои, внутренние структурные цели.
Однако не технологии, а сам «человек разумный», homo sapiens как биологический вид, становится активатором, запускающим процесс самоподдерживающейся критичности. Динамика его размножения, стремительно нарастая, выводит из равновесия Большой мир людей.
На эту тему изданы тысячи работ. Мы же еще раз откроем чрезвычайно глубокую и умную книгу «Синергетика и прогнозы будущего» С.П.Капицы, С.П.Курдюмова и Г.Г.Малинецкого. Итак, численность населения Земли растет с ускорением. Скажем, 1,6 миллиона лет назад рост шел с темпом в 0,0001 процента в год. Сто тысяч лет назад скорость выросла до 0,001 процента ежегодно. Две тысячи лет назад годовой прирост «поголовья» сапиенсов составил всего 0,05 процента. А в 1900 году — дошел до 1 процента в год.
За миллион лет нижнего палеолита (древнекаменного века) население Земли увеличилось всего на 150 тысяч — настолько же, насколько сегодня оно прибавляется за каких-то полдня. Однако человечество медленно, но неуклонно наращивало скорость своего прироста. Именно тогда началось ускоренное, так называемое автомодельное развитие, которое с тех пор шло целый миллион лет. Что такое «автомодельное» развитие? Это значит, что рост «человеческого поголовья» шел в силу внутренних причин, и на этот рост не влияли ни климат Земли, ни чередование голодных и сытых лет, ни войны, ни развитие технологий. Рост шел по гиперболической кривой — несмотря на голод и мор, хищников и борьбу племен. Ничто не могло сломать этот закон ускоряющегося роста нашей численности. Уже в неолите (новокаменном веке) 10-12 тысяч лет назад скорость роста была уже в десять тысяч раз больше, чем в начале каменного века, а население мира составляло 15 миллионов душ, что соответствует оценкам антропологов. (С.Капица, С.Курдюмов, Г.Малинецкий. «Синергетика и прогнозы будущего» – Москва, «Эдиториал-УРСС», 2001 г., с. 239-240).
В 1700 году численность населения планеты составляла уже 600 миллионов человек. В начале ХХ века в мире жило 2 миллиарда душ. Сейчас нас — почти 6 миллиардов. Какова же перспектива?
Как пишут три уважаемых нами автора, сегодня в мире каждую секунду рождается 21 ребенок и умирает 18 человек. Так численность землян нарастает на 250 тысяч душ за день. Но весь этот прирост приходится на развивающиеся, бедные страны. Он там настолько велик (почти 90 миллионов душ ежегодно), что его называют «демографическим взрывом», способным потрясти планету. Но что будет дальше?
Капица, Курдюмов и Малинецкий успокаивают: рост не вечен. Сегодня, по их мнению, человечество переживает демографический переход. Исследователи считают, что рост численности быстро замедлится, после чего население планеты стабилизирует свою численность. Этот демографический переход уже преодолен так называемыми «развитыми странами», где люди не торопятся рожать детей, где ушли в прошлое многодетные семьи. Теперь подобный процесс наблюдается и в некоторых развивающихся странах. В пору этого перехода производительные силы страны растут, а люди перебираются из сел в города.
Но мы не удовлетворимся выводами исследователей и кое о чем спросим Капицу, Курдюмова и Малинецкого. Они открыли, что в каменном веке вдруг начался так называемый автомодельный рост населения, связанный с какими-то внутренними причинами. Заработал по неким неясным причинам загадочный для исследователей механизм роста, неуклонно действовавший миллионы лет. Население увеличивалось все более быстрыми темпами, по гиперболе. И вдруг на наших глазах закон ускоряющегося роста перестает действовать! Пока еще не везде — но тенденция налицо. Если представить всю историю человечества как одни сутки, то 23 часа 55 минут люди жили по одним законам, бурно плодясь и размножаясь, а в последние пять минут — совершенно по другим, замедляя рост. Почему? Что изменилось?
А не становятся ли эти пять минут последними в жизни человечества как вида? И демографический переход, быть может, совсем не признак зрелости и «поумнения» человечества — а знак его агонии, симптом еще не установленной, но смертельной болезни?
Причем это очень зримый признак умирания, который каждый из нас прочувствовал на себе. Ведь все мы — чьи-то дети и чьи-то родители, и мы знаем, что происходит, когда люди перестают производить потомство, когда стариков в семье, роде или в стране становится больше, чем детей.
Хорошо, допустим, мы сгущаем краски и демографический переход, при котором число детей в средней семье падает — очень благотворная, позитивная реальность. Но ведь пока происходит не прекращение роста, а лишь его замедление. На один-то процент в год число землян по-прежнему растет. Пусть это и меньше 1,6 процента в год, что были в 1970-е, но, тем не менее, и при таких темпах к середине наступившего века население планеты дойдет до 10-12 миллиардов душ!
Население и его бурный рост в самых нищих районах планеты на фоне старения и обезлюдения Запада — вот тот самый мутировавший элемент системы Большого мира. Именно он выполнил функцию запуска процесса самоподдерживающейся критичности. Запуск алгоритма хаоса состоялся. Впереди — продолжение.
О каком же элементе человеческой цивилизации идет речь? Цивилизация (или Большой мир людей) — сложная система. Она объединяет людей как биологический вид «хомо сапиенс», природу, и «вторую природу» — орудия труда, технологии, методы управления и культуру. Эта система-техносфера, как показал великий философ и фантаст ХХ века Станислав Лем в своей блестящей «Сумме технологий», имеет собственную логику развития и преследует свои, внутренние структурные цели.
Однако не технологии, а сам «человек разумный», homo sapiens как биологический вид, становится активатором, запускающим процесс самоподдерживающейся критичности. Динамика его размножения, стремительно нарастая, выводит из равновесия Большой мир людей.
На эту тему изданы тысячи работ. Мы же еще раз откроем чрезвычайно глубокую и умную книгу «Синергетика и прогнозы будущего» С.П.Капицы, С.П.Курдюмова и Г.Г.Малинецкого. Итак, численность населения Земли растет с ускорением. Скажем, 1,6 миллиона лет назад рост шел с темпом в 0,0001 процента в год. Сто тысяч лет назад скорость выросла до 0,001 процента ежегодно. Две тысячи лет назад годовой прирост «поголовья» сапиенсов составил всего 0,05 процента. А в 1900 году — дошел до 1 процента в год.
За миллион лет нижнего палеолита (древнекаменного века) население Земли увеличилось всего на 150 тысяч — настолько же, насколько сегодня оно прибавляется за каких-то полдня. Однако человечество медленно, но неуклонно наращивало скорость своего прироста. Именно тогда началось ускоренное, так называемое автомодельное развитие, которое с тех пор шло целый миллион лет. Что такое «автомодельное» развитие? Это значит, что рост «человеческого поголовья» шел в силу внутренних причин, и на этот рост не влияли ни климат Земли, ни чередование голодных и сытых лет, ни войны, ни развитие технологий. Рост шел по гиперболической кривой — несмотря на голод и мор, хищников и борьбу племен. Ничто не могло сломать этот закон ускоряющегося роста нашей численности. Уже в неолите (новокаменном веке) 10-12 тысяч лет назад скорость роста была уже в десять тысяч раз больше, чем в начале каменного века, а население мира составляло 15 миллионов душ, что соответствует оценкам антропологов. (С.Капица, С.Курдюмов, Г.Малинецкий. «Синергетика и прогнозы будущего» – Москва, «Эдиториал-УРСС», 2001 г., с. 239-240).
В 1700 году численность населения планеты составляла уже 600 миллионов человек. В начале ХХ века в мире жило 2 миллиарда душ. Сейчас нас — почти 6 миллиардов. Какова же перспектива?
Как пишут три уважаемых нами автора, сегодня в мире каждую секунду рождается 21 ребенок и умирает 18 человек. Так численность землян нарастает на 250 тысяч душ за день. Но весь этот прирост приходится на развивающиеся, бедные страны. Он там настолько велик (почти 90 миллионов душ ежегодно), что его называют «демографическим взрывом», способным потрясти планету. Но что будет дальше?
Капица, Курдюмов и Малинецкий успокаивают: рост не вечен. Сегодня, по их мнению, человечество переживает демографический переход. Исследователи считают, что рост численности быстро замедлится, после чего население планеты стабилизирует свою численность. Этот демографический переход уже преодолен так называемыми «развитыми странами», где люди не торопятся рожать детей, где ушли в прошлое многодетные семьи. Теперь подобный процесс наблюдается и в некоторых развивающихся странах. В пору этого перехода производительные силы страны растут, а люди перебираются из сел в города.
Но мы не удовлетворимся выводами исследователей и кое о чем спросим Капицу, Курдюмова и Малинецкого. Они открыли, что в каменном веке вдруг начался так называемый автомодельный рост населения, связанный с какими-то внутренними причинами. Заработал по неким неясным причинам загадочный для исследователей механизм роста, неуклонно действовавший миллионы лет. Население увеличивалось все более быстрыми темпами, по гиперболе. И вдруг на наших глазах закон ускоряющегося роста перестает действовать! Пока еще не везде — но тенденция налицо. Если представить всю историю человечества как одни сутки, то 23 часа 55 минут люди жили по одним законам, бурно плодясь и размножаясь, а в последние пять минут — совершенно по другим, замедляя рост. Почему? Что изменилось?
А не становятся ли эти пять минут последними в жизни человечества как вида? И демографический переход, быть может, совсем не признак зрелости и «поумнения» человечества — а знак его агонии, симптом еще не установленной, но смертельной болезни?
Причем это очень зримый признак умирания, который каждый из нас прочувствовал на себе. Ведь все мы — чьи-то дети и чьи-то родители, и мы знаем, что происходит, когда люди перестают производить потомство, когда стариков в семье, роде или в стране становится больше, чем детей.
Хорошо, допустим, мы сгущаем краски и демографический переход, при котором число детей в средней семье падает — очень благотворная, позитивная реальность. Но ведь пока происходит не прекращение роста, а лишь его замедление. На один-то процент в год число землян по-прежнему растет. Пусть это и меньше 1,6 процента в год, что были в 1970-е, но, тем не менее, и при таких темпах к середине наступившего века население планеты дойдет до 10-12 миллиардов душ!
Население и его бурный рост в самых нищих районах планеты на фоне старения и обезлюдения Запада — вот тот самый мутировавший элемент системы Большого мира. Именно он выполнил функцию запуска процесса самоподдерживающейся критичности. Запуск алгоритма хаоса состоялся. Впереди — продолжение.
Энергетика: от кризиса к коллапсу
За первой стадией крушения современной цивилизации следует вторая — процесс ускоренного роста перекидывается с одного на другие элементы системы, как бы заражая их. Система начинает ходить ходуном.
Какие же элементы современной цивилизации стали лихорадочно ускоряться вслед за демографическим взрывом?
Ответ очевиден: это технологическая сфера, и, прежде всего, ее сердцевина — энергетика.
Есть прекрасная работа Джона МакДауэлла «Население и энергетические проблемы», опубликованная в 1991 г. в журнале «Население и окружающая среда». В ней ученый исследовал взаимосвязь роста населения планеты и всемирного потребления энергии. Он установил, что за исследуемый период с 1850 года рост энергопотребления намного превышал рост численности землян. (То есть, вывод почти аналогичен заключениям Мальтуса). Если с 1850 по 1990 год объемы произведенной энергии выросли в 17 раз, то население Земли — в 4,3 раза. То есть, чтобы вычислить рост энергопотребления, нужно возвести темпы размножения людей в квадрат. То есть, чтобы удвоить численность населения, нужно нарастить производство энергии почти вчетверо. По оценкам исследователя, закон квадратичного роста энергопотребления сохранится и в этом веке. Так, если население планеты с 1850 до 2100 года вырастет почти вдесятеро (с 1,1 миллиарда душ до 12-14 миллиардов), то производство энергии должно вырасти стократно. Но вот вопрос: а возможно ли это? И не столкнется ли человечество с глобальным энергетическим кризисом? И, главное, что в таком случае случится с окружающей средой? Неужели вы верите, что биосфера планеты выдержит такую нагрузку? Тогда ваши ожидания в корне расходятся с выводами всех авторитетных климатологов. Даже если предположить, что такое наращивание энергетического потенциала станет возможным в результате немыслимой технологической революции, оно неизбежно приведет к экологическому коллапсу и климатической катастрофе!
Давайте посмотрим на перспективы энергетики нынешнего индустриального мира, причем не на столетие, а лишь на ближайшие десятки лет.
Согласно докладу, подготовленному в 2001 году для французского правительства «Состояние и перспективы мировой энергетики», который нам удалось раздобыть, здесь вырисовывается неприятная для индустриальной цивилизации тенденция. До 1980 года темпы энергопотребления в мире были жестко связаны с темпами роста мировой экономики. Просто и ясно: растет производство и ВВП — растет и потребление электричества. Но потом начался разрыв. Потребление первичной энергии стало возрастать медленнее, чем внутренний валовой продукт. Большинство экспертов радостно восклицали: Запад лишается энергоемких производств, экономика становится более экономичной! Правительства многих стран мира под барабанный бой отчитались, что с успехом осуществили программы энергосбережения.
Но это — ошибка. На самом деле Запад раздул свой ВВП за счет виртуально-спекулятивного, финансового, информационного секторов и вынес производство в азиатские страны. Но какие бы успехи не сделали сферы образования или информатики, человеку по-прежнему надо есть, пить, передвигаться, отапливать и освещать свое жилище, снабжать его пресной водой.
Какие же элементы современной цивилизации стали лихорадочно ускоряться вслед за демографическим взрывом?
Ответ очевиден: это технологическая сфера, и, прежде всего, ее сердцевина — энергетика.
Есть прекрасная работа Джона МакДауэлла «Население и энергетические проблемы», опубликованная в 1991 г. в журнале «Население и окружающая среда». В ней ученый исследовал взаимосвязь роста населения планеты и всемирного потребления энергии. Он установил, что за исследуемый период с 1850 года рост энергопотребления намного превышал рост численности землян. (То есть, вывод почти аналогичен заключениям Мальтуса). Если с 1850 по 1990 год объемы произведенной энергии выросли в 17 раз, то население Земли — в 4,3 раза. То есть, чтобы вычислить рост энергопотребления, нужно возвести темпы размножения людей в квадрат. То есть, чтобы удвоить численность населения, нужно нарастить производство энергии почти вчетверо. По оценкам исследователя, закон квадратичного роста энергопотребления сохранится и в этом веке. Так, если население планеты с 1850 до 2100 года вырастет почти вдесятеро (с 1,1 миллиарда душ до 12-14 миллиардов), то производство энергии должно вырасти стократно. Но вот вопрос: а возможно ли это? И не столкнется ли человечество с глобальным энергетическим кризисом? И, главное, что в таком случае случится с окружающей средой? Неужели вы верите, что биосфера планеты выдержит такую нагрузку? Тогда ваши ожидания в корне расходятся с выводами всех авторитетных климатологов. Даже если предположить, что такое наращивание энергетического потенциала станет возможным в результате немыслимой технологической революции, оно неизбежно приведет к экологическому коллапсу и климатической катастрофе!
Давайте посмотрим на перспективы энергетики нынешнего индустриального мира, причем не на столетие, а лишь на ближайшие десятки лет.
Согласно докладу, подготовленному в 2001 году для французского правительства «Состояние и перспективы мировой энергетики», который нам удалось раздобыть, здесь вырисовывается неприятная для индустриальной цивилизации тенденция. До 1980 года темпы энергопотребления в мире были жестко связаны с темпами роста мировой экономики. Просто и ясно: растет производство и ВВП — растет и потребление электричества. Но потом начался разрыв. Потребление первичной энергии стало возрастать медленнее, чем внутренний валовой продукт. Большинство экспертов радостно восклицали: Запад лишается энергоемких производств, экономика становится более экономичной! Правительства многих стран мира под барабанный бой отчитались, что с успехом осуществили программы энергосбережения.
Но это — ошибка. На самом деле Запад раздул свой ВВП за счет виртуально-спекулятивного, финансового, информационного секторов и вынес производство в азиатские страны. Но какие бы успехи не сделали сферы образования или информатики, человеку по-прежнему надо есть, пить, передвигаться, отапливать и освещать свое жилище, снабжать его пресной водой.