Страница:
– Я же сказал, что никуда не тороплюсь! – он с легкой усмешкой посмотрел на нее.
– Почему ты так на меня смотришь?
От его долгого пристального взгляда ей стало неловко, и она смущенно потупилась.
– Любуюсь. Нельзя?
– Нельзя! – она уверенно отрезала. – Пока я выгляжу как вылинявшая тряпка, нельзя!
– Интересное сравнение! – Вадим засмеялся и проводил взглядом Ларису, вскочившую с дивана и принявшуюся что-то искать в приоткрытом шкафу.
– Отвернись! Я собираюсь идти в душ и выбираю себе белье…
Он опять усмехнулся: какая же она забавная! Но послушно отвел взгляд.
– Я быстро! Можешь пока поставить чайник.
Хлопнула дверца ванной, и через некоторое время послушался шум воды. Вадим поднялся с дивана и отправился на кухню. Поставил по просьбе Ларисы чайник и снова вернулся в комнату. Полистал немного женский журнал, оставленный на телевизоре, просмотрел подборку музыкальных дисков, прошелся по комнате, с любопытством рассматривая предметы обстановки. Ему интересно было знать о хозяйке квартиры как можно больше: как она засыпает – свернувшись калачиком или раскинувшись на постели. Как просыпается утром и взъерошенная и сонная бредет в ванную умываться. Какую музыку она слушает: под какую грустит, а под какую – радуется. И когда замерзает, в какой домашний свитер кутается. Осматриваясь в комнате, он пытался представить себе Лару в разных бытовых ситуациях. Ему казалось, что она бы нравилась ему в любом виде – даже когда сонная и растрепанная, с косметикой или без, светящаяся от настроения или с покрасневшим простуженным носом. Он старался не думать о том, какая она сейчас в душе, и мысли об этом превалировали. Он старался думать о ней в строгом деловом костюме и с завязанными в хвост волосами – какую видел в офисе, но представлялась она ему такой, какой была сейчас в душе – «одетой» лишь в переливающийся на свету водный бисер. Она выйдет из душа, и от ее влажных длинных волос и разрумяненной гладкой кожи будет пахнуть так притягательно, что… чай пить они уже вряд ли будут. Он просто не сможет сидеть напротив нее и следовать чинному чайному ритуалу, как чопорный англичанин на светском приеме. И ей тоже вряд ли на самом деле нужна эта «чайная традиция», но воспитание и застенчивость не позволяют сразу дать волю инстинктам. И каким богам помолиться, и в какое царство проторговать душу за еще сколько-то мгновений выдержки, которые покажутся адовой вечностью – для соблюдения «чайной церемонии». Изощренный «человек разумный» сам придумал себе множество пыток для усмирения инстинктов, дабы проложить еще большую пропасть между человеком-животным и человеком цивилизованным. Чайная церемония – одна из них.
Вадим сделал еще круг по комнате, прислушиваясь к шуму воды в ванной. И назойливые фантазии вновь атаковали воображение. Прямо беда… Он с шумом перевел дыхание и остановился перед сервантом. Лучше рассматривать чашки для той самой «чайной пытки», чем пытать воображение навязчивыми образами. Он сосчитал все чашки, которые стояли на верхней полке, и все блюдца. Количество чашек равнялось количеству блюдец – и это понятно. Считать чашки с блюдцами на второй полке показалось занятием надоевшим, и Вадим, открыв дверцу серванта, достал фотографию в рамочке, которую углядел. Лариса с Аленой – две сестры, совершенно не похожие друг на друга. Светленькая и темноволосая, спокойная и взбалмошная, но обе – смешные девчонки, милые и славные. …Аленка, улыбаться бы тебе еще в этой жизни, радовать молодых людей своим смехом и милыми капризами… Зачем ты это сделала?.. Вадим осторожно поставил фотографию на место и взял другую – Аленину. Здесь она еще не остригла коротко волосы и лет ей, наверное, семнадцать-восемнадцать. Милая девчушка, юный цветок, распустившийся ранней красотой и сорванный еще на рассвете. Мысли об Алене отозвались приглушенной болью – от неприятия и непонимания факта такой ранней смерти. Ей бы закончить институт и найти интересную работу, ей бы кружить головы молодым людям и разбивать сердца, ей бы любить и самой купаться в любви, ей бы выйти замуж и родить такую же красивую девочку. Ей бы просто жить.
– Ты… очень сильно любил Алену?
Погрузившись в свои мысли, Вадим не услышал, как Лариса вышла из ванной и почти бесшумно подошла к нему сзади. Вздрогнув от неожиданности, он, крайне смутившись и растерявшись, торопливо поставил фотографию Алены на место и закрыл стеклянную дверцу.
– Извини…
Он неловко топтался перед Ларисой, стараясь не встречаться с ней взглядом. А она, пристально вглядываясь ему в лицо, замерла в ожидании ответа на свой вопрос. Сильно ли он любил Алену? Не сильней, чем сейчас – ее. И любил ли… Но кому-то там, наверху, зачем-то понадобилось прочертить три их разные линии через одну точку пересечения. Сплести три нити судеб в одну косичку. И разыграть чью-то жизнь в «орел-решка». Не повезло Алене. Или это, скорей, происки темного царства? Спутать, смешать, растереть в одном котле. И любовь сделать разменной монетой.
А Лариса поняла его затянувшееся молчание по-своему. И какой умник провозгласил когда-то аксиому, что молчание – знак согласия? И какой шкалой измерял доли секунд молчания, вводя критерий затянувшегося? Сколько возможных счастий разбилось об эту последнюю пограничную долю секунды, после которой молчание приговаривалось как затянувшееся и отправлялось на голгофу под вердиктом «знак согласия»?
– Алена будет между нами стоять… – ее вердикт, произнесенный еле слышимым шепотом. Если сказать громче – голос сорвется от разрывающего сердце отчаяния, от смиренности и противоречащей ей непримиримости, от множества незаданных «почему?».
– Она так и будет между нами… – ее горький шепот и отведенный взгляд. И его опять затянувшееся молчание, принятое ею под грифом «знак согласия». Он так и будет любить ее младшую сестру, не ее… Приговор, вынесенный ей фотографией в его руках и его молчанием.
«Она не простит, не забудет, гибель ее сестры встала между нами», – приговор, вынесенный ему ее фразой «Алена будет между нами…». На эту фразу ответа не нашлось; судья вынес вердикт, ошеломленный приговором подсудимый ответил молчанием. Ларисе не забыть ему смерти сестры, она не сможет быть с человеком, которого обвиняла в этом несчастье.
– Мне лучше уйти… Прости.
Она не стала его удерживать, проводила глазами, в которых уже закипали слезы, и вздрогнула от звука захлопнувшейся двери.
Ей, чтобы жить, нужно быть с ним – дышать одним воздухом, скучать по нему уже с первой секунды разлуки, любить так отчаянно и сильно, как любят в первый раз, ловить его случайный взгляд, а, поймав, умирать и возрождаться от счастья. Отдавать признания в любви, как клятву, целовать кончиками пальцев его кожу и замирать от его прикосновений. Заниматься любовью с такой страстью, как в последний раз и, обессиленной, засыпать рядом, уткнувшись носом ему в плечо. Шагать с ним в новый день и, окунаясь в повседневные заботы, каждую мысль продолжать отдавать ему. Искать в толпе похожих на него и не находить, потому что уже есть он. Следовать за ветром, подбросившим с мимолетным дуновением как приманку запах его одеколона и, обманувшись, с улыбкой признавать свою доверчивость. И снова ловиться на затеянную ветром игру – завтра, послезавтра, через неделю.
Несерьезно с ним спорить, несерьезно ссориться по мелочам и серьезно мириться. Раздражаться на его несговорчивость и искать компромиссы, упрямиться самой и сдаваться перед его уговорами. Делиться настроением, заботами и тревогами. Вместе молчать – потому что слов уже не требуется. Или, разговаривая, в азарте договаривать друг за друга окончания фраз. Сидеть с ним рядом, если он болен, а если больна она – с благодарностью принимать из его рук чашку с горячим чаем. Вместе проживать настоящее, строить планы на будущее и вспоминать общее прошлое. Позволять ему ее любить, принимая его любовь как бесценный дар. И просто любить самой.
Лариса не сразу заметила, что диск доиграл, и ее мыслям теперь аккомпанирует тишина. Встав с дивана, она вытащила диск из музыкального центра. С Вадимом точки соприкосновения останутся – через этот диск, который нужно будет вернуть, через встречи с его сестрой… Интересно, что бы сказала Инга, узнав, что Лариса вновь засомневалась в чувствах Вадима… В лучшем случае бы просто усмехнулась, своей усмешкой ставя точку на ее сомнениях. Лара, подумав об Инге, взяла мобильный телефон, чтобы позвонить ей… И вместо Ингиного номера набрала номер ее брата. И одновременно с тем, как в трубке раздались длинные гудки, в дверь так же длинно позвонили.
Лариса открыла дверь и увидела на пороге Вадима, который спешно пытался вытащить из кармана звонивший телефон.
– Это я звоню, – она усмехнулась и нажала кнопку отбоя на своем телефончике, который все еще в ожидании ответа сжимала в руке. Вадим кивнул и сунул телефон обратно в карман. Все слова, которые он обдумал, сидя в машине под окнами Ларисиного дома, и которые он собирался ей сейчас сказать, вылетели из головы. Он молча, чувствуя себя крайне неловко за свое молчание, стоял по ту сторону порога, привалившись плечом к стене и, смущенно улыбаясь, смотрел на девушку. Она тоже с молчаливой улыбкой рассматривала его, забыв пригласить войти.
– Знаешь, я вернулся, чтобы сказать тебе… – он усмехнулся и, сунув руки в карманы, пожал плечами. – Впрочем, уже и не помню, что хотел тебе сказать. А ведь подготовил целую речь! Наверное, пришел пожаловаться на свою никудышную память и сказать, что оратор из меня тоже плохой… Я болтливый, когда не надо, а когда надо – слова клещами из меня не вытащишь…
– А я звонила сказать, что не на все слетевшие с языка вопросы так уж мне надо получить ответы. Мне гораздо важнее то, что есть, чем было…
– Можно войти?
– Да, конечно… Извини.
И она, спохватившись, посторонилась, пропуская его в квартиру.
XVII
– Почему ты так на меня смотришь?
От его долгого пристального взгляда ей стало неловко, и она смущенно потупилась.
– Любуюсь. Нельзя?
– Нельзя! – она уверенно отрезала. – Пока я выгляжу как вылинявшая тряпка, нельзя!
– Интересное сравнение! – Вадим засмеялся и проводил взглядом Ларису, вскочившую с дивана и принявшуюся что-то искать в приоткрытом шкафу.
– Отвернись! Я собираюсь идти в душ и выбираю себе белье…
Он опять усмехнулся: какая же она забавная! Но послушно отвел взгляд.
– Я быстро! Можешь пока поставить чайник.
Хлопнула дверца ванной, и через некоторое время послушался шум воды. Вадим поднялся с дивана и отправился на кухню. Поставил по просьбе Ларисы чайник и снова вернулся в комнату. Полистал немного женский журнал, оставленный на телевизоре, просмотрел подборку музыкальных дисков, прошелся по комнате, с любопытством рассматривая предметы обстановки. Ему интересно было знать о хозяйке квартиры как можно больше: как она засыпает – свернувшись калачиком или раскинувшись на постели. Как просыпается утром и взъерошенная и сонная бредет в ванную умываться. Какую музыку она слушает: под какую грустит, а под какую – радуется. И когда замерзает, в какой домашний свитер кутается. Осматриваясь в комнате, он пытался представить себе Лару в разных бытовых ситуациях. Ему казалось, что она бы нравилась ему в любом виде – даже когда сонная и растрепанная, с косметикой или без, светящаяся от настроения или с покрасневшим простуженным носом. Он старался не думать о том, какая она сейчас в душе, и мысли об этом превалировали. Он старался думать о ней в строгом деловом костюме и с завязанными в хвост волосами – какую видел в офисе, но представлялась она ему такой, какой была сейчас в душе – «одетой» лишь в переливающийся на свету водный бисер. Она выйдет из душа, и от ее влажных длинных волос и разрумяненной гладкой кожи будет пахнуть так притягательно, что… чай пить они уже вряд ли будут. Он просто не сможет сидеть напротив нее и следовать чинному чайному ритуалу, как чопорный англичанин на светском приеме. И ей тоже вряд ли на самом деле нужна эта «чайная традиция», но воспитание и застенчивость не позволяют сразу дать волю инстинктам. И каким богам помолиться, и в какое царство проторговать душу за еще сколько-то мгновений выдержки, которые покажутся адовой вечностью – для соблюдения «чайной церемонии». Изощренный «человек разумный» сам придумал себе множество пыток для усмирения инстинктов, дабы проложить еще большую пропасть между человеком-животным и человеком цивилизованным. Чайная церемония – одна из них.
Вадим сделал еще круг по комнате, прислушиваясь к шуму воды в ванной. И назойливые фантазии вновь атаковали воображение. Прямо беда… Он с шумом перевел дыхание и остановился перед сервантом. Лучше рассматривать чашки для той самой «чайной пытки», чем пытать воображение навязчивыми образами. Он сосчитал все чашки, которые стояли на верхней полке, и все блюдца. Количество чашек равнялось количеству блюдец – и это понятно. Считать чашки с блюдцами на второй полке показалось занятием надоевшим, и Вадим, открыв дверцу серванта, достал фотографию в рамочке, которую углядел. Лариса с Аленой – две сестры, совершенно не похожие друг на друга. Светленькая и темноволосая, спокойная и взбалмошная, но обе – смешные девчонки, милые и славные. …Аленка, улыбаться бы тебе еще в этой жизни, радовать молодых людей своим смехом и милыми капризами… Зачем ты это сделала?.. Вадим осторожно поставил фотографию на место и взял другую – Аленину. Здесь она еще не остригла коротко волосы и лет ей, наверное, семнадцать-восемнадцать. Милая девчушка, юный цветок, распустившийся ранней красотой и сорванный еще на рассвете. Мысли об Алене отозвались приглушенной болью – от неприятия и непонимания факта такой ранней смерти. Ей бы закончить институт и найти интересную работу, ей бы кружить головы молодым людям и разбивать сердца, ей бы любить и самой купаться в любви, ей бы выйти замуж и родить такую же красивую девочку. Ей бы просто жить.
– Ты… очень сильно любил Алену?
Погрузившись в свои мысли, Вадим не услышал, как Лариса вышла из ванной и почти бесшумно подошла к нему сзади. Вздрогнув от неожиданности, он, крайне смутившись и растерявшись, торопливо поставил фотографию Алены на место и закрыл стеклянную дверцу.
– Извини…
Он неловко топтался перед Ларисой, стараясь не встречаться с ней взглядом. А она, пристально вглядываясь ему в лицо, замерла в ожидании ответа на свой вопрос. Сильно ли он любил Алену? Не сильней, чем сейчас – ее. И любил ли… Но кому-то там, наверху, зачем-то понадобилось прочертить три их разные линии через одну точку пересечения. Сплести три нити судеб в одну косичку. И разыграть чью-то жизнь в «орел-решка». Не повезло Алене. Или это, скорей, происки темного царства? Спутать, смешать, растереть в одном котле. И любовь сделать разменной монетой.
А Лариса поняла его затянувшееся молчание по-своему. И какой умник провозгласил когда-то аксиому, что молчание – знак согласия? И какой шкалой измерял доли секунд молчания, вводя критерий затянувшегося? Сколько возможных счастий разбилось об эту последнюю пограничную долю секунды, после которой молчание приговаривалось как затянувшееся и отправлялось на голгофу под вердиктом «знак согласия»?
– Алена будет между нами стоять… – ее вердикт, произнесенный еле слышимым шепотом. Если сказать громче – голос сорвется от разрывающего сердце отчаяния, от смиренности и противоречащей ей непримиримости, от множества незаданных «почему?».
– Она так и будет между нами… – ее горький шепот и отведенный взгляд. И его опять затянувшееся молчание, принятое ею под грифом «знак согласия». Он так и будет любить ее младшую сестру, не ее… Приговор, вынесенный ей фотографией в его руках и его молчанием.
«Она не простит, не забудет, гибель ее сестры встала между нами», – приговор, вынесенный ему ее фразой «Алена будет между нами…». На эту фразу ответа не нашлось; судья вынес вердикт, ошеломленный приговором подсудимый ответил молчанием. Ларисе не забыть ему смерти сестры, она не сможет быть с человеком, которого обвиняла в этом несчастье.
– Мне лучше уйти… Прости.
Она не стала его удерживать, проводила глазами, в которых уже закипали слезы, и вздрогнула от звука захлопнувшейся двери.
Лариса лежала на диване, уткнув лицо в ладони и вслушиваясь в слова и музыку песен и в собственные мысли.
…Я знаю – ошибка, но без сожаленья
Я вижу, идет все без исключений.
Надежды на что-то другое глупы,
Попытки подняться с земли нелегки…
Не опроверг и не подтвердил, словно попал в ловушку – что бы он ни произнес, все равно между ними заслоном уже встала фраза «Алена будет между нами». Их отношения, еще не окрепшие, новорожденные, лишь недавно ставшие на слабые ножки, уже разбиваются о ее ревность к младшей сестре. Так ли ей важно знать, любил ли он ее сестру? Неужели это для нее важней их настоящих отношений?
…Заплакало небо слезами и снегом,
Дождем и метелью над нами с тобой.
Заплакало небо бездушно и слепо,
Скрывая за тучами тягостный вой…
И избавиться бы от этого влечения к нему, странным образом превратившегося в болезненную зависимость, да не возможно. До слез невозможно, до боли, до немого крика, до сжатых кулаков, до искусанных в кровь губ. «Алена встала между нами…» – она бессильно пыталась бороться с собой, уговаривая свое истосковавшееся сердце. «Твоя семья не примет этого человека…» – нашептывал внутренний голос. А душа, посылая к черту и разум, и внутренний голос, разбивая оковы, рвалась к запретному плоду.
…За временем серым скучаю несмело,
Скучаю, тоскую, но не по тебе.
Два вечных конфликта: душа бьется с телом
И все это борется с тем, что извне…
Это даже не любовь, это – нечто большее. Это – зависимость, это – потребность быть с этим человеком, как потребность дышать. Без него ее не будет. Она умрет, задохнувшись без воздуха или выжженная изнутри кислотой зависимости. Засохнет, как цветок без воды. Ей уже не так важно, любил ли он ее сестру. И какой бы кощунственной ни казалась мысль, что ей практически все равно, что этого человека не примут ее родители, ей это уже и в самом деле стало все равно.
…Целую ладони, сжавшись в клубочек.
Теперь никого. Мы с тобою одни.
Теперь так неважно, что звезды пророчат.
С тобой мне не страшно, хоть гаснут огни…
Ей, чтобы жить, нужно быть с ним – дышать одним воздухом, скучать по нему уже с первой секунды разлуки, любить так отчаянно и сильно, как любят в первый раз, ловить его случайный взгляд, а, поймав, умирать и возрождаться от счастья. Отдавать признания в любви, как клятву, целовать кончиками пальцев его кожу и замирать от его прикосновений. Заниматься любовью с такой страстью, как в последний раз и, обессиленной, засыпать рядом, уткнувшись носом ему в плечо. Шагать с ним в новый день и, окунаясь в повседневные заботы, каждую мысль продолжать отдавать ему. Искать в толпе похожих на него и не находить, потому что уже есть он. Следовать за ветром, подбросившим с мимолетным дуновением как приманку запах его одеколона и, обманувшись, с улыбкой признавать свою доверчивость. И снова ловиться на затеянную ветром игру – завтра, послезавтра, через неделю.
Несерьезно с ним спорить, несерьезно ссориться по мелочам и серьезно мириться. Раздражаться на его несговорчивость и искать компромиссы, упрямиться самой и сдаваться перед его уговорами. Делиться настроением, заботами и тревогами. Вместе молчать – потому что слов уже не требуется. Или, разговаривая, в азарте договаривать друг за друга окончания фраз. Сидеть с ним рядом, если он болен, а если больна она – с благодарностью принимать из его рук чашку с горячим чаем. Вместе проживать настоящее, строить планы на будущее и вспоминать общее прошлое. Позволять ему ее любить, принимая его любовь как бесценный дар. И просто любить самой.
Лариса не сразу заметила, что диск доиграл, и ее мыслям теперь аккомпанирует тишина. Встав с дивана, она вытащила диск из музыкального центра. С Вадимом точки соприкосновения останутся – через этот диск, который нужно будет вернуть, через встречи с его сестрой… Интересно, что бы сказала Инга, узнав, что Лариса вновь засомневалась в чувствах Вадима… В лучшем случае бы просто усмехнулась, своей усмешкой ставя точку на ее сомнениях. Лара, подумав об Инге, взяла мобильный телефон, чтобы позвонить ей… И вместо Ингиного номера набрала номер ее брата. И одновременно с тем, как в трубке раздались длинные гудки, в дверь так же длинно позвонили.
Лариса открыла дверь и увидела на пороге Вадима, который спешно пытался вытащить из кармана звонивший телефон.
– Это я звоню, – она усмехнулась и нажала кнопку отбоя на своем телефончике, который все еще в ожидании ответа сжимала в руке. Вадим кивнул и сунул телефон обратно в карман. Все слова, которые он обдумал, сидя в машине под окнами Ларисиного дома, и которые он собирался ей сейчас сказать, вылетели из головы. Он молча, чувствуя себя крайне неловко за свое молчание, стоял по ту сторону порога, привалившись плечом к стене и, смущенно улыбаясь, смотрел на девушку. Она тоже с молчаливой улыбкой рассматривала его, забыв пригласить войти.
– Знаешь, я вернулся, чтобы сказать тебе… – он усмехнулся и, сунув руки в карманы, пожал плечами. – Впрочем, уже и не помню, что хотел тебе сказать. А ведь подготовил целую речь! Наверное, пришел пожаловаться на свою никудышную память и сказать, что оратор из меня тоже плохой… Я болтливый, когда не надо, а когда надо – слова клещами из меня не вытащишь…
– А я звонила сказать, что не на все слетевшие с языка вопросы так уж мне надо получить ответы. Мне гораздо важнее то, что есть, чем было…
– Можно войти?
– Да, конечно… Извини.
И она, спохватившись, посторонилась, пропуская его в квартиру.
XVII
На следующий день – субботу – Лариса запланировала много поездок и встреч. Вадим за завтраком изъявил желание сопровождать ее, но после просьб девушки позволить ей самостоятельно выполнить намеченные планы, уступил ей.
– Вадим, мы с тобой вечером встретимся у Инги!
Инга еще до завтрака позвонила с просьбой о встрече, сказав Ларисе, что хочет с ней поговорить.
– У Инги, так у Инги… – Вадиму осталось только со вздохом согласиться.
За день Лариса успела съездить к родителям, побеседовать в кафе с Алениной подругой Юлькой и отвезти цветы на могилы Алены и Влада. И уже сделав все запланированные дела, Лара поехала к сестре Вадима.
Инга, как обычно, угощала своим чудесным чаем с печеньем. Только, в отличие от Ларисы, ни к чаю, ни к печенью сама практически не притронулась, зато, изменяя своим правилам не дымить в комнате, много курила,
– Вадим перед твоим приходом позвонил, сказал, что приедет где-то через час.
Лариса, потупившись, молча кивнула. Она еще не совсем привыкла к счастливой мысли, что встречается с Вадимом, а в присутствии его сестры подобные мысли почему-то вызывали неловкость.
– Это хорошо, что он приедет позже. Нам с тобой надо побеседовать с глазу на глаз. У меня к тебе серьезный разговор…
Лариса вздрогнула и подняла глаза. Ей показалось, что Инга хочет поговорить про ее отношения с Вадимом, и этого разговора Лариса почему-то боялась.
– Я хочу поговорить с тобой о некоторых вещах, которые могут показаться тебе совершенно не серьезными, не заслуживающими подобного внимания, – Инга, рассеянно перебирая кольца браслетов на правой руке, задумчиво произнесла. – Однако, я все же прошу тебя выслушать меня. Сначала выслушай, а потом уж и спорь, высказывай неверие и что там еще… Хорошо?
– Мы будем говорить о моих снах, да? – Лариса догадалась и со слишком заметным облегчением перевела дух: говорить они будут не об ее отношениях с Вадимом.
– Да, о снах. И не только. О многих вещах… Пожалуйста, постарайся не посчитать мой рассказ бредом! – Инга усмехнулась, а Лариса горячо заверила:
– Не посчитаю!
После того как Инга пересказала ей в больнице свой сон-видение и практически в точности, будто присутствовала третьей в машине, передала ее разговор с Владом перед аварией, все сомнения в ее способностях, если до этого какие-то и были, тут же отпали. Наоборот, у Лары проснулся огромный интерес, смешанный с восхищением, и слова Инги уже не могли казаться странными или вызывать недоверие.
– Уже хорошо, – Инга расслаблено улыбнулась и допила свой остывший чай. – Понимаешь, я тебе не всю правду рассказала. Скрыла многое. Теперь понимаю, что надо было мне сказать тебе все, что я увидела в твоем раскладе. Но я не хотела и не хочу пугать тебя страшными предзнаменованиями… В общем, я не считаю, что случившиеся несчастья произошли просто потому, что… так получилось, что такая судьба или что там еще.
– Что именно ты увидела в моем раскладе, Инга?
– Что именно – не могу сказать, карты «сказали» слишком туманно, ясна была только суть. Я тебе уже сказала про порчу и про то, что снять ее можно. Порчу я сниму и защиту тебе поставлю – об этом можно не беспокоиться. Но есть кое-что пострашней – некое проклятие. И ты – будто его носитель. Возможно, оно было направлено не на тебя, но ты оказалась центральной мишенью.
– Но… – Лариса растерянно усмехнулась. Инга и правда говорила малоприятные вещи, но в отличие от Госпожи Леонеллы, ей почему-то верилось. – Откуда оно взялось? И почему на меня? У меня нет врагов, кажется… Правда, когда я встречалась с Владом, его бывшая жена частенько вмешивалась в наши отношения. Ей, видимо, хотелось, чтобы мы расстались…
– Это не то! – Инга категорически отмела ее предположение. – Понимаешь, это не недавно возникшее проклятие. Оно будто через поколения прошло. Я повторюсь в том, что, возможно, оно и не было направлено именно на тебя. Ты вполне могла оказаться случайной жертвой чьих-то прегрешений и носишь теперь проклятие как чужую ношу… Но от этого вряд ли легче, согласись? Я была у этой твоей Госпожи Леонеллы, спрашивала, что она тогда увидела в раскладе на тебя. Новым для меня оказалось лишь то, что на тот момент проклятие было спящим. Ты просто была его носителем, как, например, являются носителем какого-нибудь вируса, но при этом не болеют. Ты могла бы даже и не узнать о нем, ничего бы страшного не происходило. Ты бы просто относила эту «ношу» и, возможно, передала бы ее дальше «по наследству». Но что-то недавно произошло такое, что явилось катализатором. Проклятие «проснулось» и вступило в силу.
– А остановить его можно?
Рассказ Инги, может, и напоминал пересказ какого-нибудь захватывающего мистического триллера, и слушать его было бы беззаботно-интересно, если бы этот «триллер» не имел прямого отношения к ней. Сейчас Лариса сидела перед Ингой с таким выражением лица, будто на приеме у доктора, только что поставившего ей неизлечимый диагноз.
– Не знаю, – Инга честно ответила. «…Медицина здесь бессильна…» – воображаемый Ларой доктор сокрушенно развел руками.
– Я хочу это сделать, поэтому и завела с тобой подобный разговор Но я не могу понять, что это такое, чем оно вызвано, на что или кого направлено, кем вообще сотворено и для каких целей.
– Весело… – Лариса сокрушенно усмехнулась и, покосившись на пачку сигарет, взглядом спросила у Инги позволения.
– Да кури, чего еще разрешения спрашивать… Я пытаюсь разгадать «инкогнито» твоего «вируса» и найти для него «вакцину». Роюсь в библиотеке, сижу в интернете, собрала «ведьминский шабаш» на форуме – что-то типа медицинского консилиума, – Инга усмехнулась. – Но пока ничего такого, что могло бы нам серьезно помочь, не нашла. Мне нужна твоя помощь. Твои сны, о которых ты мне рассказала, несут зашифрованную информацию. Думаю, в них есть какая-то разгадка. Кто-то все же старается тебе помочь и таким образом шлет сигналы. Кто-то, кто знает об этом проклятии…
– Инга, я тебе еще одну вещь не рассказала… – Лариса, вспомнив сегодняшний разговор с Алениной подругой, поспешно проговорила. – Я сегодня разговаривала с подругой моей сестры Юлей… В надежде на то, что может быть Юлька, как близкая подруга Алены, сможет дать некоторое объяснение случившемуся… Но нет, Юля сама находится в недоумении, граничащим с шоком. Ничего нового и интересного она не смогла мне поведать, только вот упомянула о некоторых Аленкиных снах. Алене несколько раз то ли снилась, то ли виделась загадочная женщина, очень похожая на ту, которую я якобы сбила.
– Интере-есно… – Инга задумчиво протянула. – Допускаю, что сны Алены имеют некое отношение к нашей «истории». Ей, видимо, тоже пытались дать сигналы. Возможно, что женщина, которую я видела во сне, которая являлась твоей сестре, и которую ты якобы сбила существует на самом деле и имеет прямое отношение к этому проклятию. С ума сходят по одиночке, а не массово, правда?.. Мне от тебя нужны рассказы о твоих родственниках. Бабушках-дедушках, тетях-дядях, какие-то семейные легенды и предания, истории, которые могли бы указать на разгадку… И еще надо бы снять с тебя ту «черноту», которую я в силах снять, и поставить защиту. Это хоть как-то убережет тебя. Чем раньше, тем лучше, желательно, начать работать с понедельника.
–Хорошо, с понедельника так с понедельника… Как скажешь, – Лариса покорно согласилась. – Инга, мне только одно не дает покою… Почему ты так со мной носишься? Я ведь тебе, по сути, чужой человек, даже не как клиентка пришла. С Вадимом отношения у нас завязались недавно, да и вряд ли, думаю, стоит вкладывать столько собственных сил, чтобы помочь малознакомой девушке брата… От оплаты своих услуг ты отказалась. Да, душа у тебя добрая – никак иначе, но все же, Инга… Хоть я и не разбираюсь в магии, но предполагаю, что снятие с меня всякой порчи будет для тебя трудоемким процессом, и сил ты затратишь немало. Ты же ведь могла бы махнуть рукой на «порченую» девушку, отговорить брата не общаться со мной и…
– Лара, послушай… – Инга перебила и, взяв Ларису за запястье, посмотрела ей в глаза. – Я тебе уже говорила в прошлый раз, повторю и сейчас. Да, можно было бы поступить так, как ты и говоришь – исключить тебя как девушку брата, попытаться Вадима отговорить от отношений с тобой, ссылаясь на то, что на тебе старое проклятие…
Она иронично усмехнулась.
– Вадим бы, конечно, не послушал, сказал, что я несу бред. Ну, сама понимаешь. Но! Я так делать не стала и не стану. Потому что, повторюсь, между тобой и ним – сильная связь. Не знаю, чувства что ли у вас возникли такие сильные, которые так вас связали… И то, что происходит с тобой, распространяется и на него. Понимаешь? Он тоже каким-то образом попал под действие этого проклятия. Через эту связь или еще как-то. Вы связаны, и все тут. Даже если бы я попыталась разрушить ваши отношения – не важно, какими способами – вряд ли бы вышло. На время, может быть, и получилось, но и только, да к тому же все бы мои действия вернулись ко мне рикошетом в усиленном размере. Мне этого не надо. Что я делаю для тебя, то я делаю и для брата. Если тебе сложно думать о том, что я буду с тобой работать бескорыстно, то думай тогда так, будто я работаю из-за брата.
– Значит, я виновата в том, что и на Вадима… тоже эта дрянь… может распространиться. Несчастья всякие… – Лариса расстроено пробормотала, а Инга возвела глаза к потолку:
– Господи, Лара… Никто тебя ни в чем не винит! Не виновата ты в том, что вы так связаны, и что на нем тоже «чернота» лежит… Здесь как-то без тебя обошлось. Я ж говорю, что ты носишь это проклятие не за свои личные грехи, а за чьи-то. И Вадим тоже. И я – тоже. Да-да, я тоже сюда замешана. Только я, в отличие от вас, вмешиваюсь по собственной воле, пытаясь разобраться.
Она, договорив, отвлеклась на звонок мобильного.
– Да, Вадим… У меня уже… Когда будешь?.. Ясно. Постарайся не задерживаться сильно, мне в девять надо уехать…
Закрыв телефончик, она бросила на Ларису смеющийся взгляд:
– Девичник продолжается! Вадим в пробке застрял.
Лариса кивнула и в продолжение предыдущей темы произнесла:
– Я поняла, Инга. Хорошо, я постараюсь со своей стороны помочь тебе разобраться с этой… гадостью. Сама понимаешь, терять близких людей и осознавать, что тоже можешь стать жертвой – не самое лучшее, что можно испытывать. Я съезжу к своей бабушке по маминой линии. Попробую узнать у нее какие-нибудь наши семейные истории.
На этом тему закрыли. В ожидании Вадима девушки разговаривали на отвлеченные темы. Инга поставила чайник с тем, чтобы напоить брата чаем, когда тот приедет. Лариса, заметив на полке фотоальбом, захотела посмотреть фотографии, и Инга нехотя, но уступила ей.
– Я не люблю фотографироваться, поэтому фотографий мало. Если ты хочешь посмотреть фотографии Вадима, то лучше попроси альбом у него, – Инга, правильно истолковав желание Лары смотреть фотографии, с легкой иронией улыбнулась, а Лариса заметно смутилась, чем еще больше развеселила Ингу.
– Какая ты трогательная! Все время смущаешься. Лариса, все же я в курсе того, что вы с Вадимом встречаетесь, и нечего меня смущаться. Смешная…
Лариса, рассматривая фотографии, пожала плечами и улыбнулась:
– Еще не привыкла!
И, замявшись, задала нетактичный, как считала, но любопытный вопрос:
– Инга, а у тебя есть молодой человек? Ты красивая и очень эффектная, у тебя должно быть много поклонников…
Инга фыркнула и рассмеялась:
– Насчет поклонников не знаю, а молодого человека у меня нет.
– Как это? – Лариса оторвала взгляд от фотографий и удивленно посмотрела на девушку. В голове не укладывалось, как это у Инги – такой красивой и интересной – нет молодого человека…
– Так это! – Инга весело отозвалась и, немного помедлив, уже серьезным тоном созналась:
– Но любимый человек есть – не без этого. Только это не мужчина, а… девушка.
– Девушка?! – Лариса от удивления уж совсем не прилично вытаращилась на нее. Потом, спохватившись, осеклась:
– Ой, извини…
– Ничего.
– Так ты… – Лариса не осмелилась произнести вертевшееся на языке слово. Но Инга, поняв ее, спокойно спросила:
– Лесбиянка? Да, я живу с девушкой. Но все же я стала лесбиянкой вынужденно. Когда-то я влюблялась в мужчин, сексом занималась тоже с мужчинами, об однополой любви даже не помышляла.
Инга замолчала, взяла из рук Ларисы протянутый ей фотоальбом, убрала его обратно на полку и снова вернулась на место. Вытряхнула из пачки две сигареты, протянула одну Ларисе, а вторую закурила сама.
– Меня любимый человек когда-то предал. А я его любила. Вернее, тогда думала, что люблю. Даже замуж за него собиралась. Красивый он был чертовски – не втрескаться в него просто не возможно было, и я втрескалась по уши. Только внутри он с гнильцой оказался. Слабак и трус, – Инга презрительно бросила и ухмыльнулась.
– Когда на чьем-то дне рождении его подвыпившие дружки меня насиловали, он закрылся в соседней комнате, чтобы не слышать моих криков. В общем, любовь у меня к нему быстро прошла. И к мужчинам вообще – тоже. Я четыре года после этого ни в кого не влюблялась, и только вот недавно… Так случилось! – Инга трогательно улыбнулась, а ее щеки слегка порозовели от смущения.
– А что стало с теми, которые тебя… В общем, их наказали?
– Безнаказанными не остались. Только их не гражданский суд наказал, а Высший. Со всеми произошли какие-то плохие истории – кто в тюрьму сел, кто на машине разбился и инвалидом остался… Я здесь ни при чем!
– Вадим, мы с тобой вечером встретимся у Инги!
Инга еще до завтрака позвонила с просьбой о встрече, сказав Ларисе, что хочет с ней поговорить.
– У Инги, так у Инги… – Вадиму осталось только со вздохом согласиться.
За день Лариса успела съездить к родителям, побеседовать в кафе с Алениной подругой Юлькой и отвезти цветы на могилы Алены и Влада. И уже сделав все запланированные дела, Лара поехала к сестре Вадима.
Инга, как обычно, угощала своим чудесным чаем с печеньем. Только, в отличие от Ларисы, ни к чаю, ни к печенью сама практически не притронулась, зато, изменяя своим правилам не дымить в комнате, много курила,
– Вадим перед твоим приходом позвонил, сказал, что приедет где-то через час.
Лариса, потупившись, молча кивнула. Она еще не совсем привыкла к счастливой мысли, что встречается с Вадимом, а в присутствии его сестры подобные мысли почему-то вызывали неловкость.
– Это хорошо, что он приедет позже. Нам с тобой надо побеседовать с глазу на глаз. У меня к тебе серьезный разговор…
Лариса вздрогнула и подняла глаза. Ей показалось, что Инга хочет поговорить про ее отношения с Вадимом, и этого разговора Лариса почему-то боялась.
– Я хочу поговорить с тобой о некоторых вещах, которые могут показаться тебе совершенно не серьезными, не заслуживающими подобного внимания, – Инга, рассеянно перебирая кольца браслетов на правой руке, задумчиво произнесла. – Однако, я все же прошу тебя выслушать меня. Сначала выслушай, а потом уж и спорь, высказывай неверие и что там еще… Хорошо?
– Мы будем говорить о моих снах, да? – Лариса догадалась и со слишком заметным облегчением перевела дух: говорить они будут не об ее отношениях с Вадимом.
– Да, о снах. И не только. О многих вещах… Пожалуйста, постарайся не посчитать мой рассказ бредом! – Инга усмехнулась, а Лариса горячо заверила:
– Не посчитаю!
После того как Инга пересказала ей в больнице свой сон-видение и практически в точности, будто присутствовала третьей в машине, передала ее разговор с Владом перед аварией, все сомнения в ее способностях, если до этого какие-то и были, тут же отпали. Наоборот, у Лары проснулся огромный интерес, смешанный с восхищением, и слова Инги уже не могли казаться странными или вызывать недоверие.
– Уже хорошо, – Инга расслаблено улыбнулась и допила свой остывший чай. – Понимаешь, я тебе не всю правду рассказала. Скрыла многое. Теперь понимаю, что надо было мне сказать тебе все, что я увидела в твоем раскладе. Но я не хотела и не хочу пугать тебя страшными предзнаменованиями… В общем, я не считаю, что случившиеся несчастья произошли просто потому, что… так получилось, что такая судьба или что там еще.
– Что именно ты увидела в моем раскладе, Инга?
– Что именно – не могу сказать, карты «сказали» слишком туманно, ясна была только суть. Я тебе уже сказала про порчу и про то, что снять ее можно. Порчу я сниму и защиту тебе поставлю – об этом можно не беспокоиться. Но есть кое-что пострашней – некое проклятие. И ты – будто его носитель. Возможно, оно было направлено не на тебя, но ты оказалась центральной мишенью.
– Но… – Лариса растерянно усмехнулась. Инга и правда говорила малоприятные вещи, но в отличие от Госпожи Леонеллы, ей почему-то верилось. – Откуда оно взялось? И почему на меня? У меня нет врагов, кажется… Правда, когда я встречалась с Владом, его бывшая жена частенько вмешивалась в наши отношения. Ей, видимо, хотелось, чтобы мы расстались…
– Это не то! – Инга категорически отмела ее предположение. – Понимаешь, это не недавно возникшее проклятие. Оно будто через поколения прошло. Я повторюсь в том, что, возможно, оно и не было направлено именно на тебя. Ты вполне могла оказаться случайной жертвой чьих-то прегрешений и носишь теперь проклятие как чужую ношу… Но от этого вряд ли легче, согласись? Я была у этой твоей Госпожи Леонеллы, спрашивала, что она тогда увидела в раскладе на тебя. Новым для меня оказалось лишь то, что на тот момент проклятие было спящим. Ты просто была его носителем, как, например, являются носителем какого-нибудь вируса, но при этом не болеют. Ты могла бы даже и не узнать о нем, ничего бы страшного не происходило. Ты бы просто относила эту «ношу» и, возможно, передала бы ее дальше «по наследству». Но что-то недавно произошло такое, что явилось катализатором. Проклятие «проснулось» и вступило в силу.
– А остановить его можно?
Рассказ Инги, может, и напоминал пересказ какого-нибудь захватывающего мистического триллера, и слушать его было бы беззаботно-интересно, если бы этот «триллер» не имел прямого отношения к ней. Сейчас Лариса сидела перед Ингой с таким выражением лица, будто на приеме у доктора, только что поставившего ей неизлечимый диагноз.
– Не знаю, – Инга честно ответила. «…Медицина здесь бессильна…» – воображаемый Ларой доктор сокрушенно развел руками.
– Я хочу это сделать, поэтому и завела с тобой подобный разговор Но я не могу понять, что это такое, чем оно вызвано, на что или кого направлено, кем вообще сотворено и для каких целей.
– Весело… – Лариса сокрушенно усмехнулась и, покосившись на пачку сигарет, взглядом спросила у Инги позволения.
– Да кури, чего еще разрешения спрашивать… Я пытаюсь разгадать «инкогнито» твоего «вируса» и найти для него «вакцину». Роюсь в библиотеке, сижу в интернете, собрала «ведьминский шабаш» на форуме – что-то типа медицинского консилиума, – Инга усмехнулась. – Но пока ничего такого, что могло бы нам серьезно помочь, не нашла. Мне нужна твоя помощь. Твои сны, о которых ты мне рассказала, несут зашифрованную информацию. Думаю, в них есть какая-то разгадка. Кто-то все же старается тебе помочь и таким образом шлет сигналы. Кто-то, кто знает об этом проклятии…
– Инга, я тебе еще одну вещь не рассказала… – Лариса, вспомнив сегодняшний разговор с Алениной подругой, поспешно проговорила. – Я сегодня разговаривала с подругой моей сестры Юлей… В надежде на то, что может быть Юлька, как близкая подруга Алены, сможет дать некоторое объяснение случившемуся… Но нет, Юля сама находится в недоумении, граничащим с шоком. Ничего нового и интересного она не смогла мне поведать, только вот упомянула о некоторых Аленкиных снах. Алене несколько раз то ли снилась, то ли виделась загадочная женщина, очень похожая на ту, которую я якобы сбила.
– Интере-есно… – Инга задумчиво протянула. – Допускаю, что сны Алены имеют некое отношение к нашей «истории». Ей, видимо, тоже пытались дать сигналы. Возможно, что женщина, которую я видела во сне, которая являлась твоей сестре, и которую ты якобы сбила существует на самом деле и имеет прямое отношение к этому проклятию. С ума сходят по одиночке, а не массово, правда?.. Мне от тебя нужны рассказы о твоих родственниках. Бабушках-дедушках, тетях-дядях, какие-то семейные легенды и предания, истории, которые могли бы указать на разгадку… И еще надо бы снять с тебя ту «черноту», которую я в силах снять, и поставить защиту. Это хоть как-то убережет тебя. Чем раньше, тем лучше, желательно, начать работать с понедельника.
–Хорошо, с понедельника так с понедельника… Как скажешь, – Лариса покорно согласилась. – Инга, мне только одно не дает покою… Почему ты так со мной носишься? Я ведь тебе, по сути, чужой человек, даже не как клиентка пришла. С Вадимом отношения у нас завязались недавно, да и вряд ли, думаю, стоит вкладывать столько собственных сил, чтобы помочь малознакомой девушке брата… От оплаты своих услуг ты отказалась. Да, душа у тебя добрая – никак иначе, но все же, Инга… Хоть я и не разбираюсь в магии, но предполагаю, что снятие с меня всякой порчи будет для тебя трудоемким процессом, и сил ты затратишь немало. Ты же ведь могла бы махнуть рукой на «порченую» девушку, отговорить брата не общаться со мной и…
– Лара, послушай… – Инга перебила и, взяв Ларису за запястье, посмотрела ей в глаза. – Я тебе уже говорила в прошлый раз, повторю и сейчас. Да, можно было бы поступить так, как ты и говоришь – исключить тебя как девушку брата, попытаться Вадима отговорить от отношений с тобой, ссылаясь на то, что на тебе старое проклятие…
Она иронично усмехнулась.
– Вадим бы, конечно, не послушал, сказал, что я несу бред. Ну, сама понимаешь. Но! Я так делать не стала и не стану. Потому что, повторюсь, между тобой и ним – сильная связь. Не знаю, чувства что ли у вас возникли такие сильные, которые так вас связали… И то, что происходит с тобой, распространяется и на него. Понимаешь? Он тоже каким-то образом попал под действие этого проклятия. Через эту связь или еще как-то. Вы связаны, и все тут. Даже если бы я попыталась разрушить ваши отношения – не важно, какими способами – вряд ли бы вышло. На время, может быть, и получилось, но и только, да к тому же все бы мои действия вернулись ко мне рикошетом в усиленном размере. Мне этого не надо. Что я делаю для тебя, то я делаю и для брата. Если тебе сложно думать о том, что я буду с тобой работать бескорыстно, то думай тогда так, будто я работаю из-за брата.
– Значит, я виновата в том, что и на Вадима… тоже эта дрянь… может распространиться. Несчастья всякие… – Лариса расстроено пробормотала, а Инга возвела глаза к потолку:
– Господи, Лара… Никто тебя ни в чем не винит! Не виновата ты в том, что вы так связаны, и что на нем тоже «чернота» лежит… Здесь как-то без тебя обошлось. Я ж говорю, что ты носишь это проклятие не за свои личные грехи, а за чьи-то. И Вадим тоже. И я – тоже. Да-да, я тоже сюда замешана. Только я, в отличие от вас, вмешиваюсь по собственной воле, пытаясь разобраться.
Она, договорив, отвлеклась на звонок мобильного.
– Да, Вадим… У меня уже… Когда будешь?.. Ясно. Постарайся не задерживаться сильно, мне в девять надо уехать…
Закрыв телефончик, она бросила на Ларису смеющийся взгляд:
– Девичник продолжается! Вадим в пробке застрял.
Лариса кивнула и в продолжение предыдущей темы произнесла:
– Я поняла, Инга. Хорошо, я постараюсь со своей стороны помочь тебе разобраться с этой… гадостью. Сама понимаешь, терять близких людей и осознавать, что тоже можешь стать жертвой – не самое лучшее, что можно испытывать. Я съезжу к своей бабушке по маминой линии. Попробую узнать у нее какие-нибудь наши семейные истории.
На этом тему закрыли. В ожидании Вадима девушки разговаривали на отвлеченные темы. Инга поставила чайник с тем, чтобы напоить брата чаем, когда тот приедет. Лариса, заметив на полке фотоальбом, захотела посмотреть фотографии, и Инга нехотя, но уступила ей.
– Я не люблю фотографироваться, поэтому фотографий мало. Если ты хочешь посмотреть фотографии Вадима, то лучше попроси альбом у него, – Инга, правильно истолковав желание Лары смотреть фотографии, с легкой иронией улыбнулась, а Лариса заметно смутилась, чем еще больше развеселила Ингу.
– Какая ты трогательная! Все время смущаешься. Лариса, все же я в курсе того, что вы с Вадимом встречаетесь, и нечего меня смущаться. Смешная…
Лариса, рассматривая фотографии, пожала плечами и улыбнулась:
– Еще не привыкла!
И, замявшись, задала нетактичный, как считала, но любопытный вопрос:
– Инга, а у тебя есть молодой человек? Ты красивая и очень эффектная, у тебя должно быть много поклонников…
Инга фыркнула и рассмеялась:
– Насчет поклонников не знаю, а молодого человека у меня нет.
– Как это? – Лариса оторвала взгляд от фотографий и удивленно посмотрела на девушку. В голове не укладывалось, как это у Инги – такой красивой и интересной – нет молодого человека…
– Так это! – Инга весело отозвалась и, немного помедлив, уже серьезным тоном созналась:
– Но любимый человек есть – не без этого. Только это не мужчина, а… девушка.
– Девушка?! – Лариса от удивления уж совсем не прилично вытаращилась на нее. Потом, спохватившись, осеклась:
– Ой, извини…
– Ничего.
– Так ты… – Лариса не осмелилась произнести вертевшееся на языке слово. Но Инга, поняв ее, спокойно спросила:
– Лесбиянка? Да, я живу с девушкой. Но все же я стала лесбиянкой вынужденно. Когда-то я влюблялась в мужчин, сексом занималась тоже с мужчинами, об однополой любви даже не помышляла.
Инга замолчала, взяла из рук Ларисы протянутый ей фотоальбом, убрала его обратно на полку и снова вернулась на место. Вытряхнула из пачки две сигареты, протянула одну Ларисе, а вторую закурила сама.
– Меня любимый человек когда-то предал. А я его любила. Вернее, тогда думала, что люблю. Даже замуж за него собиралась. Красивый он был чертовски – не втрескаться в него просто не возможно было, и я втрескалась по уши. Только внутри он с гнильцой оказался. Слабак и трус, – Инга презрительно бросила и ухмыльнулась.
– Когда на чьем-то дне рождении его подвыпившие дружки меня насиловали, он закрылся в соседней комнате, чтобы не слышать моих криков. В общем, любовь у меня к нему быстро прошла. И к мужчинам вообще – тоже. Я четыре года после этого ни в кого не влюблялась, и только вот недавно… Так случилось! – Инга трогательно улыбнулась, а ее щеки слегка порозовели от смущения.
– А что стало с теми, которые тебя… В общем, их наказали?
– Безнаказанными не остались. Только их не гражданский суд наказал, а Высший. Со всеми произошли какие-то плохие истории – кто в тюрьму сел, кто на машине разбился и инвалидом остался… Я здесь ни при чем!