Короче говоря, начальник эсэсовского патруля инсценировал расстрел, а на самом деле отпустил бандита, взяв с него предварительно слово, что он явится к своему спасителю в ту же ночь. И Карл Штумпф не обманул своего благодетеля. С тех пор они не разлучались. Оскар Крайц приобрел верного телохранителя, бесплатного палача, а Карл Штумпф - эрзац-отца.
И вот при каких обстоятельствах им суждено расстаться... Конноли слышит, как сморкается за пультом Карл Штумпф. Раненому доставляют удовольствие эти звуки: хоть одно существо оплакивает его смерть...
За стенами зала поднялся шум. Это повстанцы ворвались на административный горизонт... Они окружают машинный зал. Отлично!
Первое движение: поворот выключателя - и стальная дверь замкнута токами намертво.
Второе движение: микрофон. Конноли стал говорить, и с каждым словом голос его крепнул:
- Внимание! Говорит комендант Подземного города! Моя рука на красном рубильнике. Это значит, что от малейшего моего усилия все взлетит к чертям вместе с вами! Мне жизнь недорога, мне жить осталось не больше часа. Но вы составите мне веселую компанию на тот свет. Итак, пятнадцать минут! Пятнадцать минут срока! Если в течение этого времени вы не выдадите зачинщиков и не сложите оружия - смерть! И еще предупреждаю: первая попытка воспрепятствовать мне ускорит конец! Моя рука на красном рубильнике!
Стальной цилиндр машинного зала загудел от тяжелых ударов.
- Предупреждаю - смерть! - повторил Конноли.
Стало тихо. Лишь сталь продолжала дрожать, и от этого в ушах Конноли звенело. Полумертвый, обескровленный, он снова испытывал величайшее наслаждение, доступное хищнику: он по-прежнему владеет многими тысячами жизней.
Конноли окликнул Штумпфа. Тот не замедлил склониться над ним.
- Я здесь, я слушаю вас, дорогой патрон!
- Карл, тайный выход ведет из главной галереи, налево от центрального ствола, в пещеру в "чертовом пальце". Дверь в галерее скульптурная. Придавишь левый сосок фигуры римлянина, наступишь на левую стопу - и она отодвинется. Не теряя времени, спеши к морю. Там должен быть самолет господина Блекпига.
Конноли закрыл на секунду глаза. Ноздри его были прозрачны и перестали сжиматься. Штумпф глядел на него и шептал:
- Умер, умер...
Но комендант вдруг вздохнул и снова заговорил:
- Хорошо бы отправиться в последний путь вместе с дорогим компаньоном... Это, впрочем, все шутки. Я думаю, мой друг, что тебе лучше всего сейчас немедленно покинуть Подземный город... Воспользуйся выходом из машинного зала, расположенным под компрессором номер семь. Разорви на себе одежду, вымажься мазутом, чтобы бунтовщики приняли тебя за своего. Ну, прощай, Карл!
Он пожал руку своему питомцу.
Исход из подземного города
Ценою колоссального напряжения воли, с помощью всех помощников Рашу удалось добиться тишины. Он понимал, что предупреждение коменданта не пустая угроза. Через пятнадцать минут Подземный город взлетит в воздух или провалится в преисподнюю. За эти четверть часа надо что-то придумать. Попытка овладеть машинным залом лишь ускорит развязку. К тому же, как сообщали захваченные в плен охранники, комендант тяжело ранен. Он может включить проклятый рубильник, когда ему покажется, что силы его на исходе...
Конноли почувствовал себя лучше. Повязка, наложенная Штумпфом, остановила кровь.
Но кто это так назойливо скулит под столом? А, это старый Шмерцкопф'
- Ну что, старина? Конец? По крайней мере, много шума... Я думаю, что сам фюрер не имел такой отходной... Что с вами, Шмерцкопф? Вы стоите на коленях, почтенный инженер-полковник? Где Карл?
Шмерцкопф забормотал:
- Карл Штумпф ушел. Он воспользовался подземным ходом и теперь, вероятно, в безопасности. Я бежал за ним, но отстал... Там толпа... Они окружили машинный зал... Они ищут провода...
Конноли засмеялся, и смех его напоминал визг напильника.
- Дурачье! Кто же будет устраивать такое приспособление на проводах?! Вот вы, герр Шмерцкопф - инженер, но ведь и вы не знаете, что здесь беспроволочное зажигание. Ха-ха... - Конноли поднес руку с часами к глазам. - Ну-с, осталось девять с половиной минут.
Он жестом приказал Шмерцкопфу отойти и снова включил микрофон.
- Эй, презренные рабы! Осталось девять с половиной минут! Чтобы каждый чувствовал приближение смерти, я буду отсчитывать минуты!.. Итак... Девять минут!
Он ждал воплей, но за стенами машинного зала было необычайно тихо.
- Восемь минут! - сказал Конноли. - Моя рука на рубильнике.
Кто-то негромко постучал в дверь. Голос, полный достоинства, произнес:
- Здесь командующий восставшими - русский, которого вы обозначали номером четыре тысячи триста шестьдесят девять. Я предлагаю вам сдаться.
- Сдаться? - засмеялся Конноли. - Вы у меня сейчас запляшете... Семь минут...
Он ожидал негодующего ответа, новой попытки пробить стену машинного зала, но снаружи была тишина.
- Я умоляю вас, - воскликнул трясущийся Шмерцкопф, - начните переговоры.
Казалось, Конноли не слышит его. Рука коменданта неподвижно лежала на рубильнике, его взгляд не отрывался от микрофона.
- Шесть минут...
- Но ведь это безумие! - Шмерцкопф топтался на месте, не решаясь броситься на коменданта. - Безумие! Я не хочу умирать! Я хочу жить! Жить!
- Умрешь, умрешь, - злорадно бросил ему Конноли. - Умрешь - и ничего не останется, и имени никто не вспомнит... Пять минут!
За стеною по-прежнему была тишина. Конноли объявил четыре минуты, три, две, одну...
Он нажал красный рубильник.
Подземный город перестал существовать.
...Повстанцы успели отбежать подальше от "чертова пальца". Когда до них из-под земли донесся глухой гул взрыва, они приветствовали его буйными криками.
Эвакуация из подземелья началась как только Конноли произнес "девять минут". Можно было только удивляться организованности, с какой эти люди покинули свою подземную тюрьму. Годами у них вытравливали чувство человеческого достоинства, заставляли забыть свое имя. И вот в минуту решающего испытания заключенные показали себя настоящими людьми: они уступали друг другу очередь, как чести, просили разрешения нести раненых... Не забыли вывести из обреченного Подземного города даже охранников.
Недавние каторжники знали, что своим освобождением они обязаны советскому офицеру. Это он не дал угаснуть в них огоньку разума. В последний момент, когда, казалось, ни для кого не было спасения, Раш одним выстрелом решил судьбу узников: Штумпф свалился к ногам бетонного римлянина, не успев воспользоваться открытой дверью. Тысячи людей прошли мимо него к свободе, солнцу и жизни.
Провалился в бездонную пропасть, образовавшуюся на месте ледяного купола, и "чертов палец". Подземный город - последний осколок "третьей империи" исчез в пучине.
Солнце! Люди смеялись и плакали, протягивая к нему руки. А оно чуть грело, босые ноги обжигал лед.
Они еще не сознавали всей опасности и трудности своего положения.
Раш шел молча. Он понимал, что если они не получат помощи, всем грозит гибель в ледяной пустыне.
Вдруг Раш увидел - или это ему почудилось? - что от солнца отделилась какая-то частица и понеслась к земле, к ним. Частица эта росла, приближалась и вот уже стали видны очертания чудесной машины. Над ней пылал красный флаг.
Ледовые просторы, никогда раньше не видавшие такого количества людей, огласились могучими криками, вырвавшимися из тысячи грудей на десятках языков:
- Да здравствует СССР!
- Да здравствуют Советы!
Повстанцы подхватили на руки своего командира и подняли его навстречу машине.
Это был летательный аппарат неизвестной конструкции. Солнце обливало его золотым сиянием.
Машина опустилась на лед. Ее окружили заросшие, оборванные люди. Они были бы страшны, если бы в их глазах не светилась радость.
Первым из машины вышел Гарри. Увидев Раша, он бросился к нему, прижал к груди.
Вслед за Гарри из "Светолета" вышел человек небольшого роста, бледный, одетый в меховый комбинезон. Эта был Паульсен. Он долго смотрел в ту сторону, где раньше высилась одинокая скала, а теперь зияла воронка. Потом покачал головой:
- Конец Подземному городу... Конец...
Паульсен увидел Раша и подошел к нему с таким видом, будто они расстались только час назад.
- Здравствуйте, товарищ!
- Здравствуйте, профессор! Я очень рад видеть вас живым... Я думал - вас убили.
- Меня спасли ваши соотечественники. Вы очень счастливый человек. У вас такая родина, такие люди! У меня... Не знаю, что ждет меня дома, не знаю...
Но Раш уже его не слышал. Он взглянул на тех, кто подошел к нему вслед за Паульсеном, и схватился рукой за грудь. Все поплыло перед глазами. Он пошатнулся. Чьи-то сильные руки подхватили его.
- Лев... Устин... - еле слышно прошептали его побелевшие губы. - Откуда вы?..
И ему показалось, что прошло очень много времени, прежде чем донесся до него взволнованный, радостный крик:
- Отец!
"Западная цивилизация"
Генерал Гробз, командующий арктическими базами вооруженных сил Монии, только забылся первым сном, а его уже разбудил адъютант. Генерала вызывали на радиостанцию. Накинув поверх пижамы доху, генерал проследовал к нетерпеливо ожидавшему его радисту-оператору. Генерал был не в духе. У него после обильного вечернего возлияния немилосердно трещала голова.
- В чем дело? - хмуро бросил он.
- Господин генерал, вас вызывает начальник советской экспедиции...
- Какой советской экспедиции? - не понял Гробз. - Что за начальник?
- По-видимому, тот самый, что сообщил о девятнадцати наших гражданах кандидат Солнцев.
- Солнцев? Гм... - генерал потер лоб, но ничего не вспомнил. - Передайте: генерал Гробз у аппарата.
- Есть, господин генерал... Совершенно верно, Солнцев. Вот его ответ: "У аппарата начальник советской экспедиции, кандидат технических наук Солнцев".
- Гм, - пробормотал генерал, разглядывая пепел на сигаре. - Что ему нужно?
- Солнцев сообщает: "Час тому назад из Подземного города освободились 8316 военнопленных. Среди них 714 солдат и 62 офицера вашей армии... Подземный город взорван комендантом... Раздетые и босые люди на льду. Помощь из СССР прибудет утром. Прошу выслать самолеты за вашими соотечественниками, остальным помочь теплой одеждой, медикаментами, провизией".
- Что-о? - закричал генерал. - Подземный город взорван? Комендантом?! Да как он смел, немецкая свинья... Нет, нет, - опомнился он, - этого не передавайте. Сообщите этому Солнцеву: "Командование монийскими вооруженными силами в Арктике ничего не знает о Подземном городе. Командование просит сообщить: кем, когда, за каким номером и за чьей подписью выдано вам разрешение на полет и посадку в этом секторе Арктики, и выражает искреннее сожаление, что советская экспедиция до сих пор не нанесла визита. Просим также точно указать, о каких именно военнопленных идет речь". Передали?
- Так точно... Он отвечает: "Ставлю в известность генерала Гробза, что нахожусь на острове, открытом русским мореплавателем, но до сих пор не нанесенном на карты. Полеты производил с разрешения правительства страны, которой принадлежит этот сектор Арктики. Считаю своей приятной обязанностью в ближайшем времени лично засвидетельствовать генералу Гробзу свое глубокое уважение".
- Нахал! Нет, нет, этого не передавайте. Передайте: "Если вы утверждаете, что утром прибудет помощь из СССР, значит, так называемые военнопленные освобождены давно, иначе помощь не могла бы так быстро прибыть. Почему же вы только сегодня ставите меня об этом в известность?" Что он отвечает?
- Он отвечает, что военнопленные не освобождены, а освободились час тому назад сами.
- Кого он морочит! Передайте: "Генерал не верит в чудеса". И еще передайте: "Через три часа к вам прибудет представитель командования".
Генерал отправился домой. Настроение его еще больше ухудшилось. Русские узнали о существовании острова Полярного Робинзона. Подземный город перестал существовать... За такие дела генерала Гробза по головке не погладят...
Дома он понял, что сделал ошибку, и бросился к телефону.
- Радиорубку!.. Дежурный! Мы забыли запросить координаты этой русской экспедиции. А то если... Запомните сами и передайте всем: мы об этом острове ничего не знаем.
Проклятая служба! И дернул же его черт согласиться на этот пост в Арктике! Теперь прощай, карьера...
Наконец радист сообщил, где искать русских. Генерал отдал распоряжение отправить туда реактивный самолет и снова лег в постель.
...Освобожденные, в том числе и граждане "великой страны монийской цивилизации", чтобы как-нибудь согреться в ожидании самолетов, пели и плясали... Они были голодны, многие еле держались на ногах. Но всех пьянила радость свободы, счастье предстоящего возвращения на родину.
Издали донеслось чуть слышное гудение. Вскоре оно усилилось. И вот уже на горизонте засверкала серебряная точка. Две струи молочного тумана чертили след приближавшегося самолета. Через несколько минут он опустился на морской лед и подрулил к берегу. Люди в лохмотьях побежали к самолету. Из машины выскочили солдаты и выстроились в ряд.
- Стойте! - закричал высокий сухопарый офицер.
Освобожденные топтались в недоумении - никто не посмел приблизиться к самолету.
Пять откормленных солдат вместо приветствия направили на толпу оружие. Тысячной толпе ничего не стоило раздавить их. Но ведь это монийские ребята такие, какими когда-то были и они, освобожденные...
Наконец сухопарый офицер скомандовал:
- Граждане Монии! Отделитесь от прочих. Кто разделяет программу красных, отойдите вправо. Кто не разделяет этой программы, останьтесь на месте...
Подавленные люди не двигались. Они смотрели на своих соотечественников и молчали. Но вот кто-то закричал:
- Мы хотим домой! К семьям! Нам нужен отдых! Нам нужны жилье, одежда, пища. О программах поговорим дома!
- Правильно! - подхватили остальные. - Сначала домой! Мы этого заслужили!
- Понятно, - зло бросил офицер. - Я доложу генералу.
Он сделал знак, солдаты, пятясь и не опуская автоматов, вошли в кабину. Самолет сорвался с места и вскоре исчез за горизонтом...
Генерал все еще ворочался в постели, то и дело зажигал потухавшую сигару и проклинал свою службу. Четыре тягучих удара больших стенных часов напомнили ему, что самолету пора вернуться.
Генерал снял телефонную трубку:
- Майор Ренкин прибыл?
- Только что, господин генерал!
- Передайте ему, что я его жду.
Вскоре майор, похожий на спицу, прошел в кабинет. Генерал показал ему на кресло и предложил сигару. Ароматный дым листьев, выращенных рабами на Кубе, поднялся под потолок уютного монийского коттеджа, завезенного на лед Арктики.
- Рассказывайте, что видели.
- Немного, господин генерал! Русские, как известно, не особенно любят показывать...
- Понятно... А Подземный город?
- Насколько я понимаю, его больше нет.
- Подробности?
- О! И близко не пустили!.. Не успела машина приземлиться, как к нам кинулась толпа оборванцев. Блокировали самолет, не дали и шагу ступить! Пришлось прибегнуть к авторитету оружия, чтобы удержать их на расстоянии...
- Что за народ?
- Называют себя гражданами Монии. Но еще почище тех, что во времена кризиса бродили с семьями по дорогам...
- Беседовали с ними?
- Пробовал... Какая же беседа с толпой?
- Это правильно, - глубокомысленно изрек генерал. - С толпой разговор один...
- По-моему, - продолжал майор, - если они и были когда-то монийцами, то теперь весьма далеки от нашего представления о типе подлинного гражданина. Это одичавшие, неистово орущие оборванцы.
- Что же они кричали? - полюбопытствовал генерал.
- "Домой! К семьям! Пищи! Крова!"
- Вы действовали вполне правильно, майор! Благодарю вас. Идите отдыхать... Впрочем, скажите, этого самого кандидата Солнцева вы видели?
- Нет, не пришлось.
- Отлично. Я вас больше не задерживаю.
Майор ушел спать, но генерал в ту ночь не сомкнул глаз. Он вызвал адъютанта и начал диктовать секретное донесение в Ивертон. "
...В дополнение к донесению No027 о появлении в районе расположения наших баз летательных машин неизвестной национальной принадлежности, обладающих способностью становиться невидимыми, доношу: национальная принадлежность машин установлена. Машины принадлежат СССР. В отношении положения на рудниках доношу, что в результате восстания перемещенных лиц, причины которого я еще не выяснил, работы прекращены, шахты взорваны и затоплены. Рабочие буйствуют. Некто Солнцев, именующий себя начальником научной советской экспедиции, настойчиво предлагает принять около восьмисот перемещенных, являющихся якобы гражданами нашей страны. Утверждение в высшей степени сомнительное, никакими документами не подтвержденное, основанное только на личных заявлениях перемещенных. Поведение вышеуказанных перемещенных свидетельствует о том, что все они распропагандированы русскими большевиками. Считаю допущение подобных элементов в Монию нежелательным и прошу немедленных указаний.
Генерал Гробз".
Около пяти часов утра это донесение, тщательно зашифрованное, было передано на радиостанцию.
Генерал не рассчитывал получить ответ ранее двенадцати. Но ответная шифровка прибыла уже через час. "
Обстановка сложная. Граждан Монии необходимо вывезти из Арктики, чтобы не дать козырных карт оппозиционным партиям. Организуйте тайную отправку монийцев проверенными пилотами в Клайд, Кардия. Кардийское правительство сохранит тайну. Рассчитываем на вашу оперативность. Исполнение донести к семнадцати часам".
Генерал чувствовал себя так, словно провалился в ледяную воду. Он долго пожимал плечами. Потом замешал двойную порцию любимой винной смеси, проглотил и пошел на радиостанцию.
Когда Солнцева вызвали к аппарату, генерал приказал передать, что готов принять лиц, претендующих на монийское подданство, и что первые самолеты прибудут за ними через два часа. Солнцев ответил, что его это мало касается, что он - лицо постороннее, случайно оказавшее помощь освободившимся, передал о положении их на базу, но теперь, как ему кажется, есть основание опасаться, как бы освободившиеся не отказались от услуг военной администрации Монии: первая встреча их очень оскорбила... Во всяком случае, они уже обратились по радио к мировой общественности и ждут ее помощи...
Берет на голове генерала поднялся конусом. Скандал на весь мир! Бесславный конец блестящей карьеры! Теперь его непременно выбросят на свалку - и поделом! Никто не станет держать кота, если он не ловит мышей.
Но по дороге домой генерал вдруг сообразил, что еще не все потеряно: в этом деле у него, оказывается, имеется сильный союзник - "Общество дальних исследований". Оно больше чем кто-либо заинтересовано в недопущении огласки и скандала... А "Дальние исследования" - это сила!
Вот почему в то суматошное утро так рано, еще в постели потревожили мудрого марабу Чарлея Гастингса. Он долго отмахивался своим пуховым колпаком, но в конце концов секретарю удалось разбудить патрона. Тот рывком сел на кровати и закричал:
- Какого черта! Где горит?
- Ничего не горит! Важные новости из Арктики, - ответил секретарь.
- Неужели Джонни нашелся?!
- Хуже!
- Что - хуже? Кто вам сказал, что я не желаю возвращения Джонни?
Секретарь молча протянул радиограмму генерала.
- Опять эти красные дьяволы! - в бешенстве воскликнул Чарлей. - Самолет!
Однако он быстро овладел собой и сказал секретарю:
- Звоните репортерам! Пусть парни заработают.
Через пятнадцать минут в кабинете Гастингса состоялась широкая пресс-конференция, через двадцать девять минут на столы заведующих отделами информации всех крупных монийских редакций поступили статьи о происках в Арктике русских.
Со всех сторон летят самолеты
Некоторое время отец и сын молча глядели друг на друга. Лев держал в своей руке огрубевшую руку отца, а в памяти возникало ощущение ее теплоты и нежности, не изгладившееся со времени детства. Не нужно было - и не хотелось говорить. Они были беспредельно счастливы без слов. Да и какими словами выразить их чувства! Отец нашел Родину, сына, свободу. Сын вновь обрел любящего и любимого отца, самого родного, самого близкого человека, самого честного и преданного друга.
Их оставили одних в кабине "Светолета". Они сидели, держась за руки, глядя друг другу в глаза. Наконец, отец встал.
- Как воевал?
Леонид Иванович знал, что его сын не мог воевать плохо, но хотел, чтобы тот сам сказал об этом.
Лев молча расстегнул на груди комбинезон. Под ним блеснули ордена.
Леонид Иванович одобрительно кивнул головой и гордо улыбнулся.
- Что делаешь?
Лев обвел взглядом кабину "Светолета".
- Вижу, - сказал Леонид Иванович, - машина эта какая-то особенная...
- Да, таких еще не было.
Лев стал объяснять отцу, что представляет собой "Светолет".
Выслушав сына, Леонид Иванович пожал ему руку:
- Спасибо.
- Тебе спасибо, отец, - с чувством произнес Лев. - Всеми моими успехами я обязан партии и тебе.
Они опять замолчали.
Лев спохватился.
- Здесь, на льду, должны произойти события, можно сказать, мирового масштаба, а ты в таком виде! Садись-ка сюда, поближе к окну. Сейчас займемся твоим туалетом.
Лев достал бритву.
...Надя вошла в кабину без стука и смутилась: там оказался какой-то незнакомец. Высокий худощавый человек с мужественным, усталым лицом протянул к ней руки. И Надя тотчас сообразила: ведь это Леонид Иванович! Только побритый и переодетый.
- Здравствуйте, Леонид Иванович! Еще раз... - Надя пожала протянутую руку и вдруг крепко обняла своего свекра.
Снаружи нарастал шум. Надя вспомнила, что пришла по делу.
- Лева, мы переводим народ на отмель. Там по крайней мере мох - не так будут обмораживать ноги... Нашли плавник, сейчас разожгут костры...
- Ну, как там новый комендант? - спросил Лев.
- О, Гарри молодец! Знаешь, до чего он додумался? Одобришь ли ты? Приказал снять обувь с охранников и отдать ее обмороженным...
- Мера по сути своей справедливая, - сказал Лев, - но... Я, право, и сам не знаю, что в данных условиях хорошо, что плохо... Скажи Гарри, Надя, чтобы он заставил охранников вырыть несколько землянок и пусть на кострах греют докрасна камни... Этими камнями можно обогревать землянки. А в землянках надо разместить самых слабых. Кстати, как проявляет себя начальник санитарной части?
- Профессор Паульсен весь отдался своему делу. Он организовал санитарную дружину, делает все, что может... Но нет медикаментов, теплой одежды, пищи...
- Пусть не падают духом, - сказал Лев, - скоро все будет.
Солнцев поднял машину в воздух, чтобы перелететь поближе к новому лагерю.
Не успел "Светолет II" приземлиться, как из облаков вынырнул "Светолет III" и сел рядом. Лев и инженер Федоров вышли из кабин одновременно и бросились друг к другу. Потом Федоров приложил руку к шлему и отрапортовал:
- Товарищ начальник экспедиции! Доставил, сколько мог, медикаментов, теплой одежды, пищевых концентратов и табаку. Со мной прибыли врач и пять медицинских сестер.
Началась предварительная регистрация освобожденных. Было выявлено несколько человек, захваченных командой "Мафусаила" с потопленного ею австралийского парохода "Стивен Пайк". Эти люди показали, что в их камере находилось свыше ста таких жертв пиратов. Но почти все они отказались работать. Их куда-то увели, и дальнейшая их судьба неизвестна.
Леонид Солнцев повел людей на заготовку плавника. Всем вдруг захотелось работать. Недавние пленники тяжело трудились все эти годы на подземной каторге, но на себя, на своих друзей давно не работали. Теперь каждый спорил из-за топора, кирки. Огромные обледенелые бревна, принесенные морскими течениями и пролежавшие здесь, может быть, сотни лет, в несколько минут превратились в щепы. На берегу запылали яркие костры...
Через несколько часов грозный рев заполнил небо. Над толпой, звеньями по четыре, кружились десятки самолетов с красными звездами на крыльях. Освобожденные поднимали к ним руки, плясали. Все выкрикивали:
- Сла-ва Со-ве-там! Сла-ва Со-ве-там! Слава Рос-сии!
Казалось, и вековой лед, и суровые скалы повторяют этот тысячеголосый торжествующий клич.
Лев Солнцев и Федоров, переговорив по радио с командиром флотилии, начали расчищать с помощью "Светолетов" аэродром. Пилоты самолетов, которые кружились над лагерем в ожидании сигнала с земли на посадку, видели, как две колбы на лыжах носились по морскому льду во всех направлениях. Толпы лохматых людей дружно убирали льдины, только что подрезанные аппаратами "Светолетов".
Через пятнадцать минут, к радостному удивлению полковника, командовавшего воздушной флотилией, аэродром был готов, и сорок транспортных самолетов приземлились невдалеке от берега
Освобожденные бросились к машинам. Летчиков начали качать, и качали бы долго, но тут новое событие привлекло общее внимание: сорок первым из облаков выполз двухмоторный аэроплан. На крыльях были опознавательные знаки монийской авиации. Толпа окружила его раньше, чем он остановился на льду.
Из машины вышли два человека, очень тепло и солидно одетые. Они постояли, ожидая, очевидно, приветствий и расспросов. Но освобожденные бросали на них угрюмые взгляды.
В это время подоспел Гарри.
- Алло, парень, - обратился к нему один из прибывших. - Вы, кажется, из Монии? Как поживаете среди льдов?
- Ничего, господа, я чувствую себя прекрасно, - в тон ответил Гарри. - Что скажете?
- Мы - представители широкой монийской общественности. Нам стало известно о ваших злоключениях - и вот мы здесь. Как видите, наша демократическая общественность не заставляет себя долго ждать. Я хочу побеседовать с монийцами. Я - председатель "Общества мирного устройства ветеранов войны".
И вот при каких обстоятельствах им суждено расстаться... Конноли слышит, как сморкается за пультом Карл Штумпф. Раненому доставляют удовольствие эти звуки: хоть одно существо оплакивает его смерть...
За стенами зала поднялся шум. Это повстанцы ворвались на административный горизонт... Они окружают машинный зал. Отлично!
Первое движение: поворот выключателя - и стальная дверь замкнута токами намертво.
Второе движение: микрофон. Конноли стал говорить, и с каждым словом голос его крепнул:
- Внимание! Говорит комендант Подземного города! Моя рука на красном рубильнике. Это значит, что от малейшего моего усилия все взлетит к чертям вместе с вами! Мне жизнь недорога, мне жить осталось не больше часа. Но вы составите мне веселую компанию на тот свет. Итак, пятнадцать минут! Пятнадцать минут срока! Если в течение этого времени вы не выдадите зачинщиков и не сложите оружия - смерть! И еще предупреждаю: первая попытка воспрепятствовать мне ускорит конец! Моя рука на красном рубильнике!
Стальной цилиндр машинного зала загудел от тяжелых ударов.
- Предупреждаю - смерть! - повторил Конноли.
Стало тихо. Лишь сталь продолжала дрожать, и от этого в ушах Конноли звенело. Полумертвый, обескровленный, он снова испытывал величайшее наслаждение, доступное хищнику: он по-прежнему владеет многими тысячами жизней.
Конноли окликнул Штумпфа. Тот не замедлил склониться над ним.
- Я здесь, я слушаю вас, дорогой патрон!
- Карл, тайный выход ведет из главной галереи, налево от центрального ствола, в пещеру в "чертовом пальце". Дверь в галерее скульптурная. Придавишь левый сосок фигуры римлянина, наступишь на левую стопу - и она отодвинется. Не теряя времени, спеши к морю. Там должен быть самолет господина Блекпига.
Конноли закрыл на секунду глаза. Ноздри его были прозрачны и перестали сжиматься. Штумпф глядел на него и шептал:
- Умер, умер...
Но комендант вдруг вздохнул и снова заговорил:
- Хорошо бы отправиться в последний путь вместе с дорогим компаньоном... Это, впрочем, все шутки. Я думаю, мой друг, что тебе лучше всего сейчас немедленно покинуть Подземный город... Воспользуйся выходом из машинного зала, расположенным под компрессором номер семь. Разорви на себе одежду, вымажься мазутом, чтобы бунтовщики приняли тебя за своего. Ну, прощай, Карл!
Он пожал руку своему питомцу.
Исход из подземного города
Ценою колоссального напряжения воли, с помощью всех помощников Рашу удалось добиться тишины. Он понимал, что предупреждение коменданта не пустая угроза. Через пятнадцать минут Подземный город взлетит в воздух или провалится в преисподнюю. За эти четверть часа надо что-то придумать. Попытка овладеть машинным залом лишь ускорит развязку. К тому же, как сообщали захваченные в плен охранники, комендант тяжело ранен. Он может включить проклятый рубильник, когда ему покажется, что силы его на исходе...
Конноли почувствовал себя лучше. Повязка, наложенная Штумпфом, остановила кровь.
Но кто это так назойливо скулит под столом? А, это старый Шмерцкопф'
- Ну что, старина? Конец? По крайней мере, много шума... Я думаю, что сам фюрер не имел такой отходной... Что с вами, Шмерцкопф? Вы стоите на коленях, почтенный инженер-полковник? Где Карл?
Шмерцкопф забормотал:
- Карл Штумпф ушел. Он воспользовался подземным ходом и теперь, вероятно, в безопасности. Я бежал за ним, но отстал... Там толпа... Они окружили машинный зал... Они ищут провода...
Конноли засмеялся, и смех его напоминал визг напильника.
- Дурачье! Кто же будет устраивать такое приспособление на проводах?! Вот вы, герр Шмерцкопф - инженер, но ведь и вы не знаете, что здесь беспроволочное зажигание. Ха-ха... - Конноли поднес руку с часами к глазам. - Ну-с, осталось девять с половиной минут.
Он жестом приказал Шмерцкопфу отойти и снова включил микрофон.
- Эй, презренные рабы! Осталось девять с половиной минут! Чтобы каждый чувствовал приближение смерти, я буду отсчитывать минуты!.. Итак... Девять минут!
Он ждал воплей, но за стенами машинного зала было необычайно тихо.
- Восемь минут! - сказал Конноли. - Моя рука на рубильнике.
Кто-то негромко постучал в дверь. Голос, полный достоинства, произнес:
- Здесь командующий восставшими - русский, которого вы обозначали номером четыре тысячи триста шестьдесят девять. Я предлагаю вам сдаться.
- Сдаться? - засмеялся Конноли. - Вы у меня сейчас запляшете... Семь минут...
Он ожидал негодующего ответа, новой попытки пробить стену машинного зала, но снаружи была тишина.
- Я умоляю вас, - воскликнул трясущийся Шмерцкопф, - начните переговоры.
Казалось, Конноли не слышит его. Рука коменданта неподвижно лежала на рубильнике, его взгляд не отрывался от микрофона.
- Шесть минут...
- Но ведь это безумие! - Шмерцкопф топтался на месте, не решаясь броситься на коменданта. - Безумие! Я не хочу умирать! Я хочу жить! Жить!
- Умрешь, умрешь, - злорадно бросил ему Конноли. - Умрешь - и ничего не останется, и имени никто не вспомнит... Пять минут!
За стеною по-прежнему была тишина. Конноли объявил четыре минуты, три, две, одну...
Он нажал красный рубильник.
Подземный город перестал существовать.
...Повстанцы успели отбежать подальше от "чертова пальца". Когда до них из-под земли донесся глухой гул взрыва, они приветствовали его буйными криками.
Эвакуация из подземелья началась как только Конноли произнес "девять минут". Можно было только удивляться организованности, с какой эти люди покинули свою подземную тюрьму. Годами у них вытравливали чувство человеческого достоинства, заставляли забыть свое имя. И вот в минуту решающего испытания заключенные показали себя настоящими людьми: они уступали друг другу очередь, как чести, просили разрешения нести раненых... Не забыли вывести из обреченного Подземного города даже охранников.
Недавние каторжники знали, что своим освобождением они обязаны советскому офицеру. Это он не дал угаснуть в них огоньку разума. В последний момент, когда, казалось, ни для кого не было спасения, Раш одним выстрелом решил судьбу узников: Штумпф свалился к ногам бетонного римлянина, не успев воспользоваться открытой дверью. Тысячи людей прошли мимо него к свободе, солнцу и жизни.
Провалился в бездонную пропасть, образовавшуюся на месте ледяного купола, и "чертов палец". Подземный город - последний осколок "третьей империи" исчез в пучине.
Солнце! Люди смеялись и плакали, протягивая к нему руки. А оно чуть грело, босые ноги обжигал лед.
Они еще не сознавали всей опасности и трудности своего положения.
Раш шел молча. Он понимал, что если они не получат помощи, всем грозит гибель в ледяной пустыне.
Вдруг Раш увидел - или это ему почудилось? - что от солнца отделилась какая-то частица и понеслась к земле, к ним. Частица эта росла, приближалась и вот уже стали видны очертания чудесной машины. Над ней пылал красный флаг.
Ледовые просторы, никогда раньше не видавшие такого количества людей, огласились могучими криками, вырвавшимися из тысячи грудей на десятках языков:
- Да здравствует СССР!
- Да здравствуют Советы!
Повстанцы подхватили на руки своего командира и подняли его навстречу машине.
Это был летательный аппарат неизвестной конструкции. Солнце обливало его золотым сиянием.
Машина опустилась на лед. Ее окружили заросшие, оборванные люди. Они были бы страшны, если бы в их глазах не светилась радость.
Первым из машины вышел Гарри. Увидев Раша, он бросился к нему, прижал к груди.
Вслед за Гарри из "Светолета" вышел человек небольшого роста, бледный, одетый в меховый комбинезон. Эта был Паульсен. Он долго смотрел в ту сторону, где раньше высилась одинокая скала, а теперь зияла воронка. Потом покачал головой:
- Конец Подземному городу... Конец...
Паульсен увидел Раша и подошел к нему с таким видом, будто они расстались только час назад.
- Здравствуйте, товарищ!
- Здравствуйте, профессор! Я очень рад видеть вас живым... Я думал - вас убили.
- Меня спасли ваши соотечественники. Вы очень счастливый человек. У вас такая родина, такие люди! У меня... Не знаю, что ждет меня дома, не знаю...
Но Раш уже его не слышал. Он взглянул на тех, кто подошел к нему вслед за Паульсеном, и схватился рукой за грудь. Все поплыло перед глазами. Он пошатнулся. Чьи-то сильные руки подхватили его.
- Лев... Устин... - еле слышно прошептали его побелевшие губы. - Откуда вы?..
И ему показалось, что прошло очень много времени, прежде чем донесся до него взволнованный, радостный крик:
- Отец!
"Западная цивилизация"
Генерал Гробз, командующий арктическими базами вооруженных сил Монии, только забылся первым сном, а его уже разбудил адъютант. Генерала вызывали на радиостанцию. Накинув поверх пижамы доху, генерал проследовал к нетерпеливо ожидавшему его радисту-оператору. Генерал был не в духе. У него после обильного вечернего возлияния немилосердно трещала голова.
- В чем дело? - хмуро бросил он.
- Господин генерал, вас вызывает начальник советской экспедиции...
- Какой советской экспедиции? - не понял Гробз. - Что за начальник?
- По-видимому, тот самый, что сообщил о девятнадцати наших гражданах кандидат Солнцев.
- Солнцев? Гм... - генерал потер лоб, но ничего не вспомнил. - Передайте: генерал Гробз у аппарата.
- Есть, господин генерал... Совершенно верно, Солнцев. Вот его ответ: "У аппарата начальник советской экспедиции, кандидат технических наук Солнцев".
- Гм, - пробормотал генерал, разглядывая пепел на сигаре. - Что ему нужно?
- Солнцев сообщает: "Час тому назад из Подземного города освободились 8316 военнопленных. Среди них 714 солдат и 62 офицера вашей армии... Подземный город взорван комендантом... Раздетые и босые люди на льду. Помощь из СССР прибудет утром. Прошу выслать самолеты за вашими соотечественниками, остальным помочь теплой одеждой, медикаментами, провизией".
- Что-о? - закричал генерал. - Подземный город взорван? Комендантом?! Да как он смел, немецкая свинья... Нет, нет, - опомнился он, - этого не передавайте. Сообщите этому Солнцеву: "Командование монийскими вооруженными силами в Арктике ничего не знает о Подземном городе. Командование просит сообщить: кем, когда, за каким номером и за чьей подписью выдано вам разрешение на полет и посадку в этом секторе Арктики, и выражает искреннее сожаление, что советская экспедиция до сих пор не нанесла визита. Просим также точно указать, о каких именно военнопленных идет речь". Передали?
- Так точно... Он отвечает: "Ставлю в известность генерала Гробза, что нахожусь на острове, открытом русским мореплавателем, но до сих пор не нанесенном на карты. Полеты производил с разрешения правительства страны, которой принадлежит этот сектор Арктики. Считаю своей приятной обязанностью в ближайшем времени лично засвидетельствовать генералу Гробзу свое глубокое уважение".
- Нахал! Нет, нет, этого не передавайте. Передайте: "Если вы утверждаете, что утром прибудет помощь из СССР, значит, так называемые военнопленные освобождены давно, иначе помощь не могла бы так быстро прибыть. Почему же вы только сегодня ставите меня об этом в известность?" Что он отвечает?
- Он отвечает, что военнопленные не освобождены, а освободились час тому назад сами.
- Кого он морочит! Передайте: "Генерал не верит в чудеса". И еще передайте: "Через три часа к вам прибудет представитель командования".
Генерал отправился домой. Настроение его еще больше ухудшилось. Русские узнали о существовании острова Полярного Робинзона. Подземный город перестал существовать... За такие дела генерала Гробза по головке не погладят...
Дома он понял, что сделал ошибку, и бросился к телефону.
- Радиорубку!.. Дежурный! Мы забыли запросить координаты этой русской экспедиции. А то если... Запомните сами и передайте всем: мы об этом острове ничего не знаем.
Проклятая служба! И дернул же его черт согласиться на этот пост в Арктике! Теперь прощай, карьера...
Наконец радист сообщил, где искать русских. Генерал отдал распоряжение отправить туда реактивный самолет и снова лег в постель.
...Освобожденные, в том числе и граждане "великой страны монийской цивилизации", чтобы как-нибудь согреться в ожидании самолетов, пели и плясали... Они были голодны, многие еле держались на ногах. Но всех пьянила радость свободы, счастье предстоящего возвращения на родину.
Издали донеслось чуть слышное гудение. Вскоре оно усилилось. И вот уже на горизонте засверкала серебряная точка. Две струи молочного тумана чертили след приближавшегося самолета. Через несколько минут он опустился на морской лед и подрулил к берегу. Люди в лохмотьях побежали к самолету. Из машины выскочили солдаты и выстроились в ряд.
- Стойте! - закричал высокий сухопарый офицер.
Освобожденные топтались в недоумении - никто не посмел приблизиться к самолету.
Пять откормленных солдат вместо приветствия направили на толпу оружие. Тысячной толпе ничего не стоило раздавить их. Но ведь это монийские ребята такие, какими когда-то были и они, освобожденные...
Наконец сухопарый офицер скомандовал:
- Граждане Монии! Отделитесь от прочих. Кто разделяет программу красных, отойдите вправо. Кто не разделяет этой программы, останьтесь на месте...
Подавленные люди не двигались. Они смотрели на своих соотечественников и молчали. Но вот кто-то закричал:
- Мы хотим домой! К семьям! Нам нужен отдых! Нам нужны жилье, одежда, пища. О программах поговорим дома!
- Правильно! - подхватили остальные. - Сначала домой! Мы этого заслужили!
- Понятно, - зло бросил офицер. - Я доложу генералу.
Он сделал знак, солдаты, пятясь и не опуская автоматов, вошли в кабину. Самолет сорвался с места и вскоре исчез за горизонтом...
Генерал все еще ворочался в постели, то и дело зажигал потухавшую сигару и проклинал свою службу. Четыре тягучих удара больших стенных часов напомнили ему, что самолету пора вернуться.
Генерал снял телефонную трубку:
- Майор Ренкин прибыл?
- Только что, господин генерал!
- Передайте ему, что я его жду.
Вскоре майор, похожий на спицу, прошел в кабинет. Генерал показал ему на кресло и предложил сигару. Ароматный дым листьев, выращенных рабами на Кубе, поднялся под потолок уютного монийского коттеджа, завезенного на лед Арктики.
- Рассказывайте, что видели.
- Немного, господин генерал! Русские, как известно, не особенно любят показывать...
- Понятно... А Подземный город?
- Насколько я понимаю, его больше нет.
- Подробности?
- О! И близко не пустили!.. Не успела машина приземлиться, как к нам кинулась толпа оборванцев. Блокировали самолет, не дали и шагу ступить! Пришлось прибегнуть к авторитету оружия, чтобы удержать их на расстоянии...
- Что за народ?
- Называют себя гражданами Монии. Но еще почище тех, что во времена кризиса бродили с семьями по дорогам...
- Беседовали с ними?
- Пробовал... Какая же беседа с толпой?
- Это правильно, - глубокомысленно изрек генерал. - С толпой разговор один...
- По-моему, - продолжал майор, - если они и были когда-то монийцами, то теперь весьма далеки от нашего представления о типе подлинного гражданина. Это одичавшие, неистово орущие оборванцы.
- Что же они кричали? - полюбопытствовал генерал.
- "Домой! К семьям! Пищи! Крова!"
- Вы действовали вполне правильно, майор! Благодарю вас. Идите отдыхать... Впрочем, скажите, этого самого кандидата Солнцева вы видели?
- Нет, не пришлось.
- Отлично. Я вас больше не задерживаю.
Майор ушел спать, но генерал в ту ночь не сомкнул глаз. Он вызвал адъютанта и начал диктовать секретное донесение в Ивертон. "
...В дополнение к донесению No027 о появлении в районе расположения наших баз летательных машин неизвестной национальной принадлежности, обладающих способностью становиться невидимыми, доношу: национальная принадлежность машин установлена. Машины принадлежат СССР. В отношении положения на рудниках доношу, что в результате восстания перемещенных лиц, причины которого я еще не выяснил, работы прекращены, шахты взорваны и затоплены. Рабочие буйствуют. Некто Солнцев, именующий себя начальником научной советской экспедиции, настойчиво предлагает принять около восьмисот перемещенных, являющихся якобы гражданами нашей страны. Утверждение в высшей степени сомнительное, никакими документами не подтвержденное, основанное только на личных заявлениях перемещенных. Поведение вышеуказанных перемещенных свидетельствует о том, что все они распропагандированы русскими большевиками. Считаю допущение подобных элементов в Монию нежелательным и прошу немедленных указаний.
Генерал Гробз".
Около пяти часов утра это донесение, тщательно зашифрованное, было передано на радиостанцию.
Генерал не рассчитывал получить ответ ранее двенадцати. Но ответная шифровка прибыла уже через час. "
Обстановка сложная. Граждан Монии необходимо вывезти из Арктики, чтобы не дать козырных карт оппозиционным партиям. Организуйте тайную отправку монийцев проверенными пилотами в Клайд, Кардия. Кардийское правительство сохранит тайну. Рассчитываем на вашу оперативность. Исполнение донести к семнадцати часам".
Генерал чувствовал себя так, словно провалился в ледяную воду. Он долго пожимал плечами. Потом замешал двойную порцию любимой винной смеси, проглотил и пошел на радиостанцию.
Когда Солнцева вызвали к аппарату, генерал приказал передать, что готов принять лиц, претендующих на монийское подданство, и что первые самолеты прибудут за ними через два часа. Солнцев ответил, что его это мало касается, что он - лицо постороннее, случайно оказавшее помощь освободившимся, передал о положении их на базу, но теперь, как ему кажется, есть основание опасаться, как бы освободившиеся не отказались от услуг военной администрации Монии: первая встреча их очень оскорбила... Во всяком случае, они уже обратились по радио к мировой общественности и ждут ее помощи...
Берет на голове генерала поднялся конусом. Скандал на весь мир! Бесславный конец блестящей карьеры! Теперь его непременно выбросят на свалку - и поделом! Никто не станет держать кота, если он не ловит мышей.
Но по дороге домой генерал вдруг сообразил, что еще не все потеряно: в этом деле у него, оказывается, имеется сильный союзник - "Общество дальних исследований". Оно больше чем кто-либо заинтересовано в недопущении огласки и скандала... А "Дальние исследования" - это сила!
Вот почему в то суматошное утро так рано, еще в постели потревожили мудрого марабу Чарлея Гастингса. Он долго отмахивался своим пуховым колпаком, но в конце концов секретарю удалось разбудить патрона. Тот рывком сел на кровати и закричал:
- Какого черта! Где горит?
- Ничего не горит! Важные новости из Арктики, - ответил секретарь.
- Неужели Джонни нашелся?!
- Хуже!
- Что - хуже? Кто вам сказал, что я не желаю возвращения Джонни?
Секретарь молча протянул радиограмму генерала.
- Опять эти красные дьяволы! - в бешенстве воскликнул Чарлей. - Самолет!
Однако он быстро овладел собой и сказал секретарю:
- Звоните репортерам! Пусть парни заработают.
Через пятнадцать минут в кабинете Гастингса состоялась широкая пресс-конференция, через двадцать девять минут на столы заведующих отделами информации всех крупных монийских редакций поступили статьи о происках в Арктике русских.
Со всех сторон летят самолеты
Некоторое время отец и сын молча глядели друг на друга. Лев держал в своей руке огрубевшую руку отца, а в памяти возникало ощущение ее теплоты и нежности, не изгладившееся со времени детства. Не нужно было - и не хотелось говорить. Они были беспредельно счастливы без слов. Да и какими словами выразить их чувства! Отец нашел Родину, сына, свободу. Сын вновь обрел любящего и любимого отца, самого родного, самого близкого человека, самого честного и преданного друга.
Их оставили одних в кабине "Светолета". Они сидели, держась за руки, глядя друг другу в глаза. Наконец, отец встал.
- Как воевал?
Леонид Иванович знал, что его сын не мог воевать плохо, но хотел, чтобы тот сам сказал об этом.
Лев молча расстегнул на груди комбинезон. Под ним блеснули ордена.
Леонид Иванович одобрительно кивнул головой и гордо улыбнулся.
- Что делаешь?
Лев обвел взглядом кабину "Светолета".
- Вижу, - сказал Леонид Иванович, - машина эта какая-то особенная...
- Да, таких еще не было.
Лев стал объяснять отцу, что представляет собой "Светолет".
Выслушав сына, Леонид Иванович пожал ему руку:
- Спасибо.
- Тебе спасибо, отец, - с чувством произнес Лев. - Всеми моими успехами я обязан партии и тебе.
Они опять замолчали.
Лев спохватился.
- Здесь, на льду, должны произойти события, можно сказать, мирового масштаба, а ты в таком виде! Садись-ка сюда, поближе к окну. Сейчас займемся твоим туалетом.
Лев достал бритву.
...Надя вошла в кабину без стука и смутилась: там оказался какой-то незнакомец. Высокий худощавый человек с мужественным, усталым лицом протянул к ней руки. И Надя тотчас сообразила: ведь это Леонид Иванович! Только побритый и переодетый.
- Здравствуйте, Леонид Иванович! Еще раз... - Надя пожала протянутую руку и вдруг крепко обняла своего свекра.
Снаружи нарастал шум. Надя вспомнила, что пришла по делу.
- Лева, мы переводим народ на отмель. Там по крайней мере мох - не так будут обмораживать ноги... Нашли плавник, сейчас разожгут костры...
- Ну, как там новый комендант? - спросил Лев.
- О, Гарри молодец! Знаешь, до чего он додумался? Одобришь ли ты? Приказал снять обувь с охранников и отдать ее обмороженным...
- Мера по сути своей справедливая, - сказал Лев, - но... Я, право, и сам не знаю, что в данных условиях хорошо, что плохо... Скажи Гарри, Надя, чтобы он заставил охранников вырыть несколько землянок и пусть на кострах греют докрасна камни... Этими камнями можно обогревать землянки. А в землянках надо разместить самых слабых. Кстати, как проявляет себя начальник санитарной части?
- Профессор Паульсен весь отдался своему делу. Он организовал санитарную дружину, делает все, что может... Но нет медикаментов, теплой одежды, пищи...
- Пусть не падают духом, - сказал Лев, - скоро все будет.
Солнцев поднял машину в воздух, чтобы перелететь поближе к новому лагерю.
Не успел "Светолет II" приземлиться, как из облаков вынырнул "Светолет III" и сел рядом. Лев и инженер Федоров вышли из кабин одновременно и бросились друг к другу. Потом Федоров приложил руку к шлему и отрапортовал:
- Товарищ начальник экспедиции! Доставил, сколько мог, медикаментов, теплой одежды, пищевых концентратов и табаку. Со мной прибыли врач и пять медицинских сестер.
Началась предварительная регистрация освобожденных. Было выявлено несколько человек, захваченных командой "Мафусаила" с потопленного ею австралийского парохода "Стивен Пайк". Эти люди показали, что в их камере находилось свыше ста таких жертв пиратов. Но почти все они отказались работать. Их куда-то увели, и дальнейшая их судьба неизвестна.
Леонид Солнцев повел людей на заготовку плавника. Всем вдруг захотелось работать. Недавние пленники тяжело трудились все эти годы на подземной каторге, но на себя, на своих друзей давно не работали. Теперь каждый спорил из-за топора, кирки. Огромные обледенелые бревна, принесенные морскими течениями и пролежавшие здесь, может быть, сотни лет, в несколько минут превратились в щепы. На берегу запылали яркие костры...
Через несколько часов грозный рев заполнил небо. Над толпой, звеньями по четыре, кружились десятки самолетов с красными звездами на крыльях. Освобожденные поднимали к ним руки, плясали. Все выкрикивали:
- Сла-ва Со-ве-там! Сла-ва Со-ве-там! Слава Рос-сии!
Казалось, и вековой лед, и суровые скалы повторяют этот тысячеголосый торжествующий клич.
Лев Солнцев и Федоров, переговорив по радио с командиром флотилии, начали расчищать с помощью "Светолетов" аэродром. Пилоты самолетов, которые кружились над лагерем в ожидании сигнала с земли на посадку, видели, как две колбы на лыжах носились по морскому льду во всех направлениях. Толпы лохматых людей дружно убирали льдины, только что подрезанные аппаратами "Светолетов".
Через пятнадцать минут, к радостному удивлению полковника, командовавшего воздушной флотилией, аэродром был готов, и сорок транспортных самолетов приземлились невдалеке от берега
Освобожденные бросились к машинам. Летчиков начали качать, и качали бы долго, но тут новое событие привлекло общее внимание: сорок первым из облаков выполз двухмоторный аэроплан. На крыльях были опознавательные знаки монийской авиации. Толпа окружила его раньше, чем он остановился на льду.
Из машины вышли два человека, очень тепло и солидно одетые. Они постояли, ожидая, очевидно, приветствий и расспросов. Но освобожденные бросали на них угрюмые взгляды.
В это время подоспел Гарри.
- Алло, парень, - обратился к нему один из прибывших. - Вы, кажется, из Монии? Как поживаете среди льдов?
- Ничего, господа, я чувствую себя прекрасно, - в тон ответил Гарри. - Что скажете?
- Мы - представители широкой монийской общественности. Нам стало известно о ваших злоключениях - и вот мы здесь. Как видите, наша демократическая общественность не заставляет себя долго ждать. Я хочу побеседовать с монийцами. Я - председатель "Общества мирного устройства ветеранов войны".