- Пожалуйста, - сказал Гарри. - Вас давно ждут.
- Друзья и братья! - патетически обратился к толпе Чарлей Гастингс. Среди вас имеются наши соотечественники. К ним я обращаюсь в первую очередь с приветом от имени нашей демократии. Позвольте мне также приветствовать и вас, дорогие друзья из других стран, и поздравить с освобождением из плена. Великая восточная держава и на этот раз опередила нас, оказав вам первую помощь. Нам никому и в голову не могло придти, что здесь, среди вечных льдов Арктики, томятся наши соотечественники и друзья. Только люди Советского Союза, способные, как говорят, видеть сквозь землю, сумели открыть место вашей каторги. Невольно возникает вопрос: почему они сделали это открытие столь поздно - через много лет после войны? Кому это было выгодно?.. Впрочем, не будем сегодня задавать лишних вопросов. Сегодня мы скажем русским наше монийское спасибо...
С этими словами Гастингс снял шапку и помахал ею в сторону "Светолетов".
- Что-то больно хитро, - решил Рыбников. - Уж не провокация ли?
Вдвоем с Ирининым он протиснулся поближе к оратору, а тот, заметив их, воскликнул:
- Вот они, великодушные русские люди' Спасибо вам, благородным витязям, от имени западной цивилизации!..
- Благодарю за приветствие, - ответил ему Рыбников. - Я не уполномочен говорить от имени начальника экспедиции, а тем более от имени советского правительства. Я только скажу, что советские люди всегда выполняют свой долг... Мы находимся в Арктике с научной целью - испытываем новую машину. И вдруг встретили тут тысячи людей. Они только что вышли из-под земли, раздетые, босые. И непременно замерзли бы на этом льду. Как же не помочь?
Свою тираду Рыбников пытался произнести на английском языке, но это была настолько неудобоваримая речь, что Иринину пришлось повторить ее.
Чарлей Гастингс приложил руку к сердцу.
- Великое спасибо и земной поклон по русскому обычаю.
- Да что там, - буркнул Рыбников. - Мы выполнили свой долг, о чем же разговаривать!
Тем временем монийцы окружили "общественников" плотной стеной. Вперед вышел великан, точно вырубленный из камня. Он глядел некоторое время, прищурясь, на Гастингса, потом сказал:
- А ведь мы с вами встречались.
Чарлей обрадовался.
- Возможно, возможно, старина. Настоящие монийцы - народ подвижной... По сравнению со вселенной земной шар не так-то уж велик, а Мония, к сожалению, занимает еще совсем небольшую часть этого шарика. Свободно могли где-нибудь встретиться.
- Нет, нет, не где-нибудь, - продолжал гигант, - а в Иаертоне. Вы ведь Чарлей Гастингс.
- Совершенно верно, без единой опечатки.
- Ну, вот, - продолжал великан, - много лет тому назад вы были у нас на верфях уполномоченным профессионального союза...
- Был, как же! В далекой молодости... - мечтательно закатив глаза, произнес Чарлей. - Как приятно вспомнить!
- Плохая ваша молодость! Грязная! - отрубил великан. - Ведь это вы в двадцать девятом помогли хозяевам разделаться с двумя тысячами наших товарищей, а когда мы забастовали, вы продали забастовку... Попадись вы тогда нам, не представляли бы теперь монийскую общественность.
- Друг моей юности! - с широчайшей улыбкой воскликнул Чарлей Гастингс. Как приятно вспомнить давно ушедшие кипучие годы, с их ошибками и наивной верой. Возможно, что мои действия были не совсем правильны. Я стараюсь быть объективным. Я не оправдываюсь... Может быть, я поступил неправильно, уладив конфликт. Но тогда по молодости и неопытности мне казалось страшным допустить столкновение... Я боялся крови, рабочей крови!
Симпатии освобожденных склонялись как будто на сторону Гастингса. Поэтому великан не унимался:
- Врет он все, как пес!
- Не надо! - крикнуло несколько голосов из толпы. - Не сейчас! Мы хотим домой!
- Как хотите, - развел гигант руками. - Но если дома вот такие командуют... Нет, с этим негодяем мне не по пути...
Раздосадованный, он отошел в сторону, а освобожденные окружили Гастингса. Марабу разговаривал со всеми одинаково, не столько отвечая на вопросы, сколько стараясь удачными шутками вызвать симпатию к себе. Демагог он был опытный.
Гарри распорядился, чтобы люди шли ставить палатки, получать одежду, пищу, табак. Все кинулись туда, где уже вытягивались змейки очередей, и площадка вокруг монийского самолета опустела.
Чарлей Гастингс вошел в кабину своей машины, приказал запереть дверцу и продиктовал радисту: "
Генералу Гробзу. Вопрос улажен. Высылайте двадцать машин. Жду".
Затем он пошел "представляться" руководителям советской экспедиции. Он наговорил Льву кучу любезностей и попросил разрешения осмотреть "Светолет". Залез в кабину, все щупал, обо всем расспрашивал - и ничего не понял. На все его вопросы Лев отвечал лишь вежливой улыбкой и сложными математическими формулами, в которых Гастингс разбирался столь же успешно, сколь и в наречии тимбукту.
Под конец посещения, будто случайно вспомнив, Гастингс воскликнул:
- Да. Чуть не забыл... У вас под стражей должны находиться военные преступники: администрация и охрана Подземного города. Можно поглядеть на этих мерзавцев?
- Пожалуйста, - ответил Лев. - Только они не у меня под стражей, а у бывших заключенных. Но я могу вас проводить.
Они обогнули мыс и вышли к тому месту, где содержались недавние стражи подземелья. Но напрасно Гастингс искал тех, кто был ему нужен: ни Джонни, ни Конноли здесь не оказалось.
- Да, - сказал марабу, - типчики... Их надо судить. Но по положению они должны быть преданы суду того государства, на территории которого совершали свои преступления...
- Так, вероятно, и будет, - сказал Лев. - В вопросах международного права я почти не разбираюсь. И здесь я случайно.
- Надеюсь, вы разрешите мне посмотреть, что осталось от этой преисподней от Подземного города?
- Я не могу ни разрешать, ни запрещать, - улыбнулся Лев. - Я уже сказал, что здесь я случайно. Но если бы я и не был посторонним, я все равно не мог бы показать вам Подземного города по той простой причине, что от него, кажется, ничего не осталось. Пожалуйста, смотрите... Вон - яма... Но подходить близко опасно: лед все время движется...
Как ни владел собой Гастингс, но все же не мог спокойно вынести этого удара. Лицо его перекосилось.
- Больше не существует? Возможно, он и не существовал, этот пресловутый Подземный город? Может быть, это очередная провокация одной неизвестной державы? Не потрудитесь ли вы дать мне ответ на этот вопрос?
Лев рассердился. Лишь пять минут он знает пронырливого монийца, но этого вполне достаточно, чтобы оценить его по заслугам. Однако Лев понимал, что его провоцируют и потому сдержанно ответил:
- Свыше восьми тысяч освободившихся из Подземного города военнопленных, в том числе около восьмисот ваших соотечественников, могут рассказать вам то же, что они рассказали нам. Комендант Подземного города, некий Конноли, который недавно носил немецкое имя Крайц, раненный в бою с повстанцами, умирая, взорвал Подземный город.
- Мерзавец! - вполне искренне произнес Гастингс.
- В этом я вполне согласен с вами, - ответил Лев. - Но он не одинок. Если угодно, я могу предъявить любой авторитетной комиссии показания девятнадцати монийских граждан весьма сомнительной репутации. В показаниях, ими подписанных, они подробно рассказывают о том, как Подземный город стал собственностью монийского "Общества дальних исследований"...
- Простите, уважаемый господин начальник, - развел руками Гастингс, - вы же сами говорите, что у них сомнительная репутация. Как же можно верить таким людям?
- Но они состоят на службе у этого "Общества дальних исследований", и в Монии им поверили. Вам, конечно, известно, что они наговорили о моих полетах в Арктике кучу глупостей. Если поверить им, то я чуть ли не агрессор...
- В первый раз об этом слышу! - воскликнул Чарлей и поспешил переменить тему. - Между прочим, недавно при научно-исследовательских работах в Арктике мы потеряли трех членов экспедиции, в том числе и начальника ее. Двух наша военная авиация обнаружила на материковом льду мертвыми, но третий - начальник экспедиции Джонатан Блекпиг - пропал бесследно, и труп его не найден по сей день. Может быть, во время ваших полетов над островом вы случайно где-нибудь видели дорогие нашей нации останки...
- Нет, мы не обнаружили останков господина Джонатана Блекпига, хотя кое-что о нем слышали от тех же девятнадцати молодчиков.
Гастингс, сокрушенно вздыхая, покачал головой:
- Молодой человек, молодой человек... Вы не понимаете, как жестоко оскорбляете мое национальное чувство! Я должен был бы обидеться, но...
Сильный шум на берегу помешал Гастингсу продолжать.
- Угодно посмотреть, в чем дело? - холодно предложил Лев.
- С удовольствием составлю вам компанию, - сказал Гастингс.
Они направились к берегу.
Прибрежная отмель почти опустела. Освобожденные карабкались на стену ледникового языка. Солнцев увидел, что впереди них кто-то тщетно старается достичь гребня, лихорадочно цепляется за шероховатости льда, но неминуемо срывается вниз, на выступ, служащий ему опорой. Освобожденные, помогая друг другу, вскоре дотянулись до этого выступа и стянули человека за ноги. Грозный рев толпы, лес поднятых рук...
- Что там такое? Что их так всполошило? - спросил Чарлей Гастингс.
- Сейчас узнаем, - ответил Лев.
Толпа вела своего пленника к ним. Передние, прыгая от холода, перебивая друг друга, рассказали, что пойман один из заправил Подземного города. Кто-то крикнул, что это не только заправила Подземного города, но и бывший начальник гитлеровского концлагеря в Шверине. Он сам привозил в Подземный город военнопленных. Его узнали многие...
- Позвольте спросить, - обратился Лев к Гастингсу, - не узнаете ли вы в этом бандите начальника вашей полярной экспедиции, господина Джонатана Блекпига? Поглядите на него хорошенько.
Но увидеть своего компаньона живым Гастингсу не пришлось. Когда толпа расступилась, он увидел труп, едва прикрытый лохмотьями. Это было все, что осталось от бандита.
- Нет, - собрался наконец с духом Гастингс, - это не начальник нашей полярной экспедиции, это не господин Джонатан Блекпиг...
- Кто же это, по-вашему?
- Не знаю...
- А мне казалось... - начал было Солнцев.
- Молодой человек, зачем вы хотите поссориться со мной? Вы же видите, на что способна разъяренная толпа? - Гастингс шипел на ухо Льву, стараясь, чтобы другие его не слышали. - Я не узнаю в этом убитом господина Джонатана Блекпига, вот и все... А если бы это и был он, то какое отношение я имею к нему, скажите пожалуйста? Я просто узнал о нем из газет. Национальное чувство - вот что вызвало у меня интерес к нему.
Между тем толпа вернулась на отмель, снова окружила костры.
Вдруг откуда-то сверху послышалось:
- Почтенные господа, эй, господа!..
Из трещины наверху выглядывала какая-то нелепая фигура с рогатой головой. Человек знаками звал к себе. Лев протер глаза: "Что за притча?!"
- Я - Симху-Упач, великий шаман племени медведей-воинов... Мы с ним вместе приехали. - Рогатая голова кивнула на лежавший внизу труп. - Мне ничего не будет? Я хочу сойти.
- Сходите, - сказал Лев.
Шаман вылез из щели и соскользнул вниз. Он потянул за ремень; послышался лай, визг, а из трещины показались четыре лохматых пса, запряженных в легкие эскимосские сани. Это были тощие, одичавшие и изнуренные животные.
- Восемь было, - сказал Симху-Упач. - Четырех загнали и съели. Теперь человека нет, а имущество - вот, - показал он на рюкзак, привязанный к саням.
Гастингс протянул было к рюкзаку руку, но Лев взял его первым.
В рюкзаке ничего не было, кроме кожаной папки, туго набитой бумагами.
- В этой папке, вероятно, кроется разгадка личности убитого, - сказал Лев.
Гастингс глядел на него с невозмутимым видом.
- Интересно, - сказал он.
Они вернулись в кабину "Светолета", и Лев открыл папку. Сверху лежал сафьяновый бумажник, на котором было вытиснено: "Совершенно секретно. Подземный город. В случае опасности уничтожить".
На листе пергаментной бумаги был напечатан заголовок: "Договор". В нижнем углу краснела клякса печати.
- "Договор... на совместное владение и эксплуатацию недр одного из островов в Северном Ледовитом океане под названием "Подземный город", - начал читать Лев.
Гастингс побледнел:
- Холодно, черт возьми!
- В машине холодно? Восемнадцать градусов. Это вам кажется.
- Приступ малярии, должно быть, - сказал Гастингс.
- "Мы, нижеподписавшиеся, - продолжал читать Солнцев, - "Общество дальних исследований", именуемое в дальнейшем "Общество", в лице своего правления, представленного господами Ч.Гастингсом и Д.Блекпигом - с одной стороны и командование Подземного города в лице коменданта господина Крайца- с другой, заключили между собой договор о нижеследующем:
* Действуя на основании полномочий, выданных мне, О.Крайцу, в свое время лично Адольфом Гитлером, и являясь в настоящее время единственным лицом, несущим ответственность за порядок в Подземном городе, я, комендант этого города, передаю в распоряжение "Общества" все имущество Подземного города вместе с рабочей силой и охраной, вместе со всеми материалами и запасами.
* Весь мертвый инвентарь оценивается сторонами в сумме сто сорок миллионов долларов, весь живой - в сумме восемь миллионов пятьсот тысяч долларов, по цене восемьсот долларов за рабочего и тысяча за охранника.
* Означенная сумма является личным вкладом Крайца, который отныне принимает фамилию Конноли. "Общество" обязуется внести столько же наличными, живым и мертвым инвентарем в целях увеличения добычи и развития горных промыслов Подземного города"...
- Довольно! - крикнул Чарлей Гастингс, сжимая кулаки. - Это позорнейший из документов, какой мне приходилось читать!
- В самом деле? - спросил Лев. - Однако здесь упоминается фамилия Гастингс.
- Что вы хотите этим сказать?
- Ничего особенного. Я лишь хочу обратить ваше внимание на то, что этот рабовладельческий документ подписан неким господином Чарлеем Гистингсом. Это ваш однофамилец?
Гастингс молчал, кусая губы.
- Кстати, - продолжал Лев, - господин Менкс-старший, подпись которого также украшает этот договор, - не тот ли это некоронованный король вашей страны, которому принадлежит чуть ли не вся угольная и металлургическая промышленность?
- Никакого Менкса-старшего я не знаю!
- И Гастингса не знаете?
- Сколько? - скрипнув зубами, вдруг бросил Гастингс.
- Что "сколько"? - в свою очередь спросил Лев озадаченно.
- Сколько за документы?
- За какие документы?
- Что вы, не понимаете, что ли? Я готов приобрести эти документы - ну, эти, что в папке! Правда, мы нашли их вместе. Но так и быть...
- Ах, документы? - перебил Лев Гастингса. - Они не продаются.
- Все в мире продается.
- В капиталистическом, вы хотели сказать?
- Это абстракция. Практически: миллион долларов, чеком на любой европейский банк.
- Ну, знаете...
- Понимаю! Два миллиона долларов! Сможете жить в любой части земного шара. Вилла на Мадагаскаре! Круглый год аромат весны! Сказочные плоды, сказочные розы! Роскошные женщины! Покорные рабы!
Лев спокойно спрятал сафьяновый бумажник во внутренний карман комбинезона.
- Вы слишком щедры. Впрочем, горбатого могила исправит...
Чарлей Гастингс рванулся к Солнцеву, вцепился клешами пальцев в комбинезон на груди, другой рукой схватил за горло:
- Отдайте! Отдайте! Я возьму силой! - Он сунул руку в задний карман.
Лев был начеку. Удар в скулу - и Гастингс покатился, не успев вытащить пистолет.
- Силой? Попробуйте силой.
Одну минуту казалось, что Гастингс убит. По лицу его разлилась зеленоватая трупная бледность. Потом он провел рукой перед лицом, будто отгоняя мух, чихнул, закряхтел и стал подниматься.
- Простите мою резкость... Мы просто не поняли друг друга... - Он протянул руку. - Итак, десять миллионов долларов чеком на любой европейский банк.
Лев не обратил внимания на протянутую руку.
- Я прошу вас, - сказал он, - не испытывайте больше моего терпения! Поняли? Эти документы принадлежат всему человечеству.
- Понял! Пятнадцать миллионов! Пятнадцать! - на губах Гастингса показалась пена, как у бешеной собаки. - Пятнадцать! Подумайте!
Лев пожал плечами и взялся за ручку двери.
В это время из тучи вышли на посадку три авиаэскадрильи с монийскими опознавательными знаками. Вскоре генерал Гробз собственной персоной явился "засвидетельствовать почтение начальнику русской экспедиции кандидату наук Солнцеву". Лев сдержанно поблагодарил и сказал, что монийские граждане предупреждены и готовы к посадке на самолеты.
На льду развернулась походная канцелярия. Но сколько ни взывали офицеры, никто из освобожденных не хотел воспользоваться самолетами монийской авиации для возвращения на родину: все хотели лететь на советских машинах. Пришлось Льву объяснить, что советские самолеты могут взять только две тысячи человек, остальные будут вывезены с этого острова на ледоколе "Днепр", который прибудет сюда через неделю. Лишь после этого зарегистрировалось десять офицеров и сто девять бывших солдат монийской армии.
Чарлей Гастингс имел в кабинете своего самолета конфиденциальную беседу с генералом Гробзом. Генерал не узнавал веселого циника... Куда девалось мудрое спокойствие марабу? Перед генералом сидел взбешенный, близкий к помешательству человек.
- Теперь никакие фокусы не выйдут. Везите этих пленных прямо в Монию. Я позабочусь о встрече... Не в Кардию, а в Монию!
- Но ведь это зараза! - возмутился генерал.
- Действуйте! Ответственность я беру на себя.
- Проклятые большевики! - это было все, чем генерал мог отвести душу.
В это время заговорил репродуктор:
- Советская экспедиция приглашает всех желающих присутствовать при погребении останков русского моряка капитана Родионова, открывшего этот остров более ста лет тому назад.
- Пойдем послушаем, - сказал генерал.
- Пожалуй! - согласился Гастингс. - Интересно, как это русские открывали здешние края.
Похороны Родионова
На берегу из камня соорудили трехметровый гурий. На высоте человеческого роста в него вделана прямоугольная пластинка из нержавеющей стали, на которой Надя тщательно выгравировала: "
Здесь покоится прах русского моряка, капитана китобойного судна "Надежда" Григория Родионова, открывшего этот берег в 1825 году и умершего в 1827 году вместе со всей командой.
Советская экспедиция. Июль. 19... г.".
Иринин, Рыбников и Федоров заканчивали цементирование памятной доски, когда вокруг гурия начали собираться толпы освобожденных. Пришли также монийские солдаты из экипажей самолетов. Даже арестованные охранники Подземного города толпились вдали: по-видимому, конвойные перевели их поближе, чтобы самим хоть издали наблюдать церемонию.
От "Светолета" отделилась небольшая группа: приближались Солнцевы - отец, сын и Надя. У машин маячила лишь внушительная фигура Гарри, оставшегося их охранять.
Тысячи глаз устремились навстречу Солнцевым. Гастингс скривил синие губы и чуть толкнул локтем генерала:
- Берите, генерал, урок квалифицированной пропаганды... Сейчас начнется.
- Да, это они умеют.
Но никаких речей не было. Русские молча склонили свои головы перед прахом земляка, и в этом было много скорби и достоинства. Точно по команде, все присутствующие обнажили головы. Лишь Гастингс и генерал Гробз остались в шапках.
В торжественной тишине прошло несколько минут. Наконец, русские подняли головы. Загремели выстрелы из винтовок и автоматов. Моро, выстроив в две шеренги отряд освобожденных, громко командовал:
- Рота, пли! Пли! Пли!
Дружные залпы следовали один за другим.
Надя укрепила красный флаг СССР на вершине гурия. Народ стал расходиться. Освобожденные долго оглядывались на флаг, полыхавший ярким пламенем на фоне ледкика.
Экипаж "Светолета" занялся приготовлениями к отлету. В это время ко Льву подошел Симху-Упач. Он церемонно поклонился.
- Простите, господин, я не знал, что вы - русский. Русские всем помогают, помогите и моему племени. Мы хотели жить сами: что добудем, то наше. Пусть хуже, но без хозяев - сами себе господа. Я жил долго среди белых, не думайте. Я вернулся к своим, и они сказали: "Надо уйти подальше от этих страшных людей и их порядков: прирученных молний, огненной воды, железных собак и других гибельных вещей". Но чем дальше, тем труднее становилось. И вот от нескольких тысяч человек племени осталось только пятьдесят. Нам, добрый господин, нечем жить, нечем кормиться. Охота становится все хуже: зверя уничтожают военные. А они всюду. И мы тоже стали как звери - день и ночь ищем пищу и не находим. В этом году совсем худо. Запоздали мы, дороги нет и, на наше несчастье, мы подобрали того белого, которого на ваших глазах растерзали другие белые. Он заслужил свою смерть. Это был очень нехороший человек. Он разорил наше племя, загнал собак. Обещал здесь за все заплатить, кормить обещал. И вот рыжего господина нет, у нас собак нет, и племя мое обречено на гибель... Рыжий господин разорил наследие наших предков, взял с могильника мамонтовые и моржовые бивни. Теперь, по распутице, эскимосы тащат где-то эти бивни, а провизии у них не было еще три дня тому назад. Я прошу вас, могучий русский человек из страны Советов, спасите от смерти остатки племени. Возьмите нас в свою счастливую страну. Здесь нам нет жизни.
Лев обещал подумать, чем можно помочь племени, и присоединился к друзьям, ожидавшим его с обедом.
Все были еще под впечатлением похорон Родионова. А Лев невольно думал о шамане. Рассказ старика показался ему искренним. Шаман, слуга суеверия - лжец, хитрец, эксплуататор темных соплеменников. Но этот хоть и видно, что хитер, а все-таки обладает чем-то, внушающим доверие. Да и хлопочет он не о себе...
- Выпьем, сын, за нашу светлую Родину!
Лев, очнувшись, увидал отца с бокалом в руке.
Чокнулись, выпили. Все молчали, ожидая, что скажет Лев. И молодой ученый заговорил:
- Мы похоронили сегодня останки скромного и честного человека, одного из многих миллионов простых русских людей, имеющих прекрасное право на звание Человека с большой буквы. Уже холодея, капитан Родионов думал о родине. Его заинтересовала структура острова. Как о далеком, почти несбыточном чуде, мечтал он о том времени, когда солнце растопит эту ледяную толщу, и люди смогут проверить его гипотезу о том, что остров этот является архипелагом мелких скал, покрытым огромной ледяной шапкой. И мы, товарищи, в самом недалеком будущем сможем растопить лед острова. Мы сможем также растопить лед и на всех других полярных островах, в том числе и на самом большом Гренландии. А знаете ли вы, к чему это приведет? Это даст океанам и морям несколько миллионов кубических километров воды. Во-вторых, это повысит среднюю температуру во всем мире. В-третьих, границы тропиков и субтропиков передвинутся далеко к северу. Товарищи, нечего греха таить: до сих пор человечество весьма скверно, бесхозяйственно распоряжается своим домом земным шаром. Сначала люди терпели, потом научились приспособляться, теперь уже умеют влиять на стихию... Но все это не то. Наука дала в наши руки столь мощные силы, что пора уже ставить в порядок дня план великих работ по общему переустройству планеты. Мы должны ликвидировать резервуар холода; мы должны активизировать теплые течения и подавить холодные; мы должны изменять течения рек, создавать моря, озера, острова. Мы должны направлять ветры. Неисчислимы наши возможности. Однако в ряде стран капиталисты присвоили себе земли и моря, они владеют средствами производства, и им нет никакого дела до интересов человечества. Но время работает на людей труда. В зависимых и колониальных странах все сильнее разгорается борьба за освобождение от капиталистического ига. И нет такой силы, которая повернула бы человечество вспять! Поступь нового ощущается всюду. Я верю - мы доживем до такого времени, когда будут начаты работы, которые изменят облик всей Земли. В том, что такие работы человечеству под силу, легко убедиться. Мы, советские люди, успешно строим грандиозные каналы, создаем моря, возвращаем к жизни пустыни...
Лев протянул руку, чтобы чокнуться с друзьями, и закончил словами:
- Дорогие мои, я предлагаю выпить за коммунизм и гениального творца его нашего великого Ленина.
Громкое "ура" было ему ответом.
Пришли прощаться генерал Гробз и Гастингс. Лев был удивлен наглостью старого дельца. Как ни в чем не бывало, он тряс всем руки, особенно любезно прощался со Львом, будто забыв, что только час назад получил от этого человека хорошую русскую затрещину.
- Разрешите, господин кандидат, - сказал генерал с той подчеркнутой слащавой улыбкой, к которой прибегают дипломаты в торжественных случаях, поблагодарить вас от лица вооруженных сил Монии за содействие, которое вы оказали нашим бывшим солдатам. "
Гости" не задержались в кабине "Светолета". Со ступенек лесенки Гастингс позвал Льва:
- Простите, господин Солнцев, я имею к вам еще одно маленькое дельце.
Лев вышел к нему. Гастингс взял его под руку.
- Как у вас говорят, кто старое помянет, тому глаз вон... Вы могли бы с помощью вашей машины убрать лед с этого острова?
- А для чего вам это нужно?
- Друзья и братья! - патетически обратился к толпе Чарлей Гастингс. Среди вас имеются наши соотечественники. К ним я обращаюсь в первую очередь с приветом от имени нашей демократии. Позвольте мне также приветствовать и вас, дорогие друзья из других стран, и поздравить с освобождением из плена. Великая восточная держава и на этот раз опередила нас, оказав вам первую помощь. Нам никому и в голову не могло придти, что здесь, среди вечных льдов Арктики, томятся наши соотечественники и друзья. Только люди Советского Союза, способные, как говорят, видеть сквозь землю, сумели открыть место вашей каторги. Невольно возникает вопрос: почему они сделали это открытие столь поздно - через много лет после войны? Кому это было выгодно?.. Впрочем, не будем сегодня задавать лишних вопросов. Сегодня мы скажем русским наше монийское спасибо...
С этими словами Гастингс снял шапку и помахал ею в сторону "Светолетов".
- Что-то больно хитро, - решил Рыбников. - Уж не провокация ли?
Вдвоем с Ирининым он протиснулся поближе к оратору, а тот, заметив их, воскликнул:
- Вот они, великодушные русские люди' Спасибо вам, благородным витязям, от имени западной цивилизации!..
- Благодарю за приветствие, - ответил ему Рыбников. - Я не уполномочен говорить от имени начальника экспедиции, а тем более от имени советского правительства. Я только скажу, что советские люди всегда выполняют свой долг... Мы находимся в Арктике с научной целью - испытываем новую машину. И вдруг встретили тут тысячи людей. Они только что вышли из-под земли, раздетые, босые. И непременно замерзли бы на этом льду. Как же не помочь?
Свою тираду Рыбников пытался произнести на английском языке, но это была настолько неудобоваримая речь, что Иринину пришлось повторить ее.
Чарлей Гастингс приложил руку к сердцу.
- Великое спасибо и земной поклон по русскому обычаю.
- Да что там, - буркнул Рыбников. - Мы выполнили свой долг, о чем же разговаривать!
Тем временем монийцы окружили "общественников" плотной стеной. Вперед вышел великан, точно вырубленный из камня. Он глядел некоторое время, прищурясь, на Гастингса, потом сказал:
- А ведь мы с вами встречались.
Чарлей обрадовался.
- Возможно, возможно, старина. Настоящие монийцы - народ подвижной... По сравнению со вселенной земной шар не так-то уж велик, а Мония, к сожалению, занимает еще совсем небольшую часть этого шарика. Свободно могли где-нибудь встретиться.
- Нет, нет, не где-нибудь, - продолжал гигант, - а в Иаертоне. Вы ведь Чарлей Гастингс.
- Совершенно верно, без единой опечатки.
- Ну, вот, - продолжал великан, - много лет тому назад вы были у нас на верфях уполномоченным профессионального союза...
- Был, как же! В далекой молодости... - мечтательно закатив глаза, произнес Чарлей. - Как приятно вспомнить!
- Плохая ваша молодость! Грязная! - отрубил великан. - Ведь это вы в двадцать девятом помогли хозяевам разделаться с двумя тысячами наших товарищей, а когда мы забастовали, вы продали забастовку... Попадись вы тогда нам, не представляли бы теперь монийскую общественность.
- Друг моей юности! - с широчайшей улыбкой воскликнул Чарлей Гастингс. Как приятно вспомнить давно ушедшие кипучие годы, с их ошибками и наивной верой. Возможно, что мои действия были не совсем правильны. Я стараюсь быть объективным. Я не оправдываюсь... Может быть, я поступил неправильно, уладив конфликт. Но тогда по молодости и неопытности мне казалось страшным допустить столкновение... Я боялся крови, рабочей крови!
Симпатии освобожденных склонялись как будто на сторону Гастингса. Поэтому великан не унимался:
- Врет он все, как пес!
- Не надо! - крикнуло несколько голосов из толпы. - Не сейчас! Мы хотим домой!
- Как хотите, - развел гигант руками. - Но если дома вот такие командуют... Нет, с этим негодяем мне не по пути...
Раздосадованный, он отошел в сторону, а освобожденные окружили Гастингса. Марабу разговаривал со всеми одинаково, не столько отвечая на вопросы, сколько стараясь удачными шутками вызвать симпатию к себе. Демагог он был опытный.
Гарри распорядился, чтобы люди шли ставить палатки, получать одежду, пищу, табак. Все кинулись туда, где уже вытягивались змейки очередей, и площадка вокруг монийского самолета опустела.
Чарлей Гастингс вошел в кабину своей машины, приказал запереть дверцу и продиктовал радисту: "
Генералу Гробзу. Вопрос улажен. Высылайте двадцать машин. Жду".
Затем он пошел "представляться" руководителям советской экспедиции. Он наговорил Льву кучу любезностей и попросил разрешения осмотреть "Светолет". Залез в кабину, все щупал, обо всем расспрашивал - и ничего не понял. На все его вопросы Лев отвечал лишь вежливой улыбкой и сложными математическими формулами, в которых Гастингс разбирался столь же успешно, сколь и в наречии тимбукту.
Под конец посещения, будто случайно вспомнив, Гастингс воскликнул:
- Да. Чуть не забыл... У вас под стражей должны находиться военные преступники: администрация и охрана Подземного города. Можно поглядеть на этих мерзавцев?
- Пожалуйста, - ответил Лев. - Только они не у меня под стражей, а у бывших заключенных. Но я могу вас проводить.
Они обогнули мыс и вышли к тому месту, где содержались недавние стражи подземелья. Но напрасно Гастингс искал тех, кто был ему нужен: ни Джонни, ни Конноли здесь не оказалось.
- Да, - сказал марабу, - типчики... Их надо судить. Но по положению они должны быть преданы суду того государства, на территории которого совершали свои преступления...
- Так, вероятно, и будет, - сказал Лев. - В вопросах международного права я почти не разбираюсь. И здесь я случайно.
- Надеюсь, вы разрешите мне посмотреть, что осталось от этой преисподней от Подземного города?
- Я не могу ни разрешать, ни запрещать, - улыбнулся Лев. - Я уже сказал, что здесь я случайно. Но если бы я и не был посторонним, я все равно не мог бы показать вам Подземного города по той простой причине, что от него, кажется, ничего не осталось. Пожалуйста, смотрите... Вон - яма... Но подходить близко опасно: лед все время движется...
Как ни владел собой Гастингс, но все же не мог спокойно вынести этого удара. Лицо его перекосилось.
- Больше не существует? Возможно, он и не существовал, этот пресловутый Подземный город? Может быть, это очередная провокация одной неизвестной державы? Не потрудитесь ли вы дать мне ответ на этот вопрос?
Лев рассердился. Лишь пять минут он знает пронырливого монийца, но этого вполне достаточно, чтобы оценить его по заслугам. Однако Лев понимал, что его провоцируют и потому сдержанно ответил:
- Свыше восьми тысяч освободившихся из Подземного города военнопленных, в том числе около восьмисот ваших соотечественников, могут рассказать вам то же, что они рассказали нам. Комендант Подземного города, некий Конноли, который недавно носил немецкое имя Крайц, раненный в бою с повстанцами, умирая, взорвал Подземный город.
- Мерзавец! - вполне искренне произнес Гастингс.
- В этом я вполне согласен с вами, - ответил Лев. - Но он не одинок. Если угодно, я могу предъявить любой авторитетной комиссии показания девятнадцати монийских граждан весьма сомнительной репутации. В показаниях, ими подписанных, они подробно рассказывают о том, как Подземный город стал собственностью монийского "Общества дальних исследований"...
- Простите, уважаемый господин начальник, - развел руками Гастингс, - вы же сами говорите, что у них сомнительная репутация. Как же можно верить таким людям?
- Но они состоят на службе у этого "Общества дальних исследований", и в Монии им поверили. Вам, конечно, известно, что они наговорили о моих полетах в Арктике кучу глупостей. Если поверить им, то я чуть ли не агрессор...
- В первый раз об этом слышу! - воскликнул Чарлей и поспешил переменить тему. - Между прочим, недавно при научно-исследовательских работах в Арктике мы потеряли трех членов экспедиции, в том числе и начальника ее. Двух наша военная авиация обнаружила на материковом льду мертвыми, но третий - начальник экспедиции Джонатан Блекпиг - пропал бесследно, и труп его не найден по сей день. Может быть, во время ваших полетов над островом вы случайно где-нибудь видели дорогие нашей нации останки...
- Нет, мы не обнаружили останков господина Джонатана Блекпига, хотя кое-что о нем слышали от тех же девятнадцати молодчиков.
Гастингс, сокрушенно вздыхая, покачал головой:
- Молодой человек, молодой человек... Вы не понимаете, как жестоко оскорбляете мое национальное чувство! Я должен был бы обидеться, но...
Сильный шум на берегу помешал Гастингсу продолжать.
- Угодно посмотреть, в чем дело? - холодно предложил Лев.
- С удовольствием составлю вам компанию, - сказал Гастингс.
Они направились к берегу.
Прибрежная отмель почти опустела. Освобожденные карабкались на стену ледникового языка. Солнцев увидел, что впереди них кто-то тщетно старается достичь гребня, лихорадочно цепляется за шероховатости льда, но неминуемо срывается вниз, на выступ, служащий ему опорой. Освобожденные, помогая друг другу, вскоре дотянулись до этого выступа и стянули человека за ноги. Грозный рев толпы, лес поднятых рук...
- Что там такое? Что их так всполошило? - спросил Чарлей Гастингс.
- Сейчас узнаем, - ответил Лев.
Толпа вела своего пленника к ним. Передние, прыгая от холода, перебивая друг друга, рассказали, что пойман один из заправил Подземного города. Кто-то крикнул, что это не только заправила Подземного города, но и бывший начальник гитлеровского концлагеря в Шверине. Он сам привозил в Подземный город военнопленных. Его узнали многие...
- Позвольте спросить, - обратился Лев к Гастингсу, - не узнаете ли вы в этом бандите начальника вашей полярной экспедиции, господина Джонатана Блекпига? Поглядите на него хорошенько.
Но увидеть своего компаньона живым Гастингсу не пришлось. Когда толпа расступилась, он увидел труп, едва прикрытый лохмотьями. Это было все, что осталось от бандита.
- Нет, - собрался наконец с духом Гастингс, - это не начальник нашей полярной экспедиции, это не господин Джонатан Блекпиг...
- Кто же это, по-вашему?
- Не знаю...
- А мне казалось... - начал было Солнцев.
- Молодой человек, зачем вы хотите поссориться со мной? Вы же видите, на что способна разъяренная толпа? - Гастингс шипел на ухо Льву, стараясь, чтобы другие его не слышали. - Я не узнаю в этом убитом господина Джонатана Блекпига, вот и все... А если бы это и был он, то какое отношение я имею к нему, скажите пожалуйста? Я просто узнал о нем из газет. Национальное чувство - вот что вызвало у меня интерес к нему.
Между тем толпа вернулась на отмель, снова окружила костры.
Вдруг откуда-то сверху послышалось:
- Почтенные господа, эй, господа!..
Из трещины наверху выглядывала какая-то нелепая фигура с рогатой головой. Человек знаками звал к себе. Лев протер глаза: "Что за притча?!"
- Я - Симху-Упач, великий шаман племени медведей-воинов... Мы с ним вместе приехали. - Рогатая голова кивнула на лежавший внизу труп. - Мне ничего не будет? Я хочу сойти.
- Сходите, - сказал Лев.
Шаман вылез из щели и соскользнул вниз. Он потянул за ремень; послышался лай, визг, а из трещины показались четыре лохматых пса, запряженных в легкие эскимосские сани. Это были тощие, одичавшие и изнуренные животные.
- Восемь было, - сказал Симху-Упач. - Четырех загнали и съели. Теперь человека нет, а имущество - вот, - показал он на рюкзак, привязанный к саням.
Гастингс протянул было к рюкзаку руку, но Лев взял его первым.
В рюкзаке ничего не было, кроме кожаной папки, туго набитой бумагами.
- В этой папке, вероятно, кроется разгадка личности убитого, - сказал Лев.
Гастингс глядел на него с невозмутимым видом.
- Интересно, - сказал он.
Они вернулись в кабину "Светолета", и Лев открыл папку. Сверху лежал сафьяновый бумажник, на котором было вытиснено: "Совершенно секретно. Подземный город. В случае опасности уничтожить".
На листе пергаментной бумаги был напечатан заголовок: "Договор". В нижнем углу краснела клякса печати.
- "Договор... на совместное владение и эксплуатацию недр одного из островов в Северном Ледовитом океане под названием "Подземный город", - начал читать Лев.
Гастингс побледнел:
- Холодно, черт возьми!
- В машине холодно? Восемнадцать градусов. Это вам кажется.
- Приступ малярии, должно быть, - сказал Гастингс.
- "Мы, нижеподписавшиеся, - продолжал читать Солнцев, - "Общество дальних исследований", именуемое в дальнейшем "Общество", в лице своего правления, представленного господами Ч.Гастингсом и Д.Блекпигом - с одной стороны и командование Подземного города в лице коменданта господина Крайца- с другой, заключили между собой договор о нижеследующем:
* Действуя на основании полномочий, выданных мне, О.Крайцу, в свое время лично Адольфом Гитлером, и являясь в настоящее время единственным лицом, несущим ответственность за порядок в Подземном городе, я, комендант этого города, передаю в распоряжение "Общества" все имущество Подземного города вместе с рабочей силой и охраной, вместе со всеми материалами и запасами.
* Весь мертвый инвентарь оценивается сторонами в сумме сто сорок миллионов долларов, весь живой - в сумме восемь миллионов пятьсот тысяч долларов, по цене восемьсот долларов за рабочего и тысяча за охранника.
* Означенная сумма является личным вкладом Крайца, который отныне принимает фамилию Конноли. "Общество" обязуется внести столько же наличными, живым и мертвым инвентарем в целях увеличения добычи и развития горных промыслов Подземного города"...
- Довольно! - крикнул Чарлей Гастингс, сжимая кулаки. - Это позорнейший из документов, какой мне приходилось читать!
- В самом деле? - спросил Лев. - Однако здесь упоминается фамилия Гастингс.
- Что вы хотите этим сказать?
- Ничего особенного. Я лишь хочу обратить ваше внимание на то, что этот рабовладельческий документ подписан неким господином Чарлеем Гистингсом. Это ваш однофамилец?
Гастингс молчал, кусая губы.
- Кстати, - продолжал Лев, - господин Менкс-старший, подпись которого также украшает этот договор, - не тот ли это некоронованный король вашей страны, которому принадлежит чуть ли не вся угольная и металлургическая промышленность?
- Никакого Менкса-старшего я не знаю!
- И Гастингса не знаете?
- Сколько? - скрипнув зубами, вдруг бросил Гастингс.
- Что "сколько"? - в свою очередь спросил Лев озадаченно.
- Сколько за документы?
- За какие документы?
- Что вы, не понимаете, что ли? Я готов приобрести эти документы - ну, эти, что в папке! Правда, мы нашли их вместе. Но так и быть...
- Ах, документы? - перебил Лев Гастингса. - Они не продаются.
- Все в мире продается.
- В капиталистическом, вы хотели сказать?
- Это абстракция. Практически: миллион долларов, чеком на любой европейский банк.
- Ну, знаете...
- Понимаю! Два миллиона долларов! Сможете жить в любой части земного шара. Вилла на Мадагаскаре! Круглый год аромат весны! Сказочные плоды, сказочные розы! Роскошные женщины! Покорные рабы!
Лев спокойно спрятал сафьяновый бумажник во внутренний карман комбинезона.
- Вы слишком щедры. Впрочем, горбатого могила исправит...
Чарлей Гастингс рванулся к Солнцеву, вцепился клешами пальцев в комбинезон на груди, другой рукой схватил за горло:
- Отдайте! Отдайте! Я возьму силой! - Он сунул руку в задний карман.
Лев был начеку. Удар в скулу - и Гастингс покатился, не успев вытащить пистолет.
- Силой? Попробуйте силой.
Одну минуту казалось, что Гастингс убит. По лицу его разлилась зеленоватая трупная бледность. Потом он провел рукой перед лицом, будто отгоняя мух, чихнул, закряхтел и стал подниматься.
- Простите мою резкость... Мы просто не поняли друг друга... - Он протянул руку. - Итак, десять миллионов долларов чеком на любой европейский банк.
Лев не обратил внимания на протянутую руку.
- Я прошу вас, - сказал он, - не испытывайте больше моего терпения! Поняли? Эти документы принадлежат всему человечеству.
- Понял! Пятнадцать миллионов! Пятнадцать! - на губах Гастингса показалась пена, как у бешеной собаки. - Пятнадцать! Подумайте!
Лев пожал плечами и взялся за ручку двери.
В это время из тучи вышли на посадку три авиаэскадрильи с монийскими опознавательными знаками. Вскоре генерал Гробз собственной персоной явился "засвидетельствовать почтение начальнику русской экспедиции кандидату наук Солнцеву". Лев сдержанно поблагодарил и сказал, что монийские граждане предупреждены и готовы к посадке на самолеты.
На льду развернулась походная канцелярия. Но сколько ни взывали офицеры, никто из освобожденных не хотел воспользоваться самолетами монийской авиации для возвращения на родину: все хотели лететь на советских машинах. Пришлось Льву объяснить, что советские самолеты могут взять только две тысячи человек, остальные будут вывезены с этого острова на ледоколе "Днепр", который прибудет сюда через неделю. Лишь после этого зарегистрировалось десять офицеров и сто девять бывших солдат монийской армии.
Чарлей Гастингс имел в кабинете своего самолета конфиденциальную беседу с генералом Гробзом. Генерал не узнавал веселого циника... Куда девалось мудрое спокойствие марабу? Перед генералом сидел взбешенный, близкий к помешательству человек.
- Теперь никакие фокусы не выйдут. Везите этих пленных прямо в Монию. Я позабочусь о встрече... Не в Кардию, а в Монию!
- Но ведь это зараза! - возмутился генерал.
- Действуйте! Ответственность я беру на себя.
- Проклятые большевики! - это было все, чем генерал мог отвести душу.
В это время заговорил репродуктор:
- Советская экспедиция приглашает всех желающих присутствовать при погребении останков русского моряка капитана Родионова, открывшего этот остров более ста лет тому назад.
- Пойдем послушаем, - сказал генерал.
- Пожалуй! - согласился Гастингс. - Интересно, как это русские открывали здешние края.
Похороны Родионова
На берегу из камня соорудили трехметровый гурий. На высоте человеческого роста в него вделана прямоугольная пластинка из нержавеющей стали, на которой Надя тщательно выгравировала: "
Здесь покоится прах русского моряка, капитана китобойного судна "Надежда" Григория Родионова, открывшего этот берег в 1825 году и умершего в 1827 году вместе со всей командой.
Советская экспедиция. Июль. 19... г.".
Иринин, Рыбников и Федоров заканчивали цементирование памятной доски, когда вокруг гурия начали собираться толпы освобожденных. Пришли также монийские солдаты из экипажей самолетов. Даже арестованные охранники Подземного города толпились вдали: по-видимому, конвойные перевели их поближе, чтобы самим хоть издали наблюдать церемонию.
От "Светолета" отделилась небольшая группа: приближались Солнцевы - отец, сын и Надя. У машин маячила лишь внушительная фигура Гарри, оставшегося их охранять.
Тысячи глаз устремились навстречу Солнцевым. Гастингс скривил синие губы и чуть толкнул локтем генерала:
- Берите, генерал, урок квалифицированной пропаганды... Сейчас начнется.
- Да, это они умеют.
Но никаких речей не было. Русские молча склонили свои головы перед прахом земляка, и в этом было много скорби и достоинства. Точно по команде, все присутствующие обнажили головы. Лишь Гастингс и генерал Гробз остались в шапках.
В торжественной тишине прошло несколько минут. Наконец, русские подняли головы. Загремели выстрелы из винтовок и автоматов. Моро, выстроив в две шеренги отряд освобожденных, громко командовал:
- Рота, пли! Пли! Пли!
Дружные залпы следовали один за другим.
Надя укрепила красный флаг СССР на вершине гурия. Народ стал расходиться. Освобожденные долго оглядывались на флаг, полыхавший ярким пламенем на фоне ледкика.
Экипаж "Светолета" занялся приготовлениями к отлету. В это время ко Льву подошел Симху-Упач. Он церемонно поклонился.
- Простите, господин, я не знал, что вы - русский. Русские всем помогают, помогите и моему племени. Мы хотели жить сами: что добудем, то наше. Пусть хуже, но без хозяев - сами себе господа. Я жил долго среди белых, не думайте. Я вернулся к своим, и они сказали: "Надо уйти подальше от этих страшных людей и их порядков: прирученных молний, огненной воды, железных собак и других гибельных вещей". Но чем дальше, тем труднее становилось. И вот от нескольких тысяч человек племени осталось только пятьдесят. Нам, добрый господин, нечем жить, нечем кормиться. Охота становится все хуже: зверя уничтожают военные. А они всюду. И мы тоже стали как звери - день и ночь ищем пищу и не находим. В этом году совсем худо. Запоздали мы, дороги нет и, на наше несчастье, мы подобрали того белого, которого на ваших глазах растерзали другие белые. Он заслужил свою смерть. Это был очень нехороший человек. Он разорил наше племя, загнал собак. Обещал здесь за все заплатить, кормить обещал. И вот рыжего господина нет, у нас собак нет, и племя мое обречено на гибель... Рыжий господин разорил наследие наших предков, взял с могильника мамонтовые и моржовые бивни. Теперь, по распутице, эскимосы тащат где-то эти бивни, а провизии у них не было еще три дня тому назад. Я прошу вас, могучий русский человек из страны Советов, спасите от смерти остатки племени. Возьмите нас в свою счастливую страну. Здесь нам нет жизни.
Лев обещал подумать, чем можно помочь племени, и присоединился к друзьям, ожидавшим его с обедом.
Все были еще под впечатлением похорон Родионова. А Лев невольно думал о шамане. Рассказ старика показался ему искренним. Шаман, слуга суеверия - лжец, хитрец, эксплуататор темных соплеменников. Но этот хоть и видно, что хитер, а все-таки обладает чем-то, внушающим доверие. Да и хлопочет он не о себе...
- Выпьем, сын, за нашу светлую Родину!
Лев, очнувшись, увидал отца с бокалом в руке.
Чокнулись, выпили. Все молчали, ожидая, что скажет Лев. И молодой ученый заговорил:
- Мы похоронили сегодня останки скромного и честного человека, одного из многих миллионов простых русских людей, имеющих прекрасное право на звание Человека с большой буквы. Уже холодея, капитан Родионов думал о родине. Его заинтересовала структура острова. Как о далеком, почти несбыточном чуде, мечтал он о том времени, когда солнце растопит эту ледяную толщу, и люди смогут проверить его гипотезу о том, что остров этот является архипелагом мелких скал, покрытым огромной ледяной шапкой. И мы, товарищи, в самом недалеком будущем сможем растопить лед острова. Мы сможем также растопить лед и на всех других полярных островах, в том числе и на самом большом Гренландии. А знаете ли вы, к чему это приведет? Это даст океанам и морям несколько миллионов кубических километров воды. Во-вторых, это повысит среднюю температуру во всем мире. В-третьих, границы тропиков и субтропиков передвинутся далеко к северу. Товарищи, нечего греха таить: до сих пор человечество весьма скверно, бесхозяйственно распоряжается своим домом земным шаром. Сначала люди терпели, потом научились приспособляться, теперь уже умеют влиять на стихию... Но все это не то. Наука дала в наши руки столь мощные силы, что пора уже ставить в порядок дня план великих работ по общему переустройству планеты. Мы должны ликвидировать резервуар холода; мы должны активизировать теплые течения и подавить холодные; мы должны изменять течения рек, создавать моря, озера, острова. Мы должны направлять ветры. Неисчислимы наши возможности. Однако в ряде стран капиталисты присвоили себе земли и моря, они владеют средствами производства, и им нет никакого дела до интересов человечества. Но время работает на людей труда. В зависимых и колониальных странах все сильнее разгорается борьба за освобождение от капиталистического ига. И нет такой силы, которая повернула бы человечество вспять! Поступь нового ощущается всюду. Я верю - мы доживем до такого времени, когда будут начаты работы, которые изменят облик всей Земли. В том, что такие работы человечеству под силу, легко убедиться. Мы, советские люди, успешно строим грандиозные каналы, создаем моря, возвращаем к жизни пустыни...
Лев протянул руку, чтобы чокнуться с друзьями, и закончил словами:
- Дорогие мои, я предлагаю выпить за коммунизм и гениального творца его нашего великого Ленина.
Громкое "ура" было ему ответом.
Пришли прощаться генерал Гробз и Гастингс. Лев был удивлен наглостью старого дельца. Как ни в чем не бывало, он тряс всем руки, особенно любезно прощался со Львом, будто забыв, что только час назад получил от этого человека хорошую русскую затрещину.
- Разрешите, господин кандидат, - сказал генерал с той подчеркнутой слащавой улыбкой, к которой прибегают дипломаты в торжественных случаях, поблагодарить вас от лица вооруженных сил Монии за содействие, которое вы оказали нашим бывшим солдатам. "
Гости" не задержались в кабине "Светолета". Со ступенек лесенки Гастингс позвал Льва:
- Простите, господин Солнцев, я имею к вам еще одно маленькое дельце.
Лев вышел к нему. Гастингс взял его под руку.
- Как у вас говорят, кто старое помянет, тому глаз вон... Вы могли бы с помощью вашей машины убрать лед с этого острова?
- А для чего вам это нужно?