- Мистер Гульд, - раздался звонкий голос, - вы нам нужны!
- О грузовой помощник? Скажите лишь слово - я все сделаю.
- Вас ищет Василий Иванович, третий помощник капитана, - пиджак примерить... Мы общими силами хотим вас одеть. Готового на вас не подберешь. Так вот мы коллективно. Солодовников, палубный матрос, был раньше портным. А Василий Иванович, специалист по геометрии, выкройку сделал. Я тоже помогаю петли метать, подкладку подметывать... В общем, костюм будет. Чтобы в Мурманске не задерживаться.
- Какие вы все чудесные люди! О дорогие мои друзья! - воскликнул Гарри. Спасибо вам!
...Второго июля в шесть часов утра вдали показался знаменитый ледокол "Днепр". Жители Мурманска узнали его по двум высоким желтым трубам, по корпусу, напоминающему гигантский утюг. Все суда, находившиеся на рейде, салютовали товарищу гудками. Разноголосый хор металлических глоток не смолкал несколько минут. "Днепр" в свою очередь мощным гудком приветствовал родной порт.
С берега на ледокол нацелились сотни биноклей, а с ледокола на берег жадно глядели десятки глаз. Многие члены экипажа ждали встречи с родными, близкими... Все радовались возможности сойти на землю.
Рыбников издали узнал сына своего лучшего друга. Вот портовый катер с морским начальством отваливает от стенки. На его палубе - Лев Солнцев с женой, оба в белых костюмах.
Старому моряку не терпится увидеть их ближе. Катер уже под бортом, и Рыбников бежит по трапу. Он обнимает молодого Солнцева, крепко его целует, затем без церемонии целует и Надю.
- Э, да она у тебя красавица! Очень рад, очень рад... А теперь познакомься с нашим другом. Гарри Гульд. Он бежал из Подземного города. Оказывается, где-то в Арктике до сих пор еще существует фашистская каторга. Ты повезешь Гульда в Москву. Он расскажет там обо всем.
Леонид Солнцев смеется.
- Вас, Устин Петрович, я тоже повезу в Москву. Вы уже оформили отпуск? На Рыбачий мы полетим из Москвы.
Гарри Гульд рассказывает
На другой день курьерский поезд повез Солнцевых, Гарри и Рыбникова в Москву.
Как только они разместились в купе, Лев попросил Гарри рассказать о Подземном городе. Он хотел знать все до мельчайших подробностей.
Гарри Гульд тотчас же начал. Он прерывал рассказ лишь тогда, когда у него гасла трубка или когда подыскивал нужное русское слово.
- Раш научил меня говорить по-русски еще до того, как мы попали в Подземный город. А в Подземном городе нам разговаривать почти не приходилось. Нам не позволяли рта раскрыть... Но русский язык я не забыл... Я только прошу меня не перебивать, и тогда я все расскажу... Я был на войне в Африке. И вот меня ранили. Я очнулся в немецком госпитале. Я не понимал, почему меня не убили. Почему не выбросили шакалам. Потом пришел офицер пропаганды, геббельсовская обезьяна, говорит: "Мония черных не любит, мы, немцы, будем любить: иди в нашу армию. Пойдешь - будем лечить, не пойдешь - тебе капут..." Я понял - они хотели сделать из меня приманку, чтобы все негры шли к ним...
- Разве с Рашем вы познакомились в Африке? - перебил Солнцев.
- О, нет. Но если бы не Африка, я не встретил бы того русского...
- Дальше, прошу вас.
- А дальше... Меня все же не убили, а посадили на старый "юнкерс" и отправили в Германию... Оказывается, пришел приказ: собрать самых здоровых и сильных в отдельную команду. В Германии содержали в особом бараке. Сначала я был один, потом стали приводить других пленных. Все это были сильные люди. Приводили также и не очень сильных, но они были ученые. С ними пришел единственный русский - морской инженер, которого мы назвали Раш. В этом лагере мы пробыли около полугода. Нас заставляли работать в шахтах, а потом отвезли вдруг в порт, посадили на пароход, заперли в трюм. И мы поплыли неизвестно куда...
- Русский не говорил вам, при каких обстоятельствах он попал в плен? снова перебил Солнцев.
- Очень мало. Он сказал лишь, что был в беспамятстве, когда его подобрали.
Рыбников понимал, что происходит в душе Льва.
- Знаешь, - сказал он, - в первую минуту и мне показалось, что этот самый Раш - твой отец. Должно быть потому, что "Дельфин" погиб в Арктике по-видимому, недалеко от этого Подземного города.
- Да, да, - подтвердил Гарри. - И я еще знаю, что сначала немцы его лечили - верно, хотели узнать секреты. Ничего не узнали. И прислали в нашу команду. Он очень хороший инженер. Вот мы и встретились.
...В темноте смутно угадывались очертания крутых высоких гор.
Военнопленным приказали спуститься по штормтрапу прямо в воду. Неглубоко под водой была скрыта площадка. Пленные стояли на ней по колено в воде, сбившись в кучу. Никто не шевелился: боялись сорваться.
Но вот вода забурлила, рядом с пленными вынырнула рубка какого-то подводного судна. Голос из радиорупора приказал всем войти в рубку. Пленные волновались. Слабо освещенный трап привел их в большую каюту. Когда людей набилось до отказа, кто-то задраил наверху люк, и Гарри показалось, что судно погружается. Затем последовало несколько толчков. Судно как будто плотно пришвартовалось к стенке. В стене каюты открылись двери. Все тот же каркающий голос приказал выходить. Пленные очутились в длинной стальной трубе. По-видимому, она соединяла судно с туннелем, пробитым в породе. Этим ходом пленные прошли в огромную пещеру. Свет многих электрических ламп отражался разноцветным сиянием в сталактитах. Дальше они шли по мосту над пропастью слышно было, как далеко внизу бурлит вода, затем попали в помещение, напоминающее шахтный двор, и, наконец, вошли в большую стальную камеру.
В этой камере, где неумолчно жужжали вентиляторы и ни на секунду не гас яркий электрический свет, им суждено было провести много лет. Гладкие стальные стены: ни трещинки, ни щелочки. На высоте человеческого роста узкие бойницы, а в них - стволы автоматов...
Загремел репродуктор:
- Внимание! Приказ номер один. Вы прибыли в Подземный город, чтобы работать. Жить будет только тот, кто научится беспрекословно повиноваться. До полной победы Германии во всем мире вы не увидите солнца. Единственный путь к солнцу - через полную победу германской армии. Следовательно, приближать эту победу - в ваших интересах. Вы обязаны забыть: первое - свое прошлое, второе происхождение, третье - национальность, четвертое - имя. Вы должны работать, только работать. Это сохранит вам жизнь. Старайтесь не хворать - больных мы не держим. Каждый обязан постоянно носить на шее свой номер. Замеченный без номера будет немедленно уничтожен...
В полу открылся прямоугольный люк. Из него поднялся длинный металлический стол. На столе были миски с похлебкой, куски хлеба. Под каждым куском лежала номерная бляха на шнурке. Одновременно из стен выдвинулись железные нары. Пленные нерешительно сели: то была первая трапеза в Подземном городе.
- Наденьте номера на шею и подходите по очереди к окошку, - приказал невидимый диктор, едва пленники очистили миски.
В стене открылся небольшой квадратный люк. Очевидно, пленных фотографировали с номерами на шее, как собак. Гарри Гульду достался номер 3157, Рашу - 4369.
Еще там, в бараке, негр проникся уважением к советскому офицеру. Гарри старался держаться поближе к русскому, брать с него пример, обо всем с ним советовался.
Зверский режим, издевательства, оскорбления - на первых порах все толкало пленных к самоубийству. Собирался покончить с собой и Гарри. Он - человек, а не машина, не вещь и не желает работать на фашистов...
Русский офицер, коммунист, спокойно надел на шею номер и дал себя сфотографировать. Гарри даже показалось, что Раш слегка улыбнулся при этом. Не может быть, чтобы русский офицер сдался. Он что-то знает, что-то задумал...
Позднее, когда удалось переброситься несколькими словами, Раш объяснил:
- Нет, умирать нам нельзя. Это дезертирство. Пока мы не уничтожим этот Подземный город или, по крайней мере, не разоблачим его тайны, мы остаемся на передовой.
Гарри понял...
...Лев Леонидович молча сидел на диване и, уставившись в одну точку, слушал повесть о таинственном Подземном городе. Надя переводила взгляд с мужа на Гарри, и по ее подвижному лицу видно было, как глубоко волнует ее рассказ негра.
Гарри Гульд часто останавливался, припоминая и подбирая слова. Никто их не тревожил. Купе было заперто, поезд мчался сквозь ночь, ритмично постукивая колесами на стыках.
В третий раз Гарри Гульд набил трубку, затянулся и повел рассказ дальше:
- Раш не такой, как все. О, нет! Он - советский офицер. Он не падал духом. Нигде спасения не видно, никто не ждет, а он видит и ждет. У него глаз острый: все видел, все понимал. Только об этом никто не знал. Я рядом спал, я знал. Все спят головой на железе - очень больно. А мы с русским спали хорошо: полночи моя голова на его плече, полночи его голова на моем плече.
Каждое утро радио кричит: "Выходи на работу!" Не хочется идти. Все сонные, больные, никто не успел отдохнуть. Но радио требует, автоматы в бойницах надо идти... Все очень грязные, волосатые, как звери: мыться не давали, бриться не позволяли. Раз в неделю стол забирал одежду вниз, - там ее прожарят и опять пришлют. Еще присылали вонючую жидкость, и радио приказывало: надо натираться. Надсмотрщики не хотели болезней... Еще очень хитрая выдумка была: всюду охрана, а никого не видно. Никто не ведет, не показывает дороги, а идем туда, куда хотят гитлеровцы: куда надо идти - дорога открыта, а куда нельзя щит и пулемет. В шахте тоже: работаем, охраны нет, но если кто слово скажет, сразу радио кричит: "Номер такой-то, замолчать. Первое предупреждение". Это очень плохо: если три раза предупреждение, радио говорит: "Номер такой-то, останься". Человек остается в шахте - и мы больше не видим его, не знаем, куда он пропал...
Раш стал наладчиком: когда машина испортится, ему поручают ремонт. А ремонта нет, - он умело показывает всем, как надо притворяться, будто работаешь изо всех сил. Но делали мы мало. Мы бурили перфораторами породу. Целый день работаем, потом идем в камеру. Утром придем в шахту, уже вся порода взорвана, вагонетки стоят, нам грузить надо. Мы не видели, кто взрывает породу.
Все время горит электричество. Очень ярко - глаза болят. Когда день, когда ночь - никто не знает. Сколько мы жили под землей - как запомнить? Один раз ложимся спать, Раш тихо шепчет: "Завтра апрель, первое число, весна идет... Триста семнадцать дней мы в Подземном городе". Я спрашиваю: "Откуда ты знаешь?" Раш отвечает: "Работа и отдых - сутки. У меня на бляхе, с другой стороны, столько черточек, сколько суток мы здесь". Здесь это совсем просто, но там все растерялись и никто не считал дней. Только русский не растерялся. Дальше все хуже, хуже... Люди умирали, очень много... И очень многие с ума сошли. Один англичанин как-то утром проснулся, закричал что-то непонятное, стал биться о стену. Мы ушли на работу, а ему радио приказало остаться. Мы его больше не видели... Я бы тоже не выдержал, но рядом был Раш. Он меня спас и много людей еще. Он говорил - надо держаться и готовиться. А как надо готовиться, он сказал нам потом...
Иногда на столе, который поднимался снизу, стояли кружки. В кружках вонючее питье... Радио приказывало: пейте! Так нас лечили. У нас много людей заболело: сначала зубы шатались, десны болели. Потом у многих зубы выпали. Люди ходить не могли. На работу не пошли, остались в камере. Больше о них мы не слышали. Однажды Раш шепнул мне: "Гарри, мы живем в Арктике, на каком-то большом острове. Питье, которое нам дают, - настой хвои от цинги".
- Но Арктика велика! - взволнованно перебил Лев. - На каком же острове? Откуда шел "Мафусаил"?
- Мы встретили его к востоку от Большого острова, - сказал Рыбников. - Он обходил льды, скопившиеся у этого острова. Но его встречали и значительно севернее. Возможно, там есть неизвестный остров...
- И я так думаю, - подхватил Гарри, - потому что когда я плыл на "Мафусаиле", я слышал, как лед все время стучал о борта. Раш тоже думал, что мы где-то северо-восточнее Большого острова. Он даже говорил об этом с Эриком Паульсеном, норвежским ученым. Паульсен в Подземный город приехал с нами... Маленький, щупленький, но очень смелый... Но вскоре его забрали. Мы думали, что это потому, что он смелый. Когда ему хотелось, он говорил вслух. И смеялся, когда радиорупор предупреждал его.
Раш много думал, как с людьми говорить, чтобы стража не слышала. И придумал: говорить надо особым кодом. Он научил нас разговаривать глазами: то один глаз закроешь, то другой... Точка-тире... Вот начинается обед. Все сидят за столом. Русский тоже ест похлебку, а глаза - то один закроется, то другой. И кому надо, тот понимает - тире, точка, три точки... У нас уже образовалась своя компания: французский капитан Моро, англичанин Бленд, поляк Янковский. Русский объединял людей для дела.
Первой задачей Раша было - прощупать людей. Нелегко это было: люди очень напуганы, подойти нельзя, сказать нельзя, про наш код еще не знают... Но Раш был очень терпелив и настойчив. Постепенно он научил всех нашему коду, сумел завоевать авторитет. Через год наша камера стала ротой. Охрана ни о чем не догадывалась. Мы знали - ничего не должно быть видно. Мы были тихие, как всегда. Но все стали понимать, что мы люди, а не скот. О, это было очень большое дело! Без этого люди сошли бы с ума, стали бы как машины...
Мы готовили оружие. Острый камень, немножко похожий на топор, сломанный гаечный ключ - это уже оружие. Все это мы собирали и прятали в шахте, в укромных местах. В камере ничего не спрячешь - голое железо, нигде ни щели, а нары и стол убирались.
Так мы готовились начать войну в Подземном городе. Раш говорил: "Если кто-нибудь сможет убежать, пускай бежит и на весь свет кричит о Подземном городе". О, Раш очень умный человек! Это он научил меня бежать из Подземного города. Он сказал: "Если тебе это удастся, постарайся как можно скорее добраться до СССР и там рассказать обо всем". Какое счастье, что я увидел красный флаг на корме "Днепра"!
Гарри Гульд бежит из подземного города
Однообразие жизни Подземного города внезапно нарушилось. Сначала был резко уменьшен продовольственный паек. Электричество стало светить не так ярко. А затем однажды в стальной камере не открылась дверь, через которую заключенные выходили на работу. Она не открывалась очень долго - может быть, несколько дней. И даже изнуренные каторжным трудом люди встревожились: почему не гонят на работу?
А потом электрические лампочки, непрерывно светившие на протяжении нескольких лет, внезапно погасли. Это было похоже на крушение мира. Стальная камера наполнилась густым, ощутимым мраком. Репродуктор начал было говорить:
- Безымянные, сохраняйте...
В этот миг загремел оглушительный взрыв, не похожий на те, какими дробили породу в шахте. Заключенные упали на пол. Стальная камера звенела, гудела, как огромный резонатор; люди затыкали уши... Вдруг заплескалась вода. Раш принялся ощупывать стальную стену. Найдя бойницу, уже не опасаясь пули из автомата, он закричал:
- Отоприте! Нас заливает.
Но никто не отозвался. Охраны не было.
Тогда узники бросились к двери. Навалились скопом, давя друг друга. Но гладкая сталь не поддавалась. А вода все прибывала. Она достигала уже нар...
Русский сложил руки рупором и громко скомандовал:
- Все на нары! Ко мне!
Толпа повиновалась. Триста человек в темноте, стоя на нарах, сбились в тесную кучу, и нары не выдержали - стали поддаваться. Тотчас же кусок их был выломан и превращен в таран. Но после первых ударов, прогремевших по всему подземелью, как гул набата, вдруг зажглось электричество и репродуктор заявил:
- Заключенные, сохраняйте спокойствие... - Голос был незнакомый, совершенно не похожий на прежний. - Облеченный полнотою власти, я принимаю на себя руководство Подземным городом. Я несу ответственность за порядок и дисциплину, за уровень производства. Кто будет добросовестно работать, тот может рассчитывать на возвращение имени, человеческого достоинства, а со временем и свободы. Кто осмелится сопротивляться, - будет предан военно-полевому суду, который покарает виновных по всей строгости законов военного времени, вплоть до расстрела.
Диктор умолк, и заключенные снова увидели в бойницах стволы автоматов. За стальными стенами послышалось щелканье затворов.
Репродуктор заревел:
- Разойтись по местам!
Но заключенных уже нельзя было остановить.
- Свобода или смерть!
Они принялись колотить обломком нар в стальную дверь.
Автоматы молчали, и это придавало заключенным еще больше сил.
Вдруг нары ушли в стены, а из-под пола поднялся стол. На нем стоял рыжеволосый человек с самоуверенной рожей. Скрестив руки на груди, он с наглой улыбкой оглядывал окруживших его заключенных. Многие бросились к столу, чтобы стащить этого наглеца на пол, но рыжий поднял руку и сказал:
- Спокойнее, парни! Если вы меня укокошите, то никогда уже отсюда не выберетесь.
Он говорил по-английски, но с явным немецким акцентом.
- Мы требуем свободы! - закричали со всех сторон. - Мы разнесем эту тюрьму. Свободы!
Рыжий ткнул пальцем в себя и расхохотался.
- Разве я не похож на вестника освобождения? Разрешите представиться, ребята: Джонни-Счастливчик, полноправный гражданин великой и весьма демократической страны. Мне поручено ознакомиться с вашим житьем-бытьем и подготовить все к вашему освобождению. Как только будет заключен мир, вы тотчас же поедете домой... Сегодня начнется перепись, вы сейчас получите анкеты. Мы установим имя, место жительства каждого и - счастливого пути! А до заключения мира вы немного поработаете. Чтобы не скучать от безделья.
Слова этого молодчика произвели ошеломляющее впечатление. Одни по простоте своей возликовали: "Ура, свобода!"; другие со сверкающими от гнева глазами, возмущенные, подступили к новому тюремщику:
- Сколько еще мы будем здесь томиться? Мы требуем свободы! Ни одного дня здесь не останемся...
Улыбка на лице у рыжего стала еще шире. Он беззаботно пожал плечами и пренебрежительно бросил:
- Ну, что же... Чем больше вы будете кричать, тем позже получите свободу.
Его бы, пожалуй, не выпустили, но в это время из всех бойниц посыпались свернутые в трубочку белые бланки анкет. Заключенные кинулись ловить их, и рыжий спокойно прошел сквозь толпу; дверь перед ним распахнулась, кое-кто успел разглядеть в коридоре вооруженных охранников.
Пользуясь наступившей в камере сумятицей, русский обменялся несколькими фразами с Гарри, Блендом и Моро.
- Нужно продолжать, - сказал он. - Что бы ни произошло, мы обязаны бороться и добиться свободы!
В эту минуту репродуктор стал вызывать заключенных по номерам. Среди десяти вызванных оказался и Гарри.
Открылась дверь. Гарри не успел проститься с Рашем, а дверь уже захлопнулась. Лифт поднял десять заключенных на шахтный двор, и они двинулись в обратном направлении той же дорогой, по которой несколько лет тому назад были доставлены в свою стальную тюрьму. Подъемник поднял их на поверхность залива.
Тот же крутой каменистый берег. Сверкали на солнце ледники. Гарри видел дневной свет, солнце - и плакал от радости и боли в глазах.
В заливе стоял большой океанский пароход. Заключенных доставили к нему на шлюпках, велели подняться на палубу. Пленные грузили в трюм огромные тяжелые ящики. Несколько вооруженных охранников следили за работой.
Когда начальник охраны приказал прекратить работу и заключенных погнали к трапу, Гарри сделал вид, что оступился и упал в воду.
Пока его искали у левого борта, он проплыл под кораблем, поднялся на палубу по штормтрапу справа и залез в шлюпку. Под брезентом никто его не видел и было сравнительно тепло.
Если бы не встреча с "Днепром", Гарри, пожалуй, погиб бы от голода. Но он предпочитал смерть возвращению на подземную каторгу...
- А теперь как хорошо получилось, - сказал он, снова набивая трубку, и, помолчав, вдруг решительно добавил: - Я не хочу возвращаться в Монию... Скажите, ваша страна примет меня?
Дело принимает неожиданный оборот
Всю дорогу Лев думал о таинственном Подземном городе. Каким образом гитлеровцы захватили остров в Арктике? Где расположен этот остров? Неужели этот кусок суши, затерянный в высоких широтах Северного океана, никому не известен. Если ему будет разрешено произвести испытания "Светолета" в Арктике, надо поискать этот остров. Может, представится случай помочь заключенным в его подземельях... Но вот что странно: судно Монии, - государства, которое называет себя демократическим, - посещает этот остров, что-то вывозит оттуда, а мир ничего не знает о Подземном городе, о томящихся там в течение ряда лет людях - солдатах армий, боровшихся против гитлеровской Германии. Чем это объяснить? За этим кроется какая-то преступная тайна.
Во время испытаний "Светолета" надо будет самым внимательным образом осмотреть эту часть Ледовитого океана.
...В Москве Льва ждали сотни дел. Много времени отнимало окончательное снаряжение "Светолета". После первых испытаний пришлось внести некоторые усовершенствования, переконструировать отдельные приборы...
К середине июля техническая сторона экспедиции была обеспечена. Тем досаднее были проволочки организационного порядка. Минуло десять дней со времени возвращения Солнцева из Мурманска, а вопрос о посылке "Светолета" в Арктику все еще не был решен. В содействии молодому ученому не отказывали, но никто не понимал его торопливости.
Однажды вечером в кабинете раздался резкий телефонный звонок. Трубку взял Рыбников:
- Алло! Да... А вам кого? Ага... А кто спрашивает?
И вдруг трубка в руке Рыбникова вздрогнула.
- Из секретариата? Понимаю...
Жестом он позвал Солнцева.
- Я у телефона, - сказал Солнцев. - Слушаю вас... Понимаю... Утром переговорю... Я тоже думаю, что теперь поймут... Спасибо, спасибо вам, дорогой товарищ... Очень благодарен...
Лев положил трубку; одним прыжком очутился подле Нади, подхватил ее на руки, завертел, закружил:
- Ура! Летим! Все в порядке! Ура!
На следующее утро в главке, где так долго не могли решить вопрос о полете, его встретили с распростертыми объятиями. Начальник усадил его в кресло, сам сел напротив.
- Ваш вопрос решен положительно. Если и были задержки, то не сетуйте на нас: "Светолет" - дело новое, а мы хотим иметь полную уверенность в успехе. Мы тщательно изучили возможности вашей машины... и можете действовать... Представителем Высшего технического совета на борту "Светолета" будет профессор Никита Галактионович Иринин. Не возражаете? Насчет состава экспедиции... Разрешите, я назову кандидатов, которые, на мой взгляд, не вызовут возражений и с вашей стороны. Первый ваш помощник и ассистент Надежда Алексеевна Солнцева... Правильно?
- Да, она будет вторым водителем и метеорологом.
- Затем Гарри Гульд, за которого вы так ходатайствовали. Кстати, он принят в советское гражданство... Устин Петрович Рыбников, моряк, очень хорошо знающий Арктику. Я не ошибся? Вот видите, расхождений нет....
В дверь постучали. Вошел молодой человек с умным, слегка усталым лицом. Это был секретарь министра.
- Я пришел за вами, - сказал молодой человек. - Министр ждет...
Через минуту он ввел Солнцева в кабинет. Министр окинул Льва быстрым взглядом из-под пенсне и пригласил сесть.
- Я жалею, что не мог раньше заняться вашим делом, - сказал он. - Я был в отъезде. Несколько слов вместо инструкции. - Он придвинул Льву портсигар. Запомните! Вы - начальник научной, - он подчеркнул это слово, - экспедиции по испытанию "Светолета" в арктических условиях. Испытания будете производить в нашем и соседнем секторах Арктики. Разрешение от соответствующего правительства получено. Но ни на секунду не забывайте о том, что в соседнем секторе Арктики расположена крупная военно-морская база Монии. Поэтому каждое ваше движение станет объектом скрупулезного, скорее всего враждебного наблюдения. Остерегайтесь провокации! Не давайте пищи клеветникам. Если им нужна муха, чтобы сделать слона, то не давайте им этой мухи! И если на вашем пути действительно встретится остров, о котором рассказывал Гарри Гульд, не забудьте, что представители Советского Союза не вмешиваются во внутренние дела других держав, как бы малы эти державы ни были. Ясно? - Министр улыбнулся. Но приземлиться на этом острове, если он действительно не отмечен на картах, вам разрешается. На это есть санкция того же правительства. Оно даже просило дать ему возможно более полные сведения обо всех островах, которые могут быть открыты вами в его секторе Арктики... Ну, счастливого пути!
SOS! SOS! SOS!
Солнце не покидает небес. Оно превратило дикий холодный край в сказочную страну света и красок. В небе плывут пылающие корабли, а внизу сверкают колонны причудливых дворцов, замков.
Таково лето в Арктике.
Тучами проносятся стаи птиц. В полыньях ныряют тюлени. Они фыркают, отплевываются - и снова ныряют. А из-под тороса поднялась старая медведица, отряхнулась, облизала медвежонка и тронулась к ближней полынье. Медвежонок трусит позади. Уже слышно, как плещутся и сопят тюлени. Мать-медведица ползет на брюхе, толкая перед собой осколок льдины, чтобы скрыть черный треугольник два глаза и блестящий нос. Вдруг медведица оставляет осколок, поднимается на задние лапы, передними защищает глаза от солнца и, изумленная, смотрит вперед. Такого огромного моржа она никогда не видела! Гигант ломится сквозь лед, раздвигает ледяные поля, и медведица чувствует, что лед колеблется и гудит под нею. Ее охватывает страх. Она уже не думает об охоте, пятится к медвежонку, торопливо уводит его за торосы и оттуда, вздрагивая и растерянно облизываясь, следит за движениями, чудовища.
- О грузовой помощник? Скажите лишь слово - я все сделаю.
- Вас ищет Василий Иванович, третий помощник капитана, - пиджак примерить... Мы общими силами хотим вас одеть. Готового на вас не подберешь. Так вот мы коллективно. Солодовников, палубный матрос, был раньше портным. А Василий Иванович, специалист по геометрии, выкройку сделал. Я тоже помогаю петли метать, подкладку подметывать... В общем, костюм будет. Чтобы в Мурманске не задерживаться.
- Какие вы все чудесные люди! О дорогие мои друзья! - воскликнул Гарри. Спасибо вам!
...Второго июля в шесть часов утра вдали показался знаменитый ледокол "Днепр". Жители Мурманска узнали его по двум высоким желтым трубам, по корпусу, напоминающему гигантский утюг. Все суда, находившиеся на рейде, салютовали товарищу гудками. Разноголосый хор металлических глоток не смолкал несколько минут. "Днепр" в свою очередь мощным гудком приветствовал родной порт.
С берега на ледокол нацелились сотни биноклей, а с ледокола на берег жадно глядели десятки глаз. Многие члены экипажа ждали встречи с родными, близкими... Все радовались возможности сойти на землю.
Рыбников издали узнал сына своего лучшего друга. Вот портовый катер с морским начальством отваливает от стенки. На его палубе - Лев Солнцев с женой, оба в белых костюмах.
Старому моряку не терпится увидеть их ближе. Катер уже под бортом, и Рыбников бежит по трапу. Он обнимает молодого Солнцева, крепко его целует, затем без церемонии целует и Надю.
- Э, да она у тебя красавица! Очень рад, очень рад... А теперь познакомься с нашим другом. Гарри Гульд. Он бежал из Подземного города. Оказывается, где-то в Арктике до сих пор еще существует фашистская каторга. Ты повезешь Гульда в Москву. Он расскажет там обо всем.
Леонид Солнцев смеется.
- Вас, Устин Петрович, я тоже повезу в Москву. Вы уже оформили отпуск? На Рыбачий мы полетим из Москвы.
Гарри Гульд рассказывает
На другой день курьерский поезд повез Солнцевых, Гарри и Рыбникова в Москву.
Как только они разместились в купе, Лев попросил Гарри рассказать о Подземном городе. Он хотел знать все до мельчайших подробностей.
Гарри Гульд тотчас же начал. Он прерывал рассказ лишь тогда, когда у него гасла трубка или когда подыскивал нужное русское слово.
- Раш научил меня говорить по-русски еще до того, как мы попали в Подземный город. А в Подземном городе нам разговаривать почти не приходилось. Нам не позволяли рта раскрыть... Но русский язык я не забыл... Я только прошу меня не перебивать, и тогда я все расскажу... Я был на войне в Африке. И вот меня ранили. Я очнулся в немецком госпитале. Я не понимал, почему меня не убили. Почему не выбросили шакалам. Потом пришел офицер пропаганды, геббельсовская обезьяна, говорит: "Мония черных не любит, мы, немцы, будем любить: иди в нашу армию. Пойдешь - будем лечить, не пойдешь - тебе капут..." Я понял - они хотели сделать из меня приманку, чтобы все негры шли к ним...
- Разве с Рашем вы познакомились в Африке? - перебил Солнцев.
- О, нет. Но если бы не Африка, я не встретил бы того русского...
- Дальше, прошу вас.
- А дальше... Меня все же не убили, а посадили на старый "юнкерс" и отправили в Германию... Оказывается, пришел приказ: собрать самых здоровых и сильных в отдельную команду. В Германии содержали в особом бараке. Сначала я был один, потом стали приводить других пленных. Все это были сильные люди. Приводили также и не очень сильных, но они были ученые. С ними пришел единственный русский - морской инженер, которого мы назвали Раш. В этом лагере мы пробыли около полугода. Нас заставляли работать в шахтах, а потом отвезли вдруг в порт, посадили на пароход, заперли в трюм. И мы поплыли неизвестно куда...
- Русский не говорил вам, при каких обстоятельствах он попал в плен? снова перебил Солнцев.
- Очень мало. Он сказал лишь, что был в беспамятстве, когда его подобрали.
Рыбников понимал, что происходит в душе Льва.
- Знаешь, - сказал он, - в первую минуту и мне показалось, что этот самый Раш - твой отец. Должно быть потому, что "Дельфин" погиб в Арктике по-видимому, недалеко от этого Подземного города.
- Да, да, - подтвердил Гарри. - И я еще знаю, что сначала немцы его лечили - верно, хотели узнать секреты. Ничего не узнали. И прислали в нашу команду. Он очень хороший инженер. Вот мы и встретились.
...В темноте смутно угадывались очертания крутых высоких гор.
Военнопленным приказали спуститься по штормтрапу прямо в воду. Неглубоко под водой была скрыта площадка. Пленные стояли на ней по колено в воде, сбившись в кучу. Никто не шевелился: боялись сорваться.
Но вот вода забурлила, рядом с пленными вынырнула рубка какого-то подводного судна. Голос из радиорупора приказал всем войти в рубку. Пленные волновались. Слабо освещенный трап привел их в большую каюту. Когда людей набилось до отказа, кто-то задраил наверху люк, и Гарри показалось, что судно погружается. Затем последовало несколько толчков. Судно как будто плотно пришвартовалось к стенке. В стене каюты открылись двери. Все тот же каркающий голос приказал выходить. Пленные очутились в длинной стальной трубе. По-видимому, она соединяла судно с туннелем, пробитым в породе. Этим ходом пленные прошли в огромную пещеру. Свет многих электрических ламп отражался разноцветным сиянием в сталактитах. Дальше они шли по мосту над пропастью слышно было, как далеко внизу бурлит вода, затем попали в помещение, напоминающее шахтный двор, и, наконец, вошли в большую стальную камеру.
В этой камере, где неумолчно жужжали вентиляторы и ни на секунду не гас яркий электрический свет, им суждено было провести много лет. Гладкие стальные стены: ни трещинки, ни щелочки. На высоте человеческого роста узкие бойницы, а в них - стволы автоматов...
Загремел репродуктор:
- Внимание! Приказ номер один. Вы прибыли в Подземный город, чтобы работать. Жить будет только тот, кто научится беспрекословно повиноваться. До полной победы Германии во всем мире вы не увидите солнца. Единственный путь к солнцу - через полную победу германской армии. Следовательно, приближать эту победу - в ваших интересах. Вы обязаны забыть: первое - свое прошлое, второе происхождение, третье - национальность, четвертое - имя. Вы должны работать, только работать. Это сохранит вам жизнь. Старайтесь не хворать - больных мы не держим. Каждый обязан постоянно носить на шее свой номер. Замеченный без номера будет немедленно уничтожен...
В полу открылся прямоугольный люк. Из него поднялся длинный металлический стол. На столе были миски с похлебкой, куски хлеба. Под каждым куском лежала номерная бляха на шнурке. Одновременно из стен выдвинулись железные нары. Пленные нерешительно сели: то была первая трапеза в Подземном городе.
- Наденьте номера на шею и подходите по очереди к окошку, - приказал невидимый диктор, едва пленники очистили миски.
В стене открылся небольшой квадратный люк. Очевидно, пленных фотографировали с номерами на шее, как собак. Гарри Гульду достался номер 3157, Рашу - 4369.
Еще там, в бараке, негр проникся уважением к советскому офицеру. Гарри старался держаться поближе к русскому, брать с него пример, обо всем с ним советовался.
Зверский режим, издевательства, оскорбления - на первых порах все толкало пленных к самоубийству. Собирался покончить с собой и Гарри. Он - человек, а не машина, не вещь и не желает работать на фашистов...
Русский офицер, коммунист, спокойно надел на шею номер и дал себя сфотографировать. Гарри даже показалось, что Раш слегка улыбнулся при этом. Не может быть, чтобы русский офицер сдался. Он что-то знает, что-то задумал...
Позднее, когда удалось переброситься несколькими словами, Раш объяснил:
- Нет, умирать нам нельзя. Это дезертирство. Пока мы не уничтожим этот Подземный город или, по крайней мере, не разоблачим его тайны, мы остаемся на передовой.
Гарри понял...
...Лев Леонидович молча сидел на диване и, уставившись в одну точку, слушал повесть о таинственном Подземном городе. Надя переводила взгляд с мужа на Гарри, и по ее подвижному лицу видно было, как глубоко волнует ее рассказ негра.
Гарри Гульд часто останавливался, припоминая и подбирая слова. Никто их не тревожил. Купе было заперто, поезд мчался сквозь ночь, ритмично постукивая колесами на стыках.
В третий раз Гарри Гульд набил трубку, затянулся и повел рассказ дальше:
- Раш не такой, как все. О, нет! Он - советский офицер. Он не падал духом. Нигде спасения не видно, никто не ждет, а он видит и ждет. У него глаз острый: все видел, все понимал. Только об этом никто не знал. Я рядом спал, я знал. Все спят головой на железе - очень больно. А мы с русским спали хорошо: полночи моя голова на его плече, полночи его голова на моем плече.
Каждое утро радио кричит: "Выходи на работу!" Не хочется идти. Все сонные, больные, никто не успел отдохнуть. Но радио требует, автоматы в бойницах надо идти... Все очень грязные, волосатые, как звери: мыться не давали, бриться не позволяли. Раз в неделю стол забирал одежду вниз, - там ее прожарят и опять пришлют. Еще присылали вонючую жидкость, и радио приказывало: надо натираться. Надсмотрщики не хотели болезней... Еще очень хитрая выдумка была: всюду охрана, а никого не видно. Никто не ведет, не показывает дороги, а идем туда, куда хотят гитлеровцы: куда надо идти - дорога открыта, а куда нельзя щит и пулемет. В шахте тоже: работаем, охраны нет, но если кто слово скажет, сразу радио кричит: "Номер такой-то, замолчать. Первое предупреждение". Это очень плохо: если три раза предупреждение, радио говорит: "Номер такой-то, останься". Человек остается в шахте - и мы больше не видим его, не знаем, куда он пропал...
Раш стал наладчиком: когда машина испортится, ему поручают ремонт. А ремонта нет, - он умело показывает всем, как надо притворяться, будто работаешь изо всех сил. Но делали мы мало. Мы бурили перфораторами породу. Целый день работаем, потом идем в камеру. Утром придем в шахту, уже вся порода взорвана, вагонетки стоят, нам грузить надо. Мы не видели, кто взрывает породу.
Все время горит электричество. Очень ярко - глаза болят. Когда день, когда ночь - никто не знает. Сколько мы жили под землей - как запомнить? Один раз ложимся спать, Раш тихо шепчет: "Завтра апрель, первое число, весна идет... Триста семнадцать дней мы в Подземном городе". Я спрашиваю: "Откуда ты знаешь?" Раш отвечает: "Работа и отдых - сутки. У меня на бляхе, с другой стороны, столько черточек, сколько суток мы здесь". Здесь это совсем просто, но там все растерялись и никто не считал дней. Только русский не растерялся. Дальше все хуже, хуже... Люди умирали, очень много... И очень многие с ума сошли. Один англичанин как-то утром проснулся, закричал что-то непонятное, стал биться о стену. Мы ушли на работу, а ему радио приказало остаться. Мы его больше не видели... Я бы тоже не выдержал, но рядом был Раш. Он меня спас и много людей еще. Он говорил - надо держаться и готовиться. А как надо готовиться, он сказал нам потом...
Иногда на столе, который поднимался снизу, стояли кружки. В кружках вонючее питье... Радио приказывало: пейте! Так нас лечили. У нас много людей заболело: сначала зубы шатались, десны болели. Потом у многих зубы выпали. Люди ходить не могли. На работу не пошли, остались в камере. Больше о них мы не слышали. Однажды Раш шепнул мне: "Гарри, мы живем в Арктике, на каком-то большом острове. Питье, которое нам дают, - настой хвои от цинги".
- Но Арктика велика! - взволнованно перебил Лев. - На каком же острове? Откуда шел "Мафусаил"?
- Мы встретили его к востоку от Большого острова, - сказал Рыбников. - Он обходил льды, скопившиеся у этого острова. Но его встречали и значительно севернее. Возможно, там есть неизвестный остров...
- И я так думаю, - подхватил Гарри, - потому что когда я плыл на "Мафусаиле", я слышал, как лед все время стучал о борта. Раш тоже думал, что мы где-то северо-восточнее Большого острова. Он даже говорил об этом с Эриком Паульсеном, норвежским ученым. Паульсен в Подземный город приехал с нами... Маленький, щупленький, но очень смелый... Но вскоре его забрали. Мы думали, что это потому, что он смелый. Когда ему хотелось, он говорил вслух. И смеялся, когда радиорупор предупреждал его.
Раш много думал, как с людьми говорить, чтобы стража не слышала. И придумал: говорить надо особым кодом. Он научил нас разговаривать глазами: то один глаз закроешь, то другой... Точка-тире... Вот начинается обед. Все сидят за столом. Русский тоже ест похлебку, а глаза - то один закроется, то другой. И кому надо, тот понимает - тире, точка, три точки... У нас уже образовалась своя компания: французский капитан Моро, англичанин Бленд, поляк Янковский. Русский объединял людей для дела.
Первой задачей Раша было - прощупать людей. Нелегко это было: люди очень напуганы, подойти нельзя, сказать нельзя, про наш код еще не знают... Но Раш был очень терпелив и настойчив. Постепенно он научил всех нашему коду, сумел завоевать авторитет. Через год наша камера стала ротой. Охрана ни о чем не догадывалась. Мы знали - ничего не должно быть видно. Мы были тихие, как всегда. Но все стали понимать, что мы люди, а не скот. О, это было очень большое дело! Без этого люди сошли бы с ума, стали бы как машины...
Мы готовили оружие. Острый камень, немножко похожий на топор, сломанный гаечный ключ - это уже оружие. Все это мы собирали и прятали в шахте, в укромных местах. В камере ничего не спрячешь - голое железо, нигде ни щели, а нары и стол убирались.
Так мы готовились начать войну в Подземном городе. Раш говорил: "Если кто-нибудь сможет убежать, пускай бежит и на весь свет кричит о Подземном городе". О, Раш очень умный человек! Это он научил меня бежать из Подземного города. Он сказал: "Если тебе это удастся, постарайся как можно скорее добраться до СССР и там рассказать обо всем". Какое счастье, что я увидел красный флаг на корме "Днепра"!
Гарри Гульд бежит из подземного города
Однообразие жизни Подземного города внезапно нарушилось. Сначала был резко уменьшен продовольственный паек. Электричество стало светить не так ярко. А затем однажды в стальной камере не открылась дверь, через которую заключенные выходили на работу. Она не открывалась очень долго - может быть, несколько дней. И даже изнуренные каторжным трудом люди встревожились: почему не гонят на работу?
А потом электрические лампочки, непрерывно светившие на протяжении нескольких лет, внезапно погасли. Это было похоже на крушение мира. Стальная камера наполнилась густым, ощутимым мраком. Репродуктор начал было говорить:
- Безымянные, сохраняйте...
В этот миг загремел оглушительный взрыв, не похожий на те, какими дробили породу в шахте. Заключенные упали на пол. Стальная камера звенела, гудела, как огромный резонатор; люди затыкали уши... Вдруг заплескалась вода. Раш принялся ощупывать стальную стену. Найдя бойницу, уже не опасаясь пули из автомата, он закричал:
- Отоприте! Нас заливает.
Но никто не отозвался. Охраны не было.
Тогда узники бросились к двери. Навалились скопом, давя друг друга. Но гладкая сталь не поддавалась. А вода все прибывала. Она достигала уже нар...
Русский сложил руки рупором и громко скомандовал:
- Все на нары! Ко мне!
Толпа повиновалась. Триста человек в темноте, стоя на нарах, сбились в тесную кучу, и нары не выдержали - стали поддаваться. Тотчас же кусок их был выломан и превращен в таран. Но после первых ударов, прогремевших по всему подземелью, как гул набата, вдруг зажглось электричество и репродуктор заявил:
- Заключенные, сохраняйте спокойствие... - Голос был незнакомый, совершенно не похожий на прежний. - Облеченный полнотою власти, я принимаю на себя руководство Подземным городом. Я несу ответственность за порядок и дисциплину, за уровень производства. Кто будет добросовестно работать, тот может рассчитывать на возвращение имени, человеческого достоинства, а со временем и свободы. Кто осмелится сопротивляться, - будет предан военно-полевому суду, который покарает виновных по всей строгости законов военного времени, вплоть до расстрела.
Диктор умолк, и заключенные снова увидели в бойницах стволы автоматов. За стальными стенами послышалось щелканье затворов.
Репродуктор заревел:
- Разойтись по местам!
Но заключенных уже нельзя было остановить.
- Свобода или смерть!
Они принялись колотить обломком нар в стальную дверь.
Автоматы молчали, и это придавало заключенным еще больше сил.
Вдруг нары ушли в стены, а из-под пола поднялся стол. На нем стоял рыжеволосый человек с самоуверенной рожей. Скрестив руки на груди, он с наглой улыбкой оглядывал окруживших его заключенных. Многие бросились к столу, чтобы стащить этого наглеца на пол, но рыжий поднял руку и сказал:
- Спокойнее, парни! Если вы меня укокошите, то никогда уже отсюда не выберетесь.
Он говорил по-английски, но с явным немецким акцентом.
- Мы требуем свободы! - закричали со всех сторон. - Мы разнесем эту тюрьму. Свободы!
Рыжий ткнул пальцем в себя и расхохотался.
- Разве я не похож на вестника освобождения? Разрешите представиться, ребята: Джонни-Счастливчик, полноправный гражданин великой и весьма демократической страны. Мне поручено ознакомиться с вашим житьем-бытьем и подготовить все к вашему освобождению. Как только будет заключен мир, вы тотчас же поедете домой... Сегодня начнется перепись, вы сейчас получите анкеты. Мы установим имя, место жительства каждого и - счастливого пути! А до заключения мира вы немного поработаете. Чтобы не скучать от безделья.
Слова этого молодчика произвели ошеломляющее впечатление. Одни по простоте своей возликовали: "Ура, свобода!"; другие со сверкающими от гнева глазами, возмущенные, подступили к новому тюремщику:
- Сколько еще мы будем здесь томиться? Мы требуем свободы! Ни одного дня здесь не останемся...
Улыбка на лице у рыжего стала еще шире. Он беззаботно пожал плечами и пренебрежительно бросил:
- Ну, что же... Чем больше вы будете кричать, тем позже получите свободу.
Его бы, пожалуй, не выпустили, но в это время из всех бойниц посыпались свернутые в трубочку белые бланки анкет. Заключенные кинулись ловить их, и рыжий спокойно прошел сквозь толпу; дверь перед ним распахнулась, кое-кто успел разглядеть в коридоре вооруженных охранников.
Пользуясь наступившей в камере сумятицей, русский обменялся несколькими фразами с Гарри, Блендом и Моро.
- Нужно продолжать, - сказал он. - Что бы ни произошло, мы обязаны бороться и добиться свободы!
В эту минуту репродуктор стал вызывать заключенных по номерам. Среди десяти вызванных оказался и Гарри.
Открылась дверь. Гарри не успел проститься с Рашем, а дверь уже захлопнулась. Лифт поднял десять заключенных на шахтный двор, и они двинулись в обратном направлении той же дорогой, по которой несколько лет тому назад были доставлены в свою стальную тюрьму. Подъемник поднял их на поверхность залива.
Тот же крутой каменистый берег. Сверкали на солнце ледники. Гарри видел дневной свет, солнце - и плакал от радости и боли в глазах.
В заливе стоял большой океанский пароход. Заключенных доставили к нему на шлюпках, велели подняться на палубу. Пленные грузили в трюм огромные тяжелые ящики. Несколько вооруженных охранников следили за работой.
Когда начальник охраны приказал прекратить работу и заключенных погнали к трапу, Гарри сделал вид, что оступился и упал в воду.
Пока его искали у левого борта, он проплыл под кораблем, поднялся на палубу по штормтрапу справа и залез в шлюпку. Под брезентом никто его не видел и было сравнительно тепло.
Если бы не встреча с "Днепром", Гарри, пожалуй, погиб бы от голода. Но он предпочитал смерть возвращению на подземную каторгу...
- А теперь как хорошо получилось, - сказал он, снова набивая трубку, и, помолчав, вдруг решительно добавил: - Я не хочу возвращаться в Монию... Скажите, ваша страна примет меня?
Дело принимает неожиданный оборот
Всю дорогу Лев думал о таинственном Подземном городе. Каким образом гитлеровцы захватили остров в Арктике? Где расположен этот остров? Неужели этот кусок суши, затерянный в высоких широтах Северного океана, никому не известен. Если ему будет разрешено произвести испытания "Светолета" в Арктике, надо поискать этот остров. Может, представится случай помочь заключенным в его подземельях... Но вот что странно: судно Монии, - государства, которое называет себя демократическим, - посещает этот остров, что-то вывозит оттуда, а мир ничего не знает о Подземном городе, о томящихся там в течение ряда лет людях - солдатах армий, боровшихся против гитлеровской Германии. Чем это объяснить? За этим кроется какая-то преступная тайна.
Во время испытаний "Светолета" надо будет самым внимательным образом осмотреть эту часть Ледовитого океана.
...В Москве Льва ждали сотни дел. Много времени отнимало окончательное снаряжение "Светолета". После первых испытаний пришлось внести некоторые усовершенствования, переконструировать отдельные приборы...
К середине июля техническая сторона экспедиции была обеспечена. Тем досаднее были проволочки организационного порядка. Минуло десять дней со времени возвращения Солнцева из Мурманска, а вопрос о посылке "Светолета" в Арктику все еще не был решен. В содействии молодому ученому не отказывали, но никто не понимал его торопливости.
Однажды вечером в кабинете раздался резкий телефонный звонок. Трубку взял Рыбников:
- Алло! Да... А вам кого? Ага... А кто спрашивает?
И вдруг трубка в руке Рыбникова вздрогнула.
- Из секретариата? Понимаю...
Жестом он позвал Солнцева.
- Я у телефона, - сказал Солнцев. - Слушаю вас... Понимаю... Утром переговорю... Я тоже думаю, что теперь поймут... Спасибо, спасибо вам, дорогой товарищ... Очень благодарен...
Лев положил трубку; одним прыжком очутился подле Нади, подхватил ее на руки, завертел, закружил:
- Ура! Летим! Все в порядке! Ура!
На следующее утро в главке, где так долго не могли решить вопрос о полете, его встретили с распростертыми объятиями. Начальник усадил его в кресло, сам сел напротив.
- Ваш вопрос решен положительно. Если и были задержки, то не сетуйте на нас: "Светолет" - дело новое, а мы хотим иметь полную уверенность в успехе. Мы тщательно изучили возможности вашей машины... и можете действовать... Представителем Высшего технического совета на борту "Светолета" будет профессор Никита Галактионович Иринин. Не возражаете? Насчет состава экспедиции... Разрешите, я назову кандидатов, которые, на мой взгляд, не вызовут возражений и с вашей стороны. Первый ваш помощник и ассистент Надежда Алексеевна Солнцева... Правильно?
- Да, она будет вторым водителем и метеорологом.
- Затем Гарри Гульд, за которого вы так ходатайствовали. Кстати, он принят в советское гражданство... Устин Петрович Рыбников, моряк, очень хорошо знающий Арктику. Я не ошибся? Вот видите, расхождений нет....
В дверь постучали. Вошел молодой человек с умным, слегка усталым лицом. Это был секретарь министра.
- Я пришел за вами, - сказал молодой человек. - Министр ждет...
Через минуту он ввел Солнцева в кабинет. Министр окинул Льва быстрым взглядом из-под пенсне и пригласил сесть.
- Я жалею, что не мог раньше заняться вашим делом, - сказал он. - Я был в отъезде. Несколько слов вместо инструкции. - Он придвинул Льву портсигар. Запомните! Вы - начальник научной, - он подчеркнул это слово, - экспедиции по испытанию "Светолета" в арктических условиях. Испытания будете производить в нашем и соседнем секторах Арктики. Разрешение от соответствующего правительства получено. Но ни на секунду не забывайте о том, что в соседнем секторе Арктики расположена крупная военно-морская база Монии. Поэтому каждое ваше движение станет объектом скрупулезного, скорее всего враждебного наблюдения. Остерегайтесь провокации! Не давайте пищи клеветникам. Если им нужна муха, чтобы сделать слона, то не давайте им этой мухи! И если на вашем пути действительно встретится остров, о котором рассказывал Гарри Гульд, не забудьте, что представители Советского Союза не вмешиваются во внутренние дела других держав, как бы малы эти державы ни были. Ясно? - Министр улыбнулся. Но приземлиться на этом острове, если он действительно не отмечен на картах, вам разрешается. На это есть санкция того же правительства. Оно даже просило дать ему возможно более полные сведения обо всех островах, которые могут быть открыты вами в его секторе Арктики... Ну, счастливого пути!
SOS! SOS! SOS!
Солнце не покидает небес. Оно превратило дикий холодный край в сказочную страну света и красок. В небе плывут пылающие корабли, а внизу сверкают колонны причудливых дворцов, замков.
Таково лето в Арктике.
Тучами проносятся стаи птиц. В полыньях ныряют тюлени. Они фыркают, отплевываются - и снова ныряют. А из-под тороса поднялась старая медведица, отряхнулась, облизала медвежонка и тронулась к ближней полынье. Медвежонок трусит позади. Уже слышно, как плещутся и сопят тюлени. Мать-медведица ползет на брюхе, толкая перед собой осколок льдины, чтобы скрыть черный треугольник два глаза и блестящий нос. Вдруг медведица оставляет осколок, поднимается на задние лапы, передними защищает глаза от солнца и, изумленная, смотрит вперед. Такого огромного моржа она никогда не видела! Гигант ломится сквозь лед, раздвигает ледяные поля, и медведица чувствует, что лед колеблется и гудит под нею. Ее охватывает страх. Она уже не думает об охоте, пятится к медвежонку, торопливо уводит его за торосы и оттуда, вздрагивая и растерянно облизываясь, следит за движениями, чудовища.