Калогридис Джинн. Князь вампиров

   Живые подарки мне очень понравились, однако мое присутствие пугает и собаку, и попугая. Я решила держать их в гостиной и поручила заботам молоденькой служанки, которая будет надлежащим образом ухаживать за ними. Но этим подарки Элизабет не исчерпываются. Она чуть ли не ежедневно осыпает меня белыми розами, драгоценностями, редкой красоты бальными платьями и обещаниями новых знакомств в лондонском высшем свете. Бесконечные удовольствия... как они мне наскучили!
   Итак, вчера вечером, покинув дом и очутившись на туманной и сырой улице, я вздохнула с облегчением и решила на время забыть об Элизабет – давно пора заняться хоть чем-то полезным. Я быстро перенеслась на двадцать миль к востоку от Лондона, в Парфлит, стоящий на северном берегу Темзы.
   Я направилась прямо к Карфаксу. Луна освещала его унылую и угрюмую громаду. В пыльных и грязных окнах не светилось ни огонька, только зловеще блестела иссиня-черная тьма. Даже самая темная ночь не бывает такой плотной, как этот мрак.
   Сие обстоятельство меня раздосадовало. Я ожидала, что Влад давным-давно отправился на охоту. Почему он теряет драгоценные часы, оставаясь в мрачном заплесневелом доме, когда в Лондоне – моря и океаны теплой свежей крови? Давно ли он радовался каждой жертве, которую удавалось заманить в его трансильванское логово? Впервые за долгие годы (да что там годы – века!) у Влада появилась возможность не только насыщаться, но и выбирать себе пищу. Чего же он медлит?
   Мой замысел рушился. Я намеревалась в его отсутствие добраться до таинственного белого свитка. Интуиция подсказывала мне: там я найду правду, которую ни Влад, ни Элизабет мне никогда не расскажут. Быть может, даже путь к освобождению.
   Скрежеща зубами, я удалилась за ограду. Даже оттуда мне было видно слабое темно-синее свечение. Нет, больше я не стану действовать столь безрассудно, ибо еще одно столкновение с Владом могло бы оказаться для меня последним. Я ходила взад-вперед вдоль чугунной решетки, твердя себе: "Вот дойду до угла – и хватит, возвращаюсь домой". Тем не менее я доходила до угла, поворачивалась и шла к другому углу. Глядя на толстые прутья, оканчивающиеся острыми шипами, я больше всего боялась, как бы Влад меня не учуял.
   Прошло еще полчаса, и мрачное свечение вдруг исчезло, как будто в доме задули лампу (странную лампу, распространявшую не свет, а тьму). Я подняла глаза к небу и увидела большую летучую мышь. Она бесшумно махала крыльями, набирая высоту. Я даже залюбовалась грациозным существом, покрытым блестящей серой кожей. Летучую мышь окружало знакомое темно-синее свечение.
   Я тоже взмыла в воздух и полетела следом, держась на достаточном расстоянии и прилагая все силы к тому, чтобы остаться незамеченной. Влад летел вдоль северного берега Темзы. Внизу проплывали поместья знати, окруженные старинными парками, зеленые прямоугольники фермерских полей. Постепенно дома вставали все плотнее друг к другу, и вскоре под нами уже проплывали лондонские улицы.
   Влад явно знал, куда держит путь. Он ни разу не замедлил полет и не спустился ниже, высматривая жертву. Мы находились в самом центре города. Только здесь взмахи крыльев "летучей мыши" стали медленнее. Влад начал снижаться. Мы оба погрузились в серебристый туман и оказались перед богатым кирпичным особняком. Неподалеку от ворот, на каменной стене я прочла крупную надпись: "Хиллингем".
   Я усилила покров невидимости и затаилась под раскидистым платаном. У бессмертных острое зрение, позволяющее видеть даже в темноте. "Летучая мышь" зависла перед темным окном второго этажа. Рама была приоткрыта (видимо, внутри было слишком жарко). Не успела я и глазом моргнуть, как крылатое существо превратилось в обаятельного черноволосого Влада. Он легко проскользнул внутрь. Все указывало на то, что он прилетает сюда не впервые.
   Темнота внутри помещения тоже не была помехой для моих глаз. На кровати, устланной белыми кружевными простынями, лежала девушка с довольно миловидным лицом и вьющимися волосами песочного цвета. Девушка спала очень беспокойно и металась во сне, отчего все простыни скомкались и трудно было сказать, где кончаются они и начинается ее белая ночная сорочка с изящными оборками. Ее подол слегка задрался, частично обнажив бледные округлые бедра девушки.
   Стоило Владу приблизиться к постели, как барышня пробудилась. Узнав того, кто перед нею, девушка порывисто села на кровати и распахнула руки, готовая заключить его в объятия (словно отец из притчи о блудном сыне, дождавшийся возвращения своего чада!). Влад тоже обнял ее и припал к нежной шее девушки (почти пятьдесят лет назад он проделал то же самое со мной, и по сей день эти воспоминания остаются для меня такими сладостными!).
   Едва губы Влада коснулись шеи юной жертвы, я поспешила вернуться в Карфакс. Я мчалась туда по лунным лучам. Я узнала, где бывает Влад, и запомнила путь в Хиллингем. Теперь мне не терпелось узнать, что скрывает в себе белый пергаментный свиток.
   Результат моих поисков? Пыль и множество голодных крыс, но нигде никаких следов сияющего пергамента с золотыми строчками. Я заглянула внутрь ящика, в котором тогда лежал Влад... ничего, кроме заплесневелой земли. Подозреваю, что он накопал ее, подняв каменные плиты, служившие полом в его фамильном склепе (Элизабет права – суеверия и предрассудки Влада отдают такой же плесенью средневековья!). Все остальные сорок девять ящиков тоже были открыты, и я сунула нос в каждый из них.
   Пусто. Только пыль и эта отвратительно пахнущая земля. Я поискала в других местах: заглянула в стенной шкаф, пошарила в столе, стоящем неподалеку от двери. Все безуспешно! Продолжать поиски я не решилась и быстро покинула дом, вздрагивая при каждом шорохе.
   Это было вчера. Сегодня с утра Элизабет изводит меня своей заботой. Я сказала ей, что хочу поиграть с собакой и попугаем, и ушла. (Бедные создания! Как они дрожат в моем присутствии. Я говорю им ласковые слова, пытаюсь успокоить, но это вконец сбивает их с толку.) Пусть Элизабет думает, что я развлекаюсь. Я воспользовалась этой передышкой, чтобы подробно описать свое вчерашнее путешествие и прикинуть, как действовать дальше. Я больше не доверяю ни Владу, ни Элизабет. Как ни странно, я могла бы поверить Ван Хельсингу. Да, он способен причинить мне вред, но он не склонен обманывать. Если бы только я сумела его разыскать, то перед тем, как убить, я бы выведала у него все.
   Не знаю, что ждет меня в ближайшем будущем. Видимо, мне опять придется пойти на риск, хотя это и смертельно опасно.

* * *

   26 августа (продолжение)
   После полудня у Элизабет заметно испортилось настроение. Как она ни пыталась сдерживаться, но все же сорвалась и почти накричала на меня. Спохватившись, она сунула мне в руку толстую пачку денег и почти выпроводила из дому "проехаться по магазинам".
   Сердить Элизабет было бы глупо, поэтому я села в коляску, и элегантный кучер Антонио повез меня по лондонским улицам. Возле одного из модных магазинов я велела ему остановиться и ждать. Разумеется, я не собиралась ничего примерять и покупать. Едва войдя в магазин, я сделалась невидимой, и ветер понес меня к Хиллингему, до которого было совсем недалеко.
   Я не рассчитывала застать жертву Влада одну, но знала, что девушка слишком слаба и вряд ли покинет пределы своей спальни. Днем Хиллингем выглядел куда привлекательнее: красная входная дверь, красные карнизы и белые кружевные портьеры придавали дому живой и даже веселый облик. На зеленой лужайке резвились щенки терьера – черный и шоколадно-коричневый. Их мамаша устало разлеглась в тени высокого ясеня. Рядом садовник возился с кустами душистых роз.
   Больше всего я обрадовалась, обнаружив, что исчезли все признаки, указывавшие на визит Влада. Я не заметила даже слабого темно-синего свечения.
   Я сразу же нашла вчерашнее окно и заглянула в комнату. Можно подумать, что жители дома обожали сырость и туман, но очень боялись солнца и теплого ветра. Окно спальни было плотно закрыто. Как я и ожидала, девушка находилась в постели. Обложившись подушками, она сидела и читала, едва ли не до подбородка натянув теплое одеяло. Она мне даже понравилась: светло-зеленые миндалевидные глаза, скуластое лицо и небольшой тонкий носик. Она чем-то напоминала грациозную кошку. На девушке было красивое зелено-голубое платье с вышивкой, его приглушенный цвет великолепно гармонировал с ее глазами. Она читала, совершенно не обращая внимания на горничную, усердно расчесывавшую юной леди ее длинные вьющиеся волосы. Днем солнце добавляло к их песочному оттенку золотистые искорки. В сочетании с платьем волосы казались островком посреди морского простора.
   В спальню вошла еще одна служанка с подносом в руках, на котором стояла чашка с чаем и весьма скромный завтрак. Девушка вздохнула и покачала головой. Служанка молча поставила поднос на столик у кровати (мало ли, вдруг молодой хозяйке все-таки захочется подкрепиться).
   Как только девушка осталась в одиночестве, я приблизилась к окну и слегка ослабила завесу невидимости, чтобы постучать пальцами по стеклу. Барышня не обманула моих ожиданий – она оторвалась от книги и с любопытством повернула голову к окну. Я постучала громче, потом еще громче и, подобно рыбаку, закидывающему невод, направила в комнату свое свечение. Главное было достигнуто: девушку одолело любопытство. Она медленно встала, столь же медленно побрела к окну (по пути она остановилась, закрыла глаза и поднесла ко лбу руку, словно у нее закружилась голова). Добравшись до цели своего путешествия, девушка с заметным усилием открыла раму.
   Итак, меня приглашали войти. Я намеревалась впрыгнуть в ее спальню, как это вчера сделал Влад. Но едва я нагнулась, что-то загородило мне дорогу. Амулет! Возможно, он находился над окном или, наоборот, был спрятан под ним, но он жег мне кожу. С каждой секундой жжение усиливалось. Мне показалось, что я барахтаюсь в воде, отчаянно стараясь плыть, а в воду без конца льют кислоту. Я не выдержала и с криком отпрянула. Защитный барьер, окружавший меня, не пропускал звуков, однако девушка что-то почувствовала. Она недоуменно поморщилась и, прежде чем закрыть окно, высунула голову и огляделась.
   Проделки Влада! Я отправила ему мысленное проклятие, но не отступилась от намерения проникнуть внутрь. Я подлетела к соседнему окну. Столовая. Внутри я увидела уже знакомую служанку, которая накрывала длинный стол всего лишь на одного человека. Я вновь постучала по стеклу. Служанка оказалась еще любопытнее хозяйки. Едва она открыла раму, я проскользнула внутрь, стерев из памяти служанки все, что касалось встречи со мной. Не став задерживаться в столовой, я поспешила к спальне жертвы Влада. Я постучала в дверь и почти сразу же услышала:
   – Войдите.
   Быть невидимым не так уж сложно. Это умеет любой вампир. Но вне зависимости от возраста и опыта в процессе насыщения сохранить невидимость не удается ни одному вампиру. И дело здесь не в ограничении, наложенном на каждого из нас Владыкой Мрака. Все внимание вампира полностью концентрируется на поглощении крови (кстати, то же самое происходит и с пищей, отдающей свою кровь). Невозможно одновременно насыщаться и контролировать собственное свечение, от которого зависит наша невидимость. Поэтому наши жертвы всегда нас видят.
   Я рассчитывала полакомиться кровью этой юной леди и потому еще за порогом сбросила покров невидимости. Зачем пугать жертву? Это портит вкус крови.
   Когда я вошла, плотно закрыла за собой дверь и щелкнула задвижкой, девушка удивленно поднесла бледную ладонь к губам. И все же любопытство перевесило страх. Конечно, она могла бы закричать или дернуть шнурок звонка, но наша с Владом жертва была знатного рода и получила хорошее воспитание. По-видимому, ее учили, как следует себя вести в неожиданных ситуациях. Постаравшись улыбнуться, девушка спросила:
   – Кто вы?
   Я улыбнулась и сняла все покровы, представ перед юной леди во всем своем великолепии. Ее взгляд был прикован ко мне, и только ко мне. В глубине зеленого океана ее глаз я заметила слабое темно-синее мерцание. Я поняла: если кусать ее, это нужно делать очень быстро, очистив свой мозг от всех мыслей. Но опасность была слишком велика. Кто знает, каковы пределы возросшей силы Влада? А вдруг даже днем через эту юную деву он почует мое присутствие и ударит по мне?
   Но отступать было поздно.
   – Я – ваш друг. Я пришла вам помочь в трудную минуту, – торжественно сообщила я.
   Я подошла и встала у ее постели. И снова меня обожгло невидимой "кислотой". Наконец я увидела, что загородило мне вход через окно. Наверху, в щели между оконной рамой и стеной, поблескивало маленькое распятие. Странно! Теперь я не боялась подобных вещиц, поскольку Элизабет убедила меня в беспочвенности моих страхов. Значит, кто-то наделил распятие дополнительной отвращающей силой. Кто этот маг? Ответ мог быть только один: Влад.
   Девушка отвлекла меня от мрачных мыслей. Она вздохнула и прижала руку к сердцу, то ли защищая его, то ли открывая его мне. Я так и не поняла смысла этого жеста, но ее удивленные глаза были полны вдохновенной любви. Ее губы открылись в ожидании уже знакомого ей чувственного наслаждения.
   – Как вы прекрасны, – прошептала она, запрокидывая лицо и подставляя мне свою прекрасную белую шею, частично скрытую бархатной лентой.
   Моя улыбка сделалась ироничной. Те же слова я недавно слышала от Мери, но умирающая женщина была искренна (хотя ее разум и оставался замутненным), и потому они тронули меня до глубины души. Девушка произнесла их под влиянием моих чар, а потому ее признание не доставило мне никакого удовольствия.
   Я наклонилась для поцелуя. Опустив бархатную ленту чуть ниже, я увидела следы зубов. Я прильнула губами к ранкам и лизнула кожу. Язык почувствовал место укуса, и теперь мои зубы должны были точно попасть в эти небольшие дырочки. Я замерла, но не от желания растянуть удовольствие. Меня охватил трепет.
   Нередко знания передаются через кровь – насыщаясь, вампир узнает то, что известно его жертве. Но и жертва может многое узнать о вампире, ибо наши жизненные свечения (напишу "ауры", хотя, как уже говорила, я не жалую это новомодное словечко) переплетаются. Обычно вампиров это не волнует: пища, как правило, погружена в такой глубокий транс, что, очнувшись, все забывает. Однако у нее сохраняется психическая связь с вампиром.
   Влад может знать о мыслях этой девушки, о ее чувствах, об образах, наполняющих ее мозг, но далеко не обо всех (если только он не укрепит связь с нею через обмен кровью – тогда он будет знать почти все, что пожелает). А если я соединю свой разум с ее разумом сейчас, когда она находится в трансе и наиболее восприимчива, я... смогу узнать мысли Влада!
   Но что, если при этом он узнает мои? Игра стоила свеч – я могла добыть такие сведения, ради которых стоило рискнуть. Я закрыла глаза и погрузила зубы в ранки, проделанные Владом. Я старалась целиком сосредоточиться на дыхании девушки и ударах ее сердца.
   Кровь поднялась мне навстречу, и я стала ее пить.
   Перед мысленным взором появился образ невысокой и невероятно толстой женщины. Казалось, она целиком состоит из грудей и живота. Шея отсутствовала, голова росла прямо из плеч. Жидких седеющих волос толстухи было явно недостаточно для высокой прически...
   "Бедная мама, все эти дни она так плохо выглядит..."
   "Артур, неужели я умираю?.."
   Я увидела молодого человека с гривой золотистых волос и удлиненным лицом, в котором было что-то лошадиное.
   "Шесть строк, два ключа. Проклятый ключ! Он должен быть где-то здесь..."
   В сильных руках помолодевшего Влада сиял развернутый белый пергамент с золотыми строчками. Теперь я различала каждую букву.
   "К востоку от города есть перекресток. Там находится погребенное сокровище – первый ключ".
   Всплеск невероятной силы, что была ослепительнее молнии и оглушительнее грома, силы, превосходящей самый неистовый ураган... кажется, эта мощь вырвалась прямо из самой мисс Люси Вестенра (так звали юную леди) и отшвырнула меня к стене. У меня закружилась голова. А к спальне с криками: "Мисс Люси! Мисс Люси!" уже бежали служанки. Я быстро пришла в себя и притушила свечение, сделавшись невидимой. Обнаружив, что дверь заперта, испуганные девицы замолотили по ней кулаками. К тому времени, когда мисс Люси кое-как доковыляла до двери и отодвинула задвижку, я выскользнула из ее спальни и покинула Хиллингем.
   Я вернулась в респектабельный магазин, возле которого меня послушно дожидался Антонио, села в коляску, и мы поехали домой. Правильнее сказать, в относительно безопасный дом Элизабет. Хорошо, что она не видела, как я вернулась, поскольку после нападения в спальне Люси мне требовалось побыть одной. Добавлю, у меня не было ни сил, ни желания прятать дрожащие руки и маскировать крайнюю взволнованность болтовней о пустяках. Я отправилась в свою персональную гостиную (Элизабет отвела мне эту комнату "под живность", которую она терпеть не может). Увидев меня, мои узники в драгоценных оковах сжались от страха. Какаду нахохлился, а пес, поджав хвост, попытался убежать. Но я нуждалась в его молчаливом сочувствии. Я поймала беднягу и усадила рядом с собой на диван, уткнувшись лицом в его мягкую шерсть. Мы сидели и оба дрожали.
   Что же произошло? Влад узнал о моем визите к Люси Вестенра и о том, что я полакомилась его жертвой. Он ведь едва не убил меня. Вампир попытался расправиться с другим вампиром. Почти невероятно, но сила, направленная им против меня, чуть не разорвала мое, как я считала, неуязвимое тело. Даже сейчас у меня дрожит рука, отчего перо выводит едва разборчивые каракули. Что же сделало его таким сильным и почему вдруг Элизабет заметно ослабла?
   Чтобы хоть как-то рассеять страх, я стала негромко говорить с собакой. Удивительное существо. Пес по-прежнему боялся меня, но в то же время чувствовал мой страх. Его темные глаза смотрели на меня с таким пониманием и сочувствием, что я не выдержала и заплакала. Слезы лились по моим щекам, а это благородное создание слизывало их, отчего я плакала еще сильнее. И люди еще смеют говорить, что у животных нет души? Да душа этого пса куда чище и достойнее моей!
   Постепенно мы оба успокоились и перестали дрожать. Мне показалась, что псу нравятся мои ласки. Прижав голову к его узкой, щуплой груди, я слушала частое дыхание и стук собачьего сердца. Потом я обняла его и погрузилась в свои мысли, а пес нежно тыкался в меня своим мокрым носом.
   До сих пор мне даже не приходило в голову дать собаке имя. Стыдно признаться, но вначале я восприняла этого пса как забавную живую безделушку. Но "безделушка" оказалась наделенной способностью чувствовать и сострадать. Я решила, что дам ему имя (не кличку!) Друг. Он – мой единственный и верный друг. За все годы своего бессмертия я еще не встречала такой чистой и бескорыстной любви.
   Я сидела, гладила Друга, и ко мне возвращалась способность связно и последовательно мыслить. Итак, что же мне удалось узнать от Люси Вестенра?
   Манускрипт! Прежде всего, он. Логические объяснения тут не годятся, но интуиция подсказывала: обладание этим свитком дает громадную силу. Неужели Влад каким-то образом отобрал у Элизабет ее прежнее могущество? Я же помню, какой она явилась в трансильванский замок. А сейчас Влад стал даже сильнее, чем она тогда.
   "Шесть строк, два ключа. К востоку от города есть перекресток. Там находится погребенное сокровище – первый ключ..."
   Строки и ключи. Их число ничего не говорило мне. Единственный напрашивающийся вывод: сокровище находится на каком-то перекрестке, возможно – к востоку от Лондона. Явная загадка. Только кто может ее разгадать?
   "Проклятый ключ! Он должен быть где-то здесь..."
   Эти мысли, конечно же, принадлежали не Люси, а Владу. Должно быть, он размышлял над загадкой в момент моего вторжения в спальню девушки. Ни перекрестка, ни сокровища Влад до сих пор не нашел, но упорно ищет.
   Если манускрипт сам по себе дает такую невообразимую силу, что же даст обладание первым ключом? А вторым?
   Элизабет тоже знала о манускрипте. Вот почему она не торопилась расправиться с Владом! Видимо, прикончив его, она бы не сумела найти свиток.
   К этому времени Друг настолько осмелел, что лег возле меня и положил голову мне на колено. Я еще долго сидела, гладя пса и раздумывая, каким может стать мир, если Влад сохранит свою поразительную силу, и каким, если эта сила перейдет к Элизабет.
   В тот момент Влад представлялся мне воплощением коварства и жестокости, а Элизабет – бесконечного добра. Да, она скрывала от меня правду, но не по злому умыслу. Самым серьезным ее "преступлением" было неверие в мою преданность. Что ж тут удивительного? Мы с Элизабет знакомы чуть более трех месяцев, и она еще не имела возможности убедиться, что я вовсе не мечтаю ни о силе, ни о власти. Меня привлекает спокойная жизнь, полная удовольствий и развлечений. Оставив Друга на диване, я встала и отправилась искать Элизабет, намереваясь поделиться с ней всем, что сумела узнать.
   Странно, но ее нигде не было. Я заглянула в большую гостиную, в нашу общую спальню, в малую гостиную, где она любила сидеть, в зимний сад. Пусто. Я пошла вниз, чтобы посмотреть, дома ли Антонио. Его комнатка была заперта. Наверное, Элизабет куда-то уехала, подумала я. Тоже странно. Увидев Антонио, Элизабет должна была понять, что я вернулась. Обычно она сразу же шла ко мне, чтобы взглянуть и похвалить очередные покупки. В последнее время Элизабет всеми силами старалась вернуть мое расположение, и такой внезапный отъезд (если она действительно уехала) меня удивил.
   Я решила продолжить поиски и обошла весь дом. Единственным местом, где я еще не была, оставался подвал. Подземелье, как в шутку называла его Элизабет. Когда я подошла к лестнице, ведущей вниз, меня охватил непонятный ужас. Прежде чем взяться за ручку тяжелой, окованной железом двери, мне захотелось окружить себя покровом невидимости. Наверное, я интуитивно догадывалась, какое зрелище меня ожидает.
   Я тихо спустилась в подвал и увидела то же, что и в прошлый раз: земляной пол, очаг, в котором давно не разжигали огня, жуткую статую Железной Девы и клетку с шипами, обращенными внутрь. Вокруг было темно и пусто.
   И вдруг мне показалось, что на губе Железной Девы я заметила капельку крови. Я осторожно шагнула вперед, потом сделала еще несколько шагов...
   Наконец я поймала слабый темно-синий отсвет... Еще шаг, и я попала внутрь "круга Элизабет". Оттуда доносились пронзительные, отчаянные, безнадежные крики. Я не могла различить, кому они принадлежат: мужчине, женщине, ребенку или какому-то терзаемому животному.
   Картина окружающего разительно изменилась. В очаге ярко полыхал огонь. Клетка была поднята на высоту, вдвое превышающую средний рост человека. У рукоятки лебедки стоял Антонио, обнаженный до пояса. Жар от очага шел прямо на него, отчего кожа мулата покрылась многочисленными капельками пота, блестевшими в отблесках пламени. Он посмотрел наверх и улыбнулся белозубой, зовущей дьявольской улыбкой.
   Между очагом и раскачивающейся клеткой я увидела Дорку. Она сосредоточенно нагревала в огне кочергу на длинной ручке. Ее раскрасневшееся, потное лицо изменилось до неузнаваемости – всегдашнее безразлично-угрюмое выражение сменилось исступленным экстазом. Дождавшись, когда кочерга раскалилась добела, Дорка извлекла ее и быстро сунула внутрь черной клетки.
   А там находилась жертва – совсем молодая обнаженная девушка. Ее длинные темно-рыжие волосы, доходившие ей до бедер, были липкими от крови. Стройная, длинноногая, с маленькой девичьей грудью... несчастная медленно и мучительно умирала. Боль и ужас лишили ее всего, превратив даже не в животное, а в комок истошно вопящей плоти. Сомневаюсь, чтобы жертва заметила мое появление – все ее внимание было сосредоточено на зловещем ярко-красном мерцании кочерги. Пышущий жаром металл коснулся ноги девушки. Крики сделались громче, и жертва заметалась, стремясь хоть как-то отодвинуться от страшного орудия пытки. Увы! Стараясь спастись от боли в одном месте, девушка усиливала ее в другом. Два острия уже вошли ей в тело, а судороги лишь помогали им вонзиться глубже, расширяя раны. Шипы впились в бок и бедро, порвали мышцы и теперь крепко держали жертву. Делая отчаянные попытки высвободиться, девушка мгновенно накололась на другой ряд шипов. Схватившись за них руками, она подалась назад.
   Однако Дорка пристально следила за жертвой и вновь ударила ее кочергой. Зашипела опаленная кожа, но шипение тут же потонуло в душераздирающем вопле. Девушка мужественно пыталась загородиться от кочерги ладонями, но предплечьем правой руки напоролась на острие. Жертва и тогда не оставила усилий – она принялась дергаться всем телом, как будто у нее оставался единственный шанс выжить. На самом деле ее положение было совершенно безнадежным: кровь хлестала из огромной рваной раны на боку и из многочисленных колотых ран на бедрах и на высоком, некогда красивом лбу. Меня захлестнула жалость к этой несчастной, и в то же время я не могла не гордиться ее мужеством. Понимая свою обреченность, девушка не умоляла о пощаде. Она сопротивлялась до последнего вздоха, ждать которого оставалось совсем недолго – кровь ручьями лилась из ее тела, стекая на днище клетки. Если бы не шипы, державшие жертву, она наверняка давно упала бы.