Я заплакал, а когда худенькие, но сильные руки опустили меня на землю, засмеялся от невыразимой радости. У меня подкашивались ноги. Я сполз на влажный гравий и поднял голову. Мои глаза встретились с его глазами – такими безгранично глубокими, что я не решился бы сказать, какого они цвета. Они вбирали в себя все цвета. Древние и вечно юные, предельно суровые и безгранично любящие, полные неизбывной печали и такого же неиссякаемого веселья.
   – Арминий! – радостно закричал я. – Но почему ты не появлялся раньше?

Глава 14

   ДНЕВНИК АБРАХАМА ВАН ХЕЛЬСИНГА
   29 сентября (продолжение)
   Последний раз я видел его двадцать два года назад. Он ничуть не изменился: невысокий, жилистый, с прямой спиной и мощными плечами, скрытыми под простой черной сутаной (даже не знаю, как правильно назвать его одежду). Из-под черной шапочки (чем-то напоминающей головной убор православных священников) выбивались длинные, почти до пояса, мягкие кудри. Волосы, равно как и борода с усами, были абсолютно седыми, что никак не вязалось с розовощеким, будто у младенца, лицом и такими же ушами. Но Арминий не был священником, он не был даже христианином. Лицом своим он походил на еврейского пророка, какими их изображали на картинах: крупный крючковатый нос с характерной горбинкой, большие глаза под тяжелыми веками. Да, еврей по крови, но отнюдь не по убеждениям, которых даже отдаленно не назовешь ортодоксальными. Я даже не знаю, верил ли он в Бога, поскольку все объяснения, какие я получал от него во время своей учебы, готовясь стать истребителем вампиров, были исключительно прагматичными. Возможно, мы с ним оба верили не в религиозные догмы, не в имена и звания, а в то, что выдержало проверку временем, – в понятия, выходящие за пределы религии и науки и касающиеся всех и каждого. Нашими символами веры были Любовь, Милосердие, Доброта.
   Меня вновь поразило, как удивительно в нем сочетались древний старец и юноша, полный сил. Услышав мой вопрос, Арминий присел на корточки, чтобы нам удобнее было разговаривать.
   – Ах, Абрахам, – молвил он и улыбнулся.
   Во рту блеснули ровные белые зубы, которым позавидовали бы и молодые. Он улыбался без тени упрека или коварства; так мог улыбаться только тот, в ком странным образом сочетались мудрец, простак и сумасшедший.
   – Я не приходил, потому что ты не нуждался во мне. А теперь я здесь.
   Он широко развел руками (удивительно, что его тело даже не шелохнулось, хотя он продолжал сидеть на корточках).
   – Да, здесь, – повторил он.
   Я только сейчас заметил сияние, окружавшее моего наставника. Оно было мягким, как лунный свет, скрытый легкой туманной дымкой. Позади Арминия, словно статуи, прямо на земле сидели Джон, Артур и Квинси. Они были похожи на заколдованных рыцарей из сказки. Главное, они не пострадали. Арминий просто погрузил их в транс, не желая делать свидетелями нашего разговора. Я вытянул шею, ища глазами Влада и новоявленную вампиршу. Но ночь была тихой и даже приятной, зловещее темно-синее сияние развеялось без следа. Оба чудовища исчезли. Нас с Арминием окружала иная реальность. В свое время он учил меня защищаться от вампиров, отбирать от Влада силу и увеличивать свою. Благодаря Арминию я постиг многие премудрости, которые сослужили мне неоценимую службу в дальнейшей войне с этими чудовищами. Однако я ни разу не видел его рядом с вампиром и потому не знал, какой силой обладает он сам.
   А сила его была очень и очень велика, если он сумел спасти меня и заставить Влада и Люси убраться прочь. Тогда, в спальне, Влад вдребезги разбил мои надежды на победу. Сейчас я впервые вновь подумал о том, что она все-таки возможна.
   Увидев, что я смотрю на своих спутников, Арминий поспешил мне все объяснить:
   – Можешь не волноваться: твои друзья не пострадали. Просто они нас не видят. Если желаешь, они даже не вспомнят о случившемся.
   Я был благодарен ему, но сейчас меня волновало совсем другое.
   – Что случилось с Владом? Почему он обрел такую силу? Я действовал так, как ты меня учил. Все эти двадцать два года я неустанно уничтожал вампиров с единственной целью – подорвать силы Влада. И он терял их, я это знаю. Откуда же они у него появились снова? Он ведь едва меня не убил, меня, от которого, если верить договору, зависело его существование. Что произошло с ним... и с договором?
   – Договор, – слегка вздохнув, снова повторил Арминий. Опустив глаза и изогнув в непонятной улыбке губы, он принялся что-то чертить пальцем на земле.
   – Прежде чем дать ответ на твой вопрос, Абрахам, я должен рассказать тебе одну историю.
   – Какую еще историю?
   – О некоем манускрипте. Утверждают, будто его написал сам Люцифер. Думаю, ты знаешь о Шоломанче – школе черной магии, где дьявол учит своих адептов. Манускрипт находился там и был похищен одним из шоломонариев, как называли учеников этой школы. Такова легенда. И знаешь, каким посвящением начинался этот манускрипт? "Тому, кто станет пожирателем душ".
   Я вздрогнул, вспомнив пугающий образ из своего кошмарного сна: тьма, окутывающая меня со всех сторон. Мне вдруг стало холодно. Я обхватил себя за плечи и не смог удержаться от замечания:
   – Но подобная привилегия принадлежит дьяволу. Разве он согласится разделить ее с кем-либо?
   Арминий улыбнулся и сверкнул на меня глазами.
   – Если ты желаешь называть это существо таким именем... да, ты прав. Это его привилегия. Но в манускрипте рассказывается, как в своем могуществе стать равным ему.
   – Безумие какое-то. С чего бы дьяволу вдруг изъявить желание делиться с кем-то своей властью?
   Мой вопрос заставил Арминия улыбнуться все той же непонятной улыбкой.
   – Кто знает? Со временем все прояснится... После исчезновения манускрипт в конце концов оказался у графини Элизабет Батори – исключительно коварной вампирши, одержимой жаждой власти. Прежде чем попасть к ней, он прошел через много рук. Отчасти это произошло потому, что никакая, даже самая сильная магия не могла его уберечь от чужих посягательств.
   – Но почему? – вновь не выдержал я.
   – Потому что истину не утаишь, Абрахам, – терпеливо, словно ребенку, ответил мне Арминий. – Графиня, однако, этого не знала и попыталась спрятать манускрипт, оградив его особым заклинанием. Невероятная сила, только-только обретенная ею, вскружила ей голову, и Элизабет считала, что уже почти овладела всем миром. А поскольку прежнего владельца манускрипта она уничтожила, никто не знал, что древний документ находится у нее и не пытался его похитить. Но когда графиня приехала в замок Дракулы, Влад раскрыл эту тайну и очень скоро сам завладел манускриптом.
   Арминий сделал небольшую паузу, словно хотел дать мне время переварить услышанное.
   – Казалось бы, все просто и ясно: Дракула завладел манускриптом и не только вернул себе прежнюю силу, но сделался еще более могущественным, чем был. И все же не спеши делать выводы, Абрахам. Сначала я расскажу тебе о самом манускрипте. Его содержание представляет собой загадку, состоящую из шести последовательных частей, или строк. Первая строка появляется сразу же, едва манускрипт попадает к новому владельцу. Следующая возникает после того, как владелец разгадает смысл первой строки и выполнит содержащиеся в ней требования, и так дальше. С каждым шагом сила и возможности владельца манускрипта будут постоянно увеличиваться.
   – И ты знаешь содержание каждой строки? – выпалил я, перебив своего наставника.
   – Я провел некоторые изыскания и кое-что узнал. Первая строка гласит: "Поиски могущества, сравнимого с божественным, начни с земли за лесом. Шесть строк, два ключа".
   – Ключа? – переспросил я.
   – Здесь я сам не все понимаю. Элизабет прочла только первую строку. Влад преуспел больше, но и он пока не нашел первый ключ. Это не удавалось никому из бессмертных... за исключением, естественно, Владыки Мрака.
   Чувствуя, как холодеет сердце, я спросил:
   – Сколько же тогда строк сумел прочесть Влад? Ты знаешь, что содержится в других строках?
   Арминий знал. Впервые за все это время улыбка полностью исчезла с его губ. Лицо стало серьезным. Глядя куда-то вдаль, он произнес:
   – Вот вторая строка: "Не останавливайся. Переплыви глубокие воды и достигни острова на северо-западе". Влад сразу же решил отправиться в Англию, а вскоре появилась и третья строка: "К востоку от города есть перекресток".
   – К востоку от Лондона, – пробормотал я, мысленно перебирая десятки населенных пунктов, расположенных в том направлении. – Перекресток... Что понимать под этим словом? Пересечение двух улиц? Двух дорог? Или нечто иное? И как далеко к востоку? Сразу за городской чертой? В Парфлите, Дартфорде, Грейсе? Или еще дальше – в Саутенде-он-Си или Ширнессе?
   – Этого я тебе, увы, сказать не могу, – с легкой досадой проговорил Арминий. – Но зато я узнал, что, когда Влад купил несколько домов в лондонских пригородах, появилась четвертая строка: "Там находится погребенное сокровище – первый ключ".
   Меня прошиб холодный пот: Влад знает четыре строки!
   – Он нашел это место? – торопливо выпалил я, боясь услышать положительный ответ.
   Арминий покачал головой.
   – Пока нет. Но сие – вопрос времени. Едва он получит первый ключ, ему останется лишь найти второй и соединить их вместе. Загадка будет решена. Хотя сама Элизабет не двинулась дальше первой строки, подозреваю: она нашла или стремится найти способ выведать то, что известно Владу. Тогда и она начнет поиски первого ключа. По жестокости и властолюбию она едва ли уступает Колосажателю. Скорее, даже превосходит его. И конечно, при первой же возможности она попытается вернуть себе манускрипт.
   – А почему она до сих пор медлила? – поинтересовался я. – Если манускрипт был у нее и она знает первую строку, значит, у нее сохранилась хотя бы часть обретенной силы.
   – Нет. – Арминий наклонил голову и взглянул на меня с полным пониманием и сочувствием. – Вместе с манускриптом пропадает и сила. Она переходит к новому владельцу. Элизабет сейчас не настолько сильна, чтобы отважиться на прямое столкновение с Владом. Но если она хитростью и вероломством опять заполучит манускрипт, с ним вернется и былое могущество. Поверь мне, Элизабет где-то поблизости. Она затаилась и выжидает. Элизабет – серьезный и страшный противник. Среди шоломонариев она всегда считалась одной из самых сильных и коварных.
   – А Жужанна? Она тоже знает про этот документ?
   Лицо Арминия стало непроницаемым.
   – Она знает. Знает почти столько же, сколько Влад, и тоже ищет первый ключ.
   – Но если она – или Влад, или Элизабет – узнает шестую строку и разгадает загадку обоих ключей...
   Я не мог заставить себя докончить фразу, мне было страшно даже произносить подобные вещи вслух. За меня это сделал Арминий.
   – ...Она станет равной Владыке Мрака, настолько всемогущей и вездесущей, что сумеет повелевать всем злом на земле. А если таким станет Влад, ему уже не понадобятся никакие договоры для сохранения собственного бессмертия. Он перестанет нуждаться в твоей душе, чтобы покупать себе годы жизни. Он уподобится Богу и сможет делать все, что пожелает. Но пока он разгадывает загадку, над ним висит опасность лишиться манускрипта. И вот тогда ему вновь будет нужен и договор, и твоя жизнь, чтобы завладеть твоей душой и продлить свое гнусное существование.
   Я ничего не знал об Элизабет. Но Влад, подобный Богу... Разум восставал против чудовищности этой мысли.
   – Пытаясь тебя убить, он допустил грубейшую ошибку. Влада подвело собственное высокомерие. Он уже считает себя бессмертным и неуязвимым, и это, я думаю, приведет его к поражению.
   Видимо, Арминий сообщил мне все, что намеревался, и теперь спокойно ждал, когда я проанализирую и сделаю выводы из его рассказа. Он подарил мне слабый лучик надежды, но не смог разогнать угрожающе наползающие черные тучи. Моя миссия оказалась несравненно труднее, чем я привык думать. Столько лет я колесил по Европе, уничтожая "потомство" Влада. Я свято верил: еще немного, и этот злодей рассыплется в прах, полностью лишившись силы. Теперь же мне предстояло не только уничтожить Влада и Жужанну, но еще и не дать им превратиться в богов. Хуже того, на арене появился новый опасный противник – графиня Батори.
   – Арминий, ты рассказал мне страшные вещи. Я даже не знаю, как продолжать то, чем я занимаюсь более двадцати лет. Ты останешься со мной? Поможешь мне? И не только мне. – Я указал на моих спутников, все так же неподвижно сидевших поодаль. – У моих друзей свои счеты с Владом, и они поклялись уничтожить его.
   И опять на лице мудреца появилась дурацкая улыбка.
   – Обещаю, Абрахам: я приду, когда по-настоящему понадоблюсь. Но не раньше. Помни: твоя миссия – избавить свой род от проклятия. Это и так очень трудное дело.
   – Ты согласен исполнить хотя бы одну просьбу?
   Он с деланным удивлением шута приподнял брови – настолько тонкие, что они казались просто пушком на его нежно-розовом лице.
   Я поднялся на ноги и выдержал его взгляд, надеясь убедить его в серьезности того, о чем собирался попросить.
   – Ты можешь до утра удержать мисс Люси в склепе? Распятия больше не являются преградой для Влада. Он убрал их собственными руками, чтобы помешать нам упокоить ее душу.
   Арминий понимающе кивнул. Потом легко (совсем не по-старчески) вскочил и встал рядом со мной. Его тело стало терять очертания, смешиваясь с ночной темнотой. Круг света, внутри которого мы беседовали, внезапно потускнел. Еще через секунду он исчез. Передо мной была железная дверь фамильного склепа Вестенра.
   Возле двери сидела новоявленная вампирша. Она злобно шипела. Слабый свет моего уцелевшего фонаря падал на ее перекошенное лицо и рот, из которого сочилась слюна, смывавшая застывшие капли детской крови. Мои друзья полукругом стояли сзади. Джон (он находился ближе всех) держал в поднятой руке серебряное распятие, заслоняясь от своей бывшей возлюбленной.
   Наверное, наш разговор с Арминием продолжался считанные минуты. Смещение во времени никак не подействовало на меня. В прошлом, когда я только начал учиться у Арминия, мой наставник часто устраивал такие трюки, перенося меня из ночи в день или из зимы в лето. Я понял: он исполнил мою просьбу. Теперь нужно было поскорее удалить кусочки замазки вокруг двери.
   Убрав достаточное их количество, я отошел в сторону, пропуская вампиршу. За моей спиной послышались удивленные возгласы: Люси сплющилась и вытянулась в тонкую нитку. Она извивалась, точно угорь, но двигалась гораздо быстрее угря. Не успели мы и глазом моргнуть, как она юркнула в ближайшую щель. Я снова вернул замазку на место и лишь потом повернулся к своим молодым друзьям.
   Все оставалось таким, каким было до появления Колосажателя. У Артура тряслись руки. Квинси, плотно сжав губы, поддерживал его своей веснушчатой ручищей. Никто из них не пострадал, словно Влад никогда и не появлялся на кладбище. И Арминий – тоже.
   С головы Джона не упало ни волоска. Даже выражение его лица осталось прежним – сосредоточенным и мрачным. Но когда наши глаза встретились, я понял: кое-что в его памяти все-таки отложилось. Знать бы, что именно.
   Артур и Квинси явно ничего не запомнили. Я кивнул им и, подняв фонарь, пошел туда, где между стволами тиса вампирша бросила ребенка. Издали он показался мне совсем маленьким. Я ошибся: ему было лет пять. Обычный лондонский уличный мальчишка с худеньким чумазым лицом и грязной шеей, на которой запеклась кровь. К счастью, мы не позволили вампирше высосать всю его кровь. Так как потом Люси стало не до него, транс, в который она погрузила ребенка, сменился естественным глубоким сном. Оставлять его здесь было нельзя. Я взял мальчика на руки и сказал подошедшим ко мне спутникам:
   – Нужно отнести ребенка в такое место, где бы его вскоре заметил дежурный полицейский. Он не пострадал, а к вечеру совсем оправится.
   Покинув кладбище, мы выбрали место для временного приюта и оставили мальчугана спать (у Квинси очень кстати оказалась с собой газета, которой мы и прикрыли спасенную жертву). После этого трое друзей отправились в Парфлит. Я сказал, что проведу ночь в ближайшей гостинице (необходимая ложь, ибо никто не должен знать о моем присутствии в лечебнице). Все были настолько потрясены увиденным, что даже не вызвались меня проводить. Выждав некоторое время, я следом за ними добрался до Парфлита, а там, никем не замеченный, проник в лечебницу и, окружив себя покровом невидимости, заперся в своей маленькой "келье".
* * *
   ДНЕВНИК ДОКТОРА СЬЮАРДА
   29 сентября, утро
   До чего невыносимо делать записи от руки, зная, что существует фонограф! Чувствуешь себя эдаким Недди Луддом[33]. Пока пишешь, теряешь мысли. Я уж почти собрался втайне от профессора возобновить запись на валики, но опасность быть ненароком услышанным все-таки очень велика. Только это меня и останавливает.
   Мне необходимо излить свою душу хотя бы на бумаге, иначе я сойду с ума. Я узнал много такого, отчего очень легко спятить. Иногда я удивляюсь, как еще меня не разорвало от всех этих кошмарных переживаний...
   Казалось, достаточно минувшей ночи. Что может быть ужаснее, чем увидеть девушку, которую ты любил и смерть которой искренне оплакивал, превратившейся в дьяволицу? Одного этого достаточно, чтобы лишиться рассудка. Но этим ночные ужасы не кончились. Я лицезрел Влада... он был намного моложе и несравненно сильнее, чем явствовало из рассказов Ван Хельсинга. Влад упивался своим всемогуществом. Профессор был досадной помехой на его пути к господству над миром, и он решил устранить эту помеху, швырнув моего любимого и уважаемого наставника на мраморное надгробие...
   Но и это было еще не все, что приготовила мне судьба.
   Когда я увидел ангела, спасшего профессора от неминуемой гибели, я мысленно сказал себе: "Ну вот, Джон, теперь ты спятил окончательно и бесповоротно. Хорошо, что лечебница уже существует. Тебе осталось подыскать нового врача на свое место, а самому – пополнить число пациентов".
   Если у меня случилась галлюцинация, то она была не только зрительной, но одновременно и слуховой. Я слышал их разговор – разговор двух друзей, которые очень давно не виделись... Впрочем, нет, они говорили как учитель и ученик, встретившиеся после многолетней разлуки. Ван Хельсинг занял мое место, став учеником, а сияющий ангел – учителем. Одно дело читать книги по оккультизму, развлекаться визуализацией ауры и обсуждать теоретическую возможность существования вампиров и других бестелесных сущностей...
   И совсем другое – видеть подобных тварей, а вслед за этим столкнуться с нарушением привычного хода времени, когда оно "замораживается" и часть событий изымается из памяти некоторых людей. По выражениям лиц Арта и Квинси и по их разговорам я понял, что ни появления Влада, ни попытки вампира расправиться со мной и Ван Хельсингом они не помнят. Я пережил несколько жутких мгновений, опасаясь за крепость своего рассудка. Только встретившись глазами с профессором, я понял: все, чему я был свидетелем, происходило на самом деле.
   Это меня несколько приободрило (для терзаний беспокойства хватает иных причин). К счастью, после жутких событий на кладбище ни Арт, ни Квинси не были настроены на долгую беседу, что избавило меня от роли гостеприимного хозяина. Когда мы добрались до лечебницы, я проводил друзей на частную половину дома, где служанка заблаговременно приготовила для них комнаты.
   Было почти три часа ночи, но я знал, что все равно не засну. В моей голове теснились вопросы, не дававшие мне покоя. Я не мог ждать до утра, к тому же мне почему-то казалось, что профессор вернулся и вовсе не собирался ночевать в гостинице. Убедившись, что Арт, Квинси и служанка уснули, я тихо вышел в коридор и крадучись добрался до двери палаты Ван Хельсинга. Постучавшись, я шепотом произнес:
   – Это Джон. Профессор, мне нужно с вами поговорить.
   Дверь медленно открылась. Внутри никого не было, хотя под потолком тускло светилась газовая лампа. Затем я увидел голубую завесу. Аура профессора! Значит, он здесь. Я решительно вошел, проник сквозь завесу. Обстановка вокруг осталась прежней, но теперь я увидел Ван Хельсинга. Он сидел, скрестив ноги, прямо на полу.
   Я редко видел своего наставника без очков. Сейчас они были сняты и лежали у него на коленях. Седеющие светлые волосы были всклокочены, наверное, он без конца теребил их, предаваясь своим тревожным раздумьям. Увидев меня, профессор вздохнул, надел очки и очень усталым, но мягким голосом заметил:
   – Вам не спится, Джон? Я предполагал, что вы придете.
   Отвечая ему, я не мог побороть определенную холодность, поскольку чувствовал себя в лучшем случае поставленным в дурацкое положение, в худшем – предательски обманутым.
   – И вы, наверное, даже предполагаете, о чем я пришел спросить?
   Он снова вздохнул. Вместе с воздухом Ван Хельсинга покидала вся его сила, мужество, самообладание. Мне стало не по себе. Я смотрел на уязвимого, сокрушенного, безмерно усталого человека. Его близорукие глаза были обведены темными кругами. Но вместо жалости к нему я почему-то испытывал раздражение.
   – Я не предполагаю, Джон. Я знаю, о чем вы спросите. И ответ будет очень простой: "Да".
   – То есть я – ваш сын?
   Эту фразу я произнес с неуверенностью в голосе, подумав: "Он ошибается, он просто забыл, какие слова кричал Владу, и думает, что я пришел узнать о чем-то другом".
   – Да, вы – мой сын.
   В его тоне была уверенность, нежность и что-то еще... он как будто извинялся передо мной. И тогда я ему поверил. В моей душе боролись сомнение, гнев, любовь, облегчение. Все казалось какой-то чудовищной ошибкой и в то же время – светлой истиной.
   Видя мое состояние, профессор обеспокоенно спросил:
   – Джон, а разве вы не знали, что являетесь приемным ребенком мистера и миссис Сьюард?
   – Знал, – срывающимся голосом бросил я.
   Удивительно, почему у меня в горле застрял комок, а на глаза навернулись слезы?
   – Я знал, но меня интересует другое. Я хочу понять – почему...
   Здесь мой голос окончательно меня подвел – больше я не мог произнести ни слова.
   – Вас интересует, почему я, будучи столько лет вашим другом и наставником, не признался в своем отцовстве раньше?
   Я кивнул, сражаясь с душившими меня слезами. Профессор махнул рукой, приглашая меня сесть рядом. Я опустился на холодный пол и услышал историю, начавшуюся несколько веков назад. Румынский правитель по имени Влад, которого в дальнейшем одни называли Цепешем (что по-румынски означает "Колосажатель"), а другие – Дракулой (сыном дракона), заключил сделку с Владыкой Тьмы. Влад жаждал бессмертия и пообещал, что в каждом поколении своего рода будет отдавать Владыке душу старшего сына. Но прежде чем отдать душу, ее нужно было запятнать отвратительным ритуалом вкушения крови. Если бы кто-то из приготовленных на заклание сыновей в каком-нибудь поколении не захотел стать жертвенным агнцем и умер незапятнанным, Влад мгновенно утратил бы бессмертие и обратился в прах.
   – Мой отец Аркадий был старшим сыном в своем поколении. Он добровольно пошел на смерть, чтобы вместе с собой погубить и Влада. Но тот в последнее мгновение сумел его укусить и таким образом запереть душу Аркадия между небом и землей. Даже будучи вампиром, мой отец не желал подчиняться Владу, за что и был уничтожен. Но Влад потерял значительную часть своей силы, одряхлел. Я надеялся на его гибель, однако... по ряду причин этого не случилось.
   Рассказ профессора ошеломил меня. Он говорил совсем тихо, но у меня внутри все сотрясалось, как от громовых раскатов. Я сразу вспомнил, что у профессора был единственный брат, который давно умер.
   – Так значит... – начал я.
   – Да, Джон, я – наследник Дракулы, – с горечью молвил он. – Старший сын в своем поколении. Думаю, вы слышали, как Арминий упомянул про манускрипт?
   Я кивнул, получив новое подтверждение тому, что разговор профессора с ангелом не был галлюцинацией.
   Мой учитель отвернулся.
   – Только поэтому Влад и осмелился поднять на меня руку. Он уже возомнил себя всемогущим и непобедимым.
   Ван Хельсинг вдруг резко повернулся ко мне, порывисто схватил за руки и отчаянно зашептал:
   – Клянусь вам, Джон: если бы я знал о возросшей силе Влада, то ни за что бы не приехал сюда. Когда я задумывал эту поездку, Дракула был слабым и дряхлым, а я – уверенным и полным сил. Мне казалось, что я окончательно расправлюсь с ним еще в начале лета. Будь у меня хотя бы малейшие сомнения, я бы ни за что не подставил вас под удар...
   Я понимающе кивал, хотя разум мой буквально сотрясался от внезапно открывшейся картины моей дальнейшей судьбы.
   – Я... я – ваш старший сын. Но я знаю: у вас был еще сын, до меня. Он умер совсем маленьким...
   Профессор глядел в пол. Впервые я слышал, как его голос срывается от еле сдерживаемых слез.
   – Малыш, которого я убил собственными руками...
   Я был не в силах видеть его лицо и отвернулся.
   – Его звали Ян. Мой маленький ангелочек Ян...
   Профессор не совладал с лавиной слез, и она сорвалась безудержным рыданием. Я почти догадался, что заставило его поднять руку на собственного сына, и чудовищность этого предположения разрушила хлипкую плотину моего самообладания. Мои колени стали мокрыми от слез.