Страница:
Игорь сидел у себя в кабинете, злился на ни в чем не повинный “Паркер” и ощущал себя до смерти уставшей золотой рыбкой. Или заскучавшим Хоттабы-чем. Нет, все-таки золотая рыбка – по образу ближе. Болтаешься этак на мелководье, хвостом небрежно помахиваешь. А к тебе – непрерывный поток стариков со своими старухами. Бесконечные новые корыта, столбовые дворянки, вольные царицы. Пореже, но встречаются и владычицы морские. С известным исходом.
– Тирлим-тирлим! – запиликал в углу компьютер. Игорь с тоской повернул к нему голову. Оповещение. Доктору Поплавскому к 12.00 – в отделение. “Зачем я купил эту шарманку? Что я, сам не знаю, когда мне что делать? А, вспомнил! Я ее купил для работы! Мы с местным компьютерным богом Борей собирались для пущей важности нейрограммы в компьютер засунуть. Год, не меньше, по два раза в неделю созванивались, да еще каждый раз при встрече восклицали, хлопая по лбу: да! чуть не забыл, старик! мы же с тобой собирались... Пока Боря в Америку не уехал. Якобы на три года. Ага. Будем ждать. И теперь у нас в вычислительном центре одни фифочки с матмеха остались. Которые хоть университет и позаканчивали с пятерками, но до сих пор, кажется, убеждены, что компьютеры придумали, чтобы таблицу умножения не учить. Где-то, в общем, может, они и правы”... Одним словом, помочь они Игорю ничем не смогли, нейрограммы как были, так и остались кипой листов, сложенных “гармошкой”. А компьютер “Пентиум” (стоимостью 899 долларов США) используется Игорем в качестве записной книжки (днем) и игрушки-развлекушки (по вечерам). Очень редко, под очень хорошее настроение, к “пеньку” (крайне оскорбительное, с точки зрения Игоря, прозвище “Пентиумов” в среде компьютерной интеллигенции) допускается Дуденков. Или Кружан-ская. Но только по отдельности (см. правила техники безопасности при работе с точными приборами).
Выходя, Игорь резко хлопнул дверью и тут же устыдился. Светила российской науки так дверями не хлопают.
– Добрый день, коллега! – прокричал он Тапкину, запускающему в коридоре центрифугу. Александр Иосифович радостно закивал в ответ, не стараясь даже перекричать нарастающий вой. Далее Тапкин исполнил сложную пантомиму, означавшую: я к вам зайду через пару часов, чтобы обсудить тезисы посылаемой в журнал статьи. Игорь понимающе кивнул и ответил не менее замысловатой пантомимой: хорошо, заходите, но не через пару, а часа через три и не забудьте последний лабораторный журнал. Еще немного поулыбались, и Игорь пошел дальше. К и без того гадкому настроению добавился еще один неприятный оттенок. Игорь поднимался по лестнице и пытался докопаться, почему ему настолько неприятно именно такое сочетание: Тапкин с центрифугой? Не докопался, плюнул и заново начал грызть себя. И догрызся. Как раз на переходе между корпусами, в стеклянной галерее. Стал вдруг, посмотрел на золотой осенний парк и честно сказал себе: хватит притворяться. Не в “Паркере” дело. А в том, что купи ты себе хоть сто, хоть тысячу этих самых треклятых “Паркеров” (интересно: а на тысячу у тебя хватит денег?), но от этого тебя все равно не полюбит Светлана Вениаминовна Жукова. А ты будешь, как последний кретин, до конца своих дней мечтать об этом. Слушай, а может, все-таки не до конца? Нет, жестко ответил он себе, таких женщин любят именно до самой смерти.
Отделение встретило доктора Поплавского безудержным весельем. Сгибаясь от смеха и чуть не роняя стерилизатор, прошла мимо медсестра Юля.
– Ой, Игорь Валерьевич, я больше не могу! Этот Анексашин меня когда-нибудь уморит! – Из четвертой палаты доносились взрывы хохота.
– Опять анекдоты травит?
– Ага. – Юля поставила стерилизатор на стол и стала поправлять шапочку.
– Как он?
– Да никак, Игорь Валерьевич. Все такой же скрюченный. Никакой динамики. А почему вы его не хотите по своей методике лечить?
– Не пора еще, – туманно ответил Игорь.
Почему, почему? Не знаю я, почему. Душа не лежит. Игорь даже поморщился от этой своей мысленной фразы. Душа. Не лежит. Это ты, того, парень, полегче с такими выражениями. Кому, как не тебе знать, что эта самая душа может, а что – нет. Так вот лежать... Хотя нет, стойте, кажется, припоминаю я одну дамочку. Лица... нет, не помню, а вот шубу – да. Хорошая была шуба. Так вот у той дамочки душа не просто “лежала” – она у нее валялась, как половая тряпка под раковиной. Фу, фу, фу, дальше и вспоминать не буду, тошно очень!
– Что за смех? – поинтересовался Игорь, входя в четвертую палату.
Посторонний человек от увиденного по меньшей мере вздрогнул бы. Для Игоря же Валерьевича Поплавского зрелище было вполне привычным.
Справа у окна, вытирая слезы левой рукой, смеялся детский стоматолог Андрей Степанович Давыча. Скрюченные пальцы его правой руки, подтянутой к плечу, постоянно шевелились, напоминая гигантского беспокойного паука. У двери громко хохотал сам виновник веселья сантехник Володя Анексашин с неестественно вывернутой шеей, как будто постоянно пытающийся заглянуть себе за спину. Подвизгивал от смеха, мелко тряся головой, боксер Буров. И только Добылин, неудачливый каскадер, лежащий справа у двери, смеялся беззвучно, одними глазами. По причине полного паралича. В четвертой палате лежали недавно поступившие больные, попавшие в отделение к доктору Поплавскому, как обычно, после того, как все остальные врачи поставили на них крест.
– Да это Володя всех веселит! – ответил Андрей Степанович со своим непередаваемым южнорусским выговором.
– Очень хорошо. Вот он-то мне и нужен. – Игорь давно уже привык разговаривать с больными, как с детьми. – Пойдемтека, милый мой дружочек, ко мне на осмотр.
– Иду, доктор. – Анексашин бодро вскочил с кровати и неловко, боком, пошел к двери. По пути он что-то сказал, Игорь не расслышал что, но в палате снова засмеялись. “Прекрасный терапевтический эффект, – мимоходом подумал Игорь. – Выздоравливающие так не хохочут. Получив свое, они тут же начинают тосковать в больничных стенах, рвутся домой, а там в два счета забывают своих благодетелей в белых халатах. И попробуй их за это осуди... Страдания золотой рыбки по поводу неблагодарных клиентов. Не нравится? Заведи книгу отзывов. Бери взятки, черт возьми. Где наш незабвенный Ю. А. Бляхман со своим (в смысле – с моим!) пожизненным абонементом в филармонию? Все мы хорошие: от чемодана коньяка отказываемся, а хотим... чего, собственно, хотим? Вечной благодарности? Это как вы себе представляете? Ну, предложи своим пациентам: пусть скинутся и памятник тебе при жизни поставят. В бронзе. Или в гипсе хотя бы. Пионеры пусть цветочки возлагают. Тьфу, сейчас и пионеров-то нет... Ладно, тогда – новобрачные. А голубей – отстреливать”.
Игорь легонько покалывал бледную спину Анексашина электродом, проверяя рефлексы. Он старался подойти к этому случаю максимально беспристрастно. Ну? Не нужен здесь никакой аппарат, весь этот случай – просто медицинский курьез. Как и сам пациент. Он, видите ли, зевал, а в этот момент кот с плиты сковородку с курицей попер. Анексашин обернулся резко, а зевать не перестал. Чего-то там в спине щелкнуло, и вот: таким теперь кощеем и ходит... Хорошо хоть рот закрылся, а то бывает такое... У шурина его жена рожать пошла, а он с друзьями за это дело выпил, и спор у них вышел, кто шире рот на рюмку открыть сможет...
Игорь вполуха слушал неумолчную болтовню Анексашина, все яснее и яснее понимая, что пациент ему не нравится. В человеческом смысле, не в медицинском. Хотя в медицинском он нравился Поплавскому еще меньше. Ерунда какая-то. Ну, щелкнуло, ну, скрючило. Так, по всем законам, здесь просто точку надо найти, куда нажать, чтоб обратно выщелкнуло. Правильно? История болезни Анексашина Владимира Петровича напоминала библиотечный детектив – лохматая и зачитанная до дыр. По содержанию, правда, это больше походило на дрянной пересказ мыльной оперы. Большие умники из клиники доктора Суханова, института травматологии и ортопедии имени Вредена, Поленовского института тоже считали, что вылечить больного Анексашина – дело плевое. Их безуспешные попытки найти то самое, “чтоб отщелкнул ось”, тщательно запротоколированы в этой самой лохматой “истории”. А уж о попытках всяких доморощенных костоправов “исправить спину” – только попросите, – Анексашин вас до колик доведет своими рассказами.
– Так больно? А так?
– Странный вы, доктор, кому ж не больно, если иголками тычут? – веселился Анексашин. Игорю вдруг захотелось ткнуть его посильнее. Чтоб заорал и перестал, наконец, хихикать. “Откажусь, – подумал Игорь, – выпишу к чертовой матери. Пусть в поликлинике парафин на воротниковую зону делает”. Проклятая золотая рыбка, глумливо улыбаясь, проплыла перед его глазами. Что, золотая моя, за банку икры тоже – хвостом махать? А самой метнуть – слабо?
Анексашин вдруг громко охнул и взмахнул сжатой в кулак рукой.
– Что? – не понял Игорь.
– Бо-ольно... – простонал Анексашин незнакомым бабьим голосом.
– Где больно? – тут же ухватился Игорь.
– В животе, блин! Не надо было это сало жрать...
Наконец стало понятно, кого напоминает Владимир Петрович Анексашин. В смешливом мужичке нет-нет, да проглядывал Полиграф Полиграфович Шариков.
– Одевайтесь, – скомандовал Игорь. – Идите в палату. И попросите у сестры ношпу. У вас печень – как?
– Так, какая же может быть печень у сантехника? – весело удивился Анексашин. – Зверь, а не печень!
– Ладно, идите. – Точно – выпишу! – Владимир Петрович! – позвал он Анексашина у самой двери. И почему-то спросил: – Вы работу свою любите?
– Гы-ы... Люблю... Чего мне – с фановой трубой обниматься?
В ординаторской Игорь зло шмякнул историей болезни о стол, пнул ногой стул.
– Что, Игорь Валерьевич? – повернулась к нему старшая сестра. – Опять Анексашин?
– Да, Ольга Геннадьевна, он, конечно.
– Готовить его к процедуре? – Интересная у нас в отделении сложилась традиция. Каждый по-своему завуалированно называет аппарат Поплавского. Как будто все сговорились имя дьявола вслух не произносить. Дьявола? Ну, приехали... А как вы хотели? Кому кроме Всевышнего дано право распоряжаться душами смертных? А? “Справочник молодого атеиста”. Даже Пальма (Марьяна Георгиевна Пальмо, ученый секретарь института) почему-то перестала наезжать на Игоря с заявкой на изобретение.
– Нет, Ольга Геннадьевна, сегодня не будем. У него там, похоже, печеночная колика начинается. Я ему назначил ношпу, проследите, пожалуйста.
Ольга Геннадьевна послушно кивнула и вышла из ординаторской. Во взгляде ее мелькнуло разочарование. Значит, чудес сегодня не будет... Главный фокусник не в духе.
Игорь достал сигарету, прекрасно помня о том, что в ординаторской “КУРИТЬ СТРОГО ЗАПРЕЩАЕТСЯ! ВПЛОТЬ ДО УВОЛЬНЕНИЯ!” Сам писал фиолетовым фломастером. Сам прошлым летом чуть не уволил двух младших ординаторов. А, и пусть. Увольняйте меня, я согласный. Оставлю им аппарат, бумажку напишу, как пользоваться. Лечите, ребята, всех подряд! Болит? Очень болит? Вылечиться хочешь? Очень хочешь? Ложись под аппарат! Следующий!
Игорь аккуратно затушил сигарету и открыл форточку. “Кажется, я догадываюсь, почему меня так тормозит на этом Анексашине. – Игорь задумчиво повернулся спиной к окну и медленно пошел к противоположной стене мелкими шажками, плотно ставя пятку одной ноги к носку другой. “Лилипутики”. Так эти шажки назывались в нашем детстве. – ...Четырнадцать, пятнадцать... У нас большая ординаторская... – Упершись лбом в прохладную стену, он так и остался стоять. – Понял. Я все понял. Фокус не в том, что аппарат лечит. Он лишь помогает человеку вылечиться самому. Если есть желание стать здоровым. Вот каскадера Добылина из той же четвертой палаты я положу под аппарат хоть сейчас. У него в глазах стоит: “Хочу! Хочу быть здоровым!” А у Владимира Петровича Анексашина и болезнь смешная, и сам он, пройдя десятка два врачей и десяток шарлатанов, так и не удосужился решить: выздоравливать ему или так, ходячим приколом остаться. А что? Руки-ноги целы, половой аппарат не пострадал (это Анексашин сообщил уже всем медсестрам), пенсию по инвалидности он получит. Свободный человек! Начальника РЭУ (скотина подлая!) пошлет подальше, а вантузом пошуровать, если что, и с кривой шеей можно, свою бутылку он всегда с соседей получит. Нормально, Григорий? Отлично, Константин!”
– Игорь Валерьевич, что с вами? – Старшая сестра удивленно смотрела на доктора Поплавского, бодающего стену.
– Ничего, ничего, задумался. – Игорь потер лоб. – Давайте, Ольга Геннадьевна, Анексашина в понедельник на выписку.
– Поплавского к телефону! – крикнули в коридоре. – Таня, Поплавский здесь? Пусть трубочку снимет!
– Алло, Игорь? Антонов беспокоит. Не сильно отвлеку, если сейчас заеду?
– Пожалуйста.
– Ну, тогда ждите. Мы у Черной Речки. Странно, странно. На редкость неурочное время для хозяина “Фуксии и Селедочки”.
– Ольга Геннадьевна, я ушел. Сегодня, наверное, больше не появлюсь.
– Хорошо, Игорь Валерьевич, до свидания.
Галина Федоровна, администратор оздоровительного центра “Фуксия и Селедочка”, еще только-только заканчивала подкрашиваться. Хотя, по мнению Игоря, ей давно бы стоило оставить свое лицо в покое и не мешать ему благообразно стареть. Одно время Игорь даже побаивался, что Антонов выгонит Галину Федоровну, как не соответствующую стилю заведения. Но потом успокоился, заметив, что шефу, похоже, даже нравится, что на входе в Оздоровительный центр сидит дама с внешностью пожилого индейца в боевой раскраске.
– Галина Федоровна, добрый день. Сейчас приедет наш директор. Спросите у него сразу, будет ли он чай-кофе, чтобы потом нас не отвлекать.
– Здравствуйте, Игорь Валерьевич. Обязательно спрошу.
Кем, интересно, она себя воображает, когда стучится в самое неподходящее время в кабинет к Игорю и тонким голоском спрашивает: “Вы будете кофе? А ваш гость?” А гостю при этом уже давно не до кофе. Недвижный гость лежит на кушетке, приоткрыв рот, а душа его перенеслась в молодое красивое тело и резвится сейчас на берегу ледяной горной речки в компании прекрасных амазонок. Пошлость, конечно, но среди бизнесменов старше сорока пяти встречается очень часто. На одного такого шалуна – под фамилией Иванов у нас числится – каждый раз полуторную дозу SD-стимулятора тратить приходится. Иначе он в обморок от истощения валится. Но каждый раз, уходя, гордо сообщает Игорю количество удовлетворенных амазонок.
– Шеф, принимайте гостей! – Антонов стоял в дверях, пропуская вперед незнакомого человека.
– Здравствуйте, – негромко произнес человек, входя. Руки не подал и не представился. Сразу посмотрел на аппарат. И внешность, и одежда у него были совершенно обычные. Лицо загорелое.
Какой-нибудь современный Шерлок Холмс сразу рассказал бы нам массу интересных подробностей из жизни незнакомца. Ну, в частности, о том, что такой загар и чуть заметный прищур привозят из командировок в арабские страны. И что гражданская одежда сидит на вошедшем неловко.
. Оксана Сергеевна Людецкая, мир ее праху, при виде этого мужчины также не стала бы долго сомневаться. И моментально определила бы его, как “товарища из органов”.
У Игоря не было ни малейшего настроения или желания рассматривать и разгадывать гостя.
– Вы на сеанс? – скучно спросил он и сделал приглашающий жест.
– Я, собственно, еще не решился. Мы не могли бы вначале немного поговорить?
Игорь вопросительно глянул на Антонова. Бизнес – бизнесом, но неужели Виталий Николаевич не сообщил своему протеже, что у доктора Поплавского, собственно, нет времени разговаривать?
– Поговорите, шеф, поговорите... – разрешил Антонов. Как показалось Игорю, немного виноватым голосом. – Если нужно, мы заплатим, как за сеанс.
– Фу ты, Господи, да не в этом дело! – обиделся Игорь. – О чем вы хотели поговорить?
– Об этом. – Незнакомец кивнул в сторону аппарата.
– А вы, собственно, кто такой? Потенциальный клиент? Журналист? Покупатель? – Ох, наверное, не надо с ним так ехидно.
– Считайте, что клиент.
– Хорошо. Считаю. Что вас интересует? – Незнакомец молчал. И по его виду было понятно, что этот человек привык сам задавать вопросы, а не отвечать на них. Ситуация складывалась дурацки-тревожная.
– Вот что, шеф, – пришел на выручку Антонов. Кстати, Игорь, пожалуй, первый раз видел Виталия смущенным. – Давайте устроим показательный сеанс.
– Гм, давайте. Хотя я... Да и вы у меня уже очень давно не были...
– Время, шеф, время... Жуткий дефицит.
– Хорошо, Виталий. Прошу вас.
Антонов снял куртку, чуть демонстративно прошел к кушетке и лег с видом женщины, которую сейчас будут распиливать. Игорь автоматически включил магнитофон, не будучи даже уверенным, перемотал ли он запись после вчерашних сеансов.
– Виталий Николаевич, вы меня слышите?
– Да.
– Расслабьтесь. Как вы себя чувствуете?
– Хорошо.
– Вы слышите музыку?
– Да.
– Теперь сосредоточьтесь. Вы знаете, куда отправляетесь?
– Да.
– Приготовились. Я начинаю считать. Когда я назову цифру “пять”, вы крепко уснете. Раз. Два. Три. Четыре. Пять.
– Гипноз? – с любопытством спросил загорелый незнакомец.
– Сядьте и молчите, – стальным голосом ответил Игорь.
Интерлюдия II
– Тирлим-тирлим! – запиликал в углу компьютер. Игорь с тоской повернул к нему голову. Оповещение. Доктору Поплавскому к 12.00 – в отделение. “Зачем я купил эту шарманку? Что я, сам не знаю, когда мне что делать? А, вспомнил! Я ее купил для работы! Мы с местным компьютерным богом Борей собирались для пущей важности нейрограммы в компьютер засунуть. Год, не меньше, по два раза в неделю созванивались, да еще каждый раз при встрече восклицали, хлопая по лбу: да! чуть не забыл, старик! мы же с тобой собирались... Пока Боря в Америку не уехал. Якобы на три года. Ага. Будем ждать. И теперь у нас в вычислительном центре одни фифочки с матмеха остались. Которые хоть университет и позаканчивали с пятерками, но до сих пор, кажется, убеждены, что компьютеры придумали, чтобы таблицу умножения не учить. Где-то, в общем, может, они и правы”... Одним словом, помочь они Игорю ничем не смогли, нейрограммы как были, так и остались кипой листов, сложенных “гармошкой”. А компьютер “Пентиум” (стоимостью 899 долларов США) используется Игорем в качестве записной книжки (днем) и игрушки-развлекушки (по вечерам). Очень редко, под очень хорошее настроение, к “пеньку” (крайне оскорбительное, с точки зрения Игоря, прозвище “Пентиумов” в среде компьютерной интеллигенции) допускается Дуденков. Или Кружан-ская. Но только по отдельности (см. правила техники безопасности при работе с точными приборами).
Выходя, Игорь резко хлопнул дверью и тут же устыдился. Светила российской науки так дверями не хлопают.
– Добрый день, коллега! – прокричал он Тапкину, запускающему в коридоре центрифугу. Александр Иосифович радостно закивал в ответ, не стараясь даже перекричать нарастающий вой. Далее Тапкин исполнил сложную пантомиму, означавшую: я к вам зайду через пару часов, чтобы обсудить тезисы посылаемой в журнал статьи. Игорь понимающе кивнул и ответил не менее замысловатой пантомимой: хорошо, заходите, но не через пару, а часа через три и не забудьте последний лабораторный журнал. Еще немного поулыбались, и Игорь пошел дальше. К и без того гадкому настроению добавился еще один неприятный оттенок. Игорь поднимался по лестнице и пытался докопаться, почему ему настолько неприятно именно такое сочетание: Тапкин с центрифугой? Не докопался, плюнул и заново начал грызть себя. И догрызся. Как раз на переходе между корпусами, в стеклянной галерее. Стал вдруг, посмотрел на золотой осенний парк и честно сказал себе: хватит притворяться. Не в “Паркере” дело. А в том, что купи ты себе хоть сто, хоть тысячу этих самых треклятых “Паркеров” (интересно: а на тысячу у тебя хватит денег?), но от этого тебя все равно не полюбит Светлана Вениаминовна Жукова. А ты будешь, как последний кретин, до конца своих дней мечтать об этом. Слушай, а может, все-таки не до конца? Нет, жестко ответил он себе, таких женщин любят именно до самой смерти.
Отделение встретило доктора Поплавского безудержным весельем. Сгибаясь от смеха и чуть не роняя стерилизатор, прошла мимо медсестра Юля.
– Ой, Игорь Валерьевич, я больше не могу! Этот Анексашин меня когда-нибудь уморит! – Из четвертой палаты доносились взрывы хохота.
– Опять анекдоты травит?
– Ага. – Юля поставила стерилизатор на стол и стала поправлять шапочку.
– Как он?
– Да никак, Игорь Валерьевич. Все такой же скрюченный. Никакой динамики. А почему вы его не хотите по своей методике лечить?
– Не пора еще, – туманно ответил Игорь.
Почему, почему? Не знаю я, почему. Душа не лежит. Игорь даже поморщился от этой своей мысленной фразы. Душа. Не лежит. Это ты, того, парень, полегче с такими выражениями. Кому, как не тебе знать, что эта самая душа может, а что – нет. Так вот лежать... Хотя нет, стойте, кажется, припоминаю я одну дамочку. Лица... нет, не помню, а вот шубу – да. Хорошая была шуба. Так вот у той дамочки душа не просто “лежала” – она у нее валялась, как половая тряпка под раковиной. Фу, фу, фу, дальше и вспоминать не буду, тошно очень!
– Что за смех? – поинтересовался Игорь, входя в четвертую палату.
Посторонний человек от увиденного по меньшей мере вздрогнул бы. Для Игоря же Валерьевича Поплавского зрелище было вполне привычным.
Справа у окна, вытирая слезы левой рукой, смеялся детский стоматолог Андрей Степанович Давыча. Скрюченные пальцы его правой руки, подтянутой к плечу, постоянно шевелились, напоминая гигантского беспокойного паука. У двери громко хохотал сам виновник веселья сантехник Володя Анексашин с неестественно вывернутой шеей, как будто постоянно пытающийся заглянуть себе за спину. Подвизгивал от смеха, мелко тряся головой, боксер Буров. И только Добылин, неудачливый каскадер, лежащий справа у двери, смеялся беззвучно, одними глазами. По причине полного паралича. В четвертой палате лежали недавно поступившие больные, попавшие в отделение к доктору Поплавскому, как обычно, после того, как все остальные врачи поставили на них крест.
– Да это Володя всех веселит! – ответил Андрей Степанович со своим непередаваемым южнорусским выговором.
– Очень хорошо. Вот он-то мне и нужен. – Игорь давно уже привык разговаривать с больными, как с детьми. – Пойдемтека, милый мой дружочек, ко мне на осмотр.
– Иду, доктор. – Анексашин бодро вскочил с кровати и неловко, боком, пошел к двери. По пути он что-то сказал, Игорь не расслышал что, но в палате снова засмеялись. “Прекрасный терапевтический эффект, – мимоходом подумал Игорь. – Выздоравливающие так не хохочут. Получив свое, они тут же начинают тосковать в больничных стенах, рвутся домой, а там в два счета забывают своих благодетелей в белых халатах. И попробуй их за это осуди... Страдания золотой рыбки по поводу неблагодарных клиентов. Не нравится? Заведи книгу отзывов. Бери взятки, черт возьми. Где наш незабвенный Ю. А. Бляхман со своим (в смысле – с моим!) пожизненным абонементом в филармонию? Все мы хорошие: от чемодана коньяка отказываемся, а хотим... чего, собственно, хотим? Вечной благодарности? Это как вы себе представляете? Ну, предложи своим пациентам: пусть скинутся и памятник тебе при жизни поставят. В бронзе. Или в гипсе хотя бы. Пионеры пусть цветочки возлагают. Тьфу, сейчас и пионеров-то нет... Ладно, тогда – новобрачные. А голубей – отстреливать”.
Игорь легонько покалывал бледную спину Анексашина электродом, проверяя рефлексы. Он старался подойти к этому случаю максимально беспристрастно. Ну? Не нужен здесь никакой аппарат, весь этот случай – просто медицинский курьез. Как и сам пациент. Он, видите ли, зевал, а в этот момент кот с плиты сковородку с курицей попер. Анексашин обернулся резко, а зевать не перестал. Чего-то там в спине щелкнуло, и вот: таким теперь кощеем и ходит... Хорошо хоть рот закрылся, а то бывает такое... У шурина его жена рожать пошла, а он с друзьями за это дело выпил, и спор у них вышел, кто шире рот на рюмку открыть сможет...
Игорь вполуха слушал неумолчную болтовню Анексашина, все яснее и яснее понимая, что пациент ему не нравится. В человеческом смысле, не в медицинском. Хотя в медицинском он нравился Поплавскому еще меньше. Ерунда какая-то. Ну, щелкнуло, ну, скрючило. Так, по всем законам, здесь просто точку надо найти, куда нажать, чтоб обратно выщелкнуло. Правильно? История болезни Анексашина Владимира Петровича напоминала библиотечный детектив – лохматая и зачитанная до дыр. По содержанию, правда, это больше походило на дрянной пересказ мыльной оперы. Большие умники из клиники доктора Суханова, института травматологии и ортопедии имени Вредена, Поленовского института тоже считали, что вылечить больного Анексашина – дело плевое. Их безуспешные попытки найти то самое, “чтоб отщелкнул ось”, тщательно запротоколированы в этой самой лохматой “истории”. А уж о попытках всяких доморощенных костоправов “исправить спину” – только попросите, – Анексашин вас до колик доведет своими рассказами.
– Так больно? А так?
– Странный вы, доктор, кому ж не больно, если иголками тычут? – веселился Анексашин. Игорю вдруг захотелось ткнуть его посильнее. Чтоб заорал и перестал, наконец, хихикать. “Откажусь, – подумал Игорь, – выпишу к чертовой матери. Пусть в поликлинике парафин на воротниковую зону делает”. Проклятая золотая рыбка, глумливо улыбаясь, проплыла перед его глазами. Что, золотая моя, за банку икры тоже – хвостом махать? А самой метнуть – слабо?
Анексашин вдруг громко охнул и взмахнул сжатой в кулак рукой.
– Что? – не понял Игорь.
– Бо-ольно... – простонал Анексашин незнакомым бабьим голосом.
– Где больно? – тут же ухватился Игорь.
– В животе, блин! Не надо было это сало жрать...
Наконец стало понятно, кого напоминает Владимир Петрович Анексашин. В смешливом мужичке нет-нет, да проглядывал Полиграф Полиграфович Шариков.
– Одевайтесь, – скомандовал Игорь. – Идите в палату. И попросите у сестры ношпу. У вас печень – как?
– Так, какая же может быть печень у сантехника? – весело удивился Анексашин. – Зверь, а не печень!
– Ладно, идите. – Точно – выпишу! – Владимир Петрович! – позвал он Анексашина у самой двери. И почему-то спросил: – Вы работу свою любите?
– Гы-ы... Люблю... Чего мне – с фановой трубой обниматься?
В ординаторской Игорь зло шмякнул историей болезни о стол, пнул ногой стул.
– Что, Игорь Валерьевич? – повернулась к нему старшая сестра. – Опять Анексашин?
– Да, Ольга Геннадьевна, он, конечно.
– Готовить его к процедуре? – Интересная у нас в отделении сложилась традиция. Каждый по-своему завуалированно называет аппарат Поплавского. Как будто все сговорились имя дьявола вслух не произносить. Дьявола? Ну, приехали... А как вы хотели? Кому кроме Всевышнего дано право распоряжаться душами смертных? А? “Справочник молодого атеиста”. Даже Пальма (Марьяна Георгиевна Пальмо, ученый секретарь института) почему-то перестала наезжать на Игоря с заявкой на изобретение.
– Нет, Ольга Геннадьевна, сегодня не будем. У него там, похоже, печеночная колика начинается. Я ему назначил ношпу, проследите, пожалуйста.
Ольга Геннадьевна послушно кивнула и вышла из ординаторской. Во взгляде ее мелькнуло разочарование. Значит, чудес сегодня не будет... Главный фокусник не в духе.
Игорь достал сигарету, прекрасно помня о том, что в ординаторской “КУРИТЬ СТРОГО ЗАПРЕЩАЕТСЯ! ВПЛОТЬ ДО УВОЛЬНЕНИЯ!” Сам писал фиолетовым фломастером. Сам прошлым летом чуть не уволил двух младших ординаторов. А, и пусть. Увольняйте меня, я согласный. Оставлю им аппарат, бумажку напишу, как пользоваться. Лечите, ребята, всех подряд! Болит? Очень болит? Вылечиться хочешь? Очень хочешь? Ложись под аппарат! Следующий!
Игорь аккуратно затушил сигарету и открыл форточку. “Кажется, я догадываюсь, почему меня так тормозит на этом Анексашине. – Игорь задумчиво повернулся спиной к окну и медленно пошел к противоположной стене мелкими шажками, плотно ставя пятку одной ноги к носку другой. “Лилипутики”. Так эти шажки назывались в нашем детстве. – ...Четырнадцать, пятнадцать... У нас большая ординаторская... – Упершись лбом в прохладную стену, он так и остался стоять. – Понял. Я все понял. Фокус не в том, что аппарат лечит. Он лишь помогает человеку вылечиться самому. Если есть желание стать здоровым. Вот каскадера Добылина из той же четвертой палаты я положу под аппарат хоть сейчас. У него в глазах стоит: “Хочу! Хочу быть здоровым!” А у Владимира Петровича Анексашина и болезнь смешная, и сам он, пройдя десятка два врачей и десяток шарлатанов, так и не удосужился решить: выздоравливать ему или так, ходячим приколом остаться. А что? Руки-ноги целы, половой аппарат не пострадал (это Анексашин сообщил уже всем медсестрам), пенсию по инвалидности он получит. Свободный человек! Начальника РЭУ (скотина подлая!) пошлет подальше, а вантузом пошуровать, если что, и с кривой шеей можно, свою бутылку он всегда с соседей получит. Нормально, Григорий? Отлично, Константин!”
– Игорь Валерьевич, что с вами? – Старшая сестра удивленно смотрела на доктора Поплавского, бодающего стену.
– Ничего, ничего, задумался. – Игорь потер лоб. – Давайте, Ольга Геннадьевна, Анексашина в понедельник на выписку.
– Поплавского к телефону! – крикнули в коридоре. – Таня, Поплавский здесь? Пусть трубочку снимет!
– Алло, Игорь? Антонов беспокоит. Не сильно отвлеку, если сейчас заеду?
– Пожалуйста.
– Ну, тогда ждите. Мы у Черной Речки. Странно, странно. На редкость неурочное время для хозяина “Фуксии и Селедочки”.
– Ольга Геннадьевна, я ушел. Сегодня, наверное, больше не появлюсь.
– Хорошо, Игорь Валерьевич, до свидания.
Галина Федоровна, администратор оздоровительного центра “Фуксия и Селедочка”, еще только-только заканчивала подкрашиваться. Хотя, по мнению Игоря, ей давно бы стоило оставить свое лицо в покое и не мешать ему благообразно стареть. Одно время Игорь даже побаивался, что Антонов выгонит Галину Федоровну, как не соответствующую стилю заведения. Но потом успокоился, заметив, что шефу, похоже, даже нравится, что на входе в Оздоровительный центр сидит дама с внешностью пожилого индейца в боевой раскраске.
– Галина Федоровна, добрый день. Сейчас приедет наш директор. Спросите у него сразу, будет ли он чай-кофе, чтобы потом нас не отвлекать.
– Здравствуйте, Игорь Валерьевич. Обязательно спрошу.
Кем, интересно, она себя воображает, когда стучится в самое неподходящее время в кабинет к Игорю и тонким голоском спрашивает: “Вы будете кофе? А ваш гость?” А гостю при этом уже давно не до кофе. Недвижный гость лежит на кушетке, приоткрыв рот, а душа его перенеслась в молодое красивое тело и резвится сейчас на берегу ледяной горной речки в компании прекрасных амазонок. Пошлость, конечно, но среди бизнесменов старше сорока пяти встречается очень часто. На одного такого шалуна – под фамилией Иванов у нас числится – каждый раз полуторную дозу SD-стимулятора тратить приходится. Иначе он в обморок от истощения валится. Но каждый раз, уходя, гордо сообщает Игорю количество удовлетворенных амазонок.
– Шеф, принимайте гостей! – Антонов стоял в дверях, пропуская вперед незнакомого человека.
– Здравствуйте, – негромко произнес человек, входя. Руки не подал и не представился. Сразу посмотрел на аппарат. И внешность, и одежда у него были совершенно обычные. Лицо загорелое.
Какой-нибудь современный Шерлок Холмс сразу рассказал бы нам массу интересных подробностей из жизни незнакомца. Ну, в частности, о том, что такой загар и чуть заметный прищур привозят из командировок в арабские страны. И что гражданская одежда сидит на вошедшем неловко.
. Оксана Сергеевна Людецкая, мир ее праху, при виде этого мужчины также не стала бы долго сомневаться. И моментально определила бы его, как “товарища из органов”.
У Игоря не было ни малейшего настроения или желания рассматривать и разгадывать гостя.
– Вы на сеанс? – скучно спросил он и сделал приглашающий жест.
– Я, собственно, еще не решился. Мы не могли бы вначале немного поговорить?
Игорь вопросительно глянул на Антонова. Бизнес – бизнесом, но неужели Виталий Николаевич не сообщил своему протеже, что у доктора Поплавского, собственно, нет времени разговаривать?
– Поговорите, шеф, поговорите... – разрешил Антонов. Как показалось Игорю, немного виноватым голосом. – Если нужно, мы заплатим, как за сеанс.
– Фу ты, Господи, да не в этом дело! – обиделся Игорь. – О чем вы хотели поговорить?
– Об этом. – Незнакомец кивнул в сторону аппарата.
– А вы, собственно, кто такой? Потенциальный клиент? Журналист? Покупатель? – Ох, наверное, не надо с ним так ехидно.
– Считайте, что клиент.
– Хорошо. Считаю. Что вас интересует? – Незнакомец молчал. И по его виду было понятно, что этот человек привык сам задавать вопросы, а не отвечать на них. Ситуация складывалась дурацки-тревожная.
– Вот что, шеф, – пришел на выручку Антонов. Кстати, Игорь, пожалуй, первый раз видел Виталия смущенным. – Давайте устроим показательный сеанс.
– Гм, давайте. Хотя я... Да и вы у меня уже очень давно не были...
– Время, шеф, время... Жуткий дефицит.
– Хорошо, Виталий. Прошу вас.
Антонов снял куртку, чуть демонстративно прошел к кушетке и лег с видом женщины, которую сейчас будут распиливать. Игорь автоматически включил магнитофон, не будучи даже уверенным, перемотал ли он запись после вчерашних сеансов.
– Виталий Николаевич, вы меня слышите?
– Да.
– Расслабьтесь. Как вы себя чувствуете?
– Хорошо.
– Вы слышите музыку?
– Да.
– Теперь сосредоточьтесь. Вы знаете, куда отправляетесь?
– Да.
– Приготовились. Я начинаю считать. Когда я назову цифру “пять”, вы крепко уснете. Раз. Два. Три. Четыре. Пять.
– Гипноз? – с любопытством спросил загорелый незнакомец.
– Сядьте и молчите, – стальным голосом ответил Игорь.
Интерлюдия II
Вомбат с Димой сидели на пригорке, поросшем короткой колючей травой, и пережидали нашествие ядовитых лягушек. Злобные лиловые твари двигались плотным строем шириной метров пять-шесть, так что ни перешагнуть, ни перепрыгнуть.
– Псих ты, Стармех, – лениво сплевывая, заметил Вомбат, – баба истеричная.
– Ага... – так же лениво согласился Дима. – Баба. Станешь тут с вами...
Это мы так живо обсуждаем стармеховское поведение. Нет, ну, правда, какого лешего было целый магазин тратить на лягушек? Они что, от этого быстрее ползти будут? Или в сторону свернут? Фиг. Так нет же, стоял, дурила, поливал из своего “АКМСа” гадов ползучих, да еще и ругался матерно. Ну? Три десятка патронов – вынь да положь!
– Дурак, конечно, – задумчиво продолжал Стармех, – лягушки-то здесь ни при чем. Но вот в следующий раз кое-кто у меня по-настоящему схлопочет. Так что...
Дима не видел, как у него за спиной Азмун сделал большие глаза Сане, но закончил безошибочно:
– ...никакой Азмун не поможет. – Цукоша надул щеки и издал неприличный звук. Саня засмеялся, но глаз от земли не поднял.
Так, и что здесь обсуждать? Каким нужно быть придурком, чтобы за десять минут до выхода Команды оказаться с разобранным пулеметом на коленях? С чего он взялся чистить пулемет утром? А? Это что у нас за новая традиция? Кто его просил? За последний час, пока лиловые путешественницы перекрывают нам дорогу, Сане эти вопросы задавали все и раз по пятьсот каждый. А Саня? Господи, да что с него возьмешь? Он от такого напора вообще дуреет. Сидит, ресницами хлоп-хлоп. А ресницы у него противные: белые, короткие – это он два дня назад костер сунулся раздувать, а не заметил, что Ленька туда только что порохового дерева подбросил. Ветки занялись в момент, Саньке рожу-то и опалило. Не сильно, не-е, к тому же Цукоша у нас на такие случаи мастер. Быстренько в кусты шмыгнул, красной крапивы принес, все лицо Двоечнику обложил. Странная, кстати, штука: на здоровую кожу лист такой крапивы приложи – волдырь с кулак вскочит. А на ожог – выходит, что и лекарство...
Так что лицо у Двоечника сейчас обыкновенное, только что ресницы коротковаты.
– Ну все, кажись, кончаются... – Стармех поднялся, отряхиваясь. Тщательно затушил сигарету об подошву. Вот это верно. Это правильно. Никто не спрашивал, отчего Закрайний Лес выгорел. Да там, собственно, и спрашивать не у кого было – одни угольки теплые остались. Но умные люди говорят, что все от дурости от этой, от сигарет. Хмырь какой-то вот так же докурил, да не затушил, как следует. Ищи его теперь...
– Ну что, идем? – Стармех уже стоял внизу, глядя, как пытается подняться разбухшая от слизи трава. Последние лягушки торопились догнать колонну. Подмывало, конечно, пнуть их посильнее или каблуком наступить, чтоб брызнули во все стороны их поганые кишки. Но нельзя, нельзя... Даже по траве этой сейчас не пройдешься. Подметки можно оставить. Вон Леня с Двоечником лапник режут, чтоб переход мостить. Смотри, смотри, как Саня-то старается! Чует, придурок, что провинился, выслуживается теперь.
Вомбат, не трогаясь с места, наблюдал, как суетятся мужики, готовя переход. Внешне он был совершенно спокоен. Внутри у него все клокотало от злости. Резвуны-шалуны вы мои, все вам в игрушки играть, с насупленными бровями да автоматом наперевес по полям-лесам шарахаться. А как до дела – так Командир отдувайся? Похерили три часа времени! Вот и гадай теперь: будет столько ждать проводник или плюнет и уйдет... Да ведь он, гад, не просто уйдет, он славу о нас повсюду потащит, всем расскажет, какая у нас хорошая и исполнительная Команда: подрядилась работу сделать, а сама и не явилась. Антиреклама, называется. Плевать, конечно. Да, в общем, вся эта затея с подрядчиком – пустые хлопоты. Жили себе, тихо-мирно, скучали потихоньку, кусок сала в кашу всегда имели. Зачем нас понесло в Третий Поселок? Зачем мы сунулись в ту грязную дверь?...
...Еще неделю назад Пурген снова начал подзуживать: мол, сидим, зад протираем, мхом скоро порастем. Пошли прошвырнемся куда подальше... Вот именно – подальше! А тут и все чего-то раздухарились: ага, говорят, Ленька прав, засиделись, хватит... Ну, в общем, на подвиги нас потянуло. Причем варианты подвигов предлагались самые разные. Стармех вообще договорился до того, чтобы в Город пойти. Чтоб лишнюю бузу не устраивать, Вомбат решил жребий кинуть. Ну, так как? Поймали быстренько шлярш-ня, четыре лапы из восьми ему связали, на березу подвесили – пусть трепыхается. А теперь, с двадцати шагов – кто попадет, того и слушаем. С первого выстрела не попал никто. Не забывайте, что дело у Теплых Болот было. Воздух там постоянно двигается, переливается, к тому же и шляршень попался сильно резвый. Короче говоря, только на третьей попытке Азмун его таки шлепнул. От гордости сам чуть не лопнул. Ну и гнет свое: хочу, говорит, Третий Поселок Первых Мутантов посмотреть. С детства, говорит, мечтаю. Вомбат еще что-то буркнул, дескать, тяжелое у тебя было детство, как я погляжу. Но! Уговор дороже денег. Пошли в Поселок. Дорога туда неудобная, мрак. Смотрите сами: Железку где-то нужно перейти, раз. ТЭЦ поперек пути стоит, два. Если ее справа обходить, там можно месяц проплутать, приключения меняя. А слева – уж больно тоскливый крюк, километров восемнадцать-двадцать. Да и не крюк, а почти круг получится. Да ладно, чего там, пошли слева.
Нет, если честно, об этой прогулке никто не пожалел. И добрались, в общем-то, быстро, спокойно. Сейчас в наших краях тихо. Народу почти нет, группсы на север перекочевали, им тоже поди кушать хочется. Так, мелочь всякую пошугали немного. Поглазели, как пустяки размножаются. Горбыня шального подстрелили – мяса опять же засолили. Ну и к концу третьего Дня к Поселку подошли.
Двоечник у нас очень страшные сказки любит. Его от одного названия Поселка поначалу в дрожь кидало. Эх, салага... А сказки эти про Третий Поселок сочинили, когда его еще на свете не было! Тогда-то здесь, наверное, шибко интересно было. Местные жители это хорошо понимают, поэтому реликвии свои берегут. Когда Стармех попытался Дуру Железную ножичком ковырнуть, тут же – как из-под земли! – пацанчик, резвый не по годам:
– Чего, дядя, любопытством мучаешься? Или ножик девать некуда? Так ты мне лучше отдай, спокойней будет.
Дима от неожиданности хихикнул, а потом ласково спросил:
– Ты один здесь такой шустрый или как?
– Или как... – заверил его пацанчик, мастерски сплевывая через дырку в зубах.
– А-а, ну, тогда извини... – Стармех убрал нож, и мы тихонечко свалили подальше от Железной Дуры.
Специально для тех, кого шокировало нетипичное поведение Стармеха, объясняем. Дело происходило на второй день нашего пребывания в Поселке. У самого Димы под глазом красовался бланш размером с королевскую сливу, а Цукоша при желании мог сплевывать через дырку получше того мальчишки. То есть мы уже были немного в курсе насчет способностей местного населения. И обидчивости – тоже.
– Нет, черт возьми, а мне здесь нравится! – провозгласил Леня, проходя мимо покосившегося сарая с вывеской “Портянки” и полотняного балагана с зазывным плакатом: “Только у нас! Настоящий потомок Первых мутантов! Человек коленками-назад!” Следующий дом остался без вывески, так как вывеску ему заменяла нарисованная на стене кривай красноносая рожа. По ее виду нетрудно было догадаться, что там внутри. – Живут же люди, как люди. Вон, даже трактиры есть.
– Подумаешь, диковинка! – отозвался Азмун, читая вслух соседнюю вывеску. – Что ты в Матоксе, скажешь, трактира не видал?
– Сравнил!
Что правда, то правда. Не стоит сравнивать местные трактиры – а мы их обнаружили уже три штуки! – с единственной тухлой забегаловкой в Матоксе. Где еще и не знаешь, сколько проживешь после кружки перебродившей браги. Удивляет одно: как мы могли так долго обходить сие клевое место стороной? А, наверное, так же, как и все прочие, кто наслушался ужастиков про Третий Поселок Первых Мутантов и хлебает киселя за семь верст, привычно сплевывая через левое плечо.
Причем народ здесь в основном добрый, покладистый. Чужих особо не обижают. Но на место, если что, поставят. Накануне в трактире, вишь, поставили. Но по делу, по делу. Стармех у нас, как известно, человек горячий, от светской жизни давно отошедший. Забыл маленько, как с интеллигентной публикой обращаться. Вспылил. Ну и получил.
– Псих ты, Стармех, – лениво сплевывая, заметил Вомбат, – баба истеричная.
– Ага... – так же лениво согласился Дима. – Баба. Станешь тут с вами...
Это мы так живо обсуждаем стармеховское поведение. Нет, ну, правда, какого лешего было целый магазин тратить на лягушек? Они что, от этого быстрее ползти будут? Или в сторону свернут? Фиг. Так нет же, стоял, дурила, поливал из своего “АКМСа” гадов ползучих, да еще и ругался матерно. Ну? Три десятка патронов – вынь да положь!
– Дурак, конечно, – задумчиво продолжал Стармех, – лягушки-то здесь ни при чем. Но вот в следующий раз кое-кто у меня по-настоящему схлопочет. Так что...
Дима не видел, как у него за спиной Азмун сделал большие глаза Сане, но закончил безошибочно:
– ...никакой Азмун не поможет. – Цукоша надул щеки и издал неприличный звук. Саня засмеялся, но глаз от земли не поднял.
Так, и что здесь обсуждать? Каким нужно быть придурком, чтобы за десять минут до выхода Команды оказаться с разобранным пулеметом на коленях? С чего он взялся чистить пулемет утром? А? Это что у нас за новая традиция? Кто его просил? За последний час, пока лиловые путешественницы перекрывают нам дорогу, Сане эти вопросы задавали все и раз по пятьсот каждый. А Саня? Господи, да что с него возьмешь? Он от такого напора вообще дуреет. Сидит, ресницами хлоп-хлоп. А ресницы у него противные: белые, короткие – это он два дня назад костер сунулся раздувать, а не заметил, что Ленька туда только что порохового дерева подбросил. Ветки занялись в момент, Саньке рожу-то и опалило. Не сильно, не-е, к тому же Цукоша у нас на такие случаи мастер. Быстренько в кусты шмыгнул, красной крапивы принес, все лицо Двоечнику обложил. Странная, кстати, штука: на здоровую кожу лист такой крапивы приложи – волдырь с кулак вскочит. А на ожог – выходит, что и лекарство...
Так что лицо у Двоечника сейчас обыкновенное, только что ресницы коротковаты.
– Ну все, кажись, кончаются... – Стармех поднялся, отряхиваясь. Тщательно затушил сигарету об подошву. Вот это верно. Это правильно. Никто не спрашивал, отчего Закрайний Лес выгорел. Да там, собственно, и спрашивать не у кого было – одни угольки теплые остались. Но умные люди говорят, что все от дурости от этой, от сигарет. Хмырь какой-то вот так же докурил, да не затушил, как следует. Ищи его теперь...
– Ну что, идем? – Стармех уже стоял внизу, глядя, как пытается подняться разбухшая от слизи трава. Последние лягушки торопились догнать колонну. Подмывало, конечно, пнуть их посильнее или каблуком наступить, чтоб брызнули во все стороны их поганые кишки. Но нельзя, нельзя... Даже по траве этой сейчас не пройдешься. Подметки можно оставить. Вон Леня с Двоечником лапник режут, чтоб переход мостить. Смотри, смотри, как Саня-то старается! Чует, придурок, что провинился, выслуживается теперь.
Вомбат, не трогаясь с места, наблюдал, как суетятся мужики, готовя переход. Внешне он был совершенно спокоен. Внутри у него все клокотало от злости. Резвуны-шалуны вы мои, все вам в игрушки играть, с насупленными бровями да автоматом наперевес по полям-лесам шарахаться. А как до дела – так Командир отдувайся? Похерили три часа времени! Вот и гадай теперь: будет столько ждать проводник или плюнет и уйдет... Да ведь он, гад, не просто уйдет, он славу о нас повсюду потащит, всем расскажет, какая у нас хорошая и исполнительная Команда: подрядилась работу сделать, а сама и не явилась. Антиреклама, называется. Плевать, конечно. Да, в общем, вся эта затея с подрядчиком – пустые хлопоты. Жили себе, тихо-мирно, скучали потихоньку, кусок сала в кашу всегда имели. Зачем нас понесло в Третий Поселок? Зачем мы сунулись в ту грязную дверь?...
...Еще неделю назад Пурген снова начал подзуживать: мол, сидим, зад протираем, мхом скоро порастем. Пошли прошвырнемся куда подальше... Вот именно – подальше! А тут и все чего-то раздухарились: ага, говорят, Ленька прав, засиделись, хватит... Ну, в общем, на подвиги нас потянуло. Причем варианты подвигов предлагались самые разные. Стармех вообще договорился до того, чтобы в Город пойти. Чтоб лишнюю бузу не устраивать, Вомбат решил жребий кинуть. Ну, так как? Поймали быстренько шлярш-ня, четыре лапы из восьми ему связали, на березу подвесили – пусть трепыхается. А теперь, с двадцати шагов – кто попадет, того и слушаем. С первого выстрела не попал никто. Не забывайте, что дело у Теплых Болот было. Воздух там постоянно двигается, переливается, к тому же и шляршень попался сильно резвый. Короче говоря, только на третьей попытке Азмун его таки шлепнул. От гордости сам чуть не лопнул. Ну и гнет свое: хочу, говорит, Третий Поселок Первых Мутантов посмотреть. С детства, говорит, мечтаю. Вомбат еще что-то буркнул, дескать, тяжелое у тебя было детство, как я погляжу. Но! Уговор дороже денег. Пошли в Поселок. Дорога туда неудобная, мрак. Смотрите сами: Железку где-то нужно перейти, раз. ТЭЦ поперек пути стоит, два. Если ее справа обходить, там можно месяц проплутать, приключения меняя. А слева – уж больно тоскливый крюк, километров восемнадцать-двадцать. Да и не крюк, а почти круг получится. Да ладно, чего там, пошли слева.
Нет, если честно, об этой прогулке никто не пожалел. И добрались, в общем-то, быстро, спокойно. Сейчас в наших краях тихо. Народу почти нет, группсы на север перекочевали, им тоже поди кушать хочется. Так, мелочь всякую пошугали немного. Поглазели, как пустяки размножаются. Горбыня шального подстрелили – мяса опять же засолили. Ну и к концу третьего Дня к Поселку подошли.
Двоечник у нас очень страшные сказки любит. Его от одного названия Поселка поначалу в дрожь кидало. Эх, салага... А сказки эти про Третий Поселок сочинили, когда его еще на свете не было! Тогда-то здесь, наверное, шибко интересно было. Местные жители это хорошо понимают, поэтому реликвии свои берегут. Когда Стармех попытался Дуру Железную ножичком ковырнуть, тут же – как из-под земли! – пацанчик, резвый не по годам:
– Чего, дядя, любопытством мучаешься? Или ножик девать некуда? Так ты мне лучше отдай, спокойней будет.
Дима от неожиданности хихикнул, а потом ласково спросил:
– Ты один здесь такой шустрый или как?
– Или как... – заверил его пацанчик, мастерски сплевывая через дырку в зубах.
– А-а, ну, тогда извини... – Стармех убрал нож, и мы тихонечко свалили подальше от Железной Дуры.
Специально для тех, кого шокировало нетипичное поведение Стармеха, объясняем. Дело происходило на второй день нашего пребывания в Поселке. У самого Димы под глазом красовался бланш размером с королевскую сливу, а Цукоша при желании мог сплевывать через дырку получше того мальчишки. То есть мы уже были немного в курсе насчет способностей местного населения. И обидчивости – тоже.
– Нет, черт возьми, а мне здесь нравится! – провозгласил Леня, проходя мимо покосившегося сарая с вывеской “Портянки” и полотняного балагана с зазывным плакатом: “Только у нас! Настоящий потомок Первых мутантов! Человек коленками-назад!” Следующий дом остался без вывески, так как вывеску ему заменяла нарисованная на стене кривай красноносая рожа. По ее виду нетрудно было догадаться, что там внутри. – Живут же люди, как люди. Вон, даже трактиры есть.
– Подумаешь, диковинка! – отозвался Азмун, читая вслух соседнюю вывеску. – Что ты в Матоксе, скажешь, трактира не видал?
– Сравнил!
Что правда, то правда. Не стоит сравнивать местные трактиры – а мы их обнаружили уже три штуки! – с единственной тухлой забегаловкой в Матоксе. Где еще и не знаешь, сколько проживешь после кружки перебродившей браги. Удивляет одно: как мы могли так долго обходить сие клевое место стороной? А, наверное, так же, как и все прочие, кто наслушался ужастиков про Третий Поселок Первых Мутантов и хлебает киселя за семь верст, привычно сплевывая через левое плечо.
Причем народ здесь в основном добрый, покладистый. Чужих особо не обижают. Но на место, если что, поставят. Накануне в трактире, вишь, поставили. Но по делу, по делу. Стармех у нас, как известно, человек горячий, от светской жизни давно отошедший. Забыл маленько, как с интеллигентной публикой обращаться. Вспылил. Ну и получил.