Не только Лебеди, но и Роман в своих странствиях никогда не слышал о подобном. Вроде нет никаких причин, но странные, взявшиеся ниоткуда раны на лбу, груди, ладонях Норгэреля кровоточат все сильнее. Когда разведчики вернулись в Варху, была середина зимы, тогда Норгэрель еще ходил. Дурачок прятал израненные руки в перчатках, стесняясь своей болезни и не желая расстраивать других, но в первый день месяца Ивы [Эльфийское название месяца Сирены.] его нашли без сознания в собственной постели. На руках и шее проступили полосы, похожие на следы от ремней, перчатки промокли от крови, на лбу и груди кровоточили ссадины. Эмзару с Романом не сразу удалось привести больного в чувство. Норгэрель ничего не понимал, а память его была переполнена смутными, ускользающими отрывками, которые никому ничего не говорили.
Ни Роман, рискнувший объединить свое сознание с сознанием больного, ни Эмзар, с которым разведчик поделился уже своими воспоминаниями, никогда не видели ни благообразного старца с голубыми глазами и осуждающе поджатыми губами, ни яркого мозаичного потолка, украшенного изображениями сплетающихся спиралей, ни огромных пчел, ни сверкающей сферы, в которой буйствовал радужный вихрь, круживший огненные зерна... Вот и все, что удалось выловить Роману в горячих волнах боли и отчаянья. Придя в себя, Норгэрель бросился извиняться за причиненное беспокойство, и это было самым страшным.
Два сильнейших мага Тарры стояли у постели родича и не могли ничего сделать. Плохо, когда на смену разуму приходит глупая надежда и ты в поисках выхода начинаешь биться, как птица в сетях, с каждым рывком запутываясь все сильнее. Перепробовав все, что можно и нельзя, Роман и Эмзар решили, что Норгэреля лучше увезти подальше от Кольца. Если его все время тянет к Стене, его болезнь может быть связана или с самим огнем, или с тем, что он стережет. Клэр не очень-то в это верил, но что-то делать всяко лучше, чем опустить руки и ждать конца.
Роман предложил отвезти Норгэреля на Седое поле, чуждое как Огню Вархи, так и магии Ройгу. Кто знает, может, в этом и есть свой смысл. Клэру хотелось надеяться, что здоровье к сыну Ларэна вернется, но ум твердил, что надежда эта тщетная. Как бы то ни было, Нэо Рамиэрль не мог одновременно быть в Арции и Корбуте, и вот Клэр с Кораллом пробираются фронтерскими снегами навстречу весне. Скоро закончится еще один год, и солнце повернет на новый круг, 2883-й с того мгновенья, когда Светозарные бросили Тарру на произвол судьбы...
Коралл втянул ноздрями воздух и обернулся к всаднику, словно призывая вернуться на грешную землю. Эльф вслушался и различил едва заметный шум. Навстречу шел большой отряд, даже не отряд - войско. Надо полагать, фронтерцы в очередной раз отправлялись пытать счастья на таянских рубежах, к вящей радости тамошних нобилей. Подумать только, когда-то Фронтера и Таяна были не разлей вода, но потом фронтерские герцоги возомнили о себе слишком много и сначала отделились от ослабевшей Арции, а потом сцепились с северными соседями, но тут уж нашла коса на камень... Правду говорят, что злейшие враги получаются из бывших друзей и родичей. Фронтера и Таяна намертво впились друг другу в глотки, а после того, как Церковь предала таянцев анафеме, объявив против них длящийся вот уже три сотни лет Святой поход, всякая надежда на заключение мира растаяла, как дым...
Шум впереди становился все отчетливей, и Клэр решил, что хоть мальчишка и его кляча не ахти какая добыча, лучше на глаза подвыпившим по случаю выступления в поход воякам не попадаться. Зло они ему вряд ли причинят, но подшутить попробуют наверняка, подыгрывать же фронтерцам в их довольно-таки грубоватых выходках у Клэра не было ни времени, ни желания. Неподалеку виднелась негустая рощица, и эльф свернул туда, не забыв отвести людские глаза от следов на снегу. Если б кто-то из идущих был при Кристалле, он бы почуял неладное, но синяки вряд ли увязались за воинами. Фискалы всегда тщательно оберегают свою шкуру, а для таянских удальцов нет большей радости, чем свернуть башку судебному магу.
Утренний Ветер застыл в седле, ожидая фронтерцев, и те не замедлили появиться. Тысячи три крепких краснолицых всадников на отъевшихся конях в сопровождении немалого обоза прошли в нескольких шагах от разведчика, радостно горланя песню о каком-то Гайде, променявшем жену на бочонок царки. Когда гомон стих, эльф выехал на тракт, и Коралл, потряхивая гривой, легко побежал на юго-запад.
2883 год от В.И.
23-й день месяца Влюбленных.
Морской тракт.
Северные сосны тянули к высокому небу ветви, золотисто-рыжие в лучах заходящего солнца. До городка Лонжи, известного своими кожевенниками и шорниками, оставалось две или три весы. Король слегка пришпорил коня хотелось поскорее размять затекшие ноги, стащить пропыленную дорожную одежду, выпить вина... Уже два месяца Его Величество мотался по северным графствам, мечом и уговорами успокаивая недовольных, которые, правда, пока не сотворили ничего непоправимого.
Север всегда считался вотчиной Тагэре, и в том, что беспорядки вспыхнули именно здесь, следовало винить кузена Рауля и (об этом королю думать не хотелось) жадность Вилльо. Александр, сопровождавший брата в этой поездке, стесняясь и смягчая неприятную правду, посоветовал Филиппу не брать с собой тестя и шурина. Возможно, малыш был прав, так как вместо привычного восторженного приема Его Величество наткнулся на настороженное молчание. Беспокоила и судьба армии, которую возглавляли братья Койла, считавшиеся умелыми полководцами, но бывшие на Севере чужаками. Король понимал, что смалодушничал, отправив их в одиночку против мятежников, но Филипп не хотел поднимать меч против недавних друзей. Пусть их карают другие, а он, подоспев к концу битвы, которая должна состояться со дня на день, помилует большинство пленных и казнит зачинщиков.
Нужно успеть до появления кузена Рауля, который вроде бы не имеет никакого касательства к смуте, но, не заручившись его поддержкой или по крайней мере молчаливым согласием, северные бароны не посмели бы бунтовать против короля. Что ж, урок пойдет на пользу всем.
- Позовите графа Реви.
Аюдант [Молодой военный, помогающий военачальнику или титулованной особе.] молнией метнулся назад, и вскоре отец Эллы подъехал к Его Величеству.
- Морис, вам не кажется, что мы зря разделили свои силы?
- Мне кажется, вы придаете слишком большое значение словам вашего брата, но Его Светлость еще слишком юн и не имеет военного опыта.
- Я не говорил об этом с Александром, сигнор Морис. А что, он был против разделения наших сил?
- Вам лучше спросить у него самого.
- Наверное, вы правы. Александр опять повздорил с вашим сыном?
- Ну, не то чтобы повздорил. Его Светлость был несколько несдержан, что и неудивительно в его положении. Он под тройной защитой - своего брата, своей молодости и своего увечья...
- Граф Мулан тоже так полагал.
- Случайность, сир...
- Случайность? Я не пожелал бы такого противника, как Александр, никому, сигнор Морис. И в первую очередь вам и вашим родичам. Я иногда фехтую с ним по утрам, и, уверяю вас, скоро даже ничья для меня будет удачей...
- Вы преувеличиваете, но ваша преданность брату не может не восхищать.
- Постойте, граф... К нам кто-то едет. На городскую депутацию не похоже. Проклятая пыль.
- Лето, Ваше Величество. Да, действительно. Трое...
- Похоже, они дрались. Барон Герар?
- Ваше Величество... Я надеялся вас встретить. - Что случилось? Где Койла?
- Разбиты...
- Что?!
- Мы сошлись с мятежниками. Их было много, куда больше, чем мы думали, и... Это была настоящая армия, а не вышедшие побуянить бароны. Они были настроены очень решительно. Наверное, нужно было отступить, соединиться с вами и принять бой, но... Койла решили иначе. Сначала все шло неплохо. Силы оказались примерно равны. Казалось, мы просто выдохнемся и к вечеру располземся в разные стороны, но в решающий момент нам ударили в спину.
- Кто? - быстро спросил король, и повторил: - Кто же?!
- Граф ре Фло и... герцог Ларрэн. Это решило исход дела.
- Где Койла?
- Кажется, их взяли в плен. Я не смог бы ничего сделать и счел своим долгом предупредить Ваше Величество.
- Благодарю. Что-то еще?
- Да... Я привез манифест мятежников, может быть, вам будет интересно.
- Они далеко?
- Не очень, вернее сказать, совсем близко.
- Вы сделали, что могли, барон. Каковы ваши намерения сейчас?
- Я предан Вашему Величеству, но Рауль ре Фло мой друг и родственник...
- Что ж, я понимаю ваши чувства. Я отпускаю вас, Герар.
- Мой король...
- Мой барон, - красивые губы Филиппа тронула усмешка, - вы или уезжаете немедленно в надежде на встречу при более благоприятных для нас обоих обстоятельствах, или остаетесь со мной, но я в создавшейся ситуации не могу обещать ни победы, ни даже защиты. У меня всего тысяча человек.
- Я хотел бы, чтоб дело кончилось миром, но если это невозможно, я прошу Ваше Величество отпустить меня.
- Я уже отпустил вас. Сандер? Хорошо, что ты подъехал. Сигнор Морис, взгляните на это.
"...король окружен стаей стервятников, разоряющих Арцию. Они разлучили его с верными слугами и соратниками, ниспровергнувшими узурпаторов и изгнавших приведенные теми иноземные войска. Жадность и неблагодарность семейства Вилльо превысили чашу терпения истинных сынов Арции, болеющих за нее. Желая избавить короля от жадных выскочек и защитить от их поползновений наши земли и наши права, мы, брат короля Жоффруа Ларрэн и кузен короля граф Рауль ре Фло, вновь подняли мечи и обратили их против этих дородных пиявок, сосущих нашу кровь. Арция должна быть очищена от этой скверны..."
- Проклятье! Я не должен был отпускать этого недоумка во Фло, ведь знал же, что у Жоффруа ни собственной головы, ни собственной чести нет и не было... Вы что-то сказали, Морис?
- Ваше Величество, вы сейчас отпустили Герара... Мы тоже нижайше просим у вас разрешения удалиться.
- Вот как, любезный тесть? Вы хотите уйти?
- Вы же видите, Филипп, наше присутствие лишь распаляет горячие головы. Весь Север охвачен смутой, из ниоткуда появляются целые армии... Если мы останемся с вами, то привлечем на вас ярость мятежников, в то время как, будучи...
- Я все понял, Морис, убирайтесь...
- Филипп, я...
- Я сказал: убирайтесь, удирайте, уносите ноги. Судьба иногда благоприятствует трусам. Сандер? Полагаю, ты все слышал?
- Да.
- Зря ты не был со мной откровенным.
- Я никогда тебе не лгу.
- Но и не говоришь всего, что думаешь, хотя я сам виноват... Ты был против того, чтобы делить наши силы?
- Да, но я не полководец.
- Лично я в этом не уверен, - король положил руку на изуродованное плечо брата. - Родственнички Эллы улепетывают, а мой братец Жоффруа на пару с кузеном Раулем вот-вот схватят меня за шиворот. А что собирается делать младший из Тагэре?
- Я остаюсь с тобой. Но без Вилльо у нас всего сотня человек, причем половина не воины, а слуги.
- Я знаю. Что бы сделал ты на моем месте?
- Отступил в Эльту. Нужно поговорить с людьми... Ты мог бы остаться с матушкой в замке, а я поехать по окрестностям.. Нужно связаться с Мальвами.
- Они меня не шибко жалуют.
- Не тебя, а Вилльо. А Сезар мой друг. Если б они решили восстать, они бы... Они бы не ударили в спину.
- Напиши ему.
- Я уже написал.
- Когда ты успел?!
- Когда мы разделились с Койла. Я подумал, что письма к некоторым нобилям могут пригодиться... Я не стал спорить с... сигнором Морисом, но постарался сделать все, что мне пришло в голову.
- Спасибо, Сандер, - король поднес руку к глазам, вглядываясь в дорогу, - жаль, но, похоже, до Эльты мне не добраться...
- Да, действительно, - Александр потянулся к рукояти меча, - кто же нас почтил? Проклятый... Это Гийом Ланжере, от него не уйдешь.
- Этот трус был прав, армии здесь возникают из воздуха. Убери меч, Сандер. Убери и улыбайся! Хвала святому Эрасти, они все еще держат тебя за мальчишку. Ты должен уйти.
- Сейчас?!
- Нет, не сейчас... Мы поздороваемся с кузеном, а потом... Думаю, он отпустит тебя с сопровождающим в гости к матушке, а дальше, дальше все в твоих руках, Сандер. Я буду морочить им голову, пусть поверят, что я такая же тряпка, как и Жоффруа, а ты должен сделать один то, что мы собирались делать вместе. Понял?
- Понял, - наклонил голову Александр, - я все сделаю Но на это уйдет кварты две, а то и три.
- Постараюсь за это время не потерять ни головы, ни короны...
2883 год от В.И.
9-й день месяца Дракона.
Ифрана. Авира.
Жозеф был доволен. Первый шаг сделан, Тагэре сцепились друг с другом. Если этот проклятый ре Фло прогонит Филиппа и посадит на трон своего новоявленного зятя, шансы Лумэнов стремительно возрастут. Ларрэн - такая же марионетка, как слабоумный Пьер, а в схватке кукловодов побеждает не столько сильный, сколько ловкий, к каковым ифранский король причислял и себя. Жозеф был в самом радужном настроении и даже, небывалое дело, сменил воротник в ожидании встречи с кардиналом Товием и бланкиссимой Данутой. Циалианка была хороша собой, по крайней мере для шестидесятичетырехлетнего монарха.
Встреча вышла приятной во всех отношениях. Собеседники пили вино с виноградников еретика Усмана и обсуждали новости.
- Так вы говорите, - улыбнулся Товий, - что когда Филиппа захватили, с несчастным оставалось не более сотни человек? Значит, родственнички бросили своего короля на произвол судьбы?
- С ним был только его горбатый братец, да и тот сразу же - отпросился под юбку к герцогине Тагэре.
- Вот как? - холодно улыбнулась Данута. - Под юбку? И не было ни крика, ни хватанья за мечи?
- Не было, конечно, - пожал плечами Жозеф, - горбун на своего брата и не взглянул, а сразу же сказал кузену, что намерен посетить матушку.
- И тот его отпустил?
- Разумеется. Хватит с Рауля и двоих братцев Тагэре, нужно кого-то и тетушке оставить...
- Боюсь, Ваше Величество, - циалианка поправила и так безупречно лежащие складки платья, - что Ланжере совершил ошибку.
- Что вы имеете в виду, бланкиссима?
- Три года назад граф Мулан, один из сильнейших бойцов нашего времени, в присутствии младших Тагэре посмеялся над их гербом и их правами. Александр выплеснул в лицо Мулану стакан вина. Они дрались, и горбун победил.
- Это знают все, - махнул рукой Жозеф, - чистая случайность Мулан поскользнулся.
- Наша собеседница не зря вспомнила эту историю, - заметил Товий, - я понял, что она имеет в виду. Смирение горбуна не к добру. Он должен был броситься в драку, если, конечно, они с Филиппом что-то не придумали.
- Или ему совершенно все равно, кто из братьев и кузенов будет носить корону. Говорят, они с королевой друг друга недолюбливают.
- Если б горбун был согласен с ре Фло, он был бы с ним. То, что я слышал про Александра, настораживает. Он не трус, не дурак и очень предан брату.
- Ерунда. Что может сделать мальчишка двадцати лет от роду? Не смешите меня.
- "Человек может многое", - процитировал Книгу Книг кардинал, отхлебывая вино.
2883 год от В.И.
17-й день месяца Собаки.
Арция. Ланже.
На столе стояло блюдо отборных яблок и кувшин с вином, но Филипп запретил себе даже смотреть на него - не хватало еще уподобиться этому ничтожеству Жоффруа, всем собеседникам предпочитающему бочонок с атэвским. Самым мерзким было отсутствие новостей, то есть новостей правдивых, к которым плененный король относил известия, поступавшие не от мятежного кузена. Впрочем, внешне все было очень мило. Филипп считался гостем, а не пленником. Другое дело, что он был вынужден или следовать за Раулем, объезжающим послушные ему замки, либо, когда кузен отправлялся по своим делам, дожидаться его, изнывая от безделья в обществе бдительной охраны. В одну из своих первых отлучек Король Королей захватил графа Реви с сыном. Трусость сыграла с королевским тестем плохую шутку. Как бы ни был Рауль зол на своего кузена и его новоявленную родню, он ценил мужество, где бы его ни встречал. Зато с трусами и предателями разговор у него был короткий. Морис и балбес Винцент были обезглавлены У ворот Фло под восторженный рев толпы,
Вилльо не вызывали сочувствия ни у кого. Им припомнили все, что было и чего не было, а их малодушие лишь подлило масла в огонь. Филипп, однако, был избавлен от этого зрелища, зато присутствовать при казни отдаленного родича Рауля, Жоржа Бало, королю пришлось.
К этому времени народ и кое-кто из нобилей стал волноваться из-за странного поведения короля, затворившегося во Фло, Из столицы доходили странные слухи о том, что Генеральные Штаты утвердили тестамьент [Акт, принимаемый Генеральными Штатами и имеющий силу закона, если в течение трех месяцев король его не отвергнет.] о наследственных правах герцога Ларрэна и его потомства, буде старшая ветвь Тагэре пресечется. Вызывало удивление и то, что всем, хоть и именем Филиппа, распоряжался Рауль, с почти неприличной поспешностью выдавший старшую дочь за герцога Ларрэна. От Короля Королей ждали, что он освободит Филиппа Тагэре от Вилльо, но не того, что он займет их место. В конце концов, добрые северяне пожелали увидеть и услышать своего короля, и Рауль был вынужден на это пойти, тем паче на юге зашевелились лумэновцы, а в Тимоне - родственничек Бало, возомнивший себя Проклятый знает кем.
Филипп с присущим ему обаянием согласился, потребовав за это переезда в Ланжский замок, бывший его собственным владением. Рауль не возражал: король имеет право жить в собственном доме, его переезд заткнет глотку крикунам, и не беда, что вокруг Ланже расположены замки вассалов Тагэре и что оттуда рукой подать до Эльты. Рядом с Филиппом будут надежные люди. От смутного ропота до открытого мятежа далеко, а сила по-прежнему на стороне ре Фло.
К концу месяца Дракона король переехал в Ланже, предварительно проехав по улицам доброго города Эльты, где его восторженно приветствовали жители, опьяненные победой над ненавистными выскочками и осознанием собственной значимости. Рауль благополучно водворил венценосного пленника в замок и во главе армии двинулся на мятежников. Все кончилось очень быстро, зачинщику в присутствии короля и его знаменитого кузена отрубили голову, после чего ре Фло поехал в Шато-Абе, где метался разочарованный проволочкой герцог Ларрэн, которого предстояло одновременно приободрить и одернуть. Филипп же удалился в свою вотчину, с трудом скрывая возбуждение. Во время казни он заметил в толпе человека, на темно-синем плаще которого белый волчонок задирал голову к полной луне. Эту консигну избрал для себя Александр, готовясь к посвящению в рыцари, которое должно было состояться в день именин королевы. Никто, кроме них двоих, об этом не знал, и появление человека с волчонком означало лишь одно: Александр на свободе, пытается что-то предпринять и, судя по всему, успешно.
Проклятый, до чего он дожил! Оказался пленником собственного кузена и возлагает единственную надежду на младшего братишку. Хотя Сандер вырос крепким орешком. Но, во имя святого Эрасти, чего же он тянет! Еще кварта или две, и Филипп не выдержит. Он не может больше изображать из себя безвольного придурка, которому для полного счастья довольно вина и хорошеньких служанок. Филипп взял кувшин и, бросив взгляд в сторону двери не нужно давать повод для подозрений, - быстро выплеснул две трети лучшего авирского в камин и тщательно переворошил золу. Пусть думают, что он пьет, к пьяницам всерьез никто не относится...
Нэо Рамиэрль.
До Седого поля они не добрались, несмотря на целительские познания Нэо и мужество Норгэреля, державшегося до последнего. Заклятия почти не помогали, травы тем более. В предгорьях Корбута Роман окончательно понял, что пока больной может держаться в седле, нужно добраться хотя бы до Гар-Рэннока, Никогда еще дорога в столицу Южного Корбута не казалась эльфу такой длинной. После Агуилы Роман посадил Норгэреля впереди себя, так как править лошадью тот уже не мог. Им повезло, недалеко от места, где некогда Рамиэрль-разведчик подобрал сломавшего ногу юного гоблина, они встретили отряд "Зубров", возвращавшийся после очередной охоты за ройгианцами. Молодой двудесятник узнал Романа Вечного, и дальше Норгэреля несли на наспех сделанных носилках, причем походный бег орков мало чем уступал лошадиной рыси.
Они оказались у Гар-Рэннока ранним вечером, когда солнце коснулось вершин заповедных лиственниц на горе Памяти. Воины, не спрашивая, повернули к Темному Замку, как гоблины гордо именовали жилище горных королей. Заранее предупрежденный высланным вперед вестником Кардинч-Стефан пад Уррик вышел навстречу гостям. Огромный и могучий, как корбутский зубр, покрытый шрамами от вражеских наганов и медвежьих клыков, горный владыка был надежным другом и истиным сыном Созидателей. Лично сопроводив друзей в лучшие покои и собственноручно переложив Норгэреля с носилок на застланное медвежьими шкурами ложе, Кардинч предложил Роману спросить совета у Теней Ушедших. В другой ситуации это бы позабавило, но сейчас эльфу было не до смеха. В храм он все-таки пошел, нельзя обижать хозяина и нарушать уверенность орков в том, что прежние боги Тарры доныне помогают советом не предавшему их память Ночному народу.
Роман предпочел бы посетить святыню в одиночку, но горный владыка был не из тех, кто бросает друга в беде и забывает долг гостеприимства. Кардинч вместе со старшим сыном и наследником, на запястье которого уже красовалась татуировка, напоминающая след от браслета, решительно присоединились к гостю.
Обычно Рамиэрль проникал в храм через потайную дверцу, известную лишь немногим, но на сей раз пришлось пройти через главный портал. Своим созданием главная и единственная святыня Гар-Рэннока была обязана фантазиям первого горного короля Стефана пад Уррика и его мачехи и воображению Клэра, пытавшегося заглушить свое горе сначала войной, потом творчеством и, наконец, дорогой. Сейчас Утренний Ветер наверняка уже в Оргонде, но где бы он ни был, часть души скульптора навеки осталась в горах. Клэр оплакивал Тину, - но создал храм-памятник не только первым богам Тарры, но и всем, кто за нее погиб и еще погибнет.
Гоблины старательно выполняли все указания художника, а когда было нужно, помогали эльфы. Орочье трудолюбие и искусство Лебедей сотворили чудо. И что за беда, если Клэр наделил Инту чертами Герики, а сын Омма оказался похож на юного Рене? Какими те были, никто никогда не узнает, а Геро и Аррой, их отдаленные потомки, вернули Тарре надежду.
В храме Памяти всегда царили прозрачные сумерки. Мягким серебром мерцал пол, напоминая о седой траве, светилось под куполом закатное небо, в котором парила белая стая, а на алтаре из черного камня пылал негасимый огонь. Роман представлял, что должны испытывать здесь орки, если у него, знающего цену магии и повидавшего всякое, начинает бешено колотиться сердце.
Кардинч и Стефан подвели Рамиэрля к алтарю Памяти, и горный король заговорил на своем языке, при звуках которого у Романа до сих пор сжималось сердце. Супруга великого Уррика покоилась здесь же, в одном из приделов храма рядом с любимым, а Роману до сих пор снились черные косы и звонкий смех его отчаянной спутницы... Отогнав непрошеные воспоминания, эльф вслушался в речь владыки орков. Тот спрашивал Ушедших о причинах болезни их друга и о том, возможно ли исцеление. Когда смолкло последнее слово, гоблины в ожидании чуда устремили глаза к огню, цвет которого стал постепенно меняться из золотистого в синий, а затем медленный каменный голос произнес:
- Надежда - последнее, что нас покидает. Даже время можно смирить, даже сквозь воду можно пройти. Нет безвыходных положений, есть отчаявшиеся и смирившиеся. Нужно бороться до конца. Помощь придет тогда, когда ее меньше всего ожидаешь.
Голос замолк, пламя постепенно вернуло свои прежний цвет Гоблины благоговейно коснулись ладонями сердец, Роман сделал то же самое, хотя готов был придушить засевшего под алтарем Жана-Флорентина с его очередными банальностями. Философский жаб был не виноват, более того, обман, затеянный в свое время сыном Ланки и Уррика и им самим, принес немало добра, но сейчас эльф не мог думать спокойно. Его едва хватило, чтобы, сохраняя приличествующее случаю выражение лица, выйти из храма. От вечернего пира он отказался, сказав, что хочет обдумать услышанное. Орки не настаивали. Чужое горе свято.
Роман вернулся к Норгэрелю, который, кажется, смог заснуть. Глядя на прозрачное, заострившееся лицо, уже отмеченное нездешним светом, Нэо Рамиэрль из дома Розы в очередной раз проклял собственное бессилие: скольких он проводил в небытие и скольких еще проводит, прежде чем уйдет за ними, предоставив другим свою ношу!
- Роман! Звездный Лебедь! Откуда ты мог взяться здесь?
- Рене?
- Да, - подтвердил эландец, перебираясь через подоконник, - не удивляйся. Это чистой воды совпадение. Мне пришла блажь навестить Жана-Флорентина и заодно проверить, что творится в здешних горах и как долго я могу обойтись без моря. Оказалось, долго. Уж не знаю, радоваться этому или нет. Мне так, конечно, легче, но моя растущая сила далеко не лучший признак... Что с ним?
Ни Роман, рискнувший объединить свое сознание с сознанием больного, ни Эмзар, с которым разведчик поделился уже своими воспоминаниями, никогда не видели ни благообразного старца с голубыми глазами и осуждающе поджатыми губами, ни яркого мозаичного потолка, украшенного изображениями сплетающихся спиралей, ни огромных пчел, ни сверкающей сферы, в которой буйствовал радужный вихрь, круживший огненные зерна... Вот и все, что удалось выловить Роману в горячих волнах боли и отчаянья. Придя в себя, Норгэрель бросился извиняться за причиненное беспокойство, и это было самым страшным.
Два сильнейших мага Тарры стояли у постели родича и не могли ничего сделать. Плохо, когда на смену разуму приходит глупая надежда и ты в поисках выхода начинаешь биться, как птица в сетях, с каждым рывком запутываясь все сильнее. Перепробовав все, что можно и нельзя, Роман и Эмзар решили, что Норгэреля лучше увезти подальше от Кольца. Если его все время тянет к Стене, его болезнь может быть связана или с самим огнем, или с тем, что он стережет. Клэр не очень-то в это верил, но что-то делать всяко лучше, чем опустить руки и ждать конца.
Роман предложил отвезти Норгэреля на Седое поле, чуждое как Огню Вархи, так и магии Ройгу. Кто знает, может, в этом и есть свой смысл. Клэру хотелось надеяться, что здоровье к сыну Ларэна вернется, но ум твердил, что надежда эта тщетная. Как бы то ни было, Нэо Рамиэрль не мог одновременно быть в Арции и Корбуте, и вот Клэр с Кораллом пробираются фронтерскими снегами навстречу весне. Скоро закончится еще один год, и солнце повернет на новый круг, 2883-й с того мгновенья, когда Светозарные бросили Тарру на произвол судьбы...
Коралл втянул ноздрями воздух и обернулся к всаднику, словно призывая вернуться на грешную землю. Эльф вслушался и различил едва заметный шум. Навстречу шел большой отряд, даже не отряд - войско. Надо полагать, фронтерцы в очередной раз отправлялись пытать счастья на таянских рубежах, к вящей радости тамошних нобилей. Подумать только, когда-то Фронтера и Таяна были не разлей вода, но потом фронтерские герцоги возомнили о себе слишком много и сначала отделились от ослабевшей Арции, а потом сцепились с северными соседями, но тут уж нашла коса на камень... Правду говорят, что злейшие враги получаются из бывших друзей и родичей. Фронтера и Таяна намертво впились друг другу в глотки, а после того, как Церковь предала таянцев анафеме, объявив против них длящийся вот уже три сотни лет Святой поход, всякая надежда на заключение мира растаяла, как дым...
Шум впереди становился все отчетливей, и Клэр решил, что хоть мальчишка и его кляча не ахти какая добыча, лучше на глаза подвыпившим по случаю выступления в поход воякам не попадаться. Зло они ему вряд ли причинят, но подшутить попробуют наверняка, подыгрывать же фронтерцам в их довольно-таки грубоватых выходках у Клэра не было ни времени, ни желания. Неподалеку виднелась негустая рощица, и эльф свернул туда, не забыв отвести людские глаза от следов на снегу. Если б кто-то из идущих был при Кристалле, он бы почуял неладное, но синяки вряд ли увязались за воинами. Фискалы всегда тщательно оберегают свою шкуру, а для таянских удальцов нет большей радости, чем свернуть башку судебному магу.
Утренний Ветер застыл в седле, ожидая фронтерцев, и те не замедлили появиться. Тысячи три крепких краснолицых всадников на отъевшихся конях в сопровождении немалого обоза прошли в нескольких шагах от разведчика, радостно горланя песню о каком-то Гайде, променявшем жену на бочонок царки. Когда гомон стих, эльф выехал на тракт, и Коралл, потряхивая гривой, легко побежал на юго-запад.
2883 год от В.И.
23-й день месяца Влюбленных.
Морской тракт.
Северные сосны тянули к высокому небу ветви, золотисто-рыжие в лучах заходящего солнца. До городка Лонжи, известного своими кожевенниками и шорниками, оставалось две или три весы. Король слегка пришпорил коня хотелось поскорее размять затекшие ноги, стащить пропыленную дорожную одежду, выпить вина... Уже два месяца Его Величество мотался по северным графствам, мечом и уговорами успокаивая недовольных, которые, правда, пока не сотворили ничего непоправимого.
Север всегда считался вотчиной Тагэре, и в том, что беспорядки вспыхнули именно здесь, следовало винить кузена Рауля и (об этом королю думать не хотелось) жадность Вилльо. Александр, сопровождавший брата в этой поездке, стесняясь и смягчая неприятную правду, посоветовал Филиппу не брать с собой тестя и шурина. Возможно, малыш был прав, так как вместо привычного восторженного приема Его Величество наткнулся на настороженное молчание. Беспокоила и судьба армии, которую возглавляли братья Койла, считавшиеся умелыми полководцами, но бывшие на Севере чужаками. Король понимал, что смалодушничал, отправив их в одиночку против мятежников, но Филипп не хотел поднимать меч против недавних друзей. Пусть их карают другие, а он, подоспев к концу битвы, которая должна состояться со дня на день, помилует большинство пленных и казнит зачинщиков.
Нужно успеть до появления кузена Рауля, который вроде бы не имеет никакого касательства к смуте, но, не заручившись его поддержкой или по крайней мере молчаливым согласием, северные бароны не посмели бы бунтовать против короля. Что ж, урок пойдет на пользу всем.
- Позовите графа Реви.
Аюдант [Молодой военный, помогающий военачальнику или титулованной особе.] молнией метнулся назад, и вскоре отец Эллы подъехал к Его Величеству.
- Морис, вам не кажется, что мы зря разделили свои силы?
- Мне кажется, вы придаете слишком большое значение словам вашего брата, но Его Светлость еще слишком юн и не имеет военного опыта.
- Я не говорил об этом с Александром, сигнор Морис. А что, он был против разделения наших сил?
- Вам лучше спросить у него самого.
- Наверное, вы правы. Александр опять повздорил с вашим сыном?
- Ну, не то чтобы повздорил. Его Светлость был несколько несдержан, что и неудивительно в его положении. Он под тройной защитой - своего брата, своей молодости и своего увечья...
- Граф Мулан тоже так полагал.
- Случайность, сир...
- Случайность? Я не пожелал бы такого противника, как Александр, никому, сигнор Морис. И в первую очередь вам и вашим родичам. Я иногда фехтую с ним по утрам, и, уверяю вас, скоро даже ничья для меня будет удачей...
- Вы преувеличиваете, но ваша преданность брату не может не восхищать.
- Постойте, граф... К нам кто-то едет. На городскую депутацию не похоже. Проклятая пыль.
- Лето, Ваше Величество. Да, действительно. Трое...
- Похоже, они дрались. Барон Герар?
- Ваше Величество... Я надеялся вас встретить. - Что случилось? Где Койла?
- Разбиты...
- Что?!
- Мы сошлись с мятежниками. Их было много, куда больше, чем мы думали, и... Это была настоящая армия, а не вышедшие побуянить бароны. Они были настроены очень решительно. Наверное, нужно было отступить, соединиться с вами и принять бой, но... Койла решили иначе. Сначала все шло неплохо. Силы оказались примерно равны. Казалось, мы просто выдохнемся и к вечеру располземся в разные стороны, но в решающий момент нам ударили в спину.
- Кто? - быстро спросил король, и повторил: - Кто же?!
- Граф ре Фло и... герцог Ларрэн. Это решило исход дела.
- Где Койла?
- Кажется, их взяли в плен. Я не смог бы ничего сделать и счел своим долгом предупредить Ваше Величество.
- Благодарю. Что-то еще?
- Да... Я привез манифест мятежников, может быть, вам будет интересно.
- Они далеко?
- Не очень, вернее сказать, совсем близко.
- Вы сделали, что могли, барон. Каковы ваши намерения сейчас?
- Я предан Вашему Величеству, но Рауль ре Фло мой друг и родственник...
- Что ж, я понимаю ваши чувства. Я отпускаю вас, Герар.
- Мой король...
- Мой барон, - красивые губы Филиппа тронула усмешка, - вы или уезжаете немедленно в надежде на встречу при более благоприятных для нас обоих обстоятельствах, или остаетесь со мной, но я в создавшейся ситуации не могу обещать ни победы, ни даже защиты. У меня всего тысяча человек.
- Я хотел бы, чтоб дело кончилось миром, но если это невозможно, я прошу Ваше Величество отпустить меня.
- Я уже отпустил вас. Сандер? Хорошо, что ты подъехал. Сигнор Морис, взгляните на это.
"...король окружен стаей стервятников, разоряющих Арцию. Они разлучили его с верными слугами и соратниками, ниспровергнувшими узурпаторов и изгнавших приведенные теми иноземные войска. Жадность и неблагодарность семейства Вилльо превысили чашу терпения истинных сынов Арции, болеющих за нее. Желая избавить короля от жадных выскочек и защитить от их поползновений наши земли и наши права, мы, брат короля Жоффруа Ларрэн и кузен короля граф Рауль ре Фло, вновь подняли мечи и обратили их против этих дородных пиявок, сосущих нашу кровь. Арция должна быть очищена от этой скверны..."
- Проклятье! Я не должен был отпускать этого недоумка во Фло, ведь знал же, что у Жоффруа ни собственной головы, ни собственной чести нет и не было... Вы что-то сказали, Морис?
- Ваше Величество, вы сейчас отпустили Герара... Мы тоже нижайше просим у вас разрешения удалиться.
- Вот как, любезный тесть? Вы хотите уйти?
- Вы же видите, Филипп, наше присутствие лишь распаляет горячие головы. Весь Север охвачен смутой, из ниоткуда появляются целые армии... Если мы останемся с вами, то привлечем на вас ярость мятежников, в то время как, будучи...
- Я все понял, Морис, убирайтесь...
- Филипп, я...
- Я сказал: убирайтесь, удирайте, уносите ноги. Судьба иногда благоприятствует трусам. Сандер? Полагаю, ты все слышал?
- Да.
- Зря ты не был со мной откровенным.
- Я никогда тебе не лгу.
- Но и не говоришь всего, что думаешь, хотя я сам виноват... Ты был против того, чтобы делить наши силы?
- Да, но я не полководец.
- Лично я в этом не уверен, - король положил руку на изуродованное плечо брата. - Родственнички Эллы улепетывают, а мой братец Жоффруа на пару с кузеном Раулем вот-вот схватят меня за шиворот. А что собирается делать младший из Тагэре?
- Я остаюсь с тобой. Но без Вилльо у нас всего сотня человек, причем половина не воины, а слуги.
- Я знаю. Что бы сделал ты на моем месте?
- Отступил в Эльту. Нужно поговорить с людьми... Ты мог бы остаться с матушкой в замке, а я поехать по окрестностям.. Нужно связаться с Мальвами.
- Они меня не шибко жалуют.
- Не тебя, а Вилльо. А Сезар мой друг. Если б они решили восстать, они бы... Они бы не ударили в спину.
- Напиши ему.
- Я уже написал.
- Когда ты успел?!
- Когда мы разделились с Койла. Я подумал, что письма к некоторым нобилям могут пригодиться... Я не стал спорить с... сигнором Морисом, но постарался сделать все, что мне пришло в голову.
- Спасибо, Сандер, - король поднес руку к глазам, вглядываясь в дорогу, - жаль, но, похоже, до Эльты мне не добраться...
- Да, действительно, - Александр потянулся к рукояти меча, - кто же нас почтил? Проклятый... Это Гийом Ланжере, от него не уйдешь.
- Этот трус был прав, армии здесь возникают из воздуха. Убери меч, Сандер. Убери и улыбайся! Хвала святому Эрасти, они все еще держат тебя за мальчишку. Ты должен уйти.
- Сейчас?!
- Нет, не сейчас... Мы поздороваемся с кузеном, а потом... Думаю, он отпустит тебя с сопровождающим в гости к матушке, а дальше, дальше все в твоих руках, Сандер. Я буду морочить им голову, пусть поверят, что я такая же тряпка, как и Жоффруа, а ты должен сделать один то, что мы собирались делать вместе. Понял?
- Понял, - наклонил голову Александр, - я все сделаю Но на это уйдет кварты две, а то и три.
- Постараюсь за это время не потерять ни головы, ни короны...
2883 год от В.И.
9-й день месяца Дракона.
Ифрана. Авира.
Жозеф был доволен. Первый шаг сделан, Тагэре сцепились друг с другом. Если этот проклятый ре Фло прогонит Филиппа и посадит на трон своего новоявленного зятя, шансы Лумэнов стремительно возрастут. Ларрэн - такая же марионетка, как слабоумный Пьер, а в схватке кукловодов побеждает не столько сильный, сколько ловкий, к каковым ифранский король причислял и себя. Жозеф был в самом радужном настроении и даже, небывалое дело, сменил воротник в ожидании встречи с кардиналом Товием и бланкиссимой Данутой. Циалианка была хороша собой, по крайней мере для шестидесятичетырехлетнего монарха.
Встреча вышла приятной во всех отношениях. Собеседники пили вино с виноградников еретика Усмана и обсуждали новости.
- Так вы говорите, - улыбнулся Товий, - что когда Филиппа захватили, с несчастным оставалось не более сотни человек? Значит, родственнички бросили своего короля на произвол судьбы?
- С ним был только его горбатый братец, да и тот сразу же - отпросился под юбку к герцогине Тагэре.
- Вот как? - холодно улыбнулась Данута. - Под юбку? И не было ни крика, ни хватанья за мечи?
- Не было, конечно, - пожал плечами Жозеф, - горбун на своего брата и не взглянул, а сразу же сказал кузену, что намерен посетить матушку.
- И тот его отпустил?
- Разумеется. Хватит с Рауля и двоих братцев Тагэре, нужно кого-то и тетушке оставить...
- Боюсь, Ваше Величество, - циалианка поправила и так безупречно лежащие складки платья, - что Ланжере совершил ошибку.
- Что вы имеете в виду, бланкиссима?
- Три года назад граф Мулан, один из сильнейших бойцов нашего времени, в присутствии младших Тагэре посмеялся над их гербом и их правами. Александр выплеснул в лицо Мулану стакан вина. Они дрались, и горбун победил.
- Это знают все, - махнул рукой Жозеф, - чистая случайность Мулан поскользнулся.
- Наша собеседница не зря вспомнила эту историю, - заметил Товий, - я понял, что она имеет в виду. Смирение горбуна не к добру. Он должен был броситься в драку, если, конечно, они с Филиппом что-то не придумали.
- Или ему совершенно все равно, кто из братьев и кузенов будет носить корону. Говорят, они с королевой друг друга недолюбливают.
- Если б горбун был согласен с ре Фло, он был бы с ним. То, что я слышал про Александра, настораживает. Он не трус, не дурак и очень предан брату.
- Ерунда. Что может сделать мальчишка двадцати лет от роду? Не смешите меня.
- "Человек может многое", - процитировал Книгу Книг кардинал, отхлебывая вино.
2883 год от В.И.
17-й день месяца Собаки.
Арция. Ланже.
На столе стояло блюдо отборных яблок и кувшин с вином, но Филипп запретил себе даже смотреть на него - не хватало еще уподобиться этому ничтожеству Жоффруа, всем собеседникам предпочитающему бочонок с атэвским. Самым мерзким было отсутствие новостей, то есть новостей правдивых, к которым плененный король относил известия, поступавшие не от мятежного кузена. Впрочем, внешне все было очень мило. Филипп считался гостем, а не пленником. Другое дело, что он был вынужден или следовать за Раулем, объезжающим послушные ему замки, либо, когда кузен отправлялся по своим делам, дожидаться его, изнывая от безделья в обществе бдительной охраны. В одну из своих первых отлучек Король Королей захватил графа Реви с сыном. Трусость сыграла с королевским тестем плохую шутку. Как бы ни был Рауль зол на своего кузена и его новоявленную родню, он ценил мужество, где бы его ни встречал. Зато с трусами и предателями разговор у него был короткий. Морис и балбес Винцент были обезглавлены У ворот Фло под восторженный рев толпы,
Вилльо не вызывали сочувствия ни у кого. Им припомнили все, что было и чего не было, а их малодушие лишь подлило масла в огонь. Филипп, однако, был избавлен от этого зрелища, зато присутствовать при казни отдаленного родича Рауля, Жоржа Бало, королю пришлось.
К этому времени народ и кое-кто из нобилей стал волноваться из-за странного поведения короля, затворившегося во Фло, Из столицы доходили странные слухи о том, что Генеральные Штаты утвердили тестамьент [Акт, принимаемый Генеральными Штатами и имеющий силу закона, если в течение трех месяцев король его не отвергнет.] о наследственных правах герцога Ларрэна и его потомства, буде старшая ветвь Тагэре пресечется. Вызывало удивление и то, что всем, хоть и именем Филиппа, распоряжался Рауль, с почти неприличной поспешностью выдавший старшую дочь за герцога Ларрэна. От Короля Королей ждали, что он освободит Филиппа Тагэре от Вилльо, но не того, что он займет их место. В конце концов, добрые северяне пожелали увидеть и услышать своего короля, и Рауль был вынужден на это пойти, тем паче на юге зашевелились лумэновцы, а в Тимоне - родственничек Бало, возомнивший себя Проклятый знает кем.
Филипп с присущим ему обаянием согласился, потребовав за это переезда в Ланжский замок, бывший его собственным владением. Рауль не возражал: король имеет право жить в собственном доме, его переезд заткнет глотку крикунам, и не беда, что вокруг Ланже расположены замки вассалов Тагэре и что оттуда рукой подать до Эльты. Рядом с Филиппом будут надежные люди. От смутного ропота до открытого мятежа далеко, а сила по-прежнему на стороне ре Фло.
К концу месяца Дракона король переехал в Ланже, предварительно проехав по улицам доброго города Эльты, где его восторженно приветствовали жители, опьяненные победой над ненавистными выскочками и осознанием собственной значимости. Рауль благополучно водворил венценосного пленника в замок и во главе армии двинулся на мятежников. Все кончилось очень быстро, зачинщику в присутствии короля и его знаменитого кузена отрубили голову, после чего ре Фло поехал в Шато-Абе, где метался разочарованный проволочкой герцог Ларрэн, которого предстояло одновременно приободрить и одернуть. Филипп же удалился в свою вотчину, с трудом скрывая возбуждение. Во время казни он заметил в толпе человека, на темно-синем плаще которого белый волчонок задирал голову к полной луне. Эту консигну избрал для себя Александр, готовясь к посвящению в рыцари, которое должно было состояться в день именин королевы. Никто, кроме них двоих, об этом не знал, и появление человека с волчонком означало лишь одно: Александр на свободе, пытается что-то предпринять и, судя по всему, успешно.
Проклятый, до чего он дожил! Оказался пленником собственного кузена и возлагает единственную надежду на младшего братишку. Хотя Сандер вырос крепким орешком. Но, во имя святого Эрасти, чего же он тянет! Еще кварта или две, и Филипп не выдержит. Он не может больше изображать из себя безвольного придурка, которому для полного счастья довольно вина и хорошеньких служанок. Филипп взял кувшин и, бросив взгляд в сторону двери не нужно давать повод для подозрений, - быстро выплеснул две трети лучшего авирского в камин и тщательно переворошил золу. Пусть думают, что он пьет, к пьяницам всерьез никто не относится...
Нэо Рамиэрль.
До Седого поля они не добрались, несмотря на целительские познания Нэо и мужество Норгэреля, державшегося до последнего. Заклятия почти не помогали, травы тем более. В предгорьях Корбута Роман окончательно понял, что пока больной может держаться в седле, нужно добраться хотя бы до Гар-Рэннока, Никогда еще дорога в столицу Южного Корбута не казалась эльфу такой длинной. После Агуилы Роман посадил Норгэреля впереди себя, так как править лошадью тот уже не мог. Им повезло, недалеко от места, где некогда Рамиэрль-разведчик подобрал сломавшего ногу юного гоблина, они встретили отряд "Зубров", возвращавшийся после очередной охоты за ройгианцами. Молодой двудесятник узнал Романа Вечного, и дальше Норгэреля несли на наспех сделанных носилках, причем походный бег орков мало чем уступал лошадиной рыси.
Они оказались у Гар-Рэннока ранним вечером, когда солнце коснулось вершин заповедных лиственниц на горе Памяти. Воины, не спрашивая, повернули к Темному Замку, как гоблины гордо именовали жилище горных королей. Заранее предупрежденный высланным вперед вестником Кардинч-Стефан пад Уррик вышел навстречу гостям. Огромный и могучий, как корбутский зубр, покрытый шрамами от вражеских наганов и медвежьих клыков, горный владыка был надежным другом и истиным сыном Созидателей. Лично сопроводив друзей в лучшие покои и собственноручно переложив Норгэреля с носилок на застланное медвежьими шкурами ложе, Кардинч предложил Роману спросить совета у Теней Ушедших. В другой ситуации это бы позабавило, но сейчас эльфу было не до смеха. В храм он все-таки пошел, нельзя обижать хозяина и нарушать уверенность орков в том, что прежние боги Тарры доныне помогают советом не предавшему их память Ночному народу.
Роман предпочел бы посетить святыню в одиночку, но горный владыка был не из тех, кто бросает друга в беде и забывает долг гостеприимства. Кардинч вместе со старшим сыном и наследником, на запястье которого уже красовалась татуировка, напоминающая след от браслета, решительно присоединились к гостю.
Обычно Рамиэрль проникал в храм через потайную дверцу, известную лишь немногим, но на сей раз пришлось пройти через главный портал. Своим созданием главная и единственная святыня Гар-Рэннока была обязана фантазиям первого горного короля Стефана пад Уррика и его мачехи и воображению Клэра, пытавшегося заглушить свое горе сначала войной, потом творчеством и, наконец, дорогой. Сейчас Утренний Ветер наверняка уже в Оргонде, но где бы он ни был, часть души скульптора навеки осталась в горах. Клэр оплакивал Тину, - но создал храм-памятник не только первым богам Тарры, но и всем, кто за нее погиб и еще погибнет.
Гоблины старательно выполняли все указания художника, а когда было нужно, помогали эльфы. Орочье трудолюбие и искусство Лебедей сотворили чудо. И что за беда, если Клэр наделил Инту чертами Герики, а сын Омма оказался похож на юного Рене? Какими те были, никто никогда не узнает, а Геро и Аррой, их отдаленные потомки, вернули Тарре надежду.
В храме Памяти всегда царили прозрачные сумерки. Мягким серебром мерцал пол, напоминая о седой траве, светилось под куполом закатное небо, в котором парила белая стая, а на алтаре из черного камня пылал негасимый огонь. Роман представлял, что должны испытывать здесь орки, если у него, знающего цену магии и повидавшего всякое, начинает бешено колотиться сердце.
Кардинч и Стефан подвели Рамиэрля к алтарю Памяти, и горный король заговорил на своем языке, при звуках которого у Романа до сих пор сжималось сердце. Супруга великого Уррика покоилась здесь же, в одном из приделов храма рядом с любимым, а Роману до сих пор снились черные косы и звонкий смех его отчаянной спутницы... Отогнав непрошеные воспоминания, эльф вслушался в речь владыки орков. Тот спрашивал Ушедших о причинах болезни их друга и о том, возможно ли исцеление. Когда смолкло последнее слово, гоблины в ожидании чуда устремили глаза к огню, цвет которого стал постепенно меняться из золотистого в синий, а затем медленный каменный голос произнес:
- Надежда - последнее, что нас покидает. Даже время можно смирить, даже сквозь воду можно пройти. Нет безвыходных положений, есть отчаявшиеся и смирившиеся. Нужно бороться до конца. Помощь придет тогда, когда ее меньше всего ожидаешь.
Голос замолк, пламя постепенно вернуло свои прежний цвет Гоблины благоговейно коснулись ладонями сердец, Роман сделал то же самое, хотя готов был придушить засевшего под алтарем Жана-Флорентина с его очередными банальностями. Философский жаб был не виноват, более того, обман, затеянный в свое время сыном Ланки и Уррика и им самим, принес немало добра, но сейчас эльф не мог думать спокойно. Его едва хватило, чтобы, сохраняя приличествующее случаю выражение лица, выйти из храма. От вечернего пира он отказался, сказав, что хочет обдумать услышанное. Орки не настаивали. Чужое горе свято.
Роман вернулся к Норгэрелю, который, кажется, смог заснуть. Глядя на прозрачное, заострившееся лицо, уже отмеченное нездешним светом, Нэо Рамиэрль из дома Розы в очередной раз проклял собственное бессилие: скольких он проводил в небытие и скольких еще проводит, прежде чем уйдет за ними, предоставив другим свою ношу!
- Роман! Звездный Лебедь! Откуда ты мог взяться здесь?
- Рене?
- Да, - подтвердил эландец, перебираясь через подоконник, - не удивляйся. Это чистой воды совпадение. Мне пришла блажь навестить Жана-Флорентина и заодно проверить, что творится в здешних горах и как долго я могу обойтись без моря. Оказалось, долго. Уж не знаю, радоваться этому или нет. Мне так, конечно, легче, но моя растущая сила далеко не лучший признак... Что с ним?