- Это есть большой здорово, - выдохнул Иоганн, та-та, я хотел жать руку, вешавшую этот хроссе потекс!*
______________
* Большая задница (бергмарский диалект).
Норберт резко оборвал братца, и Ричард, немного освоивший язык торских бергеров, понял - умный близнец почитает за благо не знать, кто надругался над капитанскими панталонами. Шутка вышла отменной, но ее конец мог оказаться далеко не столь веселым. Ричард не сомневался, что это выходка Паоло. В этом никто не сомневался. Унары растерянно глядели друг на друга до них начало доходить, что их приятель заигрался. Анатоль, глянув вверх, испуганно шепнул:
- Это не я!
- И не я, - прогудел Карл.
- Еще бы, - скривился Северин, - ты и на стул-то не влезешь, куда уж на потолок. Тут орудовал отменным гимнаст.
- И, похоже, не один, - заметил Эстебан, - любопытно, что предпримет господин капитан?
- Наденет другие панталоны, - пожал плечами Альберто, - полагаю, они у него имеются.
Кэналлиец не ошибся - ворвавшийся минуту спустя в трапезную капитан был вполне одет. Как и положено свинье, он и не подумал взглянуть вверх, а взбесившейся бочкой, подкатившись к примолкшим унарам, проревел:
- У меня завелся вор! Сегодня после обеда он меня обокрал! Здесь! Но я выведу его на чистую воду! Кража орденской цепи - это измена! Никто отсюда не выйдет, слышите вы! Никто! Я лично обыщу ваши комнаты... Я знаю, кто тут ненавидит меня и короля. Дурная кровь. Я поймаю вора, не будь я капитан Арамона!
Суза-Муза мог быть горд - удивительное капитаново долготерпение лопнуло с громким треском. Арнольд топал ногами, брызгал слюной и вопил, как резаный, изрыгая заковыристые угрозы и проклятия. Краснорожий беснующийся толстяк прямо-таки просился на вывеску лекаря, пробавляющегося кровопусканиями, или торговца пиявками, но застывшим в строю "жеребятам" было не до смеха. Арамону можно было сколь угодно презирать, но сейчас он был не только смешон, но и страшен.
Все понимали, что на этот раз начальник просто так не уймется, тем более, отец Герман куда-то запропастился, а в отсутствие олларианца Арамона всегда расцветал пышным цветом.
Наоравшись вволю и несколько осипнув, Арамона в последний раз пригрозил виновнику Занхой* и иссяк. Стало тихо и мертво, всеобщему оцепенению не поддались лишь огонь в камине, часы с маятником и Арамоновы штаны, продолжавшие неторопливое кружение над головой ничего не подозревающего хозяина. Капитан шумно дышал, свирепо вращал налитыми кровью глазами и только что не рыл ногами каменный пол. Наконец он решился и ткнул пальцем в сторону несчастного Луитджи:
______________
* Занха - площадь в Олларпи, где казнили преступников-дворян.
- Вы! Отвечайте, что вам известно о краже? Маленький унар захлопал длинными ресницами, закатил глаза кверху и пискнул:
- Там!
- Прекратить! - Хриплый капитанский бас перешел в какое-то кукареканье, а испепеленный взглядом начальства Луитджи сжался и стал еще меньше: - Это ересь! Вы посягнули не только на меня и короля, но и на Создателя, и вы поплатитесь за это! Унар Арно, что ВЫ знаете о преступнике?
- О преступнике, господин Арамона, я не знаю ничего, - Арно говорил спокойно, хотя губы у него побелели, - но унар Луитджи прав. Пропавшие вещи находятся наверху. Пусть господин капитан посмотрит на крюк от лампы...
Господин капитан посмотрел, и в этот миг унары поняли, на что способно их начальство. Все предыдущие вопли не шли ни в какое сравнение с тем, что исторглось из капитанской пасти при виде утраченного имущества. Забыв, что выше головы не прыгнешь, Арамона совершил невероятный для подобной туши бросок, но цель оказалась недостижимой, а сам Арнольд, приземляясь, проделал столь потрясающий пируэт, что толстый Карл не выдержал и расхохотался. Бедняга в ужасе зажал себе рот ладошкой - не помогло. Страх и напряжение выплеснулись в диком хохоте, который оказался заразным. Второй жертвой пал Иоганн, затем - Паоло, не прошло и минуты, как смеялись, вернее, ржали все "жеребята". Окончательно потерявший голову Арамона выхватил шпагу и замахал ей, но как-то по-бабьи. Именно так его супруга, заставшая мужа в объятиях кухарки, размахивала схваченной на месте преступления скалкой, но Арнольд в тот миг не думал о своем сходстве с кривоногой Луизой.
Кто-то из унарен засвистел, кто-то хрюкнул, кто-то заорал. Строй смешался в визжащий и орущий ком, но потерявшему остатки разума Арамоне было не до "жеребят". Не отрывая остекленевшего взгляда от издевательски кружащихся панталон, господин капитан под улюлюканье унаров и собственные хриплые вопли отплясывал какой-то безумный танец, остервенело размахивая шпагой и совершая уж вовсе оранные движения, вроде полупоклонов, притопываний и резких поворотов.
- У-лю-лю, - взвыл кто-то из упаров, - ату его!
- Вперед, они не уйдут!
- Брать живым!
- На штурм!
- За Талиг и кровь Олларов!
- Руби!
- Бей!
- Коли!
Охватившее трапезную безумие прервали служители, притащившие лестницу. Арамона. шумно дыша, вбросил шпагу в ножны и плюхнулся в кресло. Унары торопливо заняли место в строю. Капитан сосредоточенно разглядивал свои сапоги, его лицо медленно меняло цвет с красного на белый. Между начальником и "жеребятами" суетились служители с лестницей. Увы, танкредианцы любили высокие потолки. Снять злополучные панталоны могли лишь два очень высоких человека, один из которых встал бы на верхнюю ступеньку, а второй забрался на плечи первому. Пришлось громоздить друг на друга два стола, побольше и поменьше. На верхний поставили здоровенный, окованный железом сундук, а на него водрузили лестницу.
Видимо, высшие силы приняли сторону Арамоны, потому что сооружение выдержало. Злополучный предмет капитанского гардероба был снят и с поклоном передан законному владельцу, каковой с рычанием, показавшимся жалким эхом предыдущих воплей, отшвырнул от себя набитые какой-то дрянью панталоны. Те, скользнув по гладкому полу, отлетели к камину, где и остались, производя жуткое впечатление - в багровых отсветах казалось, что у огня в луже крови лежит нижняя часть человеческого тела.
Слуги разобрали пирамиду и тихо, по-мышиному, исчезли. Арамона сидел, унары стояли. Безумие сменилось леденящей неподвижностью, стрелки часов и те, казалось, примерзли к циферблату. В трапезной повисла такая тишина, что стук маятника бил по ушам, как конский топот в ночи.
Дверь отворилась, когда молчание и неподвижность стали невыносимыми. Один из слуг, опустив глаза, просеменил к господину капитану и что-то прошептал. Господин капитан вздрогнул и склонил ухо ко рту слуги, в круглых глазах мелькнуло подобие мысли. Более того, эта мысль была весьма приятной, так как угрожающий оскал сменился улыбочкой, сулившей куда большие неприятности, чем самая зверская из имевшихся в арсенале Арамоны рож.
Пока капитан молчал, но изучившие свое начальство "жеребята" не сомневались - он упивается будущей победой.
На душе у Дика стало тоскливо, пусть Паоло трижды кэналлиец, но у него хватило пороха объявить войну мерзавцу. Они все раз за разом глотали Арамоновы оскорбления, а Паоло, как мог, воевал за себя и за других. И попался... Ричард поклялся проводить Паоло, и гори все закатным пламенем! На прощание он назовет кэналлийцу свое имя и титул и пригласит в Окделл, матушка и Эйвон поймут.
Ричарду мучительно захотелось оказаться в Надоре, подальше от Лаик и того, что сейчас произойдет. Вот бы вернуться в старый замок и забыть обо всех этих арамонах и германах. Неужели нашлись доказательства? Похоже на то, "мышь" не просто так прибегал, а Паоло всегда был разгильдяем. Теперь жди самого худшего.
Начальник, словно прочитав мысли Дика, кончил думать, медленно и с удовольствием подкрутил усы, упер руки в боки и, наслаждаясь своей властью, пошел вдоль строя воспитанников. Поравнявшись с Диком и Паоло, он остановился, многозначительно втягивая воздух.
- У меня есть основания полагать, - изрек Арамона, - что все преступления так называемого графа Медузы - дело рук унара Ричарда, и ему придется ответить как за свою дерзость, так и за свою ложь и попытку спрятаться за спины товарищей.
Дику показалось, что он ослышался. Он ненавидел Арамону, это так, но к Сузе-Музе не имел ни малейшего отношения. Да он и не смог бы все это натворить.
- Унар Ричард, - протрубил Арамона, - выйдите вперед и взгляните в лицо своим товарищам, которые из-за вас подвергались наказанию.
Ричард подчинился, вернее, подчинилось его тело, сделавшее положенные два шага и повернувшееся кругом. Оказывается, можно быть еще более одиноким, чем он был раньше. Двадцать человек стояли плечом к плечу, а он был отрезанным ломтем. По тому, как Жюльен и Анатоль опустили глаза, Дик понял его и впрямь обвинили в чужих проделках. Толстый капитан нашел-таки способ угодить Дораку и избавиться от сына Эгмонта.
- Унар Ричард, признаете ли вы себя виновным?
- Нет.
- Тогда как вы объясните, что в вашей комнате найдена печать так называемого графа Медузы, уголь для рисования, рыбий клей и... - Арамона отчего-то раздумал перечислять улики и заключил, - прочие доказательства? Все свободны и могут идти. Унар Ричард остается.
Вот и все... Пожалел кэналлийца, а тот понял, что зарвался, и подвел под удар другого.
- Все свободны, - повторил Арамона.
- Это не есть правильно, - раскатившийся по трапезной рык Иоганна заставил Дика вздрогнуть, - хроссе потекс вешаль я.
- Мы, - поправил братца Норберт, сбиваясь на чудовищный акцент, - это есть наш глюпый шутка в традиция дикая Торка...
- В Торке так не шутят, - вышел вперед Альберто. - Это сделал я.
- Не ты, а я, - перебил Паоло. - А потом испугался и спрятал все в комнате Дика.
Сердце Дикона подскочило к горлу - трое из четверых заведомо лгали, спасая его. Трое, если не четверо! Дик повернулся к Арамоне.
- Господин капитан совершенно прав, это сделал я!
- Врешь, - перебил Паоло, - ты со своей дурацкой Честью и слова-то "штаны" не скажешь, не то что...
- Это сделал я, - выкрикнул Дик
- Не говорить глюпость - это сделаль мы.
- Нет, я...
- Я и никто другой!
- Прошу простить, - подал голос Арно. - но это сделал я.
- Хватит! - заорал Арамона. - Вы, шестеро! В Старую галерею! До утра! Остальные - спааааать!
Глава 6
Поместье Лаик
"Le Huite des Epees"*
______________
* "Восьмерка Мечей" - младший аркан Таро. Одна из наиболее кризисных карт и раскладе, символизирует конфликты, преодоление. П.К. указывает на предательство, депрессии, несчастный случаи, неспособность действовать. Может означать роковые факторы.
1
Шестеро претендентов на титул Сузы-Музы по очереди протиснулись в узкую дверцу, и та с противным скрежетом захлопнулась. На первый взгляд ничего страшного в Старой галерее не было - просто длинный сводчатый коридор с камином посредине и нишами, в которых раньше стояли статуи эсператистских святых. Небольшие окна под самым потолком летом и то вряд ли давали достаточно света, а в зимние сумерки галерея и вовсе тонула во мраке, вдобавок холодно и сыро здесь было ужасно. Дикон и представить не мог, что чувствуют южане, если даже у него сразу же застучали зубы.
Паоло думал недолго. Передернув плечами и заведя руки за спину, кэналлиец принялся выстукивать сапогами бешеную дробь по каменному полу.
- Эй, вы, - выкрикнул он, - в круг, живо, а то замерзнете.
Спустя мгновение Арамоновы узники отплясывали, кто во что горазд. Танец помог - сначала стало тепло, а затем и жарко.
- Теперь нам надо сидеть вместе спина до спины, - пропыхтел Иоганн, так мы долго храним наше тепло.
- "Истинно изрек", - улыбнулся Арно.
- Давайте сядем, как предложил мой брат, это разумно, и обсудим наше небольшое дело. Мы тут все друг другу доверяем. Я считаю, Ричард не имеет отношения к дерзкой шутке.
- Еще бы, - согласился Альберто, - просто Свин его ненавидит. Но, будь я трижды проклят, если штаны украл кто-то из нас. Шутник оказался трусоватым, надо отдать ему справедливость.
- Ричард, - прогудел Иоганн, - ты сам думал, кто мог это устраивать?
Ричард думал, только толку-то... Норберт и Иоганн ни при чем. Для Арно выходка со штанами слишком груба. Кэналлийцы вместе или кто-то один могли быть Сузой-Музой, но они не подкинули бы ему улики, а если б подкинули, не сознались. Похоже, Сузы-Музы среди них нет.
- На всякий случай, - поднял руку Арно, - если кто из нас сделал это, сейчас самое время признаться еще раз.
- Никто, - шумно вздохнул Иоганн, - но Карл и Луитджи это тоже не могли натворить. Карл - толстый, Луитджи - мелкий.
- Бласко тоже ни при чем - выпалил Дикон, - и Анатоль...
- Тут нужен умный, чтоб думать, ловкий, чтоб делать, и подлый, чтоб принести это Ричарду, - встрял Иоганн. - Норберт мог сочинить, мы могли делать вдвоем, но мы не делали.
- Мы говорим о тех, кто не делал, - заметил Альберто, - а надо о тех, кто делал. Я ставлю на Эстебана или Валентина.
- Валентин нет! - выкрикнул Дикон. - Он же...
- Человек Чести и наследник Приддов, - хмыкнул Паоло, - тоже мне, секрет Леворукого! Если он такой замечательный, почему его тут нет?
- Потому что... Он не вправе... Мы обещали. - Дикон осекся на полуслове.
- Вы обещали не прикрывать друг другу спину? - поднял бровь Альберто. Тогда чего удивляться, что Людей Чести четвертый век колотят. Проклятие, темнотища-то какая!
- А ты думал, Свин пришлет нам свечей и ужин со своего стола, - зло бросил Паоло, - погоди, сейчас совсем стемнеет.
- Альберто, - раздельно повторил Ричард, - что ты имел в виду, говоря о Людях Чести?
- То, что, будь они такие замечательные, Оллар не дошел бы до столицы. Да и после победы тихо было - ни бунтов тебе, ни казней. Так ли уж народ любил Раканов?
- Не больше, чем сейчас Олларов. - вздохнул Паоло.
- Это нельзя сравнивать!
- Почему, Ричард? - грустно переспросил Арно. - Сравнивать можно все, а времена и впрямь похожи, только вот Франциска нового нет. К сожалению.
- Сильвестр - умный человек, - заметил Альберто, - не важно, на ком корона, важно, > кого голова.
- Дорак - негодяй и убийца. Талигойе нужен король Ракан!
- Хороши короли, - протянул Паоло. - В родную страну на чужих копьях въехать норовят.
- Паоло!
- Ричард Окделл!
- К вашим услугам.
- Рихард, Паул! Не становитесь с ума сходимыми. Сейчас не есть время для дуэль.
- Валентин поступил мудро, но недостойно, - примирительно сказал Арно, - но я ставлю на Эстебана. Эта проделка совершенно в его духе, а от наглости до смелости, как от каплуна до ворона.
- А зачем это Эстебану? - пожал плечами Паоло. - Арамона его не трогает.
Возразить кэналлийцу никто не успел.
- Риииичччччааааард! - Голос, раздавшийся сверху и сбоку, был каким-то странным, вроде знакомым, вроде и нет. И еще он походил на шепот, если бы шепот стал громким, как крик. - Рииииччччааааард... Оооок-деллллл... Ты, чтооо, уууумерррр чччччто линии...
- Нет, - разумеется, первым пришел в себя Паоло, - он не умер, а ты где?
- В каааамиииине, - прошипел голос, и тут же поправился: - Тоооо есссссть не сссссовсем, а наааавер-хууууу... Какккк выыыы тамммм?
- Кто ты есть? - Норберт тоже очнулся, но от волнения заговорил, как Иоганн. - Мы не знаем.
- Сузззззза-Муууузззза, - донеслось сверху, - только я ничего Дику не подбрасывал... Сейчас я явлю Свину доказательство того, что я на свободе, а потом объявлю о своей безвременной кончине.
- Ты кто? - крикнул Паоло. - Скажи, интересно же!
- В день святого Фабиана! - хихикнул Суза-Муза. - Холодно там у вас?
- Тебя б сюда!
- Я туг вам ужин собрал. С Арамонова стола. Выпейте за упокой моей души, и капитанской заодно! Дикон, лови, спускаю. Осторожно только. Там бутылка, тяжелая, собака... Учти, это все тебе за причиненные неприятности. А уж ты там дели, как хочешь.
В камине что-то зашуршало, и Дикон шагнул в каменную пасть. Внутри было чисто и холодно, еще холодней, чем в галерее. Капитан Арамона не считал нужным отапливать пустующее крыло, и его предшественники, судя по всему, тоже. Когда-то в аббатстве жило несколько сот монахов, все население Лаик. считая слуг, даже в самые "урожайные" на унаров годы едва ли насчитывало сотню, зачем же топить, если казенные денежки можно потратить более приятным способом? Шорох раздался совсем близко, и из трубы выплыл объемистый мешок
- Осторожней, - повторил Суза-Муза, - порядок? Мешок был тяжелым и неудобным, но Дик не сплоховал.
- Порядок, спасибо!
- Все, безвинные узники, пошел я. Полночь на носу, а у меня дел невпроворот. Счастливо оставаться...
Ричард попрощался, но Суза-Муза не откликнулся, видимо, ушел. Дик поудобней перехватил мешок и вылез из камина.
- Вот, - сказал он, - наш ужин.
- Который недавно был Арамоновым, - засмеялся Альберто, - но кто же это был? Беру свои слова про Придда и Эстебана назад, на них не похоже.
- Удачная мысль, - кивнул Арно, - нам повезло. Остальные, надо полагать, легли натощак.
- Ошень удачный, - радостно подтвердил Иоганн, - я есть совсем голодный.
- Тебе б только пожрать! - Паоло дружески хлопнул Катершванца по плечу. - Хотя это дело хорошее. Ну и в лужу Арамона сел! Шестеро благородных потомков ввергнуты в узилище по ложному обвинению, а преступник разгуливает на свободе! Жаль, если граф помрет.
- Жаль, - согласился Арно, - но и впрямь пора заканчивать. Теперь, если Суза не уймется, его Свин за руку схватит. Это или Эдвард, или Юлиус, больше некому.
- Давайте будем ужинать и думать, - предложил Норберт. - Дикон, ты хозяин. Открывай.
Суза-Муза был мужчиной обстоятельным и ночную пирушку устроил в лучшем виде. Во-первых, он догадался положить в мешок свечи и огниво, во-вторых, не поскупился на еду, да не на разваренный горох, когда-то лежавший рядом с мясом, а на роскошную ветчину, сыр, свежий хлеб, пироги с яблоками и мясом. Но главным трофеем, безусловно, была огромная, тщательнейшим образом запечатанная бутыль.
Дику очень хотелось, чтобы Сузой-Музой оказался Валентин Придд, но Валентин говорит иначе, чем Суза-Муза. Выходит, наследник Приддрв струсил?! Но Придды не трусят и никогда не трусили. Валентин выполнил приказ Штанцлера, вот и все. Не вмешиваться, что бы ни случилось. Не вмешиваться и ждать своего часа! Его товарищам по заключению легко судить - они не знают, что такое королевские солдаты в родовом замке, даже Арно... Савиньяки к восстанию не примкнули.
- Та-та, - покачал головой Иоганн, обозревая разложенное на полу великолепие, - я совсем радый, что нас сюда запирали. И еще более радый буду завтра увидеть тот потекс с усами, который наш капитан называет своим лицом. Рихард, ты имеешь открывать это вино, а мы имеем нарезать хлеб, окорок и сыр.
- Это не так, - вмешался Норберт, - вино надо открывать после, чтоб не выдохлось.
- Только если оно молодое, - вмешался Паоло, - красное вино хорошей выдержки открывают заранее, оно от этого только выигрывает. Надо выждать полчаса, а еще лучше перелить в особый кувшин.
- Сразу видно кэналлийца, - улыбнулся Арно, - но кувшина у нас нет ни особого, ни простого, да и полчаса мы вряд ли продержимся. Дик, вперед!
Ричард улыбнулся и потянулся к бутылке, но подготовка к пиршеству была прервана колокольным звоном, глухим и дребезжащим, словно колокол был треснувшим или очень-очень старым. Дику показалось, что он ослышался, но нет! Шестеро унаров, как один, повернули голову на звук. Дикон заметил, как Паоло себя ущипнул, я Иоганн сложил указательные и безымянные пальцы, отвращая зло; а затем свечка то ли погасла сама, то ли се кто-то задул.
Звон не стихал. Старую галерею заполнило ровное, металлическое гудение, а потом в дальнем конце показался зеленоватый огонек, нет, не огонек огоньки!
2
Первым, глядя прямо перед собой, шествовал седой чернобровый аббат в просторном сером одеянии и с орденской совой* на груди. За настоятелем попарно двигались монахи со свечами, горевшими недобрым зеленоватым светом так светятся в лесу гнилушки, так сверкают в темноте кошачьи глаза.
______________
* Сова и горящая свеча - символ ордена Знания.
Призраки, если это были призраки, приближались, и унары, не сговариваясь, отступили назад, прижавшись к ледяной кладке и жалея о том, что не могут в ней раствориться. К счастью, пленники Арамоны устроились поужинать у выступающего из стены камина, который служил хоть каким-то прикрытием, так что приближающиеся танкредианцы не могли видеть унаров. а унары - танкредианцев.
Колокол звонил непрерывно, глуша прочие звуки, если они были, и в такт ему колотилось сердце Дика - так страшно ему еще не бывало. Юноша, разумеется, слышал о призраках Лаик, под погребальный звон проходящих ледяными коридорами в бывший храм, ныне превращенный в фехтовальный зал, чтоб отслужить мессу по умершим и тем, кому еще предстоит умереть. Говорят, под взглядом мертвого аббата сквозь слои штукатурки проступали старые росписи, а бескровные губы называли тех, кто был здоров, весел и уверен в завтрашнем дне, не зная, что этот день для него уже не наступит...
Процессия медленно выплывала из-за каменного выступа. Дикон, если б захотел, мог коснуться одеяния настоятеля. Мрак в галерее сгустился еще больше, превратившись в подобие фона* эсператистских икон**, да медленно идущие монахи с призрачными свечами казались ожившей фреской, но вместо благоговения вызывали холодный, пронзительный ужас. Ричард в каком-то оцепенении следил за танкредианиами, а те шли и шли друг за другом, одинаковым жестом сжимая одинаковые свечи, глядя прямо перед собой, не останавливаясь и не сбиваясь с шага.
______________
* Согласно канонам, фон эсператистских икон черный. Франциск Оллар повелел иконописцам изображать святых на фоне реальных пейзажей, и послушавшиеся его мастера были прокляты Эсперадором и отлучены от церкви.
** Изображение процессии со свечами, где первыми идут святые, затем пастыри духовные, а следом за ними - светские владыки, - излюбленная тема эсператистских религиозных росписей.
Настоятель с совой давно должен был упереться в конец галереи, но земные преграды для призраков не существуют. Под дребезжащий, несмолкающий звон серая река медленно текла вперед, и как же много было этих монахов, намного больше, чем изгнанных или убитых Франциском. Дик подумал, что перед ним проходят тени всех уничтоженных Олларом эсператистов или всех танкредианцев, обитавших в аббатстве с первого и до последнего дня его существования. Они были разными - старыми, молодыми, красивыми, уродливыми, толстыми, тощими, и они были одинаковыми со своими балахонами небеленого полотна, веревочными сандалиями и мертвыми свечами. Юноше казалось, что с тех пор, как мимо него проплыл ледяной профиль аббата, минул век или несколько веков, и что он и его друзья так и останутся здесь, а мимо, не замечая живых, будут идти мертвые, и так будет вечно.
Из-за угла камина появился очередной монах - худой и пожилой, он почему-то был один. За танкредианцем показались двое юношей с такими же зелеными свечами, но в черно-белых унарских одеждах, неотличимые, как близнецы, и еще двое, и еще, а за ними шли два брата - младший, лет шестнадцати, в фабианском облачении, старший - в рыцарских латах, но железные сапоги ступали по каменному полу бесшумно.
Дик со странной жадностью вглядывался в проплывающие лица. Двое, всегда двое... То братья, то отцы с сыновьями, то деды с внуками. Младшие в фабианском платье, старшие одеты по-разному - кто для боя, кто для бала, кто-то казался поднятым с постели, кто-то вышедшим из тюрьмы.
______________
* Большая задница (бергмарский диалект).
Норберт резко оборвал братца, и Ричард, немного освоивший язык торских бергеров, понял - умный близнец почитает за благо не знать, кто надругался над капитанскими панталонами. Шутка вышла отменной, но ее конец мог оказаться далеко не столь веселым. Ричард не сомневался, что это выходка Паоло. В этом никто не сомневался. Унары растерянно глядели друг на друга до них начало доходить, что их приятель заигрался. Анатоль, глянув вверх, испуганно шепнул:
- Это не я!
- И не я, - прогудел Карл.
- Еще бы, - скривился Северин, - ты и на стул-то не влезешь, куда уж на потолок. Тут орудовал отменным гимнаст.
- И, похоже, не один, - заметил Эстебан, - любопытно, что предпримет господин капитан?
- Наденет другие панталоны, - пожал плечами Альберто, - полагаю, они у него имеются.
Кэналлиец не ошибся - ворвавшийся минуту спустя в трапезную капитан был вполне одет. Как и положено свинье, он и не подумал взглянуть вверх, а взбесившейся бочкой, подкатившись к примолкшим унарам, проревел:
- У меня завелся вор! Сегодня после обеда он меня обокрал! Здесь! Но я выведу его на чистую воду! Кража орденской цепи - это измена! Никто отсюда не выйдет, слышите вы! Никто! Я лично обыщу ваши комнаты... Я знаю, кто тут ненавидит меня и короля. Дурная кровь. Я поймаю вора, не будь я капитан Арамона!
Суза-Муза мог быть горд - удивительное капитаново долготерпение лопнуло с громким треском. Арнольд топал ногами, брызгал слюной и вопил, как резаный, изрыгая заковыристые угрозы и проклятия. Краснорожий беснующийся толстяк прямо-таки просился на вывеску лекаря, пробавляющегося кровопусканиями, или торговца пиявками, но застывшим в строю "жеребятам" было не до смеха. Арамону можно было сколь угодно презирать, но сейчас он был не только смешон, но и страшен.
Все понимали, что на этот раз начальник просто так не уймется, тем более, отец Герман куда-то запропастился, а в отсутствие олларианца Арамона всегда расцветал пышным цветом.
Наоравшись вволю и несколько осипнув, Арамона в последний раз пригрозил виновнику Занхой* и иссяк. Стало тихо и мертво, всеобщему оцепенению не поддались лишь огонь в камине, часы с маятником и Арамоновы штаны, продолжавшие неторопливое кружение над головой ничего не подозревающего хозяина. Капитан шумно дышал, свирепо вращал налитыми кровью глазами и только что не рыл ногами каменный пол. Наконец он решился и ткнул пальцем в сторону несчастного Луитджи:
______________
* Занха - площадь в Олларпи, где казнили преступников-дворян.
- Вы! Отвечайте, что вам известно о краже? Маленький унар захлопал длинными ресницами, закатил глаза кверху и пискнул:
- Там!
- Прекратить! - Хриплый капитанский бас перешел в какое-то кукареканье, а испепеленный взглядом начальства Луитджи сжался и стал еще меньше: - Это ересь! Вы посягнули не только на меня и короля, но и на Создателя, и вы поплатитесь за это! Унар Арно, что ВЫ знаете о преступнике?
- О преступнике, господин Арамона, я не знаю ничего, - Арно говорил спокойно, хотя губы у него побелели, - но унар Луитджи прав. Пропавшие вещи находятся наверху. Пусть господин капитан посмотрит на крюк от лампы...
Господин капитан посмотрел, и в этот миг унары поняли, на что способно их начальство. Все предыдущие вопли не шли ни в какое сравнение с тем, что исторглось из капитанской пасти при виде утраченного имущества. Забыв, что выше головы не прыгнешь, Арамона совершил невероятный для подобной туши бросок, но цель оказалась недостижимой, а сам Арнольд, приземляясь, проделал столь потрясающий пируэт, что толстый Карл не выдержал и расхохотался. Бедняга в ужасе зажал себе рот ладошкой - не помогло. Страх и напряжение выплеснулись в диком хохоте, который оказался заразным. Второй жертвой пал Иоганн, затем - Паоло, не прошло и минуты, как смеялись, вернее, ржали все "жеребята". Окончательно потерявший голову Арамона выхватил шпагу и замахал ей, но как-то по-бабьи. Именно так его супруга, заставшая мужа в объятиях кухарки, размахивала схваченной на месте преступления скалкой, но Арнольд в тот миг не думал о своем сходстве с кривоногой Луизой.
Кто-то из унарен засвистел, кто-то хрюкнул, кто-то заорал. Строй смешался в визжащий и орущий ком, но потерявшему остатки разума Арамоне было не до "жеребят". Не отрывая остекленевшего взгляда от издевательски кружащихся панталон, господин капитан под улюлюканье унаров и собственные хриплые вопли отплясывал какой-то безумный танец, остервенело размахивая шпагой и совершая уж вовсе оранные движения, вроде полупоклонов, притопываний и резких поворотов.
- У-лю-лю, - взвыл кто-то из упаров, - ату его!
- Вперед, они не уйдут!
- Брать живым!
- На штурм!
- За Талиг и кровь Олларов!
- Руби!
- Бей!
- Коли!
Охватившее трапезную безумие прервали служители, притащившие лестницу. Арамона. шумно дыша, вбросил шпагу в ножны и плюхнулся в кресло. Унары торопливо заняли место в строю. Капитан сосредоточенно разглядивал свои сапоги, его лицо медленно меняло цвет с красного на белый. Между начальником и "жеребятами" суетились служители с лестницей. Увы, танкредианцы любили высокие потолки. Снять злополучные панталоны могли лишь два очень высоких человека, один из которых встал бы на верхнюю ступеньку, а второй забрался на плечи первому. Пришлось громоздить друг на друга два стола, побольше и поменьше. На верхний поставили здоровенный, окованный железом сундук, а на него водрузили лестницу.
Видимо, высшие силы приняли сторону Арамоны, потому что сооружение выдержало. Злополучный предмет капитанского гардероба был снят и с поклоном передан законному владельцу, каковой с рычанием, показавшимся жалким эхом предыдущих воплей, отшвырнул от себя набитые какой-то дрянью панталоны. Те, скользнув по гладкому полу, отлетели к камину, где и остались, производя жуткое впечатление - в багровых отсветах казалось, что у огня в луже крови лежит нижняя часть человеческого тела.
Слуги разобрали пирамиду и тихо, по-мышиному, исчезли. Арамона сидел, унары стояли. Безумие сменилось леденящей неподвижностью, стрелки часов и те, казалось, примерзли к циферблату. В трапезной повисла такая тишина, что стук маятника бил по ушам, как конский топот в ночи.
Дверь отворилась, когда молчание и неподвижность стали невыносимыми. Один из слуг, опустив глаза, просеменил к господину капитану и что-то прошептал. Господин капитан вздрогнул и склонил ухо ко рту слуги, в круглых глазах мелькнуло подобие мысли. Более того, эта мысль была весьма приятной, так как угрожающий оскал сменился улыбочкой, сулившей куда большие неприятности, чем самая зверская из имевшихся в арсенале Арамоны рож.
Пока капитан молчал, но изучившие свое начальство "жеребята" не сомневались - он упивается будущей победой.
На душе у Дика стало тоскливо, пусть Паоло трижды кэналлиец, но у него хватило пороха объявить войну мерзавцу. Они все раз за разом глотали Арамоновы оскорбления, а Паоло, как мог, воевал за себя и за других. И попался... Ричард поклялся проводить Паоло, и гори все закатным пламенем! На прощание он назовет кэналлийцу свое имя и титул и пригласит в Окделл, матушка и Эйвон поймут.
Ричарду мучительно захотелось оказаться в Надоре, подальше от Лаик и того, что сейчас произойдет. Вот бы вернуться в старый замок и забыть обо всех этих арамонах и германах. Неужели нашлись доказательства? Похоже на то, "мышь" не просто так прибегал, а Паоло всегда был разгильдяем. Теперь жди самого худшего.
Начальник, словно прочитав мысли Дика, кончил думать, медленно и с удовольствием подкрутил усы, упер руки в боки и, наслаждаясь своей властью, пошел вдоль строя воспитанников. Поравнявшись с Диком и Паоло, он остановился, многозначительно втягивая воздух.
- У меня есть основания полагать, - изрек Арамона, - что все преступления так называемого графа Медузы - дело рук унара Ричарда, и ему придется ответить как за свою дерзость, так и за свою ложь и попытку спрятаться за спины товарищей.
Дику показалось, что он ослышался. Он ненавидел Арамону, это так, но к Сузе-Музе не имел ни малейшего отношения. Да он и не смог бы все это натворить.
- Унар Ричард, - протрубил Арамона, - выйдите вперед и взгляните в лицо своим товарищам, которые из-за вас подвергались наказанию.
Ричард подчинился, вернее, подчинилось его тело, сделавшее положенные два шага и повернувшееся кругом. Оказывается, можно быть еще более одиноким, чем он был раньше. Двадцать человек стояли плечом к плечу, а он был отрезанным ломтем. По тому, как Жюльен и Анатоль опустили глаза, Дик понял его и впрямь обвинили в чужих проделках. Толстый капитан нашел-таки способ угодить Дораку и избавиться от сына Эгмонта.
- Унар Ричард, признаете ли вы себя виновным?
- Нет.
- Тогда как вы объясните, что в вашей комнате найдена печать так называемого графа Медузы, уголь для рисования, рыбий клей и... - Арамона отчего-то раздумал перечислять улики и заключил, - прочие доказательства? Все свободны и могут идти. Унар Ричард остается.
Вот и все... Пожалел кэналлийца, а тот понял, что зарвался, и подвел под удар другого.
- Все свободны, - повторил Арамона.
- Это не есть правильно, - раскатившийся по трапезной рык Иоганна заставил Дика вздрогнуть, - хроссе потекс вешаль я.
- Мы, - поправил братца Норберт, сбиваясь на чудовищный акцент, - это есть наш глюпый шутка в традиция дикая Торка...
- В Торке так не шутят, - вышел вперед Альберто. - Это сделал я.
- Не ты, а я, - перебил Паоло. - А потом испугался и спрятал все в комнате Дика.
Сердце Дикона подскочило к горлу - трое из четверых заведомо лгали, спасая его. Трое, если не четверо! Дик повернулся к Арамоне.
- Господин капитан совершенно прав, это сделал я!
- Врешь, - перебил Паоло, - ты со своей дурацкой Честью и слова-то "штаны" не скажешь, не то что...
- Это сделал я, - выкрикнул Дик
- Не говорить глюпость - это сделаль мы.
- Нет, я...
- Я и никто другой!
- Прошу простить, - подал голос Арно. - но это сделал я.
- Хватит! - заорал Арамона. - Вы, шестеро! В Старую галерею! До утра! Остальные - спааааать!
Глава 6
Поместье Лаик
"Le Huite des Epees"*
______________
* "Восьмерка Мечей" - младший аркан Таро. Одна из наиболее кризисных карт и раскладе, символизирует конфликты, преодоление. П.К. указывает на предательство, депрессии, несчастный случаи, неспособность действовать. Может означать роковые факторы.
1
Шестеро претендентов на титул Сузы-Музы по очереди протиснулись в узкую дверцу, и та с противным скрежетом захлопнулась. На первый взгляд ничего страшного в Старой галерее не было - просто длинный сводчатый коридор с камином посредине и нишами, в которых раньше стояли статуи эсператистских святых. Небольшие окна под самым потолком летом и то вряд ли давали достаточно света, а в зимние сумерки галерея и вовсе тонула во мраке, вдобавок холодно и сыро здесь было ужасно. Дикон и представить не мог, что чувствуют южане, если даже у него сразу же застучали зубы.
Паоло думал недолго. Передернув плечами и заведя руки за спину, кэналлиец принялся выстукивать сапогами бешеную дробь по каменному полу.
- Эй, вы, - выкрикнул он, - в круг, живо, а то замерзнете.
Спустя мгновение Арамоновы узники отплясывали, кто во что горазд. Танец помог - сначала стало тепло, а затем и жарко.
- Теперь нам надо сидеть вместе спина до спины, - пропыхтел Иоганн, так мы долго храним наше тепло.
- "Истинно изрек", - улыбнулся Арно.
- Давайте сядем, как предложил мой брат, это разумно, и обсудим наше небольшое дело. Мы тут все друг другу доверяем. Я считаю, Ричард не имеет отношения к дерзкой шутке.
- Еще бы, - согласился Альберто, - просто Свин его ненавидит. Но, будь я трижды проклят, если штаны украл кто-то из нас. Шутник оказался трусоватым, надо отдать ему справедливость.
- Ричард, - прогудел Иоганн, - ты сам думал, кто мог это устраивать?
Ричард думал, только толку-то... Норберт и Иоганн ни при чем. Для Арно выходка со штанами слишком груба. Кэналлийцы вместе или кто-то один могли быть Сузой-Музой, но они не подкинули бы ему улики, а если б подкинули, не сознались. Похоже, Сузы-Музы среди них нет.
- На всякий случай, - поднял руку Арно, - если кто из нас сделал это, сейчас самое время признаться еще раз.
- Никто, - шумно вздохнул Иоганн, - но Карл и Луитджи это тоже не могли натворить. Карл - толстый, Луитджи - мелкий.
- Бласко тоже ни при чем - выпалил Дикон, - и Анатоль...
- Тут нужен умный, чтоб думать, ловкий, чтоб делать, и подлый, чтоб принести это Ричарду, - встрял Иоганн. - Норберт мог сочинить, мы могли делать вдвоем, но мы не делали.
- Мы говорим о тех, кто не делал, - заметил Альберто, - а надо о тех, кто делал. Я ставлю на Эстебана или Валентина.
- Валентин нет! - выкрикнул Дикон. - Он же...
- Человек Чести и наследник Приддов, - хмыкнул Паоло, - тоже мне, секрет Леворукого! Если он такой замечательный, почему его тут нет?
- Потому что... Он не вправе... Мы обещали. - Дикон осекся на полуслове.
- Вы обещали не прикрывать друг другу спину? - поднял бровь Альберто. Тогда чего удивляться, что Людей Чести четвертый век колотят. Проклятие, темнотища-то какая!
- А ты думал, Свин пришлет нам свечей и ужин со своего стола, - зло бросил Паоло, - погоди, сейчас совсем стемнеет.
- Альберто, - раздельно повторил Ричард, - что ты имел в виду, говоря о Людях Чести?
- То, что, будь они такие замечательные, Оллар не дошел бы до столицы. Да и после победы тихо было - ни бунтов тебе, ни казней. Так ли уж народ любил Раканов?
- Не больше, чем сейчас Олларов. - вздохнул Паоло.
- Это нельзя сравнивать!
- Почему, Ричард? - грустно переспросил Арно. - Сравнивать можно все, а времена и впрямь похожи, только вот Франциска нового нет. К сожалению.
- Сильвестр - умный человек, - заметил Альберто, - не важно, на ком корона, важно, > кого голова.
- Дорак - негодяй и убийца. Талигойе нужен король Ракан!
- Хороши короли, - протянул Паоло. - В родную страну на чужих копьях въехать норовят.
- Паоло!
- Ричард Окделл!
- К вашим услугам.
- Рихард, Паул! Не становитесь с ума сходимыми. Сейчас не есть время для дуэль.
- Валентин поступил мудро, но недостойно, - примирительно сказал Арно, - но я ставлю на Эстебана. Эта проделка совершенно в его духе, а от наглости до смелости, как от каплуна до ворона.
- А зачем это Эстебану? - пожал плечами Паоло. - Арамона его не трогает.
Возразить кэналлийцу никто не успел.
- Риииичччччааааард! - Голос, раздавшийся сверху и сбоку, был каким-то странным, вроде знакомым, вроде и нет. И еще он походил на шепот, если бы шепот стал громким, как крик. - Рииииччччааааард... Оооок-деллллл... Ты, чтооо, уууумерррр чччччто линии...
- Нет, - разумеется, первым пришел в себя Паоло, - он не умер, а ты где?
- В каааамиииине, - прошипел голос, и тут же поправился: - Тоооо есссссть не сссссовсем, а наааавер-хууууу... Какккк выыыы тамммм?
- Кто ты есть? - Норберт тоже очнулся, но от волнения заговорил, как Иоганн. - Мы не знаем.
- Сузззззза-Муууузззза, - донеслось сверху, - только я ничего Дику не подбрасывал... Сейчас я явлю Свину доказательство того, что я на свободе, а потом объявлю о своей безвременной кончине.
- Ты кто? - крикнул Паоло. - Скажи, интересно же!
- В день святого Фабиана! - хихикнул Суза-Муза. - Холодно там у вас?
- Тебя б сюда!
- Я туг вам ужин собрал. С Арамонова стола. Выпейте за упокой моей души, и капитанской заодно! Дикон, лови, спускаю. Осторожно только. Там бутылка, тяжелая, собака... Учти, это все тебе за причиненные неприятности. А уж ты там дели, как хочешь.
В камине что-то зашуршало, и Дикон шагнул в каменную пасть. Внутри было чисто и холодно, еще холодней, чем в галерее. Капитан Арамона не считал нужным отапливать пустующее крыло, и его предшественники, судя по всему, тоже. Когда-то в аббатстве жило несколько сот монахов, все население Лаик. считая слуг, даже в самые "урожайные" на унаров годы едва ли насчитывало сотню, зачем же топить, если казенные денежки можно потратить более приятным способом? Шорох раздался совсем близко, и из трубы выплыл объемистый мешок
- Осторожней, - повторил Суза-Муза, - порядок? Мешок был тяжелым и неудобным, но Дик не сплоховал.
- Порядок, спасибо!
- Все, безвинные узники, пошел я. Полночь на носу, а у меня дел невпроворот. Счастливо оставаться...
Ричард попрощался, но Суза-Муза не откликнулся, видимо, ушел. Дик поудобней перехватил мешок и вылез из камина.
- Вот, - сказал он, - наш ужин.
- Который недавно был Арамоновым, - засмеялся Альберто, - но кто же это был? Беру свои слова про Придда и Эстебана назад, на них не похоже.
- Удачная мысль, - кивнул Арно, - нам повезло. Остальные, надо полагать, легли натощак.
- Ошень удачный, - радостно подтвердил Иоганн, - я есть совсем голодный.
- Тебе б только пожрать! - Паоло дружески хлопнул Катершванца по плечу. - Хотя это дело хорошее. Ну и в лужу Арамона сел! Шестеро благородных потомков ввергнуты в узилище по ложному обвинению, а преступник разгуливает на свободе! Жаль, если граф помрет.
- Жаль, - согласился Арно, - но и впрямь пора заканчивать. Теперь, если Суза не уймется, его Свин за руку схватит. Это или Эдвард, или Юлиус, больше некому.
- Давайте будем ужинать и думать, - предложил Норберт. - Дикон, ты хозяин. Открывай.
Суза-Муза был мужчиной обстоятельным и ночную пирушку устроил в лучшем виде. Во-первых, он догадался положить в мешок свечи и огниво, во-вторых, не поскупился на еду, да не на разваренный горох, когда-то лежавший рядом с мясом, а на роскошную ветчину, сыр, свежий хлеб, пироги с яблоками и мясом. Но главным трофеем, безусловно, была огромная, тщательнейшим образом запечатанная бутыль.
Дику очень хотелось, чтобы Сузой-Музой оказался Валентин Придд, но Валентин говорит иначе, чем Суза-Муза. Выходит, наследник Приддрв струсил?! Но Придды не трусят и никогда не трусили. Валентин выполнил приказ Штанцлера, вот и все. Не вмешиваться, что бы ни случилось. Не вмешиваться и ждать своего часа! Его товарищам по заключению легко судить - они не знают, что такое королевские солдаты в родовом замке, даже Арно... Савиньяки к восстанию не примкнули.
- Та-та, - покачал головой Иоганн, обозревая разложенное на полу великолепие, - я совсем радый, что нас сюда запирали. И еще более радый буду завтра увидеть тот потекс с усами, который наш капитан называет своим лицом. Рихард, ты имеешь открывать это вино, а мы имеем нарезать хлеб, окорок и сыр.
- Это не так, - вмешался Норберт, - вино надо открывать после, чтоб не выдохлось.
- Только если оно молодое, - вмешался Паоло, - красное вино хорошей выдержки открывают заранее, оно от этого только выигрывает. Надо выждать полчаса, а еще лучше перелить в особый кувшин.
- Сразу видно кэналлийца, - улыбнулся Арно, - но кувшина у нас нет ни особого, ни простого, да и полчаса мы вряд ли продержимся. Дик, вперед!
Ричард улыбнулся и потянулся к бутылке, но подготовка к пиршеству была прервана колокольным звоном, глухим и дребезжащим, словно колокол был треснувшим или очень-очень старым. Дику показалось, что он ослышался, но нет! Шестеро унаров, как один, повернули голову на звук. Дикон заметил, как Паоло себя ущипнул, я Иоганн сложил указательные и безымянные пальцы, отвращая зло; а затем свечка то ли погасла сама, то ли се кто-то задул.
Звон не стихал. Старую галерею заполнило ровное, металлическое гудение, а потом в дальнем конце показался зеленоватый огонек, нет, не огонек огоньки!
2
Первым, глядя прямо перед собой, шествовал седой чернобровый аббат в просторном сером одеянии и с орденской совой* на груди. За настоятелем попарно двигались монахи со свечами, горевшими недобрым зеленоватым светом так светятся в лесу гнилушки, так сверкают в темноте кошачьи глаза.
______________
* Сова и горящая свеча - символ ордена Знания.
Призраки, если это были призраки, приближались, и унары, не сговариваясь, отступили назад, прижавшись к ледяной кладке и жалея о том, что не могут в ней раствориться. К счастью, пленники Арамоны устроились поужинать у выступающего из стены камина, который служил хоть каким-то прикрытием, так что приближающиеся танкредианцы не могли видеть унаров. а унары - танкредианцев.
Колокол звонил непрерывно, глуша прочие звуки, если они были, и в такт ему колотилось сердце Дика - так страшно ему еще не бывало. Юноша, разумеется, слышал о призраках Лаик, под погребальный звон проходящих ледяными коридорами в бывший храм, ныне превращенный в фехтовальный зал, чтоб отслужить мессу по умершим и тем, кому еще предстоит умереть. Говорят, под взглядом мертвого аббата сквозь слои штукатурки проступали старые росписи, а бескровные губы называли тех, кто был здоров, весел и уверен в завтрашнем дне, не зная, что этот день для него уже не наступит...
Процессия медленно выплывала из-за каменного выступа. Дикон, если б захотел, мог коснуться одеяния настоятеля. Мрак в галерее сгустился еще больше, превратившись в подобие фона* эсператистских икон**, да медленно идущие монахи с призрачными свечами казались ожившей фреской, но вместо благоговения вызывали холодный, пронзительный ужас. Ричард в каком-то оцепенении следил за танкредианиами, а те шли и шли друг за другом, одинаковым жестом сжимая одинаковые свечи, глядя прямо перед собой, не останавливаясь и не сбиваясь с шага.
______________
* Согласно канонам, фон эсператистских икон черный. Франциск Оллар повелел иконописцам изображать святых на фоне реальных пейзажей, и послушавшиеся его мастера были прокляты Эсперадором и отлучены от церкви.
** Изображение процессии со свечами, где первыми идут святые, затем пастыри духовные, а следом за ними - светские владыки, - излюбленная тема эсператистских религиозных росписей.
Настоятель с совой давно должен был упереться в конец галереи, но земные преграды для призраков не существуют. Под дребезжащий, несмолкающий звон серая река медленно текла вперед, и как же много было этих монахов, намного больше, чем изгнанных или убитых Франциском. Дик подумал, что перед ним проходят тени всех уничтоженных Олларом эсператистов или всех танкредианцев, обитавших в аббатстве с первого и до последнего дня его существования. Они были разными - старыми, молодыми, красивыми, уродливыми, толстыми, тощими, и они были одинаковыми со своими балахонами небеленого полотна, веревочными сандалиями и мертвыми свечами. Юноше казалось, что с тех пор, как мимо него проплыл ледяной профиль аббата, минул век или несколько веков, и что он и его друзья так и останутся здесь, а мимо, не замечая живых, будут идти мертвые, и так будет вечно.
Из-за угла камина появился очередной монах - худой и пожилой, он почему-то был один. За танкредианцем показались двое юношей с такими же зелеными свечами, но в черно-белых унарских одеждах, неотличимые, как близнецы, и еще двое, и еще, а за ними шли два брата - младший, лет шестнадцати, в фабианском облачении, старший - в рыцарских латах, но железные сапоги ступали по каменному полу бесшумно.
Дик со странной жадностью вглядывался в проплывающие лица. Двое, всегда двое... То братья, то отцы с сыновьями, то деды с внуками. Младшие в фабианском платье, старшие одеты по-разному - кто для боя, кто для бала, кто-то казался поднятым с постели, кто-то вышедшим из тюрьмы.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента