Джахандар решил подражать в веселии и радости цветам и деревьям на лужайке и устроил пир, который чуть не посрамил весну. Розоликие кравчие наливали пурпурное вино в белые чаши, а периликие музыкантши и певцы состязались своими мелодиями с певчими птицами. В руках у прекрасных дев заплясали бубны, аккомпанируя арфам. Вино, которое доселе пряталось в бутылях, словно джинн, с помощью кравчих превратило в коня чашу и стало бросаться на окружающих. Прекрасные, как гурии, девы с устами алее тюльпанов красовались повсюду, и сад стал прекрасен, точно рай. От сладостной игры музыкантов даже старцам хотелось повеселиться и вновь обрести молодость. Звуки лютен мешались с возгласами кравчих, от мелодий чанга и криков куропаток соловьи рыдали, а розы смеялись.
   Джахандар то поднимал кубок за изогнутые брови возлюбленной, то пил вино за благоухающие мускусом локоны чаровницы. Так он одержал верх над неверной судьбой, добился своей цели и вписал свой успех в книгу приходов.

С разрешения шаханшаха Джахандар возвращается в свою страну, добившись своего

   Когда Бахравар-бану по велению умопомрачительной любви отдала себя целиком Джахандар-султану, знатные дамы Мину-Савада, судившие лишь по внешности, сочли Джахандара худородным бедняком и стали порицать Бахравар-бану, а его укорять происхождением.
   — Хотя Бахравар-бану, — судачили они, — в гордыне отвергла всех сватавшихся к ней земных властелинов и падишахов, в конце концов она влюбилась в какого-то каландара, у которого нет ни кола, ни двора, который всю свою жизнь провел на улицах, скитаясь и безумствуя, словно Меджнун. И самое удивительное, что она считает его венценосцем и достойным себя супругом. Словно она и не ведает, что отпрыски царских родов не носят залатанного рубища и миску на поясе [202] и деревянных башмаков, подвязанных веревками.
   Бахравар— бану сильно огорчалась такими пересудами. Когда же об этом прослышал Джахандар, он счел своим долгом искоренить причину огорчения своей любимой, наказать тех глупых слепцов, показав невежам, что скрыто под личиной его нищеты. Он пришел к падишаху и повел такую речь:
   — Твой нижайший раб просит тебя хоть один раз озарить своим приходом мою скромную лачугу, которой после этого станет завидовать само солнце, и тем самым вознести ничтожную пылинку до высот своего дворца. Этим ты окажешь мне великую честь.
   Благодаря покровительству всевышнего просьба его была удовлетворена. Джахандар от радости расцвел, словно роза, стал готовиться к роскошному пиру и велел припасти яства, подобающие сану падишаха.
   Падишах, венчанный солнцем, с лицом, румяным от вина, сел на спокойного гнедого коня, так что солнце стало завидовать седлу, в которое он уселся, и поехал к месту пиршества, где взошел на приготовленный для него престол. Как только прибыл падишах, Джахандар дал знак слугам и музыкантам удвоить усердие, постелить красную скатерть, расставить на ней всевозможные яства и напитки, при виде которых даже небо изумилось бы. А фруктов и сладостей принесли столько, что их и сосчитать было невозможно.
   После окончания трапезы внесли множество ковров, подушек и покрывал из редких тканей, всяких драгоценных каменьев, которых не счесть и самым искусным математикам. Все это Джахандар преподнес в качестве дара падишаху, а после этого начал по всем правилам этикета извиняться перед ним,
   — Эти никчемные вещи не стоят даже, чтобы ими одарять слуг падишаха, — сказал Джахандар, — но ведь от муравья, кроме ножки кузнечика [203], нечего ждать! И если падишах соизволит принять сей дар, то он окажет великую честь своему рабу, обязанному ему своим существованием.
   Увидев эти богатства, присутствовавшие на пиру погрузились в пучину изумления, падишах же пред сокровищами, достойными кладовых самого господа бога, остановился пораженный, ибо таких богатств не было ни у одного властелина обширной земли со дня сотворения мира. Весть о случившемся распространилась в тот же миг по всей стране, так что те, кто сомневался в Джахандаре, вынуждены были раскаяться и устыдиться И простые и знатные, и великие и малые мужи той державы признали величие души и знатное происхождение Джахандара и стали прославлять и превозносить его.
   Джахандар, убедившись, что события идут по его желанию, решил вернуться в родную страну и обратился с просьбой к падишаху с подобающей вежливостью, как надлежит разумным мужам. Хоть падишаху и трудно было расстаться с дочерью, но он скрепя сердце был вынужден согласиться и дал за ней приданое, подобающее его сану. Он подарил ей парчовые ткани, касаб и алоэ, и амбру, и золото, и яхонты, и драгоценные каменья, горностаев, и соболей, благовония, гнедых скакунов, быстроходных верблюдов, гороподобных слонов, периликих невольниц, рабов, подобных райским отрокам, — в общем все, что необходимо властелинам, и в таком количестве, что ни одна голова не способна была пересчитать это.
   Узнав о шахских дарах, Джахандар в вежливых и почтительных выражениях отказался от них, сославшись на то, что у него мало вьючных животных, а дороги проходят через узкие ущелья. Он простился в благословенный час и отправился в гарем, чтобы проститься со святой женщиной, матерью Бахравар-бану. Жена падишаха в предчувствии разлуки с любимой дочерью пролила из глаз поток слез-жемчужин, схватила Джахандара за полу и поручила ему свое драгоценное чадо.
   — Хотя Бахравар-бану, — говорила она, — взращена в неге и покое, как дочь падишаха, теперь она — твоя служанка. Она, конечно, достойна твоего брачного ложа, но вместе с тем она готова служить тебе, как раба. Ты же, памятуя о величии своей души, относись к ней так, как это подобает твоему сану.
   Джахандар, как человек рассудительный, стал утешать и успокаивать тещу, простился с ней и двинулся в путь по направлению к родной стране. Когда он сделал первую остановку, попугай, который был мудрейшей птицей, стал поздравлять Джахандара в смиренных выражениях, прочел за него молитвы, восславил его, а потом сказал:
   — Слава Аллаху, я слабая птица, жалкая горсть перьев, всегда мог проявить к тебе, пребывающему в расцвете молодости, покорность и верность, — ведь они необходимы преданным рабам и искренним помощникам. Под руководством недремлющего счастья и с помощью благоволящих звезд я сослужил тебе верную службу, стал причиной важных для тебя событий и, несмотря на свое ничтожное тело, совершил великие деяния. Благодаря божественному вспомоществованию ты полностью достиг мечты, которая была целью твоей жизни. А теперь в соответствии со стихом
 
По древним обычьям достоин свободы
Раб, прослуживший долгие годы
[204],
 
   я прошу отпустить на волю твоего верного раба. Я хочу вернуться на родину и после долгой разлуки встретиться со своими сверстниками, с которыми я резвился в детстве на лужайках. И тогда молва о величии твоей души распространится до границ нашего мира, и все остальные попугаи округи станут возносить богу благодарственные молитвы, прославлять и восхвалять тебя.
   Как ни старался Джахандар отговорить попугая, тот продолжал настаивать на своей просьбе, и он был вынужден уступить и отпустить его на волю.

Джахандар теряет дорогу к счастью и попадает в долину невзгод из-за коварства изменчивого неба

   Поскольку мед, даруемый этим двуличным роком, всегда перемешан с горьким колоквинтом и поскольку этот обманчивый небосвод меняет свои хитрые уловки сотни раз, то не успел Джахандар еще насладиться блаженством, как судьба свернула коврик его счастья, не успел он прикоснуться губами к чаше наслаждения, как рок пролил во прах несчастия напиток его желаний. Вот как это случилось.
   Когда этот светоч на небе царства двинулся из города Мину-Савад к родной стране, он проявил великое усердие и в скором времени прибыл в ту местность, где хитростью добыл чудесные вещи у двух спорщиков. Он вспомнил, что тогда поступил несправедливо, лоб его покрылся испариной стыда, и он стал разыскивать их, желая вернуть им их собственность и попросить прощения. Найти их не составило труда. Со стыдом и раскаянием Джахандар положил перед ними те вещи и стал просить прощения и оправдываться тем, что они, эти диковинки, были нужны ему для того, чтобы прибыть в Мину-Савад и добиться свидания с Бахравар-бану. Он рассказал им всю свою историю и, поскольку достиг того, чего желал, стал благодарить их. Благородные юноши отвечали ему:
   — О любезный человек! Не ныряй понапрасну в бездну стыда, не скачи в тревоге по степи извинений, ибо мы, как только обнаружили пропажу чудесных вещей, тут же простили их тебе. Пусть они будут для тебя столь же дозволены, как молоко матери! А теперь, если ты пожелаешь, за оказанное тобой нам благодеяние мы подарим тебе такое благо, которого еще никто на свете не удостоивался. А состоит оно в искусстве оставлять свое тело и переселяться в другое.
   Джахандар был поражен их словами и попросил:
   — Объясните получше. Ведь я виноват перед вами, за что же я удостоился благодарности и благодеяния?
   — О благородный муж! — ответили юноши. — Мы — братья. Наш отец — да благословит его Аллах — простился с этим миром и оставил нам в наследство огромное богатство, в том числе те чудесные вещи: старое ведро, рваную подушку, миску каландара и деревянные башмаки. Мы не могли поделить их поровну и потому ссорились. Тогда мы положились на бога и стали дожидаться человека, который помог бы нам разделить спорные предметы. Этим человеком по воле судьбы оказался ты, и ты прекратил распрю между братьями. Мы сочли такой поступок божественной милостью и стали благодарить тебя за помощь. А теперь наше удовлетворение увеличивается еще тем, что ты благодаря тем вещам достиг своей цели. Пусть же они останутся у тебя.
   Джахандар похвалил великодушие, чистосердечность и бескорыстность тех юношей, научился у них искусству перевоплощения и продолжал свой путь.
   Но вслед за Джахандаром ехал Хурмуз, сын везира, который изнывал от страсти к Бахравар-бану. Он затаился в засаде, выжидая только удобного и благоприятного случая. В то время когда Джахандар вел беседу с теми братьями, расспрашивая о свойствах диковинных вещей, он сидел в укромном местечке и подслушивал. В тот самый миг, когда Джахандар учился переселению души, он слушал тайком и тоже научился этому искусству.
   После того как Джахандар миновал несколько переходов, Хурмуз поступил к нему на службу и продолжал путь вместе с его караваном. Желая обмануть его бдительность, он притворился его искренним другом и верным слугой, а сам в глубине души намеревался погубить Джахандара и приберегал в своих помыслах семена зла.
   Спустя некоторое время они прибыли к той самой широкой реке, через которую невозможно было переплыть, — мы уже рассказывали о ней в начале книги. Как и в первый раз, они переправились через реку с помощью святого дервиша и оказались, наконец, у границ державы отца Джахандара. Случайно они встретили в той степи одного кузнеца, который знал о том, что случилось с Джахандаром. Он узнал Джахандара, оказал ему подобающие почести и стал поздравлять его. Джахандар пообещал ему царские подарки и послал с радостной вестью к отцу, чтобы тот встретил его со свитой и многочисленным войском. Сам же Джахандар решил ждать на границе прибытия свиты и необходимых вещей.
   На другой день охотники раскинули свои тенета, и Джахандар по совету Хурмуза отправился на охоту. Словно Бахрам Гур, натянул он свой лук и пускал стрелы, пронзавшие гранит и разившие добычу. Хурмуз, оставшись наедине с Джахандаром, прибегнул к хитрости и обратился к нему:
   — О шах с сердцем Рустама! Я знаю одно чудесное искусство, которое может сравниться с чудом Мессии. Думаю, что под этим высоким небосводом никто, кроме меня, не знает ничего подобного. Я умею оставлять свое тело и переселяться в другое, произнеся при этом великое имя бога, творца души. Если хочешь, я научу тебя этому. Но с условием, что ты отблагодаришь меня за этот дар и будешь впредь уважать меня.
   Джахандар, не ведая о коварстве двуличной судьбы, выпустил из рук поводья предосторожности и сказал:
   — В этом искусстве мне нечему у тебя учиться, я и сам могу тебя поучить.
   — Странно, — возразил Хурмуз, — как великие падишахи могут осквернить себя ложью и даже не стыдятся при этом.
   Джахандара рассердила его дерзость.
   — Я сию же минуту докажу тебе свою правоту, и тогда кровь такого болтуна и хвастуна, как ты, будет дозволенной!
   — Что ж, если ты обратишься сейчас в эту подстреленную тобой газель, освободившись от своей бренной оболочки из праха, то я призываю бога в свидетели, что моя кровь будет дозволенной, — сказал Хурмуз.
   Джахандар, от которого отвернулась судьба, не стал раздумывать над его словами, по воле рока покинул свою телесную оболочку и превратился в газель. Хурмуз же, убедившись, что все случилось так, как он замыслил, не стал терять времени, покинул свою мерзкую телесную оболочку, вошел в пречистую оболочку Джахандара, мигом вскочил на его скакуна в золотое седло, инкрустированное драгоценными каменьями, и поскакал, ликуя, к Бахравар-бану. Но Бахравар-бану догадалась по его поведению, что это не Джахандар, по своему природному уму она сразу поняла, что здесь подмена, и притворилась больной, чтобы не загрязнить свое целомудрие на ложе мерзавца. Ссылаясь на болезнь, она перестала есть, и от голода силы стали покидать ее, так что Хурмузу пришлось в ожидании исцеления оставить ее в покое.
   Наконец, прибыли эмиры и военачальники, присланные отцом Джахандара для встречи. Они приняли Хурмуза за шахзаде и повезли его с полной торжественностью в падишахский дворец. Падишах, конечно, был очень рад видеть сына, стал осыпать его золотыми монетами и драгоценными каменьями. А тот проклятый мерзавец притворился обрадованным, а потом попросил падишаха отпустить его и прошел, как хозяин, в покои Джахандара. Там он предался неге и наслаждению с периликими обитательницами гарема, кроме той наложницы, из-за смеха которой Джахандар влюбился в Бахравар-бану. Она по своему природному уму и догадливости сообразила, в чем тут дело, и наподобие Бахравар-бану притворилась больной и улеглась в постель.
   Так прошло некоторое время, и падишах, поскольку «все смертно, кроме Аллаха» [205], смирился перед ангелом смерти и отбыл в царство вечного покоя. И по воле небосвода, благосклонного к подлецам и милостивого к мерзавцам, венец и престол падишаха перешли к тому подлому негодяю, и он, сам того не ожидая, достиг царской власти и воссел на падишахский трон. Он скоро привык к царствованию, начал чеканить монету на свое имя, прибрал к рукам города и селения и вскоре изучил законы управления государством.

Джахандар скитается по горам и долам. испив тысячу чаш горестей, он, наконец, вкушает напиток желания благодаря покровительству изеда

   Посвященные в тайны мира изложили этот рассказ столь изящным слогом. Когда Джахандар коварством вращающегося небосвода был превращен в газель, он не остался на месте, опасаясь за свою жизнь, а поскакал прочь, словно вольный житель степных просторов. Он боялся диких зверей, опасался охотничьих собак и охотников и скитался по горам и долам, нигде не останавливаясь. Наконец, он достиг какой-то лужайки, где увидел дохлого скворца, лежащего на изумрудной травке. Он сообразил, что лучше быть летающей птахой, чем газелью, мигом обратился в скворца и полетел, набирая высоту. Он прилетел прямо в свой родной город и в скором времени опустился в саду на ветви сосны.
   Случилось так, что там был расставлен силок одного охотника, и скворец угодил прямо в него. Охотник схватил его, посадил в клетку и пошел в город. По дороге он встретил дервиша, который сидел под открытым небом на голой земле, не ведая тревог и волнений этого мира. Охотник уже давно знал этого дервиша, и они водили дружбу. Поэтому охотник остановился на некоторое время поговорить с ним и предложил ему в подарок скворца. Скворец же, видя, что коварный небосвод сковал его шею таким обручем, подумал, что это поможет ему избавиться от козней судьбы, и, поскольку
 
Мудрая птица, в силок угодив, сумеет набраться терпенья
[206],
 
   он решил покориться судьбе и стал думать о том, как бы ему избавиться от этой беды. По совету своего совершенного ума он дал волю красноречивому языку и заговорил:
   — Слава Аллаху, — сказал он, — наконец исполнилась моя мечта.
   Дервиш страшно удивился словам скворца и воскликнул:
   — О благословенная птица! Разве ты не знаешь, что благодарят в том случае, когда тебе оказано благодеяние? За что же ты благодаришь бога сейчас, когда тебя заточили в клетку?
   — О хозяин! — отвечал скворец. — Есть ли большее благо, чем быть в одном обществе с тобой?
   Дервиш был польщен его приятными словами, он посмотрел на скворца ласково и сказал:
   — Что ты за птица, такая мудрая и прозорливая? Твои слова проникнуты мудростью и сладки, словно сахар.
   — Я птица, повидавшая свет, — отвечал скворец. — Мне часто приходилось беседовать с мудрецами.
   — Надеюсь, ты уделишь мне долю того, что обрел в беседе с мудрецами, — сказал дервиш.
   Скворец в ответ повел такую речь:
   — Однажды мне пришлось побывать в обществе мудрого попугая, и я спросил его: «Почему утро уподобляется живому человеку?» — «А потому, что на заходе солнца оно дарит всем без различия горячую лепешку». Потом я спросил: «Почему тень птицы Хумай приносит счастье?» Попугай ответил: «Потому, что она предпочитает всем земным благам иссохшую кость». Далее я спросил: «Почему светит солнце?» — «А потому, — ответил попугай, — что оно избрало своим уделом одиночество». — «Почему прославилась Анка?» — «А потому, что она избегает людей». — «Почему сердце бутона всегда сжимается?» — «А потому, что он постоянно думает о золоте и серебре». — «Почему роза везде желанна и почитаема?» — «А потому, что она приветлива и радушна». — «Почему кипарис поднимает гордо главу?» — «Потому, что в его природе нет кривды». — «О наставник! — спросил я наконец. — Что самое главное для людей?» — «Быть довольными другими». — «В чем польза людей?» — «В том, чтобы избегать злых друзей». — «В чем их мудрость?» — «В том, чтобы остерегаться хитрости врага».
   От этих мудрых и целебных для души слов дервиш расцвел и возликовал. Он счел скворца великим даром божьим и стал ценить его общество больше жизни. Однажды дервишу пришлось отправиться в город, и там он увидел большую толпу народа. Он стал расспрашивать, что случилось, и ему объяснили, что юношу красивой наружности схватили за какое-то преступление и привели к кадию для наказания. Кадий и муфтии колебались, казнить его или же наказать плетьми, и тогда они решили бросить жребий.
   — О добрые и праведные люди, — спросил дервиш, — за какое же преступление хотят наказать этого юношу?
   — Этот несчастный, на которого свалились один за другим все удары судьбы, — рассказали ему, — сидел перед дворцом везира и смотрел на себя в зеркало. Как раз в это время дочь везира выглянула из окна, и бедняга увидел в зеркале ее отражение. Он опьянел от ее красоты, лишился рассудка и в страстном порыве поцеловал ее отражение. Вот и схватили его за такую дерзость.
   А скворец в это время был с дервишем. Выслушав такую странную историю, он посоветовал вывести юношу на солнце и дать сто плетей его тени. Люди, услышав столь мудрое решение из уст птицы, очень удивились и восхитились. Молва об этом быстро распространилась, о случившемся прослышала Бахравар-бану и отправила к дервишу человека за скворцом. Когда дервиш услышал высочайший приказ, на сердце ему свалилась скала скорби, но он не смог пренебречь повиновением царице и волей-неволей отдал посланцам скворца. Скворец, как только увидел лучезарную, прекрасную Бахравар-бану, вознес на языке птиц благодарность богу и стал дожидаться удобного случая. И вот однажды, когда в комнате Бахравар-бану не осталось посторонних, скворец, солнце счастья которого стало восходить, рассказал с начала до конца свою печальную историю о том, как Хурмуз предал его и как он был превращен в газель.
   Бахравар-бану, слушая его удивительный рассказ, то плакала, проливая дождем слезы, то смеялась от радости. От нахлынувших чувств она потеряла власть над собой, вскочила в растерянности, не зная, что предпринять, чтобы отправить Хурмуза прямой дорогой в ад, лишив его благословенной телесной оболочки Джахандара. Скворец, видя ее тревогу и волнение, испугался, что ее поспешность может повредить делу, и сказал:
   — О владычица земных красавиц! Не спеши и поступай обдуманно, так как я пока — слабая птица, а враг мой — мощный сокол, парящий в высях царства. Развязать жемчужную нить нашей цели можно только пальцами рассудительности. Когда этот мерзкий подлец придет к тебе, будь благоразумной и прими его с почетом. Скажи ему приветливо и радушно: «О Джахандар, затмивший своим блеском Фаридуна! Болезнь моя длится уже долго, и сердце мое сжато, словно бутон, и я не вижу никакой радости. Не сочти за дерзость с моей стороны, но я прошу тебя, сбрось, как это бывало прежде, свою телесную оболочку и воплотись в другую. Быть может, это зрелище немного развеселит меня».
   Бахравар— бану послушалась его, и в день, когда небо и звезды благоволили к ней, она стала действовать так, как сказал скворец, стала льстить и соблазнять подлого Хурмуза и изложила ему свою просьбу. Поскольку звезда жизни Хурмуза, чьи мысли были ограниченны, а мечты безграничны, была уже на закате, он выпустил из рук поводья предосторожности, приказал немедленно привести газель и перерезать ей горло. В тот миг, который был последним мигом его жизни, он покинул чистую телесную оболочку Джахандара и превратился в газель. Джахандар, который только и ждал такого счастливого случая, уповая на милосердие божье, сбросил с себя оболочку скворца и вошел в свою благословенную оболочку. Он воздал благодарственные молитвы всевышнему и приказал немедля связать ту газель с душою пса и подвесить над глубоким колодцем.
   На другой день, когда газель-солнце высвободилась из капкана на востоке и стала красоваться над миром, Джахандар взошел на трон величия и верховной власти и начал принимать подданных. Когда вошли знатные и простые мужи, он рассказал им свою удивительную историю. Присутствовавшие, выслушав этот поразительный рассказ, от изумления долго не могли шелохнуться, словно нарисованные на шелку картины. Каждый из них по мере своих возможностей осыпал падишаха монетами, поздравляя его. Когда и знатные и простолюдины узнали о подлости и предательстве Хурмуза, Джахандар приказал привести в тронный зал преступника в облике газели и выпустить на него голодных овчарок, которые разодрали его на части клыками и когтями и отправили прямой дорогой в ад, согласно изречению: «Тот, кто вырыл яму ближнему, сам в нее угодит» [207]. И он, словно Карун, поспешил в царство вечного мрака, ибо что досеешь, то и пожнешь.

Джахандар созывает государственный совет доброжелателей, чтобы избавиться от ржавчины врагов. он посылает проклятому судьбой Бахрам-хану падишахский рескрипт

   Когда с помощью обманчивой судьбы и непостоянного неба Хурмуз в облике Джахандара воссел на шахский трон, то он по подлости своей натуры совершил недостойные падишаха поступки, из-за которых подданные от него отвернулись и многие перестали повиноваться ему. В результате этого пламенем разгорелся мятеж, тлевший уже несколько лет, так что основание падишахской власти заколебалось. Главный военачальник и самый знатный муж державы Бахрам-хан не смирился с несправедливостью Хурмуза, предпочел сохранить свою честь, чем покориться недостойному монарху, стал понемногу разрывать цепи верховной власти и поднял восстание. К нему присоединились смутьяны и бунтовщики, которые хотели извлечь из этого для себя выгоду. Власть и большое войско вскружили Бахрам-хану голову, он стал мечтать о троне и венце, так что вскоре благодаря покровительству звезд и своему счастью он овладел половиной державы, а потом по совету своих друзей возложил себе на голову венец и стал красоваться в саду царства, словно кипарис на лужайке. Он проявлял к подданным справедливость и творил правый суд, что является лучшим способом управления государственными делами и завоевания земель, и тем самым склонил на свою сторону многих подданных. Собрав огромное войско, он поднял высоко знамена и выступил войной против Хурмуза. Но Хурмуз по своей трусости и низости характера не стал сопротивляться, не ответил на его вызов и удовлетворился той частью страны, которая осталась под его властью.