Джордж соскочил с платформы и бросился вверх по крутому склону к зарослям сосен, куда упал Джан. После недолгих поисков Константайн нашел его, распростертого ничком у дальнего края зарослей неподалеку от тропинки.
Джордж склонился над трупом, перевернул его. Смуглое от загара лицо обратилось к солнцу, потом голова медленно свесилась набок. Джордж заметил еще одну дырку – под левым ухом. Чистую, без крови. Джорджу не надо было объяснять, из какого оружия застрелили Джана. Не раз доводилось ему охотиться с винтовкой двадцать второго калибра, и он прекрасно знал: чтобы попасть из нее в человека, едущего по канатной дороге, мало быть просто хорошим стрелком – тут нужен снайпер мирового класса.
Очевидно, два резких, решительных выстрела раздались, когда Джан поднимался вдоль склона. Так он заплатил за слишком явное и неуклюжее стремление к счастью.
Джордж выпрямился и отступил за сосны. Машинально скрылся в них. Столкнувшись с опасностью, он действовал так всегда. Вот и теперь Джордж чувствовал себя беззащитным и даже оскорбленным. Меж лопаток от сознания собственной беспомощности и уязвимости поползли мурашки, а череп показался хрупким, как яичная скорлупа. «Для Джана уже ничего не сделаешь, – лихорадочно думал Джордж. – Надо позаботиться о себе. Ведь кто-то знал, что Джан поедет сюда. А значит, знал о его встрече со мной. Тогда почему его убили, а мне дали доехать до остановки? Впрочем, догадаться нетрудно. Если бы убили меня, то кто-нибудь из пассажиров или дежурный в Найдергорне, – куда мой труп, вполне возможно, доехал бы раньше, чем Джан сел на канатку в Битенберге, – обнаружил меня и остановил движение. И Джан, вероятно, почуял бы неладное. Нет, мне дали подняться сюда, а потом без труда «сняли» Джана. Остановка дороги их теперь не волнует. Ведь они загнали меня сюда, на высоту две тысячи метров и спуститься в Битенберг можно лишь по тропинке – если, конечно, не рискнуть снова воспользоваться канатной дорогой. Нет, только не это… особенно, если учесть, что за любым деревом может скрываться человек, стреляющий лучше самого Робина Гуда». Джордж прошел налево через сосны, на опушке он остановился. Впереди лежал неровный, каменистый склон. По правую руку возвышалась почти отвесная скала. Слева внизу виднелась поросшая травой и кустарником долина, а за ней – снова верхушки сосен. Между Джорджем и дальним краем долины, где можно было спрятаться от снайпера за соснами, было метров сто открытого пространства. Укрытием здесь могли послужить только редкие валуны. А вот если добраться до дальних сосен, потом можно будет, забирая вправо, спуститься к Юститалю и Тунскому озеру. Джордж вынул из кармана пистолет. Теперь надеяться нужно было только на себя.
Выбрав нагромождение валунов метрах в тридцати от себя, Джордж пригнулся и бросился к ним со всех ног. Когда до укрытия оставалось метров пять, худшие опасения Константайна подтвердились. Где-то слева раздался резкий щелчок, и пуля пробила развевавшуюся полу пиджака.
В два прыжка Джордж добрался до валунов, притаился за ними перевести дух. Вновь раздался выстрел, пуля отколола краешек валуна, так что Джорджу на спину посыпалась каменная крошка.
Теперь Константайн точно знал, откуда в него стреляют. Снайпер притаился у дальнего края долины, между ним и соснами. Джордж сел и осмотрел местность впереди. Узкая вытоптанная коровами тропа вилась от валунов вдоль неглубокого оврага, метров через пятнадцать превращавшегося в полосу дерна длиной метров пятьдесят, на которой снайпер пристрелит Джорджа до того, как он успеет укрыться за следующими валунами. Джордж пополз по тропинке, стараясь оставаться незамеченным. Пистолет пригодился бы, если Джорджу удалось подобраться к снайперу совсем близко, но ни один стрелок с винтовкой двадцать второго калибра не подпустил бы Джорджа ближе, чем на сто метров, а на таком расстоянии лучше уж пользоваться бумерангом. Тогда Константайн стал вспоминать все о винтовке двадцать второго калибра, с которой в последний раз охотился. Она была самозарядная, в магазине умещалось двадцать пять коротких или двадцать длинных патронов. Искушать судьбу не стоило, Джордж решил «дать» снайперу двадцать пять патронов. Два тот уже израсходовал на Джана и еще два – на самого Константайна. Значит, остался еще двадцать один патрон. Джордж выплюнул набившуюся в рот пыль. По лбу у него струился пот. Он добрался до того места, где тропинка становилась вровень с долиной, и замер, осматривая путь.
Подождал, когда дыхание успокоится. Оглянулся. Над ближними соснами виднелась канатная дорога, черные силуэты редких пассажиров. Люди, конечно, могли бы помочь. Они могут услышать выстрелы; стоит им нагнуть головы, и заметят распростертого внизу Джана или самого Джорджа, и тогда обязательно задумаются, зачем ему, словно гусенице, ползти по тропинке… Но никто ничего не замечал. По-видимому, никого не занимали даже выстрелы.
Джордж встал на колени, а потом рванулся по дерну к другой группе валунов. Едва он поднялся, как снайпер выстрелил снова. К шее Джорджа словно раскаленная кочерга прикоснулась, от неожиданности он оступился, тяжело завалился набок и покатился, понимая: стоит замереть хотя бы на пару секунд, и окажешься идеальной мишенью. Вновь прогремел выстрел, пуля взрыхлила дерн перед самым носом у Константайна. Он вскочил и побежал, петляя и молясь о спасении, склонив голову, прикрыв пистолетом висок и щеку. Новая пуля просвистела над ним, когда он уже прыгнул за валуны.
Там он залег, пытаясь отдышаться, а в мыслях билось только одно: «Еще три выстрела. Осталось восемнадцать патронов». Впрочем, Джордж не обольщался. Ведь снайпер готов был стрелять, едва Джордж показался из-за укрытия. Иначе до первого выстрела Константайн успел бы пробежать не два шага, а половину пути до валунов.
Потом он сел, вжался спиной в углубление на одном из валунов и оглядел равнину. Не было никого, если не считать старушки в черном платке и белом кружевном чепце, мирно вязавшей вдали, да нескольких коров, пощипывающих траву. Джордж в сердцах обругал старушку. Она была или глупа, или явно злоупотребляла нейтралитетом Швейцарии.
Из укрытия у Джорджа было два пути. К скалам вдали шла круто вверх лощина. Она обезопасила бы Константайну дорогу туда. Но идти вверх он не хотел. Он стремился к подножию. А туда можно было добраться только по крутому, заросшему дерном склону, в котором коровы промяли тропу. Она вела наискось к основанию хребта Найдергорн, выходящему к Юститалю. Беда была в том, что склон кончался метрах в пятидесяти от Джорджа, а до ухабистого, усеянного валунами участка, где можно было спрятаться, оставалось еще метров сто открытого пространства. Джордж поразмыслил. Идти вверх было безопасно, но бессмысленно. Путь вниз означал стометровую перебежку на виду у снайпера, но если она удастся, Константайн сумеет выбраться к Юститалю. Выглянув еще раз, он заметил кого-то на самой верхушке хребта. Поначалу застилавший глаза пот и заходящее солнце помешали ему разобрать, кто это. Потом фигурка сдвинулась, и Джордж тут же ее узнал. Это была девушка в черных очках и с тяжелым рюкзаком за спиной. Константайн видел, как она поднесла руки к лицу, как блеснуло солнце на металле фотоаппарата. «О, Господи, – подумал он, – она сидит там, на вершине, и спокойно делает снимки для своего альбома, а меня тем временем травят здесь как зверя». И Джордж обругал девушку громче и сильнее, чем недавно старуху.
На душе у него от этого стало легче. Он вынул платок и коснулся им шеи. Рана еще кровоточила, однако участь истечь кровью через несколько часов Джорджу не угрожала.
Константайн оставил нерукотворную насыпь и пополз по коровьей тропе. Высоко в небе пел жаворонок. Вдали звенели колокольчиками коровы. Над озером лениво кружил ястреб. Кругом воцарялось вечернее умиротворение, и Джордж проклинал себя за проявленную к Джану снисходительность. Надо было не покупать у него сведения, а запереть на вилле в Аннеси и выпытать все необходимое.
Добравшись до края укрытия, Джордж притулился, осмотрел голую равнину впереди. Она была очень красива – поросла тимьяном, полнилась деловитым жужжанием пчел. Но он ненавидел каждую ее пядь, хотя знал, что их придется преодолеть – все до единой. Джордж взглянул назад и вверх. Девушка с рюкзаком передвинулась к ведшему к Найдергорну склону. Она стояла широко расставив ноги и снова снимала. Потом опустила фотоаппарат. Джордж заметил, как блеснуло солнце на чем-то, торчавшем у нее за спиной, у правого плеча. И тут Константайна словно меж глаз ударили. Так вот в чем дело! Господи, как дешево он купился! Не узнал за темными очками лицо, а под широким свитером и мешковатой юбкой – фигуру, продемонстрированную ему в Париже. На скале, видя Джорджа как на ладони, стояла Доротея Гюнтэм, и в руках у нее был не фотоаппарат, а микрофон портативной рации; приемопередатчик лежал в рюкзаке, а за спиной блестела антенна. Значит, о каждом шаге Джорджа немедленно становилось известно снайперу. Стоило Константайну показаться из-за укрытия, как Доротея скомандовала бы в микрофон: «Внимание!»
Он глубоко задумался, заставил себя мысленно вернуться к детским годам, попробовал вспомнить, как склон Найдергорна переходит в долину Юститаля. Когда-то они с профессором Дином переправились через тот хребет, на котором стояла теперь Доротея. В памяти всплыла картина крутого утеса, переходящего в пологие, изборожденные ледником склоны. Картина небезнадежная. Безнадежно продолжать идти прежней дорогой, когда о каждом его шаге Доротея сообщает снайперу.
Джордж повернул назад и по тропе добрался до лощины, шедшей вверх, к хребту. Лощина скрывала его с головой, потому он быстро побежал к Доротее. Она заметила это и начала отходить к склону Найдергорна. Оказавшись метрах в трехстах от края долины, Джордж взобрался по стенке лощины и, укрывшись за ближайшим валуном, посмотрел назад.
Он был уверен: на таком расстоянии ему никакой снайпер не страшен.
Джордж не удивился, увидев шедшего через долину человека в куртке и берете, с рюкзаком за плечами, с винтовкой наперевес. Это был Барди, экипированный не только оружием, но и рацией.
Константайн сунул пистолет в карман, скользнул вниз и что было сил побежал дальше. Доротея все отступала. Джордж почти добрался до утеса, как вдруг сзади раздался выстрел. Бросившись наземь, Константайн огляделся. Увидел за спиной в двухстах метрах у подножья хребта еще одного снайпера и тоже узнал его. Это был Лодель – он скрывался где-то позади Джорджа с самого начала, готовый вступить в игру, если тот решит повернуть назад, к канатной дороге. «А Доротея работает на славу, – с досадой подумал Константайн. – У обоих, и у Барди, и у Лоделя, на спинах рюкзаки, видно даже, как на антенне у Лоделя сверкает солнце».
И вдруг Джордж осознал: сейчас, когда Лодель наступает сзади, а Барди внизу быстро настигает его, ему остается только один путь. Доротея, передававшая Лоделю и Барди сведения о каждом шаге Константайна, сделала игру в кошки-мышки бессмысленной. У Джорджа не было ни малейшей надежды скрыться в горах или добраться до верхушки хребта, где характер местности менялся и преследователей можно было обойти. Выход оставался один: вдоль подножья хребта как можно скорее добраться до склона Найдергорна, сохраняя расстояние между собой и преследователями возможно большим.
Джордж вскочил и бросился вперед, на ходу додумывая план действий. Пробегая первые сто метров, он услышал два выстрела, но пули прошли далеко в стороне. А потом все стихло. Один раз Джордж оглянулся, увидел внизу Барди – тот бежал через долину, не давая Константайну свернуть налево, а Лодель пробирался по камням меж валунов у подножья хребта.
Джордж прибавил ходу, но двигался с опаской, глядя под ноги, зная, что каждый его теперешний шаг зачтется ему позже. Добравшись до хребта, Джорджу некогда будет выбирать дорогу, придется спускаться очертя голову и уповать на то, что удастся где-нибудь укрыться раньше, чем преследователи доберутся до него.
В пяти метрах от края склона Джордж опять оглянулся. Он немного оторвался от своих преследователей. Но в семидесяти метрах у него над головой у самой кромки хребта стояла Доротея и видела каждый его шаг.
Константайн добежал до склона, перед глазами мелькнула расстилавшаяся внизу огромная долина, которая по мере приближения к озеру расширялась. Тут он перемахнул за край, понесся вниз по крутому склону к ближайшим валунам, вонзая ноги глубоко в дерн, чтобы хотя бы немного притормозить. Добежал до кромки небольшого обрыва, остановился секунды на четыре, окинул взглядом склон, выбирая путь, прыгнул и, размахивая руками, чтобы не упасть, помчался вниз да так быстро, что дух захватило.
До подножия оставалось метра четыре, когда над головой у Константайна раздался выстрел. Джордж взглянул вверх: Лодель и Барди стояли на самом краю склона.
Мгновенно Джордж понял, что одна-единственная тактика может спасти его сейчас. Ведь мужчины уже подняли винтовки и наверняка поймали его в перекрестье прицелов. Он решил притвориться, будто они и в самом деле подстрелили его.
Подножье все было усыпано камнями и булыжниками до очередного обрыва. Джордж продолжал спускаться, мысленно готовясь к падению и ожидая новых выстрелов. И они раздались – сразу два. Одна пуля чиркнула о пиджак, другая попала в рукав и пронзила мякоть предплечья. Константайн полетел вниз, позволил себе упасть, расслабил все мышцы. Пролетел метра три, приземлился на камни и покатился. Покатился беспрепятственно, его тело билось о булыжники и подскакивало, словно труп, взметая пыль, гравий и камешки. Наконец показалась кромка нового обрыва, обрамленная крупными валунами, съехавшими когда-то по склону. Лишь тогда Джордж вновь стал действовать руками и ногами, но так, чтобы сверху это было незаметно. Дабы не сорваться с обрыва на полной скорости, Джорджу надо было налететь на один из валунов и таким образом затормозить, а потом скользнуть боком вдоль него – медленно, как труп, – завалиться за кромку обрыва и уповать на то, что преследователи не полезут проверять, жив Константайн или мертв.
Джордж боком ударился о валун и без особых усилий скользнул вдоль него, и вдруг ощутил, как ноги зависли в пустоте. Он покрепче вцепился руками в землю, тормозя и изо всех сил стараясь за что-нибудь зацепиться. На миг ему даже показалось, что его маневр не удастся. Он уже начал падать, когда его левая рука ухватилась за торчавший из стенки обрыва булыжник. Джорджа развернуло, грудь его полностью отошла от скалы, так что весом собственного тела ему чуть не сломало руку. Но Константайн удержался, раскачался, зацепился ногами за стенку склона и повис. Сколько он висел так – неизвестно, однако мало-помалу пришел в себя. В глазах прояснилось, и Джордж заметил, что распластался в полуметре от верхней кромки обрыва: до земли было так далеко, что ноги не доставали даже верхушек сосен, которые росли у подножья. На него посыпались камни, а потом всего в нескольких дюймах пролетел валун, о который недавно затормозил Джордж. Константайн прильнул к скале, спасаясь от комьев земли и камней… Страшный грохот донесся снизу – это валун упал меж сосен. Джордж представил себя на его месте и зажмурился, прижимаясь плотнее к скале. И в этот момент как будто гнев овладел им: спина похолодела, разум наполнила раскаленная добела, жгучая, богопротивная ярость, которая вытеснила все другие чувства.
Дальнейшие события напоминали кадры какой-то безумной киноленты, склеенной как попало. Время от времени эта лента рвалась, и мир наполняли тьма, сквозь которую полз Джордж, и безмолвие, прерываемое лишь его собственным хриплым дыханием. Константайн казался себе муравьем на гладкой бетонной стене. Он делал по очереди все – то взбирался, то просто шел, то зарывался в землю словно крот, то скользил на пятой точке, пытаясь попасть куда-то, сам. не зная куда, и в конце концов отчаялся… или это ему лишь показалось, ведь безумный фильм все не кончался. Наконец Джордж устал от бессмыслицы, закрыл глаза и отказался его смотреть.
Когда он вновь разомкнул веки, над верхушками сосен за холмом уже висел узкий серп луны, где-то журчала вода. В небе сияли редкие звезды. Голова у Джорджа была ясная, однако тело переполняла боль – о себе спешили напомнить десятки синяков и ссадин.
Чья-то рука, тепло которой ощущалось сквозь рубашку, обнимала его за плечи. Пиджак с него сняли, полрукава рубашки оторвали, все правое плечо было мокрым от воды. Джордж скосил глаза и увидел у себя на боку темное пятно – явно запекшуюся кровь. Чужая рука сдвинулась, обняла Джорджа крепче, заставила сесть.
– Пейте, – произнес женский голос.
Губ Джорджа коснулось что-то металлическое, он послушно сделал глоток и почувствовал, как горло обжег коньяк. Константайн закашлялся, подался вперед, но коньяк уже проник внутрь – теплый, живой, словно зверек.
Джордж сел прямо, повернулся и вдруг разглядел на фоне скалы, сосен и звезд лицо Доротеи Гюнтэм.
– Что вы тут делаете? – с трудом выдавил он. Вместо ответа Доротея Гюнтэм подала ему фляжку с коньяком. На сей раз он сам поднес ее к губам и сделал несколько больших глотков, не спуская глаз с Доротеи. На ней было надето все то, в чем она ходила в горы, – толстая юбка, берет, из-под ворота свитера выглядывал воротник белой блузки. Звездный свет блеснул на стеклах ее очков.
– Я вернулась, – бесстрастно ответила она, – потому что остальные решили, будто вы мертвы, но я поняла – они ошибаются. Я знала – наступит день и придет человек, который положит нашим делам конец. И часто размышляла, как поступлю тогда. Теперь этот день настал, и этот человек – вы. – Она говорила вымученно, глуховатым, напряженным голосом.
Джордж поставил фляжку на траву.
– Кто-нибудь где-нибудь всегда ошибается, – произнес он. – Так о чем же вы, черт возьми, толкуете?
Доротея вынула портсигар и зажигалку, раскурила сигарету и подала Джорджу. Он послушно взял ее.
– Вы поправитесь, – сказала Доротея. – Руку я вам перевязала. Пуля не задела кости. По всем здравым расчетам, вы – труп. Но дело зашло за границы здравого смысла – так однажды и должно было случиться с одним-единственным человеком на свете.
– И этот человек – я? – спросил Джордж, подыгрывая Доротее.
– Да. Такое ощущение появилось у меня еще в то субботнее утро, когда вы пришли ко мне домой. Теперь я в нем уверена. А с той минуты что-то во мне начало меняться… Мне бы ненавидеть вас – ведь я любила его. Но все перевернулось…
Джордж чувствовал, тревогу Доротеи снять не удастся. У него создалось впечатление, что к нему она совершенно равнодушна, настроена не дружелюбно, но и не враждебно, что она лишь стремится довести до конца некое неприятное дело и освободиться от каких-то пут.
– Так кого же вы любите? – мягко спросил он. – Барди?
Она кивнула.
– Да, его. А он пользуется людьми. И они это любят. Мне это нравилось тоже. Да, да, поначалу очень нравилось. Там, в Германии, где он жил еще с женой. Я была ему нужна. Он пользовался мной, и это меня словно околдовало. – Доротея говорила медленно, на правильном, но не совсем чистом английском, тревога не покидала ее.
– А теперь вам хочется стать свободной? – спросил Джордж.
– Да. Потому что день настал, человек пришел. Барди утратил неуязвимость. Ведь никто не остается безнаказанным вечно, а Барди удавалось избежать расплаты много лет. – Она усмехнулась. Голос ее эхом отдавался в кронах густых сосен. – Счастья, счастья себе искал он, отнимая его у других, потому что сам создать его был неспособен. Его даже вы осчастливили. Сначала он спланировал охоту на вас. Заставил Джана попасться на удочку. Загнал вас в горы. А когда выстрелил и вы упали, от счастья был на седьмом небе.
– Значит, теперь вы его ненавидите? – спросил Джордж.
– Я не знаю! Не знаю! – Отчаяние Доротеи вырвалось наружу, голос сорвался. – Он отослал Лоделя назад, на виллу, мы на горе остались одни. Он был словно опьяненный от счастья. Не успел Лодель скрыться из виду, как Барди овладел мною. И я позволила ему это. Да, Господи, позволила. Но в последний раз: я вдруг поняла, что и раньше он брал меня не из благодарности, не из любви, не из желания доставить радость, а чтобы продлить удовольствие себе, себе, для себя…
Она смолкла, сняла очки, вытерла глаза мятым носовым платком, который неуклюже достала из кармана юбки. Она казалась жалкой как побитая собачонка, выглядела нелепо, и в Джордже опять проснулась ненависть, проснулась и окрепла, стала жесткой и властной.
Он с трудом поднялся, взглянул на Доротею сверху вниз и хладнокровно спросил:
– Где его найти?
Она посмотрела, смешно мигая, на Джорджа. Потом медленно надела очки и вдруг с улыбкой, твердо произнесла:
– Я в вас не ошиблась. Я поняла, что вы победите Барди, еще тогда, когда вы пришли ко мне. Я убедилась в этом, когда вас спаивали в подвале кафе «Цезарь»… В тот день, – она крепко прижала руки к груди, – у меня засел здесь какой-то ком, и он становился все больше и больше.
– Где найти Барди? – повторил Джордж.
Тогда она встала и подала Константайну его пиджак, поднятый с земли. Было прохладно. Хрипло вскрикнул козодой, гудок шедшего вдали поезда прорезал тишину ночи монотонным протяжным звуком.
– Идите через долину к Мерингену. Там стоит вилла Маргритли. Это первый дом на берегу озера, если смотреть от Интерлакена. Там прячут и вашу подругу. Ее взяли в машине еще до того, как приехал Джан.
– Сколько людей на вилле?
Доротея шагнула прочь от Джорджа, вверх к соснам.
– Четверо, – ответила она. – Лодель, Мария, Барди и его жена. Лаборд вернулся в Париж. Отсылали и меня, а я вот пришла сюда. Но почему я все это вам рассказываю?.. Почему?..
Она уже отошла от него по тропинке вдоль ручья, удаляясь и от Джорджа, и от озера.
Он не остановил ее. Ведь он уже ничего не мог для нее сделать. Слишком давно начала она разрушать свою душу, с той минуты, когда повстречала Барди… Джордж мысленно вновь увидел ее, полуобнаженную, мертвого Эрнста, обмякшего в кресле, Лаборда с бутылкой «Реми Мартен» в руках, Джана со свесившейся набок головой и запекшейся над ухом кровью… Потом он повернулся и пошел через долину к Мерингену, к вилле Маргритли… к Скорпиону…
Глава 13
Джордж склонился над трупом, перевернул его. Смуглое от загара лицо обратилось к солнцу, потом голова медленно свесилась набок. Джордж заметил еще одну дырку – под левым ухом. Чистую, без крови. Джорджу не надо было объяснять, из какого оружия застрелили Джана. Не раз доводилось ему охотиться с винтовкой двадцать второго калибра, и он прекрасно знал: чтобы попасть из нее в человека, едущего по канатной дороге, мало быть просто хорошим стрелком – тут нужен снайпер мирового класса.
Очевидно, два резких, решительных выстрела раздались, когда Джан поднимался вдоль склона. Так он заплатил за слишком явное и неуклюжее стремление к счастью.
Джордж выпрямился и отступил за сосны. Машинально скрылся в них. Столкнувшись с опасностью, он действовал так всегда. Вот и теперь Джордж чувствовал себя беззащитным и даже оскорбленным. Меж лопаток от сознания собственной беспомощности и уязвимости поползли мурашки, а череп показался хрупким, как яичная скорлупа. «Для Джана уже ничего не сделаешь, – лихорадочно думал Джордж. – Надо позаботиться о себе. Ведь кто-то знал, что Джан поедет сюда. А значит, знал о его встрече со мной. Тогда почему его убили, а мне дали доехать до остановки? Впрочем, догадаться нетрудно. Если бы убили меня, то кто-нибудь из пассажиров или дежурный в Найдергорне, – куда мой труп, вполне возможно, доехал бы раньше, чем Джан сел на канатку в Битенберге, – обнаружил меня и остановил движение. И Джан, вероятно, почуял бы неладное. Нет, мне дали подняться сюда, а потом без труда «сняли» Джана. Остановка дороги их теперь не волнует. Ведь они загнали меня сюда, на высоту две тысячи метров и спуститься в Битенберг можно лишь по тропинке – если, конечно, не рискнуть снова воспользоваться канатной дорогой. Нет, только не это… особенно, если учесть, что за любым деревом может скрываться человек, стреляющий лучше самого Робина Гуда». Джордж прошел налево через сосны, на опушке он остановился. Впереди лежал неровный, каменистый склон. По правую руку возвышалась почти отвесная скала. Слева внизу виднелась поросшая травой и кустарником долина, а за ней – снова верхушки сосен. Между Джорджем и дальним краем долины, где можно было спрятаться от снайпера за соснами, было метров сто открытого пространства. Укрытием здесь могли послужить только редкие валуны. А вот если добраться до дальних сосен, потом можно будет, забирая вправо, спуститься к Юститалю и Тунскому озеру. Джордж вынул из кармана пистолет. Теперь надеяться нужно было только на себя.
Выбрав нагромождение валунов метрах в тридцати от себя, Джордж пригнулся и бросился к ним со всех ног. Когда до укрытия оставалось метров пять, худшие опасения Константайна подтвердились. Где-то слева раздался резкий щелчок, и пуля пробила развевавшуюся полу пиджака.
В два прыжка Джордж добрался до валунов, притаился за ними перевести дух. Вновь раздался выстрел, пуля отколола краешек валуна, так что Джорджу на спину посыпалась каменная крошка.
Теперь Константайн точно знал, откуда в него стреляют. Снайпер притаился у дальнего края долины, между ним и соснами. Джордж сел и осмотрел местность впереди. Узкая вытоптанная коровами тропа вилась от валунов вдоль неглубокого оврага, метров через пятнадцать превращавшегося в полосу дерна длиной метров пятьдесят, на которой снайпер пристрелит Джорджа до того, как он успеет укрыться за следующими валунами. Джордж пополз по тропинке, стараясь оставаться незамеченным. Пистолет пригодился бы, если Джорджу удалось подобраться к снайперу совсем близко, но ни один стрелок с винтовкой двадцать второго калибра не подпустил бы Джорджа ближе, чем на сто метров, а на таком расстоянии лучше уж пользоваться бумерангом. Тогда Константайн стал вспоминать все о винтовке двадцать второго калибра, с которой в последний раз охотился. Она была самозарядная, в магазине умещалось двадцать пять коротких или двадцать длинных патронов. Искушать судьбу не стоило, Джордж решил «дать» снайперу двадцать пять патронов. Два тот уже израсходовал на Джана и еще два – на самого Константайна. Значит, остался еще двадцать один патрон. Джордж выплюнул набившуюся в рот пыль. По лбу у него струился пот. Он добрался до того места, где тропинка становилась вровень с долиной, и замер, осматривая путь.
Подождал, когда дыхание успокоится. Оглянулся. Над ближними соснами виднелась канатная дорога, черные силуэты редких пассажиров. Люди, конечно, могли бы помочь. Они могут услышать выстрелы; стоит им нагнуть головы, и заметят распростертого внизу Джана или самого Джорджа, и тогда обязательно задумаются, зачем ему, словно гусенице, ползти по тропинке… Но никто ничего не замечал. По-видимому, никого не занимали даже выстрелы.
Джордж встал на колени, а потом рванулся по дерну к другой группе валунов. Едва он поднялся, как снайпер выстрелил снова. К шее Джорджа словно раскаленная кочерга прикоснулась, от неожиданности он оступился, тяжело завалился набок и покатился, понимая: стоит замереть хотя бы на пару секунд, и окажешься идеальной мишенью. Вновь прогремел выстрел, пуля взрыхлила дерн перед самым носом у Константайна. Он вскочил и побежал, петляя и молясь о спасении, склонив голову, прикрыв пистолетом висок и щеку. Новая пуля просвистела над ним, когда он уже прыгнул за валуны.
Там он залег, пытаясь отдышаться, а в мыслях билось только одно: «Еще три выстрела. Осталось восемнадцать патронов». Впрочем, Джордж не обольщался. Ведь снайпер готов был стрелять, едва Джордж показался из-за укрытия. Иначе до первого выстрела Константайн успел бы пробежать не два шага, а половину пути до валунов.
Потом он сел, вжался спиной в углубление на одном из валунов и оглядел равнину. Не было никого, если не считать старушки в черном платке и белом кружевном чепце, мирно вязавшей вдали, да нескольких коров, пощипывающих траву. Джордж в сердцах обругал старушку. Она была или глупа, или явно злоупотребляла нейтралитетом Швейцарии.
Из укрытия у Джорджа было два пути. К скалам вдали шла круто вверх лощина. Она обезопасила бы Константайну дорогу туда. Но идти вверх он не хотел. Он стремился к подножию. А туда можно было добраться только по крутому, заросшему дерном склону, в котором коровы промяли тропу. Она вела наискось к основанию хребта Найдергорн, выходящему к Юститалю. Беда была в том, что склон кончался метрах в пятидесяти от Джорджа, а до ухабистого, усеянного валунами участка, где можно было спрятаться, оставалось еще метров сто открытого пространства. Джордж поразмыслил. Идти вверх было безопасно, но бессмысленно. Путь вниз означал стометровую перебежку на виду у снайпера, но если она удастся, Константайн сумеет выбраться к Юститалю. Выглянув еще раз, он заметил кого-то на самой верхушке хребта. Поначалу застилавший глаза пот и заходящее солнце помешали ему разобрать, кто это. Потом фигурка сдвинулась, и Джордж тут же ее узнал. Это была девушка в черных очках и с тяжелым рюкзаком за спиной. Константайн видел, как она поднесла руки к лицу, как блеснуло солнце на металле фотоаппарата. «О, Господи, – подумал он, – она сидит там, на вершине, и спокойно делает снимки для своего альбома, а меня тем временем травят здесь как зверя». И Джордж обругал девушку громче и сильнее, чем недавно старуху.
На душе у него от этого стало легче. Он вынул платок и коснулся им шеи. Рана еще кровоточила, однако участь истечь кровью через несколько часов Джорджу не угрожала.
Константайн оставил нерукотворную насыпь и пополз по коровьей тропе. Высоко в небе пел жаворонок. Вдали звенели колокольчиками коровы. Над озером лениво кружил ястреб. Кругом воцарялось вечернее умиротворение, и Джордж проклинал себя за проявленную к Джану снисходительность. Надо было не покупать у него сведения, а запереть на вилле в Аннеси и выпытать все необходимое.
Добравшись до края укрытия, Джордж притулился, осмотрел голую равнину впереди. Она была очень красива – поросла тимьяном, полнилась деловитым жужжанием пчел. Но он ненавидел каждую ее пядь, хотя знал, что их придется преодолеть – все до единой. Джордж взглянул назад и вверх. Девушка с рюкзаком передвинулась к ведшему к Найдергорну склону. Она стояла широко расставив ноги и снова снимала. Потом опустила фотоаппарат. Джордж заметил, как блеснуло солнце на чем-то, торчавшем у нее за спиной, у правого плеча. И тут Константайна словно меж глаз ударили. Так вот в чем дело! Господи, как дешево он купился! Не узнал за темными очками лицо, а под широким свитером и мешковатой юбкой – фигуру, продемонстрированную ему в Париже. На скале, видя Джорджа как на ладони, стояла Доротея Гюнтэм, и в руках у нее был не фотоаппарат, а микрофон портативной рации; приемопередатчик лежал в рюкзаке, а за спиной блестела антенна. Значит, о каждом шаге Джорджа немедленно становилось известно снайперу. Стоило Константайну показаться из-за укрытия, как Доротея скомандовала бы в микрофон: «Внимание!»
Он глубоко задумался, заставил себя мысленно вернуться к детским годам, попробовал вспомнить, как склон Найдергорна переходит в долину Юститаля. Когда-то они с профессором Дином переправились через тот хребет, на котором стояла теперь Доротея. В памяти всплыла картина крутого утеса, переходящего в пологие, изборожденные ледником склоны. Картина небезнадежная. Безнадежно продолжать идти прежней дорогой, когда о каждом его шаге Доротея сообщает снайперу.
Джордж повернул назад и по тропе добрался до лощины, шедшей вверх, к хребту. Лощина скрывала его с головой, потому он быстро побежал к Доротее. Она заметила это и начала отходить к склону Найдергорна. Оказавшись метрах в трехстах от края долины, Джордж взобрался по стенке лощины и, укрывшись за ближайшим валуном, посмотрел назад.
Он был уверен: на таком расстоянии ему никакой снайпер не страшен.
Джордж не удивился, увидев шедшего через долину человека в куртке и берете, с рюкзаком за плечами, с винтовкой наперевес. Это был Барди, экипированный не только оружием, но и рацией.
Константайн сунул пистолет в карман, скользнул вниз и что было сил побежал дальше. Доротея все отступала. Джордж почти добрался до утеса, как вдруг сзади раздался выстрел. Бросившись наземь, Константайн огляделся. Увидел за спиной в двухстах метрах у подножья хребта еще одного снайпера и тоже узнал его. Это был Лодель – он скрывался где-то позади Джорджа с самого начала, готовый вступить в игру, если тот решит повернуть назад, к канатной дороге. «А Доротея работает на славу, – с досадой подумал Константайн. – У обоих, и у Барди, и у Лоделя, на спинах рюкзаки, видно даже, как на антенне у Лоделя сверкает солнце».
И вдруг Джордж осознал: сейчас, когда Лодель наступает сзади, а Барди внизу быстро настигает его, ему остается только один путь. Доротея, передававшая Лоделю и Барди сведения о каждом шаге Константайна, сделала игру в кошки-мышки бессмысленной. У Джорджа не было ни малейшей надежды скрыться в горах или добраться до верхушки хребта, где характер местности менялся и преследователей можно было обойти. Выход оставался один: вдоль подножья хребта как можно скорее добраться до склона Найдергорна, сохраняя расстояние между собой и преследователями возможно большим.
Джордж вскочил и бросился вперед, на ходу додумывая план действий. Пробегая первые сто метров, он услышал два выстрела, но пули прошли далеко в стороне. А потом все стихло. Один раз Джордж оглянулся, увидел внизу Барди – тот бежал через долину, не давая Константайну свернуть налево, а Лодель пробирался по камням меж валунов у подножья хребта.
Джордж прибавил ходу, но двигался с опаской, глядя под ноги, зная, что каждый его теперешний шаг зачтется ему позже. Добравшись до хребта, Джорджу некогда будет выбирать дорогу, придется спускаться очертя голову и уповать на то, что удастся где-нибудь укрыться раньше, чем преследователи доберутся до него.
В пяти метрах от края склона Джордж опять оглянулся. Он немного оторвался от своих преследователей. Но в семидесяти метрах у него над головой у самой кромки хребта стояла Доротея и видела каждый его шаг.
Константайн добежал до склона, перед глазами мелькнула расстилавшаяся внизу огромная долина, которая по мере приближения к озеру расширялась. Тут он перемахнул за край, понесся вниз по крутому склону к ближайшим валунам, вонзая ноги глубоко в дерн, чтобы хотя бы немного притормозить. Добежал до кромки небольшого обрыва, остановился секунды на четыре, окинул взглядом склон, выбирая путь, прыгнул и, размахивая руками, чтобы не упасть, помчался вниз да так быстро, что дух захватило.
До подножия оставалось метра четыре, когда над головой у Константайна раздался выстрел. Джордж взглянул вверх: Лодель и Барди стояли на самом краю склона.
Мгновенно Джордж понял, что одна-единственная тактика может спасти его сейчас. Ведь мужчины уже подняли винтовки и наверняка поймали его в перекрестье прицелов. Он решил притвориться, будто они и в самом деле подстрелили его.
Подножье все было усыпано камнями и булыжниками до очередного обрыва. Джордж продолжал спускаться, мысленно готовясь к падению и ожидая новых выстрелов. И они раздались – сразу два. Одна пуля чиркнула о пиджак, другая попала в рукав и пронзила мякоть предплечья. Константайн полетел вниз, позволил себе упасть, расслабил все мышцы. Пролетел метра три, приземлился на камни и покатился. Покатился беспрепятственно, его тело билось о булыжники и подскакивало, словно труп, взметая пыль, гравий и камешки. Наконец показалась кромка нового обрыва, обрамленная крупными валунами, съехавшими когда-то по склону. Лишь тогда Джордж вновь стал действовать руками и ногами, но так, чтобы сверху это было незаметно. Дабы не сорваться с обрыва на полной скорости, Джорджу надо было налететь на один из валунов и таким образом затормозить, а потом скользнуть боком вдоль него – медленно, как труп, – завалиться за кромку обрыва и уповать на то, что преследователи не полезут проверять, жив Константайн или мертв.
Джордж боком ударился о валун и без особых усилий скользнул вдоль него, и вдруг ощутил, как ноги зависли в пустоте. Он покрепче вцепился руками в землю, тормозя и изо всех сил стараясь за что-нибудь зацепиться. На миг ему даже показалось, что его маневр не удастся. Он уже начал падать, когда его левая рука ухватилась за торчавший из стенки обрыва булыжник. Джорджа развернуло, грудь его полностью отошла от скалы, так что весом собственного тела ему чуть не сломало руку. Но Константайн удержался, раскачался, зацепился ногами за стенку склона и повис. Сколько он висел так – неизвестно, однако мало-помалу пришел в себя. В глазах прояснилось, и Джордж заметил, что распластался в полуметре от верхней кромки обрыва: до земли было так далеко, что ноги не доставали даже верхушек сосен, которые росли у подножья. На него посыпались камни, а потом всего в нескольких дюймах пролетел валун, о который недавно затормозил Джордж. Константайн прильнул к скале, спасаясь от комьев земли и камней… Страшный грохот донесся снизу – это валун упал меж сосен. Джордж представил себя на его месте и зажмурился, прижимаясь плотнее к скале. И в этот момент как будто гнев овладел им: спина похолодела, разум наполнила раскаленная добела, жгучая, богопротивная ярость, которая вытеснила все другие чувства.
Дальнейшие события напоминали кадры какой-то безумной киноленты, склеенной как попало. Время от времени эта лента рвалась, и мир наполняли тьма, сквозь которую полз Джордж, и безмолвие, прерываемое лишь его собственным хриплым дыханием. Константайн казался себе муравьем на гладкой бетонной стене. Он делал по очереди все – то взбирался, то просто шел, то зарывался в землю словно крот, то скользил на пятой точке, пытаясь попасть куда-то, сам. не зная куда, и в конце концов отчаялся… или это ему лишь показалось, ведь безумный фильм все не кончался. Наконец Джордж устал от бессмыслицы, закрыл глаза и отказался его смотреть.
Когда он вновь разомкнул веки, над верхушками сосен за холмом уже висел узкий серп луны, где-то журчала вода. В небе сияли редкие звезды. Голова у Джорджа была ясная, однако тело переполняла боль – о себе спешили напомнить десятки синяков и ссадин.
Чья-то рука, тепло которой ощущалось сквозь рубашку, обнимала его за плечи. Пиджак с него сняли, полрукава рубашки оторвали, все правое плечо было мокрым от воды. Джордж скосил глаза и увидел у себя на боку темное пятно – явно запекшуюся кровь. Чужая рука сдвинулась, обняла Джорджа крепче, заставила сесть.
– Пейте, – произнес женский голос.
Губ Джорджа коснулось что-то металлическое, он послушно сделал глоток и почувствовал, как горло обжег коньяк. Константайн закашлялся, подался вперед, но коньяк уже проник внутрь – теплый, живой, словно зверек.
Джордж сел прямо, повернулся и вдруг разглядел на фоне скалы, сосен и звезд лицо Доротеи Гюнтэм.
– Что вы тут делаете? – с трудом выдавил он. Вместо ответа Доротея Гюнтэм подала ему фляжку с коньяком. На сей раз он сам поднес ее к губам и сделал несколько больших глотков, не спуская глаз с Доротеи. На ней было надето все то, в чем она ходила в горы, – толстая юбка, берет, из-под ворота свитера выглядывал воротник белой блузки. Звездный свет блеснул на стеклах ее очков.
– Я вернулась, – бесстрастно ответила она, – потому что остальные решили, будто вы мертвы, но я поняла – они ошибаются. Я знала – наступит день и придет человек, который положит нашим делам конец. И часто размышляла, как поступлю тогда. Теперь этот день настал, и этот человек – вы. – Она говорила вымученно, глуховатым, напряженным голосом.
Джордж поставил фляжку на траву.
– Кто-нибудь где-нибудь всегда ошибается, – произнес он. – Так о чем же вы, черт возьми, толкуете?
Доротея вынула портсигар и зажигалку, раскурила сигарету и подала Джорджу. Он послушно взял ее.
– Вы поправитесь, – сказала Доротея. – Руку я вам перевязала. Пуля не задела кости. По всем здравым расчетам, вы – труп. Но дело зашло за границы здравого смысла – так однажды и должно было случиться с одним-единственным человеком на свете.
– И этот человек – я? – спросил Джордж, подыгрывая Доротее.
– Да. Такое ощущение появилось у меня еще в то субботнее утро, когда вы пришли ко мне домой. Теперь я в нем уверена. А с той минуты что-то во мне начало меняться… Мне бы ненавидеть вас – ведь я любила его. Но все перевернулось…
Джордж чувствовал, тревогу Доротеи снять не удастся. У него создалось впечатление, что к нему она совершенно равнодушна, настроена не дружелюбно, но и не враждебно, что она лишь стремится довести до конца некое неприятное дело и освободиться от каких-то пут.
– Так кого же вы любите? – мягко спросил он. – Барди?
Она кивнула.
– Да, его. А он пользуется людьми. И они это любят. Мне это нравилось тоже. Да, да, поначалу очень нравилось. Там, в Германии, где он жил еще с женой. Я была ему нужна. Он пользовался мной, и это меня словно околдовало. – Доротея говорила медленно, на правильном, но не совсем чистом английском, тревога не покидала ее.
– А теперь вам хочется стать свободной? – спросил Джордж.
– Да. Потому что день настал, человек пришел. Барди утратил неуязвимость. Ведь никто не остается безнаказанным вечно, а Барди удавалось избежать расплаты много лет. – Она усмехнулась. Голос ее эхом отдавался в кронах густых сосен. – Счастья, счастья себе искал он, отнимая его у других, потому что сам создать его был неспособен. Его даже вы осчастливили. Сначала он спланировал охоту на вас. Заставил Джана попасться на удочку. Загнал вас в горы. А когда выстрелил и вы упали, от счастья был на седьмом небе.
– Значит, теперь вы его ненавидите? – спросил Джордж.
– Я не знаю! Не знаю! – Отчаяние Доротеи вырвалось наружу, голос сорвался. – Он отослал Лоделя назад, на виллу, мы на горе остались одни. Он был словно опьяненный от счастья. Не успел Лодель скрыться из виду, как Барди овладел мною. И я позволила ему это. Да, Господи, позволила. Но в последний раз: я вдруг поняла, что и раньше он брал меня не из благодарности, не из любви, не из желания доставить радость, а чтобы продлить удовольствие себе, себе, для себя…
Она смолкла, сняла очки, вытерла глаза мятым носовым платком, который неуклюже достала из кармана юбки. Она казалась жалкой как побитая собачонка, выглядела нелепо, и в Джордже опять проснулась ненависть, проснулась и окрепла, стала жесткой и властной.
Он с трудом поднялся, взглянул на Доротею сверху вниз и хладнокровно спросил:
– Где его найти?
Она посмотрела, смешно мигая, на Джорджа. Потом медленно надела очки и вдруг с улыбкой, твердо произнесла:
– Я в вас не ошиблась. Я поняла, что вы победите Барди, еще тогда, когда вы пришли ко мне. Я убедилась в этом, когда вас спаивали в подвале кафе «Цезарь»… В тот день, – она крепко прижала руки к груди, – у меня засел здесь какой-то ком, и он становился все больше и больше.
– Где найти Барди? – повторил Джордж.
Тогда она встала и подала Константайну его пиджак, поднятый с земли. Было прохладно. Хрипло вскрикнул козодой, гудок шедшего вдали поезда прорезал тишину ночи монотонным протяжным звуком.
– Идите через долину к Мерингену. Там стоит вилла Маргритли. Это первый дом на берегу озера, если смотреть от Интерлакена. Там прячут и вашу подругу. Ее взяли в машине еще до того, как приехал Джан.
– Сколько людей на вилле?
Доротея шагнула прочь от Джорджа, вверх к соснам.
– Четверо, – ответила она. – Лодель, Мария, Барди и его жена. Лаборд вернулся в Париж. Отсылали и меня, а я вот пришла сюда. Но почему я все это вам рассказываю?.. Почему?..
Она уже отошла от него по тропинке вдоль ручья, удаляясь и от Джорджа, и от озера.
Он не остановил ее. Ведь он уже ничего не мог для нее сделать. Слишком давно начала она разрушать свою душу, с той минуты, когда повстречала Барди… Джордж мысленно вновь увидел ее, полуобнаженную, мертвого Эрнста, обмякшего в кресле, Лаборда с бутылкой «Реми Мартен» в руках, Джана со свесившейся набок головой и запекшейся над ухом кровью… Потом он повернулся и пошел через долину к Мерингену, к вилле Маргритли… к Скорпиону…
Глава 13
Он шел не меньше часа по ухабистой тропе мимо Юститаля в Меринген, к широкому, посеребренному лунным светом озеру и к серым колоннам парадного входа виллы. Ее название – «Вилла Маргритли» золотыми буквами было выбито на каменной глыбе. Дорожку к дому окаймляли кусты, за ними разместился целый лабиринт цветочных клумб, сделанных в форме звезд и полумесяцев; пушницы, герань и лобелии в сумерках казались бесцветными. Подходя к дому, Джордж ощутил, как оживает его тело, расслабляются затекшие мышцы, как согревает и питает их гнев и желание добраться до Барди. К тому же Джордж сознавал – теперь ничто и никто его не остановит: всякого, кто станет у него на пути, он безжалостно уберет. Видимо, фатализм Доротеи Гюнтэм отчасти передался и ему.
Свет струился из одного окна – высокого, и другого – поменьше, слева, на первом этаже. Джордж пошел налево, миновал прямоугольник света. Там, где дорожка поворачивала к гаражам, заметил дверь черного хода. Около нее Джордж остановился, рассмотрел в лунном свете стоявший на сером бетоне «Мерседес», а за ним – приземистую «Лянчу».
Вынув «вальтер», Джордж распахнул дверь и вошел в дом. Он оказался рядом с холодильником в коридоре с бежевыми стенами. Из-за приоткрытой двери впереди доносились голоса.
Джордж распахнул и эту дверь. Это была кухня – ухоженная, сверкающая чистотой: медные кастрюли на стенах, белоснежная газовая плита, длинный стол с красным пластиковым верхом, стулья со стальными ножками, запах кофе.
За столом, подперев голову руками, сидела Мария. На лице ее застыли отчаяние и боль. Лодель в белом пиджаке и черных брюках стоял к Джорджу спиной, с чашкой кофе в руке.
Константайн шагнул вперед. Лодель резко обернулся. Джордж даже заметил, как он дернул рукой с чашкой, бессознательно стремясь защитить себя, но его опередил Константайн. Он ударил Лоделя рукоятью пистолета в лоб, и тот рухнул на пол, затылком проехав по стенке газовой плиты. Кофе из его чашки выплеснулся на пол, залил блестящую черно-белую плитку.
Мария при этом даже не шевельнулась, лишь медленно подняла взгляд на Джорджа. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, прежде чем Джордж понял: Марией владеет то же, что засело и в нем самом – безумное ощущение того, что сегодня возможно все, ведь в часы, которые ему, Марии и всем другим предстояло пережить до утра, сошлись воедино мрачный вымысел, зло, смерть.
Так и не заговорив с ней, Джордж выдернул из патентованного контейнера бельевой шнур, связал Лоделю руки за спиной. Тот тяжело дышал, из ссадины на его лбу выступили капельки крови.
– Это вы были там, в горах? – спросила Мария.
– Да, – ответил Джордж.
– А они говорили, что вы погибли. – Мария устало поднялась. – Скажите, Джана действительно убили?
– Да. Я видел его труп.
– Я знала, что Джана нет в живых, но хотела услышать об этом от того, кто видел это. О его гибели меня только что известил Лодель, спокойно попивая кофе. – На миг ее усталое лицо исказила горькая усмешка. – Я предвидела такой исход. Даже пыталась переубедить мальчика, но он был так в себе уверен…
Свет струился из одного окна – высокого, и другого – поменьше, слева, на первом этаже. Джордж пошел налево, миновал прямоугольник света. Там, где дорожка поворачивала к гаражам, заметил дверь черного хода. Около нее Джордж остановился, рассмотрел в лунном свете стоявший на сером бетоне «Мерседес», а за ним – приземистую «Лянчу».
Вынув «вальтер», Джордж распахнул дверь и вошел в дом. Он оказался рядом с холодильником в коридоре с бежевыми стенами. Из-за приоткрытой двери впереди доносились голоса.
Джордж распахнул и эту дверь. Это была кухня – ухоженная, сверкающая чистотой: медные кастрюли на стенах, белоснежная газовая плита, длинный стол с красным пластиковым верхом, стулья со стальными ножками, запах кофе.
За столом, подперев голову руками, сидела Мария. На лице ее застыли отчаяние и боль. Лодель в белом пиджаке и черных брюках стоял к Джорджу спиной, с чашкой кофе в руке.
Константайн шагнул вперед. Лодель резко обернулся. Джордж даже заметил, как он дернул рукой с чашкой, бессознательно стремясь защитить себя, но его опередил Константайн. Он ударил Лоделя рукоятью пистолета в лоб, и тот рухнул на пол, затылком проехав по стенке газовой плиты. Кофе из его чашки выплеснулся на пол, залил блестящую черно-белую плитку.
Мария при этом даже не шевельнулась, лишь медленно подняла взгляд на Джорджа. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, прежде чем Джордж понял: Марией владеет то же, что засело и в нем самом – безумное ощущение того, что сегодня возможно все, ведь в часы, которые ему, Марии и всем другим предстояло пережить до утра, сошлись воедино мрачный вымысел, зло, смерть.
Так и не заговорив с ней, Джордж выдернул из патентованного контейнера бельевой шнур, связал Лоделю руки за спиной. Тот тяжело дышал, из ссадины на его лбу выступили капельки крови.
– Это вы были там, в горах? – спросила Мария.
– Да, – ответил Джордж.
– А они говорили, что вы погибли. – Мария устало поднялась. – Скажите, Джана действительно убили?
– Да. Я видел его труп.
– Я знала, что Джана нет в живых, но хотела услышать об этом от того, кто видел это. О его гибели меня только что известил Лодель, спокойно попивая кофе. – На миг ее усталое лицо исказила горькая усмешка. – Я предвидела такой исход. Даже пыталась переубедить мальчика, но он был так в себе уверен…