– Где мисс Марден? – холодно спросил Джордж, направляя на Марию пистолет. Она покачала головой, сказала:
– Это лишнее. Оставайтесь здесь, я приведу ее к вам. – И вышла через дверь в конце кухни. Когда Джордж последовал за ней, она даже не оглянулась. Он остановился на пороге, взглянул, как она прошла по коридору для слуг к двери возле узкой лестницы. Вынула ключ, открыла дверь и, не входя в комнату, поманила кого-то рукой.
В коридор с опаской вышла озадаченная Николя и вдруг заметила Константайна. Подбежала к нему, бросилась в объятия. Он одной рукой обнимал ее, а другой по-прежнему сжимал пистолет.
– Где он? – Джорджу не терпелось увидеть Скорпиона.
– Поднимитесь по этой лестнице и попадете в главный коридор, – устало сказала Мария. – Увидите обитую красной кожей дверь с золочеными гвоздиками. Он там, за ней. – Мария смолкла, напряженно всматриваясь в лицо Джорджа. Скорбь обезобразила ее лицо, искривила широкие лишенные помады губы, отчаяние затуманило глаза.
– Мне остаться? – спросила она. Джордж покачал головой.
– Мне нужен только он.
Мария молча прошла мимо них в кухню и закрыла за собой дверь.
Держа Николя за руку, Константайн двинулся к узкой лестнице. Девушка заговорила было, но он предупреждающе покачал головой, и эта суровость его поведения заставила ее замолчать, сделала покорной, безоговорочно повинующейся каждому его движению.
Они вместе вошли в широкий коридор.
Окно, выходящее на озеро, было занавешено тяжелыми шторами, коридор освещали две люстры. Джордж и Николя сразу же заметили обитую красной кожей дверь, справа от которой вверх уходила широкая парадная лестница. Они постояли, осматриваясь, готовые двинуться вперед, когда вдруг услышали, как по лестнице кто-то спускается – тихие, словно шепот, шаги. А потом различили новый звук – сухой шорох шелкового платья, соприкасающегося с лакированными деревянными ступенями.
Джордж и Николя взглянули вверх, и желание идти дальше пропало у них – на последнем повороте лестницы показалась женщина. Это была Элзи, но совсем не та, которая приходила к Николя. Теперь она будто проснулась, долгий сон освободил ее от наркотического дурмана, и она перенеслась в мир воспоминаний, которые больше не пугали ее. Светлые волосы Элзи были свободно зачесаны наверх; из-под ворота тяжелого алого халата белой пеной выбивались кружева ночной сорочки; на ногах сверкали серебристые шлепанцы. Элзи спускалась по лестнице удивительной царственной походкой – и в ней теперь без труда узнавалась та высокая, полногрудая, исполненная жизни великолепная женщина, какой она была прежде. Но когда Элзи оказалась рядом, в коридоре, Джордж заметил, что лицо у нее холодное, бесстрастное, почти неподвижное; живыми казались только глаза, они время от времени вспыхивали, словно Элзи мучила какая-то боль.
Она прошла мимо непрошеных гостей, не обратив на них внимания, прямо к красной кожаной двери. Открыв ее, шагнула за порог, и створка захлопнулась со звуком, похожим на тяжкий вздох.
Джордж скользнул по коридору, подождал несколько секунд, потихоньку приоткрыл дверь и вошел внутрь. Николя, не отставая, следовала за ним.
Огромную комнату освещали только висевшие меж окон бра и свечи перед статуей Мадонны на небольшом балкончике в дальнем ее углу.
Джордж с Николя остановились в тени рыцарских доспехов, и колдовство ночи, царящее вокруг, захватило их.
У камина сидел Барди в вечернем костюме, с пачкой бумаг, которую он рассеянно пролистывал. Услышав, как открылась дверь, он обернулся, проследил, как Элзи подходит к нему. За ее спиной ему не было видно Джорджа и Николя.
Серебристые шлепанцы прошелестели по ковру. С роз цвета слоновой кости от движения воздуха на стол упало несколько лепестков, они хрупкими лодочками лежали на лакированном дереве. Гобелен на балконе теперь был поднят, так что открылся доступ к небольшому бункеру в стене. Его дверца была распахнута, и внутри горела лампа, освещавшая полки, заставленные жестяными коробками и стопками папок.
– Элзи, любовь моя, – произнес Барди, – тебе нельзя быть здесь.
Он бросил бумаги на кресло.
Элзи прошла мимо него к подножью лестницы на балкон, повернулась, осмотрела комнату, а потом взглянула на мужа.
– Зачем ты опять привез меня сюда? – спросила она надменно, укоризненно, но как-то механически отрешенно, словно пребывала в непреодолимом забытьи.
– Голубушка… – начал было Барди.
– Не называй меня так. – Она не повысила голос, он прозвучал бесстрастно, в нем чувствовался только холод, сковавший все ее существо.
Тогда Барди нахмурился и резко приказал:
– Хватит глупостей. Возвращайся к себе. – Он шагнул к Элзи, но она предостерегающе подняла руку, и просторный рукав халата, съехав, открыл руку до самого плеча. И эта обнаженная, вытянутая ладонью вперед рука остановила Скорпиона.
– Зачем ты вернул меня сюда? – вновь спросила Элзи. – Я думала, все это сон, наваждение. Увы, это явь, и ничего не изменилось. Ты вновь роешься в этих бумагах. В этой, – она указала на открытую дверь бункера, – мерзости и скверне. Да, здесь все по-прежнему. Я думала, мне это лишь приснилось, но здесь все по-старому, – ее голос сорвался, она всхлипнула без слез, а потом снова в упор посмотрела на мужа.
– Элзи, – сказал он, – ты нездорова. Сама не знаешь, что говоришь. Давай я отведу тебя в твою комнату.
Она решительно замотала головой.
– Ты всю жизнь прожил в грязи. И меня ею запятнал. Так разве можно забыть или простить это? А как смыть эту грязь? Есть лишь один способ.
– Голубушка, не надо больше! – с досадой воскликнул Барди. Он быстро пошел ей навстречу.
Но в этот момент из темноты выступил Джордж, держа Барди на прицеле, коротко приказал:
– Не подходить к ней!
Барди резко обернулся. От неожиданности у него даже отвисла челюсть. Потом – видимо, потому, что и он не мог не поддаться колдовству этой ночи (однако он еще пытался изо всех сил противиться ему, надеясь воспользоваться ее чарами для собственной выгоды, как всегда привык пользоваться людьми, вещами, событиями), – поднес руку ко лбу, его лицо внезапно исказила страсть, и он повернулся обратно к Элзи, не обращая больше внимания на Джорджа.
Константайн громко, повелительно крикнул:
– Еще шаг, и я выстрелю!
Барди замер. А Элзи, не обращая на происходящее никакого внимания, а возможно, и не замечая того, что, кроме мужа, в комнате есть еще кто-то, произнесла срывающимся от боли голосом:
– Эту грязь надо смыть… Да, Господи, смыть… С ней надо покончить.
Она поднялась на балкон. Казалось, не шла, а плыла – величественная, словно жрица у алтаря. Взяв одну из свечей, которые горели в нише перед статуей Мадонны, вошла в бункер, склонившись так, чтобы не задеть головой косяк. Поставила свечу на полку, подхватила охапку бумаг и бросила ее на пол. Они закружились словно птицы, выпущенные из клетки, а Элзи все сыпала и сыпала на пол бункера содержимое жестянок. Бумаги уже толстым слоем покрыли балкон, Элзи прошлась по ним, приподняв полы халата, словно боясь замарать его, нагнулась, взяла один из листков, поднесла его к свече, дождалась, когда он вспыхнет и пламя разгорится, а потом бросила на пол, на другие бумаги.
Стоявший позади Барди Джордж заметил, как у Скорпиона даже плечи зашевелились при этом.
– Сделай лишь шаг, Барди, один только шаг – и получишь пулю, – предупредил его на всякий случай Джордж.
И Скорпион не двинулся с места. Константайн с Николя, по-прежнему стоящей у него за спиной, вновь посмотрели на балкон и глубоко в душе признали, что этот час по праву принадлежал женщине, называемой когда-то Элзи Пиннок – прекрасной, недосягаемой, с золотыми, как у сказочной королевы, волосами, одержимой и все сжигающей на своем пути. Пройдясь по балкону, она поднесла свечу к занавесям, хладнокровно подождала, когда они тоже займутся и запылают. А позади нее, в бункере, свет становился все ярче, по комнате распространился шум пламени, стон, переходящий в алчный рев, и воздух наполнило теплое благоухание горящей сосны – это загорелись, потрескивая, панели у занавесей.
Сделав все, что она считала нужным, Элзи вернулась к нише, поставила свечу на место, поклонилась Мадонне и перекрестилась. Теперь она взглянула на Барди. Лицо ее уже не было отрешенным, Элзи едва заметно кивнула, словно только что выполнила обещание, которое давным-давно дала самой себе и о котором только на время забыла. Она стояла на верхней ступеньке, словно высокий алый столп на фоне метавшихся оранжевых языков пламени.
– Сволочь! – внезапно завопил Барди нечеловеческим голосом. Казалось, это кричала сама ночь. Барди плюнул в жену и кинулся к широкой двери, выходившей на озеро и в сад. Он выскочил наружу, разбив стекло.
Джордж бросился следом, предоставив Николя выводить Элзи из комнаты, обреченной на гибель, из дома, осужденного превратиться в черный пепел.
Константайн настиг Барди на автомобильной площадке сбоку от здания.
Белый «Мерседес» отъезжал, за рулем его сидела Мария. Увидев это, Барди закричал и побежал к машине, но Мария, не обращая на него внимания, нажала на газ, и ночь вдруг наполнилась мощным гулом, что вырвался из выхлопных труб, свет фар осветил сосны и путницы, отчего они будто бы сразу покрылись серебристым инеем.
Барди остановился, снова громко позвал Марию, а потом бросился к «Лянче». Он уже взялся за дверную ручку, когда Джордж настиг его, схватил за плечо и развернул лицом к себе. Барди отшатнулся от Константайна так резко, что едва устоял на ногах. Уперся спиной в стену гаража рядом с решеткой, по которой пышно вился дикий виноград. Несколько секунд Барди и Джордж молча глядели друг на друга, лицо вымогателя мутным пятном выделялось на фоне затененной стены. Потом где-то позади них пламя, бушевавшее на вилле, вырвалось в ночь, площадка превратилась в море золотистого переливающегося света.
Барди в остервенелой ярости бросился на Константайна. Джордж, чье хладнокровие уже переросло в жестокую беспощадность, остался на месте.
Барди рванулся вперед, выпростал руки, пытаясь схватить Константайна. Спокойно, словно на боксерском ринге, когда тактика продумана до мелочей, Джордж шагнул в сторону и ударил вымогателя снизу в челюсть.
Барди спиной грохнулся наземь, но тотчас начал подниматься. Джордж брезгливо смотрел на него, а внутренний голос требовал: «За профессора, за Надю Темпл…»
Барди снова кинулся на него, и теперь правый кулак Джорджа свалил его, а внутренний голос воскликнул: «За всех них… и за тех, кого я не знаю».
Снова и снова вставал Барди, снова и снова ударял его Джордж – как машина, ломающая огромный дом, разрушающая давно сгнившие перекрытия.
Наконец Скорпион не смог подняться с бетона. Он повернулся, поднял затуманенные, неподвижные глаза и окровавленными, запекшимися губами произнес слово, ставшее его собственной эпитафией.
– Сволочь! – прохрипел он.
Джордж постоял, пошатываясь и ощущая, как ноет его истерзанное тело, услышал, как горящий за спиной дом наполняет ночь тысячами безумных голосов, и почти бессознательно заметил, как рука Барди лезет в карман пиджака. Поверженный Скорпион сунул что-то в рот, вскинул голову, глотая это что-то, приподнятое на локте туловище его почти тотчас обмякло, по рукам и ногам пробежала судорога, голова упала на бетон, а широко раскрытые глаза, уже ничего не видящие, неподвижно уставились туда, где алели отблески пожара.
Джордж отвернулся от Скорпиона и пошел к парадному виллы. По ступеням спускались Элзи и обнимавшая ее за плечи Николя.
– Что с ним? – спросила Николя.
– Он мертв, – ответил Джордж. – Отравился. Он знал, что рано или поздно наступит ночь, подобная сегодняшней, и готовился к ней. Пойду за Лоделем…
И Джордж двинулся мимо женщин к черному ходу.
Эпилог
В такие минуты он помнил происшедшее наиболее ясно, оно возвращалось к нему в разрозненных, но ярких образах… Элзи, благополучно устроившаяся в Англии вместе с сыном, вдруг превращалась в высокую древнегреческую жрицу, выполнявшую давний обет… Распластавшийся на бетоне Скорпион, его лицо розовело в отблесках пожара… И яростный треск и гул пожиравшего виллу пламени.
Джордж выскользнул из постели, подошел к окну, оглядел море, что пенилось под ветром внизу у скал, пальмы, чьи похожие на корзины верхушки сильно раскачивались, длинные песчаные змейки, гонимые ветром по пляжу, трепещущие красно-желтые навесы, надутые, словно паруса. Огромный вал с ревом ударился о скалу, вздыбился вверх, поднял здоровенную шапку пены, закрывшую, казалось, весь мир.
Позади Джорджа раздался голос Николя:
– Что ты там делаешь?
– Гляжу на шторм. Если он вскоре не прекратится, нашему отелю придется стать на якоря.
– Который час? – Голос у нее был сонный.
– Пять утра.
– О, Боже…
Он, не поворачиваясь, улыбнулся. Услышал, как она заворочалась в постели. Потом спросила:
– Ты всегда встаешь в пять и начинаешь слоняться по комнате?
– Ты к этому быстро привыкнешь. Она сонно сказала:
– Ложись обратно. Да взгляни на свои плечи. Они сгорели ко всем чертям. Смажь их чем-нибудь.
– Я? Разве это не твое дело? Ты забываешь о своих обязанностях.
Николя улыбнулась ему и, выпростав из-под одеяла руку и плечо, маняще похлопала по смятой постели рядом с собой и спросила:
– Неужели?
Джордж лег рядом, прижал ее к себе, и под шум ветра за окном сказал, желая поддразнить ее:
– Самое время встать и прогуляться под дождем… Она в отчаянии закатила глаза.
– Почему никто не предупредил меня… Он прервал ее поцелуем.
– Это лишнее. Оставайтесь здесь, я приведу ее к вам. – И вышла через дверь в конце кухни. Когда Джордж последовал за ней, она даже не оглянулась. Он остановился на пороге, взглянул, как она прошла по коридору для слуг к двери возле узкой лестницы. Вынула ключ, открыла дверь и, не входя в комнату, поманила кого-то рукой.
В коридор с опаской вышла озадаченная Николя и вдруг заметила Константайна. Подбежала к нему, бросилась в объятия. Он одной рукой обнимал ее, а другой по-прежнему сжимал пистолет.
– Где он? – Джорджу не терпелось увидеть Скорпиона.
– Поднимитесь по этой лестнице и попадете в главный коридор, – устало сказала Мария. – Увидите обитую красной кожей дверь с золочеными гвоздиками. Он там, за ней. – Мария смолкла, напряженно всматриваясь в лицо Джорджа. Скорбь обезобразила ее лицо, искривила широкие лишенные помады губы, отчаяние затуманило глаза.
– Мне остаться? – спросила она. Джордж покачал головой.
– Мне нужен только он.
Мария молча прошла мимо них в кухню и закрыла за собой дверь.
Держа Николя за руку, Константайн двинулся к узкой лестнице. Девушка заговорила было, но он предупреждающе покачал головой, и эта суровость его поведения заставила ее замолчать, сделала покорной, безоговорочно повинующейся каждому его движению.
Они вместе вошли в широкий коридор.
Окно, выходящее на озеро, было занавешено тяжелыми шторами, коридор освещали две люстры. Джордж и Николя сразу же заметили обитую красной кожей дверь, справа от которой вверх уходила широкая парадная лестница. Они постояли, осматриваясь, готовые двинуться вперед, когда вдруг услышали, как по лестнице кто-то спускается – тихие, словно шепот, шаги. А потом различили новый звук – сухой шорох шелкового платья, соприкасающегося с лакированными деревянными ступенями.
Джордж и Николя взглянули вверх, и желание идти дальше пропало у них – на последнем повороте лестницы показалась женщина. Это была Элзи, но совсем не та, которая приходила к Николя. Теперь она будто проснулась, долгий сон освободил ее от наркотического дурмана, и она перенеслась в мир воспоминаний, которые больше не пугали ее. Светлые волосы Элзи были свободно зачесаны наверх; из-под ворота тяжелого алого халата белой пеной выбивались кружева ночной сорочки; на ногах сверкали серебристые шлепанцы. Элзи спускалась по лестнице удивительной царственной походкой – и в ней теперь без труда узнавалась та высокая, полногрудая, исполненная жизни великолепная женщина, какой она была прежде. Но когда Элзи оказалась рядом, в коридоре, Джордж заметил, что лицо у нее холодное, бесстрастное, почти неподвижное; живыми казались только глаза, они время от времени вспыхивали, словно Элзи мучила какая-то боль.
Она прошла мимо непрошеных гостей, не обратив на них внимания, прямо к красной кожаной двери. Открыв ее, шагнула за порог, и створка захлопнулась со звуком, похожим на тяжкий вздох.
Джордж скользнул по коридору, подождал несколько секунд, потихоньку приоткрыл дверь и вошел внутрь. Николя, не отставая, следовала за ним.
Огромную комнату освещали только висевшие меж окон бра и свечи перед статуей Мадонны на небольшом балкончике в дальнем ее углу.
Джордж с Николя остановились в тени рыцарских доспехов, и колдовство ночи, царящее вокруг, захватило их.
У камина сидел Барди в вечернем костюме, с пачкой бумаг, которую он рассеянно пролистывал. Услышав, как открылась дверь, он обернулся, проследил, как Элзи подходит к нему. За ее спиной ему не было видно Джорджа и Николя.
Серебристые шлепанцы прошелестели по ковру. С роз цвета слоновой кости от движения воздуха на стол упало несколько лепестков, они хрупкими лодочками лежали на лакированном дереве. Гобелен на балконе теперь был поднят, так что открылся доступ к небольшому бункеру в стене. Его дверца была распахнута, и внутри горела лампа, освещавшая полки, заставленные жестяными коробками и стопками папок.
– Элзи, любовь моя, – произнес Барди, – тебе нельзя быть здесь.
Он бросил бумаги на кресло.
Элзи прошла мимо него к подножью лестницы на балкон, повернулась, осмотрела комнату, а потом взглянула на мужа.
– Зачем ты опять привез меня сюда? – спросила она надменно, укоризненно, но как-то механически отрешенно, словно пребывала в непреодолимом забытьи.
– Голубушка… – начал было Барди.
– Не называй меня так. – Она не повысила голос, он прозвучал бесстрастно, в нем чувствовался только холод, сковавший все ее существо.
Тогда Барди нахмурился и резко приказал:
– Хватит глупостей. Возвращайся к себе. – Он шагнул к Элзи, но она предостерегающе подняла руку, и просторный рукав халата, съехав, открыл руку до самого плеча. И эта обнаженная, вытянутая ладонью вперед рука остановила Скорпиона.
– Зачем ты вернул меня сюда? – вновь спросила Элзи. – Я думала, все это сон, наваждение. Увы, это явь, и ничего не изменилось. Ты вновь роешься в этих бумагах. В этой, – она указала на открытую дверь бункера, – мерзости и скверне. Да, здесь все по-прежнему. Я думала, мне это лишь приснилось, но здесь все по-старому, – ее голос сорвался, она всхлипнула без слез, а потом снова в упор посмотрела на мужа.
– Элзи, – сказал он, – ты нездорова. Сама не знаешь, что говоришь. Давай я отведу тебя в твою комнату.
Она решительно замотала головой.
– Ты всю жизнь прожил в грязи. И меня ею запятнал. Так разве можно забыть или простить это? А как смыть эту грязь? Есть лишь один способ.
– Голубушка, не надо больше! – с досадой воскликнул Барди. Он быстро пошел ей навстречу.
Но в этот момент из темноты выступил Джордж, держа Барди на прицеле, коротко приказал:
– Не подходить к ней!
Барди резко обернулся. От неожиданности у него даже отвисла челюсть. Потом – видимо, потому, что и он не мог не поддаться колдовству этой ночи (однако он еще пытался изо всех сил противиться ему, надеясь воспользоваться ее чарами для собственной выгоды, как всегда привык пользоваться людьми, вещами, событиями), – поднес руку ко лбу, его лицо внезапно исказила страсть, и он повернулся обратно к Элзи, не обращая больше внимания на Джорджа.
Константайн громко, повелительно крикнул:
– Еще шаг, и я выстрелю!
Барди замер. А Элзи, не обращая на происходящее никакого внимания, а возможно, и не замечая того, что, кроме мужа, в комнате есть еще кто-то, произнесла срывающимся от боли голосом:
– Эту грязь надо смыть… Да, Господи, смыть… С ней надо покончить.
Она поднялась на балкон. Казалось, не шла, а плыла – величественная, словно жрица у алтаря. Взяв одну из свечей, которые горели в нише перед статуей Мадонны, вошла в бункер, склонившись так, чтобы не задеть головой косяк. Поставила свечу на полку, подхватила охапку бумаг и бросила ее на пол. Они закружились словно птицы, выпущенные из клетки, а Элзи все сыпала и сыпала на пол бункера содержимое жестянок. Бумаги уже толстым слоем покрыли балкон, Элзи прошлась по ним, приподняв полы халата, словно боясь замарать его, нагнулась, взяла один из листков, поднесла его к свече, дождалась, когда он вспыхнет и пламя разгорится, а потом бросила на пол, на другие бумаги.
Стоявший позади Барди Джордж заметил, как у Скорпиона даже плечи зашевелились при этом.
– Сделай лишь шаг, Барди, один только шаг – и получишь пулю, – предупредил его на всякий случай Джордж.
И Скорпион не двинулся с места. Константайн с Николя, по-прежнему стоящей у него за спиной, вновь посмотрели на балкон и глубоко в душе признали, что этот час по праву принадлежал женщине, называемой когда-то Элзи Пиннок – прекрасной, недосягаемой, с золотыми, как у сказочной королевы, волосами, одержимой и все сжигающей на своем пути. Пройдясь по балкону, она поднесла свечу к занавесям, хладнокровно подождала, когда они тоже займутся и запылают. А позади нее, в бункере, свет становился все ярче, по комнате распространился шум пламени, стон, переходящий в алчный рев, и воздух наполнило теплое благоухание горящей сосны – это загорелись, потрескивая, панели у занавесей.
Сделав все, что она считала нужным, Элзи вернулась к нише, поставила свечу на место, поклонилась Мадонне и перекрестилась. Теперь она взглянула на Барди. Лицо ее уже не было отрешенным, Элзи едва заметно кивнула, словно только что выполнила обещание, которое давным-давно дала самой себе и о котором только на время забыла. Она стояла на верхней ступеньке, словно высокий алый столп на фоне метавшихся оранжевых языков пламени.
– Сволочь! – внезапно завопил Барди нечеловеческим голосом. Казалось, это кричала сама ночь. Барди плюнул в жену и кинулся к широкой двери, выходившей на озеро и в сад. Он выскочил наружу, разбив стекло.
Джордж бросился следом, предоставив Николя выводить Элзи из комнаты, обреченной на гибель, из дома, осужденного превратиться в черный пепел.
Константайн настиг Барди на автомобильной площадке сбоку от здания.
Белый «Мерседес» отъезжал, за рулем его сидела Мария. Увидев это, Барди закричал и побежал к машине, но Мария, не обращая на него внимания, нажала на газ, и ночь вдруг наполнилась мощным гулом, что вырвался из выхлопных труб, свет фар осветил сосны и путницы, отчего они будто бы сразу покрылись серебристым инеем.
Барди остановился, снова громко позвал Марию, а потом бросился к «Лянче». Он уже взялся за дверную ручку, когда Джордж настиг его, схватил за плечо и развернул лицом к себе. Барди отшатнулся от Константайна так резко, что едва устоял на ногах. Уперся спиной в стену гаража рядом с решеткой, по которой пышно вился дикий виноград. Несколько секунд Барди и Джордж молча глядели друг на друга, лицо вымогателя мутным пятном выделялось на фоне затененной стены. Потом где-то позади них пламя, бушевавшее на вилле, вырвалось в ночь, площадка превратилась в море золотистого переливающегося света.
Барди в остервенелой ярости бросился на Константайна. Джордж, чье хладнокровие уже переросло в жестокую беспощадность, остался на месте.
Барди рванулся вперед, выпростал руки, пытаясь схватить Константайна. Спокойно, словно на боксерском ринге, когда тактика продумана до мелочей, Джордж шагнул в сторону и ударил вымогателя снизу в челюсть.
Барди спиной грохнулся наземь, но тотчас начал подниматься. Джордж брезгливо смотрел на него, а внутренний голос требовал: «За профессора, за Надю Темпл…»
Барди снова кинулся на него, и теперь правый кулак Джорджа свалил его, а внутренний голос воскликнул: «За всех них… и за тех, кого я не знаю».
Снова и снова вставал Барди, снова и снова ударял его Джордж – как машина, ломающая огромный дом, разрушающая давно сгнившие перекрытия.
Наконец Скорпион не смог подняться с бетона. Он повернулся, поднял затуманенные, неподвижные глаза и окровавленными, запекшимися губами произнес слово, ставшее его собственной эпитафией.
– Сволочь! – прохрипел он.
Джордж постоял, пошатываясь и ощущая, как ноет его истерзанное тело, услышал, как горящий за спиной дом наполняет ночь тысячами безумных голосов, и почти бессознательно заметил, как рука Барди лезет в карман пиджака. Поверженный Скорпион сунул что-то в рот, вскинул голову, глотая это что-то, приподнятое на локте туловище его почти тотчас обмякло, по рукам и ногам пробежала судорога, голова упала на бетон, а широко раскрытые глаза, уже ничего не видящие, неподвижно уставились туда, где алели отблески пожара.
Джордж отвернулся от Скорпиона и пошел к парадному виллы. По ступеням спускались Элзи и обнимавшая ее за плечи Николя.
– Что с ним? – спросила Николя.
– Он мертв, – ответил Джордж. – Отравился. Он знал, что рано или поздно наступит ночь, подобная сегодняшней, и готовился к ней. Пойду за Лоделем…
И Джордж двинулся мимо женщин к черному ходу.
Эпилог
Сентябрь 1964 г.
Его разбудил дождь – надоедливый, нудный, осенний – и сильный порыв ветра с моря, сотрясавший оконные рамы. Он с трудом пробудился и еще в объятиях то ли грез, то ли воспоминаний смотрел, скосив глаза, на потоки воды, струившиеся по стеклам.В такие минуты он помнил происшедшее наиболее ясно, оно возвращалось к нему в разрозненных, но ярких образах… Элзи, благополучно устроившаяся в Англии вместе с сыном, вдруг превращалась в высокую древнегреческую жрицу, выполнявшую давний обет… Распластавшийся на бетоне Скорпион, его лицо розовело в отблесках пожара… И яростный треск и гул пожиравшего виллу пламени.
Джордж выскользнул из постели, подошел к окну, оглядел море, что пенилось под ветром внизу у скал, пальмы, чьи похожие на корзины верхушки сильно раскачивались, длинные песчаные змейки, гонимые ветром по пляжу, трепещущие красно-желтые навесы, надутые, словно паруса. Огромный вал с ревом ударился о скалу, вздыбился вверх, поднял здоровенную шапку пены, закрывшую, казалось, весь мир.
Позади Джорджа раздался голос Николя:
– Что ты там делаешь?
– Гляжу на шторм. Если он вскоре не прекратится, нашему отелю придется стать на якоря.
– Который час? – Голос у нее был сонный.
– Пять утра.
– О, Боже…
Он, не поворачиваясь, улыбнулся. Услышал, как она заворочалась в постели. Потом спросила:
– Ты всегда встаешь в пять и начинаешь слоняться по комнате?
– Ты к этому быстро привыкнешь. Она сонно сказала:
– Ложись обратно. Да взгляни на свои плечи. Они сгорели ко всем чертям. Смажь их чем-нибудь.
– Я? Разве это не твое дело? Ты забываешь о своих обязанностях.
Николя улыбнулась ему и, выпростав из-под одеяла руку и плечо, маняще похлопала по смятой постели рядом с собой и спросила:
– Неужели?
Джордж лег рядом, прижал ее к себе, и под шум ветра за окном сказал, желая поддразнить ее:
– Самое время встать и прогуляться под дождем… Она в отчаянии закатила глаза.
– Почему никто не предупредил меня… Он прервал ее поцелуем.