– Англичанки среди них не было?
   – По-моему, нет. Теперь я жалею об одном – надо было настоять, чтобы Аболер сжег письма при мне. Но я ему полностью доверял. И до сих пор уверен, что он выполнил мою просьбу. – Отойдя к буфету, Берни поставил пустую рюмку на мраморную полку.
   – Деньги Скорпиону вы перечисляли на счет «Скорпион Холдинга» в Сити? – осведомился Джордж.
   – Да.
   – И что вы думаете по этому поводу?
   Берни повернулся к Константайну и с улыбкой ответил:
   – Окольным путем я, конечно, наводил об этой фирме справки, но ничего узнать не смог. Впрочем, пойди я даже в высшие круги банковской службы безопасности, что означало бы раскрыть все карты, я не добился бы успеха. Оружие Скорпиона – не только шантаж, но и скрытность. Так помог ли вам мой рассказ?
   – Пока нет, но в дальнейшем он может мне пригодиться.
   – Значит, вы намерены продолжать поиски Скорпиона?
   – Да.
   – Прекрасно. Я сделаю для вас все, что в моих силах. – На мгновение голос пэра дрогнул, ослабел, словно тяжкие воспоминания выбили министра из колеи.
   – Вы получали письма от Скорпиона многие годы, – продолжил Джордж. – Составилось ли у вас о нем какое-нибудь впечатление?
   Берни распрямил плечи, словно сумел скинуть с них усталость, сверкнул глазами и снова стал министром, повелителем избирателей.
   – Я бы назвал его человеком светским, умным, образованным; безжалостным, но лишь в пределах, которые он сам себе установил. Мне всегда казалось, что подобных мне у него много, то есть больше известных нам четверых. Вымогательством он явно занимается профессионально, а потому знает о человеческих слабостях и тщеславии все. Впрочем, будь ему выгодней не шантажировать меня, а уничтожить, он сделал бы это не колеблясь.
 
   Вернувшись домой, Джордж позвонил профессору Дину. Их беседа была краткой, и Джордж решил, что она обязательно когда-нибудь зачтется против Скорпиона, если удастся добраться до него. Едва только Джордж огорошил профессора своим сообщением, тот заговорил таким упавшим голосом, что Константайн от жалости невольно стиснул трубку в руках. Жена профессора должна была вернуться под вечер. Джордж договорился встретиться с ним в ресторане «Траут» в Годстоу, а Люси посоветовал сказать, что профессора вызывают в Оксфорд.
   Потом Джордж позвонил Никол я и предупредил, что едет к ней. Николя не была от этого в восторге, это было понятно из того, как она ответила, что как раз моет волосы, но Джордж заявил, что ему девушки с мокрыми волосами нравятся даже больше.

Глава 3

   За виллой, вровень со спальнями второго этажа, в склоне холма была вырублена и выложена красной плиткой длинная терраса. По ее краю шла небольшая балюстрада, а за ней виднелось подножье заросшего кустарником и соснами холма и кусочек лазурного моря. Начало террасы затенял полосатый тент, натянутый от карниза над окнами спальни к двум шестам, вставленным в бронзовые гнезда в плитках. Под этим навесом на одном из трех пестрых матрасов и лежала Мария. Она была в желтом бикини; подставив солнцу спину и плечи, она читала книгу, а подняв взгляд от нее, через открытые стеклянные двери могла видеть все, что происходит в спальне, у самого порога которой стоял маленький столик с красным телефоном. Мария читала, согнув длинные ноги, время от времени поглаживая пальцами одной из них подошву другой. Позади нее, в соснах на холме, пиликали цикады, изредка с резкими щелчками раскрывались стручки ракитника. Где-то за террасой журчала льющаяся из невидимого шланга вода, то и дело раздавался радостный, мелодичный свист. Это Джан мыл хозяйскую машину. Потом журчание и свист стихли. А через несколько минут Мария услышала, как открылась внутренняя дверь ее спальни. Она подняла голову, из сумрака комнаты на свет вышел Джан, остановился у стеклянных дверей. Шорты он, когда мыл машину, промочил, с медных волос его стекала вода – закончив работу, он, видимо, сунул под струю голову. Влага блестела у него на шее и на плечах. Он глядел на Марию и улыбался – молодой, узкобедрый, широкоплечий, с приятным лицом.
   Не выпуская полотенца из рук, он подошел к Марии, присел подле нее, стал вытирать затылок и шею. Брызги полетели на страницы книги.
   – Куда они уехали? – спросил он.
   – Думаю, в Канны.
   Они говорили по-французски.
   – Вернутся поздно?
   – Может быть.
   Он бросил полотенце, потянулся к сигаретам и зажигалке Марии. Закурил и после первой затяжки откинул голову назад. Мышцы его шеи при этом напряглись. Это знакомое Марии движение как всегда наполнило ее необъяснимым чувственным удовольствием.
   – Как бы мне хотелось, – сказал он, – когда-нибудь уехать отсюда. Навсегда.
   – И куда же? – Мария улыбнулась.
   – Куда угодно. Все равно.
   Указательным пальцем Джан провел вдоль неглубокой ложбинки на спине у Марии до самых трусиков.
   – Не надо, Джан, – сказала она.
   – Почему?
   – Ты же знаешь. Лодель убьет тебя.
   – Лодель, – хмыкнул он презрительно, убрал руку и вытянулся рядом с Марией. Опершись на локоть и пристально глядя ей прямо в глаза, он спросил:
   – Ты любишь Лоделя?
   – Нет.
   – А Барди?
   – Нет.
   – А вообще ты любила кого-нибудь?
   – Я уже забыла.
   Он потихоньку выпустил в лицо Марии струйку дыма, и они рассмеялись.
   – Знаешь, почему я иногда напиваюсь? – спросил он.
   – Нет.
   – Потому что люблю тебя. А когда выпьешь, становится легче. – Он положил руку ей на плечо и нежно покатал ее кожу пальцами. – Давай уедем вместе. У меня есть немного денег. – Джан легонько прикоснулся губами к ее шее.
   – Нет, Джан. – Она медленно откатилась в сторону и села.
   Он спокойно спросил:
   – Ты боишься?
   – Да. За тебя.
   Зазвонил телефон в спальне. Мария встала, высокая, загорелая, сняла трубку.
   Джан услышал, как она сказала: «Да, это Мария», увидел, как потянулась за карандашом и блокнотом, как боком примостилась на столике, головой прижав трубку к плечу, чтобы высвободить руки. Он смотрел, как она пишет, наблюдал за движениями ее рук, за сосредоточенным выражением на ее лице, и ему страшно хотелось стать независимым.
   Он тоже прошел в дом, Мария уже кончила разговор, положила трубку, бросила блокнот и карандаш на столик, рядом с телефоном, а когда повернулась к стеклянным дверям, он обнял ее и поцеловал в губы. Сначала она сопротивлялась, пыталась увернуться и что-то сказать, но он целовал ее снова и снова, руками лаская ее спину, и Мария сдалась. Он подхватил ее и, не прерывая поцелуя, понес в постель, положил на подушки, отступил на шаг. Мария взглянула на Джана широко раскрытыми глазами, подняла руку, взяла юношу за локоть и притянула к себе.
   За окнами звенели цикады, легкий бриз колыхал зубчатые края тента, в спальне гулял ветерок, нежно перелистывал страницы блокнота. На верхней почерком Марии было написано несколько строк по-французски.
   «Вчера Бьянери-12 нанес ежемесячный визит Фет-тони. Дом оказался заперт. Соседи сообщили, что Фет-тони погиб – попал под автобус пять дней назад. Дом обыскали. Письма Скорпиона не обнаружены. Связь между Феттони и Бьянери необходимо скрыть».
 
   Поднявшись в квартиру Темплов, Джордж застал там не только Николя, но и ее мать.
   Надя Темпл – высокая, элегантная, темноволосая – конечно же показалась ему обворожительной. К тому же вскоре Джордж убедился, что за ее несколько суетливыми манерами скрывается человек, в себе полностью уверенный, хорошо разбирающийся в людях и умеющий подать себя с наилучшей стороны. Перед Джорджем она решила разыграть роль беспомощной женщины. Когда Николя сообщила ему, что уже предупредила мать о том, что Скорпион, вполне возможно, не погиб, Надя Темпл воскликнула: «Это ужасно, не так ли, мистер Константайн? Это чудовище все еще живо… по-прежнему черной тучей висит над моей судьбой… Еще вчера я была без ума от счастья, воображая себя свободной. Но как мне жить теперь? Как?..»
   – Успокойся, мамочка, – перебила ее Николя. – Скорпион терзал тебя многие годы, потерпи же еще немного. Ведь мистер Константайн собирается разыскать его. Верно, Джордж?
   – Но как совладать с этим кровопийцем? Он же такой… такой изворотливый! – Надя Темпл всплеснула руками и осторожно, словно бабочка на цветок, опустилась в кресло.
   – Такая она не всегда. Нервы у нее вообще-то железные. Она просто хочет вызвать у вас сочувствие, – откровенно объяснила Джорджу Николя и с вызывающей прямотой обратилась к Наде Темпл: – Мама, перестань ломать комедию.
   – Я надеюсь предложить вам больше, чем сочувствие, – поспешил заверить их Джордж и поведал о беседах с Сайнатом и Берни, а потом попросил: – Мисс Темпл, не расскажете ли вы, как Скорпион вошел в вашу жизнь? Это поможет делу.
   – Что, снова вспоминать все ужасные подробности?! Право, я не знаю…
   – Обязательно расскажи Джорджу обо всем, – вмешалась Николя. – К тому же у тебя прекрасно получится.
   Надя Темпл взглянула на Константайна, как бы ища у него сочувствия в противовес прямоте дочери, и Джордж, ободряюще улыбнувшись, произнес:
   – Прошу, начинайте. А неприятные лично вам частности можете опустить.
   – В этой истории мне все неприятно, мистер Константайн.
   – Тогда не скрывай ничего, мамочка, – отрезала Николя. – Рассказывай, а я пока пойду высушу волосы.
   Оставшись наедине с Джорджем, Надя перестала играть роль беспомощной и слабой женщины и рассказала обо всем без обиняков.
   В 1932 году, когда ей было семнадцать, она ушла из Королевской академии драматического искусства и получила небольшую комедийную роль в театре «Хей-маркет». Через два года, успешно сыграв множество эпизодических ролей, она вышла замуж за некоего Дезмонда Кифа. Но вскоре оказалось, что в жизни у него было всего три интереса: выпивка, азартные игры и женщины, причем жил он, как быстро убедилась Надя, в основном за счет двух последних. В тридцать пятом она от него ушла и поселилась вместе с одной девушкой в Хемпстеде, в дешевой квартирке. Два года спустя Киф как-то под вечер заявился к ней. Надя была одна. В то время она получила хорошую роль в престижном театре в Вест-Энде. Когда пришел Киф, Надя собиралась уходить. Он был пьян, требовал денег, а получив отказ, разбушевался и начал бить Надю по щекам. Обезумев от страха за свое лицо, она запустила в него тяжелым ручным зеркалом. Оно попало Кифу в лоб, Дезмонд упал навзничь, ударившись затылком о выложенный изразцами камин. Подбежав к мужу, Надя поняла, что он мертв. И в это самое мгновение в квартиру вошла соседка Нади со своим молодым человеком.
   – Поймите, мистер Константайн, в ту минуту я была лишь насмерть перепуганной двадцатидвухлетней девчонкой. Слава Богу, хоть Элзи не растерялась.
   – Элзи?
   – Моя соседка. Она меня очень любила и знала, каким мерзавцем оказался Киф. Она и ее молодой человек обо всем и позаботились – а я этому только обрадовалась.
   Они успокоили Надю и отослали в театр, заверив, что все будет в порядке. А на другое утро труп Кифа был обнаружен у подножья лестницы, ведшей к соседнему с Надиным дому. Во время дознания выяснилось, что свой последний день Киф начал с попойки, а потом заявил о намерении повидать жену. Тогда стоял январь, погода была мерзкая – утром прошел дождь, а к вечеру подморозило, дороги обледенели, потому в полиции решили, что Киф перепутал дом, а на лестнице поскользнулся и расшибся насмерть. Надя показала, что он к ней не приходил и, зная образ жизни Кифа, полицейские даже не подумали ставить ее слова под сомнение. А через полгода соседка Нади по имени Элзи уехала за границу, и они друг друга потеряли из виду.
   В 1940 году Надя Темпл стала звездой. Она вышла замуж за Френсиса Мида, военного летчика, а через два месяца после свадьбы ей пришло от Скорпиона первое письмо. В конверт был вложен снимок Дезмонда Кифа, лежащего мертвым в комнате Нади. Рядом с ним были ручное зеркало и номер «Ивнинг Стандарт» за тот день, когда Надя непреднамеренно убила Дезмонда. Она во всем призналась мужу. И он решил, что происшедшее лучше скрыть от полиции, заплатив требуемую Скорпионом сумму. Одновременно он нанял частного сыщика на поиски Элзи и ее молодого человека. Через месяц самолет Мида сбили над Довером. Френсис погиб. А еще через месяц сыщик сообщил, что не смог найти ни девушку, ни 'молодого человека. В феврале 1941 года родилась Николя, и с тех пор Надя исправно платила Скорпиону сумму, возраставшую вместе с ростом ее успеха.
   – Как фамилия вашей подруги? – спросил Джордж.
   – О'Нил – по крайней мере, таков был ее сценический псевдоним.
   – Как она выглядела?
   – Высокая, очень живая блондинка. Элзи была танцовщицей, работала в основном с гастролирующими труппами. Чудесная девушка… мы с ней искренно дружили. Не верю, что она как-то замешана в деле с шантажом.
   – А ее молодой человек?
   – Элзи называла его Риком. Видимо, его имя Ричард. А фамилию я не помню. Кстати, у Элзи было много разных парней. Ричард, казалось, немного важничал – наверно, потому, что был старше Элзи. Смуглолицый, довольно шикарно одетый. И по-моему, он занимался шоу-бизнесом.
   – Снимки были сделаны у вас в комнате – очевидно, после вашего ухода, но до того, как тело вынесли из дома. Значит, без Элзи тут все-таки не обошлось.
   – Не уверена. Ведь я тогда была почти в истерике, так что Элзи пришлось провожать меня до автобусной остановки. Тем временем Рик мог сфотографировать труп. У Элзи была камера со вспышкой.
   – Элзи не рассказывала о своей семье?
   – Нет. Не припомню… Видите ли, теперь это дело представляется мне чудовищным сном. Нет, о семье Элзи я ничего не знаю.
   Провожая Джорджа до лифта, Николя, выйдя на лестничную площадку, сказала: «Спасибо, что вы были так добры к моей маме. Вы ей тоже понравились. Поверите, она сильно страдает из-за этого проклятого Скорпиона, хотя старается этого особо не выказывать. Сейчас вы в Оксфорд собираетесь, да?
   – Верно. Дело, по-моему, сдвинулось с мертвой точки. Поговорим о нем подробнее, когда я вернусь. Если, конечно, вы не хотите проехаться со мной.
   – Нет, не могу. Я приглашена на ужин.
   – Жаль. Вам нравится ваш кавалер?
   – Не знаю. Он из знатной семьи, около двух метров ростом, без подбородка, зато богат. После ужина мы пойдем к нему, и он будет ставить пластинки с записями Бенджамена Бриттена.
   – Жуть!
   – Пожалуй. Но ведь у него есть титул. А в наше время девушки ради дворянского звания готовы на все.
   – Правда? Тогда знайте: я кровный брат короля. У него небольшой, но красивый дворец на Рио-Негро. И мне принадлежит половина его жен и скота.
 
   Они сели за столик на продолговатой террасе, выходившей к реке. Неподалеку, на острове среди ив, завела в неурочный час свою песню пеночка. Мимо проковыляли два голубя, волоча за собою хвосты, словно юбки, – ни дать ни взять парочка титулованных, обедневших вдовушек, под утро возвращающихся с банкета пешком, потому что на такси не хватает денег. Из бара доносился беззаботный студенческий смех. В реке то и дело всплескивали ельцы или форель – поднимались к поверхности полакомиться живчиками; через мост медленно переезжали машины, и в свете их фар листва казалась желтой, словно кто-то ее обсыпал серой.
   Профессор с Джорджем пили виски и, чтобы отогнать мошек, курили. Дин, как заметил Константайн, своих истинных чувств старался не выказывать.
   – У меня до очередной экспедиции два месяца, – сказал Джордж. – И в это время я с удовольствием чем-нибудь займусь. Каким-нибудь полезным делом. А при поисках Скорпиона даже расходы значения не имеют. Их обещал оплатить Сайнат. Остается лишь все организовать.
   – Ты думаешь идти напролом, так?
   – Сначала надо разобраться, куда идти. Я пересказал вам все, услышанное от других жертв Скорпиона. Навело ли это вас на какие-нибудь мысли?
   В сумерках над рекой с криком пронесся стриж, пронзил стайку комаров. Профессор снял очки, задумчиво сунул дужку в рот и, помолчав, сказал:
   – Феттони. Вполне возможно, он работал официантом в ресторане «У Морелли» в Брайтоне, где мы с Джейн познакомились. Кажется, я припоминаю там кого-то с такой фамилией.
   – А Элзи? С ней вы не встречались?
   – У Джейн была подруга, раз или два она" ходила с нами в кино. Ей было лет пятнадцать-шестнадцать и, хотя звали ее Дейзи или Мейзи, по описанию она подходит. Подвижная блондинка. По-моему, она тоже работала у Морелли.
   – Винеску?
   – Нет, первый раз слышу.
   – А этот молодой человек, некий Рик, вам не знаком?
   – Нет.
   – Грейс Самуэлс? Миссис Пиннок?
   – Нет. Прости, Джордж, это было так давно…
   – Ничего страшного. Вы и впрямь считаете, что Джин Барнз не могла проболтаться?
   – Раньше – да, я именно так думал. Но сейчас бы за это не поручился. Оказалось, если у вас есть что-то тайное на душе, так и тянет с кем-нибудь поделиться. Джин могла открыться, например, этой Дейзи или Мейзи.
   – Которая, возможно, и есть Элзи?
   – Возможно.
   – Тогда получается, что она участвует во всех случаях вымогательства, кроме дела с Аболером. А как насчет светловолосого итальянца? Когда вы жили в Брайтоне, ему было лет девятнадцать-двадцать.
   – Нет, его я не знаю.
   Из бара высыпали студенты, с шумом принялись играть в регби подушкой от кресла. Предсказать исход «матча» было нетрудно. И в самом деле, вскоре подушка, описав в воздухе широкую дугу, плюхнулась в воду.
   Джордж и профессор ушли, не дослушав возникшего среди студентов спора о том, кому раздеваться и лезть за подушкой в реку.
   – Ничто в мире не меняется, – с улыбкой сказал профессор Константайну, когда они подходили к машинам. – Ты и впрямь сегодня возвращаешься к себе?
   – Да. И по пути все хорошенько обмозгую. Профессор взглянул на него так, словно собирался сказать что-то, но передумал. Легонько кивнул Джорджу и уехал.
   Этот кивок и взгляд окончательно утвердили Константайна в намерении начинать войну против Скорпиона немедленно.
   На другое утро, пока жарилась яичница, он позвонил Сайнату, чтобы получить от него адрес миссис Грейс Пиннок. Она проживала в отеле курортного городка Тан-бридж Уэллз, известного своими минеральными источниками. За чашкой кофе и сигаретой Джордж позвонил туда, поговорил с миссис Пиннок, и она любезно согласилась принять его, но только до обеда, потому что днем собиралась поиграть в бридж. Джордж заверил, что будет в отеле до обеда, по голосу определив, что в бридж миссис Пиннок играет отлично.
   Не успел он допить кофе, как постучали в дверь. Это была Николя.
   – Я слышала, тебе нужна женщина прибрать в квартире и вымыть полы, – сказала она, входя. – Я этим займусь сама, а ты мне расскажешь о встрече с профессором.
   – Может быть, сначала выпьешь кофе?
   – Нет, спасибо.
   – Я хорошо его завариваю, и он тебе не помешает. Видишь ли, мы едем в Танбридж Уэллз.
   – На воды?
   – Нет, повидать миссис Пиннок. В курс дела я введу тебя по дороге.
   Когда Николя уже убирала со стола посуду, Джордж поинтересовался как бы между прочим:
   – И как прошли записи Бриттена?
   – Неплохо. Я так высоко их оценила, что перед уходом мне дали послушать немного Эллу Фицджеральд.
 
   Отель «Фарли» располагался почти напротив городской ратуши. Это было внушительное каменное здание с колоннами и ухоженным вестибюлем, обстановка которого как бы говорила, что цена за номер здесь никак не может быть ниже двадцати пяти гиней в неделю. Идеальное местечко для пожилых состоятельных дам, которые точно знают, чего хотят и как этого добиться.
   Константайна и Николя проводили в гостиную номера миссис Пиннок – большую уютную комнату с пылающим камином: день, несмотря на июнь, выдался прохладный и дождливый. В гостиной стояла уютная кушетка, два кресла и телевизор, а в углу – карточный столик. На низком столе возле камина лежал номер «Таймс», открытый на странице с кроссвордом, и «Оксфордский словарь цитат» в голубом переплете. Миссис Пиннок на вид можно было дать лет пятьдесят, но позже выяснилось, что ей уже все семьдесят: подвижная, ясноглазая дама с ухоженными, подкрашенными лиловым седыми волосами. У нее были хорошие ноги и такая стройная фигура, которая способна была посрамить немало сорокалетних женщин. Усадив гостей, миссис Пиннок предложила им мартини, от которого Джордж с Николя дружно отказались, себе же она налила полную рюмку ликера «Драмюи». Константайн представил Николя как свою секретаршу, мисс Николс, а сам назвался Джорджем Конвеем, частным детективом, желавшим – он упомянул об этом и в телефонном разговоре – навести справки о покойном Антоне Винеску.
   Кроме двух имен – своего и Николя – Джордж решил не скрывать от миссис Пиннок ничего.
   – Одного из моих клиентов давно шантажируют, – начал он. – Есть основания предполагать, что компрометирующие материалы получены от Винеску. Я не утверждаю, что он сам потворствовал шантажу. Нет, вымогательство началось после его смерти.
   Миссис Пиннок закурила и дружелюбно сказала:
   – Не надо быть чересчур щепетильным, мистер Конвей. Я виделась с Винеску всего раз или два, однако не удивилась бы, окажись он шантажистом. Чем он только в своей жизни не занимался! Я так и не поняла, почему моя сестра Карла вышла за него замуж. Но, признаться, сейчас я ее выбору рада. Ведь благодаря именно этому я унаследовала крупную сумму. Однако о Винеску мне рассказать нечего. Замечу лишь одно: у него не только левая рука не ведала, что творила правая, он еще и держал в тайне от левой руки, что правая вообще существует.
   Слушая миссис Пиннок, Джордж решил, что, если не рассказать ей обо всем начистоту, от нее мало чего добьешься, и потому сразу перешел к делу.
   – Насколько я знаю, все бумаги Винеску были уничтожены?
   – Да, если они не имели ценности. Мои адвокаты два года приводили его наследство в порядок, и, смею заверить вас, все его деньги я вложила в различные предприятия.
   – Хотя вы редко виделись с Винеску, не вспомните ли людей из его окружения? Например, темноволосого мужчину по имени Рик. Или молодого блондина – возможно, итальянца.
   – Необычное сочетание. А как звали этого человека?
   – Не знаю. Потом была еще девушка по имени Элзи, с которой ваша сестра дружила. Фамилия ее была, возможно, О'Нил.
   – Элзи О'Нил, как вы ее называете, пользовалась любовью Карлы вполне заслуженно. Ведь Карла была ее тетей. Элзи – одна из моих дочерей. Знакомы мне и двое мужчин, вами упомянутых.
   Хотя миссис Пиннок произнесла эти слова ровным голосом, на Джорджа и Николя они произвели впечатление разорвавшейся бомбы. Увидев на лицах гостей изумление, хозяйка с улыбкой спросила: «Может быть, вы все-таки выпьете?» – и прошла к буфету приготовить Джорджу мартини. Она вопросительно взглянула при этом и на Николя, но та, покачав головой, отказалась.
   Вернувшись на место, миссис Пиннок сказала:
   – Я, кажется, удивила вас. Так если хотите узнать что-нибудь об Элзи, я вам с удовольствием расскажу. Мы никогда не были особенно близки, но, уверяю, в жизни своей она и мухи не обидела. Чего нельзя сказать о ее муже. Наверно, он и есть тот светловолосый итальянец. Вообще-то он англичанин итальянского происхождения.
   Джордж поставил на столик бокал с мартини, с хорошим мартини – как раз таким, какой только и мог избавить его от потрясения. Очень интересная эта штучка Элзи! Везде успела!
   – Скажите, миссис Пиннок, – попросил он, – не работала ли ваша дочь в брайтонском ресторане «У Морелли»?
   – Работала. Там она и познакомилась с Тони Лонго – будущим мужем. Его отец владел тем рестораном. А Элзи работала там, когда мы с мужем приезжали в Брайтон выступать на летних ярмарках. У нас был номер с песнями и танцами. Хороший, но не настолько, чтобы стать гвоздем программы в лондонском «Палладиуме». Итак, что именно вы хотите узнать?
   – Возможно, – сказал Константайн, – вы не откажете нам в любезности и кратко опишете жизнь Элзи, а также сообщите, где она теперь.
   – Рассказать о ней можно, а вот где она сейчас, я и сама узнать не прочь. Кстати, второй мужчина, о котором вы упомянули, – темноволосый, – это Рикардо Кадим. Элзи время от времени работала с ним на протяжении нескольких лет.
   И миссис Пиннок рассказала о своей дочери все, что могло оказаться полезным Джорджу. Когда миссис Пиннок выступала с мужем в водевилях, они все время гастролировали. Элзи родилась у них в 1915 году. Каждое лето Пинноки выступали в Брайтоне. Будучи еще школьницей, Элзи в летние каникулы подрабатывала где придется. Одним из таких мест был ресторан «У Морелли». С Тони Лонго она познакомилась в тридцать первом году, когда ей было шестнадцать, а ему – двадцать. Они изредка встречались, пока Элзи не пошла на сцену. Тоща они, видимо, стали переписываться, потому что в тридцать девятом году Элзи написала матери из Франции, куда поехала с труппой танцовщиц, что встретила Лонго в Париже, вышла за него замуж и едет с ним в Швейцарию, где у него свое дело. Какое именно, Элзи не сообщила, адреса она тоже не оставила, дала лишь координаты отеля в Берне. А вскоре началась война, и связь между матерью и дочерью прервалась до 1947 года.
   Тогда Элзи написала матери с виллы неподалеку от Сен-Тропе, с побережья Средиземного моря. В конверт она вложила несколько своих фотографий, но не уточнила, чья эта вилла – ее или снятая внаем, и опять не дала никакого адреса. В 1950-м она написала из миланского отеля, что родила сына, собирается уйти от Лонго (он начал ей изменять) и возвратиться на сцену. Миссис Пиннок тут же отправила дочери письмо, предложила устроить ее и внука у себя, но ответа не дождалась. С тех пор миссис Грейс не получила вообще ни одной весточки ни от дочери, ни от ее мужа. Впрочем, это ее не удивляло: Пинноки, как всякая семья артистов, привыкли надолго терять друг друга из виду. Но через четыре года мать все же забеспокоилась, написала своему бывшему театральному агенту в Париж с просьбой разузнать что-нибудь о судьбе дочери. Тот ответил, что Элзи нет среди его клиентов со времени войны и он о ней ничего не знает.