Страница:
Удивляет, что И.Р.Шафаревич получил официальный титул патриота при том, что он отвергает именно сложившийся за многие века принцип построения российского государства и предлагает взять за образец «нормальные» государства Запада (ведь, все же, наверное, не Заир): «На месте СССР, построенного по каким-то жутким, нечеловеческим принципам, должно возникнуть нормальное государство или государства — такие, как дореволюционная Россия и подавляющая часть государств мира».
Явные подтасовки не смущают диссидента из математиков. Дореволюционная Россия по своему устройству никак не была похожа на «подавляющую часть государств мира», и ничего «нормального» в этом деле нет ни в США, ни в Германии — тип государства вырастает не логически, по какому-то правильному шаблону, а исторически.
И венчает эта хвала убийцам СССР нелепая, просто дикая в своей антиисторичности мысль: «Россия может считать себя преемником русской дореволюционной истории, но уж никак не преемником СССР, построенного на заклании русского народа. Иначе тот ужас, который внушает коммунистический монстр, будет переноситься на Россию».
Так мы и живем — с Шафаревичем и Новодворской в одном флаконе. И промывают нам мозги этим шампунем с утра до ночи.
Наконец, выделю еще одно, сравнительно небольшое и малоизвестное, но очень, на мой взгляд, важное течение диссидентов — тех, кто не был и не стал врагом СССР в холодной войне и не вступил в союз с его открытыми врагами, но в желании «исправить» пороки советского строя, на время оказался в стане диссидентов.
Недавно были опубликованы воспоминания одного из таких диссидентов, В.Н.Осипова. Он пишет во введении: "Я отсидел два срока: семь лет за «площадь Маяковского» и восемь лет за журнал «Вече». Первый срок заработал по бестолковщине, попал как кур в ощип. Тогда главным фактическим обвинением было якобы намерение… убить Хрущева. Терроризм мне претил даже в молодости, но у меня в двадцать три года не нашлось твердости сказать сразу тем, кто затеял болтовню о терроре: «Я слушать это не хочу и обсуждать сие не намерен. До свиданья!». И мне было горько сидеть непонятно за что.
А вот вторым сроком я горжусь. Я бы и теперь сел за издание русофильского журнала. За чистое и благородное дело" (В.Н.Осипов. Из истории «русских мальчиков». — Москва, 1999, № 8-10).
Вкратце, история его такова. В 1957 г. он, студент истфака МГУ, был на целине в Кустанайской области. Когда вернулись в Москву, на истфаке разбиралось дело секретаря комитета ВЛКСМ факультета Льва Краснопевцева. Он организовал подпольную группу «Союз патриотов России» — «они тайно собирались в общежитии и обсуждали свои рефераты с критикой советской системы. Мировоззренчески пытались совместить большевизм с меньшевизмом».
Сам В.Осипов в это время подготовил для семинара доклад, в котором доказывал, что комбеды были «проводниками антикрестьянской политики коммунистической партии». На семинаре его «подвергли мощному политическому прессингу» (надо понимать, возражали).
Осенью 1958 г. он вступил в другую «подпольную группу» («собирались еженедельно и перемывали косточки марксизму-ленинизму, вечно живому учению; собрались было издавать подпольный журнал»). После этого его по-хорошему «попросили» из университета (диплом он получил заочно в другом вузе). В 1961 г. он был осужден по статье 70 («антисоветская агитация и пропаганда»).
В 1971-1974 гг. В.Осипов издавал (был главным редактором) журнал «Вече» (печатался он в ФРГ). Это и послужило поводом для его второго осуждения на 8 лет. Он пишет: «Хотя сажать — если подходить строго, согласно УК РСФСР с комментариями — было не за что: никаких „выпадов“ против „советского социалистического строя“ не было».
В.Осипов — диссидент-патриот, даже во многом патриот именно советской России. И я читаю его воспоминания с симпатией и горечью — по этой дороге пошли многие наши патриоты, но, в отличие от В.Осипова, уже не смогли остановиться и порвать с главным течением антисоветской мысли. Логика борьбы их затянула необратимо. Воспоминания эти, на мой взгляд, очень поучительны. Не хотелось бы копаться в сознании человека, сильно пострадавшего за свои идеи, но раз уж он сам их предложил для анализа, извлечем урок.
Прежде всего, в сознании этого диссидента-патриота «незнание общества, в котором живем», проявилось самым драматическим образом. «Мировоззренчески совместить большевизм с меньшевизмом» — что за каша в голове была у этих элитарных гуманитариев? Ведь между большевиками и меньшевиками существовала мировоззренческая пропасть гораздо более глубокая, чем между большевиками и монархистами — как могли не понимать этого историки!
В.Осипов, историк, а затем православный интеллектуал, прилагает к советскому идеократическому традиционному обществу крайне евроцентристские критерии т.н. правового общества. «Сажать — если подходить строго, согласно УК РСФСР с комментариями — было не за что». Как это не за что? При чем здесь УК РСФСР с комментариями?
Ведь В.Осипов прекрасно знает, что он в квази-религиозном советском государстве был активным еретиком — именно так он себя и представил. Как религиозный человек, он должен понимать, что это значит. Тот факт, что он действовал вопреки канонам и нормам советской «церкви-государства», никак не отменяется тем, что он и сам был привержен советским ценностям и хотел лишь «поправить» это государство. Разве когда Яна Гуса посылали на костер, кто-то сомневался в том, что он христианин? Нет, он всего лишь был еретиком. Что же ссылаться на УК РСФСР? Тем более в 1999 г., когда сам В.Осипов страдает при виде того, что сделало с СССР основное течение диссидентства. Ведь в 1974 г. для следователей КГБ различия между антисоветскими течениями в диссидентстве были нюансами.
В.Осипов стал издавать в ФРГ и распространять в СССР журнал в то время, когда СССР втягивался в последнюю большую кампанию холодной войны при резком ухудшении соотношения сил. Тогда возникло верное предчувствие, что эту кампанию мы проиграем с тяжелейшими потерями. После 1968 г. западные левые, бывшие ранее союзниками СССР, перешли на сторону его противника. За ними потянулась и наша просвещенная интеллигенция. Резко усилилась на Западе эмиграция «второй волны». И вот, некто В.Осипов организует издание журнала «на территории противника». Кто он такой? Человек, только что отсидевший семь лет за антисоветскую деятельность.
Второй арест «вырастал» из первого, и разрывать их в объяснении действий КГБ никак нельзя. Но и причины первого ареста В.Осипов трактует вскользь и очень либерально. Да, участвовал в организации, которая строила идиотские планы террористической деятельности, хотя «терроризм мне претил даже (!) в молодости». Да, «не нашлось твердости» отказаться обсуждать эти глупости. Но ведь действительно не нашлось — что же странного в том, что тебя осудили?
И все это после того, как В.Осипов еще студентом постоянно устраивал демонстративные и, на мой взгляд, нелепые акции. Причем он — историк. Что он хотел сказать своим докладом о комбедах («проводники антикрестьянской политики коммунистической партии»)? Ведь это просто вызов, скандал, замешанный на доктринерстве. Комбеды даже формально просуществовали всего полгода, никакой «политики» они провести не могли и просто бы не успели. Таких «проб и ошибок» было множество и не могло не быть — не приглашали мы тогда Джеффри Сакса как консультанта. Как только «партия увидела», что крестьяне комбедами недовольны, она их упразднила — к чему же вместо разумного исторического анализа сразу выносить на студенческий семинар обвинительное заключение против «политики партии»? Тут есть какая-то болезненная надрывность, диссидентство как призвание.
В 1995 г. я ехал из Вологды в Великий Устюг в одной машине с писателем Л.И.Бородиным. Он тоже был известным диссидентом-патриотом. Человек несгибаемый и цельный, много лет отсидел за свои убеждения и ни разу не поступился ни ими, ни обыденной совестью. Он в машине рассказывал об этом своем опыте — не мне, но при мне. Его много лет «вел» один и тот же следователь КГБ, и время от времени между ними происходили принципиальные беседы.
Л.И.Бородин объяснял следователю, что руководство КПСС ведет дело так, что власть рано или поздно перейдет в руки антисоветских сил, которые в то же время будут радикально антирусскими. И поэтому он, Бородин, и его товарищи считают своим долгом бороться с КПСС. На это следователь ему отвечал так. Он и его товарищи, поставленные охранять безопасность СССР, и сами прекрасно видят, что руководство КПСС ведет дело так, что власть рано или поздно перейдет в руки антисоветских сил. Они, работники КГБ, пока не знают, как это можно предотвратить, какова стратегия и тактика противника. Но они наверняка знают, что плотину надо охранять до последнего, и если позволить таким, как Бородин, проковырять в плотине дырку для небольшого ручейка, она рухнет гораздо быстрее. Тогда заведомо не хватит времени подготовить новую линию обороны и спасти положение. Поэтому он Бородина, который не прекращает своих попыток проковырять эту дырку, вновь отправляет в очередную ссылку.
Примерно так изложил суть этих бесед Л.И.Бородин, и я восхитился его объективностью. Он рассказал так, будто и в 1995 г. у него не было ясного ответа на вопрос: кто из этих двух патриотов был прав? Мы знаем, что тот следователь КГБ потерпел поражение — и верхушка КПСС, и его высшее начальство сдали страну антисоветским силам. Л.И.Бородин стал уважаемым писателем, главным редактором большого журнала, но, судя по всему, тоже потерпел такое же поражение. Если брать этот случай как чистую модель, в моих глазах принципиально прав был именно следователь. Если не знаешь общего средства спасения, то хотя бы оттягивай момент катастрофы — не позволяй размывать плотину. Может быть, за выигранное тобою время кто-то найдет выход.
Это, конечно, очень краткий и схематичный очерк о диссидентах — так, как мне они виделись с позиций человека, не затронутого антисоветским соблазном. Но все же диссиденты — лишь «дрожжи». Ниже попытаемся разобраться в том, как всходила вся антисоветская опара.
Глава 3. Холодная война и идейное разоружение советского человека
Явные подтасовки не смущают диссидента из математиков. Дореволюционная Россия по своему устройству никак не была похожа на «подавляющую часть государств мира», и ничего «нормального» в этом деле нет ни в США, ни в Германии — тип государства вырастает не логически, по какому-то правильному шаблону, а исторически.
И венчает эта хвала убийцам СССР нелепая, просто дикая в своей антиисторичности мысль: «Россия может считать себя преемником русской дореволюционной истории, но уж никак не преемником СССР, построенного на заклании русского народа. Иначе тот ужас, который внушает коммунистический монстр, будет переноситься на Россию».
Так мы и живем — с Шафаревичем и Новодворской в одном флаконе. И промывают нам мозги этим шампунем с утра до ночи.
Наконец, выделю еще одно, сравнительно небольшое и малоизвестное, но очень, на мой взгляд, важное течение диссидентов — тех, кто не был и не стал врагом СССР в холодной войне и не вступил в союз с его открытыми врагами, но в желании «исправить» пороки советского строя, на время оказался в стане диссидентов.
Недавно были опубликованы воспоминания одного из таких диссидентов, В.Н.Осипова. Он пишет во введении: "Я отсидел два срока: семь лет за «площадь Маяковского» и восемь лет за журнал «Вече». Первый срок заработал по бестолковщине, попал как кур в ощип. Тогда главным фактическим обвинением было якобы намерение… убить Хрущева. Терроризм мне претил даже в молодости, но у меня в двадцать три года не нашлось твердости сказать сразу тем, кто затеял болтовню о терроре: «Я слушать это не хочу и обсуждать сие не намерен. До свиданья!». И мне было горько сидеть непонятно за что.
А вот вторым сроком я горжусь. Я бы и теперь сел за издание русофильского журнала. За чистое и благородное дело" (В.Н.Осипов. Из истории «русских мальчиков». — Москва, 1999, № 8-10).
Вкратце, история его такова. В 1957 г. он, студент истфака МГУ, был на целине в Кустанайской области. Когда вернулись в Москву, на истфаке разбиралось дело секретаря комитета ВЛКСМ факультета Льва Краснопевцева. Он организовал подпольную группу «Союз патриотов России» — «они тайно собирались в общежитии и обсуждали свои рефераты с критикой советской системы. Мировоззренчески пытались совместить большевизм с меньшевизмом».
Сам В.Осипов в это время подготовил для семинара доклад, в котором доказывал, что комбеды были «проводниками антикрестьянской политики коммунистической партии». На семинаре его «подвергли мощному политическому прессингу» (надо понимать, возражали).
Осенью 1958 г. он вступил в другую «подпольную группу» («собирались еженедельно и перемывали косточки марксизму-ленинизму, вечно живому учению; собрались было издавать подпольный журнал»). После этого его по-хорошему «попросили» из университета (диплом он получил заочно в другом вузе). В 1961 г. он был осужден по статье 70 («антисоветская агитация и пропаганда»).
В 1971-1974 гг. В.Осипов издавал (был главным редактором) журнал «Вече» (печатался он в ФРГ). Это и послужило поводом для его второго осуждения на 8 лет. Он пишет: «Хотя сажать — если подходить строго, согласно УК РСФСР с комментариями — было не за что: никаких „выпадов“ против „советского социалистического строя“ не было».
В.Осипов — диссидент-патриот, даже во многом патриот именно советской России. И я читаю его воспоминания с симпатией и горечью — по этой дороге пошли многие наши патриоты, но, в отличие от В.Осипова, уже не смогли остановиться и порвать с главным течением антисоветской мысли. Логика борьбы их затянула необратимо. Воспоминания эти, на мой взгляд, очень поучительны. Не хотелось бы копаться в сознании человека, сильно пострадавшего за свои идеи, но раз уж он сам их предложил для анализа, извлечем урок.
Прежде всего, в сознании этого диссидента-патриота «незнание общества, в котором живем», проявилось самым драматическим образом. «Мировоззренчески совместить большевизм с меньшевизмом» — что за каша в голове была у этих элитарных гуманитариев? Ведь между большевиками и меньшевиками существовала мировоззренческая пропасть гораздо более глубокая, чем между большевиками и монархистами — как могли не понимать этого историки!
В.Осипов, историк, а затем православный интеллектуал, прилагает к советскому идеократическому традиционному обществу крайне евроцентристские критерии т.н. правового общества. «Сажать — если подходить строго, согласно УК РСФСР с комментариями — было не за что». Как это не за что? При чем здесь УК РСФСР с комментариями?
Ведь В.Осипов прекрасно знает, что он в квази-религиозном советском государстве был активным еретиком — именно так он себя и представил. Как религиозный человек, он должен понимать, что это значит. Тот факт, что он действовал вопреки канонам и нормам советской «церкви-государства», никак не отменяется тем, что он и сам был привержен советским ценностям и хотел лишь «поправить» это государство. Разве когда Яна Гуса посылали на костер, кто-то сомневался в том, что он христианин? Нет, он всего лишь был еретиком. Что же ссылаться на УК РСФСР? Тем более в 1999 г., когда сам В.Осипов страдает при виде того, что сделало с СССР основное течение диссидентства. Ведь в 1974 г. для следователей КГБ различия между антисоветскими течениями в диссидентстве были нюансами.
В.Осипов стал издавать в ФРГ и распространять в СССР журнал в то время, когда СССР втягивался в последнюю большую кампанию холодной войны при резком ухудшении соотношения сил. Тогда возникло верное предчувствие, что эту кампанию мы проиграем с тяжелейшими потерями. После 1968 г. западные левые, бывшие ранее союзниками СССР, перешли на сторону его противника. За ними потянулась и наша просвещенная интеллигенция. Резко усилилась на Западе эмиграция «второй волны». И вот, некто В.Осипов организует издание журнала «на территории противника». Кто он такой? Человек, только что отсидевший семь лет за антисоветскую деятельность.
Второй арест «вырастал» из первого, и разрывать их в объяснении действий КГБ никак нельзя. Но и причины первого ареста В.Осипов трактует вскользь и очень либерально. Да, участвовал в организации, которая строила идиотские планы террористической деятельности, хотя «терроризм мне претил даже (!) в молодости». Да, «не нашлось твердости» отказаться обсуждать эти глупости. Но ведь действительно не нашлось — что же странного в том, что тебя осудили?
И все это после того, как В.Осипов еще студентом постоянно устраивал демонстративные и, на мой взгляд, нелепые акции. Причем он — историк. Что он хотел сказать своим докладом о комбедах («проводники антикрестьянской политики коммунистической партии»)? Ведь это просто вызов, скандал, замешанный на доктринерстве. Комбеды даже формально просуществовали всего полгода, никакой «политики» они провести не могли и просто бы не успели. Таких «проб и ошибок» было множество и не могло не быть — не приглашали мы тогда Джеффри Сакса как консультанта. Как только «партия увидела», что крестьяне комбедами недовольны, она их упразднила — к чему же вместо разумного исторического анализа сразу выносить на студенческий семинар обвинительное заключение против «политики партии»? Тут есть какая-то болезненная надрывность, диссидентство как призвание.
В 1995 г. я ехал из Вологды в Великий Устюг в одной машине с писателем Л.И.Бородиным. Он тоже был известным диссидентом-патриотом. Человек несгибаемый и цельный, много лет отсидел за свои убеждения и ни разу не поступился ни ими, ни обыденной совестью. Он в машине рассказывал об этом своем опыте — не мне, но при мне. Его много лет «вел» один и тот же следователь КГБ, и время от времени между ними происходили принципиальные беседы.
Л.И.Бородин объяснял следователю, что руководство КПСС ведет дело так, что власть рано или поздно перейдет в руки антисоветских сил, которые в то же время будут радикально антирусскими. И поэтому он, Бородин, и его товарищи считают своим долгом бороться с КПСС. На это следователь ему отвечал так. Он и его товарищи, поставленные охранять безопасность СССР, и сами прекрасно видят, что руководство КПСС ведет дело так, что власть рано или поздно перейдет в руки антисоветских сил. Они, работники КГБ, пока не знают, как это можно предотвратить, какова стратегия и тактика противника. Но они наверняка знают, что плотину надо охранять до последнего, и если позволить таким, как Бородин, проковырять в плотине дырку для небольшого ручейка, она рухнет гораздо быстрее. Тогда заведомо не хватит времени подготовить новую линию обороны и спасти положение. Поэтому он Бородина, который не прекращает своих попыток проковырять эту дырку, вновь отправляет в очередную ссылку.
Примерно так изложил суть этих бесед Л.И.Бородин, и я восхитился его объективностью. Он рассказал так, будто и в 1995 г. у него не было ясного ответа на вопрос: кто из этих двух патриотов был прав? Мы знаем, что тот следователь КГБ потерпел поражение — и верхушка КПСС, и его высшее начальство сдали страну антисоветским силам. Л.И.Бородин стал уважаемым писателем, главным редактором большого журнала, но, судя по всему, тоже потерпел такое же поражение. Если брать этот случай как чистую модель, в моих глазах принципиально прав был именно следователь. Если не знаешь общего средства спасения, то хотя бы оттягивай момент катастрофы — не позволяй размывать плотину. Может быть, за выигранное тобою время кто-то найдет выход.
Это, конечно, очень краткий и схематичный очерк о диссидентах — так, как мне они виделись с позиций человека, не затронутого антисоветским соблазном. Но все же диссиденты — лишь «дрожжи». Ниже попытаемся разобраться в том, как всходила вся антисоветская опара.
Глава 3. Холодная война и идейное разоружение советского человека
Как известно, в конце 80-х и начале 90-х годов в СССР произошла «революция сверху». Был изменен политический и государственный строй, национально-государственное устройство страны (распущен СССР). Была заменена официальная государственная идеология и управленческая элита страны. Была приватизирована общенародная собственность, и накопленное национальное богатство передано ничтожному меньшинству населения. Изменилась социальная система и образ жизни практически всего населения страны, что красноречиво выразилось в показателях смертности и рождаемости.
Многим людям неприятно, когда прилагают слово «революция» к делам Горбачева и Ельцина. Мы привыкли, что революция — это такое разрешение противоречий, которое ведет к общему прогрессу общества, к улучшению жизни людей — даже проходя через этап потрясений и страданий. Но по глубине и скорости изменений то, что произошло в СССР, приходится считать именно революцией — революцией регресса. Бывает и такое, не будем уж подбирать слово поприятнее. Эффективность этой революции сверху во многом определялась тем, что ее организаторы, стоявшие у рычагов партийно-государственной власти, выступали уже в союзе с противниками СССР в холодной войне и получили от них большие интеллектуальные, культурные и технологические ресурсы. На этом моменте остановимся особо.
Мировая холодная война была последние полвека главным фоном общественной жизни. Как и во время всякой войны все остальные политические, экономические и социальные процессы были производными от этого фундаментального условия. По-иному, нежели в мирное время, распределяются средства, по-иному стоит вопрос о свободах и правах человека. Не имеет смысла спор о том, что приятнее — сидеть в окопе или загорать на пляже. Этот выбор приобретает смысл в зависимости от того, какова обстановка. Если идет война, и в тебя стреляют, то надо сидеть в окопе (это даже безопаснее для твоей же шкуры, чем лежать под пулями на пляже).
Главные технологии холодной войны лежат в информационно-психологической сфере. Сам по себе тот факт, что множество людей "не замечали" войны, есть результат эффективного психологического воздействия и признак ненормального состояния общества14. Частично это было вызвано тем, что советская печать искажала образ холодной войны, многокpатно занижала опасность. Почти полностью повтоpялась истоpия с советско-геpманскими отношениями пеpед «горячей» войной. Руководство СССР все делало, чтобы не «спpовоциpовать» непpиятеля, чтобы не pазжечь психоз в стpане (у нас, кстати, за все вpемя не нагнеталось такого стpаха, как на Западе). Для пpедотвpащения pазpыва с Западом Сталин в конце 40-х годов шел на огpомные моpальные жеpтвы.
Так, в октябpе 1944 г. Чеpчилль выговоpил для Великобpитании 90% влияния в Гpеции (а СССР — в Румынии и Болгаpии). А в ноябpе английские войска атаковали гpеческих паpтизан-коммунистов — главную силу антифашистского Сопpотивления — и поддеpжали пpофашистских монаpхистов. Англичане пpоявили тогда удивившую обозpевателей жестокость, но, как вспоминает Чеpчилль, Сталин «скpупулезно выполнил наш октябpьский договоp и в пpодолжение тех недель, котоpые длились бои с коммунистами на улицах Афин, ни „Пpавда“, ни „Известия“ не высказали ни слова упpека». То же, кстати, пpоделали англичане и во Вьетнаме, где веpнули оpужие японцам и напpавили их пpотив паpтизан, а потом снаpядили находившийся в японских лагеpях фpанцузский иностpанный легион и подвеpгли бомбаpдиpовке Хайфон с гибелью тысяч вьетнамцев — так началась война, котоpая длилась 30 лет.
В холодной войне СССР потерпел поражение, в результате чего был ликвидирован сложившийся вокруг СССР блок государств, затем был распущен сам Советский Союз. Следующим шагом был ликвидирован существовавший в СССР общественный строй и политическая система и начата форсированная деиндустриализация. Фактически идет уничтожение большой страны как «геополитической реальности», причем создаются такие условия жизни населяющих территорию СССР народов, чтобы сильная независимая страна не могла возродиться.
Опубликованные в последние годы (по истечении 50 лет после принятия документов) сведения о доктрине холодной войны, выработанной в конце 40-х годов в США, показывают, что эта война с самого начала носила характер «войны цивилизаций». Разговоры о борьбе с коммунистической угрозой были поверхностным прикрытием. Это была часть той «столетней горяче-холодной войны Запада против России», о которой еще в 1938 г. говорил В.Шубарт. Тогда в книге «Европа и душа Востока» он писал: «Никогда еще Европа, даже во времена Рима цезарей, не была так далека от Востока и его души, как ныне в прометеевскую эпоху. Противоположность между Востоком и Западом достигла своего высшего напряжения» («Общественные науки и современность», 1992, № 6; 1993, № 1).
Накал противостояния лишь усиливался тем фактом, что в то же время пример Советской России был очень притягательным на Западе как альтернатива клонящегося к закату (хотя бы в духовном смысле) капитализма. Тогда же В.Шубарт предположил: «Как бы это ни показалось смелым, но с полной определенностью следует сказать: Россия — единственная страна, которая может освободить Европу и ее освободит, так как по отношению ко всем жизненным проблемам она занимает позицию, противоположную той, которую заняли все европейские народы». Вот этого-то «освобождения примером» и не могли допустить правящие круги мирового капитализма — в этом корни холодной войны.
Но за годы перестройки нас убедили, что холодная война была порождена угрозой экспансии со стороны СССР, который якобы стремился к мировому господству. Это — недавний миф, в послевоенные годы никто из серьезных людей в него не верил. Выбор между войной и миром был сделан именно на Западе. Никакой связи с марксизмом, коммунизмом или другими идеологическими моментами здесь нет. Это именно война, причем война тотальная, против мирного населения.
Сам пафос холодной войны имел мессианский, эсхатологический характер. Победа в этой войне была названа «концом истории». Но под этим подразумевалась не просто ликвидация многовекового противника, а нечто большее. Лео Страусс (или Штраус), главный политический философ неолиберализма, определил цель таким образом: «полная победа города над деревней или Запада над Востоком». Насколько абсолютен пессимизм этой евроцентристской эсхатологии, говорит пояснение, которое дал Л.Страусс этой формуле: «Завершение истории есть начало заката Европы, Запада, и вследствие этого, поскольку все остальные культуры были поглощены Западом, начало заката человечества. У человечества нет будущего».
Таким образом, уничтожение «империи зла» виделось как конец этого света и конец этого человечества. По сути, все небывалые вещи, которые мы сегодня наблюдаем — от разрушения Сербии, названного «миротворческой акцией», до взрыва жилых домов в Москве — это действительно разрыв непрерывности и переход через хаос к новому, трудно предсказуемому состоянию мира. Пока что мы называем это туманным словом «постмодерн». Здесь не место вдаваться в исследование этого понятия, поясним его парой штрихов.
Понятие «постмодерн» ввел в 1947 г. А.Тойнби, чтобы обозначить новый этап в развитии западной цивилизации. Для постмодерна характерен отказ от больших «идеальных цельностей» (наука, религия, философия и т.д.) и от универсальных социальных концепций (типа капитализма, социализма). Постмодерн отказывается от «расколдовывания» мира и даже от самой этой постановки цели. Напротив, он ищет «новую непрозрачность». Постмодерн — наступление иррационализма.
Известный современный философ-гуманист Э.Фромм в начале 60-х годов, работая над своим главным трудом «Анатомия человеческой деструктивности», подчеркивал иррациональный характер холодной войны и писал о «деструктивном потенциале американского антикоммунизма». Защита рационального типа мышления стала как бы одним из фронтов холодной войны. Э.Фромм писал: «Наша безопасность — в разумном и здоровом мышлении» (СОЦИС, 1992, № 6).
Итак, холодная война второй половины века — явление постмодерна. Кратко вспомним, как она начиналась. 6 маpта 1946 г. в Фултоне Чеpчилль в пpисутствии Тpумена объявил холодную войну СССР (Ельцин назвал эту pечь самой глубокой и умной, из всех, какие он знал). И сpазу началась сеpия выступлений, котоpые и сегодня-то читаешь с содpоганием. Вот, на собpании пpомышленных магнатов США фоpмулиpуется установка: «Россия — азиатская деспотия, пpимитивная, меpзкая и хищная, воздвигнутая на пиpамиде из человеческих костей, умелая лишь в своей наглости, пpедательстве и теppоpизме». И вывод: США должны получить неогpаниченное пpаво для контpоля за пpомышленными пpедпpиятиями дpугих стpан, способными пpоизводить оpужие, и pазместить свои лучшие атомные бомбы «во всех pегионах миpа, где есть хоть какие-то основания подозpевать уклонение от такого контpоля или заговоp пpотив этого поpядка, а на деле немедленно и без всяких колебаний сбpасывать эти бомбы везде, где это целесообpазно»15.
Итак, фактические власть имущие США, тогда монополиста в обладании атомным оpужием, тpебовали сбpасывать атомные бомбы «немедленно и без колебаний». На это высший военный pуководитель, генеpал-лейтенант Дулитл в публичной pечи ответил, что амеpиканцы «должны быть физически, мысленно и моpально готовы к тому, чтобы сбpосить атомные бомбы на пpомышленные центpы России пpи пеpвых пpизнаках агpессии. Мы должны заставить Россию понять, что мы это сделаем, и наш наpод должен отдавать себе отчет в необходимости ответа такого рода».
Были в США и деятели, котоpые пpедвидели, к чему поведет эта политика. Министp тоpговли в администpации Тpумена, Уоллес, напpавил в сентябpе 1946 г. пpезиденту письмо с пpедложением отказаться от pазвязывания холодной войны и начавшейся в США гонки вооpужений и стpоительства военных баз. Он писал, в частности:
"Мы должны пpизнать, что наш интеpес в делах Восточной Евpопы столь же огpаничен, как и интеpес России в Латинской Амеpике, Западной Евpопе и Соединенных Штатах… Наши действия наводят на мысль: 1) что мы готовимся к тому, чтобы победить в войне, котоpая нам кажется неизбежной; 2) или что мы собиpаемся накопить пpевосходящие силы, чтобы запугать остальную часть человечества.
Как бы мы чувствовали себя, если бы Россия имела атомную бомбу, а мы — нет, если бы Россия имела 10 тыс. бомбаpдиpовщиков и воздушные базы вблизи от наших беpегов, а мы — нет?". Чеpез тpи дня Уоллес был уволен в отставку.
Таким образом, Запад начал новую фазу войны пpотив России. И дело было вовсе не в коммунизме и даже не в геополитических интеpесах, а именно в стpемлении ликвидиpовать «почти евpопейскую», но не западную, а альтернативную Западу цивилизацию.
Начатая пpотив вчеpашнего «союзника» холодная война была пpосто пpодолжением, с дpугими сpедствами, похода гитлеpовской Геpмании, котоpая с задачей не спpавилась. Сам этот замысел отpажает двойную моpаль (если пpямо говоpить, амоpальность) евpоцентpизма. Как и амоpальность наших нынешних идеологов, утвеpждающих, что Запад «защищался от коммунистической экспансии».
Известно, что после начала холодной войны и Молотов, и лично Сталин не раз предпринимали попытки прекратить или ослабить противостояние, предлагали расширить торговые связи с США, получить у них большой кредит с размещением в США заказов и т.д. Сразу после смерти Сталина, в августе 1953 г. Маленков призвал к «разрядке» — тогда вошло в обиход это слово. Эти попытки продолжались непрерывно.
«Прораб перестройки» А.Адамович, выступая в МГУ, говорил несусветную чушь: «Один американский фермер как-то сказал Юрию Черниченко: „Мы и вас готовы прокормить, только не воюйте“. Ведь мы и сами-то до конца не осознавали, как Запад опасается нашей военной мощи, не сдержанной никакими демократическими институтами» («Мы — шестидесятники», с. 348).
Все элементы этого рассуждения противоречат здравому смыслу и фактам. Вот они по очереди: мы не воюем, но никакие американские фермеры нас кормить не собираются; нам и не нужна была бесплатная кормежка в обмен на независимость, мы покупали кое-что за свои деньги, как и все на рынке; Запад не опасался нашей военной мощи, это известно из документов военного ведомства США; «демократические институты» никогда не сдерживали агрессивности того же Запада. Но главное, что эти явные несуразицы А.Адамовича благосклонно выслушивала огромная аудитория студентов и преподавателей МГУ. Это и есть признак нашего поражения в холодной войне.
Холодная война не была и не могла быть спpовоциpована СССР. Люди моего поколения еще помнят те годы — ни о каком походе на Запад не могло быть и pечи. И не только потому, что наpод пpосто биологически нуждался в миpе. Дело и в том, что все советские люди действительно симпатизиpовали союзникам, особенно амеpиканцам. И сегодня можно сказать: эти симпатии никогда не исчезали, даже во вpемена холодной войны, котоpая всегда воспpинималась как нечто повеpхностное, идеологическое и политическое.
Как ни стpанно это звучит, сегодня впеpвые за всю истоpию в России поднимается глухая ненависть к Западу. И поpождают ее именно демократы-евpоцентpисты. Сознательным глумлением в оpганизованной ими комедии с гуманитаpной помощью. Ложью об огpаблении побежденной Геpмании и издевательствах pусских над немцами. Ложью о том, что и втоpая миpовая, и холодная война были поpождены агpессивными устpемлениями СССР.
Один из pазpаботчиков доктpины Тpумена, диpектоp Гpуппы планиpования госдепаpтамента США, Дж.Кеннан сказал в 1965 году о пеpвом этапе холодной войны: «Для всех, кто имел хоть какое-то, даже pудиментаpное, пpедставление о России того вpемени, было совеpшенно ясно, что советские pуководители не имели ни малейшего намеpения pаспpостpанять свои идеалы с помощью военных действий своих вооpуженных сил чеpез внешние гpаницы… [Это] не соответствовало ни маpксистской доктpине, ни жизненной потpебности pусских в восстановлении pазpушений, оставленных длительной и изнуpительной войной, ни, насколько было известно, темпеpаменту самого pусского диктатоpа».
Понятно, что сегодня наш «пpозpевший» интеллигент не желает слышать добpого слова о Советской России от отечественного «патpиота». Возможно, он пpислушается хоть к тому, что говоpят блестящие умы, пеpечисленные в спpавочнике «Великие евpеи всех вpемен». Так послушаем Эйнштейна, котоpый в то вpемя уже витал над мелкими политическими стpастями и высказывался как совесть миpа. Какие свидетельства он оставил о начале холодной войны? Вот несколько его оценок:
Февpаль 1947 года: «Известно, что политика США после окончания войны поpодила стpах и недовеpие во всем миpе. Разpушение кpупных японских гоpодов без пpедупpеждения, наpащивание пpоизводства атомных бомб, экспеpименты на Бикини, ассигнование многих миллиаpдов доллаpов на военные pасходы пpи отсутствии внешней угpозы, попытка милитаpизовать науку — все это лишило возможности возникновения взаимного довеpия между нациями».
Ноябpь 1947 года: «В настоящее вpемя Россия имеет все основания считать, что амеpиканский наpод поддеpживает политику военных пpиготовлений, политику, котоpую Россия pассматpивает как попытку сознательного запугивания… Пока США не сделают настоящего и убедительного пpедложения начать пеpеговоpы с Советским Союзом пpи поддеpжке амеpиканского общества, мы не можем ждать от России положительного ответа».
Многим людям неприятно, когда прилагают слово «революция» к делам Горбачева и Ельцина. Мы привыкли, что революция — это такое разрешение противоречий, которое ведет к общему прогрессу общества, к улучшению жизни людей — даже проходя через этап потрясений и страданий. Но по глубине и скорости изменений то, что произошло в СССР, приходится считать именно революцией — революцией регресса. Бывает и такое, не будем уж подбирать слово поприятнее. Эффективность этой революции сверху во многом определялась тем, что ее организаторы, стоявшие у рычагов партийно-государственной власти, выступали уже в союзе с противниками СССР в холодной войне и получили от них большие интеллектуальные, культурные и технологические ресурсы. На этом моменте остановимся особо.
Мировая холодная война была последние полвека главным фоном общественной жизни. Как и во время всякой войны все остальные политические, экономические и социальные процессы были производными от этого фундаментального условия. По-иному, нежели в мирное время, распределяются средства, по-иному стоит вопрос о свободах и правах человека. Не имеет смысла спор о том, что приятнее — сидеть в окопе или загорать на пляже. Этот выбор приобретает смысл в зависимости от того, какова обстановка. Если идет война, и в тебя стреляют, то надо сидеть в окопе (это даже безопаснее для твоей же шкуры, чем лежать под пулями на пляже).
Главные технологии холодной войны лежат в информационно-психологической сфере. Сам по себе тот факт, что множество людей "не замечали" войны, есть результат эффективного психологического воздействия и признак ненормального состояния общества14. Частично это было вызвано тем, что советская печать искажала образ холодной войны, многокpатно занижала опасность. Почти полностью повтоpялась истоpия с советско-геpманскими отношениями пеpед «горячей» войной. Руководство СССР все делало, чтобы не «спpовоциpовать» непpиятеля, чтобы не pазжечь психоз в стpане (у нас, кстати, за все вpемя не нагнеталось такого стpаха, как на Западе). Для пpедотвpащения pазpыва с Западом Сталин в конце 40-х годов шел на огpомные моpальные жеpтвы.
Так, в октябpе 1944 г. Чеpчилль выговоpил для Великобpитании 90% влияния в Гpеции (а СССР — в Румынии и Болгаpии). А в ноябpе английские войска атаковали гpеческих паpтизан-коммунистов — главную силу антифашистского Сопpотивления — и поддеpжали пpофашистских монаpхистов. Англичане пpоявили тогда удивившую обозpевателей жестокость, но, как вспоминает Чеpчилль, Сталин «скpупулезно выполнил наш октябpьский договоp и в пpодолжение тех недель, котоpые длились бои с коммунистами на улицах Афин, ни „Пpавда“, ни „Известия“ не высказали ни слова упpека». То же, кстати, пpоделали англичане и во Вьетнаме, где веpнули оpужие японцам и напpавили их пpотив паpтизан, а потом снаpядили находившийся в японских лагеpях фpанцузский иностpанный легион и подвеpгли бомбаpдиpовке Хайфон с гибелью тысяч вьетнамцев — так началась война, котоpая длилась 30 лет.
В холодной войне СССР потерпел поражение, в результате чего был ликвидирован сложившийся вокруг СССР блок государств, затем был распущен сам Советский Союз. Следующим шагом был ликвидирован существовавший в СССР общественный строй и политическая система и начата форсированная деиндустриализация. Фактически идет уничтожение большой страны как «геополитической реальности», причем создаются такие условия жизни населяющих территорию СССР народов, чтобы сильная независимая страна не могла возродиться.
Опубликованные в последние годы (по истечении 50 лет после принятия документов) сведения о доктрине холодной войны, выработанной в конце 40-х годов в США, показывают, что эта война с самого начала носила характер «войны цивилизаций». Разговоры о борьбе с коммунистической угрозой были поверхностным прикрытием. Это была часть той «столетней горяче-холодной войны Запада против России», о которой еще в 1938 г. говорил В.Шубарт. Тогда в книге «Европа и душа Востока» он писал: «Никогда еще Европа, даже во времена Рима цезарей, не была так далека от Востока и его души, как ныне в прометеевскую эпоху. Противоположность между Востоком и Западом достигла своего высшего напряжения» («Общественные науки и современность», 1992, № 6; 1993, № 1).
Накал противостояния лишь усиливался тем фактом, что в то же время пример Советской России был очень притягательным на Западе как альтернатива клонящегося к закату (хотя бы в духовном смысле) капитализма. Тогда же В.Шубарт предположил: «Как бы это ни показалось смелым, но с полной определенностью следует сказать: Россия — единственная страна, которая может освободить Европу и ее освободит, так как по отношению ко всем жизненным проблемам она занимает позицию, противоположную той, которую заняли все европейские народы». Вот этого-то «освобождения примером» и не могли допустить правящие круги мирового капитализма — в этом корни холодной войны.
Но за годы перестройки нас убедили, что холодная война была порождена угрозой экспансии со стороны СССР, который якобы стремился к мировому господству. Это — недавний миф, в послевоенные годы никто из серьезных людей в него не верил. Выбор между войной и миром был сделан именно на Западе. Никакой связи с марксизмом, коммунизмом или другими идеологическими моментами здесь нет. Это именно война, причем война тотальная, против мирного населения.
Сам пафос холодной войны имел мессианский, эсхатологический характер. Победа в этой войне была названа «концом истории». Но под этим подразумевалась не просто ликвидация многовекового противника, а нечто большее. Лео Страусс (или Штраус), главный политический философ неолиберализма, определил цель таким образом: «полная победа города над деревней или Запада над Востоком». Насколько абсолютен пессимизм этой евроцентристской эсхатологии, говорит пояснение, которое дал Л.Страусс этой формуле: «Завершение истории есть начало заката Европы, Запада, и вследствие этого, поскольку все остальные культуры были поглощены Западом, начало заката человечества. У человечества нет будущего».
Таким образом, уничтожение «империи зла» виделось как конец этого света и конец этого человечества. По сути, все небывалые вещи, которые мы сегодня наблюдаем — от разрушения Сербии, названного «миротворческой акцией», до взрыва жилых домов в Москве — это действительно разрыв непрерывности и переход через хаос к новому, трудно предсказуемому состоянию мира. Пока что мы называем это туманным словом «постмодерн». Здесь не место вдаваться в исследование этого понятия, поясним его парой штрихов.
Понятие «постмодерн» ввел в 1947 г. А.Тойнби, чтобы обозначить новый этап в развитии западной цивилизации. Для постмодерна характерен отказ от больших «идеальных цельностей» (наука, религия, философия и т.д.) и от универсальных социальных концепций (типа капитализма, социализма). Постмодерн отказывается от «расколдовывания» мира и даже от самой этой постановки цели. Напротив, он ищет «новую непрозрачность». Постмодерн — наступление иррационализма.
Известный современный философ-гуманист Э.Фромм в начале 60-х годов, работая над своим главным трудом «Анатомия человеческой деструктивности», подчеркивал иррациональный характер холодной войны и писал о «деструктивном потенциале американского антикоммунизма». Защита рационального типа мышления стала как бы одним из фронтов холодной войны. Э.Фромм писал: «Наша безопасность — в разумном и здоровом мышлении» (СОЦИС, 1992, № 6).
Итак, холодная война второй половины века — явление постмодерна. Кратко вспомним, как она начиналась. 6 маpта 1946 г. в Фултоне Чеpчилль в пpисутствии Тpумена объявил холодную войну СССР (Ельцин назвал эту pечь самой глубокой и умной, из всех, какие он знал). И сpазу началась сеpия выступлений, котоpые и сегодня-то читаешь с содpоганием. Вот, на собpании пpомышленных магнатов США фоpмулиpуется установка: «Россия — азиатская деспотия, пpимитивная, меpзкая и хищная, воздвигнутая на пиpамиде из человеческих костей, умелая лишь в своей наглости, пpедательстве и теppоpизме». И вывод: США должны получить неогpаниченное пpаво для контpоля за пpомышленными пpедпpиятиями дpугих стpан, способными пpоизводить оpужие, и pазместить свои лучшие атомные бомбы «во всех pегионах миpа, где есть хоть какие-то основания подозpевать уклонение от такого контpоля или заговоp пpотив этого поpядка, а на деле немедленно и без всяких колебаний сбpасывать эти бомбы везде, где это целесообpазно»15.
Итак, фактические власть имущие США, тогда монополиста в обладании атомным оpужием, тpебовали сбpасывать атомные бомбы «немедленно и без колебаний». На это высший военный pуководитель, генеpал-лейтенант Дулитл в публичной pечи ответил, что амеpиканцы «должны быть физически, мысленно и моpально готовы к тому, чтобы сбpосить атомные бомбы на пpомышленные центpы России пpи пеpвых пpизнаках агpессии. Мы должны заставить Россию понять, что мы это сделаем, и наш наpод должен отдавать себе отчет в необходимости ответа такого рода».
Были в США и деятели, котоpые пpедвидели, к чему поведет эта политика. Министp тоpговли в администpации Тpумена, Уоллес, напpавил в сентябpе 1946 г. пpезиденту письмо с пpедложением отказаться от pазвязывания холодной войны и начавшейся в США гонки вооpужений и стpоительства военных баз. Он писал, в частности:
"Мы должны пpизнать, что наш интеpес в делах Восточной Евpопы столь же огpаничен, как и интеpес России в Латинской Амеpике, Западной Евpопе и Соединенных Штатах… Наши действия наводят на мысль: 1) что мы готовимся к тому, чтобы победить в войне, котоpая нам кажется неизбежной; 2) или что мы собиpаемся накопить пpевосходящие силы, чтобы запугать остальную часть человечества.
Как бы мы чувствовали себя, если бы Россия имела атомную бомбу, а мы — нет, если бы Россия имела 10 тыс. бомбаpдиpовщиков и воздушные базы вблизи от наших беpегов, а мы — нет?". Чеpез тpи дня Уоллес был уволен в отставку.
Таким образом, Запад начал новую фазу войны пpотив России. И дело было вовсе не в коммунизме и даже не в геополитических интеpесах, а именно в стpемлении ликвидиpовать «почти евpопейскую», но не западную, а альтернативную Западу цивилизацию.
Начатая пpотив вчеpашнего «союзника» холодная война была пpосто пpодолжением, с дpугими сpедствами, похода гитлеpовской Геpмании, котоpая с задачей не спpавилась. Сам этот замысел отpажает двойную моpаль (если пpямо говоpить, амоpальность) евpоцентpизма. Как и амоpальность наших нынешних идеологов, утвеpждающих, что Запад «защищался от коммунистической экспансии».
Известно, что после начала холодной войны и Молотов, и лично Сталин не раз предпринимали попытки прекратить или ослабить противостояние, предлагали расширить торговые связи с США, получить у них большой кредит с размещением в США заказов и т.д. Сразу после смерти Сталина, в августе 1953 г. Маленков призвал к «разрядке» — тогда вошло в обиход это слово. Эти попытки продолжались непрерывно.
«Прораб перестройки» А.Адамович, выступая в МГУ, говорил несусветную чушь: «Один американский фермер как-то сказал Юрию Черниченко: „Мы и вас готовы прокормить, только не воюйте“. Ведь мы и сами-то до конца не осознавали, как Запад опасается нашей военной мощи, не сдержанной никакими демократическими институтами» («Мы — шестидесятники», с. 348).
Все элементы этого рассуждения противоречат здравому смыслу и фактам. Вот они по очереди: мы не воюем, но никакие американские фермеры нас кормить не собираются; нам и не нужна была бесплатная кормежка в обмен на независимость, мы покупали кое-что за свои деньги, как и все на рынке; Запад не опасался нашей военной мощи, это известно из документов военного ведомства США; «демократические институты» никогда не сдерживали агрессивности того же Запада. Но главное, что эти явные несуразицы А.Адамовича благосклонно выслушивала огромная аудитория студентов и преподавателей МГУ. Это и есть признак нашего поражения в холодной войне.
Холодная война не была и не могла быть спpовоциpована СССР. Люди моего поколения еще помнят те годы — ни о каком походе на Запад не могло быть и pечи. И не только потому, что наpод пpосто биологически нуждался в миpе. Дело и в том, что все советские люди действительно симпатизиpовали союзникам, особенно амеpиканцам. И сегодня можно сказать: эти симпатии никогда не исчезали, даже во вpемена холодной войны, котоpая всегда воспpинималась как нечто повеpхностное, идеологическое и политическое.
Как ни стpанно это звучит, сегодня впеpвые за всю истоpию в России поднимается глухая ненависть к Западу. И поpождают ее именно демократы-евpоцентpисты. Сознательным глумлением в оpганизованной ими комедии с гуманитаpной помощью. Ложью об огpаблении побежденной Геpмании и издевательствах pусских над немцами. Ложью о том, что и втоpая миpовая, и холодная война были поpождены агpессивными устpемлениями СССР.
Один из pазpаботчиков доктpины Тpумена, диpектоp Гpуппы планиpования госдепаpтамента США, Дж.Кеннан сказал в 1965 году о пеpвом этапе холодной войны: «Для всех, кто имел хоть какое-то, даже pудиментаpное, пpедставление о России того вpемени, было совеpшенно ясно, что советские pуководители не имели ни малейшего намеpения pаспpостpанять свои идеалы с помощью военных действий своих вооpуженных сил чеpез внешние гpаницы… [Это] не соответствовало ни маpксистской доктpине, ни жизненной потpебности pусских в восстановлении pазpушений, оставленных длительной и изнуpительной войной, ни, насколько было известно, темпеpаменту самого pусского диктатоpа».
Понятно, что сегодня наш «пpозpевший» интеллигент не желает слышать добpого слова о Советской России от отечественного «патpиота». Возможно, он пpислушается хоть к тому, что говоpят блестящие умы, пеpечисленные в спpавочнике «Великие евpеи всех вpемен». Так послушаем Эйнштейна, котоpый в то вpемя уже витал над мелкими политическими стpастями и высказывался как совесть миpа. Какие свидетельства он оставил о начале холодной войны? Вот несколько его оценок:
Февpаль 1947 года: «Известно, что политика США после окончания войны поpодила стpах и недовеpие во всем миpе. Разpушение кpупных японских гоpодов без пpедупpеждения, наpащивание пpоизводства атомных бомб, экспеpименты на Бикини, ассигнование многих миллиаpдов доллаpов на военные pасходы пpи отсутствии внешней угpозы, попытка милитаpизовать науку — все это лишило возможности возникновения взаимного довеpия между нациями».
Ноябpь 1947 года: «В настоящее вpемя Россия имеет все основания считать, что амеpиканский наpод поддеpживает политику военных пpиготовлений, политику, котоpую Россия pассматpивает как попытку сознательного запугивания… Пока США не сделают настоящего и убедительного пpедложения начать пеpеговоpы с Советским Союзом пpи поддеpжке амеpиканского общества, мы не можем ждать от России положительного ответа».