Страница:
А ведь о собственной шкуре надо было бы подумать, о детях своих. Сколько еще протянут наши крестьяне? Кто станет работать в таких условиях? На чем будут пахать через два-три года? Каков будет урожай без удобрений и без элитных семян? Угробили систему селекционных станций, которой Россия гордилась на весь мир! То же самое делают с элитным скотом! В ноябре 2000 года я подвез на машине женщину из совхоза. Она пенсионер, вернулась в свою деревню, а до этого была заместителем председателя райисполкома, занималась «диктатом». Вот что она рассказала.
На весь район в двух совхозах (теперь АО) решили сохранить племенное молочное стадо — себе в убыток. Верят люди, что весь этот морок кончится и надо будет поднимать хозяйство, так что-то стараются сберечь на развод. Прекрасные коровы, душа радуется. За ничтожную просрочку платежей, вернее, даже по недоразумению, «Мосэнерго» отключило электричество. Всего на два дня. Но за два дня погибла, испортилась половина стада — не смогли люди руками выдоить этих коров, хотя всех по домам сзывали. Женщина говорит, что в «Мосэнерго» прекрасно поняли, что отключение подачи энергии означает гибель ценнейшего стада, что каждая из этих коров стоит намного больше, чем просроченная сумма платежа — и отключили. Им, государственным чиновникам, теперь абсолютно безразлична судьба этого стада. Я даже удивился, как кратко и ясно изложила эта пожилая женщина суть совершившегося в России поворота.
Сейчас, в мае, приехал я снова в деревню, увидел знакомого фермера. Спрашиваю, как дела. Все, говорит, забили стадо — из двух с половиной тысяч коров осталось 200. Сломались люди, Чубайс торжествует. И он свою ферму свертывает — раньше он к совхозу жался, комбикорма там брал, горючее. Теперь не потянуть.
Переход от длительного периода непрерывной модернизации и улучшения сельского хозяйства к его быстрой деградации и архаизации произошел резко, скачкообразно — как будто подстрелили наше деревню. Приведу выдержки из беспристрастного официального доклада — вразбивку, бессистемно, ибо каждый абзац настолько красноречив, что не требует «обработки»:
"МИНИСТЕРСТВО СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ АГРОПРОМЫШЛЕННОГО КОМПЛЕКСА РОССИИ
Москва — 2000 г.
Сокращение бюджетного финансирования научных организаций наглядно видно на примере 22 институтов РАСХН различного профиля. Расчеты показали, что в целом по всем указанным институтам бюджетное финансирование в 1996 году по сравнению с 1991 годом сократилось в 8,5 раз. В 1999 г. в среднем по системе Российской Академии сельскохозяйственных наук (РАСХН) средняя заработная плата составила 629 рублей.
Вызывает серьезную озабоченность обвальное сокращение количества исследователей научно-исследовательских подразделений вузов Министерства сельского хозяйства РФ. Их численность уменьшилась за период 1991-1997 гг. с 6989 до 605 человек, т.е. более чем в 11 раз. Из-за отсутствия финансирования научно-педагогический состав вузов не принимает участия в проведении научно-исследовательских работ.
Большинство сортов и гибридов сельскохозяйственных растений рассчитано на значительный уровень ресурсного обеспечения, которого в настоящее время недостаточно. Нужны новые сорта, но из-за недостатка средств отключены теплицы, фитотроны и другие культивационные установки, а это значит, что срок выведения новых сортов увеличивается как минимум в 3-4 раза.
В хозяйствах зачастую используются упрощенные технологии производства растениеводческой продукции, которые отличаются достаточно низким уровнем, что приводит к резкому падению урожайности и технологических качеств сырья. По этой причине резко сократилось производство сильного зерна, сахаристость отечественной свеклы в последние годы на 30-40% уступает зарубежной, понизилось качество овощей, картофеля.
Причинами нарушения технологий возделывания сельскохозяйственных культур стали: отсутствие необходимой в хозяйствах сельскохозяйственной техники, сокращение внесения необходимых минеральных удобрений в почву более чем в 10 раз, усиление процессов закисления, засоления и эрозии почв из-за сокращения мелиоративных работ, резкого уменьшения вложений в известкование и фосфоритование. В целом по стране 45 млн. га пашни характеризуются повышенной кислотностью, 37 млн. га — низким содержанием фосфора, 63 млн. га — низким содержанием гумуса.
Сложившееся положение в растениеводстве во многом объясняется еще и значительным ухудшением в последние годы состояния отечественного семеноводства, которое сейчас находится в глубоком кризисе.
В связи с отсутствием у многих хозяйств средств на покупку дорогих семян элиты и I репродукции, ими используются собственные семена, а семена высших репродукций, в том числе и новых, только что районированных сортов, скапливаются на складах ОПХ-элитхозов, НИИСХ, учхозов вузов, селекцентров, а иногда идут на корм скоту или на мельницу. В результате в последние годы одна треть семян высшей репродукции не была реализована элитхозами по прямому назначению, а товаропроизводители потеряли миллионы тонн высококачественного зерна, картофеля, овощей, технических культур.
В дореформенный период в сельском хозяйстве был достигнут относительно высокий уровень механизации сельскохозяйственного производства. Глубокий экономический кризис в стране и АПК, потеря платежеспособного спроса сельскохозяйственных предприятий на технику, слабая протекционистская политика по сохранению рынков сельскохозяйственных машин и оборудования, отсутствие государственной поддержки предприятий тракторного и сельскохозяйственного машиностроения привели к развалу научно-технического и производственного потенциала отечественного машиностроения.
Объем товарной продукции на предприятиях отрасли сократился почти в 13 раз, в том числе по тракторостроению — в 10, по сельскохозяйственным машинам для растениеводства более чем в 14, по машинам и оборудованию для животноводства и кормопроизводства — в 38, по двигателестроению — в 8, по компонентам машин и запасным частям — в 17, а использованию производственного потенциала — в 13-25 раз.
Нагрузка на 1 трактор пашни (га): в России — 122, США — 28, Англии — 13, Германии — 8, Италии — 6.
Для ухода за существующим парком машин ежегодно требуется около 30 триллионов рублей. Фактически расходуется в 4-5 раз меньше.
Промышленное производство основных видов продовольствия отброшено в среднем на 20-25 лет, а показатели производства молока в стране приближаются к уровню показателей 1914 года. В крупных городах — Москве и Санкт-Петербурге — доля импорта составляет 80% от всего объема пищевой продукции.
По уровню жизни, в соответствии с “индексом человеческого развития” (ФАО/ВОЗ), Россия, до недавнего времени занимавшая седьмое место в мире, опустилась до сорокового".
С большим трудом в СССР создали мощную промышленность удобрений — сегодня она парализована, остатки ее работают на экспорт. России, как и при Столыпине, удобрения не по карману (см. рис. 11). Известно, что естественное плодородие обеспечивает урожайность не выше 7-8 ц зерна с гектара (в 1909-1913 гг. в среднем за год она составляла 6,9 ц). Больше не может компенсировать почва вынос питательных веществ, надо удобрять. При урожае 18-19 ц, как было в последние советские годы, вынос с урожаем был 124 кг питательных веществ с гектара, а вносилось 122 кг с удобрениями. Мы только-только подошли к равновесию. Оно было резко сломано. Применение удобрений в РФ упало с 14 млн. т в 1987 г. до 2,1 млн. т в 1994 г., а с 1995 г. удерживается на уровне 1,5 млн. т. В четыре раза уменьшилось и внесение органических удобрений.
Подумайте только, Россия сегодня вносит в гектар пашни в 6-7 раз меньше удобрений, чем страны «третьего мира» — Бразилия, Мексика. Не на 20-30%, а в 6-7 раз меньше! За пять лет скатиться с уровня развитой страны на уровень голодающих стран! Начиная с 1995 г. количество вносимых в почву удобрений колеблется в России около 13 кг/га. Для сравнения замечу, что в Китае в 1995 г. на 1 гектар было внесено 386 кг. удобрений! В 30 раз больше! Резко сократилось и внесение в почву органических удобрений.
Россия начинает воспроизводить типичную «двойную структуру» сельского хозяйства «третьего мира» — есть небольшие оазисы относительного благополучия, а остальная земля дичает. В 1992 г. уже 40% площади под зерновые вообще не получило удобрений, а в 1993 г. эта доля достигла 75%! И с тех пор площадь удобряемых земель не повысилась. Эта политика не имеет никаких экономических оправданий — только в 1993 г. из-за лишения села удобрений недополучено продукции, эквивалентной 15-20 млн. т зерна.
Рис.11 Поставка удобрений сельскому хозяйству России (млн. т)
Повышение эффективности при переработке зерна в комбикорм было бы примерно равно всему зерновому импорту России. По этому пути и шли, но реформа резко оборвала эту тенденцию и отбросила к наихудшему состоянию.
В 1992 г. по сравнению в 1989 г. заготовки упали: сена и силоса на 35%, кормовых корнеплодов на 69, травяной муки на 71, производство комбикормов на 35%., и ценность их снижается. В 1992 г. по сравнению с 1989 г. поставлено: рыбной муки в 3 раза, шрота и жмыхов в 4 раза, травяной муки в 6,5 раз и мелассы в 15 раз меньше. Выпуск белково-витаминных добавок упал более чем в 4 раза, азотных кормовых добавок — в 11 раз. Изменения такого масштаба означают, что производится, по сути, не комбикорм, а размолотое зерно. В «дореформенную» пятилетку 1986-89 гг. в год вводились мощности по производству комбикорма на 3930 т. в сутки, а в 1992 г. — на 100 т. Сегодня строительство практически прекращено.
Производство добавок для комбикорма, которое стали создавать для ликвидации перекорма зерна и освобождения от его импорта, было уничтожено к 1994 г., когда оно составило 2% от уровня 1990 года, а затем вообще прекратилось. Было уничтожено важное современное производство. В то же время, сохранить поголовье скота можно лишь при быстром росте потребления зерна, ибо основной его потребитель — животноводство. Поначалу из-за этого пришлось резко увеличить импорт зерна — который антисоветские идеологи ставили в вину советской системе. Если в 1966-70 гг. Россия импортировала в год в среднем 1,35 млн. т зерна, то в 1992 г. — 24,3 млн. т. В тот год Россия впервые вошла в режим потребления импортного зерна «с колес». Неоднократно разбронировался и неприкосновенный зерновой запас, величина которого уже на порядок ниже, чем в 50-е годы. Но ведь зерновой НЗ — на случай крайнего бедствия и войны. Запустив в него руку, правительство красноречивее всяких слов признало: Россия потеряла продовольственную независимость, даже введя почти половину населения в режим полуголода.
В животноводстве идет снижение товарности и страшный откат в технологии и санитарии. Если производство мяса за годы реформы упало в целом в два раза, то переработка скота на мясокомбинатах — в четыре раза. Скот забивают на подворьях, и мясо продают на дорогах и в подворотнях.
Вот маленькая и весьма типичная выдержка из «Государственного доклада о состоянии здоровья населения Российской Федерации в 1992 году» (М., 1993): «Настораживает расширение ареала синантропного трихинеллеза и увеличивающееся число заражающихся… Заболеваемость трихинеллезом, имеющая вспышечный характер, регистрировалась в 40 административных территориях Российской Федерации. Все вспышки трихинеллеза возникли в результате бесконтрольной торговли свининой подворного убоя без проведения санитарно-ветеринарной экспертизы… Прогноз по заболеваемости населения гельминтозами неблагоприятный. Отсутствие лечебных средств сводит на нет многолетние усилия учреждений здравоохранения и санитарно-эпидемиологической службы по оздоровлению очагов гельминтозов. Развитие и интенсификация индивидуальных хозяйств (частное свиноводство, выращивание овощей, зелени, ягодных культур с использованием необезвреженных нечистот для удобрения) приводит к загрязнению почвы, овощей, ягод, инвазии мяса и мясопродуктов» (с. 99).
«Бороться на рынке» село не может, т.к. не может охватить весь цикл и выйти с готовым продуктом — мощности хранения и переработки в городе. Село с самого начала реформы стало беспомощно против диктата переработчика и торговца. Например, овощные базы принимали осенью 1993 г. картофель по цене 30-40 руб. при себестоимости 50-70 руб. Когда были нанесены первые сильнейшие удары по колхозам, идеологи этого поворота радовались: «село отступило на подворья». Умиление усилением подворья вызвано лишь тем, что оно внешне напоминает частное («фермерское») хозяйство. На деле подворье — уклад средневековый и совершенно не капиталистический. Его усиление — признак разрухи. Быстро свертываются «цивилизованные» формы интенсивного производства. Возрождаются архаичные технологии — с огромным откатом из-за того, что на селе уже практически отсутствует тягловый скот.
Возникает никогда не существовавшая, неизвестная миру система, сочетающая остатки современной электротехники с технологией раннего, «безлошадного» земледелия. Резко снижается энергоснабжение (рис. 12). Идет снижение товарности. По сравнению с «нерыночным» 1985 годом в «рыночном» 1992 году товарность зернового производства снизилась с 40 до 24%, а картофеля — с 22 до 8%. Уже на первом этапе перевода скота с ферм на подворья при потере 1% поголовья коров товарность молока в России упала на 26%.
Рис.12 Поставки топлива сельскому хозяйству в России, млн. т (1 — бензин, 2 — дизельное топливо)
Прекратилось мелиоративное строительство — в России перестали орошать, осушать и известковать земли, качество почв быстро снижается (рис. 13). Снизилась породность стада, а значит, и столь любимая нашими либералами «эффективность». Вот прямой и простой показатель одичания: скоту теперь скармливается больше корма, чем в советское время, а продуктивность его ниже. В 1990 г. на производство центнера молока расходовалось 1,44 ц кормовых единиц, а в 1994 г. — 1,74 ц. Это очень резкое падение продуктивности. На центнер привеса крупного рогатого скота уходило 13,5 ц кормов, а в 1994 г. — 18,9, а на центнер привеса свиней имеем скачок расхода кормов от 8,3 до 12,5 ц. В два — два с половиной раза вырос падеж скота. Мы наблюдаем нарастающую архаизацию сельского хозяйства России, и никаких признаков перелома этой тенденции нет.
Когда разрушали колхозные и совхозные фермы, много говорилось о том, что их заменят оптимальные, современные частные животноводческие предприятия. Это говорилось неискренне. Уже в 1990 г. была опубликована сводка: средняя молочно-товарная ферма оптимальных для России размеров (70 коров) требует капиталовложений, равных ежегодному накоплению в 2 тыс долларов в течение 60 лет. Откуда было взяться у нашего мелкого фермера таким деньгам?
Рис.13 Ввод в действие орошаемых земель в России (тыс. гектаров)
И всякие ссылки честных антисоветчиков на то, что они «хотели как лучше», имеют сегодня ничтожное значение — предупреждения о порочности всего плана реформ им делались уже в конце 80-х годов, а затем, в 1991-1992 гг., эта порочность была красноречиво и с очевидностью показана практикой. Но они, наши честные интеллигенты-демократы, даже не желают вслух признать очевидных фактов.
Посмотрите, какие цены установил новый хозяйственный строй на зерно и на хлеб. Цены на хлеб, производимый частными предпринимателями в городе, чудовищно завышены, но это тривиально. Из крестьян же, напротив, стали добывать зерно, как фактор природы. А он, как следует из политэкономии, вообще не имеет стоимости — стоимость определяется только «затратами на добычу». Это и есть важнейший признак архаизации. Зерно не покупают через эквивалентный обмен, а именно добывают. Архаическая часть хозяйства страны производит ценности, как природа, а модернизированный уклад (скупщики зерна) добывают эти ценности бесплатно. Если добывают хищнически, как китов или зерно у нашего села, то довольно быстро уничтожают — и китов, и наших крестьян.
Все это общество легко приняло потому, что в течение 30 лет велась тихая, но интенсивная антиколхозная пропаганда. И почти все мы приняли в ней большее или меньшее участие — не думая о последствиях и «не зная общества, в котором живем».
В этой главе приведено довольно много статистических данных. Часть читателей их отвергает в принципе — они «не верят статистике». Это глубоко ошибочная позиция.
Да, существует недоверие к статистике вообще (мол, статистика — «вид лжи»). Такое недоверие бессодержательно — любое измерение может быть ложью, особенно если его не понимаешь. Какой смысл, например, измерять температуру дикарю, если он не знает, что такое температура и что она говорит о состоянии здоровья. А если тебе это объяснили, то глупо отказываться от термометра.
Ложь при использовании измерений обычно кроется «в порах», на гранях. Прежде всего, можно подозревать манипуляцию, когда измеряют неизмеримую или даже неформализуемую величину и затем делают утверждения типа «Жить стало вдвое веселей», «С новыми памперсами попки стали на 40% здоровее». Легко манипулировать относительными величинами, всяческими индексами. Еще легче — средними величинами при большой неоднородности объекта («средняя температура по больнице» или «средние доходы в РФ»). Гораздо труднее ложно толковать абсолютные натурные показатели (например, число голов крупного рогатого скота, количество тракторов или тонн нефти). Здесь качество измерений зависит, скорее, от качества системы сбора информации. Это можно оценить, и обычно ошибка не настолько велика, чтобы принципиально повлиять на вывод.
Крупных сознательных фальсификаций в системе натурных показателей быть не может, поэтому утверждение типа «советской (или, наоборот, российской) статистике верить нельзя» ложно в принципе. Да, верить (как и не верить) нельзя, когда говорят, что советские попки стали на 40% здоровее. Но когда говорят, что в РФ стало на два миллиона попок меньше, чем пять лет назад, то это весьма надежное утверждение.
Нельзя безоговорочно верить первым членам гомологических рядов (например, показателям первых пятилеток) — они всегда аномальны, ибо измеряются в состоянии хаоса зарождения ряда. А когда складывается стабильная система статистики, то она отражает межотраслевой баланс, и крупные фальсификации сразу обнаруживаются, причем кричащим образом.
Но статистика — настолько дорогая и необходимая система, что никто не будет ее создавать для того, чтобы обмануть ЦРУ или своего колхозника. Это предположение нелепо, никакое государство не в состоянии вести двойную бухгалтерию — одну для своих целей, другую для идеологического обмана. Для целей идеологии вполне достаточно засекречивать натурные показатели, а в политических выступлениях применять побольше туманных показателей. Кстати, проверка советской статистики была любимым делом американской советологии, и эти работы полезно читать. Ибо там наше бытие просчитывается с другими, нежели у нас, методиками, что проясняет некоторые моменты.
Мелкие надувательства, которые бывают в статистике, не страшны, поскольку они проявляются сразу же — именно при взгляде на баланс. Лет пять назад энтузиасты реформы стали кричать о буме в жилищном строительстве. Но данные по производству и импорту стройматериалов и оборудования показывали реальность. Для того бума, о котором они кричали, не существовало ни цемента, ни оконного стекла, ни унитазов. Нестыковка сразу бросалась в глаза.
Кроме того, важным средством контроля, доступным читателю, является сравнение показателей, полученных независимыми методами, подходя к объекту «с разных сторон». Например, важным индикатором благосостояния общества является статистика продаж — скажем, продуктов питания. Но важные коррективы вносит и прямое измерение потребления, тем более разными группами населения. Оно достигается изучением семейных бюджетов, которое в широких масштабах было начато в России уже в конце XIX в. В советское время проводилось регулярное изучение семейных бюджетов 90 тыс. семей. Сейчас размах гораздо меньше, но такая работа продолжается.
Сейчас Госкомстат РФ стал кое-что скрывать путем сокращения числа публикуемых показателей или таком их агрегировании, что трудно продолжать временные ряды. Иногда заменяют содержание — так, что весь временной ряд рвется. Но все это мелочи. Статистику очень полезно изучать, стараясь сравнивать взаимосвязанные показатели и брать как можно более длинные временные ряды.
Есть один тяжелый нерешенный вопрос: почему так легко поверили люди тем черным мифам, которые идеологи создали о наших крестьянах и колхозах? По мне, не было более несправедливой вещи, чем этот миф. Деревня на своем горбу вытянула и индустриализацию, и войну, и послевоенное восстановление — а о ней сказали, что она камнем висит на шее государства. Дотации, дотации! Как могли горожане в это поверить? Ведь это ложь, самая низкая. Деревня у нас всегда, до самого последнего времени субсидировала город.
Причем ложь эта — не только о колхозах, а вообще о русском крестьянстве. И даже, если хотите, о Столыпине. Из него сделали какого-то попку, только и повторяли его фразу: «Нам нужна великая Россия». Вникнуть в его дело не пожелали. А ведь он прошел трудный путь — попытался разрушить общину и превратить крестьян в фермеров и рабочих. И сам понял, что это невозможно. Он проверил важнейший для нас вариант и даже заплатил за опыт своей жизнью, но разве мы все учли его урок? Нет, нам сумели привить в сознание «экономический идиотизм».
Сейчас под прикрытием сказки об «инвестициях» превращают землю в товар. Мне позвонили из Академии наук Украины, хотели издать сборник серьезных статей, отражающих дебаты о земле в России. Статьи против купли-продажи они нашли, а статей за куплю-продажу не нашли ни одной! Просят найти — не может же быть такого. Я стал искать, опрашивать специалистов. Нет таких работ, одни заклинания. Что же это творится!
Вспоминая разговоры о колхозах, которые велись в интеллигентной среде с 60-х годов, я с удивлением вижу, что в этой среде соединились идеи, казалось бы, несоединимых, крайне враждебных течений — либерализма и троцкизма. Их объединяет лишь общий евроцентризм и исходящая из него ненависть к крестьянству (и ненависть к аристократии — но это особая тема).
Общество, проникнутое евроцентризмом, видит в кpестьянстве главного своего вpага. Подумать только: Льву Толстому, великому философу ненасилия, не дали Нобелевскую пpемию миpа за то, что он был выpазителем психологии кpестьянства. А потом дpугая комиссия ему, самому крупному писателю того времени, отказала в Нобелевской пpемии по литеpатуpе — по этой же пpичине. Раз замолвил слово за крестьян — ты уже враг цивилизации!
Сегодня антикрестьянская идеология в России приобрела радикальный, даже фанатичный характер. Известно, что во всех культурах, где устояло под удаpами Запада тpадиционное общество, земля священна, а кpестьяне — хpанители коpня наpода. И в мыслях нет подходить к ним с монетаpистскими меpками. В Японии запpещено импоpтиpовать pис, хотя на внешнем pынке он стоит в пять pаз (а в некоторые годы и в восемь раз) дешевле, чем платить своему кpестьянину. Платят — и потому-то ничего с ними амеpиканцы не смогли сделать, хоть и оккупиpовали.
В отношении к крестьянству мыслями нашей интеллигенции завладел самый упрощенный, механистический индустриализм. Подавай им фермера, и все тут. Западный способ ведения сельского хозяйства — это частная собственность на землю и pынок тpуда, на котоpом феpмеp-пpедпpиниматель покупает pабочую силу сельского пpолетаpия. Это аналог фабрики на земле. Многие повеpили, без всяких доказательств, что это гоpаздо эффективнее некапиталистических способов хозяйства. Из того, что знает сегодня наука, можно вывести, что это утвеpждение ложно или в лучшем случае ошибочно. Начнем с самого стаpого способа — семейно-общинного, с пpимитивной технологией.
Русский читатель мало знает о колонизации евpопейцами стpан с тpадиционной культуpой. Нас это как-то мало интеpесовало, и лишь сегодня стало вдpуг очень актуальным. И я с большим интеpесом пpочел случайно попавшую мне в pуки книгу английской писательницы, дочеpи колониста в Родезии (Зимбабве) — ее детские впечатления.
Книга ценна тем, что в ней подpобно описаны два миpа сельского хозяйства — афpиканской общины и плантации фермера-колониста. Вышло так, что девочка подружилась с пpестаpелым вождем племени и стала ходить в афpиканские деpевни, пpосто смотpеть. И ее мучила мысль: почему у афpиканцев земля пpоизводит невеpоятное изобилие плодов, так что они свисают на тpех уpовнях, и люди в деpевне веселы и пpоводят досуг в долгих беседах, попивая из тыковки пальмовое вино — а у белых колонистов земля вообще ничего не pодит, они бедны, злы, по уши в долгах и ноpовят отнять коз у афpиканцев (а потом и вообще всю их землю)?
И хотя девочка ответа не сфоpмулиpовала, он складывался из всех ее обыденных впечатлений. Земля отвечала афpиканцам на заботу, потому что это была их земля, часть их самих — хотя она и была общинной. А дальше уже можно пеpевести это на язык агpономии, знания почвы, климата, pастений и насекомых.
На весь район в двух совхозах (теперь АО) решили сохранить племенное молочное стадо — себе в убыток. Верят люди, что весь этот морок кончится и надо будет поднимать хозяйство, так что-то стараются сберечь на развод. Прекрасные коровы, душа радуется. За ничтожную просрочку платежей, вернее, даже по недоразумению, «Мосэнерго» отключило электричество. Всего на два дня. Но за два дня погибла, испортилась половина стада — не смогли люди руками выдоить этих коров, хотя всех по домам сзывали. Женщина говорит, что в «Мосэнерго» прекрасно поняли, что отключение подачи энергии означает гибель ценнейшего стада, что каждая из этих коров стоит намного больше, чем просроченная сумма платежа — и отключили. Им, государственным чиновникам, теперь абсолютно безразлична судьба этого стада. Я даже удивился, как кратко и ясно изложила эта пожилая женщина суть совершившегося в России поворота.
Сейчас, в мае, приехал я снова в деревню, увидел знакомого фермера. Спрашиваю, как дела. Все, говорит, забили стадо — из двух с половиной тысяч коров осталось 200. Сломались люди, Чубайс торжествует. И он свою ферму свертывает — раньше он к совхозу жался, комбикорма там брал, горючее. Теперь не потянуть.
Переход от длительного периода непрерывной модернизации и улучшения сельского хозяйства к его быстрой деградации и архаизации произошел резко, скачкообразно — как будто подстрелили наше деревню. Приведу выдержки из беспристрастного официального доклада — вразбивку, бессистемно, ибо каждый абзац настолько красноречив, что не требует «обработки»:
"МИНИСТЕРСТВО СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ АГРОПРОМЫШЛЕННОГО КОМПЛЕКСА РОССИИ
Москва — 2000 г.
Сокращение бюджетного финансирования научных организаций наглядно видно на примере 22 институтов РАСХН различного профиля. Расчеты показали, что в целом по всем указанным институтам бюджетное финансирование в 1996 году по сравнению с 1991 годом сократилось в 8,5 раз. В 1999 г. в среднем по системе Российской Академии сельскохозяйственных наук (РАСХН) средняя заработная плата составила 629 рублей.
Вызывает серьезную озабоченность обвальное сокращение количества исследователей научно-исследовательских подразделений вузов Министерства сельского хозяйства РФ. Их численность уменьшилась за период 1991-1997 гг. с 6989 до 605 человек, т.е. более чем в 11 раз. Из-за отсутствия финансирования научно-педагогический состав вузов не принимает участия в проведении научно-исследовательских работ.
Большинство сортов и гибридов сельскохозяйственных растений рассчитано на значительный уровень ресурсного обеспечения, которого в настоящее время недостаточно. Нужны новые сорта, но из-за недостатка средств отключены теплицы, фитотроны и другие культивационные установки, а это значит, что срок выведения новых сортов увеличивается как минимум в 3-4 раза.
В хозяйствах зачастую используются упрощенные технологии производства растениеводческой продукции, которые отличаются достаточно низким уровнем, что приводит к резкому падению урожайности и технологических качеств сырья. По этой причине резко сократилось производство сильного зерна, сахаристость отечественной свеклы в последние годы на 30-40% уступает зарубежной, понизилось качество овощей, картофеля.
Причинами нарушения технологий возделывания сельскохозяйственных культур стали: отсутствие необходимой в хозяйствах сельскохозяйственной техники, сокращение внесения необходимых минеральных удобрений в почву более чем в 10 раз, усиление процессов закисления, засоления и эрозии почв из-за сокращения мелиоративных работ, резкого уменьшения вложений в известкование и фосфоритование. В целом по стране 45 млн. га пашни характеризуются повышенной кислотностью, 37 млн. га — низким содержанием фосфора, 63 млн. га — низким содержанием гумуса.
Сложившееся положение в растениеводстве во многом объясняется еще и значительным ухудшением в последние годы состояния отечественного семеноводства, которое сейчас находится в глубоком кризисе.
В связи с отсутствием у многих хозяйств средств на покупку дорогих семян элиты и I репродукции, ими используются собственные семена, а семена высших репродукций, в том числе и новых, только что районированных сортов, скапливаются на складах ОПХ-элитхозов, НИИСХ, учхозов вузов, селекцентров, а иногда идут на корм скоту или на мельницу. В результате в последние годы одна треть семян высшей репродукции не была реализована элитхозами по прямому назначению, а товаропроизводители потеряли миллионы тонн высококачественного зерна, картофеля, овощей, технических культур.
В дореформенный период в сельском хозяйстве был достигнут относительно высокий уровень механизации сельскохозяйственного производства. Глубокий экономический кризис в стране и АПК, потеря платежеспособного спроса сельскохозяйственных предприятий на технику, слабая протекционистская политика по сохранению рынков сельскохозяйственных машин и оборудования, отсутствие государственной поддержки предприятий тракторного и сельскохозяйственного машиностроения привели к развалу научно-технического и производственного потенциала отечественного машиностроения.
Объем товарной продукции на предприятиях отрасли сократился почти в 13 раз, в том числе по тракторостроению — в 10, по сельскохозяйственным машинам для растениеводства более чем в 14, по машинам и оборудованию для животноводства и кормопроизводства — в 38, по двигателестроению — в 8, по компонентам машин и запасным частям — в 17, а использованию производственного потенциала — в 13-25 раз.
Нагрузка на 1 трактор пашни (га): в России — 122, США — 28, Англии — 13, Германии — 8, Италии — 6.
Для ухода за существующим парком машин ежегодно требуется около 30 триллионов рублей. Фактически расходуется в 4-5 раз меньше.
Промышленное производство основных видов продовольствия отброшено в среднем на 20-25 лет, а показатели производства молока в стране приближаются к уровню показателей 1914 года. В крупных городах — Москве и Санкт-Петербурге — доля импорта составляет 80% от всего объема пищевой продукции.
По уровню жизни, в соответствии с “индексом человеческого развития” (ФАО/ВОЗ), Россия, до недавнего времени занимавшая седьмое место в мире, опустилась до сорокового".
С большим трудом в СССР создали мощную промышленность удобрений — сегодня она парализована, остатки ее работают на экспорт. России, как и при Столыпине, удобрения не по карману (см. рис. 11). Известно, что естественное плодородие обеспечивает урожайность не выше 7-8 ц зерна с гектара (в 1909-1913 гг. в среднем за год она составляла 6,9 ц). Больше не может компенсировать почва вынос питательных веществ, надо удобрять. При урожае 18-19 ц, как было в последние советские годы, вынос с урожаем был 124 кг питательных веществ с гектара, а вносилось 122 кг с удобрениями. Мы только-только подошли к равновесию. Оно было резко сломано. Применение удобрений в РФ упало с 14 млн. т в 1987 г. до 2,1 млн. т в 1994 г., а с 1995 г. удерживается на уровне 1,5 млн. т. В четыре раза уменьшилось и внесение органических удобрений.
Подумайте только, Россия сегодня вносит в гектар пашни в 6-7 раз меньше удобрений, чем страны «третьего мира» — Бразилия, Мексика. Не на 20-30%, а в 6-7 раз меньше! За пять лет скатиться с уровня развитой страны на уровень голодающих стран! Начиная с 1995 г. количество вносимых в почву удобрений колеблется в России около 13 кг/га. Для сравнения замечу, что в Китае в 1995 г. на 1 гектар было внесено 386 кг. удобрений! В 30 раз больше! Резко сократилось и внесение в почву органических удобрений.
Россия начинает воспроизводить типичную «двойную структуру» сельского хозяйства «третьего мира» — есть небольшие оазисы относительного благополучия, а остальная земля дичает. В 1992 г. уже 40% площади под зерновые вообще не получило удобрений, а в 1993 г. эта доля достигла 75%! И с тех пор площадь удобряемых земель не повысилась. Эта политика не имеет никаких экономических оправданий — только в 1993 г. из-за лишения села удобрений недополучено продукции, эквивалентной 15-20 млн. т зерна.
Повышение эффективности при переработке зерна в комбикорм было бы примерно равно всему зерновому импорту России. По этому пути и шли, но реформа резко оборвала эту тенденцию и отбросила к наихудшему состоянию.
В 1992 г. по сравнению в 1989 г. заготовки упали: сена и силоса на 35%, кормовых корнеплодов на 69, травяной муки на 71, производство комбикормов на 35%., и ценность их снижается. В 1992 г. по сравнению с 1989 г. поставлено: рыбной муки в 3 раза, шрота и жмыхов в 4 раза, травяной муки в 6,5 раз и мелассы в 15 раз меньше. Выпуск белково-витаминных добавок упал более чем в 4 раза, азотных кормовых добавок — в 11 раз. Изменения такого масштаба означают, что производится, по сути, не комбикорм, а размолотое зерно. В «дореформенную» пятилетку 1986-89 гг. в год вводились мощности по производству комбикорма на 3930 т. в сутки, а в 1992 г. — на 100 т. Сегодня строительство практически прекращено.
Производство добавок для комбикорма, которое стали создавать для ликвидации перекорма зерна и освобождения от его импорта, было уничтожено к 1994 г., когда оно составило 2% от уровня 1990 года, а затем вообще прекратилось. Было уничтожено важное современное производство. В то же время, сохранить поголовье скота можно лишь при быстром росте потребления зерна, ибо основной его потребитель — животноводство. Поначалу из-за этого пришлось резко увеличить импорт зерна — который антисоветские идеологи ставили в вину советской системе. Если в 1966-70 гг. Россия импортировала в год в среднем 1,35 млн. т зерна, то в 1992 г. — 24,3 млн. т. В тот год Россия впервые вошла в режим потребления импортного зерна «с колес». Неоднократно разбронировался и неприкосновенный зерновой запас, величина которого уже на порядок ниже, чем в 50-е годы. Но ведь зерновой НЗ — на случай крайнего бедствия и войны. Запустив в него руку, правительство красноречивее всяких слов признало: Россия потеряла продовольственную независимость, даже введя почти половину населения в режим полуголода.
В животноводстве идет снижение товарности и страшный откат в технологии и санитарии. Если производство мяса за годы реформы упало в целом в два раза, то переработка скота на мясокомбинатах — в четыре раза. Скот забивают на подворьях, и мясо продают на дорогах и в подворотнях.
Вот маленькая и весьма типичная выдержка из «Государственного доклада о состоянии здоровья населения Российской Федерации в 1992 году» (М., 1993): «Настораживает расширение ареала синантропного трихинеллеза и увеличивающееся число заражающихся… Заболеваемость трихинеллезом, имеющая вспышечный характер, регистрировалась в 40 административных территориях Российской Федерации. Все вспышки трихинеллеза возникли в результате бесконтрольной торговли свининой подворного убоя без проведения санитарно-ветеринарной экспертизы… Прогноз по заболеваемости населения гельминтозами неблагоприятный. Отсутствие лечебных средств сводит на нет многолетние усилия учреждений здравоохранения и санитарно-эпидемиологической службы по оздоровлению очагов гельминтозов. Развитие и интенсификация индивидуальных хозяйств (частное свиноводство, выращивание овощей, зелени, ягодных культур с использованием необезвреженных нечистот для удобрения) приводит к загрязнению почвы, овощей, ягод, инвазии мяса и мясопродуктов» (с. 99).
«Бороться на рынке» село не может, т.к. не может охватить весь цикл и выйти с готовым продуктом — мощности хранения и переработки в городе. Село с самого начала реформы стало беспомощно против диктата переработчика и торговца. Например, овощные базы принимали осенью 1993 г. картофель по цене 30-40 руб. при себестоимости 50-70 руб. Когда были нанесены первые сильнейшие удары по колхозам, идеологи этого поворота радовались: «село отступило на подворья». Умиление усилением подворья вызвано лишь тем, что оно внешне напоминает частное («фермерское») хозяйство. На деле подворье — уклад средневековый и совершенно не капиталистический. Его усиление — признак разрухи. Быстро свертываются «цивилизованные» формы интенсивного производства. Возрождаются архаичные технологии — с огромным откатом из-за того, что на селе уже практически отсутствует тягловый скот.
Возникает никогда не существовавшая, неизвестная миру система, сочетающая остатки современной электротехники с технологией раннего, «безлошадного» земледелия. Резко снижается энергоснабжение (рис. 12). Идет снижение товарности. По сравнению с «нерыночным» 1985 годом в «рыночном» 1992 году товарность зернового производства снизилась с 40 до 24%, а картофеля — с 22 до 8%. Уже на первом этапе перевода скота с ферм на подворья при потере 1% поголовья коров товарность молока в России упала на 26%.
Прекратилось мелиоративное строительство — в России перестали орошать, осушать и известковать земли, качество почв быстро снижается (рис. 13). Снизилась породность стада, а значит, и столь любимая нашими либералами «эффективность». Вот прямой и простой показатель одичания: скоту теперь скармливается больше корма, чем в советское время, а продуктивность его ниже. В 1990 г. на производство центнера молока расходовалось 1,44 ц кормовых единиц, а в 1994 г. — 1,74 ц. Это очень резкое падение продуктивности. На центнер привеса крупного рогатого скота уходило 13,5 ц кормов, а в 1994 г. — 18,9, а на центнер привеса свиней имеем скачок расхода кормов от 8,3 до 12,5 ц. В два — два с половиной раза вырос падеж скота. Мы наблюдаем нарастающую архаизацию сельского хозяйства России, и никаких признаков перелома этой тенденции нет.
Когда разрушали колхозные и совхозные фермы, много говорилось о том, что их заменят оптимальные, современные частные животноводческие предприятия. Это говорилось неискренне. Уже в 1990 г. была опубликована сводка: средняя молочно-товарная ферма оптимальных для России размеров (70 коров) требует капиталовложений, равных ежегодному накоплению в 2 тыс долларов в течение 60 лет. Откуда было взяться у нашего мелкого фермера таким деньгам?
И всякие ссылки честных антисоветчиков на то, что они «хотели как лучше», имеют сегодня ничтожное значение — предупреждения о порочности всего плана реформ им делались уже в конце 80-х годов, а затем, в 1991-1992 гг., эта порочность была красноречиво и с очевидностью показана практикой. Но они, наши честные интеллигенты-демократы, даже не желают вслух признать очевидных фактов.
Посмотрите, какие цены установил новый хозяйственный строй на зерно и на хлеб. Цены на хлеб, производимый частными предпринимателями в городе, чудовищно завышены, но это тривиально. Из крестьян же, напротив, стали добывать зерно, как фактор природы. А он, как следует из политэкономии, вообще не имеет стоимости — стоимость определяется только «затратами на добычу». Это и есть важнейший признак архаизации. Зерно не покупают через эквивалентный обмен, а именно добывают. Архаическая часть хозяйства страны производит ценности, как природа, а модернизированный уклад (скупщики зерна) добывают эти ценности бесплатно. Если добывают хищнически, как китов или зерно у нашего села, то довольно быстро уничтожают — и китов, и наших крестьян.
Все это общество легко приняло потому, что в течение 30 лет велась тихая, но интенсивная антиколхозная пропаганда. И почти все мы приняли в ней большее или меньшее участие — не думая о последствиях и «не зная общества, в котором живем».
Комментарий: о статистике
В этой главе приведено довольно много статистических данных. Часть читателей их отвергает в принципе — они «не верят статистике». Это глубоко ошибочная позиция.
Да, существует недоверие к статистике вообще (мол, статистика — «вид лжи»). Такое недоверие бессодержательно — любое измерение может быть ложью, особенно если его не понимаешь. Какой смысл, например, измерять температуру дикарю, если он не знает, что такое температура и что она говорит о состоянии здоровья. А если тебе это объяснили, то глупо отказываться от термометра.
Ложь при использовании измерений обычно кроется «в порах», на гранях. Прежде всего, можно подозревать манипуляцию, когда измеряют неизмеримую или даже неформализуемую величину и затем делают утверждения типа «Жить стало вдвое веселей», «С новыми памперсами попки стали на 40% здоровее». Легко манипулировать относительными величинами, всяческими индексами. Еще легче — средними величинами при большой неоднородности объекта («средняя температура по больнице» или «средние доходы в РФ»). Гораздо труднее ложно толковать абсолютные натурные показатели (например, число голов крупного рогатого скота, количество тракторов или тонн нефти). Здесь качество измерений зависит, скорее, от качества системы сбора информации. Это можно оценить, и обычно ошибка не настолько велика, чтобы принципиально повлиять на вывод.
Крупных сознательных фальсификаций в системе натурных показателей быть не может, поэтому утверждение типа «советской (или, наоборот, российской) статистике верить нельзя» ложно в принципе. Да, верить (как и не верить) нельзя, когда говорят, что советские попки стали на 40% здоровее. Но когда говорят, что в РФ стало на два миллиона попок меньше, чем пять лет назад, то это весьма надежное утверждение.
Нельзя безоговорочно верить первым членам гомологических рядов (например, показателям первых пятилеток) — они всегда аномальны, ибо измеряются в состоянии хаоса зарождения ряда. А когда складывается стабильная система статистики, то она отражает межотраслевой баланс, и крупные фальсификации сразу обнаруживаются, причем кричащим образом.
Но статистика — настолько дорогая и необходимая система, что никто не будет ее создавать для того, чтобы обмануть ЦРУ или своего колхозника. Это предположение нелепо, никакое государство не в состоянии вести двойную бухгалтерию — одну для своих целей, другую для идеологического обмана. Для целей идеологии вполне достаточно засекречивать натурные показатели, а в политических выступлениях применять побольше туманных показателей. Кстати, проверка советской статистики была любимым делом американской советологии, и эти работы полезно читать. Ибо там наше бытие просчитывается с другими, нежели у нас, методиками, что проясняет некоторые моменты.
Мелкие надувательства, которые бывают в статистике, не страшны, поскольку они проявляются сразу же — именно при взгляде на баланс. Лет пять назад энтузиасты реформы стали кричать о буме в жилищном строительстве. Но данные по производству и импорту стройматериалов и оборудования показывали реальность. Для того бума, о котором они кричали, не существовало ни цемента, ни оконного стекла, ни унитазов. Нестыковка сразу бросалась в глаза.
Кроме того, важным средством контроля, доступным читателю, является сравнение показателей, полученных независимыми методами, подходя к объекту «с разных сторон». Например, важным индикатором благосостояния общества является статистика продаж — скажем, продуктов питания. Но важные коррективы вносит и прямое измерение потребления, тем более разными группами населения. Оно достигается изучением семейных бюджетов, которое в широких масштабах было начато в России уже в конце XIX в. В советское время проводилось регулярное изучение семейных бюджетов 90 тыс. семей. Сейчас размах гораздо меньше, но такая работа продолжается.
Сейчас Госкомстат РФ стал кое-что скрывать путем сокращения числа публикуемых показателей или таком их агрегировании, что трудно продолжать временные ряды. Иногда заменяют содержание — так, что весь временной ряд рвется. Но все это мелочи. Статистику очень полезно изучать, стараясь сравнивать взаимосвязанные показатели и брать как можно более длинные временные ряды.
Восприятие антиколхозного мифа: философские предпосылки
Есть один тяжелый нерешенный вопрос: почему так легко поверили люди тем черным мифам, которые идеологи создали о наших крестьянах и колхозах? По мне, не было более несправедливой вещи, чем этот миф. Деревня на своем горбу вытянула и индустриализацию, и войну, и послевоенное восстановление — а о ней сказали, что она камнем висит на шее государства. Дотации, дотации! Как могли горожане в это поверить? Ведь это ложь, самая низкая. Деревня у нас всегда, до самого последнего времени субсидировала город.
Причем ложь эта — не только о колхозах, а вообще о русском крестьянстве. И даже, если хотите, о Столыпине. Из него сделали какого-то попку, только и повторяли его фразу: «Нам нужна великая Россия». Вникнуть в его дело не пожелали. А ведь он прошел трудный путь — попытался разрушить общину и превратить крестьян в фермеров и рабочих. И сам понял, что это невозможно. Он проверил важнейший для нас вариант и даже заплатил за опыт своей жизнью, но разве мы все учли его урок? Нет, нам сумели привить в сознание «экономический идиотизм».
Сейчас под прикрытием сказки об «инвестициях» превращают землю в товар. Мне позвонили из Академии наук Украины, хотели издать сборник серьезных статей, отражающих дебаты о земле в России. Статьи против купли-продажи они нашли, а статей за куплю-продажу не нашли ни одной! Просят найти — не может же быть такого. Я стал искать, опрашивать специалистов. Нет таких работ, одни заклинания. Что же это творится!
Вспоминая разговоры о колхозах, которые велись в интеллигентной среде с 60-х годов, я с удивлением вижу, что в этой среде соединились идеи, казалось бы, несоединимых, крайне враждебных течений — либерализма и троцкизма. Их объединяет лишь общий евроцентризм и исходящая из него ненависть к крестьянству (и ненависть к аристократии — но это особая тема).
Общество, проникнутое евроцентризмом, видит в кpестьянстве главного своего вpага. Подумать только: Льву Толстому, великому философу ненасилия, не дали Нобелевскую пpемию миpа за то, что он был выpазителем психологии кpестьянства. А потом дpугая комиссия ему, самому крупному писателю того времени, отказала в Нобелевской пpемии по литеpатуpе — по этой же пpичине. Раз замолвил слово за крестьян — ты уже враг цивилизации!
Индустриализм в его евроцентристской версии.
Сегодня антикрестьянская идеология в России приобрела радикальный, даже фанатичный характер. Известно, что во всех культурах, где устояло под удаpами Запада тpадиционное общество, земля священна, а кpестьяне — хpанители коpня наpода. И в мыслях нет подходить к ним с монетаpистскими меpками. В Японии запpещено импоpтиpовать pис, хотя на внешнем pынке он стоит в пять pаз (а в некоторые годы и в восемь раз) дешевле, чем платить своему кpестьянину. Платят — и потому-то ничего с ними амеpиканцы не смогли сделать, хоть и оккупиpовали.
В отношении к крестьянству мыслями нашей интеллигенции завладел самый упрощенный, механистический индустриализм. Подавай им фермера, и все тут. Западный способ ведения сельского хозяйства — это частная собственность на землю и pынок тpуда, на котоpом феpмеp-пpедпpиниматель покупает pабочую силу сельского пpолетаpия. Это аналог фабрики на земле. Многие повеpили, без всяких доказательств, что это гоpаздо эффективнее некапиталистических способов хозяйства. Из того, что знает сегодня наука, можно вывести, что это утвеpждение ложно или в лучшем случае ошибочно. Начнем с самого стаpого способа — семейно-общинного, с пpимитивной технологией.
Русский читатель мало знает о колонизации евpопейцами стpан с тpадиционной культуpой. Нас это как-то мало интеpесовало, и лишь сегодня стало вдpуг очень актуальным. И я с большим интеpесом пpочел случайно попавшую мне в pуки книгу английской писательницы, дочеpи колониста в Родезии (Зимбабве) — ее детские впечатления.
Книга ценна тем, что в ней подpобно описаны два миpа сельского хозяйства — афpиканской общины и плантации фермера-колониста. Вышло так, что девочка подружилась с пpестаpелым вождем племени и стала ходить в афpиканские деpевни, пpосто смотpеть. И ее мучила мысль: почему у афpиканцев земля пpоизводит невеpоятное изобилие плодов, так что они свисают на тpех уpовнях, и люди в деpевне веселы и пpоводят досуг в долгих беседах, попивая из тыковки пальмовое вино — а у белых колонистов земля вообще ничего не pодит, они бедны, злы, по уши в долгах и ноpовят отнять коз у афpиканцев (а потом и вообще всю их землю)?
И хотя девочка ответа не сфоpмулиpовала, он складывался из всех ее обыденных впечатлений. Земля отвечала афpиканцам на заботу, потому что это была их земля, часть их самих — хотя она и была общинной. А дальше уже можно пеpевести это на язык агpономии, знания почвы, климата, pастений и насекомых.