— Поедем, — неохотно согласился он. — Только я — на своей тачке. Привычней.
Трусит, мерзавец, наложил в штаны, презрительно подумал Воскобойников, пропустив вперёд машину Кабана и стараясь не отстать от неё. Авторитет вонючий! С удовольствием погляжу на его поведение в милицейском обезъянике и на допросе. Небось, обувь следователю вылижет языком, омоет горючими слезами.
В принципе, осмотр арендованной жилплощади никому не нужен: ни заказчику, ни исполнителю. Простая формальность, выполнение которой избавит от лишних подозрений. Выложить столько денег и не поинтересоваться за что — это как-то не вписывается в современные нравы.
И потом — необходимо разведать возможность постоянного контроля над посетителями избушки. Где затаиться операм, с какой точки следить за мышеловкой.
Приобретение оказалось удачным. Пока Кабан, утирая слюни, расхваливал вросшую в землю халупу, Воскобойников мысленно расставил сотрудников службы наружного наблюдения. Один превратится в батрака местного толстосума, второй изобразит вечно пьяного алкаша, не покидающего крыльцо кабака, третий — дачник, задумавший построить в деревне шикарный коттедж, но ещё не выбравший место его строительства…
Получив окончательный расчёт, Кабан поспешил в город. Деньги прожигали карман, требовали немедленного употребления. Он не знал, что шиковать осталось ему не больше полумесяца: вора-неудачника возьмут не менты и не фээсбэшники — воткнут перо быки-охранники. Пацан-водитель оказался не таким уж лохом, подглядел передачу бабок и стукнул коллегам…
Внимательно выслушав доклад Воскобойникова, генерал одобрил его действия и приказал возглавить операцию по захвату диверсантов. Муса позвонил Хоттабу и, в свою очередь, доложил о выполнении задания. После чего разведчика отвезли в Учебный Центр федеральной службы безопасности, где ему предстояло доучиваться и ожидать нового задания…
Мышеловка заработала. Первым её посетителем стал не кавказец — чистокровный русак или прибалт. Он доставил на базу несколько полиэтиленовых пакетов с пластитом. Его бесшумно повязали и увезли. Пакеты подменили другими, с безобидным содержимым. Потом появились две девчонки, по внешности кавказского происхождения. Их не тронули, но не сводили глаз. Ещё одна наживка для инструктора, который обязательно должен появиться.
Кандидатки в самоубийцы ничем не отличались от своих сверстниц в деревне. Разве только чёрными платьями и такими же чёрными платками. И «батрак», и «алкаш», и «бизнесмен» без биноклей отлично видели, как девушки отмывали новое своё жильё. Работали молча без песен, шуток, смеха, будто заведенные роботы.
Прошло два дня. В скором появлении инструктора никто не сомневался. Должен же кто-то зарядить взрывчаткой пояса щахидок, научить их замыканию контактов… Впрочем, они, наверняка, прошли полный курс обучения у себя дома — в горах. Но проверить, как подопечные усвоили нехитрую науку, как настроены — кто-то должен.
И не только проверить — инструктор обязан проводить ученицу в заранее определённое место — в метро, на рынок, в театр, туда, где много людей. Если самоубийца опомнится или не решится соединить проводки — помочь ей: нажать на своём пульте красную кнопку.
Ошибаться нельзя — слишком много поставлено на карту…
Операция набирала обороты, но Введенский не радовался — его не покидали мысли об исчезнувшем Белове. Судя по всему, беглец второй раз звонил сыну из Красносибирска, где местные оперы засекли его кратковременное появление. На Дальний Восток он не возвратится, там ему делать нечего. Поехать в Приволжье, где его хорошо знают, не рискнёт.
Остаётся одна дорога — на Кавказ. После вывода из игры Мусы, этот важнейший регион России оказался неприкрытым
И еще одно мучило генерала — он не любил, когда подопечные, вернее сказать — подозреваемые находились вне поля его зрения. Пусть даже под надзором региональных служб безопасности, которым он не особенно доверял. Ему казалось, что местные оперативники обязательно упустят что-нибудь важное для следствия.
Особенно Игоря Леонидовича беспокоил Зорин…
Помощник представителя Президента снова обосновался в Благовещенске. Наподобие паука, сидел в центре сплетённой паутины, с аппетитом высасывал запутавшихся мух, руководил более мелкими паучками. Отчитывался только перед Верстовским, щедрым спонсором лихо закрученных комбинаций.
Вообще-то, о щедрости опального олигарха можно было только мечтать. Герман Моисеевич в последнее время сделался довольно прижимистым кредитором— если и переводил приличные суммы, то настойчиво требовал представления подробных отчётов по знакомой до тошноты схеме: кому, за что, сколько, когда? Кому и за что Виктор Петрович ещё помнил, а вот — сколько выложено, упрямо забывал.
Дела шли с переменным успехом. Литвиненко и Толян, казалось бы, выполнили поставленную перед ними задачу: столкнуть лбами конкурентов и завладеть золотоносным прииском. Вмешался случай — менты повязали и оставшихся в живых ваххабитов, и изрядно ощипанных братков. Хорошо ещё, что Андрею удалось во время завладеть несколькими мешочками.
Случай ли? Литвиненко рассказал о том, что он заметил в Первомайском хромающего парня и толстого мужика. Персонажи вонючей свалки, которые соскочили оттуда вместе с Белым. Если это соответствует действительности — Сашка в очередной раз подставил ножку партнёру по игре в теннис. И не только в теннис, но и в некоторых прибыльных делишках.
А вот ментовский подполковник оказался ценным приобретением. Скупив по дешёвке несколько голодных работяг, он их руками и глотками выбросил провокационные призывы. «Не дашь зарплату — конец комбинату!». Или — более конкретно: «Не будет зарплаты — получишь по заду!». Лозанги — примитивные, но и они сработали. Обстановка вокруг комбината накалилась до предела. Достаточно одной искры, чтобы прогремел взрыв.
Этой искрой оказалось похищение Рыкова.
Стоимости акций алюминиево-никельного комбината покатились вниз. Агенты Верстовского активно скупали их по баснословно низким ценам. После того, как контрольный пакет окажется в руках олигарха, процесс двинется в противоположном направлении — оживления производства, соответственно, частичным погашением задолженности и поставщикам и бунтующему рабочему классу. Заодно, Герман Моисеевич рассчитается и с организатором — переведёт на банковский счёт Зорина заранее оговоренную сумму — пятьсот лимонов баксов…
И всё же Виктору Петровичу жалко проваленного золотого бизнеса. Он мечтал поставить на поток добычу и продажу за рубеж песка и самородков. Неожиданное вмешательство Белого превратило эти сладкие мечты в прах…
В это время четверо друзей лежали в кустах в двухстах метров от Гасан-юрта. Врываться в аул без предварительного изучения обстановки — лишиться головы. Если перед ними — вотчина Омара, то она не может оставаться без защиты — в саклях притаились боевики, на деревьях и горных склонах сидят наблюдатели.
Лучше не торопиться — дождаться вечера. Убедившись в отсутствии опасности, боевики уснут, наблюдатели покинут свои посты. Вот тогда и навестить крайнюю саклю, побазарить с её жильцами, узнать, где держат пленницу, привезенную из тайги. Не расколятся — связать, заткнуть рты кляпам и перебраться в соседнюю саклю — с такими же вопросами.
Белов не мог не понимать призрачность надежды узнать таким способом что-нибудь полезное для спасения Славы, но в голову ничего больше не приходило.
— Философ, попроси Боженьку охмурить боевиков, — насмешливо прошептал Витёк, не переставая осматривать аул и окружающую его местность. — Вдруг согласится?
— Не богохульствуй, Злой, не бери грех на душу, — тоже шёпотом ответил Федя. — Он всё видит и всё знает. В нужное время проявит свою власть, защитит истинно верующих рабов своих от злых безбожников. Молиться нужно, а не грешить.
— Поскорей бы просыпался и брался за дело, — не унимался Злой. — Хотя бы уговорил хохла возвратиться и помочь нам в богоугодных намерениях.
Белов равнодушно слушал уже знакомое препирательство двух друзей. Напускное издевательство Злого и спокойная уверенность философа не переходили пределы обычного спора. При необходимости Витёк защитит оппонента даже ценой собственной жизни. Точно так же поступит Федя. Он мучительно искал выход из создавшегося положения.
Врываться в сакли, пугать уснувших детей и женщин — мерзко и недостойно настоящего мужчины. Ведь не все же чеченцы насильники и убийцы? Как и в любой другой нации, в Чечне живут мирные люди, которым боевики Масхадова и Хоттаба принесли немало горя и слёз. Кто дал ему право связывать, допрашивать, затыкать рты?
Что же делать, на что решиться? Если бы в ауле не было повстанцев — пройтись по саклям, спокойно поговорить с женщинами. Они, наверняка, знают, где спрятана Ярослава…
Нет, не скажут — побоятся мести! Где тогда искать девушку? Её могут держать не в ауле — в овечьей кошаре, в какой-нибудь пещере…
Погляди, Серый, что это?
Белов будто проснулся.
От аула к опушке леса бежала девочка не старше пяти лет. За ней, пригнув лобастые головы, мчались два волка. Жертва устала, волки явно догоняют её…
Не думая об опасности разоблачения, Саша вскинул автомат. Прогремела короткая очередь. Один волк рухнул замертво, второй — закрутился, кусая себя за хвост.
Девочка из последних сил добежала до кустов и упала в снег. Благодарить, объяснять не было сил.
Короткая автоматная очередь вызвала такие же очереди со всех сторон. Значит, боевики всё время следили за четырьмя русскими парнями, фактически окружили их. Выстрелы по волкам-людоедам был своеобразным сигналом для начала боевых действий.
— Слушай меня внимательно, — не переставая отстреливаться расчётливыми очередями, обратился Белов к испуганной девочке. — Ползи по снегу вдоль опушки, вон до того кедра. Там поднимешься и — бегом к родителям. Как звать-то?
— Зарема…
— А меня Сашкой нарекли… Вот и познакомились… Ползи, Заремочка, не теряй времени. Бог… то есть Аллах обязательно спасёт тебя…
— А как же вы?
Бог не выдаст, свинья не съест!…
Убедившись в том, что не по возрасту сообразительная девочка доползла до огромного кедра и побежала к аулу, Белов выбросил из головы всё, что не касалось перестрелки с ваххабитами. Куда девались толстовский обет непротивления, ожидающий в Москве сын, созданный братьями Фонд реставрации, жадная Ольга? Даже Ярослава посторонилась, перестала шептать, одновременно, что-то ласковое и требовательное. Остались враги и лежащие рядом друзья…
Злой предпочитал длинные очереди — авось кого-нибудь зацепит. Ватсон, зажмурившись, пугая белок, палил из «магнума». Белов действовал более экономно — огрызался одиночными прицельными выстрелами.
Московское сновидение, которое он тогда расценил либо шалостью разгулявшегося мозга, либо предупреждением о какой-то опасности, переместилось из виртуальной области в реальность. Правда, там, во сне была зелёнка, а здесь — снег. Во сне, с ним разговаривал Перебийнос, который сейчас со своими десантниками находится далеко от места схватки. Вертушки на выручку не прилетят — из никто не вызвал.
В остальном — полная сопоставимость.
Первым перестал стрелять Док. Огорчённо оглядев пустой пистолет, аккуратно уложил его в докторский баул, рядом с лекарствами и со шприцами. Вторым опустошил последний рожок Витёк. Пошарил по карманам, покопался в снегу, конечно, ничего не нашёл и принялся поливать злой матерщиной и хохла, оставившего их, и судьбу-злодейку.
Кончились патроны и у Белова. Он поднялся, бросил в сторону боевиков бесполезное оружие, неторопливо достал из нагрудного кармана пачку сигарет. Закурил. Федя не молился — с непривычным для него гневом смотрел на боевиков.
Смелость, презрение к смерти уважают не только друзья, но и враги. Боевики со стразом и невольным уважением смотрели на безоружных парней. Убивать их — нарушить законы шариата, пусть судьбу неверных решает полевой командир…
Омар не знал, как поступить с пленниками. За освобождение богатого владельца Фонда можно получить немалый выкуп — не меньше пятисот лимонов баксов. Хромого парня обидеть — грех, Аллах не простит этого. Тощий монашек чем-то похож на дервиша — вдруг нашлёт на голову обидевшего его человека гнев Всевышнего. А уж о враче и говорить не стоит — он будто послан Аллахом для лечения больных боевиков и их семей.
Решив, наконец, трудную задачу, Омар вышел из сакли к ожидающим его пленникам.
Они стояли, окруженные победителями, не унылые и испуганные — спокойные и даже, так показалось Омару, гордые. Если бы пленники упали на колени, зарыдали, выпрашивая пощаду, он бы, вволю насладившись их унижением, может быть, и подарил им жизнь.
Арабский инструктор был недалёк от жеста, означающего: правоверные, режьте нечестивцев! Останавливала его только одна мысль: за мёртвых выкупа не получишь.
Белов с любопытством осматривал аул — жалкие сакли, прилепившиеся к горному склону, нагромождения камней, узкая тропа, ведущая к перевалу. Сплошная нищета и безысходность. Интересно, чем занимаются жители? Хлебопашество отпадает — оно осталось на равнине, где есть плодородные почвы. Животноводство? А где пасти скот, коровы и овцы не станут жевать камни — мигом подохнут.
За спинами охранников стоит небольшая группа, в основном — женщины и подростки. Мужчины ушли на газават, войну с неверными. Саша увидел заплаканную Зарему и весело подмигнул ей. Не трусь, мол, девочка, нас не так уж легко казнить — мы ещё повоюем!
Рядом с Заремой — чеченец. Худощавый, подтянутый, аккуратно подстриженный… Почему он кажется хорошо знакомым, где Белов мог встречаться с ним? Память заработала не хуже быстродействующего компьютера, перебирая неисчислимое количество вариантов. .. Ага, вот где! Рейс Свободный-Первомайское, с промежуточными посадками в Таёжном и Мошкаре…Посадка в вертолёт… Опаздывающий пассажир… Шёпот, предупреждающий об опасности…Исчезновение в Таёжном…
Джамаль? Конечно, это он! Единственный друг в горном ауле. Возможно — спаситель. Если судить о прижавшейся к нему девочке, отец Заремы.
Забавная и, одновременно, обнадёживающая ситуация. У всех кавказских народов — обострённое чувство справедливости. Они никогда не откажут в гостеприимстве даже злейшему врагу, переступившему порог их сакли. А человека, спасшего их родственника, защитят ценой собственной жизни. Белов спас не только родственницу — родную дочь Джамаля. Появилась тонкая, едва ощутимая нить, ведущая к спасению…
Наконец, Омар вынес приговор.
— Лекаря отвести к раненным героям — пусть лечит их. Ночевать — в зиндан. Дервиша и инвалида — туда же. Этого, — ткнул он крючковатым пальцем в сторону Белова, — ко мне в саклю…
В сакле предводитель исламистов развалился на лежанке, пленнику сесть не разрешил.
— Давно мы с тобой не разговаривали, — дружелюбно заметил он. — Если не ошибаюсь, последний базар был на свалке, в Карфагене…Сколько прошло времени — ужас!
Житель Арабских Эмиратов в совершенстве владел русским языком. Впрочем, он мог разговаривать и по-английски, и на хинди, и по-немецки — профессия космополита, агента мирового терроризма обязывает. Омар воевал в Боснии, сотрудничал с басками в Испании, организовывал взрывы в Америке и в России.
— Согласен, времени прошло немало, — Белов без разрешения присел на скамью, стоящую возле двери. — А ты всё такой же… ретивый.
— Жизнь такая, Саша, — вздохнул араб. — Приходится крутиться. Знаю, зачем ты пришёл — за тёлкой, да? Заруби себе на носу — не отдам! Она — трофей, увезу в Эмираты — станет звездой моего гарема…
Белов представил себе низкорослого, заросшего шерстью, Омара рядом с рослой таёжницей и насмешливо фыркнул. Не видать тебе моей Славы, нелюдь, болотная кикимора! Узнаю, где ты её прячешь — никакие зинданы, автоматы и ножи боевиков тебе не помогут, через всё пройду, но девушку вытащу на волю!
Думая так, Саша неизвестно на что надеялся. Братья убиты, заменившие их друзья безоружны и слабы, Антон далеко, он не знает в какой переплёт попал его сослуживец. Остаётся призрачная, едва просматриваемая надежда на Зарему и её отца.
— Ладно, оставим эту тему. Настоящим мужчинам нельзя говорить о бабах, они — ночная утеха. Если хочешь получить свободу, позвони в свой Фонд, попроси выкупить себя. Цена — пятьсот лимонов зелённых. Знаю, продешевил, ты стоишь намного больше, но что сказал, то сказал: пятьсот! Торговаться не советую — не сбавлю. Посиди в зиндане, подумай. Ответ — завтра к вечеру. — хитрец неожиданно перерешил. Знал, нелюдь, характер пленника, Белов ни за что не станет никого просить. — Впрочем, о выкупе позвоню я сам. Твой звонок — доказательство, что ты жив и здоров… Пока здоров, — с изуверской ухмылкой добавил садист…
Глава 12
Трусит, мерзавец, наложил в штаны, презрительно подумал Воскобойников, пропустив вперёд машину Кабана и стараясь не отстать от неё. Авторитет вонючий! С удовольствием погляжу на его поведение в милицейском обезъянике и на допросе. Небось, обувь следователю вылижет языком, омоет горючими слезами.
В принципе, осмотр арендованной жилплощади никому не нужен: ни заказчику, ни исполнителю. Простая формальность, выполнение которой избавит от лишних подозрений. Выложить столько денег и не поинтересоваться за что — это как-то не вписывается в современные нравы.
И потом — необходимо разведать возможность постоянного контроля над посетителями избушки. Где затаиться операм, с какой точки следить за мышеловкой.
Приобретение оказалось удачным. Пока Кабан, утирая слюни, расхваливал вросшую в землю халупу, Воскобойников мысленно расставил сотрудников службы наружного наблюдения. Один превратится в батрака местного толстосума, второй изобразит вечно пьяного алкаша, не покидающего крыльцо кабака, третий — дачник, задумавший построить в деревне шикарный коттедж, но ещё не выбравший место его строительства…
Получив окончательный расчёт, Кабан поспешил в город. Деньги прожигали карман, требовали немедленного употребления. Он не знал, что шиковать осталось ему не больше полумесяца: вора-неудачника возьмут не менты и не фээсбэшники — воткнут перо быки-охранники. Пацан-водитель оказался не таким уж лохом, подглядел передачу бабок и стукнул коллегам…
Внимательно выслушав доклад Воскобойникова, генерал одобрил его действия и приказал возглавить операцию по захвату диверсантов. Муса позвонил Хоттабу и, в свою очередь, доложил о выполнении задания. После чего разведчика отвезли в Учебный Центр федеральной службы безопасности, где ему предстояло доучиваться и ожидать нового задания…
Мышеловка заработала. Первым её посетителем стал не кавказец — чистокровный русак или прибалт. Он доставил на базу несколько полиэтиленовых пакетов с пластитом. Его бесшумно повязали и увезли. Пакеты подменили другими, с безобидным содержимым. Потом появились две девчонки, по внешности кавказского происхождения. Их не тронули, но не сводили глаз. Ещё одна наживка для инструктора, который обязательно должен появиться.
Кандидатки в самоубийцы ничем не отличались от своих сверстниц в деревне. Разве только чёрными платьями и такими же чёрными платками. И «батрак», и «алкаш», и «бизнесмен» без биноклей отлично видели, как девушки отмывали новое своё жильё. Работали молча без песен, шуток, смеха, будто заведенные роботы.
Прошло два дня. В скором появлении инструктора никто не сомневался. Должен же кто-то зарядить взрывчаткой пояса щахидок, научить их замыканию контактов… Впрочем, они, наверняка, прошли полный курс обучения у себя дома — в горах. Но проверить, как подопечные усвоили нехитрую науку, как настроены — кто-то должен.
И не только проверить — инструктор обязан проводить ученицу в заранее определённое место — в метро, на рынок, в театр, туда, где много людей. Если самоубийца опомнится или не решится соединить проводки — помочь ей: нажать на своём пульте красную кнопку.
Ошибаться нельзя — слишком много поставлено на карту…
Операция набирала обороты, но Введенский не радовался — его не покидали мысли об исчезнувшем Белове. Судя по всему, беглец второй раз звонил сыну из Красносибирска, где местные оперы засекли его кратковременное появление. На Дальний Восток он не возвратится, там ему делать нечего. Поехать в Приволжье, где его хорошо знают, не рискнёт.
Остаётся одна дорога — на Кавказ. После вывода из игры Мусы, этот важнейший регион России оказался неприкрытым
И еще одно мучило генерала — он не любил, когда подопечные, вернее сказать — подозреваемые находились вне поля его зрения. Пусть даже под надзором региональных служб безопасности, которым он не особенно доверял. Ему казалось, что местные оперативники обязательно упустят что-нибудь важное для следствия.
Особенно Игоря Леонидовича беспокоил Зорин…
Помощник представителя Президента снова обосновался в Благовещенске. Наподобие паука, сидел в центре сплетённой паутины, с аппетитом высасывал запутавшихся мух, руководил более мелкими паучками. Отчитывался только перед Верстовским, щедрым спонсором лихо закрученных комбинаций.
Вообще-то, о щедрости опального олигарха можно было только мечтать. Герман Моисеевич в последнее время сделался довольно прижимистым кредитором— если и переводил приличные суммы, то настойчиво требовал представления подробных отчётов по знакомой до тошноты схеме: кому, за что, сколько, когда? Кому и за что Виктор Петрович ещё помнил, а вот — сколько выложено, упрямо забывал.
Дела шли с переменным успехом. Литвиненко и Толян, казалось бы, выполнили поставленную перед ними задачу: столкнуть лбами конкурентов и завладеть золотоносным прииском. Вмешался случай — менты повязали и оставшихся в живых ваххабитов, и изрядно ощипанных братков. Хорошо ещё, что Андрею удалось во время завладеть несколькими мешочками.
Случай ли? Литвиненко рассказал о том, что он заметил в Первомайском хромающего парня и толстого мужика. Персонажи вонючей свалки, которые соскочили оттуда вместе с Белым. Если это соответствует действительности — Сашка в очередной раз подставил ножку партнёру по игре в теннис. И не только в теннис, но и в некоторых прибыльных делишках.
А вот ментовский подполковник оказался ценным приобретением. Скупив по дешёвке несколько голодных работяг, он их руками и глотками выбросил провокационные призывы. «Не дашь зарплату — конец комбинату!». Или — более конкретно: «Не будет зарплаты — получишь по заду!». Лозанги — примитивные, но и они сработали. Обстановка вокруг комбината накалилась до предела. Достаточно одной искры, чтобы прогремел взрыв.
Этой искрой оказалось похищение Рыкова.
Стоимости акций алюминиево-никельного комбината покатились вниз. Агенты Верстовского активно скупали их по баснословно низким ценам. После того, как контрольный пакет окажется в руках олигарха, процесс двинется в противоположном направлении — оживления производства, соответственно, частичным погашением задолженности и поставщикам и бунтующему рабочему классу. Заодно, Герман Моисеевич рассчитается и с организатором — переведёт на банковский счёт Зорина заранее оговоренную сумму — пятьсот лимонов баксов…
И всё же Виктору Петровичу жалко проваленного золотого бизнеса. Он мечтал поставить на поток добычу и продажу за рубеж песка и самородков. Неожиданное вмешательство Белого превратило эти сладкие мечты в прах…
В это время четверо друзей лежали в кустах в двухстах метров от Гасан-юрта. Врываться в аул без предварительного изучения обстановки — лишиться головы. Если перед ними — вотчина Омара, то она не может оставаться без защиты — в саклях притаились боевики, на деревьях и горных склонах сидят наблюдатели.
Лучше не торопиться — дождаться вечера. Убедившись в отсутствии опасности, боевики уснут, наблюдатели покинут свои посты. Вот тогда и навестить крайнюю саклю, побазарить с её жильцами, узнать, где держат пленницу, привезенную из тайги. Не расколятся — связать, заткнуть рты кляпам и перебраться в соседнюю саклю — с такими же вопросами.
Белов не мог не понимать призрачность надежды узнать таким способом что-нибудь полезное для спасения Славы, но в голову ничего больше не приходило.
— Философ, попроси Боженьку охмурить боевиков, — насмешливо прошептал Витёк, не переставая осматривать аул и окружающую его местность. — Вдруг согласится?
— Не богохульствуй, Злой, не бери грех на душу, — тоже шёпотом ответил Федя. — Он всё видит и всё знает. В нужное время проявит свою власть, защитит истинно верующих рабов своих от злых безбожников. Молиться нужно, а не грешить.
— Поскорей бы просыпался и брался за дело, — не унимался Злой. — Хотя бы уговорил хохла возвратиться и помочь нам в богоугодных намерениях.
Белов равнодушно слушал уже знакомое препирательство двух друзей. Напускное издевательство Злого и спокойная уверенность философа не переходили пределы обычного спора. При необходимости Витёк защитит оппонента даже ценой собственной жизни. Точно так же поступит Федя. Он мучительно искал выход из создавшегося положения.
Врываться в сакли, пугать уснувших детей и женщин — мерзко и недостойно настоящего мужчины. Ведь не все же чеченцы насильники и убийцы? Как и в любой другой нации, в Чечне живут мирные люди, которым боевики Масхадова и Хоттаба принесли немало горя и слёз. Кто дал ему право связывать, допрашивать, затыкать рты?
Что же делать, на что решиться? Если бы в ауле не было повстанцев — пройтись по саклям, спокойно поговорить с женщинами. Они, наверняка, знают, где спрятана Ярослава…
Нет, не скажут — побоятся мести! Где тогда искать девушку? Её могут держать не в ауле — в овечьей кошаре, в какой-нибудь пещере…
Погляди, Серый, что это?
Белов будто проснулся.
От аула к опушке леса бежала девочка не старше пяти лет. За ней, пригнув лобастые головы, мчались два волка. Жертва устала, волки явно догоняют её…
Не думая об опасности разоблачения, Саша вскинул автомат. Прогремела короткая очередь. Один волк рухнул замертво, второй — закрутился, кусая себя за хвост.
Девочка из последних сил добежала до кустов и упала в снег. Благодарить, объяснять не было сил.
Короткая автоматная очередь вызвала такие же очереди со всех сторон. Значит, боевики всё время следили за четырьмя русскими парнями, фактически окружили их. Выстрелы по волкам-людоедам был своеобразным сигналом для начала боевых действий.
— Слушай меня внимательно, — не переставая отстреливаться расчётливыми очередями, обратился Белов к испуганной девочке. — Ползи по снегу вдоль опушки, вон до того кедра. Там поднимешься и — бегом к родителям. Как звать-то?
— Зарема…
— А меня Сашкой нарекли… Вот и познакомились… Ползи, Заремочка, не теряй времени. Бог… то есть Аллах обязательно спасёт тебя…
— А как же вы?
Бог не выдаст, свинья не съест!…
Убедившись в том, что не по возрасту сообразительная девочка доползла до огромного кедра и побежала к аулу, Белов выбросил из головы всё, что не касалось перестрелки с ваххабитами. Куда девались толстовский обет непротивления, ожидающий в Москве сын, созданный братьями Фонд реставрации, жадная Ольга? Даже Ярослава посторонилась, перестала шептать, одновременно, что-то ласковое и требовательное. Остались враги и лежащие рядом друзья…
Злой предпочитал длинные очереди — авось кого-нибудь зацепит. Ватсон, зажмурившись, пугая белок, палил из «магнума». Белов действовал более экономно — огрызался одиночными прицельными выстрелами.
Московское сновидение, которое он тогда расценил либо шалостью разгулявшегося мозга, либо предупреждением о какой-то опасности, переместилось из виртуальной области в реальность. Правда, там, во сне была зелёнка, а здесь — снег. Во сне, с ним разговаривал Перебийнос, который сейчас со своими десантниками находится далеко от места схватки. Вертушки на выручку не прилетят — из никто не вызвал.
В остальном — полная сопоставимость.
Первым перестал стрелять Док. Огорчённо оглядев пустой пистолет, аккуратно уложил его в докторский баул, рядом с лекарствами и со шприцами. Вторым опустошил последний рожок Витёк. Пошарил по карманам, покопался в снегу, конечно, ничего не нашёл и принялся поливать злой матерщиной и хохла, оставившего их, и судьбу-злодейку.
Кончились патроны и у Белова. Он поднялся, бросил в сторону боевиков бесполезное оружие, неторопливо достал из нагрудного кармана пачку сигарет. Закурил. Федя не молился — с непривычным для него гневом смотрел на боевиков.
Смелость, презрение к смерти уважают не только друзья, но и враги. Боевики со стразом и невольным уважением смотрели на безоружных парней. Убивать их — нарушить законы шариата, пусть судьбу неверных решает полевой командир…
Омар не знал, как поступить с пленниками. За освобождение богатого владельца Фонда можно получить немалый выкуп — не меньше пятисот лимонов баксов. Хромого парня обидеть — грех, Аллах не простит этого. Тощий монашек чем-то похож на дервиша — вдруг нашлёт на голову обидевшего его человека гнев Всевышнего. А уж о враче и говорить не стоит — он будто послан Аллахом для лечения больных боевиков и их семей.
Решив, наконец, трудную задачу, Омар вышел из сакли к ожидающим его пленникам.
Они стояли, окруженные победителями, не унылые и испуганные — спокойные и даже, так показалось Омару, гордые. Если бы пленники упали на колени, зарыдали, выпрашивая пощаду, он бы, вволю насладившись их унижением, может быть, и подарил им жизнь.
Арабский инструктор был недалёк от жеста, означающего: правоверные, режьте нечестивцев! Останавливала его только одна мысль: за мёртвых выкупа не получишь.
Белов с любопытством осматривал аул — жалкие сакли, прилепившиеся к горному склону, нагромождения камней, узкая тропа, ведущая к перевалу. Сплошная нищета и безысходность. Интересно, чем занимаются жители? Хлебопашество отпадает — оно осталось на равнине, где есть плодородные почвы. Животноводство? А где пасти скот, коровы и овцы не станут жевать камни — мигом подохнут.
За спинами охранников стоит небольшая группа, в основном — женщины и подростки. Мужчины ушли на газават, войну с неверными. Саша увидел заплаканную Зарему и весело подмигнул ей. Не трусь, мол, девочка, нас не так уж легко казнить — мы ещё повоюем!
Рядом с Заремой — чеченец. Худощавый, подтянутый, аккуратно подстриженный… Почему он кажется хорошо знакомым, где Белов мог встречаться с ним? Память заработала не хуже быстродействующего компьютера, перебирая неисчислимое количество вариантов. .. Ага, вот где! Рейс Свободный-Первомайское, с промежуточными посадками в Таёжном и Мошкаре…Посадка в вертолёт… Опаздывающий пассажир… Шёпот, предупреждающий об опасности…Исчезновение в Таёжном…
Джамаль? Конечно, это он! Единственный друг в горном ауле. Возможно — спаситель. Если судить о прижавшейся к нему девочке, отец Заремы.
Забавная и, одновременно, обнадёживающая ситуация. У всех кавказских народов — обострённое чувство справедливости. Они никогда не откажут в гостеприимстве даже злейшему врагу, переступившему порог их сакли. А человека, спасшего их родственника, защитят ценой собственной жизни. Белов спас не только родственницу — родную дочь Джамаля. Появилась тонкая, едва ощутимая нить, ведущая к спасению…
Наконец, Омар вынес приговор.
— Лекаря отвести к раненным героям — пусть лечит их. Ночевать — в зиндан. Дервиша и инвалида — туда же. Этого, — ткнул он крючковатым пальцем в сторону Белова, — ко мне в саклю…
В сакле предводитель исламистов развалился на лежанке, пленнику сесть не разрешил.
— Давно мы с тобой не разговаривали, — дружелюбно заметил он. — Если не ошибаюсь, последний базар был на свалке, в Карфагене…Сколько прошло времени — ужас!
Житель Арабских Эмиратов в совершенстве владел русским языком. Впрочем, он мог разговаривать и по-английски, и на хинди, и по-немецки — профессия космополита, агента мирового терроризма обязывает. Омар воевал в Боснии, сотрудничал с басками в Испании, организовывал взрывы в Америке и в России.
— Согласен, времени прошло немало, — Белов без разрешения присел на скамью, стоящую возле двери. — А ты всё такой же… ретивый.
— Жизнь такая, Саша, — вздохнул араб. — Приходится крутиться. Знаю, зачем ты пришёл — за тёлкой, да? Заруби себе на носу — не отдам! Она — трофей, увезу в Эмираты — станет звездой моего гарема…
Белов представил себе низкорослого, заросшего шерстью, Омара рядом с рослой таёжницей и насмешливо фыркнул. Не видать тебе моей Славы, нелюдь, болотная кикимора! Узнаю, где ты её прячешь — никакие зинданы, автоматы и ножи боевиков тебе не помогут, через всё пройду, но девушку вытащу на волю!
Думая так, Саша неизвестно на что надеялся. Братья убиты, заменившие их друзья безоружны и слабы, Антон далеко, он не знает в какой переплёт попал его сослуживец. Остаётся призрачная, едва просматриваемая надежда на Зарему и её отца.
— Ладно, оставим эту тему. Настоящим мужчинам нельзя говорить о бабах, они — ночная утеха. Если хочешь получить свободу, позвони в свой Фонд, попроси выкупить себя. Цена — пятьсот лимонов зелённых. Знаю, продешевил, ты стоишь намного больше, но что сказал, то сказал: пятьсот! Торговаться не советую — не сбавлю. Посиди в зиндане, подумай. Ответ — завтра к вечеру. — хитрец неожиданно перерешил. Знал, нелюдь, характер пленника, Белов ни за что не станет никого просить. — Впрочем, о выкупе позвоню я сам. Твой звонок — доказательство, что ты жив и здоров… Пока здоров, — с изуверской ухмылкой добавил садист…
Глава 12
Инструктор, наконец, появился — приехал на старом, проржавевшем «запорожце». Во двор его не загнал — поставил вплотную к покосившемуся забору. По внешности — обнищавший интеллигент, школьный учитель или научный сотрудник какого-то института. Бородка — клинышком, очки в железной оправе, потрёпанный костюм.
Причина появления в умирающей деревни, наверняка, тщательно отработанна, и заучена. Решил, дескать, переселиться из города в село. На фермерство не рассчитывает — заведёт коровёнку, парочку коз, пяток курей, посадит по весне картошку — не пропадёт!
После оформления аренды, специалисты начинили халупу датчиками, позволяющими видеть и слышать всё, что в ней происходит.
Вообще-то, слушать было нечего. Инструктор не интересовался здоровьем и настроением смертниц, не проверял их знания, полученные в учебном центре на Кавказе.
А вот увидеть удалось многое.
— Фатима, ты первая…
Смуглянка, не старше восемнадцати лет, покорно поднялась с табурета. «Интеллигент» застегнул на её талии начиненный взрывчаткой пояс шахида, высвободил два проводка.
Оперативники знали о подмене пакетов, мало того, сами проделали это, и всё же волновались. Вдруг инструктор разгадал подмену и начинил чёртов пояс настоящим пластитом, привезенным на старой колымаге? Тогда — десятки убитых, сотни раненных. И всё это ляжет на совесть организаторов операции. Не лучше ли прямо сейчас повязать сатанинского инструктора?
Нельзя! Хитроумный Хаттаб тут же обратится не к Кабану — к другому авторитету, который за вознаграждение арендует другой дом в другой деревне. Появится новая база, населённая новыми смертницами, приедет новый куратор, опекающий их. Ситуация выйдет из-под контроля, прогремят взрывы…
Приходится рисковать.
Рано утром инструктор сделал Фатиме укол. Объяснил — для подъёма настроения. На самом деле, введённое в вену зельё подавляет волю, превращает человека в робота. «Запорожец» долго не заводился — фыркал, выпуская из выхлопной трубы облачка серого дыма. Водитель терпеливо включал зажигание, запускал непослушный стартёр. В конце концов, добился своего — двигатель недовольно заурчал.
Оперативники передавали машину террористов из рук в руки. То за ней ехал неприметный пикап, то его сменяла запыленная «волга», то — микроавтобус. Так и довели инструктора и смертницу до цели — к оживлённому в этот час рынку на Автозаводской.
Покинув машину, Фатима медленно, автоматически переставляя ноги, пошла к торговым рядам. Инструктор следовал за ней на расстоянии двухсот метров. Правую руку держит в кармане, наверняка, на пульте с красной кнопкой.
Введенский долго колебался: брать террористов или не брать? Оба варианта влекли за собой и положительные, и отрицательные последствия. Ликвидировать очередное осиное гнездо — необходимо и правильно. В этом не может быть сомнений. Но, узнав о провале, Хоттаб заподозрит измену, исходящую из его окружения. Тогда станет опасным ещё одна поездка Мусы на Кавказ.
Оставить безнаказанной попытку взорвать покупателей и продавцов, отпустить с миром исполнительницу и её куратора? Мало ли что — взрыватель отказал, проводок оборвался. В запасе ещё две самоубийцы, они компенсируют первую неудачу.
А вдруг у посланца Хоттаба имеются и другие базы, с другими смертницами?…
Смертница подошла к скоплению народа. Остановилась, оглянулась. Двумя руками взяла проводки, поднесла их оголённые концы друг к другу. Цепь замкнулась, но взрыва не последовало Куратор явно растерялся, наверно, он изо всех сил нажимал на красную кнопку пульта.
— Не старайтесь, — вежливо посоветовал подошедший оперативник. — Взрыва не будет. Разрешите пригласить вас на небольшую беседу.
Я арестован?
— Пока нет… Разрешите поинтересоваться содержимым ваших карманов. Особенно — правого.
В приторной вежливости — плохо спрятанная издевка. Слишком много нервов израсходовали сыщики на слежку за террористом, часто переходя от надежды на благополучный исход к тревожному ожиданию чего-то упущенного, не предусмотренного.
Инструктор понял — попался. Сопротивляться — глупо. Единственная надежда на то, что суд учтёт добровольное признание и ему не придётся отбывать пожизненное заключение.
— Я сам… Вот пульт… А это таблетки, которые я должен был проглотить при провале… Поверьте, меня заставили, угрожали, избивали… Я был вынужден согласиться…
Смертницу увезли на скорой помощи. Она бессмысленно улыбалась, скручивала и раскручивала проводки на поясе. В психиатрической больнице с неё сняли взрывчатку и поместили в отдельную палату с зарешеченным окном. Возле палаты дежурил сотрудник органов, внутри — медсестра.
Инструктора допрашивал Воскобойников. Возле окна читал газету Введенский. Он присутствовал при допросе не потому, что не довеял Олегу — напряжённо вслушивался в испуганные признания посланца Хоттаба, искал в них полезные, необходимые для продолжения начатой операции факты и фактики.
Внешне допрос походил на обычную беседу случайно встретившихся людей. Обвиняемый не таился, не пытался что-то скрывать, наоборот, захлёбываясь от усердия, многословно признавался во всех своих грехах.
Он, действительно, не кавказец — албанец. Искателя приключений привело в банду Масхадова примитивное безденежье. Якобы, сил не было смотреть на голодных детей и страдающую жену. А вербовщик в таких ярких красках расписывал будущее воина за самостоятельность Ичкерии, что новобранец не устоял. Взорвёшь БТР — пачка баксов в награду. Застрелишь гяура в форме — ещё одна. Сработает фугас под школьным автобусом — плата наличными. Ликвидируешь чеченца, изменившего зеленному знамени, — получи!
Кровь и страдания остаются по другую сторону бытия, главное д деньги. Можно и семью поддержать и самому встать на ноги. Возвратится домой богатым человеком, откроет своё дело — магазин или небольшой ресторанчик, детей отправит учиться в Америку или в Англию.
Хоттаб заставил неофита учиться на инструктора. Сейчас в России все лица кавказского происхождения так или иначе находятся под подозрением. Гяуров можно понять — взрывы жилых домов, обрушения и пожары насторожили их. Ведь не все катастрофы можно списать на неосторожное обращение с огнём, на неисправности газовых плит и колонок, на ошибки проектировщиков и строителей. За любым происшествием они видят террористов.
В спрятанном в горах учебном центре — так высокопарно называл Хоттаб своё кровавое детище — албанца заставили отказаться от веры своих отцов — принять ислам…
— Откуда вы так хорошо знаете русский язык? Неужели в хоттабовском учебном центре преподавали и этот предмет?
Допрашиваемый террорист немного успокоился. Ему не угрожают, на него не кричат, разговаривают доброжелательно и спокойно. Вдруг ограничатся высылкой на родину?
Нет, конечно. В детстве у меня был друг, русак, он и научил…
Сомнительно, чтобы в стране, где все говорят на родном языке, можно научиться у друга в совершенстве овладеть русским. И всё же, Олег черкнул в блокноте несколько слов. Введенский занес признание допрашиваемого мужика в память. Вдруг детская дружба возродилась в новых условиях и на других принципах. Ведь масхадовцы, наверняка, имеют в России и прямых предателей, и примитивных стукачей.
— Пантелеймоновка — единственная база или такие же существуют в других местах?
Инструктор отчаянно замотал головой. Если ему поручено курировать несколько баз, то он из рядового исполнителя злодейских планов повысится до резидента. Соответственно, ему предъявят обвинения сразу по нескольким статьям.
— Не знаю… По моему — первая и пока единственная. Но ручаться не могу… Со мной не откровенничали… Что я для того же Масхадова или Хаттаба? Мелкая сошка, извините, презерватив — используют и выбросят.
Можно и поверить и не поверить. От инструктора многое зависит, поэтому главарям бандформирований приходится кое в чём открываться…
— Перед отъездом в Москву вы ничего не слышали. Я не имею в виду замыслы вожаков — они, действительно, вам не по зубам. Хотя бы кто появился в лагере, кого и куда направили. Не стесняйтесь, нам пригодится любая мелочь…
Приятная неожиданность, ободрился инструктор, похоже, он вырос до помощника этого улыбчивого и спокойного парня. Или — пожилого мужчины, увлечённого чтением газеты. Только не пропустить шанса, обрести свободу! Придумать что-нибудь? А вдруг фээбэшники уже обладают информацией о событиях, происходящих в стане Масхадовца, просто проверяют будущего своего агента?
Причина появления в умирающей деревни, наверняка, тщательно отработанна, и заучена. Решил, дескать, переселиться из города в село. На фермерство не рассчитывает — заведёт коровёнку, парочку коз, пяток курей, посадит по весне картошку — не пропадёт!
После оформления аренды, специалисты начинили халупу датчиками, позволяющими видеть и слышать всё, что в ней происходит.
Вообще-то, слушать было нечего. Инструктор не интересовался здоровьем и настроением смертниц, не проверял их знания, полученные в учебном центре на Кавказе.
А вот увидеть удалось многое.
— Фатима, ты первая…
Смуглянка, не старше восемнадцати лет, покорно поднялась с табурета. «Интеллигент» застегнул на её талии начиненный взрывчаткой пояс шахида, высвободил два проводка.
Оперативники знали о подмене пакетов, мало того, сами проделали это, и всё же волновались. Вдруг инструктор разгадал подмену и начинил чёртов пояс настоящим пластитом, привезенным на старой колымаге? Тогда — десятки убитых, сотни раненных. И всё это ляжет на совесть организаторов операции. Не лучше ли прямо сейчас повязать сатанинского инструктора?
Нельзя! Хитроумный Хаттаб тут же обратится не к Кабану — к другому авторитету, который за вознаграждение арендует другой дом в другой деревне. Появится новая база, населённая новыми смертницами, приедет новый куратор, опекающий их. Ситуация выйдет из-под контроля, прогремят взрывы…
Приходится рисковать.
Рано утром инструктор сделал Фатиме укол. Объяснил — для подъёма настроения. На самом деле, введённое в вену зельё подавляет волю, превращает человека в робота. «Запорожец» долго не заводился — фыркал, выпуская из выхлопной трубы облачка серого дыма. Водитель терпеливо включал зажигание, запускал непослушный стартёр. В конце концов, добился своего — двигатель недовольно заурчал.
Оперативники передавали машину террористов из рук в руки. То за ней ехал неприметный пикап, то его сменяла запыленная «волга», то — микроавтобус. Так и довели инструктора и смертницу до цели — к оживлённому в этот час рынку на Автозаводской.
Покинув машину, Фатима медленно, автоматически переставляя ноги, пошла к торговым рядам. Инструктор следовал за ней на расстоянии двухсот метров. Правую руку держит в кармане, наверняка, на пульте с красной кнопкой.
Введенский долго колебался: брать террористов или не брать? Оба варианта влекли за собой и положительные, и отрицательные последствия. Ликвидировать очередное осиное гнездо — необходимо и правильно. В этом не может быть сомнений. Но, узнав о провале, Хоттаб заподозрит измену, исходящую из его окружения. Тогда станет опасным ещё одна поездка Мусы на Кавказ.
Оставить безнаказанной попытку взорвать покупателей и продавцов, отпустить с миром исполнительницу и её куратора? Мало ли что — взрыватель отказал, проводок оборвался. В запасе ещё две самоубийцы, они компенсируют первую неудачу.
А вдруг у посланца Хоттаба имеются и другие базы, с другими смертницами?…
Смертница подошла к скоплению народа. Остановилась, оглянулась. Двумя руками взяла проводки, поднесла их оголённые концы друг к другу. Цепь замкнулась, но взрыва не последовало Куратор явно растерялся, наверно, он изо всех сил нажимал на красную кнопку пульта.
— Не старайтесь, — вежливо посоветовал подошедший оперативник. — Взрыва не будет. Разрешите пригласить вас на небольшую беседу.
Я арестован?
— Пока нет… Разрешите поинтересоваться содержимым ваших карманов. Особенно — правого.
В приторной вежливости — плохо спрятанная издевка. Слишком много нервов израсходовали сыщики на слежку за террористом, часто переходя от надежды на благополучный исход к тревожному ожиданию чего-то упущенного, не предусмотренного.
Инструктор понял — попался. Сопротивляться — глупо. Единственная надежда на то, что суд учтёт добровольное признание и ему не придётся отбывать пожизненное заключение.
— Я сам… Вот пульт… А это таблетки, которые я должен был проглотить при провале… Поверьте, меня заставили, угрожали, избивали… Я был вынужден согласиться…
Смертницу увезли на скорой помощи. Она бессмысленно улыбалась, скручивала и раскручивала проводки на поясе. В психиатрической больнице с неё сняли взрывчатку и поместили в отдельную палату с зарешеченным окном. Возле палаты дежурил сотрудник органов, внутри — медсестра.
Инструктора допрашивал Воскобойников. Возле окна читал газету Введенский. Он присутствовал при допросе не потому, что не довеял Олегу — напряжённо вслушивался в испуганные признания посланца Хоттаба, искал в них полезные, необходимые для продолжения начатой операции факты и фактики.
Внешне допрос походил на обычную беседу случайно встретившихся людей. Обвиняемый не таился, не пытался что-то скрывать, наоборот, захлёбываясь от усердия, многословно признавался во всех своих грехах.
Он, действительно, не кавказец — албанец. Искателя приключений привело в банду Масхадова примитивное безденежье. Якобы, сил не было смотреть на голодных детей и страдающую жену. А вербовщик в таких ярких красках расписывал будущее воина за самостоятельность Ичкерии, что новобранец не устоял. Взорвёшь БТР — пачка баксов в награду. Застрелишь гяура в форме — ещё одна. Сработает фугас под школьным автобусом — плата наличными. Ликвидируешь чеченца, изменившего зеленному знамени, — получи!
Кровь и страдания остаются по другую сторону бытия, главное д деньги. Можно и семью поддержать и самому встать на ноги. Возвратится домой богатым человеком, откроет своё дело — магазин или небольшой ресторанчик, детей отправит учиться в Америку или в Англию.
Хоттаб заставил неофита учиться на инструктора. Сейчас в России все лица кавказского происхождения так или иначе находятся под подозрением. Гяуров можно понять — взрывы жилых домов, обрушения и пожары насторожили их. Ведь не все катастрофы можно списать на неосторожное обращение с огнём, на неисправности газовых плит и колонок, на ошибки проектировщиков и строителей. За любым происшествием они видят террористов.
В спрятанном в горах учебном центре — так высокопарно называл Хоттаб своё кровавое детище — албанца заставили отказаться от веры своих отцов — принять ислам…
— Откуда вы так хорошо знаете русский язык? Неужели в хоттабовском учебном центре преподавали и этот предмет?
Допрашиваемый террорист немного успокоился. Ему не угрожают, на него не кричат, разговаривают доброжелательно и спокойно. Вдруг ограничатся высылкой на родину?
Нет, конечно. В детстве у меня был друг, русак, он и научил…
Сомнительно, чтобы в стране, где все говорят на родном языке, можно научиться у друга в совершенстве овладеть русским. И всё же, Олег черкнул в блокноте несколько слов. Введенский занес признание допрашиваемого мужика в память. Вдруг детская дружба возродилась в новых условиях и на других принципах. Ведь масхадовцы, наверняка, имеют в России и прямых предателей, и примитивных стукачей.
— Пантелеймоновка — единственная база или такие же существуют в других местах?
Инструктор отчаянно замотал головой. Если ему поручено курировать несколько баз, то он из рядового исполнителя злодейских планов повысится до резидента. Соответственно, ему предъявят обвинения сразу по нескольким статьям.
— Не знаю… По моему — первая и пока единственная. Но ручаться не могу… Со мной не откровенничали… Что я для того же Масхадова или Хаттаба? Мелкая сошка, извините, презерватив — используют и выбросят.
Можно и поверить и не поверить. От инструктора многое зависит, поэтому главарям бандформирований приходится кое в чём открываться…
— Перед отъездом в Москву вы ничего не слышали. Я не имею в виду замыслы вожаков — они, действительно, вам не по зубам. Хотя бы кто появился в лагере, кого и куда направили. Не стесняйтесь, нам пригодится любая мелочь…
Приятная неожиданность, ободрился инструктор, похоже, он вырос до помощника этого улыбчивого и спокойного парня. Или — пожилого мужчины, увлечённого чтением газеты. Только не пропустить шанса, обрести свободу! Придумать что-нибудь? А вдруг фээбэшники уже обладают информацией о событиях, происходящих в стане Масхадовца, просто проверяют будущего своего агента?