Страница:
Сама Красуля легла в разобранную постель с трубкой радиотелефона. Первый звонок — Федорову.
— Мишенька, родной мой, сегодняшнее свидание отменяется. Тоскую, страдаю, но — дела… Кстати, вчера по ночному каналу передавали интересный фильм о любви… Смотрела я и видела нас… Если бы не позднее время — послала бы за тобой…До того извертелась и испереживалась — ужас… Ты видел?
— Нет, спал, — равнодушным тоном ответил любовник, нисколько не переживая по поводу несостоявшейся встречи. — Устал очень, тяжелый был день…
— Значит, спал? — чужим, незнакомым голосом прошипела Сотова. По ее мнению любовник в разлуке должен тосковать, места себе не находить, а Мишенька, видите ли, изволил отсыпаться. — Какие сны видел? Почему был таким тяжелым для тебя день?
Ответь Федоров: видел во сне тебя, день был тяжелым в разлуке — все бы обошлось, женщина снова расцвела бы и замурлыкала вечную песнь любви.
Но Михаил не соориентировался, упустил удобный момент.
— Готовились к работам по ремонту квартиры коллекционера, — сухо проинформировал он деловым тоном. — Искали плиточника, договаривались с дизайнером…
Разочарованная Надежда Савельевна постаралась успокоиться. Ничего стращного, Мишенька, как и все твердолобые мужики старается скрыть свою страсть, утвердиться в качестве повелителя женщин. На самом деле, он, конечно, всю ночь проворочался на своей холостяцкой постели, представляя себе, как сжимает в об"ятиях трепещущее тело любовницы.
— Если б не дела, послала бы за тобой машину, но сделать это сегодня невозможно — предстоит важное деловое свидание… Не ревнуй, милый, не любовное… До завтрашнего вечера, желанный.
Положила трубку, походила по комнате и снова позвонила. На этот раз — недавней своей приятельнице, супруге видного сотрудника уголовки. После ликвидации Купцова — единственный, оставшийся у нее «источник».
— Давненько мы не виделись, дорогая, — защебетала она, услышав хриповатый от курения голос «подруги». — Признаться, соскучилась. Завтрашний вечер у тебя свободен? Благоверный, как всегда занят на службе?
— Ошибаешься, милая, вечером он будет дома. Собираемся пойти в гости к одному сослуживцу, — охотно раскрылась безмозглая курочка. — Ему стукнуло шестьдесят, вот и пригласил отметить… Представляешь, только нас! Хохловых, Куликовых вниманием обошел, а Петеньке уже дважды звонил… Хочу надеть голубое платье с глубоким декольте… Как думаешь, пойдет оно мне или лучше взять черное, облегающее?
Красуля терпеливо слушала всю эту дребедень, отлавливая в ней интересные детали. Муж приятельницы руководит отделом по борьбе с организованной преступностью, юбиляр, хотя его фамилия и не названа, тоже немалая шишка среди сыскарей. Значит, на празднование шестидесятилетия соберется весь цвет уголовки, то есть, проведение серьезных акций не предусмотрено. Мелочевка Красулю не беспокоила, ибо она причисляла себя к видным деятелям криминала, против которой не пошлют простого капитана или майора.
Хитроумная криминальная бизнесменша не знала, что «юбилей» — тщательно отрепетированный спектакль, призванный не допустить утечки оперативных сведений. Сыщики отлично осведомлены о предстоящей встрече и в ресторане будут присутствовать их люди. Захвата не предусматривается — обычное изучение действующих лиц.
В половине девятого вечера Надежда Савельевна впорхнула в небольшой уютный зал ресторана.
Бегло огляделась.
Все в порядке. Заказанный Жадюгой столик стоит неподалеку от занятых ее боевиками. Обычные посетители оттеснены на «окраины», обиженно поглядывают на парней с девушками, беспардонно захвативших их законные места.
Отобранные Петенькой проститутки ведут себя более или менее прилично, знают — мстительная хозяйка ни за что не простит малейшего «прокола». Боевики тоже талантливо играют доверенные им роли: пьют в меру, пользуются ножами и вилками, не лапают соседок, под прикрытием скатертей не шарят у них под подолами вечерних платьев.
Надежда Савельевна не знает, что среди «окраинных» посетителей — трое оперативников уголовного розыска. Веселятся, приглашают на танцы дам, поднимают тосты. Одновременно фиксируют обстановку. За пределами ресторана, в припаркованном микроавтобусе сотрудники уголовки внимательно вслушиваются в сигналы, посылаемые спрятанными под столами и в стенах приборчиками подслушивания.
За «отгороженным» столиком уже сидит черняый, плотный мужчина, нетерпеливо постукивает по тарелке обеденным ножом, брезгливо разглядывает красочное меню. Будто там — не наименования явств, а перечень смертельных ядов. Рядом услужливо склонил бычью шею официант — один из красулинских пехотинцев. Возле бородатого швейцара — два его «помощника», тоже из числа боевиков, отобранных Хвостом.
Увидев идущую по проходу Красулю, чернявый предупредительно поднялся.
— Добрый вечер, Надежда Савельевна. Слышал о вашей привлекательности, но, ей-Богу, не представлял себе, что придется вести деловую беседу с такой красавицей.
Красуля ответила поощрительной улыбкой. Она любила комплименты, считала — они облагораживают, придают определенный шарм. Тем более, когда исходят не от примитивного рыжего слуги, а от респектабельного господина.
— Спасибо, Петр-Николай… Слишком неуклюжее имя, хотелось бы узнать настоящее.
Чернявый поклонился.
— Скажем, Ганс…
— Вот это уже легче… К сожалению, у меня мало свободного времени, поэтому давайте перейдем к делу… Итак, что вы хотите мне предложить?
Ганс задумался. Планируя беседу, он рассчитывал на расслабляющее действие спиртного, на светский обмен мнениями. Все это, в конечном итоге, должно привести к некой анестезии, под прикрытием которой легче добиться согласия. А эта баба сразу берет «за рога». Но придется соглашаться, иначе Красуля вежливо распрощается и уйдет.
— Будь по вашему, дорогая, — снова склонил чернявый прилизанную голову со старательно замаскированной лысиной. — Хотя у нас подобные дела обсуждаются без излишней торопливости.
— У кого это у вас? — невежливо перебила собеседника Надежда Савельевна. — В Германии или в Бельгии?
Ганс подавил пренебрежительную улыбку. Слишком дешевый приемчик, рассчитанный на непроходимого глупца. Несмотря на внешнюю красоту и обаяние, эта женщина не заслуживает своего положения, она лучше бы смотрелась в роли путаны, которая пытается заглянуть в бумажник разгоряченного клиента.
— Скажем, за рубежом… Там не спешат, не то, что в России. Впрочем, в каждой стране — свои традиции и порядки… Мне поручено предложить вам сотрудничество в крайне щекотливом деле. В Москве проживает некий коллекционер, Моревич Семен Адольфович. Нас заинтересовали не все его коллекции — всего лишь две картины. Мы выведем ваших людей на Моревича, вы возьмете его драгоценности — их, можете мне верить, немало — нам отдадите упомянутые полотна.
Красуля насторожилась. Значит, картиночки весят в несколько раз больше, нежели все остальное достояние коллекционера. Забавно! За кого ее держит этот великосветский хлыщ, за дуру или за наивную невинность?
— Во избежание недоразумений, в акции будет учавствовать и наш человек. Кроме того, мы имеем выходы на уголовный розыск… Вы сами понимаете, дорогая красавица, что взаимный обман начисто исключен, ибо он чреват… непредсказуемыми последствиями.
Угроза присутствия «своего человека» — пустяк, красулинские парни мигом покажут ему дорогу на небеса, а вот привлечение сыскарей — намного опасней.
— Вы обижаете бедную, беззащитную женщину, — мастерски изобразила обиду Красуля. — Договор — святое дело, можете быть уверены — моя фирма вас не подведет и не продаст.
— Спасибо за то, что вы устранили мои сомнения…
Ни один из собеседников ни на минуту не поверил второму. Красуля мысленно вынашивала план захвата «картинок», Ганс думал о больших, нежели уголовка, гарантиях успешного вывоза полотен Ван-Гога.
Вот так она выщла на Моревича-отца… * * *
Женщина потянулась, с недоумением взглянула на работающий телевизор, перевела взгляд на часы. Господи, уже половина второго, давно пора спать. Куда же запропастился Петенька, почему не выполнил задания привезти Мишеньку? Впрочем, это — к лучшему, сейчас у нее не то настроение, чтобы заниматься сексом.
Надежда Савельевна выключила телевизор и забралась под одеяло. Через несколько минут она уже блаженно спала.
Разбудили ее шаги в коридоре.
— Двигай ходулями, фрайер. — зло шептал Петенька, подталкивая Федорова стволом «макарова». — Сейчас хозяйка устроит нам с тобой варфоломеевсую ночь — мне сразу, тебе — чуть погодя. Надо же, выбрала в хахали такое дерьмо, да еще не простое — офицерское.
Не успевший толком проснуться отставник не отвечал, не огрызался — шел медленно, как бычек на мясокомбинате, которого тащат в убойный цех. Рыжий «евнух» вытащил его из постели, заставил быстро одеться и затолкал в «мерседес». Бубнил одно и тоже: Красуля ожидает, велела доставить.
Вслед за Федоровым и его конвоиром косолапил Верткий. Он не тревожился, не проверял готовность спрятанного под мышкой оружия — просто, как ему приказано хозяйкой, сопровождал офицерика.
— Кто там? Петенька, ты? — послышалось из-за двери в спальню. — Мишеньку привез?
— Доставил, хозяйка. Фрайер малость помятый, но к употреблению годен. Можешь пользовать хоть живьем, хоть зажаренным.
С последними, напутственными словами Петенька с такой силой хлопнул отставника по спине, что Федоров не вошел — влетел в спальню. Надежда отложила в сторону пистолет и приняла любовника в об"ятия.
— Что с тобой, любимый? Рыжий тебя ударил, да?
— Не трогал я его, хозяйка, просто будил, — пробурчал из-за закрытой двери слуга. — Здоров спать фрайер, с трудом проснулся. Никак не мог врубиться, что от него требуют, куда он должен ехать. Потому и помятый.
— Нас обидели, нас оскорбили, — сюсюкала женщина, помогая Михаилу раздеться. Руки ее мелко подрагивали, будто у припадочной, ресницы пригасили помутневшие зрачки. — Я этому Петьке руки-ноги повыдергиваю, узнает он, как обижать моего мальчика… Какой же ты сильный, могучий… Вот возьмем у старикашки коллекции — куплю тебе виллу в Испании, одарю… Приласкай меня, мальчишка, разгорячи…
Под влиянием ласковых слов и умелых пальчиков у Федорова в голове будто метлой прошлись, перехватило дыхание, пересохло во рту. Он рывком перевернул податливую подругу на спину, навалился, впился губами в ее приоткрытый рот.
Красуля застонала…
Через полчаса, отдыхая на груди любовника, она неожиданно заговорила. Трезвым голосом, оснащенным угрожающими подозрениями. Будто не было любовного оп"янения, не задыхалась она в приступе страсти, не стонала от острого наслаждения. Точно так же недавно интересовалась, откуда у любовника появился пистолет.
— Зачем ты навестил киллера?
Федоров промолчал. Возможно, нелегкий вопрос задан просто так, от нечего делать, в качестве легкой разминки перед следующим сеансом секса, и женщина тут же забудет про него.
Не забыла. Приподнялась на локтях, заглянула в глаза Михаила.
— Ты не ответил. Зачем ходил в больницу?
— Человек, можно сказать, пострадал из-за меня, так почему не оказать ему внимания, почему не подбодрить?
— Ах, какие мы человечные, какие добренькие! А этот твой «приятель» выпишется и влепит в благородный лоб наивного дурачка пулю… Подумал об этом, великий гуманист? — разгневанная Красуля нависла над любовником. — А я вот подумала. Завтра утром твоего «дружка» отнесут в морг, умрет «естественной» смертью от острого сердечного приступа. А мы с тобой будем жить и наслаждаться… Вот так, — снова приникла к мускулистому мужскому телу, заохала, застонала.
Услышанное погасило желание, но Федоров все же нашел в себе силы выполнить «приказание» любовницы. Правда, с меньшим пылом, чем ранее. Отдышавшись, Красуля села на край кровати.
— Не забывай, Мишенька, в какое время мы с тобой живем. В страшное время. Байки про то, что человек человеку товарищ, друг и брат, канули в вечность. Сейчас все мы волки — не сожрешь противника, он сожрет тебя. И косточек не оставит. Поэтому жалельщики типа тебя и твоего компаньона либо лежат на кладбище, либо влачат нищенское существование. А я хочу, чтобы мой муж питался по-человечески и жил долго-долго. Поэтому и посылаю пехотинцев переселить одного из твоих недругов на тот свет… И в дальнейшем расправлюсь с каждым, кто косо на тебя поглядит… Осуждаешь?
И снова Федоров промолчал.
— Молчание — знак согласия, — весело прокомментировала женщина. — Давай поспим, а утром продолжим… разговор
— Прости, но не могу. Обещал Фимке поутру заняться делами, не появлюсь — обидится.
Красуля оглядела любовника подозрительным взглядом, но ограничилась равнодушным пожатием плечиками. Дескать, нужно значит нужно, можешь уходить. Поколебавшись, позвала Петеньку и приказала отвезти любовника домой.
Послушный слуга в четыре часа ночи доставил красулинского хахаля и его телохранителя на квартиру. Угрюмо оглядел серое лицо «фрайера», презрительно вздохнул. Но от комментариев воздержался…
В обед Хвост разбудил уставшую от любовных треволнений Красулю.
— Хозяйка, Поршень удрал…
— Как это удрал? — спросонья не поняла Сотова. — Упустили, падлы?
— Не упустили. Когда пришли, его уже не было. Сестра ничего не знает, зенки на нас вытаращила, а вот охранники не удивились… Врач разрешил больному прогулки…
Красуля в разлетаюшемся прозрачном халатике разгневанно забегала по спальне. Судьба киллера мало ее интересовала, разозлил сам факт провала задуманной операции.
— Куда он девался?
— Не хотел я трекать, но… Утром навестил Поршня один фрайер…
— Кто?
— Твой хахаль… прости, муж…
— Не верю! Спит бедный Мишенька, а ты на него валишь, стерва! Поезжай к нему домой, проверь…
— Ездил. Никого.
— А Савчук? Спроси у него…
— Спрашивать не у кого. Дерьмовый офицерик тоже сбежал… В его квартире нашли связанного Верткого с кляпом во рту.
Красуля остановилась, широко раскрытыми глазами уставилась на приближенного. Будто хотела сжечь его. Руки поднялись, обхватили растрепанную голову.
— Мишенька!!!
Хвост с плохо скрытой насмешкой смотрел на обезумевшую хозяйку…
Глава 13
— Мишенька, родной мой, сегодняшнее свидание отменяется. Тоскую, страдаю, но — дела… Кстати, вчера по ночному каналу передавали интересный фильм о любви… Смотрела я и видела нас… Если бы не позднее время — послала бы за тобой…До того извертелась и испереживалась — ужас… Ты видел?
— Нет, спал, — равнодушным тоном ответил любовник, нисколько не переживая по поводу несостоявшейся встречи. — Устал очень, тяжелый был день…
— Значит, спал? — чужим, незнакомым голосом прошипела Сотова. По ее мнению любовник в разлуке должен тосковать, места себе не находить, а Мишенька, видите ли, изволил отсыпаться. — Какие сны видел? Почему был таким тяжелым для тебя день?
Ответь Федоров: видел во сне тебя, день был тяжелым в разлуке — все бы обошлось, женщина снова расцвела бы и замурлыкала вечную песнь любви.
Но Михаил не соориентировался, упустил удобный момент.
— Готовились к работам по ремонту квартиры коллекционера, — сухо проинформировал он деловым тоном. — Искали плиточника, договаривались с дизайнером…
Разочарованная Надежда Савельевна постаралась успокоиться. Ничего стращного, Мишенька, как и все твердолобые мужики старается скрыть свою страсть, утвердиться в качестве повелителя женщин. На самом деле, он, конечно, всю ночь проворочался на своей холостяцкой постели, представляя себе, как сжимает в об"ятиях трепещущее тело любовницы.
— Если б не дела, послала бы за тобой машину, но сделать это сегодня невозможно — предстоит важное деловое свидание… Не ревнуй, милый, не любовное… До завтрашнего вечера, желанный.
Положила трубку, походила по комнате и снова позвонила. На этот раз — недавней своей приятельнице, супруге видного сотрудника уголовки. После ликвидации Купцова — единственный, оставшийся у нее «источник».
— Давненько мы не виделись, дорогая, — защебетала она, услышав хриповатый от курения голос «подруги». — Признаться, соскучилась. Завтрашний вечер у тебя свободен? Благоверный, как всегда занят на службе?
— Ошибаешься, милая, вечером он будет дома. Собираемся пойти в гости к одному сослуживцу, — охотно раскрылась безмозглая курочка. — Ему стукнуло шестьдесят, вот и пригласил отметить… Представляешь, только нас! Хохловых, Куликовых вниманием обошел, а Петеньке уже дважды звонил… Хочу надеть голубое платье с глубоким декольте… Как думаешь, пойдет оно мне или лучше взять черное, облегающее?
Красуля терпеливо слушала всю эту дребедень, отлавливая в ней интересные детали. Муж приятельницы руководит отделом по борьбе с организованной преступностью, юбиляр, хотя его фамилия и не названа, тоже немалая шишка среди сыскарей. Значит, на празднование шестидесятилетия соберется весь цвет уголовки, то есть, проведение серьезных акций не предусмотрено. Мелочевка Красулю не беспокоила, ибо она причисляла себя к видным деятелям криминала, против которой не пошлют простого капитана или майора.
Хитроумная криминальная бизнесменша не знала, что «юбилей» — тщательно отрепетированный спектакль, призванный не допустить утечки оперативных сведений. Сыщики отлично осведомлены о предстоящей встрече и в ресторане будут присутствовать их люди. Захвата не предусматривается — обычное изучение действующих лиц.
В половине девятого вечера Надежда Савельевна впорхнула в небольшой уютный зал ресторана.
Бегло огляделась.
Все в порядке. Заказанный Жадюгой столик стоит неподалеку от занятых ее боевиками. Обычные посетители оттеснены на «окраины», обиженно поглядывают на парней с девушками, беспардонно захвативших их законные места.
Отобранные Петенькой проститутки ведут себя более или менее прилично, знают — мстительная хозяйка ни за что не простит малейшего «прокола». Боевики тоже талантливо играют доверенные им роли: пьют в меру, пользуются ножами и вилками, не лапают соседок, под прикрытием скатертей не шарят у них под подолами вечерних платьев.
Надежда Савельевна не знает, что среди «окраинных» посетителей — трое оперативников уголовного розыска. Веселятся, приглашают на танцы дам, поднимают тосты. Одновременно фиксируют обстановку. За пределами ресторана, в припаркованном микроавтобусе сотрудники уголовки внимательно вслушиваются в сигналы, посылаемые спрятанными под столами и в стенах приборчиками подслушивания.
За «отгороженным» столиком уже сидит черняый, плотный мужчина, нетерпеливо постукивает по тарелке обеденным ножом, брезгливо разглядывает красочное меню. Будто там — не наименования явств, а перечень смертельных ядов. Рядом услужливо склонил бычью шею официант — один из красулинских пехотинцев. Возле бородатого швейцара — два его «помощника», тоже из числа боевиков, отобранных Хвостом.
Увидев идущую по проходу Красулю, чернявый предупредительно поднялся.
— Добрый вечер, Надежда Савельевна. Слышал о вашей привлекательности, но, ей-Богу, не представлял себе, что придется вести деловую беседу с такой красавицей.
Красуля ответила поощрительной улыбкой. Она любила комплименты, считала — они облагораживают, придают определенный шарм. Тем более, когда исходят не от примитивного рыжего слуги, а от респектабельного господина.
— Спасибо, Петр-Николай… Слишком неуклюжее имя, хотелось бы узнать настоящее.
Чернявый поклонился.
— Скажем, Ганс…
— Вот это уже легче… К сожалению, у меня мало свободного времени, поэтому давайте перейдем к делу… Итак, что вы хотите мне предложить?
Ганс задумался. Планируя беседу, он рассчитывал на расслабляющее действие спиртного, на светский обмен мнениями. Все это, в конечном итоге, должно привести к некой анестезии, под прикрытием которой легче добиться согласия. А эта баба сразу берет «за рога». Но придется соглашаться, иначе Красуля вежливо распрощается и уйдет.
— Будь по вашему, дорогая, — снова склонил чернявый прилизанную голову со старательно замаскированной лысиной. — Хотя у нас подобные дела обсуждаются без излишней торопливости.
— У кого это у вас? — невежливо перебила собеседника Надежда Савельевна. — В Германии или в Бельгии?
Ганс подавил пренебрежительную улыбку. Слишком дешевый приемчик, рассчитанный на непроходимого глупца. Несмотря на внешнюю красоту и обаяние, эта женщина не заслуживает своего положения, она лучше бы смотрелась в роли путаны, которая пытается заглянуть в бумажник разгоряченного клиента.
— Скажем, за рубежом… Там не спешат, не то, что в России. Впрочем, в каждой стране — свои традиции и порядки… Мне поручено предложить вам сотрудничество в крайне щекотливом деле. В Москве проживает некий коллекционер, Моревич Семен Адольфович. Нас заинтересовали не все его коллекции — всего лишь две картины. Мы выведем ваших людей на Моревича, вы возьмете его драгоценности — их, можете мне верить, немало — нам отдадите упомянутые полотна.
Красуля насторожилась. Значит, картиночки весят в несколько раз больше, нежели все остальное достояние коллекционера. Забавно! За кого ее держит этот великосветский хлыщ, за дуру или за наивную невинность?
— Во избежание недоразумений, в акции будет учавствовать и наш человек. Кроме того, мы имеем выходы на уголовный розыск… Вы сами понимаете, дорогая красавица, что взаимный обман начисто исключен, ибо он чреват… непредсказуемыми последствиями.
Угроза присутствия «своего человека» — пустяк, красулинские парни мигом покажут ему дорогу на небеса, а вот привлечение сыскарей — намного опасней.
— Вы обижаете бедную, беззащитную женщину, — мастерски изобразила обиду Красуля. — Договор — святое дело, можете быть уверены — моя фирма вас не подведет и не продаст.
— Спасибо за то, что вы устранили мои сомнения…
Ни один из собеседников ни на минуту не поверил второму. Красуля мысленно вынашивала план захвата «картинок», Ганс думал о больших, нежели уголовка, гарантиях успешного вывоза полотен Ван-Гога.
Вот так она выщла на Моревича-отца… * * *
Женщина потянулась, с недоумением взглянула на работающий телевизор, перевела взгляд на часы. Господи, уже половина второго, давно пора спать. Куда же запропастился Петенька, почему не выполнил задания привезти Мишеньку? Впрочем, это — к лучшему, сейчас у нее не то настроение, чтобы заниматься сексом.
Надежда Савельевна выключила телевизор и забралась под одеяло. Через несколько минут она уже блаженно спала.
Разбудили ее шаги в коридоре.
— Двигай ходулями, фрайер. — зло шептал Петенька, подталкивая Федорова стволом «макарова». — Сейчас хозяйка устроит нам с тобой варфоломеевсую ночь — мне сразу, тебе — чуть погодя. Надо же, выбрала в хахали такое дерьмо, да еще не простое — офицерское.
Не успевший толком проснуться отставник не отвечал, не огрызался — шел медленно, как бычек на мясокомбинате, которого тащат в убойный цех. Рыжий «евнух» вытащил его из постели, заставил быстро одеться и затолкал в «мерседес». Бубнил одно и тоже: Красуля ожидает, велела доставить.
Вслед за Федоровым и его конвоиром косолапил Верткий. Он не тревожился, не проверял готовность спрятанного под мышкой оружия — просто, как ему приказано хозяйкой, сопровождал офицерика.
— Кто там? Петенька, ты? — послышалось из-за двери в спальню. — Мишеньку привез?
— Доставил, хозяйка. Фрайер малость помятый, но к употреблению годен. Можешь пользовать хоть живьем, хоть зажаренным.
С последними, напутственными словами Петенька с такой силой хлопнул отставника по спине, что Федоров не вошел — влетел в спальню. Надежда отложила в сторону пистолет и приняла любовника в об"ятия.
— Что с тобой, любимый? Рыжий тебя ударил, да?
— Не трогал я его, хозяйка, просто будил, — пробурчал из-за закрытой двери слуга. — Здоров спать фрайер, с трудом проснулся. Никак не мог врубиться, что от него требуют, куда он должен ехать. Потому и помятый.
— Нас обидели, нас оскорбили, — сюсюкала женщина, помогая Михаилу раздеться. Руки ее мелко подрагивали, будто у припадочной, ресницы пригасили помутневшие зрачки. — Я этому Петьке руки-ноги повыдергиваю, узнает он, как обижать моего мальчика… Какой же ты сильный, могучий… Вот возьмем у старикашки коллекции — куплю тебе виллу в Испании, одарю… Приласкай меня, мальчишка, разгорячи…
Под влиянием ласковых слов и умелых пальчиков у Федорова в голове будто метлой прошлись, перехватило дыхание, пересохло во рту. Он рывком перевернул податливую подругу на спину, навалился, впился губами в ее приоткрытый рот.
Красуля застонала…
Через полчаса, отдыхая на груди любовника, она неожиданно заговорила. Трезвым голосом, оснащенным угрожающими подозрениями. Будто не было любовного оп"янения, не задыхалась она в приступе страсти, не стонала от острого наслаждения. Точно так же недавно интересовалась, откуда у любовника появился пистолет.
— Зачем ты навестил киллера?
Федоров промолчал. Возможно, нелегкий вопрос задан просто так, от нечего делать, в качестве легкой разминки перед следующим сеансом секса, и женщина тут же забудет про него.
Не забыла. Приподнялась на локтях, заглянула в глаза Михаила.
— Ты не ответил. Зачем ходил в больницу?
— Человек, можно сказать, пострадал из-за меня, так почему не оказать ему внимания, почему не подбодрить?
— Ах, какие мы человечные, какие добренькие! А этот твой «приятель» выпишется и влепит в благородный лоб наивного дурачка пулю… Подумал об этом, великий гуманист? — разгневанная Красуля нависла над любовником. — А я вот подумала. Завтра утром твоего «дружка» отнесут в морг, умрет «естественной» смертью от острого сердечного приступа. А мы с тобой будем жить и наслаждаться… Вот так, — снова приникла к мускулистому мужскому телу, заохала, застонала.
Услышанное погасило желание, но Федоров все же нашел в себе силы выполнить «приказание» любовницы. Правда, с меньшим пылом, чем ранее. Отдышавшись, Красуля села на край кровати.
— Не забывай, Мишенька, в какое время мы с тобой живем. В страшное время. Байки про то, что человек человеку товарищ, друг и брат, канули в вечность. Сейчас все мы волки — не сожрешь противника, он сожрет тебя. И косточек не оставит. Поэтому жалельщики типа тебя и твоего компаньона либо лежат на кладбище, либо влачат нищенское существование. А я хочу, чтобы мой муж питался по-человечески и жил долго-долго. Поэтому и посылаю пехотинцев переселить одного из твоих недругов на тот свет… И в дальнейшем расправлюсь с каждым, кто косо на тебя поглядит… Осуждаешь?
И снова Федоров промолчал.
— Молчание — знак согласия, — весело прокомментировала женщина. — Давай поспим, а утром продолжим… разговор
— Прости, но не могу. Обещал Фимке поутру заняться делами, не появлюсь — обидится.
Красуля оглядела любовника подозрительным взглядом, но ограничилась равнодушным пожатием плечиками. Дескать, нужно значит нужно, можешь уходить. Поколебавшись, позвала Петеньку и приказала отвезти любовника домой.
Послушный слуга в четыре часа ночи доставил красулинского хахаля и его телохранителя на квартиру. Угрюмо оглядел серое лицо «фрайера», презрительно вздохнул. Но от комментариев воздержался…
В обед Хвост разбудил уставшую от любовных треволнений Красулю.
— Хозяйка, Поршень удрал…
— Как это удрал? — спросонья не поняла Сотова. — Упустили, падлы?
— Не упустили. Когда пришли, его уже не было. Сестра ничего не знает, зенки на нас вытаращила, а вот охранники не удивились… Врач разрешил больному прогулки…
Красуля в разлетаюшемся прозрачном халатике разгневанно забегала по спальне. Судьба киллера мало ее интересовала, разозлил сам факт провала задуманной операции.
— Куда он девался?
— Не хотел я трекать, но… Утром навестил Поршня один фрайер…
— Кто?
— Твой хахаль… прости, муж…
— Не верю! Спит бедный Мишенька, а ты на него валишь, стерва! Поезжай к нему домой, проверь…
— Ездил. Никого.
— А Савчук? Спроси у него…
— Спрашивать не у кого. Дерьмовый офицерик тоже сбежал… В его квартире нашли связанного Верткого с кляпом во рту.
Красуля остановилась, широко раскрытыми глазами уставилась на приближенного. Будто хотела сжечь его. Руки поднялись, обхватили растрепанную голову.
— Мишенька!!!
Хвост с плохо скрытой насмешкой смотрел на обезумевшую хозяйку…
Глава 13
Прозрение иногда наступает сразу, иногда — со временем, когда накапливаются наблюдения и факты, наступает появление «критической массы», ведущей к взрыву. Именно так случилось с Федоровым. Обаятельная женщина, умелая и пылкая любовница превратилась в вампира, пьющего кровь своих жертв.
Последней жертвой должен стать Иван Засядько, который по неизвестным причинам превратился из киллера, получившего заказ на убийство отставного офицера, чуть ли не в ближайшего друга. Если Федоров в какой-то степени оправдывал равнодушное убийство малознакомого ему подполковника милиции, то примириться с расправой над Поршнем он не мог.
До семи утра Михаил проворочался без сна, то убеждаясь в правильности принятого решения, то отвергая его. Выполнить задуманное — перевернуть с таким трудом налаженую жизнь. И не только свою — подставить под удар друга и его семью.
Ровно в семь, хмурый и сосредоточенный, осторожно, чтобы, не дай Бог, не разбудить Верткого, начал одеваться. Натянул потертые джинсы, заправил в них клетчатую рубашку, завершили наряд темная ветровка и кеды. В небольшой чемоданчик положил смену белья, туалетные принадлежности, бритву. Под рубашку заткнул за пояс пистолет Поршня.
Все, можно двигать!
— Куда в такую рань, дружан? — внезапно открыл глаза Верткий. — Снова — к хозяйке? Гляди, кореш, как бы не перегореть. Знавал одного мужика — отдал концы на проститутке, перетрудился!
От неожиданности Федоров оцепенел. Он-то думал — телохранитель спит, хотел потихоньку удрать… Что делать теперь?
— Прогуляться…
— С чемоданом? — заподозрил неладное Верткий и спрыгнул с дивана. — Усохни, фрайер, не штормуй! Я тебя…
Закончить не успел — сильный удар массивным стулом возвратил его на диван. Федоров неумело принялся «упаковывать» пленника, обматывая могучее тело крепким бельевым шнуром. Прежде всего связал руки, притянул их к тоже связанным ногам, потом принялся бестолково мотать клубок шнура. Мотал до тех пор, пока пехотинец не превратился в клубок. В заключении загнал пленнику в рот несколько носовых платков, закрепил кляп скрученной салфеткой.
Удовлетворенно оглядел выполненную работу. Сойдет. Конечно, далеко от профессионализма, сразу чувствуется отсутствие навыка, но на тройку с двумя минусами потянет. Через несколько часов сюда заявятся шестерки Красули, которые и освободят телохранителя. Ничего с Вертким не будет, не окачурится.
Пришедший в себя охранник недоуменно вращал зрачками, пытаясь понять как он фраернулся и что ему будет за этот прокол от хозяйки? Пытался что-то сказать, о чем-то попросить — не позволил кляп.
Закрыв дверь, Федоров принялся названивать соседям.
Наконец, ему открыли. В дверном проеме — заспанный Савчук, из — за его спины выглядывает встревоженная Машенька.
— Что случилось? Сам не спишь и другим не даешь…
— Ничего особенного, курить захотел, а баловаться сигаретой одному, что целоваться с зеркалом… Выйди, побалдеем, — беспечным тоном попросил Михаил. — А Машенька пусть досмотрит сон, ей, похоже, такое приятное приснилось, что завидно.
Ни Машенька, ни, тем более, Фимка, конечно, не поверили ни одному слову компаньона. Все же Савчук подтолкнул жену к спальне и захлопнул дверь.
Спустились этажем ниже, остановились возле окна, там, где на подоконнике стоит полная окурков банка из-под консервов. Не позволяют жены курить в комнатах, выгоняют на лестницу, вот и приспособили куряки минипепельницу.
— Все же, что произошло?
— А то, что не получилось из нас преуспевающих бизнесменов. Ты оказался прав, я — полный, законченный идиот. Сказать большего не могу — нет времени, каждая минута на счету. Сейчас вместе с Машей побросайте в чемодан вещицы первой необходимости и исчезайте. Лучше всего — на Украину, к детям. По пути загляни в банк, сними все наши деньги. Одну треть переведи мне, адрес сообщу телеграммой — сам еще толком не знаю куда подамся… На все про все отведено не больше часа. Думаю, столько понадобится Красуле, чтобы опомниться и нацелить на нас с тобой своих мордоворотов. Учти, обстановка кровью пахнет…
Савчук несколько раз пытался перебить друга, узнать большее, но Федоров пресекал его попытки одной фразой: нет времени. В конце концов, Фимка смирился, только поддакивал и мотал все еще сонной головой.
Убедившись в том, что его советы приняты, а предостережения учтены, Михаил поехал в больницу.
Бабушка-регистраторша, несмотря на ранее время, была уже на посту, охраняя учетную пухлую книгу. Посетителя она узнала сразу, хотя мимо ее окошечка проходит не один десяток людей.
— Вы? Не уехали? Или обманули меня?
На лице старушки — обиженное выражение, будто у ребенка, которому пообещали за тарелку манной каши солидное «вознаграждение», но когда он насытился, о «гонораре» позабыли.
— Что вы, разве можно обмануть такую добрую женщину? — Федоров неуклюже подбросил изрядно потертый комплимент. — Просто так сложились обстоятельства. Я ведь бизнесмен, как раньше говорили, торгаш, а у торгашей ситуация ежеминутно меняется… Вот и пришлось задержаться. Как еще раз не навестить друга?
— Но официальные посещения больных только после четырех, — заколебалась регистраторша, которой очень хотелось помочь симпатичному мужчине. — Тем более, через два часа — врачебный обход…
— Я уложусь в несколько минут, — пообещал Михаил. — У больного Засядько серьезно заболела жена, в поликлинике настаивают на операции. Вот она и попросила меня встретиться с мужем и получить его «добро». Женщины вообще — слабые, нерешительные создания, им всегда требуется мужская поддержка. Вы, похоже, выгодно отличаетесь от остальных — способны принимать решения, не спрашивая ни у кого разрешения…
Отставник наслаивал комплимент на комплимент, фантазировал, красочно изображая страдающую жену больного, его беззащитных детей. Можно, конечно, подождать до четырех, но согласие на операцию супруга Засядько должна дать до десяти утра, иначе все сорвется…
В конце концов, регистраторша не выдержала — пропуск оказался в руках Федорова. Охранники мельком поглядели на посетителя, отобрали разрешение и кивнули — проходи, не задерживай.
Поршень играл с одноногим соседом в подкидного, смеялся, подшучивал, короче, был в превосходном настроении. Увидев Федорова, помрачнел. Смешал карты, поднялся. Одноногий тут же завалился на подушку, достал из-под нее все ту же потрепанную книжицу. Будто проинформировал: ничего не вижу и не слышу, можете секретничать.
— Пойдем, поговорим, — предложил Михзаил, кивая на простыную занавеску и выразительно косясь на читающего соседа. — Есть серьезный разговор…
— Побазарить желаете, ваше степенство? — картинно поклонился Засядько. — Ну, что ж, ежели начальство приказывает, подчиненные должны выполнять. Что в армии, что на гражданке — одинаковые законы…
Зачем пристал к нему этот человек, что ему нужно от рядового киллера? Непонятное раздражение охватило Поршня, поэтому он и кривлялся, с трудом удерживался от черного мата. Значит, фрайеру понадобился поток благодарностей? Ну, что ж, он получит их!
— Перестань ерничать! — зло прикрикул отставник. — Беседа пойдет о твоей жизни… И моей — тоже, — для верности добавил Федоров.
Поршень понял — Федоров заявился в больницу не за благодарностями, решил спасти «подопечного» вторично. Киллер перестал паясничать, нахмурился и согласно кивнул.
Они вышли в пустой коридор. Вдалеке, возле поста дежурной медсестры парень-доходяга клеился к ней, что-то доказывал, в чем-то признавался. С такой горячностью — будто от ответа девушки зависит его выздоровление. На кушетке рядом с ординаторской сидели два старика, один с подвешенной к шее рукой, закованной в гипс, второй вытянул поперек коридора негнущуюся ногу. Возле столовой глотали слюни несколько женщин. Из палаты в палату озабоченно пробегали медсестры, по направлению к ординаторской торопливо шли опоздавшие на работу врачи.
Обычная обстановка в больнице для бедных.
— О чем базар? — нетерпеливо спросил Поршень, глядя на идущего навстречу заведующего отделением. — Сейчас — обход, хочу попроситься на выписку…
— Не успеешь — замочат. Сейчас возвращайся к себе, собери вещицы. Я подожду возле лифта. Пойдем порознь: ты — впереди, я чуть отстану. Встретимся на улице.
— Все же, что случилось? — не на шутку встревожился киллер. — Мои вещи — на складе, прикажешь гулять по Москве в этом дребанном халате? — потряс он полу больничной одежонки, пережившей не одну сотню больных.
— Хоть голяком! — рявкнул вконец обозленный Федоров. — Жизнь дороже подштанников! Через полчаса, максимум — час, здесь появятся красулинские боевики. Получили задание — замочить и тебя и твоего босса… Дошло или прикажешь терять время на более подробный пересказ?
— Дошло.
Через пятнадцать минут Засядько с независимым видом прошагал мимо охранников. Когда его остановили — возмутился.
— Лечащий врач прописал прогулки. Понятно? У вас должно быть записано. Раззуй глаза, падла недорезанная!
— Ну, ты не очень старайся, доходяга, а то в морг прогуляешься… Фамилия?
— Засядько.
Охранник перелистал лежащие на столе бумажки. Нашел нужную, внимательно прочитал.
— Так бы и сказал, кандидат в покойники. А то — ругается, плюется. Иди, потряси штанами, успокой нервную систему!
На Федорова — нуль внимания. Если бы входил — другое дело, нужно проверить, а выходящие не опасны, их можно пропускать.
Михаил и Иван встретились возле под"езда больницы. Поглядел Федоров на мятый, порванный больничный халат спасенного им киллера и ужаснулся. Как же повезти его на вокзал в таком наряде? Первый же встречный милиционер заподозрит неладное и потребует документы. С непредсказуемыми последствиями, типа последующей проверки в отделении. А водитель автобуса разве не заподозрит и не сдаст в милицию?
— Придется ловить левака, такси мне не по карману. К тому же, с таксистом связываться опасно — продаст.
Вдоль больничного фасада выстроились легковушки. Каких только нет марок! Отечественные «волги» и «жигули» теряются среди зарубежных «мерседесов» и «вольв», стыдливо прячутся за «ауди» и «бээмвушками». К иномаркам не подступиться — такую цену заломят, что мигом отпугнут. Значит, надо искать российскую, родную.
Подумал Михаил и подошел к старому, облезлому «ушатому» запорожцу. Тоже иномарка, но рангом пониже. Рядом с машиной расхаживает бодрый дедок, вытирая тряпкой замасленные руки — видимо, только-что копался во внутренностях своей колымаги.
— На Ленинградский вокзал не отвезешь? — осторожно спросил Федоров, оставив киллера под прикрытием микроавтобуса.
Дедок удивленно возрился на мужика, который польстился на его древность.
Последней жертвой должен стать Иван Засядько, который по неизвестным причинам превратился из киллера, получившего заказ на убийство отставного офицера, чуть ли не в ближайшего друга. Если Федоров в какой-то степени оправдывал равнодушное убийство малознакомого ему подполковника милиции, то примириться с расправой над Поршнем он не мог.
До семи утра Михаил проворочался без сна, то убеждаясь в правильности принятого решения, то отвергая его. Выполнить задуманное — перевернуть с таким трудом налаженую жизнь. И не только свою — подставить под удар друга и его семью.
Ровно в семь, хмурый и сосредоточенный, осторожно, чтобы, не дай Бог, не разбудить Верткого, начал одеваться. Натянул потертые джинсы, заправил в них клетчатую рубашку, завершили наряд темная ветровка и кеды. В небольшой чемоданчик положил смену белья, туалетные принадлежности, бритву. Под рубашку заткнул за пояс пистолет Поршня.
Все, можно двигать!
— Куда в такую рань, дружан? — внезапно открыл глаза Верткий. — Снова — к хозяйке? Гляди, кореш, как бы не перегореть. Знавал одного мужика — отдал концы на проститутке, перетрудился!
От неожиданности Федоров оцепенел. Он-то думал — телохранитель спит, хотел потихоньку удрать… Что делать теперь?
— Прогуляться…
— С чемоданом? — заподозрил неладное Верткий и спрыгнул с дивана. — Усохни, фрайер, не штормуй! Я тебя…
Закончить не успел — сильный удар массивным стулом возвратил его на диван. Федоров неумело принялся «упаковывать» пленника, обматывая могучее тело крепким бельевым шнуром. Прежде всего связал руки, притянул их к тоже связанным ногам, потом принялся бестолково мотать клубок шнура. Мотал до тех пор, пока пехотинец не превратился в клубок. В заключении загнал пленнику в рот несколько носовых платков, закрепил кляп скрученной салфеткой.
Удовлетворенно оглядел выполненную работу. Сойдет. Конечно, далеко от профессионализма, сразу чувствуется отсутствие навыка, но на тройку с двумя минусами потянет. Через несколько часов сюда заявятся шестерки Красули, которые и освободят телохранителя. Ничего с Вертким не будет, не окачурится.
Пришедший в себя охранник недоуменно вращал зрачками, пытаясь понять как он фраернулся и что ему будет за этот прокол от хозяйки? Пытался что-то сказать, о чем-то попросить — не позволил кляп.
Закрыв дверь, Федоров принялся названивать соседям.
Наконец, ему открыли. В дверном проеме — заспанный Савчук, из — за его спины выглядывает встревоженная Машенька.
— Что случилось? Сам не спишь и другим не даешь…
— Ничего особенного, курить захотел, а баловаться сигаретой одному, что целоваться с зеркалом… Выйди, побалдеем, — беспечным тоном попросил Михаил. — А Машенька пусть досмотрит сон, ей, похоже, такое приятное приснилось, что завидно.
Ни Машенька, ни, тем более, Фимка, конечно, не поверили ни одному слову компаньона. Все же Савчук подтолкнул жену к спальне и захлопнул дверь.
Спустились этажем ниже, остановились возле окна, там, где на подоконнике стоит полная окурков банка из-под консервов. Не позволяют жены курить в комнатах, выгоняют на лестницу, вот и приспособили куряки минипепельницу.
— Все же, что произошло?
— А то, что не получилось из нас преуспевающих бизнесменов. Ты оказался прав, я — полный, законченный идиот. Сказать большего не могу — нет времени, каждая минута на счету. Сейчас вместе с Машей побросайте в чемодан вещицы первой необходимости и исчезайте. Лучше всего — на Украину, к детям. По пути загляни в банк, сними все наши деньги. Одну треть переведи мне, адрес сообщу телеграммой — сам еще толком не знаю куда подамся… На все про все отведено не больше часа. Думаю, столько понадобится Красуле, чтобы опомниться и нацелить на нас с тобой своих мордоворотов. Учти, обстановка кровью пахнет…
Савчук несколько раз пытался перебить друга, узнать большее, но Федоров пресекал его попытки одной фразой: нет времени. В конце концов, Фимка смирился, только поддакивал и мотал все еще сонной головой.
Убедившись в том, что его советы приняты, а предостережения учтены, Михаил поехал в больницу.
Бабушка-регистраторша, несмотря на ранее время, была уже на посту, охраняя учетную пухлую книгу. Посетителя она узнала сразу, хотя мимо ее окошечка проходит не один десяток людей.
— Вы? Не уехали? Или обманули меня?
На лице старушки — обиженное выражение, будто у ребенка, которому пообещали за тарелку манной каши солидное «вознаграждение», но когда он насытился, о «гонораре» позабыли.
— Что вы, разве можно обмануть такую добрую женщину? — Федоров неуклюже подбросил изрядно потертый комплимент. — Просто так сложились обстоятельства. Я ведь бизнесмен, как раньше говорили, торгаш, а у торгашей ситуация ежеминутно меняется… Вот и пришлось задержаться. Как еще раз не навестить друга?
— Но официальные посещения больных только после четырех, — заколебалась регистраторша, которой очень хотелось помочь симпатичному мужчине. — Тем более, через два часа — врачебный обход…
— Я уложусь в несколько минут, — пообещал Михаил. — У больного Засядько серьезно заболела жена, в поликлинике настаивают на операции. Вот она и попросила меня встретиться с мужем и получить его «добро». Женщины вообще — слабые, нерешительные создания, им всегда требуется мужская поддержка. Вы, похоже, выгодно отличаетесь от остальных — способны принимать решения, не спрашивая ни у кого разрешения…
Отставник наслаивал комплимент на комплимент, фантазировал, красочно изображая страдающую жену больного, его беззащитных детей. Можно, конечно, подождать до четырех, но согласие на операцию супруга Засядько должна дать до десяти утра, иначе все сорвется…
В конце концов, регистраторша не выдержала — пропуск оказался в руках Федорова. Охранники мельком поглядели на посетителя, отобрали разрешение и кивнули — проходи, не задерживай.
Поршень играл с одноногим соседом в подкидного, смеялся, подшучивал, короче, был в превосходном настроении. Увидев Федорова, помрачнел. Смешал карты, поднялся. Одноногий тут же завалился на подушку, достал из-под нее все ту же потрепанную книжицу. Будто проинформировал: ничего не вижу и не слышу, можете секретничать.
— Пойдем, поговорим, — предложил Михзаил, кивая на простыную занавеску и выразительно косясь на читающего соседа. — Есть серьезный разговор…
— Побазарить желаете, ваше степенство? — картинно поклонился Засядько. — Ну, что ж, ежели начальство приказывает, подчиненные должны выполнять. Что в армии, что на гражданке — одинаковые законы…
Зачем пристал к нему этот человек, что ему нужно от рядового киллера? Непонятное раздражение охватило Поршня, поэтому он и кривлялся, с трудом удерживался от черного мата. Значит, фрайеру понадобился поток благодарностей? Ну, что ж, он получит их!
— Перестань ерничать! — зло прикрикул отставник. — Беседа пойдет о твоей жизни… И моей — тоже, — для верности добавил Федоров.
Поршень понял — Федоров заявился в больницу не за благодарностями, решил спасти «подопечного» вторично. Киллер перестал паясничать, нахмурился и согласно кивнул.
Они вышли в пустой коридор. Вдалеке, возле поста дежурной медсестры парень-доходяга клеился к ней, что-то доказывал, в чем-то признавался. С такой горячностью — будто от ответа девушки зависит его выздоровление. На кушетке рядом с ординаторской сидели два старика, один с подвешенной к шее рукой, закованной в гипс, второй вытянул поперек коридора негнущуюся ногу. Возле столовой глотали слюни несколько женщин. Из палаты в палату озабоченно пробегали медсестры, по направлению к ординаторской торопливо шли опоздавшие на работу врачи.
Обычная обстановка в больнице для бедных.
— О чем базар? — нетерпеливо спросил Поршень, глядя на идущего навстречу заведующего отделением. — Сейчас — обход, хочу попроситься на выписку…
— Не успеешь — замочат. Сейчас возвращайся к себе, собери вещицы. Я подожду возле лифта. Пойдем порознь: ты — впереди, я чуть отстану. Встретимся на улице.
— Все же, что случилось? — не на шутку встревожился киллер. — Мои вещи — на складе, прикажешь гулять по Москве в этом дребанном халате? — потряс он полу больничной одежонки, пережившей не одну сотню больных.
— Хоть голяком! — рявкнул вконец обозленный Федоров. — Жизнь дороже подштанников! Через полчаса, максимум — час, здесь появятся красулинские боевики. Получили задание — замочить и тебя и твоего босса… Дошло или прикажешь терять время на более подробный пересказ?
— Дошло.
Через пятнадцать минут Засядько с независимым видом прошагал мимо охранников. Когда его остановили — возмутился.
— Лечащий врач прописал прогулки. Понятно? У вас должно быть записано. Раззуй глаза, падла недорезанная!
— Ну, ты не очень старайся, доходяга, а то в морг прогуляешься… Фамилия?
— Засядько.
Охранник перелистал лежащие на столе бумажки. Нашел нужную, внимательно прочитал.
— Так бы и сказал, кандидат в покойники. А то — ругается, плюется. Иди, потряси штанами, успокой нервную систему!
На Федорова — нуль внимания. Если бы входил — другое дело, нужно проверить, а выходящие не опасны, их можно пропускать.
Михаил и Иван встретились возле под"езда больницы. Поглядел Федоров на мятый, порванный больничный халат спасенного им киллера и ужаснулся. Как же повезти его на вокзал в таком наряде? Первый же встречный милиционер заподозрит неладное и потребует документы. С непредсказуемыми последствиями, типа последующей проверки в отделении. А водитель автобуса разве не заподозрит и не сдаст в милицию?
— Придется ловить левака, такси мне не по карману. К тому же, с таксистом связываться опасно — продаст.
Вдоль больничного фасада выстроились легковушки. Каких только нет марок! Отечественные «волги» и «жигули» теряются среди зарубежных «мерседесов» и «вольв», стыдливо прячутся за «ауди» и «бээмвушками». К иномаркам не подступиться — такую цену заломят, что мигом отпугнут. Значит, надо искать российскую, родную.
Подумал Михаил и подошел к старому, облезлому «ушатому» запорожцу. Тоже иномарка, но рангом пониже. Рядом с машиной расхаживает бодрый дедок, вытирая тряпкой замасленные руки — видимо, только-что копался во внутренностях своей колымаги.
— На Ленинградский вокзал не отвезешь? — осторожно спросил Федоров, оставив киллера под прикрытием микроавтобуса.
Дедок удивленно возрился на мужика, который польстился на его древность.