Страница:
Александра спокойно переломила «тулку», выбросила отработавшие гильзы, загнала новые патроны. Пригнувшись, будто волчица на охоте, внимательно оглядела примыкающий к дороге кустарник.
— Удрали, — разочаровано сказала она. — Слава Богу, хотя бы одного пометила… Пойдемте, провожу в поселок.
— А как же машина? — затоптался в луже водитель. — Я ведь отвечаю… И — груз…
Колдунья несколько минут подумала.
— Ладно, так и быть. Оставайся, бедолага, добредем до казармы — пришлем помощь. А чтоб повеселей было, возьми мою «тулку» и патроны…
— Я тоже остаюсь, — угрюмо буркнул старшина. — Вдвоем — безопасней. Скажите лейтенанту, пусть поторопится…
24
25
— Удрали, — разочаровано сказала она. — Слава Богу, хотя бы одного пометила… Пойдемте, провожу в поселок.
— А как же машина? — затоптался в луже водитель. — Я ведь отвечаю… И — груз…
Колдунья несколько минут подумала.
— Ладно, так и быть. Оставайся, бедолага, добредем до казармы — пришлем помощь. А чтоб повеселей было, возьми мою «тулку» и патроны…
— Я тоже остаюсь, — угрюмо буркнул старшина. — Вдвоем — безопасней. Скажите лейтенанту, пусть поторопится…
24
— Сволочи! Ничего не боятся, промышляют под боком воинской части, подонки! — исходил гневом исполняющий обязанности командира «голубой» роты лейтенант Зимин. — Знают, у нас — ни автоматов, ни пистолетов, вот и пользуются, — он сорвал с аппарата телефонную трубку. — Алло! Алло! Девушка? Беркут, черт бы тебя побрал?… Ага, об»явилась, наконец! Включи Тигра… Алло! Алло! — снова забил он по рычагам. — Тигр? Какой Перелесок, отключись… Беркут, горчицу намазать тебе на язык, я просил не Перелесок — Тигра!
Наконец, лейтенант дозвонился до отряда. Дежурный сержант пообещал немедленно доложить об очередном ЧП командиру, связаться с районным отделением милиции.
— Брешет, бездельник, ни с кем связываться не будет. Да и к чему трудиться — жрать дают, одевают-обувают, служба — не тяни кота за хвост… Погодите, Тарас Викторович, сейчас сам попытаюсь дозвониться до милиции. Тоже — порядочные бездельники, но — единственная вооруженная сила в тайге. Если, конечно, не считать ракетчиков, сидящих по своим норам, да профессиональных охотников…
Добято незаметно для офицера массажировал поврежденное плечо и безразлично глядел в окно. В голове выстукивали тревожную дробь слова налетчика. «Ты-то нам и нужен, сыскарь!». Значит, бандиты охотились не за деньгами в карманах водителя и пассажиров. На мешки в кузове не обратили внимания — на кой ляд им стиранные подштанники и чиненные-перечиненные сапоги, зачем мешки с крупой и сахаром?
Вывод — однозначный: кто-то, предположительно, Гранд, нацелил своих пехотинцев на сыщика. Получив весточку от информатора-клопа, решил одним махом решить все проблемы. Не сработал арбалетчик, авось, добьются своего килеры.
Если это так, предстоит серьезная схватка. Считая хабаровскую, третяю по счету. Маньяк не успокоится, речь идет не только о свободе, но и о его жизни.
Кто кого опередит: либо спрятавшийся в тайге Убийца подстрелит Добято, либо тот вычислит его захоронку и окольцует.
Вот тогда и настанет черед обращаться с просьбой о помощи к Парамонову. Никуда командир отряда не денется, выделит людей для задержания преступника. Сейчас бить в набат, как это собирается делать ротный — не только бесполезно, но и опасно. Спугнуть Убийцу, заставить его покинуть полюбившийся участок тайги — не самый лучший вариант действия. Сыщик имеет более действенную запасную придумку.
Показалось — плечо болит меньше. Вечером попросит «колдунью» приложить целительную примочку — вмиг выздоровеет.
— Не мельтеши, лейтенант, слава Богу, все обошлось без крови.
Зимин перестал терзать телефонный аппарат. Вытер со лба пот.
— О вашем прибытии мне сообщил подполковник. Попросил, вернее, приказал помочь устроиться, наладить питание… А тут — такая неприятность!
— Не паникуй, лейтенант, все обошлось, — улыбчиво повторил сыщик. — Постарайся не поднимать шума, сделать вид — ничего особенного не произошло, обычная дорожная неприятность.
— Так нужно? — непонимающе заморгал Зимин.
— Обязательно! И не задавай вопросов — все равно не отвечу.
— Сделаю, — подумав, кивнул ротный. — Надолго на… охоту?
В простое словечко «охота» лейтенант с»умел втиснуть столько насмешки и недоверия, что стало ясным: он догадывается об истинных целях московского «охотника». Ради Бога, догадывайся, только не мешай, устало подумал Добято.
— Как получится. Думаю, недельки нам с прапорщиком хватит.
— Сейчас прикажу поставить две койки в каптерке. Извините, Тарас Викторович, жилье, конечно, неудобное, но другого у меня просто нет. Впрочем, для охотников, привыкших коротать ночи у костерка, сойдет… Подполковник велел.
Интересно, когда командир отряда умудрился проявить отеческую заботу о заезжем сыскаре? Уж не тогда ли, когда председатель комиссии ему кишки на кулак наматывал? Или после доверительного разговора в комнате сыщика?
Удивительный он все же человек — грубый и заботливый, злой и добрый!
— Спасибо, лейтенант. Мы уже устроились в домишке спасительницы.
— У квартирной хозяйки Вадима?
— Совершенно точно.
От неожиданного известия офицер подпрыгнул на стуле.
— Ни в коем случае, Тарас Викторович! Дом «колдуньи» расположен далеко от нашего гарнизона, по тайге разгуливают преступники. Я отвечаю за вашу безопасность. В случае чего подполковник голову снимет…
— Не волнуйся по пустякам, Петр Петрович, ничего страшного с нами не случится. Все мы вооружены: три ружья плюс мой пистолет…
Господи, до чего же разболтался язык! Стоит ли лейтенанту знать о том, что обычный «пиджак», приехавший из Москвы, вооружен пистолетом? Одно это способно насторожить и без того слишком догадливого парня. Но сказанного не воротишь.
Слава Богу, Зимин либо не расслышал оплошности москвича, либо не придал ей особого значения. Подумаешь, пистолет! Сейчас все пытаются защитить себя от нарастающей волны преступности, вот и москвич тоже получил разрешение на оружие.
Лейтенант сожалеюще развел руки. Дескать, мое дело предложить, предупредить, остальное — ваши проблемы…
Добято медленно вышел из штаба. Под навесом, рядом с бочкой, до краев набитой окурками, дымил точная копия дневального штаба отряда молоденький парнишка. Тощий, с хилой, впалой грудью, тонкими ножками, которые болтаются в широченных голенищах кирзачей. Короче, Тетькин-второй.
— Как звать, сынок?
Тарасик нисколько бы не удивился, услышь в ответ: Иван Тетькин. Или — Михаил, Сергей, Аркадий, но с обязательным приложением уже знакомой фамилии.
— Ахметов… Денис Ахметов.
— В Медвежьей Пади братишка не служит?
— Нет. Один я в семье — ни братьев, ни сестер… А что?
— Больно уж похож ты на тамошнего дневального по штабу. Ну, просто копия. Тетькина знаешь?
Ахметов задумался. Видимо, пытался услужить высокому гостю, старательно перебирал в памятии мадвежьепадьевских знакомцев.
— Тетькина?… Нет, не знаю…
— Не ломай голову, Дениска. Я ведь просто так спросил.
Потрепав солдатика по хилому плечу, Тарасик направился к дому Александры. Слава Богу, спасительница так нарисовала замшелый камень и огибающую его тропку — слепой не собьется. По обыкновению, разбирал происшедшие события, раскладывал их по «полочкам», ощупывал со всех сторон. Казалось бы, ничего сверхобычного не произошло, все укладывается в рамки повседневности, всему находится неубиенные причины.
И все же…
Первое — происшествие на лесной дороге. Кто сообщил преступникам о времени выезда сыщика и маршруте? Ведь, как об»яснил Серафим, в Голубой распадок ведет и другая дорога. Об»яснение единственное — кто-нибудь из Медвежьей Пади. Точнее — «клоп». Кто скрывается под этой кликухой? Впрочем, ответ, кажется, найден. Простой и убедительный. Евдокия. Ее напарник, судя по всему, — тощий Тетькин. Но, несмотря на весомые доказательства, Добято все ещё сомневался в реальности этой цепочки.
Второе. Почему Александра оказалась рано утром так далеко от своей усадьбы? Собирала травы? А почему не днем, не вечером — перед рассветом? И потом — как известно, грибы и травы не собираются рядом с дорогами, где они впитывают в себя вредные вещества, выбрасываемые машинами.
К тому же, «травяная колдунья» почему-то отправилась собирать травы с ружьем? Будто заранее знала о нападении на армейский грузовик. Тоже — об»яснимо: таежники никогда не расстаются с оружием.
Третее. Слишком уж театрально бандит ухватился за «раненное» плечо. Будто разыграл заранее оговоренную и отрепетированную сценку. Одна женщина, пусть даже с двухстволкой, заряженной медвежьими жаканами, вряд ли могла так напугать матерых вооруженных преступников. Почему, спрашивается, они, вместо того, чтобы завалить «колдунью», позорно убежали?
Связывать женщину с бандитами, пусть даже на уровне предположений, было почему-то неприятно. Что произошло? Почему помалкивает обычная интуиция?
Четвертое. Похожие друг на друга дневальные. Самые настоящие двойники. По закону взаимоисключения, если Тетькин — человек Гранда, то Ахметов вполне может быть сексотом Службы безопасности. Жизнь состоит из полос — черных и цветных, черные, похоже, сыщик уже прошел, остались ярко раскрашенные. Вдруг к ним принадлежит агент Михаила?…
Добравшись до знаменитого камня, Добято минут десять постоял, мысленно повторяя обнаруженные четыре странности. Кажется, до их выяснения выйти на сбежавшего Убийцу ему не удастся. Ну, что ж, ничего страшного, он и приехал в таежную глушь для проведения расследования. Хорошо уже, что наметились основные направления поисков.
Сейчас сыщика тревожило совсем другое, далекое от выполнения служебных обязанностей. Странное чувство, охватившее его при первой же встрече с Александрой, какая-то непонятная размягченность, даже — слабость. Неужели дает себя знать слишком долгое физиологическое воздержание?
Глупость и пошлость, с досадой подумал он, но поставленные диагнозы не помогли, образ красавицы не расплылся в сознании, наоборот, утвердился.
Приказав себе забыть о «травяной колдунье», Добято обогнул камень и через десяток минут — внешне веселый, довольный приятной прогулкой — поднялся на крыльцо веранды.
Александра сидела на кухне, помешивая вонючий отвар. В котле булькала какая-то адская смесь, лопались, издавая неприятный запах, пузырьки, под потолком медленно плыли к распахнутому окну рванные хлопья.
Поневоле представишь себе Сатану с рожками и с трехзубчатыми вилами в звероподобных лапах. Но сейчас, вместо него — красавица с золотистой короной из сплетеных кос. Черные глазища будто поджигают содержимое котла, изящная, словно изваянная из мрамора, ручка помешивает его большой поварежкой. Короче говоря, картина не для слабонервных.
Несколько минут Тарасик любовался Александрой. Не просто любовался — пожирал её жадными глазами. Надо же, в таежной глухомани вдруг расцвел такой прекрасный цветок!
Добято никогда ранее не чувствовал себя Дон-Жуаном, сексуальным разбойником, ценителем женских прелестей. Для этого у него не было ни свободного времени, ни особого желания. На своей заполошной службе сыщик уставал до такой степени, что им владело единственное желание: добраться до постели.
А сейчас, при виде таежной красавицы, расплылся лужицей, расквасился!
— Где мой приятель? — не своим — хриплым голосом, спросил он, чувствуя, что «любование» слишком затянулось, заметит хозяйка — может обидиться.
Александра не повернула гордую голову, не вздрогнула. Будто давно знала о появлении нового постояльца. Может быть даже разгадала потаенные его мысли, наслаждалась ими, будто обнаженная стояла под теплыми струйками душа. Не зря ведь все зовут её колдуньей!
— Храпит наверху, — тихо ответила она, кивнув на потолок. — Да так аппетитно, что и меня в сон потянуло… Идите к колодцу, Тарас Викторович, умывайтесь. Сейчас освобожусь — пообедаем.
— Уж не этот ли «супчик»? — смешливо сморщился Тарасик, показывая на котел.
«Колдунья» недоумевающе поглядела на него и вдруг звонко расхохоталась.
— Нет, не этот. Отвар — на зиму, от простуды, кашля, болей в груди. Вот разолью его по бутылочкам и поставлю в шкаф… Прибежит тот же сопливый Васька Чудаков — накапаю, мигом выздоровеет. Или вы простудитесь во время охоты…
Ага, информация о запланированной постояльцами охоте уже впечатана в память подозрительной таежницы! Кто автор — тоже ясно: конечно, болтливый прапорщик. Раскис жирный болтун при виде женской красы, язык сам по себе зашевелился.
Ну и выбрал себе помощничка опытный сыщик — впору замок на трепливый рот вешать или возвращать подполковнику по причине «профнепригодности!
Накачивая в себе злость на Толкунова, Тарасик неожиданно остановился. А разве он тоже не размяк? Так и тянет пооткровенничать, порассказывать смешные истории, посмеяться. Увидеть на нежном лице красавицы одобряющую улыбку, насладиться её мягким, мелодичным голосом.
Досадливо поморщившись, Добыто в очерелной раз постарался придавить не ко времени разыгравшиеся эмоции.
— Зря вы, Тарас Викторович, грешите на Серафима, — женщина будто подслушала потаенные мысли собеседника, отрицательно покачала головкой. — Увидела среди ваших вещей охотничьи ружья в чехлах — догадалась… Все же, будить прапорщика или пусть отсыпается?
— Пусть спит, — поспешил ответить Добято. — Проснется — поест… Два желания мучают моего напарника: побольше выбросить из себя словечек и поплотней набить и без того толстое пузо.
Почему-то сыщику захотелось отобедать наедине с Александрой. Мысленно он оправдывал это желание необходимостью разобраться в важном свидетеля — квартирной хозяйке сбежавшего лжекапитана.
Так называемое расследование, которое, якобы, провел прапорщик — самый настоящий блеф. Одно дело хвастливый болтун, который на грамм правды способен наворочать горы вранья, совсем другое — опытный сыщик, через руки которого прошла не один десяток хитрых и опытных преступников, упорно молчащих свидетелей, испуганных очевидцев.
Тарасик сам от себя скрывал истинную причину — женщина околдовала его. Мягкими, женственными жестами, мелодичным, певучим голосом, царственной внешностью чисто русской красавицы. Василисы Прекрасной. Делить её внимание с толстопузым прапорщиком казалось глупостью!
— Сейчас разогрею жаркое, — заторопилась Александра, снимая с огня котел с адским варевом, ставя вместо него чугунок. — Запьем компотиком и я огляжу вашу болячку.
— Какую ещё болячку? — недовольно буркнул Тарасик, мысленно посылая во все известные ему адреса трепливого помощника. — Вроде, здоров…
— Как же, здоров? — укоряюще протянула лекарка. — А псориаз разве не болячка? Вот его мы и обследуем, после намажу хитрой мазью, завяжу чистой тряпицей…
Кусучее псориазное пятно появилось у Добято между ног, в том самом месте, которое не только женщинам — мужикам стыдно показывать. При одной мысли, что придется снимать штаны и плавки, бросило в жар.
— Нечего меня осматривать, — пробурчал он, исподлобья глядя на «колдунью». — Вот синяк на плече полечите — буду благодарен. Болит — спасу нет.
«Колдунья» охотно согласилась. Тарасик снял куртку, рубашку. На предплечье расползлось сине-красное пятно. Морщась, лекарка ощупала его с краев, намазала вонючей мазью, перевязала чистой тряпицей.
— Постарайтесь меньше тревожить плечо. Надо бы подвязать руку к шее, так ведь не согласитесь.
— Не соглашусь, — одеваясь, весело подтвердил Добято.
— Ладно, и так пройдет. Теперь очередь за псориазным пятном…
— Забудьте! Нет у меня никаких пятен — ни на теле, ни на душе!… Давайте лучше пообедаем, поговорим… о другом… Не страшно вам жить вдали от людей? Вдруг нападут те же бандиты — ружье не поможет, у современных преступников — и автоматы, и гранатометы…
— Нет, не страшно. Бог не без милости — спасет. Да и что взять у несчастной женщины? Лечебные отвары? Так я их и без налетов раздаю людям. Бесплатно.
— А на что живете?
— Это я так сказала — бесплатно. Потому-что не торгуюсь, не говорю цену. Каждый платит сколько может… Тарас Викторович, все же давайте оглядим вашу болячку, а? Не стесняйтесь, знахарка все равно, что доктор…
— Я уже сказал: ни за что! — всерьез обозлился сыщик. Как назло, сволочное «пятно» адски зачесалось, от желания добраться до него свело судорогой пальцы рук. — Обойдусь.
— Не хотите — не надо.
Александра загадочно улыбнулась, насмешливо сощурила черные сатанинские глазища. Наверно, поняла причину отказа «больного», догадалась, где находится злополучная «болячка».
Вытерла со стола, смахнула невидимую пыль с табуреток. Выставила на освобожденную половину глинянные горшочки, разлила по ним ароматное, запеченное в русской печи, жаркое. Рядом с двумя глиняными кружками появился такой же кувшин с ягодной настойкой. На разукрашенной цветами тарелке — стопка тонконарезанного душистого хлеба.
Конечно, не деликатесное изобилие, которое увидел Добято в избе Евдокии, но скромное угощение травницы было больше по душе. Может быть потому, что неприхотливый стол освещался лучистой улыбкой, над ним поработали прекрасные женские руки, процессу насыщения аккомпанировал ласковый мягкий голосок.
Обед прошел весело — с шутками, смехом. Сыщик начисто позабыл о принятом решении «покопаться» во внутренностях подозрительной женщины, постараться дополнить и обогатить сведения, полученные у прапорщика. От Александры — Сашеньки, подумал про себя он с неожиданной нежностью — исходило такое обаяние, такая ласка, что немолодой сыщик никак не мог избавиться от ранее незнакомой ему разнеженности. Высокая, мерно вздымающаяся грудь, округлые движения рук, белоснежные оголенные плечи — все это заставляло Тарасика волноваться, виновато отводить в сторону загоревшиеся глаза.
Красавица тоже старалась не смотреть на собеседника, часто краснела, отвечала невпопад.
И это происходит всего-навсего после нескольких часов знакомства? Впору поверить сказочкам о любви с первого взгляда… Какая там любовь, выругался про себя Тарасик, обычное сексуальное тяготение двух млекопитающихся, которые долго, слишком долго, не занимались так называемой любовью.
Неизвестно, чем бы закончился послеобеденный отдых, если бы из мансарды не спустился опухший от сна Толкунов.
— Завтра — на охоту? — то ли спрашивая, то ли приказывая, проговорил он, принюхиваясь к аппетитным запахам. — Нужно подготовиться, собраться. Продуктов захватить, патронташи набить…
Хозяйка поставила перед вторым постояльцем не глинянный горшочек — обычную чистую тарелку, наполнила её жаркоем. Кажется, горшочки предназначены для почетных гостей, для остальных — тарелки.
Причислив себя к «почетным», Добято насмешливо усмехнулся.
— Отведайте моего варева, Серафим, — предложила хозяйка, наливая в кружку настойку. — Набирайтесь сил, охотничек… Успеете подготовиться — я помогу.
— Действително, успеем, — рассмеялся Тарасик. — Завтра выход отменяется. Придется мне поработать со старшиной роты — дело прежде всего. Ведь приехал я аж с самой Москвы не отстреливать пташек — проверять отряды…
— Вот и хорошо! — радостно подхватил прапорщик, отодвигая к хозяйке пустую тарелку. Дескать, маловата порция, не мешает — добавку. — Мне тоже нужно проверить здешнее хозяйство. Больно уж солдатики тощие да дранные…
Наконец, лейтенант дозвонился до отряда. Дежурный сержант пообещал немедленно доложить об очередном ЧП командиру, связаться с районным отделением милиции.
— Брешет, бездельник, ни с кем связываться не будет. Да и к чему трудиться — жрать дают, одевают-обувают, служба — не тяни кота за хвост… Погодите, Тарас Викторович, сейчас сам попытаюсь дозвониться до милиции. Тоже — порядочные бездельники, но — единственная вооруженная сила в тайге. Если, конечно, не считать ракетчиков, сидящих по своим норам, да профессиональных охотников…
Добято незаметно для офицера массажировал поврежденное плечо и безразлично глядел в окно. В голове выстукивали тревожную дробь слова налетчика. «Ты-то нам и нужен, сыскарь!». Значит, бандиты охотились не за деньгами в карманах водителя и пассажиров. На мешки в кузове не обратили внимания — на кой ляд им стиранные подштанники и чиненные-перечиненные сапоги, зачем мешки с крупой и сахаром?
Вывод — однозначный: кто-то, предположительно, Гранд, нацелил своих пехотинцев на сыщика. Получив весточку от информатора-клопа, решил одним махом решить все проблемы. Не сработал арбалетчик, авось, добьются своего килеры.
Если это так, предстоит серьезная схватка. Считая хабаровскую, третяю по счету. Маньяк не успокоится, речь идет не только о свободе, но и о его жизни.
Кто кого опередит: либо спрятавшийся в тайге Убийца подстрелит Добято, либо тот вычислит его захоронку и окольцует.
Вот тогда и настанет черед обращаться с просьбой о помощи к Парамонову. Никуда командир отряда не денется, выделит людей для задержания преступника. Сейчас бить в набат, как это собирается делать ротный — не только бесполезно, но и опасно. Спугнуть Убийцу, заставить его покинуть полюбившийся участок тайги — не самый лучший вариант действия. Сыщик имеет более действенную запасную придумку.
Показалось — плечо болит меньше. Вечером попросит «колдунью» приложить целительную примочку — вмиг выздоровеет.
— Не мельтеши, лейтенант, слава Богу, все обошлось без крови.
Зимин перестал терзать телефонный аппарат. Вытер со лба пот.
— О вашем прибытии мне сообщил подполковник. Попросил, вернее, приказал помочь устроиться, наладить питание… А тут — такая неприятность!
— Не паникуй, лейтенант, все обошлось, — улыбчиво повторил сыщик. — Постарайся не поднимать шума, сделать вид — ничего особенного не произошло, обычная дорожная неприятность.
— Так нужно? — непонимающе заморгал Зимин.
— Обязательно! И не задавай вопросов — все равно не отвечу.
— Сделаю, — подумав, кивнул ротный. — Надолго на… охоту?
В простое словечко «охота» лейтенант с»умел втиснуть столько насмешки и недоверия, что стало ясным: он догадывается об истинных целях московского «охотника». Ради Бога, догадывайся, только не мешай, устало подумал Добято.
— Как получится. Думаю, недельки нам с прапорщиком хватит.
— Сейчас прикажу поставить две койки в каптерке. Извините, Тарас Викторович, жилье, конечно, неудобное, но другого у меня просто нет. Впрочем, для охотников, привыкших коротать ночи у костерка, сойдет… Подполковник велел.
Интересно, когда командир отряда умудрился проявить отеческую заботу о заезжем сыскаре? Уж не тогда ли, когда председатель комиссии ему кишки на кулак наматывал? Или после доверительного разговора в комнате сыщика?
Удивительный он все же человек — грубый и заботливый, злой и добрый!
— Спасибо, лейтенант. Мы уже устроились в домишке спасительницы.
— У квартирной хозяйки Вадима?
— Совершенно точно.
От неожиданного известия офицер подпрыгнул на стуле.
— Ни в коем случае, Тарас Викторович! Дом «колдуньи» расположен далеко от нашего гарнизона, по тайге разгуливают преступники. Я отвечаю за вашу безопасность. В случае чего подполковник голову снимет…
— Не волнуйся по пустякам, Петр Петрович, ничего страшного с нами не случится. Все мы вооружены: три ружья плюс мой пистолет…
Господи, до чего же разболтался язык! Стоит ли лейтенанту знать о том, что обычный «пиджак», приехавший из Москвы, вооружен пистолетом? Одно это способно насторожить и без того слишком догадливого парня. Но сказанного не воротишь.
Слава Богу, Зимин либо не расслышал оплошности москвича, либо не придал ей особого значения. Подумаешь, пистолет! Сейчас все пытаются защитить себя от нарастающей волны преступности, вот и москвич тоже получил разрешение на оружие.
Лейтенант сожалеюще развел руки. Дескать, мое дело предложить, предупредить, остальное — ваши проблемы…
Добято медленно вышел из штаба. Под навесом, рядом с бочкой, до краев набитой окурками, дымил точная копия дневального штаба отряда молоденький парнишка. Тощий, с хилой, впалой грудью, тонкими ножками, которые болтаются в широченных голенищах кирзачей. Короче, Тетькин-второй.
— Как звать, сынок?
Тарасик нисколько бы не удивился, услышь в ответ: Иван Тетькин. Или — Михаил, Сергей, Аркадий, но с обязательным приложением уже знакомой фамилии.
— Ахметов… Денис Ахметов.
— В Медвежьей Пади братишка не служит?
— Нет. Один я в семье — ни братьев, ни сестер… А что?
— Больно уж похож ты на тамошнего дневального по штабу. Ну, просто копия. Тетькина знаешь?
Ахметов задумался. Видимо, пытался услужить высокому гостю, старательно перебирал в памятии мадвежьепадьевских знакомцев.
— Тетькина?… Нет, не знаю…
— Не ломай голову, Дениска. Я ведь просто так спросил.
Потрепав солдатика по хилому плечу, Тарасик направился к дому Александры. Слава Богу, спасительница так нарисовала замшелый камень и огибающую его тропку — слепой не собьется. По обыкновению, разбирал происшедшие события, раскладывал их по «полочкам», ощупывал со всех сторон. Казалось бы, ничего сверхобычного не произошло, все укладывается в рамки повседневности, всему находится неубиенные причины.
И все же…
Первое — происшествие на лесной дороге. Кто сообщил преступникам о времени выезда сыщика и маршруте? Ведь, как об»яснил Серафим, в Голубой распадок ведет и другая дорога. Об»яснение единственное — кто-нибудь из Медвежьей Пади. Точнее — «клоп». Кто скрывается под этой кликухой? Впрочем, ответ, кажется, найден. Простой и убедительный. Евдокия. Ее напарник, судя по всему, — тощий Тетькин. Но, несмотря на весомые доказательства, Добято все ещё сомневался в реальности этой цепочки.
Второе. Почему Александра оказалась рано утром так далеко от своей усадьбы? Собирала травы? А почему не днем, не вечером — перед рассветом? И потом — как известно, грибы и травы не собираются рядом с дорогами, где они впитывают в себя вредные вещества, выбрасываемые машинами.
К тому же, «травяная колдунья» почему-то отправилась собирать травы с ружьем? Будто заранее знала о нападении на армейский грузовик. Тоже — об»яснимо: таежники никогда не расстаются с оружием.
Третее. Слишком уж театрально бандит ухватился за «раненное» плечо. Будто разыграл заранее оговоренную и отрепетированную сценку. Одна женщина, пусть даже с двухстволкой, заряженной медвежьими жаканами, вряд ли могла так напугать матерых вооруженных преступников. Почему, спрашивается, они, вместо того, чтобы завалить «колдунью», позорно убежали?
Связывать женщину с бандитами, пусть даже на уровне предположений, было почему-то неприятно. Что произошло? Почему помалкивает обычная интуиция?
Четвертое. Похожие друг на друга дневальные. Самые настоящие двойники. По закону взаимоисключения, если Тетькин — человек Гранда, то Ахметов вполне может быть сексотом Службы безопасности. Жизнь состоит из полос — черных и цветных, черные, похоже, сыщик уже прошел, остались ярко раскрашенные. Вдруг к ним принадлежит агент Михаила?…
Добравшись до знаменитого камня, Добято минут десять постоял, мысленно повторяя обнаруженные четыре странности. Кажется, до их выяснения выйти на сбежавшего Убийцу ему не удастся. Ну, что ж, ничего страшного, он и приехал в таежную глушь для проведения расследования. Хорошо уже, что наметились основные направления поисков.
Сейчас сыщика тревожило совсем другое, далекое от выполнения служебных обязанностей. Странное чувство, охватившее его при первой же встрече с Александрой, какая-то непонятная размягченность, даже — слабость. Неужели дает себя знать слишком долгое физиологическое воздержание?
Глупость и пошлость, с досадой подумал он, но поставленные диагнозы не помогли, образ красавицы не расплылся в сознании, наоборот, утвердился.
Приказав себе забыть о «травяной колдунье», Добято обогнул камень и через десяток минут — внешне веселый, довольный приятной прогулкой — поднялся на крыльцо веранды.
Александра сидела на кухне, помешивая вонючий отвар. В котле булькала какая-то адская смесь, лопались, издавая неприятный запах, пузырьки, под потолком медленно плыли к распахнутому окну рванные хлопья.
Поневоле представишь себе Сатану с рожками и с трехзубчатыми вилами в звероподобных лапах. Но сейчас, вместо него — красавица с золотистой короной из сплетеных кос. Черные глазища будто поджигают содержимое котла, изящная, словно изваянная из мрамора, ручка помешивает его большой поварежкой. Короче говоря, картина не для слабонервных.
Несколько минут Тарасик любовался Александрой. Не просто любовался — пожирал её жадными глазами. Надо же, в таежной глухомани вдруг расцвел такой прекрасный цветок!
Добято никогда ранее не чувствовал себя Дон-Жуаном, сексуальным разбойником, ценителем женских прелестей. Для этого у него не было ни свободного времени, ни особого желания. На своей заполошной службе сыщик уставал до такой степени, что им владело единственное желание: добраться до постели.
А сейчас, при виде таежной красавицы, расплылся лужицей, расквасился!
— Где мой приятель? — не своим — хриплым голосом, спросил он, чувствуя, что «любование» слишком затянулось, заметит хозяйка — может обидиться.
Александра не повернула гордую голову, не вздрогнула. Будто давно знала о появлении нового постояльца. Может быть даже разгадала потаенные его мысли, наслаждалась ими, будто обнаженная стояла под теплыми струйками душа. Не зря ведь все зовут её колдуньей!
— Храпит наверху, — тихо ответила она, кивнув на потолок. — Да так аппетитно, что и меня в сон потянуло… Идите к колодцу, Тарас Викторович, умывайтесь. Сейчас освобожусь — пообедаем.
— Уж не этот ли «супчик»? — смешливо сморщился Тарасик, показывая на котел.
«Колдунья» недоумевающе поглядела на него и вдруг звонко расхохоталась.
— Нет, не этот. Отвар — на зиму, от простуды, кашля, болей в груди. Вот разолью его по бутылочкам и поставлю в шкаф… Прибежит тот же сопливый Васька Чудаков — накапаю, мигом выздоровеет. Или вы простудитесь во время охоты…
Ага, информация о запланированной постояльцами охоте уже впечатана в память подозрительной таежницы! Кто автор — тоже ясно: конечно, болтливый прапорщик. Раскис жирный болтун при виде женской красы, язык сам по себе зашевелился.
Ну и выбрал себе помощничка опытный сыщик — впору замок на трепливый рот вешать или возвращать подполковнику по причине «профнепригодности!
Накачивая в себе злость на Толкунова, Тарасик неожиданно остановился. А разве он тоже не размяк? Так и тянет пооткровенничать, порассказывать смешные истории, посмеяться. Увидеть на нежном лице красавицы одобряющую улыбку, насладиться её мягким, мелодичным голосом.
Досадливо поморщившись, Добыто в очерелной раз постарался придавить не ко времени разыгравшиеся эмоции.
— Зря вы, Тарас Викторович, грешите на Серафима, — женщина будто подслушала потаенные мысли собеседника, отрицательно покачала головкой. — Увидела среди ваших вещей охотничьи ружья в чехлах — догадалась… Все же, будить прапорщика или пусть отсыпается?
— Пусть спит, — поспешил ответить Добято. — Проснется — поест… Два желания мучают моего напарника: побольше выбросить из себя словечек и поплотней набить и без того толстое пузо.
Почему-то сыщику захотелось отобедать наедине с Александрой. Мысленно он оправдывал это желание необходимостью разобраться в важном свидетеля — квартирной хозяйке сбежавшего лжекапитана.
Так называемое расследование, которое, якобы, провел прапорщик — самый настоящий блеф. Одно дело хвастливый болтун, который на грамм правды способен наворочать горы вранья, совсем другое — опытный сыщик, через руки которого прошла не один десяток хитрых и опытных преступников, упорно молчащих свидетелей, испуганных очевидцев.
Тарасик сам от себя скрывал истинную причину — женщина околдовала его. Мягкими, женственными жестами, мелодичным, певучим голосом, царственной внешностью чисто русской красавицы. Василисы Прекрасной. Делить её внимание с толстопузым прапорщиком казалось глупостью!
— Сейчас разогрею жаркое, — заторопилась Александра, снимая с огня котел с адским варевом, ставя вместо него чугунок. — Запьем компотиком и я огляжу вашу болячку.
— Какую ещё болячку? — недовольно буркнул Тарасик, мысленно посылая во все известные ему адреса трепливого помощника. — Вроде, здоров…
— Как же, здоров? — укоряюще протянула лекарка. — А псориаз разве не болячка? Вот его мы и обследуем, после намажу хитрой мазью, завяжу чистой тряпицей…
Кусучее псориазное пятно появилось у Добято между ног, в том самом месте, которое не только женщинам — мужикам стыдно показывать. При одной мысли, что придется снимать штаны и плавки, бросило в жар.
— Нечего меня осматривать, — пробурчал он, исподлобья глядя на «колдунью». — Вот синяк на плече полечите — буду благодарен. Болит — спасу нет.
«Колдунья» охотно согласилась. Тарасик снял куртку, рубашку. На предплечье расползлось сине-красное пятно. Морщась, лекарка ощупала его с краев, намазала вонючей мазью, перевязала чистой тряпицей.
— Постарайтесь меньше тревожить плечо. Надо бы подвязать руку к шее, так ведь не согласитесь.
— Не соглашусь, — одеваясь, весело подтвердил Добято.
— Ладно, и так пройдет. Теперь очередь за псориазным пятном…
— Забудьте! Нет у меня никаких пятен — ни на теле, ни на душе!… Давайте лучше пообедаем, поговорим… о другом… Не страшно вам жить вдали от людей? Вдруг нападут те же бандиты — ружье не поможет, у современных преступников — и автоматы, и гранатометы…
— Нет, не страшно. Бог не без милости — спасет. Да и что взять у несчастной женщины? Лечебные отвары? Так я их и без налетов раздаю людям. Бесплатно.
— А на что живете?
— Это я так сказала — бесплатно. Потому-что не торгуюсь, не говорю цену. Каждый платит сколько может… Тарас Викторович, все же давайте оглядим вашу болячку, а? Не стесняйтесь, знахарка все равно, что доктор…
— Я уже сказал: ни за что! — всерьез обозлился сыщик. Как назло, сволочное «пятно» адски зачесалось, от желания добраться до него свело судорогой пальцы рук. — Обойдусь.
— Не хотите — не надо.
Александра загадочно улыбнулась, насмешливо сощурила черные сатанинские глазища. Наверно, поняла причину отказа «больного», догадалась, где находится злополучная «болячка».
Вытерла со стола, смахнула невидимую пыль с табуреток. Выставила на освобожденную половину глинянные горшочки, разлила по ним ароматное, запеченное в русской печи, жаркое. Рядом с двумя глиняными кружками появился такой же кувшин с ягодной настойкой. На разукрашенной цветами тарелке — стопка тонконарезанного душистого хлеба.
Конечно, не деликатесное изобилие, которое увидел Добято в избе Евдокии, но скромное угощение травницы было больше по душе. Может быть потому, что неприхотливый стол освещался лучистой улыбкой, над ним поработали прекрасные женские руки, процессу насыщения аккомпанировал ласковый мягкий голосок.
Обед прошел весело — с шутками, смехом. Сыщик начисто позабыл о принятом решении «покопаться» во внутренностях подозрительной женщины, постараться дополнить и обогатить сведения, полученные у прапорщика. От Александры — Сашеньки, подумал про себя он с неожиданной нежностью — исходило такое обаяние, такая ласка, что немолодой сыщик никак не мог избавиться от ранее незнакомой ему разнеженности. Высокая, мерно вздымающаяся грудь, округлые движения рук, белоснежные оголенные плечи — все это заставляло Тарасика волноваться, виновато отводить в сторону загоревшиеся глаза.
Красавица тоже старалась не смотреть на собеседника, часто краснела, отвечала невпопад.
И это происходит всего-навсего после нескольких часов знакомства? Впору поверить сказочкам о любви с первого взгляда… Какая там любовь, выругался про себя Тарасик, обычное сексуальное тяготение двух млекопитающихся, которые долго, слишком долго, не занимались так называемой любовью.
Неизвестно, чем бы закончился послеобеденный отдых, если бы из мансарды не спустился опухший от сна Толкунов.
— Завтра — на охоту? — то ли спрашивая, то ли приказывая, проговорил он, принюхиваясь к аппетитным запахам. — Нужно подготовиться, собраться. Продуктов захватить, патронташи набить…
Хозяйка поставила перед вторым постояльцем не глинянный горшочек — обычную чистую тарелку, наполнила её жаркоем. Кажется, горшочки предназначены для почетных гостей, для остальных — тарелки.
Причислив себя к «почетным», Добято насмешливо усмехнулся.
— Отведайте моего варева, Серафим, — предложила хозяйка, наливая в кружку настойку. — Набирайтесь сил, охотничек… Успеете подготовиться — я помогу.
— Действително, успеем, — рассмеялся Тарасик. — Завтра выход отменяется. Придется мне поработать со старшиной роты — дело прежде всего. Ведь приехал я аж с самой Москвы не отстреливать пташек — проверять отряды…
— Вот и хорошо! — радостно подхватил прапорщик, отодвигая к хозяйке пустую тарелку. Дескать, маловата порция, не мешает — добавку. — Мне тоже нужно проверить здешнее хозяйство. Больно уж солдатики тощие да дранные…
25
Сыщику повезло — офицеры роты, во главе с лейтенантом Зиминым отправились на об»ект. Либо подходили к концу строительные работы, либо ожидался приезд страшного председателя комиссии. Скорей всего, второе. Как и в Медвежьей Пади, Виноградова не просто не любили — ненавидели и боялись. И не только «строевики» — начальники участков, прорабы, мастера. Всех он доставал, воспитывал.
Добято с интересом оглядел бывшее жилье староверов — уменьшенная копия Медвежьепадьевской, приспособленное для проживания лесника. Вздохнул — поселиться бы здесь, охотиться, собирать грибы и ягоды. Наверно, сказывается возраст, когда возникает тяга к природе.
Он не просто мечтал — старался отрешиться от «служебных» мыслей, дать отдых перегруженной голове. Через полчаса почувствовал — отдохнул, пора приступать к следующей фазе расследования. В памяти жирным вопросом нарисовано упоминание командира «столичной» роты о близких отношениях «голубого» капитана с Козелковым.
Нет, его он не подозревал — схватка на дороге, когда контрактник фактически обеззоружил коротконогого налетчика — убедительное доказательство его невиновности. И все же…
В каптерке — двое: «поверяющий» и старшина роты. На столе разложены журналы учета ротного имущества, какие-то ведомости, накладные. С видом знающего специалиста Добято листал страницы, перебирал бумажки, хмурился либо одобрительно кивал. Слава Богу, Виноградов во время знакомства в Хабаровске накачал профана кой-какими сведениями в области ведения войсковой документации.
Козелков дрожащими руками перекладывал с места на место кипы постельного белья, оглаживал висящие на вешалках гимнастерки и бушлаты. Любая проверка для материально ответственного человека небезопасна. Если даже он — крисстально честный, не замаранный жульническими махинациями. А где вы видели честного старшину? Разве только в послевоенных фильмах.
— Хорошо ротным старшинам, когда их подразделения «сидят» рядом со штабом отряда, — скулил Козелков, на подобии щенка, стащившего у хозяйки кусок мяса. — А здесь все на мне: кормежка личного состава, помывка, то да се… Не поверите — оттощал! Месяц тому назад рапорт написал капитану Королеву: пусть избавит меня хотя бы от столовой, выпросит в штабе штатную единицу…
— И что ответил ротный? — заинтересованно спросил Добято. Любая мелочь, касающаяся Убийцы, интересовала его. — Помог?
— Где там! — обескураженно отмахнулся сержант. — Вадим Константинович — понимающий мужик, добрый. Вроде, обратился к подполковнику. А тот, известное дело, выматерил ротного. Дескать, больно тот мягкотел, не умеет заставлять подчиненных работать с полной нагрузкой. И это при том, что капитан командует лучшей в отряде ротой! Наш подполковник родного отца может в землю вбить. Дескать, филон… Это я филоню, да?
Козелков изобразил на скуластом лице обиженное выражение, поднял к потолку каптерки мосластые руки с обгрызанными ногтями. Потом присел к столу и продолжил нытье. Дескать, его солдаты — самые упитанные, самые чистые, самые здоровые. За два последних месяца ни одного обращения в медпункт! А сам то и дело поглядывает на цифры, изучаемые проверяющим. Не нашел ли тот, не дай Бог, подчистки или другого криминала?
— Да уж, матерным языком подполковник владеет в совершенстве, — сочувственно покачал головой Тарасик. — Капитан Королев, небось, тоже… из»ясняется?
— Ни Боже мой! Наш ротный — интеллигент, даже дураком не обзовет, голоса не повысит. Солдаты любят его, офицеры уважают.
Наслушаешься подобных откликов — впору молиться на кровавого маньяка, как на икону.
Тарасик снова вспомнил изрешеченных пулями Николая и его жену, безжалостно убитых детей… Ну, нет, молиться на преступника он не станет, несмотря на все инструкции и предупреждения начальства, скорей всего пристрелит при «попытке бегства».
— А вы хорошо знаете Вадима Константиновича?
— Еще бы не знать! Вот уже полгода в одном котле варимся. Стоящий мужик, настоящий. Не сомневайтесь… Что с ним могло приключиться — ума не приложу…
— Может быть, несчастье во время охоты?
— Да он никогда не охотится. Говорит, зряшное дело, кровавое. Вот грибами увлекается — в свободное время целыми днями бродит с лукошком…
Значит, ещё и грибник? Сидит сейчас в какой-нибудь таежной избушке в обнимку с мухомором и поджидает московского сыскаря. Может быть, не один — вместе с пораненным Федькой и коротконогим его дружком. А еду и свежие новости доставляет им Евдокия…
Прошел час. Обстановка в каптерке не изменилась: Добято настырно копается в документации, Козелков нависает над ним, заглядывая под руку.
Господи, как же освободиться от этого «надзирателя», раздраженно думал сыщик. Хотя бы пожар приключился или крыша рухнула. До смерти надоело нытье старшины, от напряженных его взглядов чешется лицо, сводит пальцы рук. Задуманное изучение дружка лжеКоролева можно считать завершенным. Пока завершенным.
— Если мешаю, могу перебраться в канцелярию, — предложил Тарасик. — Возьму журнал учета… Кстати, позвоню в штаб. Хочется узнать планы председателя комиссии.
На самом деле, планы Виноградова интересуют Добято не больше погоды в Антарктиде. Ему необходим не зануда-полковник и не сопровождающие его майоры — один только Парамонов. Да и то при непременном условии отсутствия рядом настырного старшины.
— Что вы, Тарас Викторович, — возмущеннно воскликнул Козелков. — Вы мне не мешаете. Работайте на здоровье… Через полтора часа придется вас покинуть — повезу на стройку термоса с обедом. Вот тогда и посидите в канцелярии. Извините, но каптерку я всегда держу под замком. Материальные ценности.
Целых полтора часа Добято мучился. Бродил по казарме, считая тумбочки и кровати, ощупывал тощие матрасы, вчитывался в распорядок дня на доске возле поста дневального. И снова забирался в душную каптерку, с умным видом изучал осточертевшие ведомости и накладные.
Наконец, сержант, переминаясь с ноги на ногу, об»явил: уезжает. Предложил перебраться в канцелярию роты.
— Ради Бога, — предельно унылым тоном согласился обрадованный Тарасик. — И мне удобней, и вам… спокойней, — подковырнул он старшину.
Добято с интересом оглядел бывшее жилье староверов — уменьшенная копия Медвежьепадьевской, приспособленное для проживания лесника. Вздохнул — поселиться бы здесь, охотиться, собирать грибы и ягоды. Наверно, сказывается возраст, когда возникает тяга к природе.
Он не просто мечтал — старался отрешиться от «служебных» мыслей, дать отдых перегруженной голове. Через полчаса почувствовал — отдохнул, пора приступать к следующей фазе расследования. В памяти жирным вопросом нарисовано упоминание командира «столичной» роты о близких отношениях «голубого» капитана с Козелковым.
Нет, его он не подозревал — схватка на дороге, когда контрактник фактически обеззоружил коротконогого налетчика — убедительное доказательство его невиновности. И все же…
В каптерке — двое: «поверяющий» и старшина роты. На столе разложены журналы учета ротного имущества, какие-то ведомости, накладные. С видом знающего специалиста Добято листал страницы, перебирал бумажки, хмурился либо одобрительно кивал. Слава Богу, Виноградов во время знакомства в Хабаровске накачал профана кой-какими сведениями в области ведения войсковой документации.
Козелков дрожащими руками перекладывал с места на место кипы постельного белья, оглаживал висящие на вешалках гимнастерки и бушлаты. Любая проверка для материально ответственного человека небезопасна. Если даже он — крисстально честный, не замаранный жульническими махинациями. А где вы видели честного старшину? Разве только в послевоенных фильмах.
— Хорошо ротным старшинам, когда их подразделения «сидят» рядом со штабом отряда, — скулил Козелков, на подобии щенка, стащившего у хозяйки кусок мяса. — А здесь все на мне: кормежка личного состава, помывка, то да се… Не поверите — оттощал! Месяц тому назад рапорт написал капитану Королеву: пусть избавит меня хотя бы от столовой, выпросит в штабе штатную единицу…
— И что ответил ротный? — заинтересованно спросил Добято. Любая мелочь, касающаяся Убийцы, интересовала его. — Помог?
— Где там! — обескураженно отмахнулся сержант. — Вадим Константинович — понимающий мужик, добрый. Вроде, обратился к подполковнику. А тот, известное дело, выматерил ротного. Дескать, больно тот мягкотел, не умеет заставлять подчиненных работать с полной нагрузкой. И это при том, что капитан командует лучшей в отряде ротой! Наш подполковник родного отца может в землю вбить. Дескать, филон… Это я филоню, да?
Козелков изобразил на скуластом лице обиженное выражение, поднял к потолку каптерки мосластые руки с обгрызанными ногтями. Потом присел к столу и продолжил нытье. Дескать, его солдаты — самые упитанные, самые чистые, самые здоровые. За два последних месяца ни одного обращения в медпункт! А сам то и дело поглядывает на цифры, изучаемые проверяющим. Не нашел ли тот, не дай Бог, подчистки или другого криминала?
— Да уж, матерным языком подполковник владеет в совершенстве, — сочувственно покачал головой Тарасик. — Капитан Королев, небось, тоже… из»ясняется?
— Ни Боже мой! Наш ротный — интеллигент, даже дураком не обзовет, голоса не повысит. Солдаты любят его, офицеры уважают.
Наслушаешься подобных откликов — впору молиться на кровавого маньяка, как на икону.
Тарасик снова вспомнил изрешеченных пулями Николая и его жену, безжалостно убитых детей… Ну, нет, молиться на преступника он не станет, несмотря на все инструкции и предупреждения начальства, скорей всего пристрелит при «попытке бегства».
— А вы хорошо знаете Вадима Константиновича?
— Еще бы не знать! Вот уже полгода в одном котле варимся. Стоящий мужик, настоящий. Не сомневайтесь… Что с ним могло приключиться — ума не приложу…
— Может быть, несчастье во время охоты?
— Да он никогда не охотится. Говорит, зряшное дело, кровавое. Вот грибами увлекается — в свободное время целыми днями бродит с лукошком…
Значит, ещё и грибник? Сидит сейчас в какой-нибудь таежной избушке в обнимку с мухомором и поджидает московского сыскаря. Может быть, не один — вместе с пораненным Федькой и коротконогим его дружком. А еду и свежие новости доставляет им Евдокия…
Прошел час. Обстановка в каптерке не изменилась: Добято настырно копается в документации, Козелков нависает над ним, заглядывая под руку.
Господи, как же освободиться от этого «надзирателя», раздраженно думал сыщик. Хотя бы пожар приключился или крыша рухнула. До смерти надоело нытье старшины, от напряженных его взглядов чешется лицо, сводит пальцы рук. Задуманное изучение дружка лжеКоролева можно считать завершенным. Пока завершенным.
— Если мешаю, могу перебраться в канцелярию, — предложил Тарасик. — Возьму журнал учета… Кстати, позвоню в штаб. Хочется узнать планы председателя комиссии.
На самом деле, планы Виноградова интересуют Добято не больше погоды в Антарктиде. Ему необходим не зануда-полковник и не сопровождающие его майоры — один только Парамонов. Да и то при непременном условии отсутствия рядом настырного старшины.
— Что вы, Тарас Викторович, — возмущеннно воскликнул Козелков. — Вы мне не мешаете. Работайте на здоровье… Через полтора часа придется вас покинуть — повезу на стройку термоса с обедом. Вот тогда и посидите в канцелярии. Извините, но каптерку я всегда держу под замком. Материальные ценности.
Целых полтора часа Добято мучился. Бродил по казарме, считая тумбочки и кровати, ощупывал тощие матрасы, вчитывался в распорядок дня на доске возле поста дневального. И снова забирался в душную каптерку, с умным видом изучал осточертевшие ведомости и накладные.
Наконец, сержант, переминаясь с ноги на ногу, об»явил: уезжает. Предложил перебраться в канцелярию роты.
— Ради Бога, — предельно унылым тоном согласился обрадованный Тарасик. — И мне удобней, и вам… спокойней, — подковырнул он старшину.