Страница:
— Это… почему?
— Включи в работу извилины, коли они сохранились — поймешь… Ладно, сделанного не исправить — пошли.
Толкунов наморщил лоб, спрятал в жировых складках недоумевающие глаза. Классическая гримаса малоумка, пациента психушки. И снова сыщик отмел возникшие подозрения о предательстве спутника.
Внимательно оглядев виднеющийся вдали забор заимки, Тарасик решительно свернул в заросли и зашагал в обратную сторону.
— Куда вы? — всполошился Серафим. — К Логову — вон по этой дороге, никуда не сворачивая… Колдунья же как сказала?
— Ни к какому Логову мы с тобой не пойдем! — буркнул Добято. — Подозреваю, там уже ожидают. Те самые налетчики, которые едва не отправили нас на тот свет. Возможно, не без помощи твоей Евдокии…
— А там, — пропустив мимо покрасневших ушей упоминание имени сопостельницы, прапорщик ткнул пальцем в сторону медвежьепадьевской дороги, — не отправят?
— Серафим, ты — человек военный, обязан понимать — снаряды в одну и ту же воронку не падают… Понял?
«Военный человек», позабыв о недавних оскорблениях, горделиво выпятил место, которое у нормальных мужчин зовется грудью.
— И что мы там станем делать? — спросил он, с умным видом. — Искать следы, да?
— Вот именно. Хочется мне поглядеть на сваленную липу, поползать под кустами. Заодно погрызть лечебный лимонник…
Им повезло — не пришлось шагать по грязным лужам или по мокрой траве, огибая глубокие рытвины — на выезде из распадка путников догнала телега с бородатым возницей. Пегая лошаденка, уныло наклонив гривастую голову, тащила немалый груз — мешки, набитые кедровыми шишками.
— Подвезешь, батя?
— Чего ж не подвезти добрых людей, — мужик задумчиво поскреб в дремучей бороде, хитро прищурился. — Кинете на пузырь — садитесь. Ныне жизня такая пошла — рыночная. Я, значится, нагружу разнесчастную свою кобыленку, вы, как положено, раскошелитесь…
— Сколько запросишь, «рыночник»? — осторожно осведомился прапорщик. Ему не хотелось расплачиваться за дерьмовую услугу. — Ежели сойдемся в цене — поедем.
— Сойдемся, не сойдемся, — передразнил дедок. — Сказано — на пузырь. Иль не поняли?… Хочется топать по грязи — топайте, не хочется — выкладывайте по червонцу. Вот и весь запрос. Торговаться не стану, не надейтесь! С недельку тому назад тожеть подвозил двух охотников — по четвертной выложили, не поскупились… А ты — сойдемся, не сойдемся! Уговариваешь, будто бабу.
Сыщик насторожился, на подобии борзой, унюхавшей пробегающего зайца. Если старик не брешет — пассажирами могли быть и Убийца с Чудаковым. Господи, сделай чудо, помоги сыскному своему рабу, истово про себя молился Тарасик. Такая уж привычка, такая манера — обращаться к Богу, когда преступники уже видны невооруженным взглядом, до них остается, фигурально выражаясь, два шага.
Он вытащил из внутреннего кармана тощий бумажник, отсчитал скряге двадцать рублей. Тот оглядел деньги на свет, недоверчиво ощупал — видимо, не рассчитывал на такое быстрое согласие, настроился на «торговлю» — спрятал в карман куртки. Выразительно кивнул на мешки. Садитесь, мол, не тяните, дорога дальняя, приходится поторапливаться.
Прапорщик облегченно выдохнул удерживаемый внутри воздух, первым забрался на покосившуюся под его тяжестью телегу. Великодушно показал моквичу на место рядом с собой. Будто не Добято — он расплатился за поездку. Но Тарасик уселся не рядом с тяжеловесным прапорщиком, решил выправить накренившуюся телегу — примостился с другой стороны.
Телега ползла по размытой дороге, будто лодка по бурному морю. Клонилась то в одну, то в другую сторону, подскакивала на рытвинах, выплескивала из-под колес грязевые фонтаны. Шишки больно вдавливались в тело, лошаденка качалась — вот-вот упадет.
— Не боись, — возница будто подслушал опасения пассажира. — Манька двужильная, без устали потянет воз до самой Медвежьей Пади. Хотели её в прошлом году — на живодерню, дак я отвоевал. Енто с виду — доходяга, придуряется, подлюга… Но, треклятая! — похлестнул он «лентяйку» и снова обернулся к охотникам. — О чем это я баял?…
— Про мужиков, которые одарили тебя четвертными, — торопливо напомнил Тарасик. — Небось, ехали до самого поселка?
— Даешь, паря! — возмутился бородач. — Стал бы я брать по четвертной аж до Медвежьей Пади — меньше полтинника и разговора бы не было. Сошли не то в пяти, не то в десяти верстах от Голубого… Ничего не могу сказать — культурные парни, вежливые. До свиданья, сказали, батя, руку пожали… Одного знаю — помощником лесника трудится, встречались единожды на делянке…
Похоже, интуиция не обманула сыщика, второй «пассажир» наверняка лжеКоролев. Преступник допустил непростительный прокол — не убрал важного свидетеля! Впрочем, в его положении офлажкованного зверя оставлять ещё один труп — будто вручать преследующему его сыщику визитную карточку с указанием адреса.
Но переспрашивать старика опасно, тем более, что он сам не собирается сворачивать с найденной темы.
Прапорщик равнодушно зевал, тер ладонью закрывающиеся глаза.
— О чем это я талдычил? Засек меня вреднючий помлесника на порубке. Как водится, штрафанул… А куда мне деваться, ежели нижние венцы избы подгнили, требовают замену, а в кармане — два шиша, на которые ничего не купишь… Опосля видел вредину, хрен ему в задницу, у лесника на заимке. Дажеть не поздоровкался!
— А второй мужик? — не выдержал Добято. — Тоже служит у лесника?
— Служит — точно говорено. Токо не у Пашки-лесника — в погонах разгуливает… Врать не стану, после той встречи капитана не довелось встречать. Да и то сказать — я по земле ползаю, он поверху летает, где уж нам свидеться…
— Не темни, дед! — неожиданно возмутился, казалось, засыпающий Толкунов. — Вся тайга знает об исчезновении капитана.
— А ты, заяц-кролик, не больно шуми на меня! — тоже вз»ерепенился дедок. — Пропал офицерик, говоришь? А вдруг начальство его вызвало? Или в тайге по неумелости заблудился да нарвался на тигринные зубы? Болтун ты, чисто трепач! Все наши беды из-за таких, как ты, крапиву тебе под хвост! Посрамленный Серафим умолк. Обдумывая новую информацию, молчал и Добято. Один дед сердито что-то бурчал, то и дело подхлестывал уставшую лошадь.
Сыщик попросил остановиться не доезжая полукилометра до сваленной липы.
— Значится, на охоту собрались, браконьеры? — полувопросительно, полуутвердительно проворчал старик, все ещё не отошедший от недавней схватки с «болтуном». — Дело ваше. Напоритесь на лесных инспекторов — и ружьишки отберут и штраф наложат. Особо вредный Васька Чудак, любит, падла, ставить людишек на колени…
— Это — участок Чудакова? — затаив дыхание, спросил Добято.
— Чей же еще… Ежели хотите послухать старого охотника, сверните направо. Верст через десяток, аккурат под Бесовой сопкой — старая моя ухоронка. Так просто не заметишь — укрыта на совесть. Слева от сопки растет удивительное дерево — знаком вопроса. С другой стороны — три кедра. Между ними, в кустах лимонника и найдете вход… Не сумлевайтесь — самое добычливое место — что белки, что птица…
— А Чудаков знает о твоей захоронке?
— Единожды по зиме брал парня на промысел, там ночевали. Тады мы с ним в дружках ходили. Думаю, давно позабыл. Начальство дружбы не признает, оно — само по себе, — неожиданно расфилосовствовался дед.
Распрощавшись с возницей, Добято присел на пенек и задумался. Толкунов топтался рядом, опасливо оглядывал густой кустарник и настороженные на хмурое небо кедры.
Слишком легкий вариант — окружить спрятанную в зелени охотничью избушку, блокировать подходы и отходы, выждать и захватить её обитателей. Слишком легкий и поэтому — ненадежный. Мало того, что стариковская «захоронка», наверняка, окажется пустой — её захват немедленно насторожит Гранда, заставит его уйти подальше, прекратить на время связь с «клопом».
И все же придется рискнуть. Вдруг получится. «Макаров», два ружья — немалое вооружение. Особенно, если причислить к ним внезапность. Одна загвоздка — трусливый помощник. Впрочем, возможно он трус только в спокойной обстановке, а в деле покажет себя с другой стороны.
Добято обследовал сброшенную в кювет липу, убедился — упало дерево не от старости, его подпилили, при приближении грузовика легонько толкнули рогатиной. Невелика новость, и без неё сыщик знал о подготовленном нападении на грузовик. Более внимательно сыщик осмотрел место, где во время налета стояла Александра. Опустившись на колени, нашел сохранившиеся следы женских ножек. В полусотне метров отыскал следы мужских сапог.
Такая уж профессия — всех подозревать, на основе подозрений строить версии, потом просеивать подозреваемых через частое сито, ещё и ещё раз анализировать остающиеся на нем «камушки». Сейчас Добято ощущал какое-то неудобство, граничащее со стыдом. Ведь этот самый «камушек» — женщина, которую ночью он ласкал в постели!
Осторожно передвигаясь от «женщины» к «мужикам» и обратно, Тарасик попытался найти место, где они соединятся. Следы так и не соединились, мало того — разошлись. Женщина пошла к грузовику, налетчики побежали к Бесовой сопке. Именно, побежали, а не пошли: на мокрой земле ясно видны следы носков, отпечатки каблуков едва просматриваются. В олном месте остановились — раненный перевязывал плечо, на траве — несколько капель крови, кусок, тоже в крови, тряпицы.
Похоже, сговора между Александрой и бандитами не существовало. Точно так же, как и с ротным старшиной. Дурацкие подозрения — результат неразберихи, творящейся в голове сыщика после сумасшедших ночных часов, проведенных с красавицей. Ведь стреляла Александра не на испуг, не в воздух — на поражение, Козелков не обнимался с бандитами — по мужски схватился с коротконогим…
Дышать стало полегче, сердце вошло в норму — билось редко и сильно.
Одно только совершенно ясно: избушку под Бесовой сопкой необходимо захватить. Чем быстрей, тем лучше. Все равно Гранд знает: его активно ищут, захват захоронки ничего не прибавит и не убавит. «Утке», подброшенной через почтарку, он может и не поверить.
Но торопиться опасно, так же, как и медлить. Тем более, с учетом ненадежности помощника. Перед проведением операции по захвату дедовой захоронки не помешает посоветоваться с Михаилом и потолковать с Чудаковым…
29
— Включи в работу извилины, коли они сохранились — поймешь… Ладно, сделанного не исправить — пошли.
Толкунов наморщил лоб, спрятал в жировых складках недоумевающие глаза. Классическая гримаса малоумка, пациента психушки. И снова сыщик отмел возникшие подозрения о предательстве спутника.
Внимательно оглядев виднеющийся вдали забор заимки, Тарасик решительно свернул в заросли и зашагал в обратную сторону.
— Куда вы? — всполошился Серафим. — К Логову — вон по этой дороге, никуда не сворачивая… Колдунья же как сказала?
— Ни к какому Логову мы с тобой не пойдем! — буркнул Добято. — Подозреваю, там уже ожидают. Те самые налетчики, которые едва не отправили нас на тот свет. Возможно, не без помощи твоей Евдокии…
— А там, — пропустив мимо покрасневших ушей упоминание имени сопостельницы, прапорщик ткнул пальцем в сторону медвежьепадьевской дороги, — не отправят?
— Серафим, ты — человек военный, обязан понимать — снаряды в одну и ту же воронку не падают… Понял?
«Военный человек», позабыв о недавних оскорблениях, горделиво выпятил место, которое у нормальных мужчин зовется грудью.
— И что мы там станем делать? — спросил он, с умным видом. — Искать следы, да?
— Вот именно. Хочется мне поглядеть на сваленную липу, поползать под кустами. Заодно погрызть лечебный лимонник…
Им повезло — не пришлось шагать по грязным лужам или по мокрой траве, огибая глубокие рытвины — на выезде из распадка путников догнала телега с бородатым возницей. Пегая лошаденка, уныло наклонив гривастую голову, тащила немалый груз — мешки, набитые кедровыми шишками.
— Подвезешь, батя?
— Чего ж не подвезти добрых людей, — мужик задумчиво поскреб в дремучей бороде, хитро прищурился. — Кинете на пузырь — садитесь. Ныне жизня такая пошла — рыночная. Я, значится, нагружу разнесчастную свою кобыленку, вы, как положено, раскошелитесь…
— Сколько запросишь, «рыночник»? — осторожно осведомился прапорщик. Ему не хотелось расплачиваться за дерьмовую услугу. — Ежели сойдемся в цене — поедем.
— Сойдемся, не сойдемся, — передразнил дедок. — Сказано — на пузырь. Иль не поняли?… Хочется топать по грязи — топайте, не хочется — выкладывайте по червонцу. Вот и весь запрос. Торговаться не стану, не надейтесь! С недельку тому назад тожеть подвозил двух охотников — по четвертной выложили, не поскупились… А ты — сойдемся, не сойдемся! Уговариваешь, будто бабу.
Сыщик насторожился, на подобии борзой, унюхавшей пробегающего зайца. Если старик не брешет — пассажирами могли быть и Убийца с Чудаковым. Господи, сделай чудо, помоги сыскному своему рабу, истово про себя молился Тарасик. Такая уж привычка, такая манера — обращаться к Богу, когда преступники уже видны невооруженным взглядом, до них остается, фигурально выражаясь, два шага.
Он вытащил из внутреннего кармана тощий бумажник, отсчитал скряге двадцать рублей. Тот оглядел деньги на свет, недоверчиво ощупал — видимо, не рассчитывал на такое быстрое согласие, настроился на «торговлю» — спрятал в карман куртки. Выразительно кивнул на мешки. Садитесь, мол, не тяните, дорога дальняя, приходится поторапливаться.
Прапорщик облегченно выдохнул удерживаемый внутри воздух, первым забрался на покосившуюся под его тяжестью телегу. Великодушно показал моквичу на место рядом с собой. Будто не Добято — он расплатился за поездку. Но Тарасик уселся не рядом с тяжеловесным прапорщиком, решил выправить накренившуюся телегу — примостился с другой стороны.
Телега ползла по размытой дороге, будто лодка по бурному морю. Клонилась то в одну, то в другую сторону, подскакивала на рытвинах, выплескивала из-под колес грязевые фонтаны. Шишки больно вдавливались в тело, лошаденка качалась — вот-вот упадет.
— Не боись, — возница будто подслушал опасения пассажира. — Манька двужильная, без устали потянет воз до самой Медвежьей Пади. Хотели её в прошлом году — на живодерню, дак я отвоевал. Енто с виду — доходяга, придуряется, подлюга… Но, треклятая! — похлестнул он «лентяйку» и снова обернулся к охотникам. — О чем это я баял?…
— Про мужиков, которые одарили тебя четвертными, — торопливо напомнил Тарасик. — Небось, ехали до самого поселка?
— Даешь, паря! — возмутился бородач. — Стал бы я брать по четвертной аж до Медвежьей Пади — меньше полтинника и разговора бы не было. Сошли не то в пяти, не то в десяти верстах от Голубого… Ничего не могу сказать — культурные парни, вежливые. До свиданья, сказали, батя, руку пожали… Одного знаю — помощником лесника трудится, встречались единожды на делянке…
Похоже, интуиция не обманула сыщика, второй «пассажир» наверняка лжеКоролев. Преступник допустил непростительный прокол — не убрал важного свидетеля! Впрочем, в его положении офлажкованного зверя оставлять ещё один труп — будто вручать преследующему его сыщику визитную карточку с указанием адреса.
Но переспрашивать старика опасно, тем более, что он сам не собирается сворачивать с найденной темы.
Прапорщик равнодушно зевал, тер ладонью закрывающиеся глаза.
— О чем это я талдычил? Засек меня вреднючий помлесника на порубке. Как водится, штрафанул… А куда мне деваться, ежели нижние венцы избы подгнили, требовают замену, а в кармане — два шиша, на которые ничего не купишь… Опосля видел вредину, хрен ему в задницу, у лесника на заимке. Дажеть не поздоровкался!
— А второй мужик? — не выдержал Добято. — Тоже служит у лесника?
— Служит — точно говорено. Токо не у Пашки-лесника — в погонах разгуливает… Врать не стану, после той встречи капитана не довелось встречать. Да и то сказать — я по земле ползаю, он поверху летает, где уж нам свидеться…
— Не темни, дед! — неожиданно возмутился, казалось, засыпающий Толкунов. — Вся тайга знает об исчезновении капитана.
— А ты, заяц-кролик, не больно шуми на меня! — тоже вз»ерепенился дедок. — Пропал офицерик, говоришь? А вдруг начальство его вызвало? Или в тайге по неумелости заблудился да нарвался на тигринные зубы? Болтун ты, чисто трепач! Все наши беды из-за таких, как ты, крапиву тебе под хвост! Посрамленный Серафим умолк. Обдумывая новую информацию, молчал и Добято. Один дед сердито что-то бурчал, то и дело подхлестывал уставшую лошадь.
Сыщик попросил остановиться не доезжая полукилометра до сваленной липы.
— Значится, на охоту собрались, браконьеры? — полувопросительно, полуутвердительно проворчал старик, все ещё не отошедший от недавней схватки с «болтуном». — Дело ваше. Напоритесь на лесных инспекторов — и ружьишки отберут и штраф наложат. Особо вредный Васька Чудак, любит, падла, ставить людишек на колени…
— Это — участок Чудакова? — затаив дыхание, спросил Добято.
— Чей же еще… Ежели хотите послухать старого охотника, сверните направо. Верст через десяток, аккурат под Бесовой сопкой — старая моя ухоронка. Так просто не заметишь — укрыта на совесть. Слева от сопки растет удивительное дерево — знаком вопроса. С другой стороны — три кедра. Между ними, в кустах лимонника и найдете вход… Не сумлевайтесь — самое добычливое место — что белки, что птица…
— А Чудаков знает о твоей захоронке?
— Единожды по зиме брал парня на промысел, там ночевали. Тады мы с ним в дружках ходили. Думаю, давно позабыл. Начальство дружбы не признает, оно — само по себе, — неожиданно расфилосовствовался дед.
Распрощавшись с возницей, Добято присел на пенек и задумался. Толкунов топтался рядом, опасливо оглядывал густой кустарник и настороженные на хмурое небо кедры.
Слишком легкий вариант — окружить спрятанную в зелени охотничью избушку, блокировать подходы и отходы, выждать и захватить её обитателей. Слишком легкий и поэтому — ненадежный. Мало того, что стариковская «захоронка», наверняка, окажется пустой — её захват немедленно насторожит Гранда, заставит его уйти подальше, прекратить на время связь с «клопом».
И все же придется рискнуть. Вдруг получится. «Макаров», два ружья — немалое вооружение. Особенно, если причислить к ним внезапность. Одна загвоздка — трусливый помощник. Впрочем, возможно он трус только в спокойной обстановке, а в деле покажет себя с другой стороны.
Добято обследовал сброшенную в кювет липу, убедился — упало дерево не от старости, его подпилили, при приближении грузовика легонько толкнули рогатиной. Невелика новость, и без неё сыщик знал о подготовленном нападении на грузовик. Более внимательно сыщик осмотрел место, где во время налета стояла Александра. Опустившись на колени, нашел сохранившиеся следы женских ножек. В полусотне метров отыскал следы мужских сапог.
Такая уж профессия — всех подозревать, на основе подозрений строить версии, потом просеивать подозреваемых через частое сито, ещё и ещё раз анализировать остающиеся на нем «камушки». Сейчас Добято ощущал какое-то неудобство, граничащее со стыдом. Ведь этот самый «камушек» — женщина, которую ночью он ласкал в постели!
Осторожно передвигаясь от «женщины» к «мужикам» и обратно, Тарасик попытался найти место, где они соединятся. Следы так и не соединились, мало того — разошлись. Женщина пошла к грузовику, налетчики побежали к Бесовой сопке. Именно, побежали, а не пошли: на мокрой земле ясно видны следы носков, отпечатки каблуков едва просматриваются. В олном месте остановились — раненный перевязывал плечо, на траве — несколько капель крови, кусок, тоже в крови, тряпицы.
Похоже, сговора между Александрой и бандитами не существовало. Точно так же, как и с ротным старшиной. Дурацкие подозрения — результат неразберихи, творящейся в голове сыщика после сумасшедших ночных часов, проведенных с красавицей. Ведь стреляла Александра не на испуг, не в воздух — на поражение, Козелков не обнимался с бандитами — по мужски схватился с коротконогим…
Дышать стало полегче, сердце вошло в норму — билось редко и сильно.
Одно только совершенно ясно: избушку под Бесовой сопкой необходимо захватить. Чем быстрей, тем лучше. Все равно Гранд знает: его активно ищут, захват захоронки ничего не прибавит и не убавит. «Утке», подброшенной через почтарку, он может и не поверить.
Но торопиться опасно, так же, как и медлить. Тем более, с учетом ненадежности помощника. Перед проведением операции по захвату дедовой захоронки не помешает посоветоваться с Михаилом и потолковать с Чудаковым…
29
— Ну, что ж, помощник, все ясно и понятно. Двигаем домой.
— Как домой? А охота? Увидят нас пустыми — засмеют. А ещё хуже — разгадают настоящую цель похода в тайгу. Ведь мы с вами ищем Королева? — спросил и в ожидании ответа пригнулся к поднявшемуся с пенька сыщику.
— Что касается отсутствия трофеев, придется признаться в неумении, — хмуро буркнул Добято. — Посмеются — перестанут, смех, как и брань, на вороту не виснет… Что до поисков пропащего капитана — забудь! Приснилось! Не было и нет ни герцогов, ни королей… Понятно? Все, совещание окончено, двигаем ходулями.
Легко сказать «двигаем»! Впереди добрый десяток километров по грязной дороге, когда приходится обходить топкие лужи, продираться через колючие кусты, спотыкаться о можные, выпирающие корни деревьев. Толкунов нерешительно переступил с ноги на ногу. В болтающихся броднях хлюпнула набравшаяся вода.
И снова «охотникам» повезло — из-за поворота, со стороны Медвежьей Пади медленно выползла леспромхозовская «Газель».
Прапорщик утвердился посредине дороги, на краю огромной лужи, раскинул руки на подобии распятого Исуса. Перспектива минимум двухчасового «шевеления ходулями» превратило его в живую надолбу, которую не об»ехать, не столкнуть в кювет.
Машина остановилась в двух шагах от «надолбы». Из окошка высунулся чумазый водитель.
— Что нужно, мать твою в распашонку? Или медведя подбили, дотащить не в силах, стрелки дерьмовые?
Прозрачный намек на пустые ягдаши с непременным присловьем к их владельцам — «дерьмовые» не обескуражил Толкунова. Он подошел к водителю, отчаянно замахал руками, плаксиво заскулил. Показывал на многочисленные лужи, колючий придорожный кустарник, темно-серое небо, готовое разразиться очередным дождем.
Добято ничего не слышал, все внимание — на водительскую кабину, где рядом с шофером-сквернословом сидит… лейтенант Зимин. Тот самый исполняющий обязанности сбежавшего командира роты, который по всем данным должен сейчас находиться вместе со своими солдатами на стройке. А он едет со стороны Медвежьей Пади, мимо Бесовой сопки. К тому же, не в форме — в потертой куртке, подпоясанной солдатским ремнем.
Очередные смутные подозрения, которые просто необходимо либо снять, либо укрепить, выстроив очередную версию. Ведь Зимин не просто командир взвода, он долгое время прослужил под началом лжеКоролева.
— Петр Петрович? — изобразил радостное удивление сыщик. — Вот это встреча! А я-то думал: вы дни и ночи на стройке…
— Так и есть — дни и ночи, — привычно закинул голову офицер. — Вы не ошиблись. Да вот вытащили меня в штаб отряда прямо с об»екта. Для доклада полковнику… Уж не чаял живым выбраться, — облегченно засмеялся он. — Знатную стружку с меня сняли, пятикилограммовую «дыню» засунули в известное место.
— В задницу, — уточнил водитель Борька, внимательно слушающий разговор. — Не чешется?
— Привык, — коротко ответил Зимин и снова повернулся к «охотнику». — А почему вы без трофеев? Под Бесовой всегда дичи невпроворот, белки на мушки садятся, кабаны по осени жируют.
Добято ограничился равнодушной гримасой. Сейчас его интересовало совсем другое.
— Не повезло с охотой. Я ведь не профессионал — обычный любитель. Привык чаще «охотиться» в московских магазинах и на рынках… Интересно, как воспринял Виноградов появление ротного в такой одежонке?
— Вот вы о чем! — в очередной раз рассмеялся врио ротный. — Ну, нет, появился я перед председателем комиссии в полной форме, со всеми регалиями… Денис! Тащи сюда чемодан! — невзрачный солдатик выбрался из кузова, пыхтя, вытащил потертый чемодан. — Каюсь, решил на обратном пути поохотиться, отвести душу. Благо подвернулся Борька со своей колымагой…
— Кому, ядрена вошь, колымага, кому — наилучшая в тайге машина, — водитель обиженно похлопал по приборной доске. — Где хошь пролезет, не то, что разные «зилки» да хваленные иномарки, кляп им в выхлопную трубу!
Не отвечая, Зимин торопливо переодевался.
— Раздумали охотиться? — насмешливо спросил сыщик.
— Раздумал, — согласился ротный. — Душа болит — вдруг на стройке что приключится. Полковник не просто стружку снимет — взашей выгонит из армии… А у меня, между прочим, выслуги кот наплакал.
Возникшие подозрения, вроде, сняты, размышлял Добято, забираясь в кузов, где уже устроился прапорщик. И все же полученные об»яснения — хлипкие, легко придумываемые и так же легко опровергаемые. Исключать молодого офицера из списка подозреваемых пока не стоит…
— Что же ты, Дениска, в прислужника превратился, а? — настырно ковырялся прапорщик в тщедушном солдатике. — Не стыдно?
— Так армия, товарищ прапорщик, прикажут — выполняй… Я б с нашим удовольствием — в бригаду, не берут. Говорят, больно хлипкий, на стройке — никакого толку…
Говорит, а сам шмыгает заложенным носом, вытирает его грязной тряпицей. Натужно кашляет.
— Да ты, к тому ж еще, и простужен? — неожиданно заинтересовался солдатиком Добято. — Почему не лечишься? Ну, до отрядного врача далеко ехать — понятно, а ведь до знахарки от штаба роты — рукой подать.
Дело не в рекламе медицинских способностей Александры. Сашеньки… Почему-то Тарасику приятно упоминать ласковое имя подруги. И мысленно, и вслух. Господи, неужели сексуальные упражнения в боковушке так на него подействовали? Впору соловьем разливаться, испанские серенады исполнять!
Денис обреченно вздохнул.
— Спасибо за добрый совет… Завтра же попрошусь в увольнение. Упаду в ноги «травяной колдуньи»… Сил больше нет терпеть… Наш старшина у неё лечится и нахваливает.
— Козелков? — снова насторожился Добято. Вообще-то лечение старшины роты у таежной красавицы для него не новость, и все же… — Часто он навещает знахарку?
— Откуда мне знать? — пошмыгал заложенным носом вечный дневальный. — Ребята говорят — каждые два дня наведывается…
— По ночам — тоже? — спросил сыщик, мысленно обложив сам себя матерками. Слишком двухсмысленно прозвучал поспешный вопрос.
— Не знаю… Вроде старшина по ночам спит у себя в каптерке…
Говорить в двигающейся машине трудно и опасно — недолго прикусить язык. Поэтому до самого Голубого распадка попутчики молчали. Думали каждый о своем.
Добято снова и снова анализировал увеличивающийся с каждым днем и часом «банк данных». Толкунов мечтал о возвращении на покинутую им должность врио начальника тыла отряда — более спокойную и, что таить грех, выгодную. Денис тоже мечтал, но о дембиле. Ему изрядно надоело быть посыльным и ординарцем, прислужником и охранником, хотелось поскорей возвратиться в ухоженную московскую квартиру под крылышко заботливой матери.
«Газель» притормозил возле казармы-штаба. Зимин в сопровождении посыльного с чемоданом поспешно отправился в свой кабинет. Наверняка, звонить на стройку. «Охотники» выбрались из кузова. Добято остановился в нерешительности: самому идти искать помощника лесника или отправить на поиски прапорщика?
Водитель не торопился в родную заимку, постукивал ладонью по баранке, многозначительно глядел на пассажиров. Ожидал платы за проезд. С офицера не сдерешь, совесть не позволит, а вот с московского гостя и прапорщика — сам Бог велел.
Добято усмехнулся про себя жадности парня, на ходу доставая оттощавший бумажник, подошел к машине.
— Примите нашу благодарность, Борис… Уж не знаю отчества — извините.
— Какое ещё отчество? — глуповато вытаращил глаза водитель. — Вот, язви тя в корень, дела пошли — об отчестве спрашивают. А я и фамилию позабыл — Борька да Борька! Вспоминаю только, когда по пьяной лавочке попадаю в кутузку, да и то не сам — менты, вдоль их да поперек, через вентилятор в выхлопную трубу!
Стоящий на пороге штаба Ахметин с интересом выслушал матерный монолог и восхищенно затряс давно не чесанной головой. Вот, дескать, дает водило — позавидуешь!
— Хочу спросить, — подавая две десятки, «нерешительно» промолвил Тарасик. — Когда возите почту, никто не останавливает?
Вопрос — на дурачка! Если Борька — грандовская шестерка, ни за что не признается. Добято рассчитывал на легкую гримасу на лице водителя, подрагивание век, отведенный в сторону взгляд. Короче — на внешние проявления, подтверждающие замысловатую версию.
— А как же, останавливают! — без тени смущения признался Борька. — То подкинуть поклажу, то подвести. Ведь машина все одно работает, чего не услужить… собственному карману, хрен ему в дупло?
Интуиция сыщика помалкивала. И все же он хотел было продолжить легкий разговор, подойти с другого конца, но не получилось. Из ворот заимки выбежал плотный мужик. На бегу заорал в полную силу.
— Борька, в жопу тебя, в душу, в мать! Быстро рули к дому лесника! Беда!
— Что приключилось? — не трогаясь с места и не сводя вопрошающего взгляда с Добято, спокойно отреагировал водитель. — Понос у шефа? Или штаны загорелись?
Мужик подбежал к машине.
— Чудака придавила лесина… На Волчьем Логове… Всего переломало — глядеть страшно…
Добято уже свыкся к появлению все новых и новых жертв кровавого маньяка. Сейчас его интересовала реакция окружающих.
Толкунов стоял в привычной для него классической позе пациента психушки: покачивался на ватных ногах, рот широко распахнут, правая рука безуспешно разыскивает под охотничьей одежкой и толстым слоем жира растревоженное сердце. Обычная трусость.
В окне кабинета появилось бледное лицо Зимина. А он-то почему разволновался? Погибший помлесника — из чужой епархии, за которую исполняющий обязанности командира роты не отвечает.
Спокойней всех вел себя водитель «газели».
— Ваську? А чего он забрался на чужую территорию? Кажись, его участок — вокруг Бесовой.
— Как спросишь, когда он — без памяти… Сейчас наш фершал колет Чудака тупой иглой. Да какой толк с фершала — хирург нужен. Вот ты и повезешь парня в Медвежью Падь — туды вызвали вертолет…
— Твоему вертолету, кол ему в печенку, слабо сесть у нас…
— Просили… Летун, мать-перемать, ответил — горючки не хватит. Торопись, зараза!
Продолжение прерывистой беседы двух матерщиников для сыщика осталось тайной. Встретивший их мужик резво вскочил на подножку машины, «газель» злобно фыркнула и рванула в сторону заимки.
Кажется, Гранд оборвал единственный, ведущий к нему, след. Если не считать болтливого возницы и сожительницы прапорщика. Сашенька — не в счет, судя по изучению следов, её можно вычеркивать. Толстым фламастером.
Даже для кровавого маньяка три трупа за короткий промежуток времени — многовато. И все три повисли тяжким грузом на совести московского сыщика. Пора, до чего же пора разорвать этот конвейер убийств.
Остается один вариант — опасный, нежелательный, все в сыщике восставало против его применения — поднять по тревоге солдат-строителей. Парамонов откажет — натравить на него Виноградова. Окружить охотничью захоронку, выкурить из неё лжеКоролева с его шестерками-пехотинцами.
Поговорить с лесником. Знает же он своих людей, не может не знать — порекомендует таежников, попадающих пулей белке в глаз. Хотя бы двух трех. Остальные — солдаты — обычные «загонщики».
Нет, с привлечением военных строителей ничего не получится, даже Виноградов не поможет. Отряд — не воинская часть, не имеет ни автоматов, ни подготовленного личного состава. Арматурщики, каменщики, маляры, плотники, бетонщики… Подставлять невооруженных людей под прицельные выстрелы бандитов Добято не имеет права.
С привлечением местных охотников тоже — опасно. В тайге люди повязааны друг с другом дружескими либо неприязненными отношениями, но — повязаны! Вряд ли лесничий удержится от того, чтобы не пустить по делянкам и лесоучасткам потрясающую новость. Дойдет до Гранда — беда, заберется Убийца в такую глухомань — не найдешь, не выкуришь.
Значительно лучше, хоть и опасней, проникнуть в избушку самому или с несколькими офицерами, имеющими на вооружение пистолеты. Конечно, не из числа стротелей — выпросить у командира ракетной части. Московскому сыскарю откажут — сотруднику Особого отдела не осмелятся. Михаил поможет, не может не помочь!
Кстати, где же особист? Ведь пообещал приехать, бездельник! У него значительно больше возможностей, нежели у бедного московского сыскаря.
Разве ещё раз позвонить, отбить SOS, cпасите наши души… мою душу? Не годится, нет времени, каждая минута на счету. После убийства Чудакова Гранд постарается поглубже забраться в спасительную тайгу, покинет потаенную землянку. Значит, нужно спешить — во все лопатки, изо всех сил!
Единственно, что остается у незадачливого сыщика — верный, надежный «макаров» и ненадежный, трусливый прапорщик…
— Двигай, Серафим, на заимку, попытай дружков. Вдруг помощник лесника перед тем, как впасть в беспамятство, что-то сказал путное. Авось, не успели его погрузить на машину.
— Слушаюсь, Тарас Викторович. Сделаю.
Прапорщик трусцой, по утиному переваливаясь с боку на бок, побежал по тропинке ведущей к воротам заимки. Добято несколько минут постоял, бездумно провожая взглядом толстого помощника. Потом решительно вошел в помещение ротного штаба.
Навстречу — лейтенант Зимин.
— Вы ко мне? — нетерпеливо спросил он. — Если я вам нужен — прошу, перенесем беседу на вечер. Сейчас тороплюсь. У моего газосварщика взорвался баллон с ацетиленом. Слава Богу, солдат остался жив. Очередное, черт бы его побрал, происшествие!
— Единственная просьба: разрешите позвонить в штаб отряда…
— Ради Бога, звоните. В канцелярии уже названивает приехавший по спецзаданию представитель Особого Отдела.
Последнюю фразу лейтенант не выкрикнул — торопливо прошептал, склонившись к уху собеседника. Особисты — не те люди, о которых можно говорить громогласно, не таясь. Осталась со времен ГУЛАГА этакая боязнь, привычка говорить «на ухо». Если даже рядом никого нет.
Оглядевшись, Зимин выскочил из дверей к пофыркивающему грузовичку. Тому самому, который недавно уперся мордой в сваленное дерево.
Господи, сделай так, чтобы представитель Особого Отдела был не новый, незнакомый Тарасику человек. Если это Михаил — сам Бог послал его на выручку, не придется снова обнюхиваться и об»ясняться. Не нужно будет обсуждать уже сложившуюся в голове версию и способ её разрешения. Можно будет сразу брать быка за рога, корову — за вымя.
Бог услышал страстную молитву Тарасика — в кабинетике ротного дозванивался до Тигра… Михаил. Увидев на пороге плотную фигуру лысого сыщика, он перестал терзать аппарат, поднялся со стула. — Ты?? Вот это фокус! Примчался по твоей просьбе, бросил нерешенными свои дела. Как не помочь «союзнику». А тебя нет. Все, думаю, бродит сыскарь по тайге, отстреливает несчастных птах и белок. Или — успел завершить свои дела-делишки и маханул, минуя, Медвежью, в ближайший аэропорт… — Ни то, ни другое. Времени мало, давай — по делу. Кажется, я вышел на захоронку лжеКоролева. Случайно вышел. Позарез необходимо хотя бы отделение вооруженных солдат… Окружить и повязать… Не исключается сопротивление, бандиты, по моему, имеют минимум три-четыре ствола… — Вызнал берлогу? Молоток, мужик, классный сыскарь, — деланно восхитился особист, но сыщик почуял в цветистом комплименте непонятное равнодушие и очередную порцию насмешки. Будто найденая захоронка преступника давно фээсбэшнику известна. — Значит твоя версия подтвердилась?
— Как домой? А охота? Увидят нас пустыми — засмеют. А ещё хуже — разгадают настоящую цель похода в тайгу. Ведь мы с вами ищем Королева? — спросил и в ожидании ответа пригнулся к поднявшемуся с пенька сыщику.
— Что касается отсутствия трофеев, придется признаться в неумении, — хмуро буркнул Добято. — Посмеются — перестанут, смех, как и брань, на вороту не виснет… Что до поисков пропащего капитана — забудь! Приснилось! Не было и нет ни герцогов, ни королей… Понятно? Все, совещание окончено, двигаем ходулями.
Легко сказать «двигаем»! Впереди добрый десяток километров по грязной дороге, когда приходится обходить топкие лужи, продираться через колючие кусты, спотыкаться о можные, выпирающие корни деревьев. Толкунов нерешительно переступил с ноги на ногу. В болтающихся броднях хлюпнула набравшаяся вода.
И снова «охотникам» повезло — из-за поворота, со стороны Медвежьей Пади медленно выползла леспромхозовская «Газель».
Прапорщик утвердился посредине дороги, на краю огромной лужи, раскинул руки на подобии распятого Исуса. Перспектива минимум двухчасового «шевеления ходулями» превратило его в живую надолбу, которую не об»ехать, не столкнуть в кювет.
Машина остановилась в двух шагах от «надолбы». Из окошка высунулся чумазый водитель.
— Что нужно, мать твою в распашонку? Или медведя подбили, дотащить не в силах, стрелки дерьмовые?
Прозрачный намек на пустые ягдаши с непременным присловьем к их владельцам — «дерьмовые» не обескуражил Толкунова. Он подошел к водителю, отчаянно замахал руками, плаксиво заскулил. Показывал на многочисленные лужи, колючий придорожный кустарник, темно-серое небо, готовое разразиться очередным дождем.
Добято ничего не слышал, все внимание — на водительскую кабину, где рядом с шофером-сквернословом сидит… лейтенант Зимин. Тот самый исполняющий обязанности сбежавшего командира роты, который по всем данным должен сейчас находиться вместе со своими солдатами на стройке. А он едет со стороны Медвежьей Пади, мимо Бесовой сопки. К тому же, не в форме — в потертой куртке, подпоясанной солдатским ремнем.
Очередные смутные подозрения, которые просто необходимо либо снять, либо укрепить, выстроив очередную версию. Ведь Зимин не просто командир взвода, он долгое время прослужил под началом лжеКоролева.
— Петр Петрович? — изобразил радостное удивление сыщик. — Вот это встреча! А я-то думал: вы дни и ночи на стройке…
— Так и есть — дни и ночи, — привычно закинул голову офицер. — Вы не ошиблись. Да вот вытащили меня в штаб отряда прямо с об»екта. Для доклада полковнику… Уж не чаял живым выбраться, — облегченно засмеялся он. — Знатную стружку с меня сняли, пятикилограммовую «дыню» засунули в известное место.
— В задницу, — уточнил водитель Борька, внимательно слушающий разговор. — Не чешется?
— Привык, — коротко ответил Зимин и снова повернулся к «охотнику». — А почему вы без трофеев? Под Бесовой всегда дичи невпроворот, белки на мушки садятся, кабаны по осени жируют.
Добято ограничился равнодушной гримасой. Сейчас его интересовало совсем другое.
— Не повезло с охотой. Я ведь не профессионал — обычный любитель. Привык чаще «охотиться» в московских магазинах и на рынках… Интересно, как воспринял Виноградов появление ротного в такой одежонке?
— Вот вы о чем! — в очередной раз рассмеялся врио ротный. — Ну, нет, появился я перед председателем комиссии в полной форме, со всеми регалиями… Денис! Тащи сюда чемодан! — невзрачный солдатик выбрался из кузова, пыхтя, вытащил потертый чемодан. — Каюсь, решил на обратном пути поохотиться, отвести душу. Благо подвернулся Борька со своей колымагой…
— Кому, ядрена вошь, колымага, кому — наилучшая в тайге машина, — водитель обиженно похлопал по приборной доске. — Где хошь пролезет, не то, что разные «зилки» да хваленные иномарки, кляп им в выхлопную трубу!
Не отвечая, Зимин торопливо переодевался.
— Раздумали охотиться? — насмешливо спросил сыщик.
— Раздумал, — согласился ротный. — Душа болит — вдруг на стройке что приключится. Полковник не просто стружку снимет — взашей выгонит из армии… А у меня, между прочим, выслуги кот наплакал.
Возникшие подозрения, вроде, сняты, размышлял Добято, забираясь в кузов, где уже устроился прапорщик. И все же полученные об»яснения — хлипкие, легко придумываемые и так же легко опровергаемые. Исключать молодого офицера из списка подозреваемых пока не стоит…
— Что же ты, Дениска, в прислужника превратился, а? — настырно ковырялся прапорщик в тщедушном солдатике. — Не стыдно?
— Так армия, товарищ прапорщик, прикажут — выполняй… Я б с нашим удовольствием — в бригаду, не берут. Говорят, больно хлипкий, на стройке — никакого толку…
Говорит, а сам шмыгает заложенным носом, вытирает его грязной тряпицей. Натужно кашляет.
— Да ты, к тому ж еще, и простужен? — неожиданно заинтересовался солдатиком Добято. — Почему не лечишься? Ну, до отрядного врача далеко ехать — понятно, а ведь до знахарки от штаба роты — рукой подать.
Дело не в рекламе медицинских способностей Александры. Сашеньки… Почему-то Тарасику приятно упоминать ласковое имя подруги. И мысленно, и вслух. Господи, неужели сексуальные упражнения в боковушке так на него подействовали? Впору соловьем разливаться, испанские серенады исполнять!
Денис обреченно вздохнул.
— Спасибо за добрый совет… Завтра же попрошусь в увольнение. Упаду в ноги «травяной колдуньи»… Сил больше нет терпеть… Наш старшина у неё лечится и нахваливает.
— Козелков? — снова насторожился Добято. Вообще-то лечение старшины роты у таежной красавицы для него не новость, и все же… — Часто он навещает знахарку?
— Откуда мне знать? — пошмыгал заложенным носом вечный дневальный. — Ребята говорят — каждые два дня наведывается…
— По ночам — тоже? — спросил сыщик, мысленно обложив сам себя матерками. Слишком двухсмысленно прозвучал поспешный вопрос.
— Не знаю… Вроде старшина по ночам спит у себя в каптерке…
Говорить в двигающейся машине трудно и опасно — недолго прикусить язык. Поэтому до самого Голубого распадка попутчики молчали. Думали каждый о своем.
Добято снова и снова анализировал увеличивающийся с каждым днем и часом «банк данных». Толкунов мечтал о возвращении на покинутую им должность врио начальника тыла отряда — более спокойную и, что таить грех, выгодную. Денис тоже мечтал, но о дембиле. Ему изрядно надоело быть посыльным и ординарцем, прислужником и охранником, хотелось поскорей возвратиться в ухоженную московскую квартиру под крылышко заботливой матери.
«Газель» притормозил возле казармы-штаба. Зимин в сопровождении посыльного с чемоданом поспешно отправился в свой кабинет. Наверняка, звонить на стройку. «Охотники» выбрались из кузова. Добято остановился в нерешительности: самому идти искать помощника лесника или отправить на поиски прапорщика?
Водитель не торопился в родную заимку, постукивал ладонью по баранке, многозначительно глядел на пассажиров. Ожидал платы за проезд. С офицера не сдерешь, совесть не позволит, а вот с московского гостя и прапорщика — сам Бог велел.
Добято усмехнулся про себя жадности парня, на ходу доставая оттощавший бумажник, подошел к машине.
— Примите нашу благодарность, Борис… Уж не знаю отчества — извините.
— Какое ещё отчество? — глуповато вытаращил глаза водитель. — Вот, язви тя в корень, дела пошли — об отчестве спрашивают. А я и фамилию позабыл — Борька да Борька! Вспоминаю только, когда по пьяной лавочке попадаю в кутузку, да и то не сам — менты, вдоль их да поперек, через вентилятор в выхлопную трубу!
Стоящий на пороге штаба Ахметин с интересом выслушал матерный монолог и восхищенно затряс давно не чесанной головой. Вот, дескать, дает водило — позавидуешь!
— Хочу спросить, — подавая две десятки, «нерешительно» промолвил Тарасик. — Когда возите почту, никто не останавливает?
Вопрос — на дурачка! Если Борька — грандовская шестерка, ни за что не признается. Добято рассчитывал на легкую гримасу на лице водителя, подрагивание век, отведенный в сторону взгляд. Короче — на внешние проявления, подтверждающие замысловатую версию.
— А как же, останавливают! — без тени смущения признался Борька. — То подкинуть поклажу, то подвести. Ведь машина все одно работает, чего не услужить… собственному карману, хрен ему в дупло?
Интуиция сыщика помалкивала. И все же он хотел было продолжить легкий разговор, подойти с другого конца, но не получилось. Из ворот заимки выбежал плотный мужик. На бегу заорал в полную силу.
— Борька, в жопу тебя, в душу, в мать! Быстро рули к дому лесника! Беда!
— Что приключилось? — не трогаясь с места и не сводя вопрошающего взгляда с Добято, спокойно отреагировал водитель. — Понос у шефа? Или штаны загорелись?
Мужик подбежал к машине.
— Чудака придавила лесина… На Волчьем Логове… Всего переломало — глядеть страшно…
Добято уже свыкся к появлению все новых и новых жертв кровавого маньяка. Сейчас его интересовала реакция окружающих.
Толкунов стоял в привычной для него классической позе пациента психушки: покачивался на ватных ногах, рот широко распахнут, правая рука безуспешно разыскивает под охотничьей одежкой и толстым слоем жира растревоженное сердце. Обычная трусость.
В окне кабинета появилось бледное лицо Зимина. А он-то почему разволновался? Погибший помлесника — из чужой епархии, за которую исполняющий обязанности командира роты не отвечает.
Спокойней всех вел себя водитель «газели».
— Ваську? А чего он забрался на чужую территорию? Кажись, его участок — вокруг Бесовой.
— Как спросишь, когда он — без памяти… Сейчас наш фершал колет Чудака тупой иглой. Да какой толк с фершала — хирург нужен. Вот ты и повезешь парня в Медвежью Падь — туды вызвали вертолет…
— Твоему вертолету, кол ему в печенку, слабо сесть у нас…
— Просили… Летун, мать-перемать, ответил — горючки не хватит. Торопись, зараза!
Продолжение прерывистой беседы двух матерщиников для сыщика осталось тайной. Встретивший их мужик резво вскочил на подножку машины, «газель» злобно фыркнула и рванула в сторону заимки.
Кажется, Гранд оборвал единственный, ведущий к нему, след. Если не считать болтливого возницы и сожительницы прапорщика. Сашенька — не в счет, судя по изучению следов, её можно вычеркивать. Толстым фламастером.
Даже для кровавого маньяка три трупа за короткий промежуток времени — многовато. И все три повисли тяжким грузом на совести московского сыщика. Пора, до чего же пора разорвать этот конвейер убийств.
Остается один вариант — опасный, нежелательный, все в сыщике восставало против его применения — поднять по тревоге солдат-строителей. Парамонов откажет — натравить на него Виноградова. Окружить охотничью захоронку, выкурить из неё лжеКоролева с его шестерками-пехотинцами.
Поговорить с лесником. Знает же он своих людей, не может не знать — порекомендует таежников, попадающих пулей белке в глаз. Хотя бы двух трех. Остальные — солдаты — обычные «загонщики».
Нет, с привлечением военных строителей ничего не получится, даже Виноградов не поможет. Отряд — не воинская часть, не имеет ни автоматов, ни подготовленного личного состава. Арматурщики, каменщики, маляры, плотники, бетонщики… Подставлять невооруженных людей под прицельные выстрелы бандитов Добято не имеет права.
С привлечением местных охотников тоже — опасно. В тайге люди повязааны друг с другом дружескими либо неприязненными отношениями, но — повязаны! Вряд ли лесничий удержится от того, чтобы не пустить по делянкам и лесоучасткам потрясающую новость. Дойдет до Гранда — беда, заберется Убийца в такую глухомань — не найдешь, не выкуришь.
Значительно лучше, хоть и опасней, проникнуть в избушку самому или с несколькими офицерами, имеющими на вооружение пистолеты. Конечно, не из числа стротелей — выпросить у командира ракетной части. Московскому сыскарю откажут — сотруднику Особого отдела не осмелятся. Михаил поможет, не может не помочь!
Кстати, где же особист? Ведь пообещал приехать, бездельник! У него значительно больше возможностей, нежели у бедного московского сыскаря.
Разве ещё раз позвонить, отбить SOS, cпасите наши души… мою душу? Не годится, нет времени, каждая минута на счету. После убийства Чудакова Гранд постарается поглубже забраться в спасительную тайгу, покинет потаенную землянку. Значит, нужно спешить — во все лопатки, изо всех сил!
Единственно, что остается у незадачливого сыщика — верный, надежный «макаров» и ненадежный, трусливый прапорщик…
— Двигай, Серафим, на заимку, попытай дружков. Вдруг помощник лесника перед тем, как впасть в беспамятство, что-то сказал путное. Авось, не успели его погрузить на машину.
— Слушаюсь, Тарас Викторович. Сделаю.
Прапорщик трусцой, по утиному переваливаясь с боку на бок, побежал по тропинке ведущей к воротам заимки. Добято несколько минут постоял, бездумно провожая взглядом толстого помощника. Потом решительно вошел в помещение ротного штаба.
Навстречу — лейтенант Зимин.
— Вы ко мне? — нетерпеливо спросил он. — Если я вам нужен — прошу, перенесем беседу на вечер. Сейчас тороплюсь. У моего газосварщика взорвался баллон с ацетиленом. Слава Богу, солдат остался жив. Очередное, черт бы его побрал, происшествие!
— Единственная просьба: разрешите позвонить в штаб отряда…
— Ради Бога, звоните. В канцелярии уже названивает приехавший по спецзаданию представитель Особого Отдела.
Последнюю фразу лейтенант не выкрикнул — торопливо прошептал, склонившись к уху собеседника. Особисты — не те люди, о которых можно говорить громогласно, не таясь. Осталась со времен ГУЛАГА этакая боязнь, привычка говорить «на ухо». Если даже рядом никого нет.
Оглядевшись, Зимин выскочил из дверей к пофыркивающему грузовичку. Тому самому, который недавно уперся мордой в сваленное дерево.
Господи, сделай так, чтобы представитель Особого Отдела был не новый, незнакомый Тарасику человек. Если это Михаил — сам Бог послал его на выручку, не придется снова обнюхиваться и об»ясняться. Не нужно будет обсуждать уже сложившуюся в голове версию и способ её разрешения. Можно будет сразу брать быка за рога, корову — за вымя.
Бог услышал страстную молитву Тарасика — в кабинетике ротного дозванивался до Тигра… Михаил. Увидев на пороге плотную фигуру лысого сыщика, он перестал терзать аппарат, поднялся со стула. — Ты?? Вот это фокус! Примчался по твоей просьбе, бросил нерешенными свои дела. Как не помочь «союзнику». А тебя нет. Все, думаю, бродит сыскарь по тайге, отстреливает несчастных птах и белок. Или — успел завершить свои дела-делишки и маханул, минуя, Медвежью, в ближайший аэропорт… — Ни то, ни другое. Времени мало, давай — по делу. Кажется, я вышел на захоронку лжеКоролева. Случайно вышел. Позарез необходимо хотя бы отделение вооруженных солдат… Окружить и повязать… Не исключается сопротивление, бандиты, по моему, имеют минимум три-четыре ствола… — Вызнал берлогу? Молоток, мужик, классный сыскарь, — деланно восхитился особист, но сыщик почуял в цветистом комплименте непонятное равнодушие и очередную порцию насмешки. Будто найденая захоронка преступника давно фээсбэшнику известна. — Значит твоя версия подтвердилась?