Страница:
Уж не сдался ли железобетонный капитан, не валяется ли он сейчас на кровати у Фроськи, делом замаливая невольный грех непродуманного отказа? Маловероятно, но проверить не мешает. Парамонов будто записал в память ещё один пункт из обширного плана поисков беглеца.
Невольно вспомнилась первая встреча с новым ротным.
Королев прибыл в отряд по замене, прежнего командира роты капитана Сидоренко по семейным обстоятельствам перевели в Приволжский округ. Повезло мужику — рядом с Москвой, обжитый район, ни комаров, ни отвратного гнуса.
Непонятно, почему новый ротный дал согласие на переезд к черту на кулички? Вполне мог изобрести невышибаемую причину. К примеру, представить кадровикам медицинскую справку о неизлечимых болячках. Правда, добыть такую у медиков нелегко, но ящик коньяка «Плиски» устранит эту «нелегкость».
С первого взгляда Парамонов не взлюбил нового командира роты. Сумасшедшинка в глазах. Слишком самолюбив — вон как держит голову, будто не докладывает командиру — покровительственно беседует с ним о предстоящем походе к бабам. Не вытягиваетсяся, как положено, в струнку, стоит, пренебрежительно отставив правую ногу. Словно находится не в кабинете Парамонова — в балетном классе.
Слишком уж самостоятельный попался капитанишка, любое замечание принимает в штыки, а уж выговорещники для него — горькое лекарство, от злости чуть не плюется!
Подполковник не терпит подобных типов. В течении нескольких дней сноровисто подминает их под себя. И этот тоже никуда не денется, сломлю, заставлю выполнять свою волю, на четвереньках побежит, думал он, выглядывая у капитана слабые места. И… не находил их. Придраться по службе? Увы, «голубая» рота с приходом нового командира будто получила второе дыхание — выбилась в передовые. Поймать в пьяном состоянии? Оказалось, Королев вообще спиртное не употребляет — дал зарок. Разврат? Тоже — прокол. Бабами не интересуется, не зря прозвали «голубым». Жалобу Фроськи отверг с презрительной улыбкой. Будто если и женится, то, как минимум, на принцессе либо дочери Президента.
Единственное хобби — охота. Все свободное время проводит в тайге, два ружья — родная «ижевка» и бельгийский «зауэр» начищены на подобии любимого самовара у рачительной хозяйки.
Может быть, и сейчас бродит с ружьецом? Забыл, хреновый охотничек — здесь не Приволжье и не Урал — дикость, другая планета. Вот и заблудился. А командир переживает, сосет валидол, придумывает разные страхи!
Нет, заблудиться Королев не мог. Ибо на охоту всегда отправляется с кем-нибудь из опытных промысловиков. Во всяком случае, именно так докладывали стукачи, без которых любой командир — обычная безвольная пешка.
Значит все же, сбежал? Куда, зачем? На что рассчитывает?
Беглеца нужно не просто отыскать — сделать это без широкого оповещения, максимально быстро и осторожно. Так, чтобы кроме Парамонова и Сомова никто в отряде и лесничестве о случившемся не догадывался. Офицеры роты знают повадки и стиль работы отрядного, не проболтаются. А Сомова строго-настрого предупредить: болтанет — не видать ему капитанской звездочки! До самой пенсии проходит старлеем.
Кто же займется поисками сбежавшего разгильдяя? Сомов? Несмотря на высокую должность, мелковат, слищком суетлив…Нет, помощник по воспитательной работе на роль сыщика не подходит… Начальник штаба? Тоже не годится. По возрасту. Да и не в меру ленив, толстопузый… Задействовать командиров «столичных» рот? Слишком опасно, не удержатся, разболтают…
Кому же поручить излишне щекотливое дело?
И вдруг на память пришла случайно услышанная в курилке похвальба прапорщика Толкунова. Он, дескать, имеет почти высшее юридическое образование, мало того — работая в уголовке, приобрел солидный опыт, повязал столько бандитов, сколько обычному человеку в дурном сне не приснится.
Обычная бравада неумного болтуна? А вдруг — правда! То, что прапорщик мелковат по званию и невероятно глуп — не беда, под руководством командира вынюхает следы Королева. Будто охотничья собака следы зайца…
— Егоров! — снова нажал первую клавишу подполковник. — Найди Толкунова и — к машине!
5
6
Невольно вспомнилась первая встреча с новым ротным.
Королев прибыл в отряд по замене, прежнего командира роты капитана Сидоренко по семейным обстоятельствам перевели в Приволжский округ. Повезло мужику — рядом с Москвой, обжитый район, ни комаров, ни отвратного гнуса.
Непонятно, почему новый ротный дал согласие на переезд к черту на кулички? Вполне мог изобрести невышибаемую причину. К примеру, представить кадровикам медицинскую справку о неизлечимых болячках. Правда, добыть такую у медиков нелегко, но ящик коньяка «Плиски» устранит эту «нелегкость».
С первого взгляда Парамонов не взлюбил нового командира роты. Сумасшедшинка в глазах. Слишком самолюбив — вон как держит голову, будто не докладывает командиру — покровительственно беседует с ним о предстоящем походе к бабам. Не вытягиваетсяся, как положено, в струнку, стоит, пренебрежительно отставив правую ногу. Словно находится не в кабинете Парамонова — в балетном классе.
Слишком уж самостоятельный попался капитанишка, любое замечание принимает в штыки, а уж выговорещники для него — горькое лекарство, от злости чуть не плюется!
Подполковник не терпит подобных типов. В течении нескольких дней сноровисто подминает их под себя. И этот тоже никуда не денется, сломлю, заставлю выполнять свою волю, на четвереньках побежит, думал он, выглядывая у капитана слабые места. И… не находил их. Придраться по службе? Увы, «голубая» рота с приходом нового командира будто получила второе дыхание — выбилась в передовые. Поймать в пьяном состоянии? Оказалось, Королев вообще спиртное не употребляет — дал зарок. Разврат? Тоже — прокол. Бабами не интересуется, не зря прозвали «голубым». Жалобу Фроськи отверг с презрительной улыбкой. Будто если и женится, то, как минимум, на принцессе либо дочери Президента.
Единственное хобби — охота. Все свободное время проводит в тайге, два ружья — родная «ижевка» и бельгийский «зауэр» начищены на подобии любимого самовара у рачительной хозяйки.
Может быть, и сейчас бродит с ружьецом? Забыл, хреновый охотничек — здесь не Приволжье и не Урал — дикость, другая планета. Вот и заблудился. А командир переживает, сосет валидол, придумывает разные страхи!
Нет, заблудиться Королев не мог. Ибо на охоту всегда отправляется с кем-нибудь из опытных промысловиков. Во всяком случае, именно так докладывали стукачи, без которых любой командир — обычная безвольная пешка.
Значит все же, сбежал? Куда, зачем? На что рассчитывает?
Беглеца нужно не просто отыскать — сделать это без широкого оповещения, максимально быстро и осторожно. Так, чтобы кроме Парамонова и Сомова никто в отряде и лесничестве о случившемся не догадывался. Офицеры роты знают повадки и стиль работы отрядного, не проболтаются. А Сомова строго-настрого предупредить: болтанет — не видать ему капитанской звездочки! До самой пенсии проходит старлеем.
Кто же займется поисками сбежавшего разгильдяя? Сомов? Несмотря на высокую должность, мелковат, слищком суетлив…Нет, помощник по воспитательной работе на роль сыщика не подходит… Начальник штаба? Тоже не годится. По возрасту. Да и не в меру ленив, толстопузый… Задействовать командиров «столичных» рот? Слишком опасно, не удержатся, разболтают…
Кому же поручить излишне щекотливое дело?
И вдруг на память пришла случайно услышанная в курилке похвальба прапорщика Толкунова. Он, дескать, имеет почти высшее юридическое образование, мало того — работая в уголовке, приобрел солидный опыт, повязал столько бандитов, сколько обычному человеку в дурном сне не приснится.
Обычная бравада неумного болтуна? А вдруг — правда! То, что прапорщик мелковат по званию и невероятно глуп — не беда, под руководством командира вынюхает следы Королева. Будто охотничья собака следы зайца…
— Егоров! — снова нажал первую клавишу подполковник. — Найди Толкунова и — к машине!
5
Прапорщик Толкунов в это время обедал. Сыто отрыгиваясь, опустошил миску со щами и теперь примеривался к жаренной курице, обложенной варенными овощами. Поесть он любил, не признавал никаких ограничений, безбоязненно наращивал и без того жирное тело. На зверский аппетит не действовали ни предупреждения врачей, ни растущее не по дням, а по часам пузо.
Квартирная хозяйка с умилением глядела на постояльца, нарезала все новые и новые порции душистого хлеба, подкладывала огурцы и помидоры, придвигала тарелку с белорозовым деревенским салом. Бегала от стола к плите и обратно, опустошала полки кухонного шкафа. Короче, изо всех сил старалась угодить сожителю.
Немолодая, но все ещё крепкая, женщина, Евдокия успешно совмещала обязанности кухарки, уборщицы и «кандидатки в супруги». Ибо прапорщик представился ей замшелым холостяком, намекнул на желание создать крепкую российскую семью.
— Мы с тобой ещё детишек настрогаем, — обещал он. — Ты только заботься обо мне по настоящему. Не так, как антиллегентши. Слыхала мудрую заповедь: в здоровом теле — здоровый дух?
— Нет, не слыхала, — закрывая передником раскрасневшееся лицо, стыдливо признавалась Евдокия. — Тебе не к чему жалиться, дух у тебя дай Боже другим мужикам… Картоха с мясом уже упрела — спробуешь?
Прапорщик нерешительно покрутил лобастой головой, на шее под мощным подбородком тряслись жировые складки… С одной стороны, картоха с мясом, по научному — жаркое, любимая его еда. Но — с другой — в животе уже нет ни сантиметра свободного об»ема. Не случится ли, не дай Бог, несварения, не упекут ли его по этой причине в страшный госпиталь, на операционный стол?
— Положи! — наконец, решился он. — Да погуще! Картохи можно меньше, а вот мяса…
Обрадованная хозяйка наполнила вместительную миску.
— Хорошо готовишь баба, — с набитым ртом похвалил Толкунов. — Пожалуй, оженюсь.
На самом деле, сорокадвухлетний толстяк вот уже двадцать лет состоял в освященном ЗАГСом и церковью браке. После перевода в таежный гарнизон он никак не мог вытащить из-под Хабаровска законную свою половину, та не решалась оставить на произвол судьбы собственный дом с солидным садом-огородом. Да и кому, спрашивается оставлять такое богатство? Единственный сын от первого — забулдыга и гуляка — мигом растребушит его по кабакам и проституткам, родственники поумирали либо сбежали с Дальнего Востока. Разве только продать? Но об этом жена прапорщика и думать не хотела!
Вот и пришлось «холостяку» занять пустующее место в избе одинокой хозяйки. Естественно, и в постели. Благо, она не только не противилась — сама прозрачно намекнула на неухоженность и страдания одинокого квартиранта, заодно, посетовала на собственное одиночество.
Слияние душ и тел произошло без сентиментальных признаний и слезливого согласия — на чисто деловой основе. «Супруг» обеспечивал топливом и продуктами, «супруга» отдавала уже немолодое, но не потерявшее привлекательности, тело, обстирывала и кормила будущего хозяина.
Постепенно тоска по жене грызла прапорщика все меньше и меньше. Соответственно, реже отправлялись письма с суровыми приказаниями бросить к чертовой матери хозяйство и лететь к тоскующему мужу. В ответ — категорическое «нет».
Ну, и черт с ней, мужиков ныне дефицит, пусть официальная половина удобряет коровьим дерьмом жалкий огородик, окучивает картоху, подкармливает груши с яблонями.
От добра добра не ищут — старая поговорка. «Тоскующий муж» спит на чистейших наглаженных простынях, ходит в наглаженной, без единной замятины форме, питается вкуснейшими кушаньями, невенчанная супруга, несмотря на возраст, всегда готова к супружескому употреблению, горячности её ласк могут позавидовать молодые девки.
Но Серафим Потапович на примере своих родителей, царство им небесное, усвоил жизненную истину: бабу нужно всегда держать в строгости, учить послушанию, ежели и ласкать, то только по ночам под одеялом. Баловать об»ятиями да поцелуями, нахваливать и умиляться — пусть занимаются этим богатые бездельники.
— Щи недоварены, картошка сладкая, — сыто отрыгиваясь, ворчливо воспитывает «глава семьи» заботливую хозяйку. — С твоего питания ноги недолго протянуть, из мужика в бабу превратиться, — автоматически оглаживал он арбузообразный животик. — Куда, к примеру, спрятала ветчину, которую я на неделе принес? Сынку-преступнику отправила?
— Что вы говорите, Серафим Потапович? — возмущенно всхлипывает Евдокия, все же убирая с тарелки «сладкий» картофель и накладывая другой, извлеченный из печи. Заодно выставила тарелку с нарезанной ветчинкой. — Я ж за вами, как за дитятей,,,
«Дитятя» поощрительно похлопал хозяйку по выпуклому заду. Не приласкал — именно похлопал. Будто трудягу-лошадь перед пахотой. Миску с картошкой отставил в сторону, принялся за курицу и жирную ветчину, азартно захрустел малосольным огурчиком.
Заодно, не обращая внимание на стоящую по стойке «смирно» сожительницу, продумывал рабочий день, первый — на новой должности.
Прапорщику приказано временно исполнять обязанности ушедшего в отпуск заместителя командира отряда по тылу. Поэтому придется стараться изо всех сил. Вдруг увидев и соответственно оценив работоспособность и разворотливость временного зама, командир добьется его назначения на освободившуюся должность. Ибо по слухам, занимающий нынче её майор готовится к увольнению по возрасту и болячкам.
Правда, по званию Толкунову занять манящую его должность не светит, но бывают же у начальства удивительные причуды. Как говорится, штатное расписание — не Библия, его всегда можно подправить.
До чего же надоело быть вечным врио, старшим кто куда пошлет! Серафим то заменяет заболевшего комроты, то — запившего завскладом, то — командира взвода. Теперь вот на целых полтора месяца — начальник тыла!
— Долго мне ожидать компота? — продолжал ворчать свежеиспеченный начальник. — Работаешь, трудишься, семь потов сходит, голова кружится, а награда где? Можно сказать, родная баба и та плюет на лысину!
Подать постояльцу любимый им сливовый компот хозяйка не успела. В сенях загрохотали сапожищи, заскрипела давно не смазаная дверь и на пороге вырос щуплый парнишка, которого по причине слабосильности назначили вечным посыльным.
— Товарищ прапорщик, вас вызывает подполковник. Срочно.
Толкунов мигом позабыл и о компоте, и о солидности. Парамонов шутить не любит, задержишься, такую «дыню» вкатит — с неделю будешь ходить враскорячку. Поэтому толстяк проявил необычную для его жирной фигуры резвость, заметался по горнице, собирая разбросанные принадлежности аммуниции. Подтянул выпирающий живот и жирную грудь постромками портупеи, накинул ремень пухлой полевой сумки, вообще-то, не нужной, но придающей её хозяину деловитость и строгость. В заключении на голову уселась новомодная пилотка.
Евдокия, как и положено заботливой супруге, помогала: застегивала пуговицы, расправляла складки, поправляла погоны. Ох, до чего же ей хотелось стать законной женой Серафима! Готова не только оглаживать и без того выглаженное и начищенное обмундирование — вылизывать его языком!
— Что стряслось? — одеваясь, опасливо спросил прапорщик. — В столовой, да?
— Поедете вместе с командиром в Голубую, — проинформировал всезнающий посыльный. — Он уже в машине. Велел поторапливаться.
— Голодным в ентакую даль? — ужаснулась Евдокия, засовывая в командирский планшет сожителя сверток с пирожками. — Может — баночку компотика? Сливового, твово любимого?
— Пошла ты со своим компотом знаешь куда? — раздраженно оттолкнул бабу Толкунов. — Тут дела военные, сурьезные, а она лезет с нежностями.
Вслед за тощим посыльным прапорщик побежал к штабу.
— Отсыпался в рабочее время, бурдюк с дерьмом? — ехидно осведомился подполковник, сидя рядом с водителем. — Послал Бог помощничков! Один летает в поднебесьи, боится опуститься на грешную землю, второй жиры отращивает, уже с трудом передвигается… Чего рот раззявил? — неожиданно переключился Парамонов с прапорщика на водителя. — Включай свои лошадиные силы и двигай в «голубую»!
Машина тронулась. Толкунов на-ходу влез на заднее сидение, отдуваясь, вытер платком потный лоб.
Езды до заимки — от силы час с небольшим, но дожди, которые вот уже добрую неделю поливают тайгу, превратили и без того ухабистую дорогу в грязное месиво. Едва заметные кюветы потекли неширокими, бурными реками, солончаки сделались самыми настоящими катками, в некоторых местах появились глубокие, вязкие лужи — западни.
Если не застрянем, раньше, чем через два часа к Королеву не добраться, боязливо подумал прапорщик. И все это время придется носом к носу сидеть с грозным «хозяином». А ежели застрянем — вообще невесть сколько времени. Примется подполковник со скуки воспитывать свеженького зама по снабжению, поливать матерками, будто помоями, — потом изойдешь.
Ефрейтор-водитель, надвинул на прыщавый лоб мятую пилотку, вцепился в баранку, будто священник в крест. «Газик» елозил по размытой дороге, перемещался от кювета к кювету, натужно ревел, из-под колес выплескивались струи грязной воды.
Минут пятнадцать Парамонов успокаивался, приучая разболтанную нервную систему к очередному служебному стрессу. В принципе, ничего страшного не произошло, если снимать всех командиров военно-строительных отрядов, в которых происходят ЧП, работать на этих сволочных должностях будет некому.
Что же касается Королева, тоже ерунда. Приманила красавца-холостяка грудастая вдовушка, так приголубила, что позабыл капитан и про роту, и про свои обязанности, и вообще обо всем на свете. Очухается — приползет с повинной.
А вдруг не «приползет»?
Найдут его, никуда не денется! Всю тайгу переберут по кустику, заимки и деревеньки обшарют, медвежьи берлоги вытряхнут. Сейчас подполковник снимет с позиыции стратегических ракет всю роту, пошлет повзводно искать своего командира. Ничего не случится с дерьмовыми ракетчиками, подождут, не оголодают.
Нет, снимать со строительства роту он не будет, не имеет права. Солдаты обязаны зарабатывать деньги, иначе откуда взять обмундирование, продукты? Не старое время, разного родп дотаций от государства не дождешься — как потопаешь, так и полопаешь! Придется послать на розыски ротного двух-трех сержантов, они деньги не зарабатывают, сидят нахлебниками на шеях работяг, вот пусть и покрутятся.
Именно для организации поисков, выявлению захоронки вонючего беглеца подполковнику понадобился жирный Толкунов. Не самому же вместе с сержантами лазить по кустарникам, обнюхивать избы в деревнях!
— В «голубой» — ЧП, — миролюбивым тоном, смахивающим на мурлыканье тигра, играющего с пойманным зайцем, проинформировал командир своего временого зама. — Серьезное ЧП.
Интендант разволновался, принялся перебирать в памяти возможные грехи. Вроде, по его линии все гладко: продовольствие в роту заброшено, ремонт солдатского обмундирования и обуви налажен, столовая работает не хуже смазанного и отрегулированного механизма. Вот разве дотошный командир обратил внимание на заросших до безобразия солдат, к прическам которых вот уже полгода не притрагиваются парикмахерские машинки и ножницы? Нет, даже такой дотошный человек, как Парамонов не будет именовать подобную мелочь чрезвычайным происшествием!
Выпячивать свои достижения, точно так же, как и скрывать их, слишком опасно, можно вывести командира из равновесия и сполна получить по мозгам. В первом случае — за хвастовство, во втором — за увиливание от ответственности.
Поэтому прапорщик многозначительно промолчал.
— … Сомов доложил: исчез капитан Королев. Третьи сутки ищут.
А я— то с какого боку-припеку, с облегчением едва не выпалил Толкунов. Во время удержал сорвавшийся с привязи язык. Права Евдокия, держат её сожителя пацаном для битья, неожиданно вспомнил он вчерашний разговор в постели. И ничего тут не поделаешь: прапорщик бесправен, приходится мириться.
— Может быть, наколол бабца? — сочувственно спросил он. — Не беспокойтесь, товарищ подполковник, отработает — появится.
— Появится, не появится? — передразнил Парамонов, начиная закипать. — Дерьмовая из тебя гадалка, Серафим, прямо-таки никудышняя… Кажется, ты по образованию юрист? — неожиданно спросил он.
«Юридическое образование» прапорщика — очередной миф, придуманный им для повышения своего имиджа. Проучился он в юридическом институте всего один год, потом пришлось идти работать — одной матери не прокормить семью, а отец сбежал с очередной любовницей. Да и успехи в учебе не особенно порадовали преподавателей — сам бы не ушел, все равно вышибли бы за неуспеваемость.
— Нечто вроде этого, — туманно признался Толкунов. — Было дело, товарищ подполковник.
— А как с практикой? Одно только знание статей и параграфов тебе не поможет.
— Довелось немного поработать в уголовном розыске…
Практика в уголовке ограничивалась сидением в бюро пропусков и оформлением бумажек. Правда, несколько раз сыщики брали с собой на операции смышленного паренька. В качестве носильщика и посыльного. Основные сыщицкие «навыки» он подчерпнул… в курилке, во время откровенных бесед уставших детективов.
— Тогда тебе и карты в руки. Найдешь пропавшего капитана — ничего не пожалею, сполна расплачусь… Сейчас Сомов подберет нескольких сержантов, проведешь с ними инструктаж… Как думаешь, правильно?
Толкунов несколько минут размышлял. Вернее, делал вид, что размышляет. На самом деле, совет — на кончике языка.
— Лично я так бы не поступил, — издалека начал он. — Сержанты — народ болтливый — мигом все вокруг узнают о бегстве ротного… А нам с вами это ни к чему… Так ведь?
Дурак дураком, а умный, подумал Парамонов. Действительно, оповещать всю тайгу о чрезвычайном происшествии — самому себе капать на голову.
— Принимается, — нехотя, согласился он. — Какие имеешь предложения?
Толкунов задумался. Один из ведущих сотрудников уголовного розыска Костя Рыжий, главный герой любознательного паренька, однажды, в подпитии разговорился по поводу тяжкой, многогранной работы сыщиков. Особенно, когда приходится расследовать преступления, связанные с убийствами и насилиями. Он приводил множество примером — и классических, и из собственного «архива». Кое-что застряло в голове Серафима.
— Разрешите действовать самолично? — осторожно спросил Толкунов.
— Не майся дурью, Серафим! Неужто до сих пор не понял — доверяю… И все же посвяти — с какого боку возьмешься?
— Перво-наперво, искать бабу… Сыщики считают: шестьдесят процентов всех преступлений связаны с бабами, — глубокомысленно заявил новоиспеченный криминалист. — Если повезет, они и выведут меня на капитана…
— А если не повезет?
— Повезет, товарищ подполковник, обязательно должно повезти, — щедро пообещал «детектив». Кажется, наступил его звездный час! Пусть команлир ещё раз убедится в умении и расторопности своего временного зама. — Вторая зацепка — кому выгодно исчезновение командира роты? Третяя — что пропало из его имущества…
— Латаные подштаники, — сердито буркнул Парамонов. — Стоптанные сапоги… Господи, до чего же ты глуп! — воскликнул он, поворачиваясь к водителю, словно приказывая ефрейтору поудивляться вместе с командиром. — Королев не в пример умней… Предположим, он, как ты выражаешься, наколол бабца — зачем пропадать? Человек холостой, начальство далеко — приведи красотку к себе домой и пользуйся на здоровье… А ты уже целую теорию разработал, сыщик дерьмовый…
— На квартире — опасно, пойдут разные разговоры, — не уступал Толкунов. — Трое суток — не так уж и много для холостяка, так себе, легкая закуска, — упрямился он. — Вообще-то, думаю, что капитан безо всяких поисков не сегодня, так завтра об»явится.
— Дай-то Бог…
Про себя Парамонов решил потянуть хотя бы недельку, не докладывать в Округ. Авось, прав Серафим, обойдется, приползет Королев с покаянием. Вот тогда командир отряда и отведет душу, выскажет дерьмовому интеллигентишке все, что думает о его поведении!
За спиной что-то бормотал прапорщик. Видимо, репетировал предстоящие допросы свидетелей и подозреваемых…
Квартирная хозяйка с умилением глядела на постояльца, нарезала все новые и новые порции душистого хлеба, подкладывала огурцы и помидоры, придвигала тарелку с белорозовым деревенским салом. Бегала от стола к плите и обратно, опустошала полки кухонного шкафа. Короче, изо всех сил старалась угодить сожителю.
Немолодая, но все ещё крепкая, женщина, Евдокия успешно совмещала обязанности кухарки, уборщицы и «кандидатки в супруги». Ибо прапорщик представился ей замшелым холостяком, намекнул на желание создать крепкую российскую семью.
— Мы с тобой ещё детишек настрогаем, — обещал он. — Ты только заботься обо мне по настоящему. Не так, как антиллегентши. Слыхала мудрую заповедь: в здоровом теле — здоровый дух?
— Нет, не слыхала, — закрывая передником раскрасневшееся лицо, стыдливо признавалась Евдокия. — Тебе не к чему жалиться, дух у тебя дай Боже другим мужикам… Картоха с мясом уже упрела — спробуешь?
Прапорщик нерешительно покрутил лобастой головой, на шее под мощным подбородком тряслись жировые складки… С одной стороны, картоха с мясом, по научному — жаркое, любимая его еда. Но — с другой — в животе уже нет ни сантиметра свободного об»ема. Не случится ли, не дай Бог, несварения, не упекут ли его по этой причине в страшный госпиталь, на операционный стол?
— Положи! — наконец, решился он. — Да погуще! Картохи можно меньше, а вот мяса…
Обрадованная хозяйка наполнила вместительную миску.
— Хорошо готовишь баба, — с набитым ртом похвалил Толкунов. — Пожалуй, оженюсь.
На самом деле, сорокадвухлетний толстяк вот уже двадцать лет состоял в освященном ЗАГСом и церковью браке. После перевода в таежный гарнизон он никак не мог вытащить из-под Хабаровска законную свою половину, та не решалась оставить на произвол судьбы собственный дом с солидным садом-огородом. Да и кому, спрашивается оставлять такое богатство? Единственный сын от первого — забулдыга и гуляка — мигом растребушит его по кабакам и проституткам, родственники поумирали либо сбежали с Дальнего Востока. Разве только продать? Но об этом жена прапорщика и думать не хотела!
Вот и пришлось «холостяку» занять пустующее место в избе одинокой хозяйки. Естественно, и в постели. Благо, она не только не противилась — сама прозрачно намекнула на неухоженность и страдания одинокого квартиранта, заодно, посетовала на собственное одиночество.
Слияние душ и тел произошло без сентиментальных признаний и слезливого согласия — на чисто деловой основе. «Супруг» обеспечивал топливом и продуктами, «супруга» отдавала уже немолодое, но не потерявшее привлекательности, тело, обстирывала и кормила будущего хозяина.
Постепенно тоска по жене грызла прапорщика все меньше и меньше. Соответственно, реже отправлялись письма с суровыми приказаниями бросить к чертовой матери хозяйство и лететь к тоскующему мужу. В ответ — категорическое «нет».
Ну, и черт с ней, мужиков ныне дефицит, пусть официальная половина удобряет коровьим дерьмом жалкий огородик, окучивает картоху, подкармливает груши с яблонями.
От добра добра не ищут — старая поговорка. «Тоскующий муж» спит на чистейших наглаженных простынях, ходит в наглаженной, без единной замятины форме, питается вкуснейшими кушаньями, невенчанная супруга, несмотря на возраст, всегда готова к супружескому употреблению, горячности её ласк могут позавидовать молодые девки.
Но Серафим Потапович на примере своих родителей, царство им небесное, усвоил жизненную истину: бабу нужно всегда держать в строгости, учить послушанию, ежели и ласкать, то только по ночам под одеялом. Баловать об»ятиями да поцелуями, нахваливать и умиляться — пусть занимаются этим богатые бездельники.
— Щи недоварены, картошка сладкая, — сыто отрыгиваясь, ворчливо воспитывает «глава семьи» заботливую хозяйку. — С твоего питания ноги недолго протянуть, из мужика в бабу превратиться, — автоматически оглаживал он арбузообразный животик. — Куда, к примеру, спрятала ветчину, которую я на неделе принес? Сынку-преступнику отправила?
— Что вы говорите, Серафим Потапович? — возмущенно всхлипывает Евдокия, все же убирая с тарелки «сладкий» картофель и накладывая другой, извлеченный из печи. Заодно выставила тарелку с нарезанной ветчинкой. — Я ж за вами, как за дитятей,,,
«Дитятя» поощрительно похлопал хозяйку по выпуклому заду. Не приласкал — именно похлопал. Будто трудягу-лошадь перед пахотой. Миску с картошкой отставил в сторону, принялся за курицу и жирную ветчину, азартно захрустел малосольным огурчиком.
Заодно, не обращая внимание на стоящую по стойке «смирно» сожительницу, продумывал рабочий день, первый — на новой должности.
Прапорщику приказано временно исполнять обязанности ушедшего в отпуск заместителя командира отряда по тылу. Поэтому придется стараться изо всех сил. Вдруг увидев и соответственно оценив работоспособность и разворотливость временного зама, командир добьется его назначения на освободившуюся должность. Ибо по слухам, занимающий нынче её майор готовится к увольнению по возрасту и болячкам.
Правда, по званию Толкунову занять манящую его должность не светит, но бывают же у начальства удивительные причуды. Как говорится, штатное расписание — не Библия, его всегда можно подправить.
До чего же надоело быть вечным врио, старшим кто куда пошлет! Серафим то заменяет заболевшего комроты, то — запившего завскладом, то — командира взвода. Теперь вот на целых полтора месяца — начальник тыла!
— Долго мне ожидать компота? — продолжал ворчать свежеиспеченный начальник. — Работаешь, трудишься, семь потов сходит, голова кружится, а награда где? Можно сказать, родная баба и та плюет на лысину!
Подать постояльцу любимый им сливовый компот хозяйка не успела. В сенях загрохотали сапожищи, заскрипела давно не смазаная дверь и на пороге вырос щуплый парнишка, которого по причине слабосильности назначили вечным посыльным.
— Товарищ прапорщик, вас вызывает подполковник. Срочно.
Толкунов мигом позабыл и о компоте, и о солидности. Парамонов шутить не любит, задержишься, такую «дыню» вкатит — с неделю будешь ходить враскорячку. Поэтому толстяк проявил необычную для его жирной фигуры резвость, заметался по горнице, собирая разбросанные принадлежности аммуниции. Подтянул выпирающий живот и жирную грудь постромками портупеи, накинул ремень пухлой полевой сумки, вообще-то, не нужной, но придающей её хозяину деловитость и строгость. В заключении на голову уселась новомодная пилотка.
Евдокия, как и положено заботливой супруге, помогала: застегивала пуговицы, расправляла складки, поправляла погоны. Ох, до чего же ей хотелось стать законной женой Серафима! Готова не только оглаживать и без того выглаженное и начищенное обмундирование — вылизывать его языком!
— Что стряслось? — одеваясь, опасливо спросил прапорщик. — В столовой, да?
— Поедете вместе с командиром в Голубую, — проинформировал всезнающий посыльный. — Он уже в машине. Велел поторапливаться.
— Голодным в ентакую даль? — ужаснулась Евдокия, засовывая в командирский планшет сожителя сверток с пирожками. — Может — баночку компотика? Сливового, твово любимого?
— Пошла ты со своим компотом знаешь куда? — раздраженно оттолкнул бабу Толкунов. — Тут дела военные, сурьезные, а она лезет с нежностями.
Вслед за тощим посыльным прапорщик побежал к штабу.
— Отсыпался в рабочее время, бурдюк с дерьмом? — ехидно осведомился подполковник, сидя рядом с водителем. — Послал Бог помощничков! Один летает в поднебесьи, боится опуститься на грешную землю, второй жиры отращивает, уже с трудом передвигается… Чего рот раззявил? — неожиданно переключился Парамонов с прапорщика на водителя. — Включай свои лошадиные силы и двигай в «голубую»!
Машина тронулась. Толкунов на-ходу влез на заднее сидение, отдуваясь, вытер платком потный лоб.
Езды до заимки — от силы час с небольшим, но дожди, которые вот уже добрую неделю поливают тайгу, превратили и без того ухабистую дорогу в грязное месиво. Едва заметные кюветы потекли неширокими, бурными реками, солончаки сделались самыми настоящими катками, в некоторых местах появились глубокие, вязкие лужи — западни.
Если не застрянем, раньше, чем через два часа к Королеву не добраться, боязливо подумал прапорщик. И все это время придется носом к носу сидеть с грозным «хозяином». А ежели застрянем — вообще невесть сколько времени. Примется подполковник со скуки воспитывать свеженького зама по снабжению, поливать матерками, будто помоями, — потом изойдешь.
Ефрейтор-водитель, надвинул на прыщавый лоб мятую пилотку, вцепился в баранку, будто священник в крест. «Газик» елозил по размытой дороге, перемещался от кювета к кювету, натужно ревел, из-под колес выплескивались струи грязной воды.
Минут пятнадцать Парамонов успокаивался, приучая разболтанную нервную систему к очередному служебному стрессу. В принципе, ничего страшного не произошло, если снимать всех командиров военно-строительных отрядов, в которых происходят ЧП, работать на этих сволочных должностях будет некому.
Что же касается Королева, тоже ерунда. Приманила красавца-холостяка грудастая вдовушка, так приголубила, что позабыл капитан и про роту, и про свои обязанности, и вообще обо всем на свете. Очухается — приползет с повинной.
А вдруг не «приползет»?
Найдут его, никуда не денется! Всю тайгу переберут по кустику, заимки и деревеньки обшарют, медвежьи берлоги вытряхнут. Сейчас подполковник снимет с позиыции стратегических ракет всю роту, пошлет повзводно искать своего командира. Ничего не случится с дерьмовыми ракетчиками, подождут, не оголодают.
Нет, снимать со строительства роту он не будет, не имеет права. Солдаты обязаны зарабатывать деньги, иначе откуда взять обмундирование, продукты? Не старое время, разного родп дотаций от государства не дождешься — как потопаешь, так и полопаешь! Придется послать на розыски ротного двух-трех сержантов, они деньги не зарабатывают, сидят нахлебниками на шеях работяг, вот пусть и покрутятся.
Именно для организации поисков, выявлению захоронки вонючего беглеца подполковнику понадобился жирный Толкунов. Не самому же вместе с сержантами лазить по кустарникам, обнюхивать избы в деревнях!
— В «голубой» — ЧП, — миролюбивым тоном, смахивающим на мурлыканье тигра, играющего с пойманным зайцем, проинформировал командир своего временого зама. — Серьезное ЧП.
Интендант разволновался, принялся перебирать в памяти возможные грехи. Вроде, по его линии все гладко: продовольствие в роту заброшено, ремонт солдатского обмундирования и обуви налажен, столовая работает не хуже смазанного и отрегулированного механизма. Вот разве дотошный командир обратил внимание на заросших до безобразия солдат, к прическам которых вот уже полгода не притрагиваются парикмахерские машинки и ножницы? Нет, даже такой дотошный человек, как Парамонов не будет именовать подобную мелочь чрезвычайным происшествием!
Выпячивать свои достижения, точно так же, как и скрывать их, слишком опасно, можно вывести командира из равновесия и сполна получить по мозгам. В первом случае — за хвастовство, во втором — за увиливание от ответственности.
Поэтому прапорщик многозначительно промолчал.
— … Сомов доложил: исчез капитан Королев. Третьи сутки ищут.
А я— то с какого боку-припеку, с облегчением едва не выпалил Толкунов. Во время удержал сорвавшийся с привязи язык. Права Евдокия, держат её сожителя пацаном для битья, неожиданно вспомнил он вчерашний разговор в постели. И ничего тут не поделаешь: прапорщик бесправен, приходится мириться.
— Может быть, наколол бабца? — сочувственно спросил он. — Не беспокойтесь, товарищ подполковник, отработает — появится.
— Появится, не появится? — передразнил Парамонов, начиная закипать. — Дерьмовая из тебя гадалка, Серафим, прямо-таки никудышняя… Кажется, ты по образованию юрист? — неожиданно спросил он.
«Юридическое образование» прапорщика — очередной миф, придуманный им для повышения своего имиджа. Проучился он в юридическом институте всего один год, потом пришлось идти работать — одной матери не прокормить семью, а отец сбежал с очередной любовницей. Да и успехи в учебе не особенно порадовали преподавателей — сам бы не ушел, все равно вышибли бы за неуспеваемость.
— Нечто вроде этого, — туманно признался Толкунов. — Было дело, товарищ подполковник.
— А как с практикой? Одно только знание статей и параграфов тебе не поможет.
— Довелось немного поработать в уголовном розыске…
Практика в уголовке ограничивалась сидением в бюро пропусков и оформлением бумажек. Правда, несколько раз сыщики брали с собой на операции смышленного паренька. В качестве носильщика и посыльного. Основные сыщицкие «навыки» он подчерпнул… в курилке, во время откровенных бесед уставших детективов.
— Тогда тебе и карты в руки. Найдешь пропавшего капитана — ничего не пожалею, сполна расплачусь… Сейчас Сомов подберет нескольких сержантов, проведешь с ними инструктаж… Как думаешь, правильно?
Толкунов несколько минут размышлял. Вернее, делал вид, что размышляет. На самом деле, совет — на кончике языка.
— Лично я так бы не поступил, — издалека начал он. — Сержанты — народ болтливый — мигом все вокруг узнают о бегстве ротного… А нам с вами это ни к чему… Так ведь?
Дурак дураком, а умный, подумал Парамонов. Действительно, оповещать всю тайгу о чрезвычайном происшествии — самому себе капать на голову.
— Принимается, — нехотя, согласился он. — Какие имеешь предложения?
Толкунов задумался. Один из ведущих сотрудников уголовного розыска Костя Рыжий, главный герой любознательного паренька, однажды, в подпитии разговорился по поводу тяжкой, многогранной работы сыщиков. Особенно, когда приходится расследовать преступления, связанные с убийствами и насилиями. Он приводил множество примером — и классических, и из собственного «архива». Кое-что застряло в голове Серафима.
— Разрешите действовать самолично? — осторожно спросил Толкунов.
— Не майся дурью, Серафим! Неужто до сих пор не понял — доверяю… И все же посвяти — с какого боку возьмешься?
— Перво-наперво, искать бабу… Сыщики считают: шестьдесят процентов всех преступлений связаны с бабами, — глубокомысленно заявил новоиспеченный криминалист. — Если повезет, они и выведут меня на капитана…
— А если не повезет?
— Повезет, товарищ подполковник, обязательно должно повезти, — щедро пообещал «детектив». Кажется, наступил его звездный час! Пусть команлир ещё раз убедится в умении и расторопности своего временного зама. — Вторая зацепка — кому выгодно исчезновение командира роты? Третяя — что пропало из его имущества…
— Латаные подштаники, — сердито буркнул Парамонов. — Стоптанные сапоги… Господи, до чего же ты глуп! — воскликнул он, поворачиваясь к водителю, словно приказывая ефрейтору поудивляться вместе с командиром. — Королев не в пример умней… Предположим, он, как ты выражаешься, наколол бабца — зачем пропадать? Человек холостой, начальство далеко — приведи красотку к себе домой и пользуйся на здоровье… А ты уже целую теорию разработал, сыщик дерьмовый…
— На квартире — опасно, пойдут разные разговоры, — не уступал Толкунов. — Трое суток — не так уж и много для холостяка, так себе, легкая закуска, — упрямился он. — Вообще-то, думаю, что капитан безо всяких поисков не сегодня, так завтра об»явится.
— Дай-то Бог…
Про себя Парамонов решил потянуть хотя бы недельку, не докладывать в Округ. Авось, прав Серафим, обойдется, приползет Королев с покаянием. Вот тогда командир отряда и отведет душу, выскажет дерьмовому интеллигентишке все, что думает о его поведении!
За спиной что-то бормотал прапорщик. Видимо, репетировал предстоящие допросы свидетелей и подозреваемых…
6
В Голубом распадке с незапамятных времен находится старая заимка, укрытая серебристыми елями и рослыми кедрами. Не такая большая, как в Медвежьей Пади, но в остальном — копия. Жители, могучие староверы, давным давно покинули доживающие свой век избушки, перебрались в поселки и города таежного края. Свободное жилье облюбовало лесничество. Куда лучше — и «квартиры» имеются, и подвалы, и складские помещения, сараи легко переделать под вместительные гаражи, конюшни и мастерские. Особо не ремонтировали — денег кот наплакал, с трудом хватает на зарплату работникам и на первоочередные нужды — почистили, покрасили. Обычный косметический ремонт.
В помолодевшей заимке поселился лесник с семейством и со всем своим хозяйством.
Два года тому назад неподалеку от лесникового жилища — с километр, не больше, военные строители поставили сборно-щитовую казарму, ещё одну — под штаб роты, столовую, конторку прораба и медпункт. Над входом в штаб вывесили выцветший красный флажок, который тогдашний упрямый комроты так и не удосужился заменить на трехцветный.
Именно возле казармы со старомодным флагом и остановилась покрытая толстым слоем грязи легковушка командира военно-строительного отряда. Водитель вытер со лба обильную испарину, врио зама по тылу колобком выкатился из «газона».
Увидев начальство, из штаба выбежали несколько офицеров. Впереди с непокрытой головой, невзрачный, худющий — ходячая скелетина — старший лейтенант Сомов. За ним — два молоденьких лейтенанта, командиры взводов. Из окна с любопытством выглядывает сержант-писарь. Возле входа в штаб вытянулся хилый, узкоплечий дневальный.
— Спасибо, паникер, хотя бы встретил, — проворчал Парамонов, выбираясь из тесного салона машины. И тут же покраснел от гнева. — Докладывать на улице без головного убора — новая уставная мода, что ли? Забыл, бездельник, в армии служишь, не в дерьмовом колхозе-совхозе!
— Извините, Сергей Дмитриевич, торопился.
Фамильярность в обращении всегда смягчает суровый нрав командира отряда и он превращается в обычного рождественского деда, готового одарить «внуков» подарками. Но на этот раз не получилось — не то настроение у подполковника, в голове сидит одна мысль: найти Королева.
— Нашли пропажу? — непримиримо буркнул он. Будто выругался.
— Все необходимые меры приняты, товарищ подполковник, — снова возвратившись к официальному тону, зачастил Сомов. — Мобилизовал писарей, поваров, дневальных. Обшариваем каждый куст, прочесываем распадок, ищем в речке…
— Думаешь, капитан в зайца превратился? Или — в сазана? Мелко пашешь, помощничек, зря солдат мучаешь, вонючий воспитатель!
Вообще-то, обкладывать своего помощника в присутствии подчиненных офицеров обидными сравнениями — не самый лучший способ воспитания. Категорически отвергнутый на всех уровнях воинской службы. Но Парамоновым сейчас владела одна мысль — найти исчезнувшего командира роты. Для этого все цели хороши, в том числе, взбадривание с помощью крепких выражений.
Лейтенанты, будто по команде, отвернулись от начальства, принялись с интересом разглядывать полузакрытые клочьями тумана вершины осточертевших сопок. Выслушивать оскорбительные замечания командира не только неудобно, но и опасно. Лучше на какое-то время ослепнуть и оглохнуть.
— Все меры приняты! — упрямо повторил старлей, мальчишеский хохолок на его голове подпрыгнул и упал на лоб. — Хочу выпросить у полковника Нефедова взвод ракетчиков. Думаю — найдем.
— Так и расщедрится твой Нефедов, держи карман шире… Да и начхать мне на твои мечты и надежды!… Поисками займется мой человек — прапорщик Толкунов. Не в пример всем нам, мужик с юридическим образованием и опытом работы в уголовке… А я пока похожу по казармам, проверю отхожие места, столовую… Серафим, вперед!
Повернулся спиной к офицерам и прапорщику, переваливаясь с боку на бок, направился к первой казарме. Точь в точь, как оголодавший таежный сладкоежка — медведь к пчелиной пасеке. Следом отстав от командира на два шага — Сомов, за ним — лейтенанты.
Выскочивший из кухни по малой нужде солдат в грязной, когда-то белой, куртке увидел грозного командира отряда и, позабыв о расстегнутой ширинке, метнулся обратно. Предупредить дежурного по столовой.
Парамонова солдаты не боялись, мало того, по своему уважали. А чего, спрашивается им кого-то бояться? Влепит пару суток отсидки на неуставной гауптвахте, не предусмотренной ни штатным расписанием, ни какими-то инструкциями? С удовольствием — хотя бы отоспятся, отдохнут от изнурительного труда на стройке…
В помолодевшей заимке поселился лесник с семейством и со всем своим хозяйством.
Два года тому назад неподалеку от лесникового жилища — с километр, не больше, военные строители поставили сборно-щитовую казарму, ещё одну — под штаб роты, столовую, конторку прораба и медпункт. Над входом в штаб вывесили выцветший красный флажок, который тогдашний упрямый комроты так и не удосужился заменить на трехцветный.
Именно возле казармы со старомодным флагом и остановилась покрытая толстым слоем грязи легковушка командира военно-строительного отряда. Водитель вытер со лба обильную испарину, врио зама по тылу колобком выкатился из «газона».
Увидев начальство, из штаба выбежали несколько офицеров. Впереди с непокрытой головой, невзрачный, худющий — ходячая скелетина — старший лейтенант Сомов. За ним — два молоденьких лейтенанта, командиры взводов. Из окна с любопытством выглядывает сержант-писарь. Возле входа в штаб вытянулся хилый, узкоплечий дневальный.
— Спасибо, паникер, хотя бы встретил, — проворчал Парамонов, выбираясь из тесного салона машины. И тут же покраснел от гнева. — Докладывать на улице без головного убора — новая уставная мода, что ли? Забыл, бездельник, в армии служишь, не в дерьмовом колхозе-совхозе!
— Извините, Сергей Дмитриевич, торопился.
Фамильярность в обращении всегда смягчает суровый нрав командира отряда и он превращается в обычного рождественского деда, готового одарить «внуков» подарками. Но на этот раз не получилось — не то настроение у подполковника, в голове сидит одна мысль: найти Королева.
— Нашли пропажу? — непримиримо буркнул он. Будто выругался.
— Все необходимые меры приняты, товарищ подполковник, — снова возвратившись к официальному тону, зачастил Сомов. — Мобилизовал писарей, поваров, дневальных. Обшариваем каждый куст, прочесываем распадок, ищем в речке…
— Думаешь, капитан в зайца превратился? Или — в сазана? Мелко пашешь, помощничек, зря солдат мучаешь, вонючий воспитатель!
Вообще-то, обкладывать своего помощника в присутствии подчиненных офицеров обидными сравнениями — не самый лучший способ воспитания. Категорически отвергнутый на всех уровнях воинской службы. Но Парамоновым сейчас владела одна мысль — найти исчезнувшего командира роты. Для этого все цели хороши, в том числе, взбадривание с помощью крепких выражений.
Лейтенанты, будто по команде, отвернулись от начальства, принялись с интересом разглядывать полузакрытые клочьями тумана вершины осточертевших сопок. Выслушивать оскорбительные замечания командира не только неудобно, но и опасно. Лучше на какое-то время ослепнуть и оглохнуть.
— Все меры приняты! — упрямо повторил старлей, мальчишеский хохолок на его голове подпрыгнул и упал на лоб. — Хочу выпросить у полковника Нефедова взвод ракетчиков. Думаю — найдем.
— Так и расщедрится твой Нефедов, держи карман шире… Да и начхать мне на твои мечты и надежды!… Поисками займется мой человек — прапорщик Толкунов. Не в пример всем нам, мужик с юридическим образованием и опытом работы в уголовке… А я пока похожу по казармам, проверю отхожие места, столовую… Серафим, вперед!
Повернулся спиной к офицерам и прапорщику, переваливаясь с боку на бок, направился к первой казарме. Точь в точь, как оголодавший таежный сладкоежка — медведь к пчелиной пасеке. Следом отстав от командира на два шага — Сомов, за ним — лейтенанты.
Выскочивший из кухни по малой нужде солдат в грязной, когда-то белой, куртке увидел грозного командира отряда и, позабыв о расстегнутой ширинке, метнулся обратно. Предупредить дежурного по столовой.
Парамонова солдаты не боялись, мало того, по своему уважали. А чего, спрашивается им кого-то бояться? Влепит пару суток отсидки на неуставной гауптвахте, не предусмотренной ни штатным расписанием, ни какими-то инструкциями? С удовольствием — хотя бы отоспятся, отдохнут от изнурительного труда на стройке…