Карчик Михаил. Право на выбор

   Технарь начал что-то объяснять, но Котелков, видимо уже выслушавший подобную лекцию, взял инициативу на себя.
   - Тебя раскроют, лишь при одном условии: ты сам расстегнешься и покажешь всем этот микрофон. Аппаратуры, чтобы засечь такую технику, у них просто нет. Иначе бы не посылали.
   - Если что, я расколюсь. Мне выборная работа очень нравится, но пока не настолько, чтобы больше часа выдержать допрос второй степени.
   - Это тебя не спасет, - уверенно ответил Котелков. - По моим данным Батька пока не знает о нашем существовании. Он даже не представляет, что конкурент способен на такую акцию. Не веришь - сам спроси Батьку, как он относится к нашему клиенту? Так что если ты настроился себя разоблачить, придумай чего-нибудь другое.
   Олег вспоминал разговор снова и снова, пытаясь пробудить в себе хоть какой-то оптимизм. В прежней, журналистской жизни ему приходилось работать со скрытым диктофоном, лежащим в кармане; особенно лет восемь назад, когда только-только появились профессиональные диктофончики с мини-кассетами. Именно благодаря такому аппарату он смог записать интервью у начальника Ломоносовского порта: замечательная история о том, как шведский корабль приплыл в гавань без всяких погранично-таможенных формальностей, простоял дня три и отбыл обратно. В Чечне такая машинка, лежащая в кармане, тоже пригодилась пару раз - есть разговоры, настолько серьезные, что перед началом даже не говорят: это не для интервью. Да и вообще, диктофоны людей пугают.
   "Тогда хотя бы ради правды, - думал он. - Впрочем, если уж ручку на сердце положить, на самом-то деле, для чего? Гонорар невелик, зато потом твоя статья на почетной доске возле редакционного буфета - все жуют и любуются. Утром, продираешь глаза в семь часов, включаешь обзор по радио: "Еще газета "Смена" публикует журналистское расследование Олега Гусаренко, посвященное..." Пяток таких материалов, да еще пяток, да еще десяток, а там уже финал "Золотого пера", освещенный подиум казино "Конти" и вот тут уже действительно деньги, а главное слава, слава, слава".
   Однако в сегодняшнем мероприятии особой славы не предвиделось и вместо парадного освещенного зала, в голову лезли фадеевские школьные хрестоматии о героизме зацапанных подпольщиков, вроде: "ты умрешь спокойно, Олежка-дролежка". Брр.
   Тут будто к зубному - даже если путь километр, все равно, ты его прошел незаметно, будто в такси пролетел. Вот и мэрия.
   Еще одна попытка себя успокоить: Олег начал мысленно составлять репортаж о посещении администрации города Ирхайска.
   "Классика Великой эпохи - трехэтажный сталинский нео-ампир. Я без особого труда определяю, где квартируется Хозяин: половина окон третьего этажа - с кондиционерами и тонированными стеклами. Тяжелая входная дверь, задающая короткую загадка: тянуть ее или толкать. Между дверьми ящик, на котором когда-то лежали щетки для уличной обуви. Сейчас щеток нет.
   В холле - скучно. Гардеробщица, по совместительству продавщица газет, скучает над стопкой из трех местных изданий и четырех столичных журналов (я разглядел один из них: "Коммерсант-власть", майский выпуск). Гардеробщица с интересом смотрит на меня. Еще больше интереса в глазах милиционера на входе и молодого человека в костюме, стоящего рядом.
   Показываю удостоверение, объясняю, зачем явился. Неподдельный интерес, нескрываемое замешательство. Им не сообщили о моем визите, Батька сам забыл об интервью? Сейчас все должно выясниться.
   Молодой человек в костюмчике, два раза безуспешно набрав телефон, бежит наверх. Милиционер спрашивает меня про "Улицу разбитых фонарей" и "Бандитский Петербург"; правда это все или нет. Объясняю, что работал в агентстве журналистских расследований Константинова (и, правда, два месяца работал). Срочно сочиняю историю про то, как ходил на задания с потайным микрофоном; готовлю легенду на случай провала. (Про провал - вычеркнуть, жучок в репортаже не нужен).
   В углу, под запыленной пальмой дремлют двое крепких жлобов. Кто это? Скорее всего, шофер и охранник, значит, Сам все-таки на месте.
   Парень в костюме спускается по лестнице, просто бежит, даже страшно за него немного. Рядом, чуть спокойнее, но тоже быстро спускается невысокий бородатый дядька. Кивает, сообщает, что Юрий Николаевич нас ждет. Идем наверх. Проходим второй этаж, он почти пуст. Август, отпуск, но не до такой же степени. Пора, осторожно выдергиваю... (нет, эту тему вычеркиваем из репортажа,)
   Третий этаж. Потертые кожаные кресла, древняя ковровая дорожка, с пальмы все же стерта пыль. Хозяйский сектор. Аэрофлотский металлоискатель (прерываю репортаж, чуток страшно) отключен. В кресле еще один парень, на этот раз в камуфляже. Щиток на рукаве: молнии летящие с неба, надпись "Перун" Парень смотрит с интересом, рад был бы обыскать, но не велено.
   Приемная с длинноногой и не очень красивой девицей. "Посидите, подождите". Верно, это обычай, так как я не успел коснуться кресла, как мой провожатый, скрывшийся за кожаной дверью, опять открыл ее, поманив пальцем. Вхожу.
   Кабинет огромен и эеклектичен: на одном пространстве эпоха ундервуда и модема. Хозяин явно не любит свое рабочее место. Не успеваю все рассмотреть: гляжу на Батьку. Он уверенный, рыхлый, вальяжный. Большое, тяжелое лицо. Пьет или пил. Здороваемся. Репортаж окончен, начинается интервью".
   - Так ты из Ленинграда? В Сибирь-то как занесло.
   Олег ответил что-то вроде о том, что репортажа из Ирхайска в его газете еще не было, а это - явное упущение, которое он и должен исправить. Кто же лучше расскажет про город, чем его хозяин?
   - Чего рассказывать? Это у вас криминальная столица. А у нас спокойно. Даже сейчас можно жить нормально, если постараться. Главное, народ здесь доволен. Ведь что надо народу? Погоди, отключи свой магнитофон, я тебе по-простому скажу...
   * * *
   - Образ идеального мэра, как нетрудно догадаться, это полный антагонист Назаренко. Как всегда, можно было выбрать больше одного ответа. Пятьдесят процентов уверены: мэр обязан разбираться в проблемах города и решать их. Сорок два процента мечтают о мэре, который поднимет городскую промышленность, снизит безработицу. Еще тридцать процентов хотят, чтобы городская власть избавилась от криминальных связей. Да, еще один ветерок из 91-го года: сорок пять процентов хотят мэра, который прислушивается к мнению людей, управляя городом.
   - Партия, дай порулить, - заметила Елкова. - В демократию тут не наигрались.
   - Вот-вот. Не наигрались и не порулили толком. Теперь переходим к нашему герою. Его известность - 40,4%. "За" - 6,8, ладно, скажем, семь. Из этих семи, большинству он симпатичен, как настоящий хозяйственник, сумевший поднять производство. Кстати, в районе ЦБК, где традиционно компактно проживают его работники, рейтинг скачет втрое. К сожалению, две трети персонала ЦБК прописаны в рабочем поселке Морозово, а он не входит в городскую черту. Это, конечно, не пакость от мэра, это административное деление. Впрочем, среди поклонников есть и те, кому он просто симпатичен.
   Теперь о противниках. Тех кто, "ни при каких обстоятельствах" мало, десять процентов. Зато тех, кто не проголосует "скорее всего" - чуть меньше тридцати, конкретно - двадцать восемь. Почему? Опять, больше одного ответа. То, что он "предприниматель, не поймет простого человека" стоит чуть ли не на последнем месте - десять процентов. Зато, шестьдесят пять процентов отвечают так: почти ничего не знаю. Тридцать процентов ставят в вину молодость И еще двадцать пять, что особенно поразительно, считают, что у Савушкина нет опыта управления. Возможно, эти люди помнят только скандальный конфликт с мэром. Итог: про нашего просто не знают.
   Зато за остальных двоих фигурантов опроса, антирейтинг которых не уступает батькиному, народ не хочет голосовать, потому, что напротив, их слишком хорошо знает. И яблочник Фомин, и коммунист Варенец, считаются демагогами, которые десять лет только болтали - так думают сорок и тридцать пять процентов соответственно. Правда, у коммуниста есть и свой обязательный рейтинг - девять процентов (у яблочника - пять). Он обусловлен исключительно партийной дисциплиной. Протестный электорат за коммуниста голосовать не будет. Он вообще ни за кого голосовать не будет и, судя по моему предположению, просто пойдет в этот день погулять.
   * * *
   "Уже час паримся. Хотя б чайку предложил, скотина".
   - Так вот, я хочу опять про народ. Ты молодой еще, но все равно понимать должен. Раз ты такой журналист, тебя посылают в командировку за Урал, значит, умеешь работать. Образование есть? Ну вот, значит хорошо учился в школе. А папа строгий был?
   - Когда как, - уклончиво ответил Олег. Правда, папа ушел из семьи, когда ему было четыре года, но если покопаться в памяти, то может и удастся вспомнить какую-нибудь строгость.
   - Видишь. Поэтому ты и человеком стал. В этом вся и основа. Я весь путь прошел, от бригадира до директора. Сейчас - глава городской администрации. И вот что скажу: с людьми надо быть строгим. Это как пацан, сперва на папашу обидится, поплачет, а потом вырастет и поймет - по другому с ним было нельзя. Так и любой человек, поймет обязательно, что с ним надо строго для его же пользы. Знаешь, (отключи магнитофон), людям всегда строгий папа нужен, все равно, в каком возрасте. Думаешь, меня зря за глаза народ "батькой" зовет? Нет, не зря.
   Олег, потерявший счет отключения и включениям диктофона, перевел дух. Придется брать быка за рога, переходить к главному вопросу.
   - Юрий Николаевич, я узнал, что скоро в городе выборы мэра. Как вы думаете, вам легко удастся сохранить свой пост?
   - Да я здесь проблемы не вижу. Чего там, сохранить, не сохранить? Я, вообще, устал немного, да на кого город оставить? Надо будем мне кого-нибудь найти, этак года через три. Нет ведь людей, чтобы могли все сохранить.
   - А как ваши соперники, Фомин, Варенец?
   - Фомин болтун, за него не проголосуют. За Варенца тоже. У нас ведь как народ рассуждает: раз ты у власти, значит ты и есть нормальный коммунист. А так, чтобы митинги там собирать, пикеты, это уже не коммунист, это демократ какой-то!
   - А Савушкин?
   - Откуда ты про него узнал? Это же спекулянт, больше никто. Я про него ничего слышать не хочу. Кто его в городе-то знает? Те, кто у него вкалывают, кого он кинет когда-нибудь, да еще в ментовке, в ОБЭПе. (Магнитофон-то отключи). Слышал, он откуда-то каких-то пиарастов привез, чтобы его избрали, но они сами от него (грубый вариант слова "уехали"). Выберут его, как же! Я его вообще мог бы посадить давно, да чего посадить, б.я, просто раздавить, как мандавошку. Таких у нас народ не любит, ну ладно, был бы черный или там еврей. А то, вроде русский, а скачет как пархатый. То какой-то зефир, то кафель. Никак себя найти не может, а если в каждой истории его прихватизаций покопаться... Не, не говори мне про г.вно, ничего знать не хочу и люди не должны знать.
   "Вытереть или нет, - думал Олег. Ладно, спасибо только на рубашку попал. Вот интересно, можно ли назвать слюнтяем того, кто брызгается во время разговора? Пора уходить.
   - Понятно. Юрий Николаевич, сейчас август, время отдыха. Как вы проводите свой отпуск?
   Уйти удалось от обсуждения личности Савушкина, а вот от собеседника не сразу. Олег узнал, что свободного времени у мэра нет и быть не может. Так же он узнал, что мэр обожает рыбалку - в прошлом году вооот такого хариуса, охоту - приезжай зимой, на медведя, баньку - ну это, вообще, святое, Анталью - там, в отеле "Султан-сарай" меня уже все знают, одна официантка хотела уволиться, со мной в Ирхайск уехать.
   Под конец мэр рассказал о целебных свойствах чая, кваса и русской водки, не предложив ни первого, ни второго, ни третьего. Попрощавшись и сунув в карман диктофон, Олег вернулся в приемную.
   Кроме унылой блондинки секретарши, его ждал уже знакомый бородач.
   - У нас принято, журналистам помогать в работе. Давайте вашу кассету, завтра мы ее вернем с полной расшифровкой.
   - Спасибо, сам справлюсь.
   - Я же сказал, у нас так ПРИНЯТО.
   Борода ненароком приоткрыл дверь в коридор. Вдоль стены стояли двое парней в камуфляже, с изображением поганого божка на рукаве. Олег пожал плечами и вынул кассету.
   - В блокнот записывали?
   - Зачем, у меня прогрессивная методика. Я надеюсь, вы мой жесткий диск стирать не будете? - Олег показал на голову.
   - Нет, - усмехнулся бородач. - Я этим никогда не занимаюсь, - (похоже, сделал акцент на "я").
   На выходе Олег задержался: милиционер оформил ему пропуск. Сзади подошел бородач.
   - Можете сегодня к пяти зайти, наш пресс-отдел вернет вам полную расшифровку и кассету. Да, на будущее, на себе лучше не показывать. Примета плохая.
   Что-то буркнув насчет плохих и хороших примет, Олег вышел из здания. От сердца отлегло, только вот во рту пересохло. С, кассетой, конечно, неприятно, однако в голову полез дедушка Крылов. "А это ничего, что ты свой длинный нос/ И с глупой головой/ Из горла цел унес?".
   На углу стояла бочка с квасом. Не пластиковые стаканы, как в Питере, да и вообще в больших городах, тяжелые стеклянные кружки, которые подмывают в мини-фонтанчике короткой струйкой.
   - Большую, пожалуйста.
   Пожилая тетя, верно торговавшая квасом еще с хрущевских времен, налила полную, честную кружку. Олег одолел ее одним махом, даже добавки захотелось.
   * * *
   - Ну и напоследок, уже утомил, местные СМИ. С ними все просто: Анатолий прав, городские газеты никто не читает: рекордсмен "Вечерний Ирхайск" - четыре процента. Местные каналы также почти не смотрят: ГРТК 10 процентов, ТНК чуть больше - пятнадцать. Новости на местных каналах тоже почти не котируются. Насчет кабеля Толя прав тоже - кабельный канал смотрят семнадцаь процентов. Проводное радио транслирует "Россию" - двадцать процентов. FM-станции берут по десять процентов, видимо, их слушают только в машинах и в офисах. Настоящий прорыв у "Нашего радио" - двадцать пять процентов, за счет городской студии.
   За что же читатели, зрители и слушатели не нравятся местные СМИ? "Далеки от проблем людей" - тридцать процентов. "Не интересно, скучно" тоже почти тридцать. Это как обычно. "Много лжи, нельзя узнать правду" тридцать пять процентов. Это уже интересней. А дальше - новый маленький сюрприз. "Боятся критиковать власть" - сорок процентов. Опять дикий ветерок начала 90-х. Вот такие результаты.
   Теперь краткие выводы. Нашего мальчика надо раскручивать и не жалея сил. Рейтинг узнаваемости - чудовищен. Если мы поднимем его до семидесяти, он получит процентов пять автоматом, даже без агитации.
   Дальше. Наступать по всем фронтам. Наглядку3 - на каждый столб и забор. Для начала показать лицо. Ему скрывать нечего: для мужиков такой портрет нейтрален, а бабы очень даже западут. Как минимум один спецвыпуск в каждый дом. Просто рассказать. Самая нейтральная информация даже в затюханном местном ТВ, даже по радио, за исключением "Нашего", (с ним надо работать) - все в нашу пользу.
   Главный метод - топтать ногами. Топтать, топтать и еще раз топтать. Газеты тут будут читать, но при одном условии - если сунуть под нос. Листовки и буклеты - тоже. Хорошо бы запустить наказы.
   Что же касается конкурента, то Батьку надо гасить. Гасить по черному, в этом половина успеха. Бить показательно, чтобы увидели все. Его имидж включает в себя неуязвимость и неприкосновенность. Как только в городе почувствуют, что Батьку "мочат" с разных сторон, в нем многие разочаруются.
   - А русская жалость к слабым и побитым? - спросил Гречин.
   - Тот, кто восемь лет подряд хвастал своей силой, в категорию убогих и обиженных за месяц не попадет, - ответил Котелков.
   - Вот и все. Доклад кончен, дальше - имиджевые линии. А я покурю и спать.
   - Спасибо, - Сережа, - сказал Котелков. - Теперь...
   Раздался стук. Гулин, сидевший ближе, встал, приоткрыл плотно запертую дверь. Вошел Олег.
   - А теперь Олег, только что вернувшийся от Батьки, расскажет нам, как по его мнению наш основной конкурент намерен построить свою кампанию.
   Олег демонстративно отдышался, подошел к кофейному столику, налил стакан минералки (ее тоже стали приносить в офис), обтер губы.
   - Если вам нужен конспект, то смысл таков: Батька вообще не хочет ни говорить, ни думать о Савушкине и считает, что его вообще не должен знать никто, кроме милиции. По моему мнению, он постарается вообще не обращать внимания на нашего кандидата, что бы мы ни сделали.
   - То есть, хочет перевести отношения с Савушкиным из сферы публичной политики на маргинально-криминальный уровень. Подход, в принципе здравый, заметил Куклинс. - Другое дело, если мы будем нормально работать, он не сможет выдерживать эту линию достаточно долго, несмотря на свое легендарное упрямство.
   - Такого осла я еще не встречал.
   - Хотел бы надеяться. Но о врагах надо всегда думать хорошо. С запасом пессимизма.
   - Когда он поймет, что у нас есть хотя бы маленький шансик на победу, - продолжил Олег, - он пойдет на все. Это настоящий кабан, он попрет напролом, не считаясь ни с чем. Он плюют на законы даже в двух шагах от своего кабинета. Так что, надо быть готовым ко всему.
   - В Соколе мне проломили башку, - сказал Гулин.
   - В Усть-Джегуте я выскочил из горящего штаба, - сказал Гришин.
   - В Омске я сломала нос охраннику, а он разбил мои очки, - сказала Елкова.
   - Моя вторая кампания была в Таджикистане, тоже есть о чем рассказать, - заметил Котелков. - Спасибо, Олег. Потом мы расшифруем техническое приложение и подумаем, как поступить с твоей добычей. Продолжим. Причем, в узком кругу. Капитану надо отоспаться, а вот вам господа - кивок в сторону Куклинса и Гречина, придется отказаться от такой вредной привычки, как регулярный сон. От вас, Владимир Геннадьевич, тематический план с графиком, от тебя, Егорыч, имиджевые линии и общая идеология. На все - тридцать шесть часов. Погоди, Владимир Геннадьевич, сразу за компьютер. Прежде надо познакомить наших полевиков с Любовью Ивановной и товарищем Гордеевым. Помещения для штабов должны быть к завтрашнему вечеру, во всех районах. Я уже раскидал предварительно: Гулин, тебе Ленинский район. Елкова Центральный, самый большой, в довесок возьмешь Заречье: это немного и близко. Гришин, тебе Слободу, предупреждаю, самый трудный участок. Господа писатели, приступайте к первому спецвыпуску. Начинайте сейчас, когда Гречин освободится, проверит и даст вам идеологию. Тараскин, до вечера отдыхай и лечи голову. Тебе работа будет скоро и больше всех. Я пойду к кандидату, кстати, утверждать твой проект. Все!
   Все зашумели стульями. Гречин поднял вверх правую руку, будто выстрелил из стартового пистолета.
   - Ну, началось, - сказал Толик. - Понеслась звезда по небу.
   * * *
   Секретарша заварила "эспрессо" сразу же, как Котелков прошел через приемную в кабинет Савушкин. Кофе она внесла через три минуты, поставив на поднос, также, две бутылки минералки - жара!
   Дискуссия тоже вышла жаркой.
   - Так, теперь объясни мне внятно: зачем нужен двойник? Мы же договорились - никаких грязных штучек!
   - Мы не договаривались "никаких грязных штучек", - ухмыльнулся Котелков. - Мы договорились: "никаких грязных штучек без согласования с тобой". Вот и согласовываю.
   Быстро хлебнув жгучий "экспрессо" и не дав собеседнику найтись с ответом, продолжил.
   - И штучка-то совсем не грязная, потому что это будет кандидат-камикадзе, будильник на один звонок, турист без обратного билета. Задача двойника Батьки - дойти до регистрации и там героически погибнуть, после долгой и упорной борьбы. Погибнуть, естественно, в юридическом смысле.
   - Зачем тогда?
   - Объясняю. За последние три дня я, благодаря твоей службе безопасности, да и своим каналам - не удивляйся, уже ими обзавелся, навел справки о председателе местного избиркома. Это преклонная дама Ирина Белочкина, немного совестливая и очень трусливая. Узнав о своем клоне, Батька сначала попытается решить проблему методами внеэкономического принуждения. Не сможет, я это обеспечу. Тогда он просто прикажет Ирине Васильевне не допустить регистрации. И это случится. Но с великим боем, юридическим. И когда придется регистрировать уже твой клон - Игоря Савушкина, то выяснится - у него нарушений раз в шесть побольше. Тут соломинка, а там - бревно. И ей придется "убить" и еще одного кандидата.
   - Ох Миша, - с чувством сказал Савушкин, задумчиво жонглируя бутылкой из под минералки. - Как закручено-то? А попроще?
   - Попроще это если только попросить твою охрану, отловить твоего однофамильца и бросить в Ирхай. Кстати, мне будет нужен один человек, чтобы в решающий день в Ирхае не очутился однофамилец мера. Дашь?
   - Подумаю. Имей в виду, это объявление войны.
   - А разве она не объявлена? Да к тому же, Батька догадается не так и скоро, что виновник этой проказы - незаметный Савушкин. Конечно, догадается, но скорее поздно, чем рано.
   - Так. Это твоя первая обещанная пакость. А вторая?
   - А это еще проще. Я же тебе обещал - твоя кампания будет чистой, и мочить Батьку ты будешь сам, лично. На дебатах. Но мочить надо. И займется этим другой кандидат - Дикин.
   - Сашка Дикин? Но это же отморозок!
   - Иван Дмитриевич! Не надо ошибаться в терминах. Это не отморозок, это маргинал. А можно сказать еще добрее и по-русски - это юрод. Ему нужно немного денег на газету, еще меньше денег на пиво и твоя охрана, чтобы в очередной раз не настучали по башке.
   - Да. Ну и комбинации у вас, батенька.
   - Иначе нельзя. Лобовыми ударами кабана не завалишь.
   * * *
   - Но лучше всего трюфеля. Особенно, фабрики "Красный Октябрь". Постарайтесь их найти, Любовь Ивановна.
   На рабочем этаже пансионата был единственный номер люкс. По совету Котелкова, из него сделали кабинет особых совещаний (впрочем, как сказал Котелков, когда приедет Галактионович, тут и поселим). Сейчас же Куклинс здесь пил чай с Любовью Ивановной. Она велела Татьяне принести кипятильник сюда и сама заварила настоящий мелиссовый чай, в фарфоровом чайнике самого элитного сервиза, который в прежние времена, скорее всего, хранился в пансионате для министра целлюлозно-бумажной промышленности. Возле чайника стояла хрустальная ваза с шоколадными конфетами, купленными лично Любовью Ивановной.
   - Непременно их найду, Владимир Геннадьевич. Помещение для штаба в Центральном районе я уже отыскала - это закрывшийся кинотеатр. Есть помещение и в Ленинском районе - в техническом лицее, то есть, в ПТУ. Здание большое, для ваших будут четыре комнаты и отдельный вход. Сложнее со Слободским районом. Там помещение найдут завтра, но придется брать, что достанется: Слобода полностью под Батькой, там не продохнуть.
   - Замечательно, Любовь Иванна, а как кадровый вопрос? Я понимаю, тут многое может дать Гордеев, но у него, в первую очередь, ресурсы с производств; хорошо бы иметь и со стороны.
   -Я вчера говорила с Ниной Петровной - лидером профсоюза учителей. Они два года назад бастовали, даже голодали. Деньги им заплатили, а потом Батька пытался уволить зачинщиков. Нина Петровна развела такую деятельность, что почти всех отстояли. Она готова с вами встретиться и вам помочь. Сейчас август, учителя только выходят из отпуска, так что могут пойти в агитаторы.
   - Хорошая новость. Учителя замечательны тем, что их и в квартиры легко пускают, и они сами могут рекомендовать на работу учеников, конечно, не нынешних, а бывших. Я обязательно встречусь с Ниной Петровной, только узнаю у шефа, что мы можем ей предложить. Продолжайте в том же духе. Находите еще людей, времени мало, придется брать количеством.
   * * *
   Вентилятор, стоявший в писательской комнате, надрывался, недовольно гудел, иногда сбиваясь на хрип, но все же не мог разогнать дым, неумолимо сгущавшийся под потолком. Толик, с сигаретой в зубах и почти пустой бутылкой пива в руке, мерил комнату шагами - этакий Наполеон на штабе, периодически тыча указательным перстом в направлении компьютера. Олег сидел за клавиатурой, ожесточенно лупя по ней пальцами. Время от времени в сбивчивой трескотне наступал перерыв, это Олег захватывал кусок только что набитого текста мышкой и удалял его.
   - Программное интервью, первая часть. Анонс на первой полосе, с переходом на вторую. Написал?
   - Давно, - зло ответил Олег. - Дальше.
   - Манифест записал? Ладно. Анонс статьи про кирпичный завод и все - с первой полосой покончено.
   - Ты это уже пять раз повторил. Дальше.
   - Вторая полосочка. Так. Продолжение интервью - половина полосы. Две фотографии, нельзя, чтобы слепо смотрелась. Кирпичный завод - конечно на третью полосу. Чего бы еще на вторую?
   - Может все-таки мой репортаж, о том, как я встречался с Батькой?
   - Пятый раз тебе повторяю - нельзя. Установка: в нашем спецвыпуске никакой чернухи. Ни грамма. Все что можно, так это про город, находящийся в глубочайшей заднице, опять таки, без упоминаний, по чьей вине. Мы белые и пушистые, это наши враги черные и го.нистые. Подожди, уже завтра начнем составлять спецвыпуск от имени другого кандидата, кстати, он не зарегистрирован, да и имя я пока не знаю. Уж там мы оттянемся и оттопчемся по самое немогу. А пока, мы добренькие, мы никого не обижаем и хотим всех спасти.
   - А если рассказ о бедном дядьке, который, после развала Кирпичного завода остался без куска хлеба, у него плакала жена, рыдали дети, он был готов утопиться, но тут пришел новый хозяин и поднял завод. Жена смеется, дети хохочут, а он по выходным сидит с удочкой на том самом берегу, с которого хотел броситься в реку и сыплет философскими афоризмами.
   - Молодец, запиши на третью полосу. Нет, на вторую, пусть пойдет под интервью. Еще надо из инета вытащить подборку президентских цитат с косвенной агитацией. Чего бы еще?
   Зазвонил телефон. Толик, не вынимая сигареты, снял трубку.