- Да, он опоздал на год - из-за той войны с краснокожими и французами. Он ведь с Воббской реки...
   - Да, туго им тогда пришлось, - кивнул Хэнк. - Мне-то повезло, я сидел в Ирракве. Копал ямы под ветряные мельницы вдоль железной дороги, которую они тогда строили. Четырнадцать, говоришь? Высокий паренек, наверное, наврал он тебе насчет возраста...
   Если парню и не понравилось, что его за глаза обозвали вруном, он этого ничем не показал. Однако его безразличие еще больше взбесило Хэнка Лозохода. Мальчишка был словно заноза в заднице - любая его реакция только злила Хэнка.
   - Да нет, - фыркнул кузнец. - Уж мы-то его возраст знаем. Он родился в Хатраке четырнадцать лет назад, когда его семья ехала на запад. Вон там, на холме, похоронен его старший брат. Хотя мальчуган выглядит не по годам рослым, что скажешь?
   Точно так же они могли обсуждать лошадь. Но подмастерье Элвин, казалось, ничуть не возражал. Он молча стоял на месте и смотрел сквозь мужчин, будто они были сделаны из стекла.
   - Так, значит, у тебя еще четыре года из тех, что он должен отработать по контракту? - уточнил Хэнк.
   - Немножко больше. Он должен работать на меня почти до девятнадцати лет.
   - Ну, если он так хорош, как ты говоришь, думаю, он выкупит себя пораньше и отправится искать работу по стране. - Хэнк кинул взгляд на мальчика, но тот, такое впечатление, остался полностью равнодушен к высказанной Лозоходом мысли.
   - Вряд ли, - пожал плечами Миротворец Смит. - Он неплохо разбирается в лошадях, но работать с горном у него кишка тонка. Подковать лошадь может любой кузнец, но только настоящий мастер сумеет сделать плуг или, скажем, обод для колеса, и в этом дар ставить подковы не поможет. Чтобы доказать, что я достоин стать кузнецом, в конце своего ученичества я выковал якорь! А ведь в то время я жил в Неттикуте, а там ковать якоря не больно-то умели...
   Озорница фыркнула и переступила с ноги на ногу, однако не так, как обычно танцуют кони, когда новые подковы беспокоят их. Что ни говори, работа была сделана на славу. Но даже _это_ подхлестнуло гнев, который Хэнк испытывал к мальчишке. Он понятия не имел, с чего так злится. Паренек поставил Озорнице хорошую подкову - причем подковал ногу, которая могла охрометь, попади лошадь в руки другому кузнецу. Мальчишка хорошо показал себя. Так почему ж в Хэнке бурлит такая ярость, которая только растет, что бы ни сказал и ни сделал паренек?
   Хэнк передернул плечами, отгоняя неприятные мысли.
   - Что ж, работа исполнена справно, - кивнул он. - Теперь моя очередь платить.
   - Мы оба знаем, что вырыть добрый колодец стоит больше, чем подковать лошадь, - возразил кузнец. - Так что, если тебе еще что потребуется, знай, я в долгу перед тобой и не замедлю расплатиться.
   - Я еще вернусь, Миротворец Смит. Моей кобыле пригодятся добрые подковы. - А поскольку Хэнк Лозоход был истинным христианином и испытывал некоторый стыд перед мальчиком, которого ни за что ни про что возненавидел, он и парнишку не забыл похвалить. - И надеюсь, к тому времени контракт паренька не истечет, ведь у него и в самом деле дар.
   Юноша словно не слышал адресованной ему похвалы, а кузнец только усмехнулся:
   - Не ты один обещаешь вернуться.
   Тут Хэнк Лозоход понял нечто такое, что в другом случае мог упустить из виду. Дар парнишки ставить подковы очень выгоден для дела, а Миротворец Смит вовсе не тот человек, который выпустит такого работника из своих когтей раньше времени - ведь он зарабатывает себе славу тем, что под рукой его подмастерья еще ни одна лошадь не охромела. От жадюги мастера всего лишь требуется объявить, что мальчишка не научился управляться с горном или еще с чем, и, пользуясь этим предлогом, он может держать ученика до самого последнего дня истечения контракта. А тем временем паренек сделает ему славу лучшего кузнеца в западном Гайо. Деньги рекой потекут в карман Миротворца Смита, а подмастерье останется ни с чем - ни денег ему, ни свободы.
   Закон есть закон, и кузнец его не преступил - он имел право держать мальчугана у себя до последнего дня. Однако, по негласному обычаю, учеников отпускали, как только они полностью овладевали ремеслом и могли прокормить себя в этом мире. Иначе, если мальчишка не сможет надеяться пораньше обрести желанную свободу, зачем ему упорно учиться и работать не покладая рук? Поговаривали, что даже рабовладельцы в Королевских Колониях разрешали своим лучшим рабам зарабатывать немножко денег на стороне, чтобы те иногда успевали выкупить себя и умереть свободными людьми.
   Нет, Миротворец Смит не преступил закон, однако он нарушил обычай мастеров, а это Хэнку очень не понравилось; плох тот мастер, который будет удерживать паренька, научившегося всему, что учитель мог ему дать.
   Однако, понимая, что подмастерье прав, а его мастер поступает несправедливо, при виде паренька Хэнк все равно ощущал холодную, влажную ненависть. Хэнк вздрогнул, в который раз попытавшись избавиться от этого чувства.
   - Так, говоришь, колодец тебе нужен? - сказал он. - Зачем он тебе чтобы пить, чтоб белье там стирать или для кузницы?
   - А что, есть какая-то разница? - удивился кузнец.
   - Ну, кое-какая есть, - усмехнулся Хэнк. - Пьешь ты обычно чистую воду, а для белья требуется вода, которая не принесет никаких болезней. Что же касается работы в кузнице, то, думаю, железу безразлично, чистой водой его остужают или мутной.
   - Ключ, бьющий из холма, с каждым годом приносит все меньше и меньше воды, - пожаловался кузнец. - Мне нужен колодец, на который я могу рассчитывать. Глубокий и чистый.
   - Ты и сам понимаешь, почему иссякает родник, - ответил Хэнк. - Все в округе копают колодцы и выкачивают воду, а весной она восполниться не успевает. Твой колодец станет последней каплей, если можно так выразиться.
   - Этому я не удивлюсь, - пожал плечами кузнец. - Но я ж не могу запретить рыть колодцы, да и вода мне нужна. Я обосновался здесь в основном из-за ручья, а он почти пересох. Я, конечно, могу уйти в другое место, но у меня жена и трое детишек, да и нравится мне здесь, люблю я это место. Вот я и решил: уж лучше вырыть колодец, чем с места сниматься.
   Хэнк подошел к небольшой ивовой рощице, склонившейся над почти пересохшим ручьем неподалеку от того места, где ключ появлялся из-под старого домика, которым давно не пользовались.
   - Твои деревца? - крикнул Хэнк.
   - Да нет, старого Горация Гестера, того самого, который владеет местной гостиницей.
   Хэнк отыскал тонкий ивовый прутик, раздваивающийся посредине, и начал подрубать ножом веточку.
   - Вижу, от домика уже немного пользы.
   - Я ж сказал, ручей вот-вот пересохнет. Летом здесь воды не хватит, чтоб пару банок сметаны охладить. Вот и от домика немного проку, раньше-то в нем было холодно, там продукты хранили, а теперь...
   Хэнк последний раз ударил ножом, и ивовая ветвь отделилась от ствола. Он зачистил ее комель в форме острого колышка, затем обрубил маленькие веточки и листья, обтесав ветвь как можно аккуратнее. Некоторые лозоходы утверждают, что прут может быть каким угодно, но Хэнк-то знал, что вода не всегда рвется на волю - иногда она скрывается и не хочет, чтобы ее нашли, вот тогда и нужен гладкий ивовый прутик. Были и такие лозоходы, которые использовали везде одну и ту же лозу, таская ее за собой год за годом, из города в город, но от этого тоже было мало проку. Потому что лоза должна быть вырезана из растущей поблизости ивы, по крайней мере из орешника-гикори, который растет на воде, которую тебе нужно найти. Эти лозоходы были обыкновенными шарлатанами, хотя негоже так говорить о незнакомых людях. А воду они находили лишь потому, что вода есть почти везде - главное, копнуть поглубже. Но Хэнк делал все честь по чести, у Хэнка был настоящий дар. Он чувствовал, как ивовая веточка дрожит в его руках, слышал, как вода поет ему из-под земли. И на первый зов воды он не откликался. Он искал чистую воду, расположенную у самой поверхности земли, воду, которую будет нетрудно достать. Хэнк _гордился_ своей работой.
   Хотя его работа не снискала среди людей такого уважения, как та, которую исполнял подмастерье - как его там? - а, Элвин. Хэнка так не уважали. А у кузнеца как - либо человек может подковать лошадь, чтобы животное не охромело, либо нет. Если лошадь под его руками хоть разочек охромеет, люди дважды подумают, прежде чем снова обратиться к этому кузнецу. Но с лозоходами - с ними все обстоит иначе. Такое впечатление, народу все равно, найдет он воду или нет. Назовись лозоходом, сруби где-нибудь раздвоенную палку, и люди будут платить тебе за поиск воды они даже не позаботятся разузнать, есть у тебя какой дар или нет.
   Может, именно поэтому Хэнк возненавидел парнишку? Потому что тот, несмотря на юность лет, снискал себе имя настоящего ремесленника, тогда как Хэнка ни одна собака не знает, хотя он, наверное, единственный настоящий лозоход, забредавший в эти края за долгое-долгое время.
   Хэнк опустился на поросший пышной травой берег ручейка и стащил башмаки. Но только он наклонился, чтобы поставить второй башмак на валун, подальше от всяких букашек-таракашек, как вдруг увидел два блестящих глаза, наблюдающих за ним из тени густого кустарника. Перепугался он дай Боже как, поскольку решил, что там медведь какой сидит или краснокожий, охотящийся за скальпом проезжего лозохода, - хотя ни о медведях, ни о дикарях в этих краях давным-давно слыхом не слыхивали. Нет, в кустах прятался всего-навсего чернокожий мальчуган. Мальчик был полукровкой, полубелым, получерным, это Хэнк заметил первым делом, после того как оправился от испуга.
   - Ну, чего уставился? - рявкнул Хэнк.
   Глаза мигнули, и личико скрылось. Куст весь затрясся и зашептал, некто, сидевший там, поспешно ретировался.
   - Да ты не обращай внимания, - успокоил Миротворец Смит. - Это всего лишь Артур Стюарт.
   Артур Стюарт! Это имечко было не слишком известно в Новой Англии или Соединенных Штатах, но зато в Королевских Колониях его знали все - от мала до велика.
   - Ага, а я, стало быть, лорд-протектор, - хмыкнул Хэнк Лозоход. Оказывается, у короля кожа вовсе не так уж бела, как говорят. Эта новость, когда я разнесу ее по Гайо и Сасквахеннии, обеспечит меня бесплатными обедами и ужинами до скончания жизни.
   Миротворец хмыкнул.
   - Да, Гораций Гестер удачно пошутил, назвав так мальчонку. Гораций и старушка Пег Гестер, они взяли мальчика себе на воспитание, поскольку его настоящая мама слишком бедна, чтобы воспитать его. Правда, лично мне кажется, здесь кроется кое-что еще. Слишком уж светла у него кожа. Так что Мок Берри, муж его матери, совершенно прав, запрещая пареньку сидеть с угольно-черными детишками за одним столом.
   Хэнк Лозоход принялся снимать носки.
   - А может, старик Гораций Гестер принял его к себе потому, что он также отчасти виновен в цвете кожи мальчонки, а?
   - Заткни пасть, Хэнк, и думай, что несешь, - нахмурился Миротворец. Гораций не из тех.
   - Ты был бы очень удивлен, если б узнал, сколько моих знакомых оказались на поверку "теми самыми", - буркнул Хэнк. - Хотя насчет Горация Гестера я ничего не говорю.
   - Неужели ты считаешь, старуха Пег Гестер приняла бы в свой дом чернокожего ублюдка, зачатого ее собственным мужем?
   - А что если она ничего не подозревает?
   - Быть такого не может. Ее дочь Пегги некогда была в Хатраке светлячком. И все до единого знали, что малышка Пегги Гестер никогда не лжет.
   - Да, я слыхал о светлячке из Хатрака задолго до приезда сюда. Но почему я ее не видел?
   - А она здесь больше не живет, вот почему, - пожал плечами кузнец. Ушла три года назад. Сбежала. И ты поступишь очень мудро, если не будешь расспрашивать о ней в гостинице Гестеров. Они не больно-то любят вспоминать о своей дочери.
   Хэнк опустил голые пятки на влажный берег ручья. Подняв голову, он вдруг снова увидел Артура Стюарта, который, спрятавшись за деревьями, продолжал внимательно следить за ним. А, пускай таращится, что здесь плохого? Ничего.
   Хэнк шагнул в ручей и почувствовал ногами ледяную воду. "Я вовсе не желаю причинить тебе вреда, - молча обратился он к воде. - Я не нарушу твое течение, не осушу тебя. Колодец, который я выкопаю, ничего не испортит. Я всего лишь открою тебе еще один выход, дам новое лицо, руки, еще один глаз. Не прячься от меня, Вода. Покажи, где ты поднимаешься к поверхности, где стремишься прорваться к небу, и я посоветую выкопать колодец именно в том месте, чтобы освободить тебя и выпустить на землю. Вот увидишь, я сдержу свое обещание".
   - Эта вода тебя устраивает? - спросил Хэнк кузнеца.
   - Ну да, чище и быть не может, - кивнул Миротворец. - Никогда не слышал, чтобы кто-нибудь, напившись из этого ключа, заболел.
   Хэнк опустил острый конец лозы в воду у ног. "Почувствуй ее вкус, сказал он лозе. - Ощути, как она пахнет, и запомни. Найди, где течет такая же сладкая вода".
   Лоза рванулась из рук. Можно начинать искать воду. Хэнк вытащил веточку из ручейка; она сразу успокоилась, но время от времени продолжала легонько подрагивать, показывая, что живет, живет и ищет.
   Все, время слов и разговоров прошло, теперь думать нельзя. Прикрыв веки, чтобы зрение не отвлекало от легкого покалывания в руках, Хэнк последовал за лозой. Лоза не подведет его, а открыть глаза равносильно признанию, что веточка не сможет вывести к воде.
   Поиски заняли почти полчаса. Несколько мест, где можно рыть колодец, он нашел сразу, только они его не устраивали. Хэнк Лозоход по одному наклону лозы мог мгновенно определить, далеко ли вода от поверхности и хороший ли выйдет колодец. Хэнк был настолько хорош в своем деле, что большинство людей принимало его за перевертыша, а это - лучшая похвала для всякого лозохода. Но поскольку перевертыши очень редки, в основном это седьмые сыновья да тринадцатые дети, Хэнк никогда не завидовал их способностям - а если и завидовал, то очень, очень редко.
   Лоза "клюнула", да так резко, что почти на три дюйма ушла в землю. Все, здесь и должен быть колодец. Хэнк улыбнулся и открыл глаза. От кузницы его отделяло не больше тридцати футов. Даже с открытыми глазами, и то удачнее места не найдешь. Ни один перевертыш не справился бы с работой лучше, чем Хэнк.
   И кузнец, похоже, тоже так подумал.
   - Вот это да, - присвистнул он. - Спроси ты меня, где бы я хотел вырыть колодец, я указал бы тебе на это самое место.
   Хэнк кивнул, принимая заслуженную похвалу. Глаза его были все еще полуприкрыты, а тело дрожало и пело от той силы, с которой вода взывала к нему.
   - Я не хочу вытаскивать лозу, пока вы не окопаете ее, чтобы пометить место, - сказал Хэнк.
   - За лопатой, быстро! - прикрикнул кузнец на подмастерье.
   Элвин умчался в поисках инструмента. Хэнк заметил, что Артур Стюарт кинулся вслед за ним, ковыляя на коротеньких ножках так быстро, что того и гляди упадет. И, разумеется, он упал, прямо на живот, а поскольку бежал со всех ног, то еще проехался где-то с ярд. Когда мальчик поднялся, его одежка спереди была вымазана ярко-зеленым травяным соком. Однако это его не остановило. Он заковылял дальше и вскоре скрылся за углом кузницы, куда незадолго до него нырнул подмастерье Элвин.
   Хэнк повернулся к Миротворцу Смиту и притопнул пяткой.
   - Я, конечно, не перевертыш, чтоб говорить наверняка, - как можно скромнее произнес Хэнк, - но могу тебя уверить, что и десяти футов не прокопаешь, как наткнешься на воду. Она будет чистой и свежей, такой ключ редко где встретишь.
   - Ну, копать - это не моя забота, - пожал плечами Миротворец.
   - Ничего, твой подмастерье и один справится, парень-то он с виду не слабый, если, конечно, не любит брякаться на бок да храпеть, стоит тебе отвернуться.
   - Да нет, он не из ленивых, - возразил Миротворец. - Ты, наверное, остановишься на ночь в гостинице?
   - Вряд ли. Одна семья, что в шести милях к западу, попросила найти им землю посуше, чтобы выкопать добрый глубокий погреб.
   - Это ж нечто вроде _анти_-лозоходства?
   - Так оно и есть, и это куда сложнее, в особенности в ваших краях, где земля очень влажная.
   - Ну ладно, только ты обязательно возвращайся, - сказал Миротворец. - Я приберегу для тебя кружечку первой воды, набранной из твоего колодца.
   - Непременно, - кивнул Хэнк, - и с радостью. - Такой чести его редко когда удостаивали - разделить первую воду, добытую из колодца. В первой воде, если ее подносить как угощение, крылась огромная сила, и Хэнк не мог не улыбнуться. - Вернусь через пару дней, можешь не сомневаться.
   Подмастерье принес лопату и принялся копать. Он выкопал вокруг лозы небольшую канавку, но Хэнк обратил внимание, что юноша окопал место будущего колодца не кругом, а квадратом, причем на глаз, без всяких там мер, и каждая сторона канавки была идеально ровной, а ее углы, насколько мог судить Хэнк, в точности соответствовали сторонам света. Хэнк не трогался с места, боясь выпустить погруженную в землю лозу из рук, но внезапно, когда паренек приблизился к нему практически вплотную, он ощутил какое-то неприятное чувство в желудке. Живот свело, но вовсе не так, как бывает, когда ты за завтраком съел что-то несвежее. Нет, это неприятное ощущение переросло в адскую боль, в какое-то безумное насилие, поднимающееся изнутри; Хэнку страшно захотелось вырвать из рук юноши лопату и изо всех сил ударить наглого юнца по голове.
   Он словно окаменел, сжимая в руках дрожащую лозу. Но это вовсе не Хэнк так ненавидел мальчишку, нет. Эту ненависть испытывала _вода_, которой исправно служил Хэнк, это _вода_ желала мальчику смерти.
   Стоило этой мысли прийти в голову, как Хэнк отчаянным усилием воли подавил рвущуюся наружу ненависть, возникшее в животе неприятное чувство. Надо же, какая чушь иногда лезет на ум! Вода есть вода. Круг ее желаний весьма прост - вырваться на поверхность, пролиться из облаков да разбежаться по лику земли ручейками. Вода не несет в себе злобы. В ней нет желания убивать. Хэнк Лозоход был истинным христианином, баптистом к тому же, придерживаясь вероисповедания, которого, по его мнению, должен придерживаться всякий настоящий лозоход. И людей в воду погружают вовсе не затем, чтобы утопить, а для того чтобы покрестить и привести к Иисусу. Хэнк не нес в своем сердце убийства, там жил его Спаситель, наставляющий любить врагов, учащий, что даже простая ненависть к человеку есть убийство.
   Хэнк про себя вознес молитву Иисусу. В ней Хэнк просил Господа изгнать ярость - он не хотел смерти невинного юноши.
   Вдруг, как будто в ответ на молитвы, лоза буквально выпрыгнула из земли, вырвалась из его рук и приземлилась лишь в кустах, растущих неподалеку.
   Такого с Хэнком не случалось ни разу. Чтобы лоза летала по воздуху?! Словно сама вода отталкивала Хэнка, как прекрасная дама - провинившегося поклонника.
   - Я все сделал, - произнес юноша.
   Хэнк искоса взглянул на юнца, уж не насмехается ли тот над лозоходом, чья лоза ни с того ни с сего прыгает с места на место. Но мальчишка даже не смотрел на Хэнка. Он уставился на квадрат из канавок, на месте которого вскоре встанет колодец.
   - Молодец, - похвалил Хэнк, усилием воли сдерживая отвращение, которое так и рвалось наружу.
   - Только копать здесь бесполезно, - добавил мальчишка.
   Хэнк ушам не поверил. Сначала сопляк поправляет своего мастера в деле, которым тот занимается много лет, а теперь еще смеет давать советы настоящему лозоходу!
   - Что-что ты сказал? - переспросил Хэнк.
   Мальчишка, должно быть, заметил угрозу, отразившуюся на лице Хэнка, или уловил ярость, прозвучавшую в его голосе, поскольку сразу дал задний ход.
   - Ничего, сэр, - произнес он. - Это не мое дело.
   Но в Хэнке уже вовсю бушевал гнев. Нет, так просто юнец не отделается.
   - Ты что ж, думаешь, что и мою работу сможешь исполнять? Может быть, твой учитель много тебе спускает с рук, поскольку с лошадиными копытами ты и в самом деле мастак обращаться, но заруби себе на носу, парень, я настоящий лозоход и моя лоза говорит, что здесь есть вода!
   - Вы правы, - покорно кивнул мальчишка и словно ростом уменьшился. Во всяком случае, Хэнк уже не замечал, что паренек выше него дюйма на четыре, да и с мускулами у него тоже все в порядке. Подмастерье Элвин был не настолько громаден, чтобы считаться великаном, но и карликом его никак не назовешь.
   - Прав? Ты мне будешь говорить, прав я или нет! Моя лоза никогда не ошибается!
   - Я знаю, сэр. Извините, я полез не в свое дело.
   Тут вернулся кузнец, катящий перед собой тачку, в которой лежали кирка и два железных лома.
   - Что здесь творится? - изумленно спросил он.
   - Твой мальчишка больно любит язык распускать, - пожаловался Хэнк, понимая, однако, что поступает нечестно, ведь мальчик извинился.
   Громадная медвежья лапа Миротворца описала огромный полукруг и съездила юноше прямо по уху. Элвин пошатнулся под ударом, но на ногах удержался.
   - Прошу прощения, сэр, - пробормотал Элвин.
   - Он говорит, что там, где я наметил колодец, воды нет, - продолжал Хэнк, не в силах остановиться. - Я проявил должное уважение к его дару и хочу, чтобы он тоже отнесся ко мне справедливо.
   - Дар не дар, - зарычал кузнец, - но я научу его уважать моих клиентов. Он у меня узнает, что значит ходить в учениках у кузнеца, ох узнает.
   Наклонившись, кузнец взял с тачки один из железных ломиков и взвесил его в руке, как бы примериваясь огреть юношу по спине. На глазах у Хэнка вот-вот должно было совершиться смертоубийство, а этого он совсем не хотел. Хэнк протянул руку и ухватился за конец ломика.
   - Нет, Миротворец, погоди, все нормально. Он же попросил прощения.
   - И тебе этого достаточно?
   - Да, вполне, кроме того, я ж знаю, ты послушаешь меня, а не его, продолжал Хэнк. - Я не настолько стар, чтобы всякие там юнцы, которые ловко подковывают лошадей, говорили мне, что я уже негодный лозоход.
   - Колодец будет вырыт прямо здесь, клянусь своей жизнью. Мальчишка выроет его сам и еды не получит, пока не принесет в дом ведро воды.
   Хэнк улыбнулся:
   - Что ж, думаю, он еще поблагодарит меня за мой дар - копать ему придется недолго, я в этом уверен.
   Миротворец обернулся к пареньку, который стоял всего в нескольких ярдах от них, покорно опустив руки. Лицо Элвина ровным счетом ничего не выражало.
   - Значит, так, Элвин, я сейчас пойду провожу мистера Лозохода до его лошади, а ты останешься здесь. И на глаза мне не показывайся, пока не добудешь ведро чистой воды. Не получишь ни еды, ни питья, пока не выкопаешь на этом самом месте добрый колодец.
   - Да ладно тебе, - встрял Хэнк, - сжалься над пареньком. Сам же знаешь, иногда даже за несколько дней не перетаскаешь из вырытого колодца всю грязь.
   - Запомни, Элвин, ты должен принести мне ведро воды из нового колодца, - гнул свое Миротворец. - Хоть ночь напролет работай, а воду добудь.
   Сказав это, он развернулся и направился к кузнице, к загону, где паслась Озорница. Хэнк немного поболтал с кузнецом, после чего оседлал кобылу и тронулся в путь. Лошадь весело бежала вперед, ход ее стал легче, ровнее, словно она снова стала жеребенком. Выехав на дорогу, Хэнк еще раз кинул взгляд туда, где трудился паренек. Лопата в руках юноши мерно взлетала и опускалась, вверх-вниз, вверх-вниз. Такое впечатление, юноша ни на секунду не останавливается передохнуть. Шуршш - лопата вонзается в почву, вшик-бух - слетает земля и падает на быстро растущую кучу.
   Гнев в Хэнке бушевал до тех пор, пока эти звуки не затихли вдали, пока образ работающего паренька не выветрился из его памяти. Хэнк, будучи лозоходом, обладал некой силой, и этот мальчишка был врагом его дара. Сначала Хэнк счел свой гнев необоснованным, но когда юноша заговорил, Хэнк понял, что был прав в своей ярости. Сопляк мнил себя повелителем воды, может, даже перевертышем. Одно это делало его заклятым врагом Хэнка.
   Иисус наставлял поворачиваться к врагу другой щекой - но что, если враг вознамерился лишить тебя твоего ремесла? Что тогда? Позволить ему разрушить твою жизнь? "Это уж слишком по-христиански, - подумал Хэнк. - Я кое-чему научил сопляка, и если это не пойдет ему на пользу, в следующий раз я преподам ему еще один урок".
   6. МАСКАРАД
   Пегги нельзя было назвать королевой проводимого губернатором бала, но она против этого ничего не имела. Миссис Модести давным-давно научила ее, что женщины, соперничающие друг с другом, совершают огромную ошибку. "Нет такого приза, который, будучи завоеванным той или иной красавицей, должен оставаться вне досягаемости остальных девушек".
   Однако эту простую истину никто не понимал. Все присутствующие на балу женщины поедом ели друг друга завидущими глазами, прикидывая возможную стоимость нарядов, гадая, в какую цену обошелся их сопернице приносящий красоту амулет, и ведя про себя список, кто с кем станцевал и сколько мужчин приглашено на празднество.
   Кое-кто обратил ревностный взгляд и на Пегги - слава Богу, хоть не сразу. Пегги прекрасно отдавала себе отчет, какое впечатление она производит. Ее волосы не были уложены в элегантную прическу - чисто вымытые и расчесанные, они рассыпались по плечам, завиваясь случайными локонами. Платье было незатейливым, впору простолюдинке, но то был заведомый расчет. "У тебя прекрасное юное тело, поэтому твой наряд не должен отвлекать глаз от естественной красоты юности". Более того, платье Пегги было необычайно скромным, оно выставляло напоказ куда меньше обнаженной плоти, чем все остальные наряды, но вместе с тем оно демонстрировало намного больше движений тела, скрывающегося под ним.
   Пегги и сейчас слышала голос миссис Модести, наставляющий ее:
   - Многие девушки этого не понимают. Вовсе не в корсете заключается смысл жизни. Корсет предназначен для того, чтобы старые, оплывшие тела хоть немножко стали похожи на тело здоровой юной девушки. Но _твой_ корсет не должен быть туго зашнурован, носи его для удобства, не заключай свою плоть в оковы. Тогда тело будет двигаться свободно, и ты сможешь дышать всей грудью. Остальные девушки будут дивиться тому, что ты посмела выставить напоказ свою естественную талию, но взгляд мужчин привлекает не покрой наряда. Мужчины находят удовольствие в естественности дамы, которая удобно себя чувствует, уверена в себе и наслаждается жизнью здесь, сегодня, в их обществе.