Страница:
– Довольно упомянуть, что весил он около четырехсот талантов и породил множество незаконнорожденных отпрысков.
Сестры поморщились.
– Вскоре после свадьбы Брюхан решил избавиться от всяких упоминаний о старшем брате, который когда-то выслал его на Кипр. Он убивал философов, художников, ученых и придворных, которые были верны его прошлому царю.
– Какой негодяй! – возмутилась Клеопатра, считавшая, что философы и художники – самые приятные и интересные люди при дворе.
– Это еще не все. Он изменил жене с ее дочерью – своей племянницей, Клеопатрой Третьей. Царь ли совратил девушку или девушка царя, нам это неизвестно, – продолжал Мелеагр, бросив пристальный взгляд на Беренику, которая даже бровью не повела. – Довольно упомянуть, что пока мать спасала головы своих сторонников, неверная дочь забралась в постель царя.
Мелеагр помолчал, чтобы Береника могла как следует обдумать этот намек. «Неверная дочь забралась в постель царя. Неверная дочь забралась в постель царя». Эта фраза эхом отдавалась у него в голове.
– И что сделала царица? Перерезала ему глотку, пока он спал? – поинтересовалась Береника, поглаживая спрятанный в ножнах кинжал. – На ее месте я бы зарезала эту жирную скотину!
Евнух подивился тому, что царевна выплескивает гнев на какого-то древнего царя, а в настоящей жизни не может найти достойную мишень. Младшая девочка молчала, склонив голову набок. Наверное, она тоже потеряла нить рассказа.
– Когда Брюхан уже считал, что справился со своей задачей, Клеопатра Вторая собрала верных военачальников и изгнала злого царя и царевну из страны. На самом деле позже она помирилась с этим чудовищем. По крайней мере, так было объявлено. Царица знала, что Брюхан долго не протянет. Он умер вскоре после возвращения в Египет, а Клеопатра Вторая правила долго и мудро, подчинив своей воле дочь-изменницу. Она правила пятьдесят семь лет. Неплохая награда за страдания, не так ли?
– Награда? – фыркнула Береника, разочарованная таким финалом. – Люди забыли ее. Зато помнят ее паршивого мужа. Разве кто-то сооружает алтари в ее честь? Никто. А про Брюхана ходят шутки и смешные рассказы.
– Потому что после ее смерти Клеопатра Третья, ее дочь, приказала разрушить статуи матери, вымарать ее имя из документов и хроник, перечеканить монеты с ее изображением и умертвить всех, кто ее помнит.
Клеопатра повернулась к сестре, которая привстала с дивана, словно была готова вскочить и убежать.
– Смотри, Клеопатра Третья совсем как Теа!
У Мелеагра мороз пошел по коже. Береника вскочила и развернулась лицом к сестре.
– Что ты несешь? Теа никого не убивала.
– Она отобрала отца у мамы еще до того, как мама умерла. Так все говорят.
Глаза Береники превратились в узкие щелочки, и Клеопатра сжалась в ожидании удара. Она лишь надеялась, что Мелеагр не даст ее в обиду. Просто девочке надоело, что Береника считает Теа чудесной, лучше их настоящей матери.
– Ты просто глупый ребенок! Ты слушаешь всякие сплетни наших слуг, которые еще глупее тебя! – зашипела Береника. – Если бы Теа не вышла замуж за отца, нас бы отослали отсюда. Разве ты не знаешь, что делают цари после смерти своих жен? Они приводят новых цариц, и те рожают новых наследников. А старых выгоняют или убивают. Ты находишься здесь только благодаря Теа. Она вышла замуж за отца ради нас, разве ты не понимаешь?
У Клеопатры из глаз брызнули злые слезы. Береника настолько глупа, что верит всему, о чем ей рассказывает Теа. И все же сестра старше ее. Может, ей что-то известно, чего не знает она, Клеопатра?
– Отец любит меня. Он никогда бы не отослал меня прочь.
– Это ты сейчас так думаешь, – бросила Береника.
Затем встала ногой на стул сестры и достала кинжал.
Клеопатра вскинула руки, защищаясь, но старшая царевна только рассмеялась. Она принялась раскачивать стул ногой, заставляя девочку дергаться и смешно дрыгать ногами. После чего Береника выпрямилась, повернулась к папирусу и пронзила Брюхана кинжалом.
– Вот так! – подытожила царевна, любуясь поврежденным свитком. – На сегодня урок закончен.
Глава 4
Сестры поморщились.
– Вскоре после свадьбы Брюхан решил избавиться от всяких упоминаний о старшем брате, который когда-то выслал его на Кипр. Он убивал философов, художников, ученых и придворных, которые были верны его прошлому царю.
– Какой негодяй! – возмутилась Клеопатра, считавшая, что философы и художники – самые приятные и интересные люди при дворе.
– Это еще не все. Он изменил жене с ее дочерью – своей племянницей, Клеопатрой Третьей. Царь ли совратил девушку или девушка царя, нам это неизвестно, – продолжал Мелеагр, бросив пристальный взгляд на Беренику, которая даже бровью не повела. – Довольно упомянуть, что пока мать спасала головы своих сторонников, неверная дочь забралась в постель царя.
Мелеагр помолчал, чтобы Береника могла как следует обдумать этот намек. «Неверная дочь забралась в постель царя. Неверная дочь забралась в постель царя». Эта фраза эхом отдавалась у него в голове.
– И что сделала царица? Перерезала ему глотку, пока он спал? – поинтересовалась Береника, поглаживая спрятанный в ножнах кинжал. – На ее месте я бы зарезала эту жирную скотину!
Евнух подивился тому, что царевна выплескивает гнев на какого-то древнего царя, а в настоящей жизни не может найти достойную мишень. Младшая девочка молчала, склонив голову набок. Наверное, она тоже потеряла нить рассказа.
– Когда Брюхан уже считал, что справился со своей задачей, Клеопатра Вторая собрала верных военачальников и изгнала злого царя и царевну из страны. На самом деле позже она помирилась с этим чудовищем. По крайней мере, так было объявлено. Царица знала, что Брюхан долго не протянет. Он умер вскоре после возвращения в Египет, а Клеопатра Вторая правила долго и мудро, подчинив своей воле дочь-изменницу. Она правила пятьдесят семь лет. Неплохая награда за страдания, не так ли?
– Награда? – фыркнула Береника, разочарованная таким финалом. – Люди забыли ее. Зато помнят ее паршивого мужа. Разве кто-то сооружает алтари в ее честь? Никто. А про Брюхана ходят шутки и смешные рассказы.
– Потому что после ее смерти Клеопатра Третья, ее дочь, приказала разрушить статуи матери, вымарать ее имя из документов и хроник, перечеканить монеты с ее изображением и умертвить всех, кто ее помнит.
Клеопатра повернулась к сестре, которая привстала с дивана, словно была готова вскочить и убежать.
– Смотри, Клеопатра Третья совсем как Теа!
У Мелеагра мороз пошел по коже. Береника вскочила и развернулась лицом к сестре.
– Что ты несешь? Теа никого не убивала.
– Она отобрала отца у мамы еще до того, как мама умерла. Так все говорят.
Глаза Береники превратились в узкие щелочки, и Клеопатра сжалась в ожидании удара. Она лишь надеялась, что Мелеагр не даст ее в обиду. Просто девочке надоело, что Береника считает Теа чудесной, лучше их настоящей матери.
– Ты просто глупый ребенок! Ты слушаешь всякие сплетни наших слуг, которые еще глупее тебя! – зашипела Береника. – Если бы Теа не вышла замуж за отца, нас бы отослали отсюда. Разве ты не знаешь, что делают цари после смерти своих жен? Они приводят новых цариц, и те рожают новых наследников. А старых выгоняют или убивают. Ты находишься здесь только благодаря Теа. Она вышла замуж за отца ради нас, разве ты не понимаешь?
У Клеопатры из глаз брызнули злые слезы. Береника настолько глупа, что верит всему, о чем ей рассказывает Теа. И все же сестра старше ее. Может, ей что-то известно, чего не знает она, Клеопатра?
– Отец любит меня. Он никогда бы не отослал меня прочь.
– Это ты сейчас так думаешь, – бросила Береника.
Затем встала ногой на стул сестры и достала кинжал.
Клеопатра вскинула руки, защищаясь, но старшая царевна только рассмеялась. Она принялась раскачивать стул ногой, заставляя девочку дергаться и смешно дрыгать ногами. После чего Береника выпрямилась, повернулась к папирусу и пронзила Брюхана кинжалом.
– Вот так! – подытожила царевна, любуясь поврежденным свитком. – На сегодня урок закончен.
Глава 4
– Когда Птолемеи ссорятся с народом, они начинают себя обожествлять. Это древняя, проверенная временем традиция, – объяснял Мелеагр главнокомандующему, прилаживая ему на макушку длинные, заостренные на концах уши.
Они находились в покоях евнуха и наряжались по случаю Большого Шествия – грандиозного представления, на котором Авлет собирался выступать в виде бога Диониса.
– Египтяне могут презирать Птолемеев, но они до сих пор верят, что правители происходят от богов и являются их воплощением на земле. Птолемеи уже три столетия используют эту традицию ради своей выгоды. Она не раз помогала им избежать смерти… и всего прочего.
– У меня не хватает фантазии, чтобы представить себе этого старого флейтиста в виде бога, – засмеялся воин. – Ведь Дионис никогда не весил двести талантов, даже после хорошего пира!
Евнух улыбнулся.
– Кстати, костюм Силена тебе к лицу.
– Неужели?
Главнокомандующему было всего тридцать лет, он был наполовину грек, наполовину египтянин. Должность досталась ему благодаря стараниям Мелеагра. За это молодой воин раз в неделю наносил ночные визиты в покои евнуха, причем нельзя сказать, что он оставался недоволен. Напротив, командующий даже уверял Мелеагра, что ему нравится проводить вечера вдали от шума и суеты казармы, засыпать в объятиях советника, слушать шум прибоя и ощущать на обнаженной коже легкое веяние морского ветерка.
– Я не выгляжу по-дурацки в этом костюме?
– Вовсе нет. Ты выглядишь очень величественно. Царь сатиров, спутник Диониса.
– Ну, тебе виднее, – проворчал молодой мужчина, принимая из рук евнуха роскошный алый плащ и набрасывая его поверх белой туники. Потом он поскреб бороду и сказал: – Наверное, не буду брить бороду. Неохота идти под нож этого мясника, нашего брадобрея. Удивительно, что в прошлый раз он не перерезал мне горло. Я всегда завидовал таким, как ты.
И он провел пальцами по гладкой щеке Мелеагра. Евнух залился краской.
– Давай я прилажу твой хвост, – предложил он, заходя командующему за спину.
Он прикрепил длинный пучок конских волос к поясу воина и вытащил его наружу через специальную прорезь в плаще. Затем Мелеагр принялся причесывать хвост пальцами, чтобы придать ему пышный вид.
– Забавно, мы поменялись местами. Теперь ты сзади.
Мелеагр промолчал. Постельные шутки хороши только во время занятий любовью. Евнух занимал подчиненное положение на ложе, но более – нигде. Командующий выпрямился и сухо произнес:
– Это большая честь для меня: такой благородный человек, как ты, помогает мне одеваться.
Евнух шлепнул воина по твердому заду.
– Так, теперь давай обуем тебя. Ах, как мне нравятся твои ноги! Они такие длинные, такие стройные!
– Зачем заставлять солдат обряжаться в эти тряпки? Неужели мы хуже смотрелись бы в обычной форме? Мелеагр, этот костюм страшно неудобный. Может, прикажешь принести вина? И для чего Авлет решил устроить это дурацкое шествие? Такими вещами уже лет сто никто не занимался.
Мелеагр любовно разгладил складочки белой туники на могучей груди командующего.
– Потому что он попал в переделку. Никому не нравится, что царь послал Помпею деньги и войско. Граждане готовы разорвать Авлета на части. Они считают, что царь продает страну римлянам, лишь бы только удержаться на троне. Потому-то ты, воин, будешь возглавлять процессию. Может статься, на улицах начнутся беспорядки.
Командующий обвил рукой талию Мелеагра и прошептал ему на ухо:
– Может быть, следует позволить толпе сделать свое дело? Ну, все ведь идет по плану.
Мелеагр вздохнул. Конечно, жаль упускать возможность, которая сама идет к тебе в руки. Тем более что Авлет допустил серьезную ошибку, оказав помощь Помпею. Таким образом он отдал Риму Палестину, на которую притязал сам Египет. Но время избавить страну от Авлета раз и навсегда еще не пришло.
– Мы пока не готовы. Законной наследнице царя, царевне Беренике, не исполнилось и пятнадцати лет. Боюсь, что нам поневоле придется удерживать Авлета на престоле еще некоторое время.
– Но сегодня такой подходящий случай, – зашептал молодой воин, оглядываясь через плечо. – На улицах будет полно всякого сброда. Нам ничего не придется делать, просто позволить царю самому надеть себе петлю на шею. Пока Береника не подрастет, страной будет править царица, а потом мы избавимся и от нее.
– Нет, она слишком непредсказуема. Кто мог подумать, что она решит совратить своего отчима? А ведь она была совсем ребенком, и ее мать лежала на смертном одре. Она вовсе не так проста, как может показаться. Эта девчонка способна найти себе нового супруга, причем не того, которого мы ей подберем. Лучше подождать, пока царевна не достигнет совершеннолетия, а потом избавиться от царицы, чтобы Береника стала законной наследницей Авлета. А уж тогда настанет наш черед.
– Наверное, ты прав, – проворчал командующий. – Прав, как всегда. Постараемся, чтобы день прошел гладко. Я знаю, ребята ждут не дождутся праздника. Ходят слухи, что вино будет литься рекой из каких-то огромных бочек.
– Это не слухи, а чистая правда.
– Нашему жирному царьку придется из кожи вон лезть, чтобы загладить свою вину. Конечно, проще всего накормить народ от пуза и как следует напоить. Вот самый надежный способ.
– Спасибо за комплимент. Это была моя идея. Царь спросил меня, как ему снова подружиться с народом. Я ответил, что нужно обратиться к истории и узнать, как с этим справлялись его предки. Большое шествие – эффектная демонстрация силы. Оно успокоит людей, по крайней мере на некоторое время.
– Друг мой, мне начинает чудиться, что ты все предусмотрел.
– Не все, милый. Кое-что случается само по себе. Я только надеюсь, что наши судьбы в руках богов.
– Но когда боги не сообщают нам своих планов, ты сам берешься устраивать судьбы людей, – заметил командующий.
– Боги капризны, я предусмотрителен. Иногда приходится продумывать различные возможности.
Клеопатра вскинула голову и подставила лицо прохладному, пахнущему лимонами ветру, который наполнял легкие божественно-живительной силой.
День выдался нежарким, небо сияло чистой голубизной, отчего все вокруг казалось ярким и сочным. По крайней мере, так думала маленькая царевна, пытаясь устоять в колеснице. Еще ее заботил вопрос, хорошо ли она выглядит в новом платье. Она выбрала красный наряд Исиды. Иногда римлянки начинали так ревностно поклоняться этой богине, что их мужья находили это опасным и недостойным для гражданок Рима. Клеопатре нравилось быть опасной для Рима. Если она – земное воплощение богини Исиды, то ей будут поклоняться не в одной, а сразу в двух странах!
Девочка стояла рядом с отцом в колеснице, изукрашенной золотом, слоновой костью и драгоценными камнями. Авлет потребовал, чтобы рядом с поручнями сделали еще одни, поменьше, – для дочери. Клеопатра будет держаться за них, прислонясь спиной к огромному и надежному животу отца. Царь разрешил царевне ехать вместе с ним и показал, как правильно держаться, как сохранять равновесие на резких поворотах, как расслаблять тело и подаваться вперед при неожиданных рывках. Клеопатра заставила себя держаться прямо и не закрывать глаз, прислонясь к могучему торсу отца, а вокруг все прыгало и дрожало, словно какой-то рассерженный бог наслал на город землетрясение. Из-за тряски во всем теле девочки зародилась странная дрожь, холодной змеей она скользнула вверх по позвоночнику и взорвалась в мозгу. «Не сопротивляйся, – сказал бы ей отец, – ибо тот, кто сопротивляется, терпит поражение». Казалось, еще мгновение – и она вылетит из колесницы.
Кони взволнованно приплясывали на месте, переминаясь с ноги на ногу. Клеопатра даже не шелохнулась. Во-первых, колесница остановилась, а во-вторых, нельзя показывать свою слабость на глазах у стольких зрителей. Авлет стоял, выпрямившись во весь рост, и его великолепный пурпурный наряд развевался на утреннем ветру. Дворцовый брадобрей сделал для него парик из длинных белокурых локонов греческих юношей, что принесли свои кудри в жертву Дионису. Светлый парик обрамлял толстое лицо Авлета, на котором резким контрастом выделялись косматые черные брови. Вместо короны на голове царя был венок из плюща, а в руке он сжимал, словно скипетр, золоченый тирс – неизменный атрибут Диониса. Задрав гордый орлиный нос, Авлет позволил светлым кудрям волной упасть себе на плечи, отчего стал походить на высокомерную юную девушку. В это время придворный живописец набрасывал его портрет, который позже станут чеканить на монетах.
– Они еще поставят мне статую, – заверил он дочку. – Пусть меня запечатлеют таким, каков я сейчас.
– Слон ждет, мой повелитель, – напомнил подошедший сатир.
Клеопатра отметила, что его остроконечные уши чуть обвисли, из-за чего он выглядел немного по-дурацки. Слуги ринулись помогать царю сойти с колесницы, но, к вящей радости зрителей, Авлет оттолкнул их ногой и соскочил на землю с изяществом, удивительным для такого тучного человека. Он протянул дочери руки, и Клеопатра прыгнула в объятия отца.
– Хватит, – заявила Хармиона, оттаскивая царевну от царя. – Так недолго и шею себе свернуть.
– Ты, Хармиона, похожа на злую кошку, – возмутилась девочка, пока наставница поправляла на ней платье. – Тебе всегда не по нраву развлечения. Ты – чистый разум без тела.
– Я – разум, который желает, чтобы тело было в целости и сохранности.
Клеопатра никогда не прислушивалась к предостережениям Хармионы, если они шли вразрез с ее желаниями.
– Сегодня я хочу быть всеведущей, как боги. Жаль, что нельзя быть сразу во всех местах! Что за кошмар – участвовать в шествии, вместо того чтобы любоваться им!
– Тебя разве не предупреждали, что сегодня это может быть опасным? Не отходи от меня ни на шаг. Ты все сможешь увидеть и отсюда, – твердо промолвила Хармиона.
– Не смогу! Я слишком маленькая.
Почему она не такая высокая, как Береника, которая унаследовала отцовский рост и красоту матери? Сестре досталось все самое лучшее, а Клеопатре – остальное. Это нечестно!
– Давай погуляем по большой галерее, пока у нас есть время. Сегодня там собрались все важные господа.
– Ну уж нет. Ты потеряешься в толпе. И что я скажу твоему отцу, когда начнется шествие, а тебя не будет?
– Пожалуйста, Хармиона! Обещаю, буду держать тебя за руку и вести себя хорошо.
На большой галерее собрались вельможи, богатые горожане и гости из чужих земель. Высокие ионические колонны поддерживали тент из ярко-алого полотна, который защищал знать от солнечных лучей. Клеопатра преисполнилась чувством собственной значимости, как только ступила на эту галерею. По всему портику стояли бронзовые, золоченые, мраморные фигуры богов Востока и Запада и обожествленных предков Птолемеев. Казалось, боги всего мира освятили своим присутствием этот праздник.
Царевна внимательно рассматривала гостей, которые веселились и вели беседы, принимая хорошо продуманные и эффектные позы. Женщины, смеясь, откидывали головы назад, выставляя напоказ великолепные ожерелья из матового жемчуга или блестящих красных гранатов. Любой мог видеть их изящные длинные шеи, щедро посыпанные пудрой. Словно крылья бабочек, трепетали ресницы на подведенных краской глазах, а кровавые губы привлекали большее внимание, чем слова, которые с них слетали. Клеопатра отпустила руку Хармионы и, закинув голову, попыталась повторить движения этих роскошных женщин. Увы, в результате у нее только разболелась шея.
– Сестра, тебе к лицу красный цвет! Ты выглядишь просто божественно, – раздался рядом ломающийся юный голос.
Клеопатра оглянулась и увидела своего двоюродного брата Архимеда, который восседал на спине черной лошади. Сбруя животного была двух цветов – алого и золотого, что указывало на принадлежность всадника к царской родне.
– Братик! Неужели ты стал родичем отца? Или ты просто украл эту лошадь? – спросила девочка, надеясь, что юноша не заметил ее кривляний.
– Сегодня утром к нам пришел посланник и сказал, что с этого дня я призван в царскую семью!
– Ты всегда нравился отцу, – улыбнулась Клеопатра.
Мать Архимеда была двоюродной сестрой Авлета, отец же был неизвестен. Царь всегда принимал близко к сердцу судьбы незаконнорожденных. Иногда Клеопатра рисовала себе в мечтах, что Архимед – ее сводный брат по отцу. Девочке очень нравился миловидный паренек, а будь он ее братом, они могли бы когда-нибудь пожениться.
– Скажи мне, что происходит в голове колонны? Мне отсюда не видно, – попросила царевна.
– Чудеса и ужас, сестренка. Воины наряжены сатирами в плащи алого и пурпурного цвета и увиты лозами. На ногах у них белые сандалии, и дамы судачат, что к концу дня они станут серыми. А ведет их красавец военачальник, слишком молодой для этой должности. По мнению дам, ему определенно кто-то покровительствует.
– Откуда ты знаешь, что думают дамы, братец?
– Потому что Архимед всегда стремится туда, где дамы, – ответил юноша.
– Да ну их. Что происходит в начале процессии?
– Сатиры и менады, общим числом шесть сотен, несут священные реликвии, – продолжал Архимед развлекать двоюродную сестру. – Восхитительно! Сатиры перемазаны лиловой краской, а в волосах у них – грязь и листья, они ведь должны выглядеть дикими. Брадобреи остались без работы.
– А еще? Еще?
– Головы украшены козлиными ушами, а зады – хвостами. Ослы вырядились ослами. Эти ребята серьезно играют роль свиты Диониса. Они уже успели хорошо приложиться к вину и гоняются за менадами, которых трезвыми тоже не назовешь. Предсказываю: к полудню начнутся безобразия.
– Как я хочу это увидеть! – воскликнула разгоряченная Клеопатра. – Хочу! Хочу!
– Желание дамы – закон для воина, – произнес Архимед.
Он склонился с седла и протянул девочке руку, приглашая забраться на его лошадь. Клеопатра оглянулась, ища взглядом Хармиону, но увидела, что наставница оживленно болтает с одной из придворных дам. Всадник посадил царевну перед собой и тронул коня. Девочка вцепилась в лошадиную гриву и взволнованно завертела головой по сторонам, не обращая внимания на задравшийся подол своего платья.
– Ах, если бы у меня было много глаз, чтобы увидеть все-все! – воскликнула Клеопатра.
Чем больше подробностей этого праздника она старалась запечатлеть в памяти, тем больше новых картин разворачивалось вокруг – впереди, по сторонам, сзади.
Архимед прикипел взглядом к трем высоким девушкам, нагим до пояса. У них на шеях блестели золотые ожерелья, спускающиеся в ложбинку между грудями. Девушки стояли перед колонной мускулистых молодых женщин с золочеными крыльями, которые символизировали Нику, богиню победы.
– Видишь тех трех красоток впереди? – спросила Клеопатра, неучтиво показывая пальцем на девушек. – Это наложницы моего отца.
– Хорошо быть царем, – вздохнул Архимед, не отрывая глаз от рыжеволосой девушки, что стояла посередине. Она перебросила волосы за спину, отчего ее левая грудь волнующе приподнялась. Рыжие кудри затрепетали на ветру, словно пышная осенняя крона юного деревца.
– О, они яростно сражались за честь возглавлять шествие богинь победы, и под конец отец сдался и разрешил это всем трем.
– Мудрец, – снова вздохнул юный всадник.
– Знал бы ты, сколько времени папа потратил на то, чтобы отобрать для них ожерелья, кольца и браслеты, – наябедничала Клеопатра, стараясь, чтобы ее голос звучал так же невинно и лукаво, как у дворцовых сплетниц.
– Они такие очаровательные, – восхитился Архимед. – Жаль, что я не видел, как они уговаривали царя.
– Давай поедем дальше, – недовольно отозвалась девочка.
Царевне было досадно, что ее двоюродный брат не сводит своих прекрасных карих глаз с рыжеволосой сирены. Поскольку Архимед даже не шелохнулся, Клеопатра сама ударила пятками в бока лошади.
– Где твои манеры, сестренка? – огрызнулся Архимед, когда они пронеслись мимо красавиц нимф. – Веди себя хорошо, на тебя смотрят служители божества.
Царевна гордо выпрямилась и бросила надменный взгляд в повозку, на которой неподвижными изваяниями высились жрецы и жрицы. Их белые одеяния лениво полоскались на ветру. Повозку окружали растрепанные менады, они держали в руках змей, которые яростно шипели и извивались.
Когда прошествовали менады, толпа зрителей утихла, поскольку следом двигалось зрелище необычайное и потрясающее – исполинский золоченый фаллос тридцати оргий высотой, увенчанный сияющей звездой в полторы оргии. Он был установлен на повозке, которую тащили несколько десятков мужчин. Взгляды зевак были прикованы к гигантской колонне. Тысячи голов поворачивались за проплывающим по улице фаллосом. Следом шли юноши, наряженные в костюм Приапа, похотливого сына Диониса и Афродиты. Между их ног раскачивались гипсовые пенисы, которые озорники поддерживали руками и угрожающе направляли на встречных девушек.
– Насмотрелась? – спросил Архимед. – Хармиона, наверное, уже скликает стражу. И мне придется провести первую ночь службы в тюрьме.
– В таком случае я позабочусь, чтобы там тебя хорошо кормили, – пообещала Клеопатра, оборачиваясь к брату и стреляя в него многообещающим взглядом.
– Ты так великодушна, сестренка? – усмехнулся он.
И пустил лошадь вскачь. А когда девочка от неожиданности ухватилась за его плащ, чтобы не упасть, Архимед весело рассмеялся.
Мелеагр проследил, чтобы последовательность и все детали шествия полностью соответствовали традиции. Одновременно он беспокоился о том, как бы в нынешнее просвещенное время все это помпезное представление не показалось слишком вызывающим. Послужит ли оно прямой цели – укреплению верноподданнических чувств к царской семье? Или, напротив, сослужит дурную службу? Боги часто смеются над тщательно обдуманными планами людей. Главный устроитель зрелища стоял и смотрел, как мимо него движется фантастическое шествие. Шли босоногие эфиопские вожди, которые несли на плечах слоновьи бивни и стволы эбенового дерева; шагала тысяча верблюдов, седельные сумки которых были набиты шафраном и фиалковым корнем; плыли клетки с павлинами, фазанами и прочими африканскими птицами… Все это яркое великолепие двигалось, качалось, блистало перед взором царского советника, словно странно отчетливое сновидение. Снежные барсы, жирафы, носорог… или даже пара? Мелеагр казался себе капитаном огромного ковчега из священной иудейской книги. Наверное, сегодня перед ним прошли все животные мира!
Сумеет ли юная царевна, четырнадцатилетняя Береника, затмить это пышное действо? Сумеет ли поразить толпу, опьяненную вином и блеском? Вот она, ошибка: он сам приказал разливать вино, чтобы всяк и каждый мог напиться вволю. Когда Авлет стал сомневаться, стоит ли платить такую цену за усмирение разгневанных подданных, Мелеагр ответил: «Разве Дионис не угостил бы почитателей своим любимым напитком?»
И теперь евнух смотрел, как шесть сотен рабов с чашами суетятся у неуклюжей конструкции с вином. По кругу стояли стальные шесты, на которые были натянуты львиные шкуры, а внутри плескались тридцать тысяч галлонов божественной влаги. Кому-то пришлось хорошо постараться, чтобы соорудить такую громадину. Но, глядя на воплощение своего замысла, Мелеагр невольно позабыл о беспокойстве и проникся гордостью. Сорок мужчин и женщин топтались и плясали внутри огромного круга, они давили виноград, сок которого мешался с вином, и красный поток низвергался прямо на землю. Это только казалось, что винный водопад вот-вот затопит улицы города, но все равно зрелище было потрясающим. Когда струи вина ударили о землю, даже почтенные горожане не устояли и бросились туда, отталкивая локтями простолюдинов. Некоторым из них так не терпелось, что они смели с дороги рабов, разливающих вино, и сами подставили под струи большие кожаные фляги. В эти фляги поместилось бы достаточно вина, чтобы весело провести немало зимних ночей.
– Пошел, пошел! – поторопил какой-то сатир одного из пьянчужек.
Затем ухватил его за шиворот и отбросил в толпу. Незадачливый любитель выпить рухнул рядом с Мелеагром. Друзья несчастного приподняли его голову и влили ему в рот хорошую порцию добытого эликсира. Вино брызнуло во все стороны. Евнух почувствовал, как липкая жидкость стекает по его сандалиям и пальцам ног. И подумал, что к тому моменту, когда появится Береника, зрители уже перепьются до полного отупения.
Действительно, когда показался Авлет на слоне, его подданные были порядком навеселе. Царь сидел в беседке, закрепленной на спине огромного животного. Беседка была украшена виноградными лозами, фруктами, коронами, барабанами и масками греческого театра. Солнце стояло высоко, его лучи играли на золоте царских одежд, превращая толстого правителя в прекрасного и ослепительного бога. Авлета сопровождали всадники, среди которых гарцевал новичок – юный красавец с длинными волосами. Мелеагр уже решил пригласить сегодня юношу на ужин в свои покои.
При виде следующей повозки евнуха передернуло от отвращения. На ней стояла Теа, которая изображала Афродиту. Она, конечно, не была нагой, как богиня любви, выходящая из моря, но прозрачная зеленая ткань не скрывала изгибов ее тела. Крошечные морские ракушки прикрывали соски царицы. По обе стороны от Теа стояли золотые клетки с ласточками и голубями. Легенды гласили, что эти похотливые пташки вознеслись в небо вместе с Афродитой. Второй ребенок царицы, мальчик Птолемей XIII, сидел у ее ног, изображая маленького Диониса. Мелеагр долго спорил с Теа по поводу его костюма. Всем известно, что плодом любви Диониса и Афродиты стал Приап, и народ поднимет ребенка на смех, когда вспомнит об этом. Царица заявила, что евнух просто упрямится и что никто не посмеет смеяться над богами.
Они находились в покоях евнуха и наряжались по случаю Большого Шествия – грандиозного представления, на котором Авлет собирался выступать в виде бога Диониса.
– Египтяне могут презирать Птолемеев, но они до сих пор верят, что правители происходят от богов и являются их воплощением на земле. Птолемеи уже три столетия используют эту традицию ради своей выгоды. Она не раз помогала им избежать смерти… и всего прочего.
– У меня не хватает фантазии, чтобы представить себе этого старого флейтиста в виде бога, – засмеялся воин. – Ведь Дионис никогда не весил двести талантов, даже после хорошего пира!
Евнух улыбнулся.
– Кстати, костюм Силена тебе к лицу.
– Неужели?
Главнокомандующему было всего тридцать лет, он был наполовину грек, наполовину египтянин. Должность досталась ему благодаря стараниям Мелеагра. За это молодой воин раз в неделю наносил ночные визиты в покои евнуха, причем нельзя сказать, что он оставался недоволен. Напротив, командующий даже уверял Мелеагра, что ему нравится проводить вечера вдали от шума и суеты казармы, засыпать в объятиях советника, слушать шум прибоя и ощущать на обнаженной коже легкое веяние морского ветерка.
– Я не выгляжу по-дурацки в этом костюме?
– Вовсе нет. Ты выглядишь очень величественно. Царь сатиров, спутник Диониса.
– Ну, тебе виднее, – проворчал молодой мужчина, принимая из рук евнуха роскошный алый плащ и набрасывая его поверх белой туники. Потом он поскреб бороду и сказал: – Наверное, не буду брить бороду. Неохота идти под нож этого мясника, нашего брадобрея. Удивительно, что в прошлый раз он не перерезал мне горло. Я всегда завидовал таким, как ты.
И он провел пальцами по гладкой щеке Мелеагра. Евнух залился краской.
– Давай я прилажу твой хвост, – предложил он, заходя командующему за спину.
Он прикрепил длинный пучок конских волос к поясу воина и вытащил его наружу через специальную прорезь в плаще. Затем Мелеагр принялся причесывать хвост пальцами, чтобы придать ему пышный вид.
– Забавно, мы поменялись местами. Теперь ты сзади.
Мелеагр промолчал. Постельные шутки хороши только во время занятий любовью. Евнух занимал подчиненное положение на ложе, но более – нигде. Командующий выпрямился и сухо произнес:
– Это большая честь для меня: такой благородный человек, как ты, помогает мне одеваться.
Евнух шлепнул воина по твердому заду.
– Так, теперь давай обуем тебя. Ах, как мне нравятся твои ноги! Они такие длинные, такие стройные!
– Зачем заставлять солдат обряжаться в эти тряпки? Неужели мы хуже смотрелись бы в обычной форме? Мелеагр, этот костюм страшно неудобный. Может, прикажешь принести вина? И для чего Авлет решил устроить это дурацкое шествие? Такими вещами уже лет сто никто не занимался.
Мелеагр любовно разгладил складочки белой туники на могучей груди командующего.
– Потому что он попал в переделку. Никому не нравится, что царь послал Помпею деньги и войско. Граждане готовы разорвать Авлета на части. Они считают, что царь продает страну римлянам, лишь бы только удержаться на троне. Потому-то ты, воин, будешь возглавлять процессию. Может статься, на улицах начнутся беспорядки.
Командующий обвил рукой талию Мелеагра и прошептал ему на ухо:
– Может быть, следует позволить толпе сделать свое дело? Ну, все ведь идет по плану.
Мелеагр вздохнул. Конечно, жаль упускать возможность, которая сама идет к тебе в руки. Тем более что Авлет допустил серьезную ошибку, оказав помощь Помпею. Таким образом он отдал Риму Палестину, на которую притязал сам Египет. Но время избавить страну от Авлета раз и навсегда еще не пришло.
– Мы пока не готовы. Законной наследнице царя, царевне Беренике, не исполнилось и пятнадцати лет. Боюсь, что нам поневоле придется удерживать Авлета на престоле еще некоторое время.
– Но сегодня такой подходящий случай, – зашептал молодой воин, оглядываясь через плечо. – На улицах будет полно всякого сброда. Нам ничего не придется делать, просто позволить царю самому надеть себе петлю на шею. Пока Береника не подрастет, страной будет править царица, а потом мы избавимся и от нее.
– Нет, она слишком непредсказуема. Кто мог подумать, что она решит совратить своего отчима? А ведь она была совсем ребенком, и ее мать лежала на смертном одре. Она вовсе не так проста, как может показаться. Эта девчонка способна найти себе нового супруга, причем не того, которого мы ей подберем. Лучше подождать, пока царевна не достигнет совершеннолетия, а потом избавиться от царицы, чтобы Береника стала законной наследницей Авлета. А уж тогда настанет наш черед.
– Наверное, ты прав, – проворчал командующий. – Прав, как всегда. Постараемся, чтобы день прошел гладко. Я знаю, ребята ждут не дождутся праздника. Ходят слухи, что вино будет литься рекой из каких-то огромных бочек.
– Это не слухи, а чистая правда.
– Нашему жирному царьку придется из кожи вон лезть, чтобы загладить свою вину. Конечно, проще всего накормить народ от пуза и как следует напоить. Вот самый надежный способ.
– Спасибо за комплимент. Это была моя идея. Царь спросил меня, как ему снова подружиться с народом. Я ответил, что нужно обратиться к истории и узнать, как с этим справлялись его предки. Большое шествие – эффектная демонстрация силы. Оно успокоит людей, по крайней мере на некоторое время.
– Друг мой, мне начинает чудиться, что ты все предусмотрел.
– Не все, милый. Кое-что случается само по себе. Я только надеюсь, что наши судьбы в руках богов.
– Но когда боги не сообщают нам своих планов, ты сам берешься устраивать судьбы людей, – заметил командующий.
– Боги капризны, я предусмотрителен. Иногда приходится продумывать различные возможности.
Клеопатра вскинула голову и подставила лицо прохладному, пахнущему лимонами ветру, который наполнял легкие божественно-живительной силой.
День выдался нежарким, небо сияло чистой голубизной, отчего все вокруг казалось ярким и сочным. По крайней мере, так думала маленькая царевна, пытаясь устоять в колеснице. Еще ее заботил вопрос, хорошо ли она выглядит в новом платье. Она выбрала красный наряд Исиды. Иногда римлянки начинали так ревностно поклоняться этой богине, что их мужья находили это опасным и недостойным для гражданок Рима. Клеопатре нравилось быть опасной для Рима. Если она – земное воплощение богини Исиды, то ей будут поклоняться не в одной, а сразу в двух странах!
Девочка стояла рядом с отцом в колеснице, изукрашенной золотом, слоновой костью и драгоценными камнями. Авлет потребовал, чтобы рядом с поручнями сделали еще одни, поменьше, – для дочери. Клеопатра будет держаться за них, прислонясь спиной к огромному и надежному животу отца. Царь разрешил царевне ехать вместе с ним и показал, как правильно держаться, как сохранять равновесие на резких поворотах, как расслаблять тело и подаваться вперед при неожиданных рывках. Клеопатра заставила себя держаться прямо и не закрывать глаз, прислонясь к могучему торсу отца, а вокруг все прыгало и дрожало, словно какой-то рассерженный бог наслал на город землетрясение. Из-за тряски во всем теле девочки зародилась странная дрожь, холодной змеей она скользнула вверх по позвоночнику и взорвалась в мозгу. «Не сопротивляйся, – сказал бы ей отец, – ибо тот, кто сопротивляется, терпит поражение». Казалось, еще мгновение – и она вылетит из колесницы.
Кони взволнованно приплясывали на месте, переминаясь с ноги на ногу. Клеопатра даже не шелохнулась. Во-первых, колесница остановилась, а во-вторых, нельзя показывать свою слабость на глазах у стольких зрителей. Авлет стоял, выпрямившись во весь рост, и его великолепный пурпурный наряд развевался на утреннем ветру. Дворцовый брадобрей сделал для него парик из длинных белокурых локонов греческих юношей, что принесли свои кудри в жертву Дионису. Светлый парик обрамлял толстое лицо Авлета, на котором резким контрастом выделялись косматые черные брови. Вместо короны на голове царя был венок из плюща, а в руке он сжимал, словно скипетр, золоченый тирс – неизменный атрибут Диониса. Задрав гордый орлиный нос, Авлет позволил светлым кудрям волной упасть себе на плечи, отчего стал походить на высокомерную юную девушку. В это время придворный живописец набрасывал его портрет, который позже станут чеканить на монетах.
– Они еще поставят мне статую, – заверил он дочку. – Пусть меня запечатлеют таким, каков я сейчас.
– Слон ждет, мой повелитель, – напомнил подошедший сатир.
Клеопатра отметила, что его остроконечные уши чуть обвисли, из-за чего он выглядел немного по-дурацки. Слуги ринулись помогать царю сойти с колесницы, но, к вящей радости зрителей, Авлет оттолкнул их ногой и соскочил на землю с изяществом, удивительным для такого тучного человека. Он протянул дочери руки, и Клеопатра прыгнула в объятия отца.
– Хватит, – заявила Хармиона, оттаскивая царевну от царя. – Так недолго и шею себе свернуть.
– Ты, Хармиона, похожа на злую кошку, – возмутилась девочка, пока наставница поправляла на ней платье. – Тебе всегда не по нраву развлечения. Ты – чистый разум без тела.
– Я – разум, который желает, чтобы тело было в целости и сохранности.
Клеопатра никогда не прислушивалась к предостережениям Хармионы, если они шли вразрез с ее желаниями.
– Сегодня я хочу быть всеведущей, как боги. Жаль, что нельзя быть сразу во всех местах! Что за кошмар – участвовать в шествии, вместо того чтобы любоваться им!
– Тебя разве не предупреждали, что сегодня это может быть опасным? Не отходи от меня ни на шаг. Ты все сможешь увидеть и отсюда, – твердо промолвила Хармиона.
– Не смогу! Я слишком маленькая.
Почему она не такая высокая, как Береника, которая унаследовала отцовский рост и красоту матери? Сестре досталось все самое лучшее, а Клеопатре – остальное. Это нечестно!
– Давай погуляем по большой галерее, пока у нас есть время. Сегодня там собрались все важные господа.
– Ну уж нет. Ты потеряешься в толпе. И что я скажу твоему отцу, когда начнется шествие, а тебя не будет?
– Пожалуйста, Хармиона! Обещаю, буду держать тебя за руку и вести себя хорошо.
На большой галерее собрались вельможи, богатые горожане и гости из чужих земель. Высокие ионические колонны поддерживали тент из ярко-алого полотна, который защищал знать от солнечных лучей. Клеопатра преисполнилась чувством собственной значимости, как только ступила на эту галерею. По всему портику стояли бронзовые, золоченые, мраморные фигуры богов Востока и Запада и обожествленных предков Птолемеев. Казалось, боги всего мира освятили своим присутствием этот праздник.
Царевна внимательно рассматривала гостей, которые веселились и вели беседы, принимая хорошо продуманные и эффектные позы. Женщины, смеясь, откидывали головы назад, выставляя напоказ великолепные ожерелья из матового жемчуга или блестящих красных гранатов. Любой мог видеть их изящные длинные шеи, щедро посыпанные пудрой. Словно крылья бабочек, трепетали ресницы на подведенных краской глазах, а кровавые губы привлекали большее внимание, чем слова, которые с них слетали. Клеопатра отпустила руку Хармионы и, закинув голову, попыталась повторить движения этих роскошных женщин. Увы, в результате у нее только разболелась шея.
– Сестра, тебе к лицу красный цвет! Ты выглядишь просто божественно, – раздался рядом ломающийся юный голос.
Клеопатра оглянулась и увидела своего двоюродного брата Архимеда, который восседал на спине черной лошади. Сбруя животного была двух цветов – алого и золотого, что указывало на принадлежность всадника к царской родне.
– Братик! Неужели ты стал родичем отца? Или ты просто украл эту лошадь? – спросила девочка, надеясь, что юноша не заметил ее кривляний.
– Сегодня утром к нам пришел посланник и сказал, что с этого дня я призван в царскую семью!
– Ты всегда нравился отцу, – улыбнулась Клеопатра.
Мать Архимеда была двоюродной сестрой Авлета, отец же был неизвестен. Царь всегда принимал близко к сердцу судьбы незаконнорожденных. Иногда Клеопатра рисовала себе в мечтах, что Архимед – ее сводный брат по отцу. Девочке очень нравился миловидный паренек, а будь он ее братом, они могли бы когда-нибудь пожениться.
– Скажи мне, что происходит в голове колонны? Мне отсюда не видно, – попросила царевна.
– Чудеса и ужас, сестренка. Воины наряжены сатирами в плащи алого и пурпурного цвета и увиты лозами. На ногах у них белые сандалии, и дамы судачат, что к концу дня они станут серыми. А ведет их красавец военачальник, слишком молодой для этой должности. По мнению дам, ему определенно кто-то покровительствует.
– Откуда ты знаешь, что думают дамы, братец?
– Потому что Архимед всегда стремится туда, где дамы, – ответил юноша.
– Да ну их. Что происходит в начале процессии?
– Сатиры и менады, общим числом шесть сотен, несут священные реликвии, – продолжал Архимед развлекать двоюродную сестру. – Восхитительно! Сатиры перемазаны лиловой краской, а в волосах у них – грязь и листья, они ведь должны выглядеть дикими. Брадобреи остались без работы.
– А еще? Еще?
– Головы украшены козлиными ушами, а зады – хвостами. Ослы вырядились ослами. Эти ребята серьезно играют роль свиты Диониса. Они уже успели хорошо приложиться к вину и гоняются за менадами, которых трезвыми тоже не назовешь. Предсказываю: к полудню начнутся безобразия.
– Как я хочу это увидеть! – воскликнула разгоряченная Клеопатра. – Хочу! Хочу!
– Желание дамы – закон для воина, – произнес Архимед.
Он склонился с седла и протянул девочке руку, приглашая забраться на его лошадь. Клеопатра оглянулась, ища взглядом Хармиону, но увидела, что наставница оживленно болтает с одной из придворных дам. Всадник посадил царевну перед собой и тронул коня. Девочка вцепилась в лошадиную гриву и взволнованно завертела головой по сторонам, не обращая внимания на задравшийся подол своего платья.
– Ах, если бы у меня было много глаз, чтобы увидеть все-все! – воскликнула Клеопатра.
Чем больше подробностей этого праздника она старалась запечатлеть в памяти, тем больше новых картин разворачивалось вокруг – впереди, по сторонам, сзади.
Архимед прикипел взглядом к трем высоким девушкам, нагим до пояса. У них на шеях блестели золотые ожерелья, спускающиеся в ложбинку между грудями. Девушки стояли перед колонной мускулистых молодых женщин с золочеными крыльями, которые символизировали Нику, богиню победы.
– Видишь тех трех красоток впереди? – спросила Клеопатра, неучтиво показывая пальцем на девушек. – Это наложницы моего отца.
– Хорошо быть царем, – вздохнул Архимед, не отрывая глаз от рыжеволосой девушки, что стояла посередине. Она перебросила волосы за спину, отчего ее левая грудь волнующе приподнялась. Рыжие кудри затрепетали на ветру, словно пышная осенняя крона юного деревца.
– О, они яростно сражались за честь возглавлять шествие богинь победы, и под конец отец сдался и разрешил это всем трем.
– Мудрец, – снова вздохнул юный всадник.
– Знал бы ты, сколько времени папа потратил на то, чтобы отобрать для них ожерелья, кольца и браслеты, – наябедничала Клеопатра, стараясь, чтобы ее голос звучал так же невинно и лукаво, как у дворцовых сплетниц.
– Они такие очаровательные, – восхитился Архимед. – Жаль, что я не видел, как они уговаривали царя.
– Давай поедем дальше, – недовольно отозвалась девочка.
Царевне было досадно, что ее двоюродный брат не сводит своих прекрасных карих глаз с рыжеволосой сирены. Поскольку Архимед даже не шелохнулся, Клеопатра сама ударила пятками в бока лошади.
– Где твои манеры, сестренка? – огрызнулся Архимед, когда они пронеслись мимо красавиц нимф. – Веди себя хорошо, на тебя смотрят служители божества.
Царевна гордо выпрямилась и бросила надменный взгляд в повозку, на которой неподвижными изваяниями высились жрецы и жрицы. Их белые одеяния лениво полоскались на ветру. Повозку окружали растрепанные менады, они держали в руках змей, которые яростно шипели и извивались.
Когда прошествовали менады, толпа зрителей утихла, поскольку следом двигалось зрелище необычайное и потрясающее – исполинский золоченый фаллос тридцати оргий высотой, увенчанный сияющей звездой в полторы оргии. Он был установлен на повозке, которую тащили несколько десятков мужчин. Взгляды зевак были прикованы к гигантской колонне. Тысячи голов поворачивались за проплывающим по улице фаллосом. Следом шли юноши, наряженные в костюм Приапа, похотливого сына Диониса и Афродиты. Между их ног раскачивались гипсовые пенисы, которые озорники поддерживали руками и угрожающе направляли на встречных девушек.
– Насмотрелась? – спросил Архимед. – Хармиона, наверное, уже скликает стражу. И мне придется провести первую ночь службы в тюрьме.
– В таком случае я позабочусь, чтобы там тебя хорошо кормили, – пообещала Клеопатра, оборачиваясь к брату и стреляя в него многообещающим взглядом.
– Ты так великодушна, сестренка? – усмехнулся он.
И пустил лошадь вскачь. А когда девочка от неожиданности ухватилась за его плащ, чтобы не упасть, Архимед весело рассмеялся.
Мелеагр проследил, чтобы последовательность и все детали шествия полностью соответствовали традиции. Одновременно он беспокоился о том, как бы в нынешнее просвещенное время все это помпезное представление не показалось слишком вызывающим. Послужит ли оно прямой цели – укреплению верноподданнических чувств к царской семье? Или, напротив, сослужит дурную службу? Боги часто смеются над тщательно обдуманными планами людей. Главный устроитель зрелища стоял и смотрел, как мимо него движется фантастическое шествие. Шли босоногие эфиопские вожди, которые несли на плечах слоновьи бивни и стволы эбенового дерева; шагала тысяча верблюдов, седельные сумки которых были набиты шафраном и фиалковым корнем; плыли клетки с павлинами, фазанами и прочими африканскими птицами… Все это яркое великолепие двигалось, качалось, блистало перед взором царского советника, словно странно отчетливое сновидение. Снежные барсы, жирафы, носорог… или даже пара? Мелеагр казался себе капитаном огромного ковчега из священной иудейской книги. Наверное, сегодня перед ним прошли все животные мира!
Сумеет ли юная царевна, четырнадцатилетняя Береника, затмить это пышное действо? Сумеет ли поразить толпу, опьяненную вином и блеском? Вот она, ошибка: он сам приказал разливать вино, чтобы всяк и каждый мог напиться вволю. Когда Авлет стал сомневаться, стоит ли платить такую цену за усмирение разгневанных подданных, Мелеагр ответил: «Разве Дионис не угостил бы почитателей своим любимым напитком?»
И теперь евнух смотрел, как шесть сотен рабов с чашами суетятся у неуклюжей конструкции с вином. По кругу стояли стальные шесты, на которые были натянуты львиные шкуры, а внутри плескались тридцать тысяч галлонов божественной влаги. Кому-то пришлось хорошо постараться, чтобы соорудить такую громадину. Но, глядя на воплощение своего замысла, Мелеагр невольно позабыл о беспокойстве и проникся гордостью. Сорок мужчин и женщин топтались и плясали внутри огромного круга, они давили виноград, сок которого мешался с вином, и красный поток низвергался прямо на землю. Это только казалось, что винный водопад вот-вот затопит улицы города, но все равно зрелище было потрясающим. Когда струи вина ударили о землю, даже почтенные горожане не устояли и бросились туда, отталкивая локтями простолюдинов. Некоторым из них так не терпелось, что они смели с дороги рабов, разливающих вино, и сами подставили под струи большие кожаные фляги. В эти фляги поместилось бы достаточно вина, чтобы весело провести немало зимних ночей.
– Пошел, пошел! – поторопил какой-то сатир одного из пьянчужек.
Затем ухватил его за шиворот и отбросил в толпу. Незадачливый любитель выпить рухнул рядом с Мелеагром. Друзья несчастного приподняли его голову и влили ему в рот хорошую порцию добытого эликсира. Вино брызнуло во все стороны. Евнух почувствовал, как липкая жидкость стекает по его сандалиям и пальцам ног. И подумал, что к тому моменту, когда появится Береника, зрители уже перепьются до полного отупения.
Действительно, когда показался Авлет на слоне, его подданные были порядком навеселе. Царь сидел в беседке, закрепленной на спине огромного животного. Беседка была украшена виноградными лозами, фруктами, коронами, барабанами и масками греческого театра. Солнце стояло высоко, его лучи играли на золоте царских одежд, превращая толстого правителя в прекрасного и ослепительного бога. Авлета сопровождали всадники, среди которых гарцевал новичок – юный красавец с длинными волосами. Мелеагр уже решил пригласить сегодня юношу на ужин в свои покои.
При виде следующей повозки евнуха передернуло от отвращения. На ней стояла Теа, которая изображала Афродиту. Она, конечно, не была нагой, как богиня любви, выходящая из моря, но прозрачная зеленая ткань не скрывала изгибов ее тела. Крошечные морские ракушки прикрывали соски царицы. По обе стороны от Теа стояли золотые клетки с ласточками и голубями. Легенды гласили, что эти похотливые пташки вознеслись в небо вместе с Афродитой. Второй ребенок царицы, мальчик Птолемей XIII, сидел у ее ног, изображая маленького Диониса. Мелеагр долго спорил с Теа по поводу его костюма. Всем известно, что плодом любви Диониса и Афродиты стал Приап, и народ поднимет ребенка на смех, когда вспомнит об этом. Царица заявила, что евнух просто упрямится и что никто не посмеет смеяться над богами.