Страница:
Владелица лотка с благовониями, дряблая старуха с лицом как перезревшее яблоко, подозрительно следила за тем, как Клеопатра отставляет пузырек с маслом гвоздики и тянется за экстрактом лотоса. Нюхая духи, девочка одновременно вслушивалась в разговор, который шел у соседнего прилавка.
– Покажи-ка, есть ли у тебя деньги, девочка, – потребовала торговка.
Царевна встряхнула кошель с серебряными монетами.
– А, тогда все в порядке, – сказала старуха с такой жадной ухмылкой, что любой покупатель со всех ног бросился бы прочь от ее прилавка.
– Грязь! Мерзость! Полная ерунда! Гадость! – продолжал возмущаться грек, разнося новую поэму Катулла в пух и прах. – И что с ним случилось?
Прижав руку в груди, он начал нараспев декламировать:
– «Сколько, Лесбия, надо лобызаний мне твоих, чтоб насытить и пресытить? Так огромно число песков Ливийских, в сильфеносной насыпанных Кирене, меж ораклом Юпитера пустыни и гробницей святой над Баттом древним…» И это – поэзия? Дрянь это, а не поэзия!
– Мой друг, ты можешь полагать, что это не стихи, но здесь идет речь о том, что будоражит весь Рим. Лесбия, муза нашего поэта, нашла себе нового любовника. Катулл объявляет, что она не лучше обычной проститутки. Его сердце разбито. Неудивительно, что он поливает грязью всех, до кого может дотянуться. Он обезумел. И не обошел вниманием даже Юлия Цезаря.
Торговец-грек снова отобрал у римлянина свиток:
– Дай взглянуть еще раз.
Юлий Цезарь! Снова это имя. Им нужно будет заняться как следует. Клеопатра знала, что этот человек покорил Испанию и стал ее правителем. А еще у него огромная армия. Аммоний сказал, что он состязался в красноречии со знаменитыми ораторами, его превзошел только сам Цицерон. Юлий Цезарь мог убедить кого угодно в чем угодно.
– Вот здесь, видишь? – показывал римский торговец. – Он называет Цезаря обжорой и развратником. Говорит, что он спит с другим любителем мужчин по имени Маммурино.
Грек начал перечитывать поэму про себя. Хотя его губы шевелились во время чтения, Клеопатра не уловила ни единого звука. Затем торговец поднял взгляд на римлянина.
– А я думал, что в Риме таким не занимаются.
– Цезарь занимается, – пожал плечами римлянин. – Во время первого своего морского похода он переспал с Никомедом, царем Вифинии. Легионеры до сих пор называют его за глаза царицей Вифинии. Я-то знаю, брат моей жены – центурион десятого легиона.
Он достал из сумы еще один свиток.
– А как насчет этого?
Грек прочел его сперва молча, затем вслух:
– «Я не горю желанием поддаться на твои уговоры, Цезарь, а также узнать, какой у тебя характер – веселый или мрачный».
Клеопатра не могла определить, о чем эти стихи. Судя по всему, торговец книгами – тоже. Он вопросительно посмотрел на римлянина и спросил:
– На латыни это, наверное, звучит лучше?
– Перевод отличный, не сомневайся. А если ты не хочешь брать, то Никий с радостью купит все, что я ему предложу.
– Нет-нет, я беру, – поспешно ответил грек, выхватывая свитки из рук собеседника.
Затем повернулся и позвал слугу:
– Мальчик! Отнеси к переписчику, закажи сто копий. И пусть не тратит времени на всякие завитушки на полях! Мне нужны эти копии как можно скорее.
– Сто копий? – поразился римлянин. – Тебе же не понравились эти стихи.
– Здесь сплетни о знаменитостях, люди это любят.
Грек отдал деньги, и слуга побежал к переписчику.
– Ничего нового я пока не могу сказать, – промолвил римлянин. – Сдается мне, дома начинаются беспорядки. Наверное, побуду пока здесь.
Клеопатре стало дурно от запаха лотоса. Она закупорила бутылочку восковой крышкой. Разговор книготорговцев показался ей жгуче интересным.
– Говорят, Цезарь и Помпей собираются объединять войска и возвращаться в Рим. Красс поддержит их деньгами. Такие суммы, какие нам и не снились. Чувствую, добром не кончится.
– Держись от всего этого подальше, друг мой. Власть имущие приходят и уходят, а нам, маленьким людям, нужно заботиться о том, как выжить.
– Ты прав, дружище. Кто знает, как долго продлится союз между Цезарем и Помпеем? Весь Рим в курсе, что прежде Цезарь захаживал к Муции, жене Помпея. Может, и сейчас там бывает. А собственную жену услал, когда застукал ее со своим другом Клодием. Сказал, что его жена должна быть выше подозрений.
– А сам-то водил шашни с царем и с этим мужеложцем, Маммурино, и с супругой Помпея. Вы, римляне, просто насмехаетесь над моралью!
– Мы научились этому у вас, греков.
Мужчины расхохотались, запрокинув головы, так что Клеопатра могла пересчитать, сколько зубов недостает у них во рту.
– Что ж, Помпею рога только на пользу, – сказал грек, отдышавшись. – Наш царь у него в кармане. Вместе с нашими деньгами.
Клеопатра вся превратилась в слух.
– Ты собираешься покупать это масло или нет? – заскрежетала старуха. – Плати денежку, сестрица!
Царевна бросила в нее монетой и снова замерла, стараясь не упустить ни слова.
– Флейтист послал вашему Помпею восемь тысяч египетских солдат, чтобы подсобить ему прижать иудеев, и целую гору золота. Народ просто взбесился, когда узнал об этом. Тут скоро такое начнется! На твоем месте я бы хватал свои денежки и бежал куда подальше.
– А с чего ты решил, что в Риме будет безопасней, чем в Александрии? Возмущенная толпа, которая бродит по вашим улицам сегодня, не идет ни в какое сравнение с тем сбродом, который наводняет Рим.
– Я просто хотел дать тебе дружеский совет, – ответил грек. – Народ волнуется. А когда начинаются волнения, то недалеко и до бунта.
От Гнея Помпея, полководца,
Птолемею XII Авлету,
правителю двух царств Египта
Мой друг и союзник,
к сожалению, моя армия до сих пор сражается в Палестине, каждый солдат на счету. Хотя я окружил врагов и держу осаду, иудейские племена продолжают упорствовать. Даже на поле боя они исполняют свои религиозные обряды, если сражение происходит в шаббат. Мне начинает казаться, что они смеются надо мной. Пока мы не покорим их, пусть наша дружба будет залогом того, что я приду тебе на помощь, как только смогу.
Глава 6
– Покажи-ка, есть ли у тебя деньги, девочка, – потребовала торговка.
Царевна встряхнула кошель с серебряными монетами.
– А, тогда все в порядке, – сказала старуха с такой жадной ухмылкой, что любой покупатель со всех ног бросился бы прочь от ее прилавка.
– Грязь! Мерзость! Полная ерунда! Гадость! – продолжал возмущаться грек, разнося новую поэму Катулла в пух и прах. – И что с ним случилось?
Прижав руку в груди, он начал нараспев декламировать:
– «Сколько, Лесбия, надо лобызаний мне твоих, чтоб насытить и пресытить? Так огромно число песков Ливийских, в сильфеносной насыпанных Кирене, меж ораклом Юпитера пустыни и гробницей святой над Баттом древним…» И это – поэзия? Дрянь это, а не поэзия!
– Мой друг, ты можешь полагать, что это не стихи, но здесь идет речь о том, что будоражит весь Рим. Лесбия, муза нашего поэта, нашла себе нового любовника. Катулл объявляет, что она не лучше обычной проститутки. Его сердце разбито. Неудивительно, что он поливает грязью всех, до кого может дотянуться. Он обезумел. И не обошел вниманием даже Юлия Цезаря.
Торговец-грек снова отобрал у римлянина свиток:
– Дай взглянуть еще раз.
Юлий Цезарь! Снова это имя. Им нужно будет заняться как следует. Клеопатра знала, что этот человек покорил Испанию и стал ее правителем. А еще у него огромная армия. Аммоний сказал, что он состязался в красноречии со знаменитыми ораторами, его превзошел только сам Цицерон. Юлий Цезарь мог убедить кого угодно в чем угодно.
– Вот здесь, видишь? – показывал римский торговец. – Он называет Цезаря обжорой и развратником. Говорит, что он спит с другим любителем мужчин по имени Маммурино.
Грек начал перечитывать поэму про себя. Хотя его губы шевелились во время чтения, Клеопатра не уловила ни единого звука. Затем торговец поднял взгляд на римлянина.
– А я думал, что в Риме таким не занимаются.
– Цезарь занимается, – пожал плечами римлянин. – Во время первого своего морского похода он переспал с Никомедом, царем Вифинии. Легионеры до сих пор называют его за глаза царицей Вифинии. Я-то знаю, брат моей жены – центурион десятого легиона.
Он достал из сумы еще один свиток.
– А как насчет этого?
Грек прочел его сперва молча, затем вслух:
– «Я не горю желанием поддаться на твои уговоры, Цезарь, а также узнать, какой у тебя характер – веселый или мрачный».
Клеопатра не могла определить, о чем эти стихи. Судя по всему, торговец книгами – тоже. Он вопросительно посмотрел на римлянина и спросил:
– На латыни это, наверное, звучит лучше?
– Перевод отличный, не сомневайся. А если ты не хочешь брать, то Никий с радостью купит все, что я ему предложу.
– Нет-нет, я беру, – поспешно ответил грек, выхватывая свитки из рук собеседника.
Затем повернулся и позвал слугу:
– Мальчик! Отнеси к переписчику, закажи сто копий. И пусть не тратит времени на всякие завитушки на полях! Мне нужны эти копии как можно скорее.
– Сто копий? – поразился римлянин. – Тебе же не понравились эти стихи.
– Здесь сплетни о знаменитостях, люди это любят.
Грек отдал деньги, и слуга побежал к переписчику.
– Ничего нового я пока не могу сказать, – промолвил римлянин. – Сдается мне, дома начинаются беспорядки. Наверное, побуду пока здесь.
Клеопатре стало дурно от запаха лотоса. Она закупорила бутылочку восковой крышкой. Разговор книготорговцев показался ей жгуче интересным.
– Говорят, Цезарь и Помпей собираются объединять войска и возвращаться в Рим. Красс поддержит их деньгами. Такие суммы, какие нам и не снились. Чувствую, добром не кончится.
– Держись от всего этого подальше, друг мой. Власть имущие приходят и уходят, а нам, маленьким людям, нужно заботиться о том, как выжить.
– Ты прав, дружище. Кто знает, как долго продлится союз между Цезарем и Помпеем? Весь Рим в курсе, что прежде Цезарь захаживал к Муции, жене Помпея. Может, и сейчас там бывает. А собственную жену услал, когда застукал ее со своим другом Клодием. Сказал, что его жена должна быть выше подозрений.
– А сам-то водил шашни с царем и с этим мужеложцем, Маммурино, и с супругой Помпея. Вы, римляне, просто насмехаетесь над моралью!
– Мы научились этому у вас, греков.
Мужчины расхохотались, запрокинув головы, так что Клеопатра могла пересчитать, сколько зубов недостает у них во рту.
– Что ж, Помпею рога только на пользу, – сказал грек, отдышавшись. – Наш царь у него в кармане. Вместе с нашими деньгами.
Клеопатра вся превратилась в слух.
– Ты собираешься покупать это масло или нет? – заскрежетала старуха. – Плати денежку, сестрица!
Царевна бросила в нее монетой и снова замерла, стараясь не упустить ни слова.
– Флейтист послал вашему Помпею восемь тысяч египетских солдат, чтобы подсобить ему прижать иудеев, и целую гору золота. Народ просто взбесился, когда узнал об этом. Тут скоро такое начнется! На твоем месте я бы хватал свои денежки и бежал куда подальше.
– А с чего ты решил, что в Риме будет безопасней, чем в Александрии? Возмущенная толпа, которая бродит по вашим улицам сегодня, не идет ни в какое сравнение с тем сбродом, который наводняет Рим.
– Я просто хотел дать тебе дружеский совет, – ответил грек. – Народ волнуется. А когда начинаются волнения, то недалеко и до бунта.
От Гнея Помпея, полководца,
Птолемею XII Авлету,
правителю двух царств Египта
Мой друг и союзник,
к сожалению, моя армия до сих пор сражается в Палестине, каждый солдат на счету. Хотя я окружил врагов и держу осаду, иудейские племена продолжают упорствовать. Даже на поле боя они исполняют свои религиозные обряды, если сражение происходит в шаббат. Мне начинает казаться, что они смеются надо мной. Пока мы не покорим их, пусть наша дружба будет залогом того, что я приду тебе на помощь, как только смогу.
Глава 6
Клеопатра любила Дельту – устье реки, где Нил разветвлялся на много рукавов и казался длинными пальцами, цепляющимися за материк. Ей нравилось смотреть на тучи птиц, кружащихся в сером небе, или на грациозную белую цаплю, стоящую на одной ноге. Влажный северный воздух оседал на волосах туманом, мягко оглаживал кожу. Почва здесь была заболоченной и коварной, и усидеть на непослушном пони оказалось непросто. Клеопатра назвала Персефоной свою молоденькую кобылку, которая отличалась таким же норовистым характером, как и сама царевна. Но в этих краях Клеопатре нравилось далеко не все, например змеи, комары, пауки, множество мелких грызунов с острыми зубками, а главное – Береника. Старшая сестра гарцевала верхом на большом жеребце по кличке Ясон. Она пронеслась так близко от Персефоны, что пони испуганно дернулся, едва не сбросив наездницу в грязь.
– Эта мерзкая лошаденка когда-нибудь свернет тебе шею, сестрица, – бросила Береника, возвращаясь.
Клеопатра удержалась в седле. Но тут мимо проскакали две спутницы Береники, мускулистые ладные девушки-бактрийки, за плечами которых громко хлопали колчаны со стрелами. Их насмешливые взгляды полоснули по младшей царевне.
– Мохама! – позвала Клеопатра, оглядываясь в поисках служанки.
Она незаметно возникла рядом. Мохама была родом из пустыни, ее буйные черные кудри свободно обрамляли смуглое упрямое лицо.
– Видела? Если они хотели меня напугать, то сильно ошиблись, – возмущенно сказала Клеопатра, отважно пытаясь скрыть свой страх.
– Пусть эти твари нас не трогают, а то пожалеют, – кровожадно усмехнулась Мохама.
Греческий она выучила совсем недавно. Ее миндалевидные глаза мерцали мягким золотистым светом. Кожа Мохамы была темного цвета – не черной, как у нубийцев, и не светло-золотистой, как у египтян, а странного смешанного оттенка.
– Не волнуйся. Я слежу за ними вот этими двумя глазами и третьим, на затылке, – заверила служанка.
Клеопатра приметила девушку несколько месяцев тому назад, когда та зажигала лампы в главном зале. Мохама поднимала крышки ламп и наполняла светильники маслом из огромного кувшина. Завороженная высоким ростом и недюжинной силой рабыни, Клеопатра подошла к ней и робко спросила:
– Ты амазонка?
Макушка девочки едва доставала Мохаме до ключиц.
– Амазонки жили на востоке, а я с запада, из пустыни.
На ломаном греческом языке девушка объяснила царевне, что ее поймали в шестнадцать лет или около того, насколько она могла сосчитать по луне. Она с братьями напала на экспедицию царских картографов. Когда Мохама увидела, что враги хорошо вооружены, она начала кружить на лошади вокруг повозок, засыпая песком глаза солдат. За это время братья успели сбежать.
– Ты пожертвовала собой? – поразилась Клеопатра.
– Это была не жертва. Они везли добычу.
Несколько дней царевна наблюдала за Мохамой во время работы, размышляя о том, будет ли такая рабыня ей полезна. Хотя черная девушка не была амазонкой, она походила на них, если только изображения на вазах и кувшинах не лгут. Возможно, она также владела навыками воительниц, в которых настолько преуспели Береника и ее подруги. Береника была старше, выше и глупее Клеопатры, которая подозревала, что бактрийки могут быть подосланными убийцами.
Царевна поделилась своими страхами с Мохамой. На следующий день рабыня вытащила из складок своего хитона изогнутый кинжал с эбеновой рукояткой, инкрустированной кусочками слоновой кости.
– Я принесла царевне подарок, – сказала Мохама, протягивая девочке кинжал. – Это самаритянский нож.
– Я так и знала! – воскликнула Клеопатра, хватая оружие. – Ты настоящая амазонка! Самаритяне – потомки скифов и амазонок. Они сражались кинжалами лучше всех на свете.
– Я не самаритянка, я забрала этот нож у самаритянского солдата.
– Украла, ты хочешь сказать, – уточнила Клеопатра, внимательно следя за лицом девушки, не обидится ли.
Та лишь пожала плечами.
– Нет, солдат кое-что хотел от меня, и я дала ему это в обмен на кинжал.
– А что ты ему дала?
– То, что можно давать каждый раз, не теряя ничего.
Клеопатра растерялась, а Мохама спокойно продолжала:
– Весь город бурлит. Царская семья в опасности даже здесь, в дворцовых покоях. Тебе угрожает твоя собственная сестра. Если позволишь, я буду спать на полу у твоей постели. А ты на ночь будешь класть кинжал под подушку. Если в комнату проникнет враг, ему придется сперва убить меня. Может, ты успеешь перерезать ему глотку, пока он будет бороться со мной. Я покажу тебе, как это делается.
– Прекрасно! – возликовала царевна.
Мохама велела Клеопатре взять кинжал, лечь на кровать и сделать вид, что борется с противником. Царевна опустилась на постель, осторожно сжимая оружие в правой руке. Свободной рукой Клеопатра вцепилась в одеяло, а кинжалом принялась кромсать подушки, помогая себе коленями. Внезапно чья-то нога прижала ее к кровати. У Клеопатры разжались руки. Мохама ухватила девочку за волосы и отвела ее голову назад. После чего нагнулась и медленно провела по горлу царевны пальцем. Затем шепнула ей на ухо, почти коснувшись кожи горячими губами:
– Вот так, враг короны! Твоя голова уже не твоя.
Сердце царевны бешено колотилось. Она не могла ни вздохнуть, ни пошевелиться. Ей казалось, что Мохама каким-то чудом сковала ее тело, вырвала волосы и свернула шею. У девочки не было сил, чтобы вымолвить слово. Наконец рабыня отпустила Клеопатру, помогла встать и поправила на ней одежду. Малышка обняла себя за плечи, пытаясь защититься неизвестно от чего.
– А теперь я буду врагом, а ты будешь сама собой. Ты придешь мне на помощь.
Но Клеопатра словно окаменела. Мохама подняла нож и протянула царевне.
– Раз пришлось сражаться, нужно быть смелой. Возьми кинжал, только не полосни меня.
Теплая рукоять вернула девочке силы. Словно она проснулась после долгого сна свежей и отдохнувшей и ей предложили новую игру.
– Да, я готова. Я зарежу любого врага! – воскликнула Клеопатра, взмахнув оружием.
– Царевна веселится. В убийстве нет ничего веселого. Лучше потренируемся без кинжала, пока ты не научишься. Я всего лишь рабыня, и моя голова многого не стоит, но мне она нравится.
Клеопатра рассмеялась и отложила нож. Когда Мохама опустилась на кровать, царевна наступила ей на спину, прижимая к постели. А затем уселась сверху. Мохама раскинула руки в стороны. Царевна попыталась схватить ее за запястья, но прежде чем она успела опомниться, обе девушки скатились с подушек и Клеопатра очутилась на холодном полу. Мохама поймала обе руки девочки и прижала их над головой царевны.
– Тебе еще многому предстоит научиться, царевна. К счастью, мужества тебе не занимать.
В тот же день Клеопатра явилась к дворцовому смотрителю и потребовала, чтобы рабыня Мохама стала ее личной служанкой.
Следуя совету Мелеагра, царская семья покинула Александрию перед рассветом, когда чернь спала и видела сны. Клеопатра знала, что путешествие будет не из легких, но не колебалась ни минуты, когда Авлет предложил «немного поохотиться» в районе Дельты. Ей хотелось убраться подальше от бунтующей толпы и Теа, которая снова была беременной и наверняка останется во дворце.
Кавалькада всадников и вереница повозок вытянулась длинной змеей, которая двигалась по болотам с шумом и гамом. Охотничьих собак везли в клетках. Борзые, натасканные на зайцев, и индийские псы, обученные искать и преследовать более крупную дичь, заходились лаем, будто старались перекричать друг друга. За царской свитой ехали двенадцать повозок: в трех размещалась личная прислуга царской семьи и их родичей, в двух сидели повара и их помощники, еще две были нагружены утварью и огромными кувшинами, а четыре везли тенты и спальные принадлежности для всей компании. В последней, двенадцатой повозке восседала наложница царя со служанками, на тот случай если Авлет пожелает развлечься во время путешествия.
Десяток родственников скакали рядом с царем и его детьми. Авлет путешествовал верхом на норовистом жеребце из породы, выведенной в Греции. Царь ценил лошадей этой породы выше арабских и ниссийских скакунов, которые пусть и были сильнее и выносливее, но для охоты не подходили: их крупные головы мешали как следует бросить копье. Оказавшись за городом, царь словно позабыл о всех государственных делах и неприятностях.
– Говорят, Александр предпочитал индийских собак. Из персидского дворца Дария он вывез тысячи псов, – громко сообщил Деметрию царь, стараясь перекричать собачий лай.
Философа пригласили с собой в награду за успехи младшей царевны в учебе.
– Деметрий, сегодня ты увидишь мою борзую Ауру в деле.
– Отец назвал ее так в честь собаки Аталанты, – пояснила Клеопатра.
– О богиня-девственница, великая победительница Калидонского вепря, будь благосклонна к нашему путешествию! – воскликнул Авлет. – О служительница Артемиды, освяти наше оружие, пробуди нюх наших псов, направь наши копья и стрелы в сердце добычи, и пусть ни человек, ни зверь не пострадают незаслуженно! Мы принесем жертву на твоем алтаре и возблагодарим тебя жертвенной кровью!
Тощий Деметрий заерзал в седле, вымученно улыбаясь. Клеопатра знала, что учителю были глубоко безразличны и прогулка на свежем воздухе, и пролитие жертвенной крови на алтарях.
– Это у меня от предков, друг мой! – засмеялся царь. – Птолемеи всегда были заядлыми охотниками, начиная с Птолемея Первого, который выезжал на охоту вместе с Александром.
– Да, Александр Великий был самым знаменитым охотником всех времен и народов, – кивнул Деметрий, который уже научился поддакивать правителю. – Не считая, конечно, бога Геракла.
– Все мои предки были славными охотниками. Ну, кроме Брюхана, который не любил охотиться. Он говорил: «Давайте лучше поохотимся за красивыми девчонками».
Авлет вскинул правую руку к небесам, словно желая охватить все необъятное болото, простирающееся до самого горизонта.
– Я тоже люблю красивых девчонок, – подмигнул он философу. – Но нет ничего прекрасней, чем помериться силой с разъяренным диким вепрем. Когда мне было десять лет, я прочитал, как Александр одной рукой свалил льва. И с тех пор охота стала моей страстью.
Клеопатра поспешила вмешаться:
– Отец, ты воспитал меня на тех же книгах, какие читал в детстве сам. Почему же ты не позволяешь мне познать радость охоты на крупную добычу?
– Царевну терзают недостатки, связанные с ее возрастом, владыка, – пояснил Деметрий.
– Но Александр в десять лет наверняка охотился вместе с отцом, – продолжала стоять на своем царевна.
– Потерпи, малышка. Ты скоро вырастешь.
Клеопатра стояла в чаще леса. На ней были светло-зеленый хитон и охотничьи кожаные сапоги. В руках она держала такой же лук, как у бактрийских соратниц Береники, а правое плечо оттягивал колчан, полный стрел. Узкая и грязная звериная тропа, к которой вышла Клеопатра, была истоптана следами копыт, причем каждое копыто – больше ступни царевны. Над тропинкой нависало большое сухое дерево, голый ствол казался похожим на могильный камень. Сиреневые пятна высохшей плесени на коре празднично блестели и выглядели как драгоценные аметисты на скелете. Девочке хотелось потрогать это природное украшение, но она не решилась.
Перепрыгивая из одного следа в другой, Клеопатра вскоре добралась до большого вяза, настоящего великана среди деревьев. Скрюченные корни впились в землю, словно когти диковинного дракона, раскидистые ветви закрывали собой небо. Под деревом гордо стоял лев, попирая лапами ловчую сеть. Его голова и лапы были несоизмеримо велики, бока раздувались и опадали, а злобные глаза влажно сверкали. Зверя окружали пятеро всадников и юноша с царской эмблемой на груди охотничьей туники. Сам царь стоял перед мордой льва, меряясь взглядами с огромным животным.
Царевна сразу узнала своего далекого предка. Это его мумия покоится в стеклянном саркофаге в центре города. Города, который назвали в честь этого человека. А рядом стояли его соратники – герои преданий и легенд, с детства дарившие повелителя своей любовью и верной службой: Селевк, Лисимах, старик Антипатр, флотоводец Неарх и горбоносый Птолемей. Александр был великолепен – мускулистый, гордый и прекрасный. Хотя высоким его не назовешь. Из-за этого Клеопатра прониклась к царю еще большим обожанием. Всю жизнь девочка мечтала попасть в древние времена и познакомиться с этим великим человеком. Клеопатре грезилось, что так и было, что Александр был ее верным и любящим другом, просто историки умело это скрывали. «Если бы он узнал меня получше, – мечтала царевна, – он навсегда стал бы моим, а я принадлежала бы только ему». Правда, Деметрий пытался развеять ее наивные фантазии, утверждая, что великий полководец чересчур любил женщин, чтобы хранить кому-то верность. Но сейчас он послан ей, Клеопатре, самими богами.
– Брат, – позвала царевна и встала между царем и львом.
Александр заговорил с ней любезно, словно знал Клеопатру всю жизнь:
– Отойди в сторону, сестра. – А потом обратился к зверю: – Лев, повелитель животных, чьи внутренности кентавр отдал Ахиллу, дабы умножить его силу, приготовься к смерти!
Александр поднял копье, и в этот миг лев прыгнул. Его брюхо закрыло небо над головой Клеопатры. Царь успел пронзить копьем живот чудовища, но был выбит из седла. Лев ударил противника когтями по лицу, оставляя кровавые царапины на щеках молодого воина.
– Друзья, помогите! – воскликнул царь, обагренный кровью зверя, которая хлестала из страшной раны в животе льва.
Клеопатра потянулась к своему колчану, но обнаружила, что он пуст.
– Дедушка! – взмолилась девочка. – Стреляй! Спаси царя!
Птолемей достал из своего колчана стрелу с золотым наконечником. Он наложил стрелу на лук и прицелился. Но не в зверя, а в Клеопатру. Девочка рванулась бежать, однако ее ноги словно приросли к земле. Когда стрела сорвалась с тетивы, царевна упала. Ее спина страшно хрустнула, и Клеопатра покинула тело.
Теперь она видела всю сцену сверху, причем ее поле зрение странным образом сузилось. Она смотрела словно сквозь красное стеклышко, но различала все детали с поразительной ясностью. Александр стоял под деревом, одной ногой попирая мертвого льва. Кровь все еще сочилась из раны в боку зверя. Птолемей вскинул лук, приветствуя царевну. Оглянувшись по сторонам, Клеопатра поняла, что она стала орлом.
Она проснулась. Во рту было сухо, сердце колотилось в груди. В первую минуту Клеопатра не могла привыкнуть к тому, что у нее нет крыльев. Затем она задумалась над своим сновидением. Что бы это значило? Она никому не могла рассказать о видении, кроме Деметрия, а ученый не верил в вещие сны.
Умывшись и позавтракав, царевна оделась. Ее наряд дополняли высокие кожаные сапоги и легкая накидка, поскольку утро было прохладным. Широкополая шляпа защитит лицо от солнца, которое скоро начнет припекать вовсю. Девочка ехала верхом на сонной и теплой Персефоне. Болота заволакивал утренний туман. Царь объявил, что женщины – Береника, Клеопатра и их спутницы – будут охотиться на зайцев в компании двух юношей, которые расставят ловчие сети. Еще с ними останутся два охранника. А мужчины и воины займутся крупной дичью, их ждет сражение с диким вепрем.
– Если, конечно, мы его найдем, – со смехом добавил Авлет.
– Царь и отец мой, – хрипло промолвила Береника, – мне уже шестнадцать. Я и мои женщины привыкли охотиться в любое время года. Позволь мне заметить, что стреляю я получше, чем даже ты.
Среди родичей послышалось хмыканье, бактрийки захихикали. Рослая, отлично сложенная Береника действительно превосходила отца в искусстве стрельбы.
«Если она поедет охотиться на крупную дичь, я тоже поеду», – решила про себя Клеопатра. Девочка разрывалась между двумя желаниями. Ей одновременно хотелось, чтобы отец отказал вздорной сестрице и чтобы он согласился – тогда будет легче напроситься вместе со всеми.
– Если царевна Береника желает заниматься делом по душе, пусть сперва заведет собственное царство. А здесь царь – я, и женщины будут делать то, что я прикажу. А сейчас вознесем молитву Артемиде, владычице…
– Богиня охоты – тоже женщина, – вмешалась Береника.
– А царевна Береника – не богиня, а смертная, – парировал царь.
Береника поспешила продолжить спор, пока отец не начал молитву.
– Как же так, отец, ведь ты называешь себя Новым Дионисом? Разве земные боги рождают смертных детей? Прости, я не очень хорошо разбираюсь в делах богов.
В наступившей тишине слышалось лишь фырканье лошадей, которые чуяли запах животных на звериной тропе, по которой им вскоре предстояло бежать. Придворные, родичи, слуги, рабы – все застыли в седлах. Боясь повернуть голову, они искоса посматривали на правителя.
Густые черные брови Авлета гневно сошлись над переносицей.
– Пусть госпожа диких зверей натравит на тебя Калидонского вепря, который разорвет тебя в клочья за то, что ты осмелилась дерзить царю!
Береника невозмутимо выслушала проклятие отца. Авлет поднес к губам рог из черепахового панциря и протрубил начало охоты. Все мужчины, не медля ни минуты, поскакали на запад. Лишь Деметрий, следуя за царем, оглянулся и приветливо посмотрел на Клеопатру.
Береника, Клеопатра, обе бактрийки с луками и колчанами, полными стрел, и рабы-ловчие проводили уезжающих завистливыми взглядами. Равнодушными остались лишь оба стражника. Шесть неугомонных псов толкались в клетке, которая стояла в отдельной повозке. Правил лошадьми старый киликиец, который до того, как его скрутила болезнь, был главным смотрителем гончих.
Береника оглядела всю компанию.
– Тот, кто ничего не убьет, не возляжет сегодня на пиру, – заявила девушка, глядя прямо на свою младшую сестру.
– У костра никто не ложится, сестра, разве что пьяные, – ответила Клеопатра.
Она ударила пятками в круглые бока Персефоны и поскакала к заросшей травой низине. Пускать пони в галоп она опасалась, поскольку никогда еще не ездила здесь верхом.
– Эта мерзкая лошаденка когда-нибудь свернет тебе шею, сестрица, – бросила Береника, возвращаясь.
Клеопатра удержалась в седле. Но тут мимо проскакали две спутницы Береники, мускулистые ладные девушки-бактрийки, за плечами которых громко хлопали колчаны со стрелами. Их насмешливые взгляды полоснули по младшей царевне.
– Мохама! – позвала Клеопатра, оглядываясь в поисках служанки.
Она незаметно возникла рядом. Мохама была родом из пустыни, ее буйные черные кудри свободно обрамляли смуглое упрямое лицо.
– Видела? Если они хотели меня напугать, то сильно ошиблись, – возмущенно сказала Клеопатра, отважно пытаясь скрыть свой страх.
– Пусть эти твари нас не трогают, а то пожалеют, – кровожадно усмехнулась Мохама.
Греческий она выучила совсем недавно. Ее миндалевидные глаза мерцали мягким золотистым светом. Кожа Мохамы была темного цвета – не черной, как у нубийцев, и не светло-золотистой, как у египтян, а странного смешанного оттенка.
– Не волнуйся. Я слежу за ними вот этими двумя глазами и третьим, на затылке, – заверила служанка.
Клеопатра приметила девушку несколько месяцев тому назад, когда та зажигала лампы в главном зале. Мохама поднимала крышки ламп и наполняла светильники маслом из огромного кувшина. Завороженная высоким ростом и недюжинной силой рабыни, Клеопатра подошла к ней и робко спросила:
– Ты амазонка?
Макушка девочки едва доставала Мохаме до ключиц.
– Амазонки жили на востоке, а я с запада, из пустыни.
На ломаном греческом языке девушка объяснила царевне, что ее поймали в шестнадцать лет или около того, насколько она могла сосчитать по луне. Она с братьями напала на экспедицию царских картографов. Когда Мохама увидела, что враги хорошо вооружены, она начала кружить на лошади вокруг повозок, засыпая песком глаза солдат. За это время братья успели сбежать.
– Ты пожертвовала собой? – поразилась Клеопатра.
– Это была не жертва. Они везли добычу.
Несколько дней царевна наблюдала за Мохамой во время работы, размышляя о том, будет ли такая рабыня ей полезна. Хотя черная девушка не была амазонкой, она походила на них, если только изображения на вазах и кувшинах не лгут. Возможно, она также владела навыками воительниц, в которых настолько преуспели Береника и ее подруги. Береника была старше, выше и глупее Клеопатры, которая подозревала, что бактрийки могут быть подосланными убийцами.
Царевна поделилась своими страхами с Мохамой. На следующий день рабыня вытащила из складок своего хитона изогнутый кинжал с эбеновой рукояткой, инкрустированной кусочками слоновой кости.
– Я принесла царевне подарок, – сказала Мохама, протягивая девочке кинжал. – Это самаритянский нож.
– Я так и знала! – воскликнула Клеопатра, хватая оружие. – Ты настоящая амазонка! Самаритяне – потомки скифов и амазонок. Они сражались кинжалами лучше всех на свете.
– Я не самаритянка, я забрала этот нож у самаритянского солдата.
– Украла, ты хочешь сказать, – уточнила Клеопатра, внимательно следя за лицом девушки, не обидится ли.
Та лишь пожала плечами.
– Нет, солдат кое-что хотел от меня, и я дала ему это в обмен на кинжал.
– А что ты ему дала?
– То, что можно давать каждый раз, не теряя ничего.
Клеопатра растерялась, а Мохама спокойно продолжала:
– Весь город бурлит. Царская семья в опасности даже здесь, в дворцовых покоях. Тебе угрожает твоя собственная сестра. Если позволишь, я буду спать на полу у твоей постели. А ты на ночь будешь класть кинжал под подушку. Если в комнату проникнет враг, ему придется сперва убить меня. Может, ты успеешь перерезать ему глотку, пока он будет бороться со мной. Я покажу тебе, как это делается.
– Прекрасно! – возликовала царевна.
Мохама велела Клеопатре взять кинжал, лечь на кровать и сделать вид, что борется с противником. Царевна опустилась на постель, осторожно сжимая оружие в правой руке. Свободной рукой Клеопатра вцепилась в одеяло, а кинжалом принялась кромсать подушки, помогая себе коленями. Внезапно чья-то нога прижала ее к кровати. У Клеопатры разжались руки. Мохама ухватила девочку за волосы и отвела ее голову назад. После чего нагнулась и медленно провела по горлу царевны пальцем. Затем шепнула ей на ухо, почти коснувшись кожи горячими губами:
– Вот так, враг короны! Твоя голова уже не твоя.
Сердце царевны бешено колотилось. Она не могла ни вздохнуть, ни пошевелиться. Ей казалось, что Мохама каким-то чудом сковала ее тело, вырвала волосы и свернула шею. У девочки не было сил, чтобы вымолвить слово. Наконец рабыня отпустила Клеопатру, помогла встать и поправила на ней одежду. Малышка обняла себя за плечи, пытаясь защититься неизвестно от чего.
– А теперь я буду врагом, а ты будешь сама собой. Ты придешь мне на помощь.
Но Клеопатра словно окаменела. Мохама подняла нож и протянула царевне.
– Раз пришлось сражаться, нужно быть смелой. Возьми кинжал, только не полосни меня.
Теплая рукоять вернула девочке силы. Словно она проснулась после долгого сна свежей и отдохнувшей и ей предложили новую игру.
– Да, я готова. Я зарежу любого врага! – воскликнула Клеопатра, взмахнув оружием.
– Царевна веселится. В убийстве нет ничего веселого. Лучше потренируемся без кинжала, пока ты не научишься. Я всего лишь рабыня, и моя голова многого не стоит, но мне она нравится.
Клеопатра рассмеялась и отложила нож. Когда Мохама опустилась на кровать, царевна наступила ей на спину, прижимая к постели. А затем уселась сверху. Мохама раскинула руки в стороны. Царевна попыталась схватить ее за запястья, но прежде чем она успела опомниться, обе девушки скатились с подушек и Клеопатра очутилась на холодном полу. Мохама поймала обе руки девочки и прижала их над головой царевны.
– Тебе еще многому предстоит научиться, царевна. К счастью, мужества тебе не занимать.
В тот же день Клеопатра явилась к дворцовому смотрителю и потребовала, чтобы рабыня Мохама стала ее личной служанкой.
Следуя совету Мелеагра, царская семья покинула Александрию перед рассветом, когда чернь спала и видела сны. Клеопатра знала, что путешествие будет не из легких, но не колебалась ни минуты, когда Авлет предложил «немного поохотиться» в районе Дельты. Ей хотелось убраться подальше от бунтующей толпы и Теа, которая снова была беременной и наверняка останется во дворце.
Кавалькада всадников и вереница повозок вытянулась длинной змеей, которая двигалась по болотам с шумом и гамом. Охотничьих собак везли в клетках. Борзые, натасканные на зайцев, и индийские псы, обученные искать и преследовать более крупную дичь, заходились лаем, будто старались перекричать друг друга. За царской свитой ехали двенадцать повозок: в трех размещалась личная прислуга царской семьи и их родичей, в двух сидели повара и их помощники, еще две были нагружены утварью и огромными кувшинами, а четыре везли тенты и спальные принадлежности для всей компании. В последней, двенадцатой повозке восседала наложница царя со служанками, на тот случай если Авлет пожелает развлечься во время путешествия.
Десяток родственников скакали рядом с царем и его детьми. Авлет путешествовал верхом на норовистом жеребце из породы, выведенной в Греции. Царь ценил лошадей этой породы выше арабских и ниссийских скакунов, которые пусть и были сильнее и выносливее, но для охоты не подходили: их крупные головы мешали как следует бросить копье. Оказавшись за городом, царь словно позабыл о всех государственных делах и неприятностях.
– Говорят, Александр предпочитал индийских собак. Из персидского дворца Дария он вывез тысячи псов, – громко сообщил Деметрию царь, стараясь перекричать собачий лай.
Философа пригласили с собой в награду за успехи младшей царевны в учебе.
– Деметрий, сегодня ты увидишь мою борзую Ауру в деле.
– Отец назвал ее так в честь собаки Аталанты, – пояснила Клеопатра.
– О богиня-девственница, великая победительница Калидонского вепря, будь благосклонна к нашему путешествию! – воскликнул Авлет. – О служительница Артемиды, освяти наше оружие, пробуди нюх наших псов, направь наши копья и стрелы в сердце добычи, и пусть ни человек, ни зверь не пострадают незаслуженно! Мы принесем жертву на твоем алтаре и возблагодарим тебя жертвенной кровью!
Тощий Деметрий заерзал в седле, вымученно улыбаясь. Клеопатра знала, что учителю были глубоко безразличны и прогулка на свежем воздухе, и пролитие жертвенной крови на алтарях.
– Это у меня от предков, друг мой! – засмеялся царь. – Птолемеи всегда были заядлыми охотниками, начиная с Птолемея Первого, который выезжал на охоту вместе с Александром.
– Да, Александр Великий был самым знаменитым охотником всех времен и народов, – кивнул Деметрий, который уже научился поддакивать правителю. – Не считая, конечно, бога Геракла.
– Все мои предки были славными охотниками. Ну, кроме Брюхана, который не любил охотиться. Он говорил: «Давайте лучше поохотимся за красивыми девчонками».
Авлет вскинул правую руку к небесам, словно желая охватить все необъятное болото, простирающееся до самого горизонта.
– Я тоже люблю красивых девчонок, – подмигнул он философу. – Но нет ничего прекрасней, чем помериться силой с разъяренным диким вепрем. Когда мне было десять лет, я прочитал, как Александр одной рукой свалил льва. И с тех пор охота стала моей страстью.
Клеопатра поспешила вмешаться:
– Отец, ты воспитал меня на тех же книгах, какие читал в детстве сам. Почему же ты не позволяешь мне познать радость охоты на крупную добычу?
– Царевну терзают недостатки, связанные с ее возрастом, владыка, – пояснил Деметрий.
– Но Александр в десять лет наверняка охотился вместе с отцом, – продолжала стоять на своем царевна.
– Потерпи, малышка. Ты скоро вырастешь.
Клеопатра стояла в чаще леса. На ней были светло-зеленый хитон и охотничьи кожаные сапоги. В руках она держала такой же лук, как у бактрийских соратниц Береники, а правое плечо оттягивал колчан, полный стрел. Узкая и грязная звериная тропа, к которой вышла Клеопатра, была истоптана следами копыт, причем каждое копыто – больше ступни царевны. Над тропинкой нависало большое сухое дерево, голый ствол казался похожим на могильный камень. Сиреневые пятна высохшей плесени на коре празднично блестели и выглядели как драгоценные аметисты на скелете. Девочке хотелось потрогать это природное украшение, но она не решилась.
Перепрыгивая из одного следа в другой, Клеопатра вскоре добралась до большого вяза, настоящего великана среди деревьев. Скрюченные корни впились в землю, словно когти диковинного дракона, раскидистые ветви закрывали собой небо. Под деревом гордо стоял лев, попирая лапами ловчую сеть. Его голова и лапы были несоизмеримо велики, бока раздувались и опадали, а злобные глаза влажно сверкали. Зверя окружали пятеро всадников и юноша с царской эмблемой на груди охотничьей туники. Сам царь стоял перед мордой льва, меряясь взглядами с огромным животным.
Царевна сразу узнала своего далекого предка. Это его мумия покоится в стеклянном саркофаге в центре города. Города, который назвали в честь этого человека. А рядом стояли его соратники – герои преданий и легенд, с детства дарившие повелителя своей любовью и верной службой: Селевк, Лисимах, старик Антипатр, флотоводец Неарх и горбоносый Птолемей. Александр был великолепен – мускулистый, гордый и прекрасный. Хотя высоким его не назовешь. Из-за этого Клеопатра прониклась к царю еще большим обожанием. Всю жизнь девочка мечтала попасть в древние времена и познакомиться с этим великим человеком. Клеопатре грезилось, что так и было, что Александр был ее верным и любящим другом, просто историки умело это скрывали. «Если бы он узнал меня получше, – мечтала царевна, – он навсегда стал бы моим, а я принадлежала бы только ему». Правда, Деметрий пытался развеять ее наивные фантазии, утверждая, что великий полководец чересчур любил женщин, чтобы хранить кому-то верность. Но сейчас он послан ей, Клеопатре, самими богами.
– Брат, – позвала царевна и встала между царем и львом.
Александр заговорил с ней любезно, словно знал Клеопатру всю жизнь:
– Отойди в сторону, сестра. – А потом обратился к зверю: – Лев, повелитель животных, чьи внутренности кентавр отдал Ахиллу, дабы умножить его силу, приготовься к смерти!
Александр поднял копье, и в этот миг лев прыгнул. Его брюхо закрыло небо над головой Клеопатры. Царь успел пронзить копьем живот чудовища, но был выбит из седла. Лев ударил противника когтями по лицу, оставляя кровавые царапины на щеках молодого воина.
– Друзья, помогите! – воскликнул царь, обагренный кровью зверя, которая хлестала из страшной раны в животе льва.
Клеопатра потянулась к своему колчану, но обнаружила, что он пуст.
– Дедушка! – взмолилась девочка. – Стреляй! Спаси царя!
Птолемей достал из своего колчана стрелу с золотым наконечником. Он наложил стрелу на лук и прицелился. Но не в зверя, а в Клеопатру. Девочка рванулась бежать, однако ее ноги словно приросли к земле. Когда стрела сорвалась с тетивы, царевна упала. Ее спина страшно хрустнула, и Клеопатра покинула тело.
Теперь она видела всю сцену сверху, причем ее поле зрение странным образом сузилось. Она смотрела словно сквозь красное стеклышко, но различала все детали с поразительной ясностью. Александр стоял под деревом, одной ногой попирая мертвого льва. Кровь все еще сочилась из раны в боку зверя. Птолемей вскинул лук, приветствуя царевну. Оглянувшись по сторонам, Клеопатра поняла, что она стала орлом.
Она проснулась. Во рту было сухо, сердце колотилось в груди. В первую минуту Клеопатра не могла привыкнуть к тому, что у нее нет крыльев. Затем она задумалась над своим сновидением. Что бы это значило? Она никому не могла рассказать о видении, кроме Деметрия, а ученый не верил в вещие сны.
Умывшись и позавтракав, царевна оделась. Ее наряд дополняли высокие кожаные сапоги и легкая накидка, поскольку утро было прохладным. Широкополая шляпа защитит лицо от солнца, которое скоро начнет припекать вовсю. Девочка ехала верхом на сонной и теплой Персефоне. Болота заволакивал утренний туман. Царь объявил, что женщины – Береника, Клеопатра и их спутницы – будут охотиться на зайцев в компании двух юношей, которые расставят ловчие сети. Еще с ними останутся два охранника. А мужчины и воины займутся крупной дичью, их ждет сражение с диким вепрем.
– Если, конечно, мы его найдем, – со смехом добавил Авлет.
– Царь и отец мой, – хрипло промолвила Береника, – мне уже шестнадцать. Я и мои женщины привыкли охотиться в любое время года. Позволь мне заметить, что стреляю я получше, чем даже ты.
Среди родичей послышалось хмыканье, бактрийки захихикали. Рослая, отлично сложенная Береника действительно превосходила отца в искусстве стрельбы.
«Если она поедет охотиться на крупную дичь, я тоже поеду», – решила про себя Клеопатра. Девочка разрывалась между двумя желаниями. Ей одновременно хотелось, чтобы отец отказал вздорной сестрице и чтобы он согласился – тогда будет легче напроситься вместе со всеми.
– Если царевна Береника желает заниматься делом по душе, пусть сперва заведет собственное царство. А здесь царь – я, и женщины будут делать то, что я прикажу. А сейчас вознесем молитву Артемиде, владычице…
– Богиня охоты – тоже женщина, – вмешалась Береника.
– А царевна Береника – не богиня, а смертная, – парировал царь.
Береника поспешила продолжить спор, пока отец не начал молитву.
– Как же так, отец, ведь ты называешь себя Новым Дионисом? Разве земные боги рождают смертных детей? Прости, я не очень хорошо разбираюсь в делах богов.
В наступившей тишине слышалось лишь фырканье лошадей, которые чуяли запах животных на звериной тропе, по которой им вскоре предстояло бежать. Придворные, родичи, слуги, рабы – все застыли в седлах. Боясь повернуть голову, они искоса посматривали на правителя.
Густые черные брови Авлета гневно сошлись над переносицей.
– Пусть госпожа диких зверей натравит на тебя Калидонского вепря, который разорвет тебя в клочья за то, что ты осмелилась дерзить царю!
Береника невозмутимо выслушала проклятие отца. Авлет поднес к губам рог из черепахового панциря и протрубил начало охоты. Все мужчины, не медля ни минуты, поскакали на запад. Лишь Деметрий, следуя за царем, оглянулся и приветливо посмотрел на Клеопатру.
Береника, Клеопатра, обе бактрийки с луками и колчанами, полными стрел, и рабы-ловчие проводили уезжающих завистливыми взглядами. Равнодушными остались лишь оба стражника. Шесть неугомонных псов толкались в клетке, которая стояла в отдельной повозке. Правил лошадьми старый киликиец, который до того, как его скрутила болезнь, был главным смотрителем гончих.
Береника оглядела всю компанию.
– Тот, кто ничего не убьет, не возляжет сегодня на пиру, – заявила девушка, глядя прямо на свою младшую сестру.
– У костра никто не ложится, сестра, разве что пьяные, – ответила Клеопатра.
Она ударила пятками в круглые бока Персефоны и поскакала к заросшей травой низине. Пускать пони в галоп она опасалась, поскольку никогда еще не ездила здесь верхом.