Страница:
Символично, думал Мелеагр, что царица выбрала для себя образ самой развратной шлюхи Олимпа. Потом, устыдившись, евнух пожурил себя за то, что размышляет как невежда, ничего не смыслящий в древней религии. Судьба назначила Афродиту богиней любовных утех, в этом ее предназначение. К тому же богиня не соблазняла своего божественного отца, Зевса. Хотя имеется мнение, что он ее желал. Так что Афродита гораздо лучше Теа.
Толпу озарил яркий луч света. Все завертели головами, ища его источник, но тут же отвели глаза от слепящей точки. А потом Мелеагр увидел повозку, которую тащил слон. На повозке неподвижно, словно изваяние, стояла Береника. Над головой она держала щит, которым ловила солнечные лучи. Для шествия она облачилась в доспехи и являла собой Афину Палладу, богиню справедливой войны. Ее маленькая сестренка Арсиноя, первенец царицы Теа, сидела рядом, наряженная в козлиную шкуру. Арсиноя изображала великую богиню в детстве. На повозке лежали предметы, которые изобрела Афина: флейты, лошадиные уздечки, колеса со спицами, хомуты, цифры, маленькие модели кораблей и колесниц. Над головой Береники полоскалось знамя с девизом: «Афина времени не теряет». Десятки девушек в воинском облачении кружились вокруг повозки сияющей Береники и задорно вопили: «О-лу-лу!» Боевой клич эхом подхватывали маленькие девочки с крохотными щитами и легкими копьями. Малышки выступали стройными рядами, изображая воинство амазонок.
Царевна казалась настоящей богиней – грозной, неприступной и непостижимой. Ее непокорный нрав и стройное мускулистое тело хорошо соответствовали образу Афины. То ли под воздействием винных паров, то ли в порыве верноподданнических чувств, то ли в восхищении перед великой богиней народ воздел над головой кулаки и дружно заревел.
– О-лу-лу! – закричал Мелеагр, напугав окружающих вельмож, которые впервые увидели, как евнух, всегда невозмутимый, позволяет чувствам взять над собой верх.
Мелеагр заметил, что на него начали подозрительно коситься, но ему было все равно. В ушах звенели воинственные кличи, сердце трепетало от радости. Это знак, да, это знак богини – тот восторг, с каким люди приветствовали Беренику. Он верно угадал ее предназначение. Мелеагр закрыл глаза, вознося молитву божеству, и его вера в Беренику усилилась стократно.
Но советник недолго наслаждался своей победой. На улицу выплыла небольшая повозка в форме каменной лодочки Исиды, матери всех богов Египта. В лодке стояла младшая дочь царя. Ее багровое платье создавало неожиданный эффект по сравнению с длинными темными волосами и детским личиком. Рядом с повозкой шествовали два десятка жриц в черных париках гладкой копной и кроваво-красных одеждах. Улица заалела, багрянец резанул по глазам. В животе Мелеагра зашевелился ледяной ком, ему показалось, что еще немного – и его стошнит.
Клеопатра стояла на корме лодки, раскинув в сторону руки, словно хотела обнять свой народ, защитить его, как сама богиня-мать. Толпа взорвалась восторгом, захлопала в ладоши, а египтяне вскинули над головой тотемы в знак преклонения. Мелеагр не мог не отметить, что Береника подобной чести так и не удостоилась. Глядя на бушующий народ, Клеопатра уверилась в том, что вызывать подобные чувства в людях для нее не составляет большого труда. Это особый дар, и она обладает этим даром.
Мелеагр тоже это заметил. И подумал, что девочка может доставить много неприятностей. У нее нет красоты мачехи или прав на престол ее старшей сестры. Она так мала, что все привыкли ее недооценивать. А напрасно. Хорошо, что она совсем ребенок. Потому что, в отличие от мачехи, у этой девчонки острый ум. Вот что всегда опасно.
Под вечер Мелеагр выехал за город, на стадион, чтобы посмотреть, как будут приносить в жертву быков. Их забьют посреди стадиона, зажарят на вертелах и подадут всем желающим – с фруктами и хлебом, а также остатками дармового вина.
Авлет слез со слона, женщины покинули повозки и колесницы, и царская семья разместилась на тронах, установленных на трибуне. Мелеагр и несколько избранных вельмож устроились под царским тентом. Евнух был рад, что ему не пришлось смотреть на состязание артистов, хотя обычно он любил театр. Его мутило, когда Авлет совался не в свое дело. В конце концов, это непристойно. Но сегодня, выступая от имени бога, царь не стал участвовать в соревновании на звание лучшего флейтиста. Победитель, занявший первое место, восседал сейчас рядом с правящей семьей, рука об руку с золотым Дионисом. Это был прелестный юноша с чудными карими глазами и золотыми кудрями, которые волнами падали на плечи. Сегодня ему придется сперва выслушать игру Авлета на флейте, а потом провести ночь в царской спальне. Мелеагр дал себе зарок отыскать потом парня и пригласить к себе на завтрак. Юноша явно приехал издалека, и ему наверняка понравится вид на море с балкона покоев Мелеагра.
Клеопатра сидела рядом с Архимедом и не знала, чем восхищаться больше – шествием жертвенных быков или рукой брата на ее запястье. Она затаила дыхание, когда на стадион начали выводить пять сотен быков. Это заняло полчаса, а то и больше. Время остановилось, пока огромные животные ступали по арене. Каждого вели трое рабов, а впереди вышагивал жрец с косой и четверо подручных с огромным серебряным сосудом для сбора жертвенной крови.
– Какое торжественное шествие, – прошептала девочка на ухо Архимеду.
– Кровь жертвенных животных нельзя расплескать, – ответил тот. – Когда люди едят их плоть и пьют их кровь, они причащаются божества.
Заходящее солнце озарило стадион золотым лучом. На арене появились жрицы. Они повернулись лицом к быкам и в один голос запели: «Снизойди, владыка Дионис, бог подземного мира, спасший мать из Аида. Снизойди, сын Зевса, державший в руках молнию. Снизойди, покровитель винных лоз, зерна и всего, что зеленеет. Титаны растерзали плоть твою. Сегодня мы приносим тебя в жертву, чтобы ты восстал вновь».
И жрицы упали ничком на песок.
– Спаси быков и убей царя! – раздался в тишине нестройный хор злых голосов в дальнем конце стадиона. – Спаси быков! Убей царя!
К первым выкрикам присоединились другие голоса, громче и ближе. Клеопатра поняла, что они пробираются к тронам. Девочка ухватилась за Архимеда, но юноша выдернул руку. Он вскочил, закрывая сестру своим телом. Остальные воины спрятали за щитами царя, царицу и Беренику.
– Бросьте римского нахлебника быкам! – ревела толпа. – Быкам! Быкам!
Забияки начали швырять на трибуну яйца, которые сочно разбивались о тела стражей. Скользкая скорлупа шлепнулась на сандалию Клеопатры. По ступеням скатилась волна родичей, которые размахивали оружием. Сметая все на своем пути, солдаты оттеснили бунтовщиков от царской трибуны. Авлет встряхнул плащ и поправил сбившийся парик. Командующий, все еще в костюме сатира, сообщил, что безопасней будет вернуться во дворец.
Архимед вывел Клеопатру, прикрывая ее своим плащом. Оглянувшись, девочка увидела, как к небу взмыли пять сотен кос, на которых играли лучи солнечного бога Осириса. Но так и не заметила тот мига, когда его брат Дионис, бог быков, безропотно подчинился своей судьбе.
Глава 5
Толпу озарил яркий луч света. Все завертели головами, ища его источник, но тут же отвели глаза от слепящей точки. А потом Мелеагр увидел повозку, которую тащил слон. На повозке неподвижно, словно изваяние, стояла Береника. Над головой она держала щит, которым ловила солнечные лучи. Для шествия она облачилась в доспехи и являла собой Афину Палладу, богиню справедливой войны. Ее маленькая сестренка Арсиноя, первенец царицы Теа, сидела рядом, наряженная в козлиную шкуру. Арсиноя изображала великую богиню в детстве. На повозке лежали предметы, которые изобрела Афина: флейты, лошадиные уздечки, колеса со спицами, хомуты, цифры, маленькие модели кораблей и колесниц. Над головой Береники полоскалось знамя с девизом: «Афина времени не теряет». Десятки девушек в воинском облачении кружились вокруг повозки сияющей Береники и задорно вопили: «О-лу-лу!» Боевой клич эхом подхватывали маленькие девочки с крохотными щитами и легкими копьями. Малышки выступали стройными рядами, изображая воинство амазонок.
Царевна казалась настоящей богиней – грозной, неприступной и непостижимой. Ее непокорный нрав и стройное мускулистое тело хорошо соответствовали образу Афины. То ли под воздействием винных паров, то ли в порыве верноподданнических чувств, то ли в восхищении перед великой богиней народ воздел над головой кулаки и дружно заревел.
– О-лу-лу! – закричал Мелеагр, напугав окружающих вельмож, которые впервые увидели, как евнух, всегда невозмутимый, позволяет чувствам взять над собой верх.
Мелеагр заметил, что на него начали подозрительно коситься, но ему было все равно. В ушах звенели воинственные кличи, сердце трепетало от радости. Это знак, да, это знак богини – тот восторг, с каким люди приветствовали Беренику. Он верно угадал ее предназначение. Мелеагр закрыл глаза, вознося молитву божеству, и его вера в Беренику усилилась стократно.
Но советник недолго наслаждался своей победой. На улицу выплыла небольшая повозка в форме каменной лодочки Исиды, матери всех богов Египта. В лодке стояла младшая дочь царя. Ее багровое платье создавало неожиданный эффект по сравнению с длинными темными волосами и детским личиком. Рядом с повозкой шествовали два десятка жриц в черных париках гладкой копной и кроваво-красных одеждах. Улица заалела, багрянец резанул по глазам. В животе Мелеагра зашевелился ледяной ком, ему показалось, что еще немного – и его стошнит.
Клеопатра стояла на корме лодки, раскинув в сторону руки, словно хотела обнять свой народ, защитить его, как сама богиня-мать. Толпа взорвалась восторгом, захлопала в ладоши, а египтяне вскинули над головой тотемы в знак преклонения. Мелеагр не мог не отметить, что Береника подобной чести так и не удостоилась. Глядя на бушующий народ, Клеопатра уверилась в том, что вызывать подобные чувства в людях для нее не составляет большого труда. Это особый дар, и она обладает этим даром.
Мелеагр тоже это заметил. И подумал, что девочка может доставить много неприятностей. У нее нет красоты мачехи или прав на престол ее старшей сестры. Она так мала, что все привыкли ее недооценивать. А напрасно. Хорошо, что она совсем ребенок. Потому что, в отличие от мачехи, у этой девчонки острый ум. Вот что всегда опасно.
Под вечер Мелеагр выехал за город, на стадион, чтобы посмотреть, как будут приносить в жертву быков. Их забьют посреди стадиона, зажарят на вертелах и подадут всем желающим – с фруктами и хлебом, а также остатками дармового вина.
Авлет слез со слона, женщины покинули повозки и колесницы, и царская семья разместилась на тронах, установленных на трибуне. Мелеагр и несколько избранных вельмож устроились под царским тентом. Евнух был рад, что ему не пришлось смотреть на состязание артистов, хотя обычно он любил театр. Его мутило, когда Авлет совался не в свое дело. В конце концов, это непристойно. Но сегодня, выступая от имени бога, царь не стал участвовать в соревновании на звание лучшего флейтиста. Победитель, занявший первое место, восседал сейчас рядом с правящей семьей, рука об руку с золотым Дионисом. Это был прелестный юноша с чудными карими глазами и золотыми кудрями, которые волнами падали на плечи. Сегодня ему придется сперва выслушать игру Авлета на флейте, а потом провести ночь в царской спальне. Мелеагр дал себе зарок отыскать потом парня и пригласить к себе на завтрак. Юноша явно приехал издалека, и ему наверняка понравится вид на море с балкона покоев Мелеагра.
Клеопатра сидела рядом с Архимедом и не знала, чем восхищаться больше – шествием жертвенных быков или рукой брата на ее запястье. Она затаила дыхание, когда на стадион начали выводить пять сотен быков. Это заняло полчаса, а то и больше. Время остановилось, пока огромные животные ступали по арене. Каждого вели трое рабов, а впереди вышагивал жрец с косой и четверо подручных с огромным серебряным сосудом для сбора жертвенной крови.
– Какое торжественное шествие, – прошептала девочка на ухо Архимеду.
– Кровь жертвенных животных нельзя расплескать, – ответил тот. – Когда люди едят их плоть и пьют их кровь, они причащаются божества.
Заходящее солнце озарило стадион золотым лучом. На арене появились жрицы. Они повернулись лицом к быкам и в один голос запели: «Снизойди, владыка Дионис, бог подземного мира, спасший мать из Аида. Снизойди, сын Зевса, державший в руках молнию. Снизойди, покровитель винных лоз, зерна и всего, что зеленеет. Титаны растерзали плоть твою. Сегодня мы приносим тебя в жертву, чтобы ты восстал вновь».
И жрицы упали ничком на песок.
– Спаси быков и убей царя! – раздался в тишине нестройный хор злых голосов в дальнем конце стадиона. – Спаси быков! Убей царя!
К первым выкрикам присоединились другие голоса, громче и ближе. Клеопатра поняла, что они пробираются к тронам. Девочка ухватилась за Архимеда, но юноша выдернул руку. Он вскочил, закрывая сестру своим телом. Остальные воины спрятали за щитами царя, царицу и Беренику.
– Бросьте римского нахлебника быкам! – ревела толпа. – Быкам! Быкам!
Забияки начали швырять на трибуну яйца, которые сочно разбивались о тела стражей. Скользкая скорлупа шлепнулась на сандалию Клеопатры. По ступеням скатилась волна родичей, которые размахивали оружием. Сметая все на своем пути, солдаты оттеснили бунтовщиков от царской трибуны. Авлет встряхнул плащ и поправил сбившийся парик. Командующий, все еще в костюме сатира, сообщил, что безопасней будет вернуться во дворец.
Архимед вывел Клеопатру, прикрывая ее своим плащом. Оглянувшись, девочка увидела, как к небу взмыли пять сотен кос, на которых играли лучи солнечного бога Осириса. Но так и не заметила тот мига, когда его брат Дионис, бог быков, безропотно подчинился своей судьбе.
Глава 5
Гнею Помпею, полководцу, от царя Птолемея XII Авлета
Мой добрый друг,
боги дают тебе возможность воздать добром за мою последнюю услугу. Я выполнил твою просьбу, чем вызвал недовольство моего народа.
И сейчас крики толпы проникают за стены дворца. Люди требуют разорвать отношения с Римом. Мой народ боится нашего союза, боится, что я приглашу тебя на царствование. Моя семья заперта во дворце, надеясь только на верность стражи и родичей. Ворота поджигали уже несколько раз. Ходят слухи о заговоре.
Посему прошу тебя, добрый друг, прийти мне на помощь так, как пришел к тебе я, – решительно и быстро. Мы должны показать всем, что царя этой земли поддерживает сам Рим. Толпа мятежников не может сравниться с римским легионом, с воинами, которых воспитал ты. Торопись же на помощь своему верному союзнику.
– Мне уже десять лет. Меня тошнит от скучных уроков Мелеагра, – твердо объявила Клеопатра. – Пора изучать философию и математику. А еще я хочу лучше узнать римскую политику, чтобы помогать отцу при дворе.
Девочка стояла перед троном, скрестив руки на груди. Царевна знала, что уговаривать родителя проще, сидя у него на коленях, но сейчас она была не в настроении и миндальничать не собиралась. Отцу постоянно угрожала опасность, и ей необходимо подготовиться как следует, чтобы смело взглянуть в лицо беде. Клеопатра неплохо разбиралась в тайных рычагах римского управления, но этого мало, чтобы стать царским советником и послом. Теа – царица, Береника – старшая в семье, у царя подрастают двое сыновей, которым и достанется трон после его смерти. Но никто так не предан Авлету, как Клеопатра. К тому же она умнее всех их, вместе взятых.
– А еще, папа, – продолжила девочка, глядя в лицо обескураженному царю, – ты знаешь, что я давно мечтаю заниматься с учеными Мусейона.
Еще до того, как царевна осознала значение этого заведения для всего ученого мира, ей нравилось сидеть во дворе вместе с Хармионой и наблюдать за преподавателями и учениками. Словно хищные вороны, люди в черных одеждах кружили друг возле друга, обсуждая тайны мироздания. Последним приобретением Мусейона стал некий Деметрий, тощий философ-грек, который до этого преподавал в самом Риме. Он был неоплатоником и попутно преподавал римское право и литературу. Именно такой человек помог бы Клеопатре исполнить ее мечту.
– Ну почему бы и нет? – вздохнул царь. – Я все равно им плачу. Видят боги, казна тратит немало средств, чтобы эти ученые были сытыми и довольными жизнью. Видимо, роскошь и образованность всегда идут рука об руку.
– Если маленькая царевна собирается изучать философию у самого Деметрия, он мог бы заниматься и с твоей старшей дочерью, – предложила Теа.
Клеопатра стиснула руками плечи и, затаив дыхание, выслушала ответ сестры:
– Еще чего! Я видела его. Он похож на летучую мышь, которая шныряет над могилами.
Так и вышло, что начиная со следующего утра ровно в девять часов Деметрия приводили во дворец. Хотя Мусейон находился в том же квартале города, что библиотека и дворец, царской семье было небезопасно появляться на улицах, даже с телохранителями. Черный наряд философа болтался на нем как на палке, короткие и редкие волосы реяли вокруг лысой макушки. Несмотря на внешнюю тщедушность, Деметрий был человеком упрямым и настойчивым. У него хватало терпения читать и обсуждать диалоги Платона с десятилетней девочкой. Клеопатра сказала ему, что хотела бы изучать римскую историю. Но учитель заверил девочку, что юный разум сначала должен впитать великие творения, несущие греческие идеалы добродетели, красоты, истины и знания, а уж потом погружаться в пучины и порочные омуты латыни, зарожденной в «этой выгребной яме».
Хотя Клеопатре не терпелось изучать политические дисциплины, которые могут помочь отцу, ей приходилось довольствоваться Платоном. Ее очаровал диалог «Мено» и вопрос о постижении добродетели. Девочка не могла понять, отчего Хармиона и даже этот старый ученый ворон, казалось, обладали врожденной добродетелью. Они всегда поступали правильно, в то время как остальные, в том числе и сама Клеопатра, постоянно вынуждены бороться с собой, чтобы достичь греческого идеала. Но она хотя бы лучше Теа и Береники, которые и не думали вступать в войну со своими пороками.
– А ты можешь научить меня добродетели? – спросила царевна Деметрия, когда они стояли возле дворцового пруда, в котором благоухающие белые лотосы манили прекрасными лепестками.
– Как доказал Сократ, добродетель даруется свыше. Все знание – а добродетель есть вид знания – заложено в нас бессмертной душою. Этому нельзя научиться. Можно только вспомнить.
– Не понимаю.
– Сократ сказал, что если бы добродетели можно было обучиться, все образованные люди были бы добродетельными. А этого не происходит.
Обтянутые кожей скулы Деметрия дрогнули, тонкая щель рта раскрылась в улыбке. Из-за худобы ученого его улыбка казалась мучительным оскалом. Царевна радостно улыбнулась:
– А ты можешь помочь мне вспомнить добродетель?
– А твоя царственная и бессмертная душа действительно желает и требует этого?
– Да, Деметрий, желает. Я вспомню знание и обрету добродетель.
Девочка крепко зажмурилась, пытаясь вспомнить это самое потерянное знание, но все, что она услышала, был далекий стрекот ласточки.
– Пока я ничего не обретаю, – призналась она. – Но обязательно обрету.
– Полагаю, для этого потребуется время и уединенные размышления, царевна, – предупредил Деметрий. – Крылья мудрости не всегда быстры.
– На сегодня довольно, – сказала Клеопатра, подняв глаза к чистому, безоблачному небу. – Жаль, что я не могу покататься верхом…
– Царевна, иногда ты с головой погружаешься в учение, а иногда поразительно рассеянна, – укорил девочку наставник и упер руки в бока – он всегда так делал, когда был чем-то недоволен.
– Я люблю учиться, Деметрий, но меня мучит… странное чувство.
– Какое? – спросил ученый, смерив царевну насмешливым взглядом.
– Знание что-то пробуждает во мне, но я не знаю, как это назвать.
Это странное чувство давно терзало Клеопатру, и девочка не представляла, что с этим делать. Но в последнее время, когда новые мысли и идеи будоражили ее сознание, она не могла усидеть на одном месте, ее постоянно куда-то влекло, звало к действию. Царевна томилась то ли неясной тревогой, то ли непонятным волнением, и избавиться от этого ощущения помогали лишь физические упражнения.
– Мне хочется все бросить и бежать куда-то, что-то делать.
– Я никак не пойму тебя, – нахмурился философ. – Нельзя бежать от знания. Ты никогда ничему не научишься, если всякий раз, постигая что-то новое, ты будешь мчаться к конюшням.
– Помнишь, как мы вчера дочитали пьесу Софокла «Филоктет»?
– Да. Не прошло и двух минут, как ты выскочила из библиотеки и бросилась к отцу, умоляя позволить тебе прокатиться верхом. Нетерпение – это интеллектуальное самоубийство!
– Просто я так обрадовалась, что все закончилось хорошо и Филоктету не пришлось до конца своих дней томиться на острове, что мне захотелось отпраздновать счастливый финал быстрой скачкой по полям.
– Странная логика, – заметил Деметрий.
– Мой дух бунтует. И мне приходится выплескивать чувства наружу.
Как объяснить этому аскету буйство ощущений, которые распирают ее маленькое тело? Как объяснить ему, бледному скелету с холодным сердцем, что она любит свободу и простор так же неистово, как и его занятия? И постоянно разрывается между этими двумя страстями. И все время заключения в дворцовых стенах она рвется на свободу, прочь из плена.
– В эти минуты я не владею собой, – зардевшись, призналась девочка. – Меня гнетут эти угрюмые стены. От них хочется удрать. К моему пони.
– Может, ты предпочла бы изучать великие творения прошлого в конюшне?
– Ты ничего не понял, Деметрий. Ты такой же, как Хармиона. Вами владеет чистый разум.
– Полагаю, все дело в крови, которая течет в твоих жилах, – вздохнул ученый. – Давай присядем на скамейку и отдохнем.
Он подождал, пока Клеопатра плюхнется на грубую скамейку из кипариса, после чего, медленно сложившись в поясе, устроился рядом.
– Какая еще кровь? – осведомилась царевна.
– Женщины твоего рода всегда обожали лошадей. Двести лет назад на Олимпийских играх царица Египта посрамила всех владельцев лошадей. Ее жеребцы были лучшими. Царицу и ее сестру признали первыми наездницами своего времени, к большому недовольству спартанцев, которые даже хотели снять их с соревнований.
– Ты говоришь совсем как Мелеагр, который сходит с ума по истории Птолемеев, – проворчала девочка. – Откуда ты это узнал?
– Я – ученый, чего никогда не скажут о тебе. К сожалению. А ведь ты обладаешь острым умом. Но тебе не дает покоя твой беспокойный дух.
– Ты меня обижаешь, Деметрий. Я хочу быть ученым!
– Благородное желание, – сухо улыбнулся наставник. – Царица-философ! Но боюсь, что твое предназначение – это действия, а не размышления.
– Шпионы дорого стоят, мой повелитель.
Аммоний посадил Клеопатру на колени, понимая, что это усилит его позицию и ослабит волю царя. Аммоний был греком средних лет, весьма увесистым и плечистым. Он был одет в наряд из превосходного хлопка и благоухал духами, которые сделали бы честь самому царю. Этот грек сколотил целое состояние на жадности римлян, которым не терпелось наложить лапу на египетские богатства. По особому соглашению с Авлетом Аммоний по сниженным ценам закупал товары – а в Египте правящая семья владела монополией на производство многих вещей. Взамен он поставлял царю обильные сведения о римской знати, которая за деньги щедро делилась с ним информацией.
– А что я могу поделать? Римских сенаторов не подкупишь медяками или дешевыми побрякушками.
– Понимаю, – досадливо поморщился Авлет. – Но стоит ли проявлять излишнюю щедрость?
Клеопатре хотелось, чтобы отец пошел навстречу торговцу. Деметрий уже начал преподавать ей латынь, и девочка мечтала о том времени, когда Аммоний научит ее общению с римлянами – как выуживать у них полезные данные и передавать отцу. Вот тогда рядом с царем будет сидеть она, преданная дочь, а не жена-самозванка, и нашептывать ему в ухо мудрые советы.
– Настают опасные времена, владыка, – прогудел торговец. – Риму очень нужны деньги. Пока он вел постоянные войны по всему миру, его казна истощилась. Запасов зерна не хватает, чтобы прокормить армию. Римлянам необходимы деньги прямо сейчас. Еще немного – и всю империю захлестнут восстания.
– Знаю-знаю, Рим снова протянул жадные руки к сокровищам Египта, – запричитал царь.
– Можно подумать, у нас мало своих несчастий, – фыркнула Теа. – Разве новости из Рима помогут нам, когда горожане будут резать нас в постели? Лучше мы потратим деньги на то, чтобы вызнать день, на который заговорщики назначили покушение.
– Восстание в собственной стране – это важный довод в пользу шпионажа, – медленно и внятно, словно ребенку, пояснил царице Аммоний. – Усмирить непокорных можно только силой.
– Да-да, конечно, – пробормотал царь, изучая список издержек, который предоставил торговец. Теа неодобрительно повела носом в сторону папируса, но читать не стала. – И все-таки денег уходит слишком много.
– Повелитель, ты давно бывал за границей? Ты знаешь, как там все дорого? – зачастил Аммоний и от волнения начал качать Клеопатру на колене, словно младенца. – Думаешь, легко добиться встречи с каким-нибудь сенатором? Нет, хотя он прекрасно знает, что я хочу подбросить ему деньжат. К каждому требуется свой подход. Иногда я целыми днями торчу на Форуме, пока не сталкиваюсь с нужным человеком «чисто случайно».
Царь застонал. Царица отвернулась, давая понять, что не собирается заниматься этими делами. А Клеопатра незаметно перебралась на другое колено Аммония, которое не качалось.
– Говорят, новый союз между Юлией Цезарем, Помпеем и этим богатеем Крассом не за горами. Этот Цезарь не остановится ни перед чем. Необходимо заняться им и его людьми, иначе это может печально закончиться для нас. Если ты заключишь союз с проигрышной партией, то – при всем моем уважении к тебе и пожеланиях здоровья и благополучия – можешь остаться без трона.
Авлет подмахнул расписку и передал писцу, чтобы тот выдал деньги. Аммоний вышел следом за писцом, низко кланяясь царю и радуясь удачной сделке.
– Не знаю, кто быстрее опустошит казну, – проворчал царь, – римляне или мои шпионы в Риме.
Клеопатра вернулась в свою комнату, ее ждал обычный двухчасовый отдых. Считалось, что маленьким царевнам вредно бодрствовать в самое жаркое время суток. Клеопатра редко спала, чаще она просто сидела на постели и читала стихи или играла с собаками, обучая их разным забавным фокусам. Девочка не могла дождаться, когда ей наконец исполнится тринадцать лет и дневной сон заменят на получасовой отдых. Когда царевна пожаловалась Хармионе, что она не младенец и ей не нужно спать так долго, наставница посоветовала девочке, пока возможно, наслаждаться передышкой. Но спать днем Клеопатра все равно не могла. Она лежала на полу, обняв пятнистую борзую по кличке Минерва, и обводила пальцем продолговатые пятна на шкуре собаки.
Царевна знала, что имеет все данные для того, чтобы стать отличным шпионом. Она уже говорила на самых разных языках, включая египетский, который оставался загадкой для всех ее предков. Ее историям, как правдивым, так и выдуманным, верили даже самые закоренелые скептики. В седле она держится так же хорошо, как любой мужчина или ее сестра Береника. Ее не укачивает ни на корабле, ни в колеснице. Последнее, по словам Аммония, было очень важным качеством для шпиона. Царь не жаловал тех, кто подвержен приступам морской болезни. Более того, она обожает приключения. Правда, с нее никогда не спускают глаз, особенно Хармиона, которая без устали твердит об опасностях, поджидающих на улице. Царская семья вынуждена сидеть во дворце. Они боятся. Все, даже Береника, которая целыми днями возится с младшей царевной Арсиноей, обучая ее стрелять из детского лука.
У нее, Клеопатры, больше способностей, чем у них всех, вместе взятых. Какой толк от Береники или Теа в шпионаже? Или перед лицом восставших египтян? Теа разве что примется умолять их о пощаде. Береника будет сражаться и погибнет. И никакой пользы государству они не принесут. То ли дело Клеопатра! Она докажет отцу, что способна на большее, чем самовлюбленная мачеха или злобная сестра. И тогда Авлет поймет, что его дочь – единственная, кто достоин сидеть рядом с ним и править от его имени.
Одногодки Клеопатры, египетские девочки, которые выполняли мелкую работу во дворце, носили белые платья. Эти наряды им выдавали уже во дворце. Вчера царевне стало любопытно, как она смотрелась бы в такой одежде. Она насела на маленькую служанку Секки и долго описывала ей страшные пытки, которые ждут египтянку, если она тайком не принесет Клеопатре простое белое платье и цветастый шарф. Семья Секки служила при дворе с незапамятных времен, в течение многих поколений. Ее мать была старшей над дворцовыми прачками. А братья драили огромные медные котлы на кухне, одновременно обучаясь искусству разделывания мяса и дичи. Этим они будут заниматься, когда подрастут. Секки боялась, что ее застукают. Ведь мать постоянно повторяла, что на дворцовой службе нельзя допустить ни одной ошибки.
В двери трижды постучали условным стуком, и в комнату царевны юркнула Секки. Перед тем как войти, девочка осторожно оглянулась по сторонам.
– Я вознагражу тебя, – прошептала Клеопатра, когда египтянка протянула ей сверток с одеждой. – Я прослежу, чтобы тебя назначили ко мне в прислуги.
– А как же то, о чем ты говорила вчера? – насмешливо поинтересовалась девочка.
– А что я говорила вчера?
– Что меня будут мучить, а потом убьют.
– Я сказала, что тебя будут мучить и убьют, если ты не поможешь мне, – поправила ее Клеопатра, натягивая через голову платье из хлопка. – Но ты помогла мне, поэтому я вознагражу тебя продвижением по службе. Если я стану шпионом отца, ты станешь моим собственным шпионом. Понимаешь?
Секки неохотно кивнула.
– Ну и как я выгляжу?
Царевна была уверена, что с такой золотистой кожей, умением прекрасно говорить на местном языке и с плетеной корзинкой в руках она похожа на обычную служанку. Секки достала из кармана несколько полотенец и заткнула их за пояс госпожи. Теперь Клеопатра действительно выглядела как девочка из дворцовой прислуги.
– Сойдешь за мою сестру, – храбро предложила Секки.
– В Риме только об этом и говорят.
Клеопатра опустила пузырек с гвоздичным маслом и бросила взгляд на соседний прилавок. Продавец книг, грек по происхождению, разворачивал какой-то свиток. Пробежав глазами текст, он презрительно глянул на человека, который предложил ему этот свиток. То был коренастый римлянин в белом облачении, заляпанном остатками завтрака.
– И ты называешь это поэзией? – снова возмутился грек и вполголоса зачитал: – «Пусть живет и здравствует со своими кобелями, по триста приемля разом, не любя, но лишь надрывая уды им то и дело…»
Он швырнул свиток торговцу, который обиженно прижал папирус к груди.
Катулл! Несомненно, это тот самый злосчастный римский поэт, произведения которого Деметрий объявил неподобающими для маленьких девочек. Клеопатра рвалась хоть одним глазком взглянуть на его стихи, но наставник заявил, что Катулл – развратник и безбожник. И вот теперь, во время третьего выхода на базар, ей наконец повезло. Каждый четверг, когда дворцовая стража была занята тренировкой во дворе, девочка проскальзывала на кухню и убегала через заднюю дверь. Она дрожала, кланяясь стражнику у ворот и бормоча приветствие на египетском языке, но равнодушный солдат не обращал на малышку внимания и продолжал чистить ногти кинжалом. Наслаждаясь теплым солнцем и прохладным ветерком, девочка мчалась на рынок, в лабиринт прилавков и лотков, где можно было найти все на свете, в том числе такие штуки, о которых Клеопатра даже не подозревала, например чесалки для спины, мазь против вшей, зубочистки и средства для улучшения потенции. В надежде узнать что-либо важное царевна ходила хвостом за странствующими философами, знаменитыми возмутителями спокойствия. Философы размахивали руками, напыщенно излагая свои идеи стайкам молодых людей, которые толпились вокруг них. Девочка прислушивалась к неторопливым беседам мужчин, которые играли в шахматы и болтали о всякой всячине – сырости, пыли, мухах и налогах. И следила за торговцами, которые обсуждали политику и злободневные вопросы. Как она ни старалась, но пока ее добычей стали лишь слово «совокупляться» на эфиопском и наставления старого повара о том, как правильно срывать спелые дыни.
Мой добрый друг,
боги дают тебе возможность воздать добром за мою последнюю услугу. Я выполнил твою просьбу, чем вызвал недовольство моего народа.
И сейчас крики толпы проникают за стены дворца. Люди требуют разорвать отношения с Римом. Мой народ боится нашего союза, боится, что я приглашу тебя на царствование. Моя семья заперта во дворце, надеясь только на верность стражи и родичей. Ворота поджигали уже несколько раз. Ходят слухи о заговоре.
Посему прошу тебя, добрый друг, прийти мне на помощь так, как пришел к тебе я, – решительно и быстро. Мы должны показать всем, что царя этой земли поддерживает сам Рим. Толпа мятежников не может сравниться с римским легионом, с воинами, которых воспитал ты. Торопись же на помощь своему верному союзнику.
– Мне уже десять лет. Меня тошнит от скучных уроков Мелеагра, – твердо объявила Клеопатра. – Пора изучать философию и математику. А еще я хочу лучше узнать римскую политику, чтобы помогать отцу при дворе.
Девочка стояла перед троном, скрестив руки на груди. Царевна знала, что уговаривать родителя проще, сидя у него на коленях, но сейчас она была не в настроении и миндальничать не собиралась. Отцу постоянно угрожала опасность, и ей необходимо подготовиться как следует, чтобы смело взглянуть в лицо беде. Клеопатра неплохо разбиралась в тайных рычагах римского управления, но этого мало, чтобы стать царским советником и послом. Теа – царица, Береника – старшая в семье, у царя подрастают двое сыновей, которым и достанется трон после его смерти. Но никто так не предан Авлету, как Клеопатра. К тому же она умнее всех их, вместе взятых.
– А еще, папа, – продолжила девочка, глядя в лицо обескураженному царю, – ты знаешь, что я давно мечтаю заниматься с учеными Мусейона.
Еще до того, как царевна осознала значение этого заведения для всего ученого мира, ей нравилось сидеть во дворе вместе с Хармионой и наблюдать за преподавателями и учениками. Словно хищные вороны, люди в черных одеждах кружили друг возле друга, обсуждая тайны мироздания. Последним приобретением Мусейона стал некий Деметрий, тощий философ-грек, который до этого преподавал в самом Риме. Он был неоплатоником и попутно преподавал римское право и литературу. Именно такой человек помог бы Клеопатре исполнить ее мечту.
– Ну почему бы и нет? – вздохнул царь. – Я все равно им плачу. Видят боги, казна тратит немало средств, чтобы эти ученые были сытыми и довольными жизнью. Видимо, роскошь и образованность всегда идут рука об руку.
– Если маленькая царевна собирается изучать философию у самого Деметрия, он мог бы заниматься и с твоей старшей дочерью, – предложила Теа.
Клеопатра стиснула руками плечи и, затаив дыхание, выслушала ответ сестры:
– Еще чего! Я видела его. Он похож на летучую мышь, которая шныряет над могилами.
Так и вышло, что начиная со следующего утра ровно в девять часов Деметрия приводили во дворец. Хотя Мусейон находился в том же квартале города, что библиотека и дворец, царской семье было небезопасно появляться на улицах, даже с телохранителями. Черный наряд философа болтался на нем как на палке, короткие и редкие волосы реяли вокруг лысой макушки. Несмотря на внешнюю тщедушность, Деметрий был человеком упрямым и настойчивым. У него хватало терпения читать и обсуждать диалоги Платона с десятилетней девочкой. Клеопатра сказала ему, что хотела бы изучать римскую историю. Но учитель заверил девочку, что юный разум сначала должен впитать великие творения, несущие греческие идеалы добродетели, красоты, истины и знания, а уж потом погружаться в пучины и порочные омуты латыни, зарожденной в «этой выгребной яме».
Хотя Клеопатре не терпелось изучать политические дисциплины, которые могут помочь отцу, ей приходилось довольствоваться Платоном. Ее очаровал диалог «Мено» и вопрос о постижении добродетели. Девочка не могла понять, отчего Хармиона и даже этот старый ученый ворон, казалось, обладали врожденной добродетелью. Они всегда поступали правильно, в то время как остальные, в том числе и сама Клеопатра, постоянно вынуждены бороться с собой, чтобы достичь греческого идеала. Но она хотя бы лучше Теа и Береники, которые и не думали вступать в войну со своими пороками.
– А ты можешь научить меня добродетели? – спросила царевна Деметрия, когда они стояли возле дворцового пруда, в котором благоухающие белые лотосы манили прекрасными лепестками.
– Как доказал Сократ, добродетель даруется свыше. Все знание – а добродетель есть вид знания – заложено в нас бессмертной душою. Этому нельзя научиться. Можно только вспомнить.
– Не понимаю.
– Сократ сказал, что если бы добродетели можно было обучиться, все образованные люди были бы добродетельными. А этого не происходит.
Обтянутые кожей скулы Деметрия дрогнули, тонкая щель рта раскрылась в улыбке. Из-за худобы ученого его улыбка казалась мучительным оскалом. Царевна радостно улыбнулась:
– А ты можешь помочь мне вспомнить добродетель?
– А твоя царственная и бессмертная душа действительно желает и требует этого?
– Да, Деметрий, желает. Я вспомню знание и обрету добродетель.
Девочка крепко зажмурилась, пытаясь вспомнить это самое потерянное знание, но все, что она услышала, был далекий стрекот ласточки.
– Пока я ничего не обретаю, – призналась она. – Но обязательно обрету.
– Полагаю, для этого потребуется время и уединенные размышления, царевна, – предупредил Деметрий. – Крылья мудрости не всегда быстры.
– На сегодня довольно, – сказала Клеопатра, подняв глаза к чистому, безоблачному небу. – Жаль, что я не могу покататься верхом…
– Царевна, иногда ты с головой погружаешься в учение, а иногда поразительно рассеянна, – укорил девочку наставник и упер руки в бока – он всегда так делал, когда был чем-то недоволен.
– Я люблю учиться, Деметрий, но меня мучит… странное чувство.
– Какое? – спросил ученый, смерив царевну насмешливым взглядом.
– Знание что-то пробуждает во мне, но я не знаю, как это назвать.
Это странное чувство давно терзало Клеопатру, и девочка не представляла, что с этим делать. Но в последнее время, когда новые мысли и идеи будоражили ее сознание, она не могла усидеть на одном месте, ее постоянно куда-то влекло, звало к действию. Царевна томилась то ли неясной тревогой, то ли непонятным волнением, и избавиться от этого ощущения помогали лишь физические упражнения.
– Мне хочется все бросить и бежать куда-то, что-то делать.
– Я никак не пойму тебя, – нахмурился философ. – Нельзя бежать от знания. Ты никогда ничему не научишься, если всякий раз, постигая что-то новое, ты будешь мчаться к конюшням.
– Помнишь, как мы вчера дочитали пьесу Софокла «Филоктет»?
– Да. Не прошло и двух минут, как ты выскочила из библиотеки и бросилась к отцу, умоляя позволить тебе прокатиться верхом. Нетерпение – это интеллектуальное самоубийство!
– Просто я так обрадовалась, что все закончилось хорошо и Филоктету не пришлось до конца своих дней томиться на острове, что мне захотелось отпраздновать счастливый финал быстрой скачкой по полям.
– Странная логика, – заметил Деметрий.
– Мой дух бунтует. И мне приходится выплескивать чувства наружу.
Как объяснить этому аскету буйство ощущений, которые распирают ее маленькое тело? Как объяснить ему, бледному скелету с холодным сердцем, что она любит свободу и простор так же неистово, как и его занятия? И постоянно разрывается между этими двумя страстями. И все время заключения в дворцовых стенах она рвется на свободу, прочь из плена.
– В эти минуты я не владею собой, – зардевшись, призналась девочка. – Меня гнетут эти угрюмые стены. От них хочется удрать. К моему пони.
– Может, ты предпочла бы изучать великие творения прошлого в конюшне?
– Ты ничего не понял, Деметрий. Ты такой же, как Хармиона. Вами владеет чистый разум.
– Полагаю, все дело в крови, которая течет в твоих жилах, – вздохнул ученый. – Давай присядем на скамейку и отдохнем.
Он подождал, пока Клеопатра плюхнется на грубую скамейку из кипариса, после чего, медленно сложившись в поясе, устроился рядом.
– Какая еще кровь? – осведомилась царевна.
– Женщины твоего рода всегда обожали лошадей. Двести лет назад на Олимпийских играх царица Египта посрамила всех владельцев лошадей. Ее жеребцы были лучшими. Царицу и ее сестру признали первыми наездницами своего времени, к большому недовольству спартанцев, которые даже хотели снять их с соревнований.
– Ты говоришь совсем как Мелеагр, который сходит с ума по истории Птолемеев, – проворчала девочка. – Откуда ты это узнал?
– Я – ученый, чего никогда не скажут о тебе. К сожалению. А ведь ты обладаешь острым умом. Но тебе не дает покоя твой беспокойный дух.
– Ты меня обижаешь, Деметрий. Я хочу быть ученым!
– Благородное желание, – сухо улыбнулся наставник. – Царица-философ! Но боюсь, что твое предназначение – это действия, а не размышления.
– Шпионы дорого стоят, мой повелитель.
Аммоний посадил Клеопатру на колени, понимая, что это усилит его позицию и ослабит волю царя. Аммоний был греком средних лет, весьма увесистым и плечистым. Он был одет в наряд из превосходного хлопка и благоухал духами, которые сделали бы честь самому царю. Этот грек сколотил целое состояние на жадности римлян, которым не терпелось наложить лапу на египетские богатства. По особому соглашению с Авлетом Аммоний по сниженным ценам закупал товары – а в Египте правящая семья владела монополией на производство многих вещей. Взамен он поставлял царю обильные сведения о римской знати, которая за деньги щедро делилась с ним информацией.
– А что я могу поделать? Римских сенаторов не подкупишь медяками или дешевыми побрякушками.
– Понимаю, – досадливо поморщился Авлет. – Но стоит ли проявлять излишнюю щедрость?
Клеопатре хотелось, чтобы отец пошел навстречу торговцу. Деметрий уже начал преподавать ей латынь, и девочка мечтала о том времени, когда Аммоний научит ее общению с римлянами – как выуживать у них полезные данные и передавать отцу. Вот тогда рядом с царем будет сидеть она, преданная дочь, а не жена-самозванка, и нашептывать ему в ухо мудрые советы.
– Настают опасные времена, владыка, – прогудел торговец. – Риму очень нужны деньги. Пока он вел постоянные войны по всему миру, его казна истощилась. Запасов зерна не хватает, чтобы прокормить армию. Римлянам необходимы деньги прямо сейчас. Еще немного – и всю империю захлестнут восстания.
– Знаю-знаю, Рим снова протянул жадные руки к сокровищам Египта, – запричитал царь.
– Можно подумать, у нас мало своих несчастий, – фыркнула Теа. – Разве новости из Рима помогут нам, когда горожане будут резать нас в постели? Лучше мы потратим деньги на то, чтобы вызнать день, на который заговорщики назначили покушение.
– Восстание в собственной стране – это важный довод в пользу шпионажа, – медленно и внятно, словно ребенку, пояснил царице Аммоний. – Усмирить непокорных можно только силой.
– Да-да, конечно, – пробормотал царь, изучая список издержек, который предоставил торговец. Теа неодобрительно повела носом в сторону папируса, но читать не стала. – И все-таки денег уходит слишком много.
– Повелитель, ты давно бывал за границей? Ты знаешь, как там все дорого? – зачастил Аммоний и от волнения начал качать Клеопатру на колене, словно младенца. – Думаешь, легко добиться встречи с каким-нибудь сенатором? Нет, хотя он прекрасно знает, что я хочу подбросить ему деньжат. К каждому требуется свой подход. Иногда я целыми днями торчу на Форуме, пока не сталкиваюсь с нужным человеком «чисто случайно».
Царь застонал. Царица отвернулась, давая понять, что не собирается заниматься этими делами. А Клеопатра незаметно перебралась на другое колено Аммония, которое не качалось.
– Говорят, новый союз между Юлией Цезарем, Помпеем и этим богатеем Крассом не за горами. Этот Цезарь не остановится ни перед чем. Необходимо заняться им и его людьми, иначе это может печально закончиться для нас. Если ты заключишь союз с проигрышной партией, то – при всем моем уважении к тебе и пожеланиях здоровья и благополучия – можешь остаться без трона.
Авлет подмахнул расписку и передал писцу, чтобы тот выдал деньги. Аммоний вышел следом за писцом, низко кланяясь царю и радуясь удачной сделке.
– Не знаю, кто быстрее опустошит казну, – проворчал царь, – римляне или мои шпионы в Риме.
Клеопатра вернулась в свою комнату, ее ждал обычный двухчасовый отдых. Считалось, что маленьким царевнам вредно бодрствовать в самое жаркое время суток. Клеопатра редко спала, чаще она просто сидела на постели и читала стихи или играла с собаками, обучая их разным забавным фокусам. Девочка не могла дождаться, когда ей наконец исполнится тринадцать лет и дневной сон заменят на получасовой отдых. Когда царевна пожаловалась Хармионе, что она не младенец и ей не нужно спать так долго, наставница посоветовала девочке, пока возможно, наслаждаться передышкой. Но спать днем Клеопатра все равно не могла. Она лежала на полу, обняв пятнистую борзую по кличке Минерва, и обводила пальцем продолговатые пятна на шкуре собаки.
Царевна знала, что имеет все данные для того, чтобы стать отличным шпионом. Она уже говорила на самых разных языках, включая египетский, который оставался загадкой для всех ее предков. Ее историям, как правдивым, так и выдуманным, верили даже самые закоренелые скептики. В седле она держится так же хорошо, как любой мужчина или ее сестра Береника. Ее не укачивает ни на корабле, ни в колеснице. Последнее, по словам Аммония, было очень важным качеством для шпиона. Царь не жаловал тех, кто подвержен приступам морской болезни. Более того, она обожает приключения. Правда, с нее никогда не спускают глаз, особенно Хармиона, которая без устали твердит об опасностях, поджидающих на улице. Царская семья вынуждена сидеть во дворце. Они боятся. Все, даже Береника, которая целыми днями возится с младшей царевной Арсиноей, обучая ее стрелять из детского лука.
У нее, Клеопатры, больше способностей, чем у них всех, вместе взятых. Какой толк от Береники или Теа в шпионаже? Или перед лицом восставших египтян? Теа разве что примется умолять их о пощаде. Береника будет сражаться и погибнет. И никакой пользы государству они не принесут. То ли дело Клеопатра! Она докажет отцу, что способна на большее, чем самовлюбленная мачеха или злобная сестра. И тогда Авлет поймет, что его дочь – единственная, кто достоин сидеть рядом с ним и править от его имени.
Одногодки Клеопатры, египетские девочки, которые выполняли мелкую работу во дворце, носили белые платья. Эти наряды им выдавали уже во дворце. Вчера царевне стало любопытно, как она смотрелась бы в такой одежде. Она насела на маленькую служанку Секки и долго описывала ей страшные пытки, которые ждут египтянку, если она тайком не принесет Клеопатре простое белое платье и цветастый шарф. Семья Секки служила при дворе с незапамятных времен, в течение многих поколений. Ее мать была старшей над дворцовыми прачками. А братья драили огромные медные котлы на кухне, одновременно обучаясь искусству разделывания мяса и дичи. Этим они будут заниматься, когда подрастут. Секки боялась, что ее застукают. Ведь мать постоянно повторяла, что на дворцовой службе нельзя допустить ни одной ошибки.
В двери трижды постучали условным стуком, и в комнату царевны юркнула Секки. Перед тем как войти, девочка осторожно оглянулась по сторонам.
– Я вознагражу тебя, – прошептала Клеопатра, когда египтянка протянула ей сверток с одеждой. – Я прослежу, чтобы тебя назначили ко мне в прислуги.
– А как же то, о чем ты говорила вчера? – насмешливо поинтересовалась девочка.
– А что я говорила вчера?
– Что меня будут мучить, а потом убьют.
– Я сказала, что тебя будут мучить и убьют, если ты не поможешь мне, – поправила ее Клеопатра, натягивая через голову платье из хлопка. – Но ты помогла мне, поэтому я вознагражу тебя продвижением по службе. Если я стану шпионом отца, ты станешь моим собственным шпионом. Понимаешь?
Секки неохотно кивнула.
– Ну и как я выгляжу?
Царевна была уверена, что с такой золотистой кожей, умением прекрасно говорить на местном языке и с плетеной корзинкой в руках она похожа на обычную служанку. Секки достала из кармана несколько полотенец и заткнула их за пояс госпожи. Теперь Клеопатра действительно выглядела как девочка из дворцовой прислуги.
– Сойдешь за мою сестру, – храбро предложила Секки.
– В Риме только об этом и говорят.
Клеопатра опустила пузырек с гвоздичным маслом и бросила взгляд на соседний прилавок. Продавец книг, грек по происхождению, разворачивал какой-то свиток. Пробежав глазами текст, он презрительно глянул на человека, который предложил ему этот свиток. То был коренастый римлянин в белом облачении, заляпанном остатками завтрака.
– И ты называешь это поэзией? – снова возмутился грек и вполголоса зачитал: – «Пусть живет и здравствует со своими кобелями, по триста приемля разом, не любя, но лишь надрывая уды им то и дело…»
Он швырнул свиток торговцу, который обиженно прижал папирус к груди.
Катулл! Несомненно, это тот самый злосчастный римский поэт, произведения которого Деметрий объявил неподобающими для маленьких девочек. Клеопатра рвалась хоть одним глазком взглянуть на его стихи, но наставник заявил, что Катулл – развратник и безбожник. И вот теперь, во время третьего выхода на базар, ей наконец повезло. Каждый четверг, когда дворцовая стража была занята тренировкой во дворе, девочка проскальзывала на кухню и убегала через заднюю дверь. Она дрожала, кланяясь стражнику у ворот и бормоча приветствие на египетском языке, но равнодушный солдат не обращал на малышку внимания и продолжал чистить ногти кинжалом. Наслаждаясь теплым солнцем и прохладным ветерком, девочка мчалась на рынок, в лабиринт прилавков и лотков, где можно было найти все на свете, в том числе такие штуки, о которых Клеопатра даже не подозревала, например чесалки для спины, мазь против вшей, зубочистки и средства для улучшения потенции. В надежде узнать что-либо важное царевна ходила хвостом за странствующими философами, знаменитыми возмутителями спокойствия. Философы размахивали руками, напыщенно излагая свои идеи стайкам молодых людей, которые толпились вокруг них. Девочка прислушивалась к неторопливым беседам мужчин, которые играли в шахматы и болтали о всякой всячине – сырости, пыли, мухах и налогах. И следила за торговцами, которые обсуждали политику и злободневные вопросы. Как она ни старалась, но пока ее добычей стали лишь слово «совокупляться» на эфиопском и наставления старого повара о том, как правильно срывать спелые дыни.