Страница:
Жизнь у хозяина вскоре надоела Руслану, зарплату платили хорошую, регулярно, но не много. Тем временем я взялся за него, и он уже не пожимал плечами обречено, "что тут поделаешь", когда ему задавали вопрос "ну как дела?".
"...Ты хочешь, чтобы тебя любили, хочешь, чтобы вместо ненависти у тебя была любовь. А ты любишь себя. Сначала полюби себя. Ты любишь свои руки, ноги, глаза? Руки хотят делать то, что им нравится, глаза смотреть на то, что им нравится. Ведь ты отдергиваешь руку от горячей плиты, и отводишь глаза от яркого света, и устаешь от глубокой темноты. Тебе нравится запах цветов и не нравится - протухших подворотен. Тебе приятно разговаривать с людьми, которые тебя могут понять и без слов, и неприятно оставаться в одиночестве у телевизора, где говорят и говорят без конца изо дня в день, из года в год одно и тоже. Научись понимать, что ты любишь, тогда поймешь - к чему стремишься, когда поймешь, к чему стремишься - обретешь спокойствие, ты начнешь жить, у тебя появится прошлое, от которого тебе не захочется убежать. А человек, у которого есть прошлое - не боится будущего".
"...Будь самим собой, не привязывайся ни к чему, только темнота души видит свет вокруг. "Общее", "работа" - делай, выполняй, отдавай, что от тебя люди хотят. Цени работу не как цель, а как средство, средство жить среди людей, не подвергаясь опасности с их стороны. Не замыкайся в себе, не отрывайся от земли - чувство полета кружит голову, и только. Для многих реальность - это вещи, вещи и вещи. Они лгут, говоря, что человек существует для существования вещей, ибо жизнь его коротка. Лгут и те, что говорят реальность - это мысли, доброта, красота, поэзия и природа, что кроме окружающего нас существует жизнь высшая, лучшая и что к ней и надо стремиться. Все это ложь. Запомни одно - мир единственен, а не множествен, реален, а не иллюзорен, целен, а не разматывается по частям как длинная нить Парки. А то, что он в движении, так это все живое хочет проявить себя в нем сейчас. А потом, не хватайся за слова, как будто нашел истину. Истина проще, чем слова о ней, или точнее, истины нет как таковой в мире слов, этих обломков мыслей. Истина и мысль - это аффект чувств, самообольщение, ослепление светом. А потом, знай, что люди все свободны, и в мире нет принуждения, насилия - это иллюзия трусливых натур, что боятся скорее не смерти, а жизни. Свободны, но не хотят быть ими, придумывают для этого правду и ложь, которые невозможно отличить друг от друга, придумывают необходимость и мораль, как вечные, неписаные законы, о которых нужно говорить шепотом и при этом моргать глазами".
"...Смотреть в глаза жизни - порой это невыносимо, хочется уйти в мир собственного воображения, не понимать, не переживать, стать другим, раствориться в другом. Но ради себя надо одержать победу над собой, остаться преданным реальности жизни, обдуваемой ее терпким ветром, - только в этом спасение и победа над внешними обстоятельствами. Я выдержу, я не отступлю, я останусь самим собой - так отвоевывается у жизни право на жизнь".
Я не долго думал, куда его пристроить. Если сам не можешь контролировать вновь появившееся общественное или политическое движение, не можешь его возглавить, нужно хотя бы внедрить в него подконтрольного человека. Нужно было начать с безобидного экологического движения. Судьба его должна была для него выглядеть правдоподобно. Не подумал я об одном, что когда у него пошли дела в нужном направлении, у него появилась уверенность в исключительности своей личности.
Откуда-то, из глубины его, освобожденного исподволь мной существа, возникла энергия, которая требовала немедленного применения. Нравственность нельзя привить. И он пришел к выводу, что деньги являются самоцелью любого лидера общественного движения. Это, как прибалты, - сначала пели хором, а потом потребовали "независимости". Он быстро вскочил в другой "поезд", как ему казалось. В его интересы в Интернете начали входить сайты официальные, например сайт "Эффективной политики", сайты московских анархистов, пугающие публику "поваренной книгой", сайт "Кавказ", гуляющий по сети.
Он понял, что никто не собирается уничтожать террористов в условиях ядерного мира, когда большая война с большими игроками невозможна. Мелкие террористические акты становятся рычагами большой политики, их будут пестовать все стороны для укрепления, как личной власти, так корпоративной и государственной. Их будут финансировать и прикрывать. Терроризм современный возник из идеи многополярного мира. Пока общество не научится, как у примитивных народов, справедливо распределять общественное достояние, а не защищать интересы воров, в мире будет воровство и убийства, никто не уверен в другом.
Чтобы занять положение в организации, нужны деньги. А деньги можно взять у богатых и заинтересованных, правда, деньги будут темные, и почти всегда грязные. Чтобы стать заметным и незаменимым в организации, завоевать политический вес, надо стать экстремистом, участвовать в общественных скандалах и громких акциях с привлечением маст-медиа и властных структур. В этом экспансивном мире надо унять свою алчность, иначе не решишь никаких задач, нет быстрого и простого решения. Кажущаяся легкость и доступность цели, больно ударит потом по самонадеянным, беспринципным и наглым политиканам.
Алгоритм желательных событий для Руслана был написан. Программа усложнилась, введены были элементы случайности, что-то подобное "броуновскому движению", но только в поступках. За ним никто никогда не следил. Как он контролировался? Да очень просто, по программе. Когда он справлялся с очередным заданием программы, физиогномика, психо-физические характеристики, как метки стабильного характера, и череда поступков и событий в его жизни всегда выводили на него. Как не велики были временные и другие затраты, но они всегда оправдывали себя. Если хочешь сохранить власть над событиями и людьми - деньги не самое главное.
Добра и зла не существует. Жизнь обладает двумя качествами: экспансивностью, как волей к действию, и экспрессивностью, как сигналом к действию. Как мы рыбу ловим? Ручейник живет в каменной крепости, рыба стоит в потоке, и тот и другая в воде, оба питаются тем, что попадает в воду. Приходит человек, насаживает на крючок голенького ручейника, ловит на него рыбу. В природе рыба бы ждала, когда из ручейника появится поденка и выйдет из домика, чтобы схватить ее, человек же усилил событийность среды, в которой они жили, треугольник события состоялся. Увеличив экспрессивность среды, человек уничтожил и рыбку и ручейника. Человек научился управлять этим свойством живого. Число сигналов в человеческом обществе растет, экспрессивность в государстве растет, человек перестал думать над чем-либо, его плотно подвесили на крючок.
Если рабочий делал сложную вещь, например, за месяц, то теперь он делает простую, однообразную деталь за минуту, а приходит домой, ему хочется забыться от пустоты в голове, он включает телевизор или пьет водку. Быстрота обладания результатом события приводит к соблазну, заставляет выполнять больше работы, пропуская насыщение работой - отсюда и стрессы. Человек попадает в замкнутый круг каждодневных и пропущенных событий, и не может вырваться из него.
Почему высшие слои общества ничего не делают? Потому что праздность- привилегия управляющих, иначе общество станет неуправляемым, что приведет к хаосу и остановке производства, так как только они помнят смысл работы, события. Деньги имеют функцию захвата власти богатыми собственниками над неимущим большинством, они заставляют принимать свои правила распределения и работы неимущими. Рабы отдают свою свободу в виде полноценной событийности жизни, на ущербную работу на угнетателей, в рамках бесчеловечного общества. Человек в современном обществе - раб распределения, никуда не может от него уйти, разве что в нищету.
Управляющие классы не заботит понятие "добра", они придумали "добро", и пользуются им только в отношении своих детей и своего класса, навязывая рабам свое понятие "добра" как идеологии. Подменяя экспрессивность человека религией, привязав его к общей ответственности перед ней, используя милосердного и карающего Бога, как наживку, фанатики начинают приносить Богу человеческие жертвы, на самом деле в своих интересах.
Правильный политический строй начнется, когда большинству вернут событийность, как свободу от высших управляющих классов. "Добро есть бунт, Бакунин говорит, а зло, - зло лишь обличие его".
Он метался от Гринписа к антиглобалистам, от шовинистов к анархистам. Несколько раз мы подставляли его как провокатора, даже посадили в тюрьму ненадолго с помощью спецслужб соседней страны, а потом официально потребовали выдачи к нам, за экстремизм, что потом у нас не было доказано судом, но дело было сделано. Он начал говорить: "Что же делать - терроризм моя судьба и профессия".
Он вспомнил, что его предок по матери, лезгинец, который покинул Отчизну, чтобы служить России. Руслан похож на него серыми глазами и тонким лицом. В Дагестане в горах, куда он исчез, с трудом говорили по-русски, а женщины даже и не понимали его. Первое время эти темноволосые люди, с похожими носами, ушами, глазами, с одинаковой мимикой лица, когда разговаривали, были ему не доступны в разговоре.
Можно ли назвать национальностью - общину, живущую веками в одном ауле, из одного ущелья. Они могли быть - кем угодно и жить как угодно, но это было племя с вождями, своими женщинами, своими предками, и все были готовы к войне, они всегда жили военным станом. Они подчинялись только своему, одному с ними по крови. Они понимали общую ответственность за род и воевали только за него.
В своей старой жизни, в комфортабельной квартире он не замечал, что в ванной течет вода из крана, и горячая и холодная, газ на плите, только поднеси спичку, свет горит, батареи отопления ночью греют комнату, по телевизору развлекают, кто-то по утрам увозит мусор, кто-то в магазине продает ему молоко, кто-то для него убивает на мясо животных и птиц, кто-то выращивает и печет хлеб. А он ходил на работу, заполнял пару бумажек своим красивым почерком за день, заходил раз в месяц с ними в банк на двадцать минут, - все! На такую жизнедеятельность уходила его зарплата, но это казалось ему несправедливо мало, словно это - само собой разумеющееся.
На Кавказе попал он в лагерь к арабам, принял мусульманство, воевал, больше бегая по горам, чем, стреляя, голодный и оборванный. Порой отряд их делал недельные переходы по снегу перевалов под ледяным небом и злым ветром, от которого не спрячешься, в долинах их ждали бомбежки и обстрелы. Если ему пришлось обрывать все связи с прошлым и родными, то эти люди, в отличие от него, братья-мусульмане, наоборот, чем суровей была жизнь и потери, укрепляли связи с соплеменниками. У них был враг, пусть даже которого они и не знали, и общий бог. Их музыка и песни, которые они пели или по одиночке или все вместе, были возвышенно-печальны, как мировая скорбь. Боевые танцы и сопровождающие их клики больше напоминали магические заклятия, рассчитанные на запугивания духов и призыв к удачному набегу.
Попалась ему еще в лагере старая, выпуска сорок девятого года, с пожелтевшими страницами на плохой бумаге и цинкографическими черно-белыми картинками, медицинская книга "Полевая хирургия". Там в предисловии было сказано, что "война - эпидемия травматизма". Это оказалось правдой, не столько смертью он заведовал, в основном были ранения и болезни.
Изможденного, его переправили через Азербайджан в Турцию. Дальше была война в Центральной и Восточной Африке, неизвестная в Европе, это экспансия мусульманского Севера на Юг, ислам подменял собой слабые государства, и она проходит успешно. Он убивал людей, совершенно на него не похожих, как траву косой косил. Был он в Македонии и в Косове.
Загнала его мусульманская идея сильного братского и молодого исламского мира на Минданао, и даже Бирму и Южный Китай, к единоверцам. Нелегально переходил на территорию Израиля, где ему устроили встречу с шейхом Ясином из "Хамаса", знатоком Корана, слепому не надо видеть мир, замысел Аллаха он просто знает. "Все судьбы у Аллаха в руках". "Аллаху известно, кому умереть, а кому жить". "У христиан сказано: "Если глаз соблазнил тебя, вырви его". Шейх уже тогда знал, что придет время и Руслан предаст своих братьев-мусульман, идеи Руслана не совпадали с его идеями. Они с Аллахом живут постоянно, молиться на дню пять раз даром не проходит. Представьте миллиард сплоченных, как единая нация бойцов, под неусыпным контролем Аллаха, - им же покорится весь мир.
У нас что-то подобное было с коммунистической идеологией. Отошел от пути Господа - смерть. Человек никогда не будет свободным, пока существует религия, или идеология, построенная как религия. Самая большая трагедия высказана давно в Библии - обреченность этому миру, "ибо ничего мы не принесли в мир, явно ничего не можем и вынести из него".
Разрушение традиционного быта в исламе привело к возникновению панисламизма нацистского типа, который в современном мире становится глобальным процессом. Потом он разделится на отдельные наиболее активные части по расовому признаку, как это уже было. Что делают в Москве тысячи молодых, крепких мусульманских мужчин призывного возраста. Работают за копейки. Они беженцы? Они устали от войны? Но война была смыслом их жизни всегда. "Мы, чеченцы устали от войны, - говорит Кадыров. Понимай его. - Вы устали от войны".
Что такое мечети? Это не место, где живет бог, это место собрания единоверцев, поклоняющихся Аллаху. У вечных кочевников и воинов бога не надо носить с собой, он всегда с ними. У зорастрийцев Бог - огонь. У китайцев - земля, небо, огонь, вода, предок, их религия - ритуал жертвоприношений этим элементам, храм - место соблюдения ритуала. Все это для приобщения к общей ответственности.
Возьмите Америку с их множеством "свободных" людей, которые создали множество сект и церквей. Что не пригорок, то на частной земле новый пророк со своей церковью имени себя. Так удобней, Всевышний один, а нравственность прихожан - общая, и в тоже время его, пророка. Торговые центры - тоже храмы, для поклоняющихся деньгам. В древности было проще, капища, - языческий алтарь, на котором приносились жертвы, - боги требовали крови. Неужели новый бог капитализма не требует принести себе жертвы на свой алтарь?
Запах смерти преследовал Руслана везде, может быть потому, что он родился в этой стране. Где бы он ни побывал, он встречался с людьми, которые жили в его стране. От них всех пахло смертью. Он не упоминал здесь Африку или Южную Азию, наши здесь надолго не задерживаются. Смерть там - повседневное и привычное явление. Ни на переселенных Мальдивских островах, ни на Цейлоне, Таиланде, смерть не является в виде проклятия. Она там другая, может в тропиках быстрый биологический оборот смерти. Может это оттого, что страна наша проклята богом, она воняет языческим коммунизмом с его многочисленными жертвами во имя всеобщего равенства.
Вернувшись на Кавказ, Руслан себя не проявил. Набранная им группа не участвовала пока в операциях войны, но тренировки Руслан проводил жестко, в полный контакт, ему не хотелось, чтобы они погибли в первой же схватке с натренированными спецназовцами. Готовился терракт с политическими целями, громкий. Нужно было подставить одного неконтролируемого лидера экстремистов перед американцами, которые видели его правозащитником, они есть и в среде мусульман, и одного олигарха на деньги, поддерживающего его. Деньги были нужны к широкомасштабной избирательной компании в России другого "нашего" лидера.
Набранные "молодые волки" не были связаны со "старыми" боевиками, которые начинали войну, как клановую, за контроль над "трубой", по которой "старые" олигархи из Сибири бесконтрольно со стороны либеральных властей перекачивали нефть в Туапсе, что приносило им сверхприбыли. Большинство молодых братьев-мусульман потеряли на войне отца и мать, братьев и сестер. Им, озлобленным на "русских", не нужны были даже деньги, они воевали за обиды рода.
Взрывчатку в Торговый Центр носили в термосах работяги-таджики, работавшие по отделке нового здания и жившие за оградой в строительных вагончиках, забитых в три ряда нарами. Терракт не может быть абстрактным, безадресным, типа отравления воды или водки, как акт отчаяния. Нужен был именной терракт, чтобы получить общественный резонанс и привести к желательным событиям.
Захват произошел быстро, Торговый Центр был полон московской публики, на презентации должна была выступить группа "Белый орел". Но все пошло не так как он планировал. Перед захватом он не смог попасть в Центр, на входе ему навстречу вышла бухгалтерша с вечно обиженными глаза. "Руслан, что ты тут делаешь?", и он резко повернул назад, ушел за ограду Центра. Несколько машин одна за другой покинули стоянку: серебристый BMV, мерседес-вегон и "жук". Неприятные предчувствия возникли у Руслана, но остановить уже ничего было нельзя, из Торгового Центра слышались выстрелы, его "волки" обезвреживали "секъюрити". Но все пошло нормально, как и планировали. Руслан успокоился.
Двое суток удерживались люди на территории Центра. По телевидению ведущий, хорошо зачесанный и с твердым уверенным голосом, говорил знакомые ему слова, словно программу ему писали одинаковую с ним. Но дальше, словно кто-то подменил план терракта, вдруг все пошло кувырком, видно кто-то не был уверен, что молодые справятся и проявят выдержку перед лицом сильного давления. Опального олигарха не удалось привязать к акции, уверенный в себе ведущий передал заявление "террористов": - "Они пришли в Москву умирать!". "Москва застыла в ужасе перед лицом "террора". Руслан понял, что его бойцы, которых он готовил к войне с неверными, а не к смерти, должны погибнуть, никаких свидетелей подготовки не должно было остаться. По телевидению выступил оппонент "нашего" лидера, сторонник жесткой линии. Потом плакали и умоляли с экрана либеральные актеры и режиссеры. Напугали даже бывших диссидентов с именем, но это уже был фарс победителей.
Он знал, что будет дальше, и набрал на мобильнике номер. Выбегавшие из разрушенного взрывом изнутри здания натыкались на оцепление, которое жестко отбивало их в нужном направлении. Это видение, вдруг, на какое-то мгновение затуманилось, словно поднялся воздух над горячим асфальтом, но он уже лежал в бетонном желобе водослива, звуковая волна взрыва накрыла его. Сколько он пролежал - не помнил, но когда поднялся, то ни фасада здания не узнал, ни роскошных машин у входа, только месиво из скрученного металла, огня и дыма там где была стоянка и оцепление, вход ему был свободен, - основная масса взрывчатки была в микроавтобусах Центра.
Алая, сворачивающаяся кровь проступала на закопченных черных телах шатающихся или ползающих навстречу на коленях, на них были клочья серой от цемента одежды. Уже никто не стремился выйти из здания, внутри, где сохранились перекрытия и залы, бродили в разных направлениях безумные, воющие от ужаса и боли люди с трясущимися руками и головами, среди того, что раньше тоже было людьми. Сладкий запах взрывчатки, и горький запах гари смешивались с запахом смерти и испражнений.
Он увидел молодую террористку в черном посмертном одеянии на полу, обездвиженную. Она смотрела на него своими печальными черными глазами с густыми ресницами, он узнал ее, - это была его семнадцатилетняя подружка, "мужчина не должен страдать". Сквозь серые фигуры целенаправленно скользили одетые с иголочки спецназовцы в полной экипировке. Спецназ был вооружен штурмовыми девятимиллиметровыми винтарезами "Вал" с глушителями. Она, террористка, не смотрела на убивающего ее. Выстрел, от удара пули в голову вылупились глаза, и открылся рот, словно она подавилась языком, по изменившемуся лицу змейкой пробежала судорога, лицо сразу стало неузнаваемым, - насильственная смерть всегда отвратительна.
И тут вдруг, среди растерзанных тел, он увидел агонизирующую мать с оторванными ногами. Он выл, но не слышал себя, только мычание. По рукам и ногам бегали иголочки, словно он голым продирался сквозь колючий ельник. Когда его взяли за опущенные безвольные руки, он сквозь глухоту услышал далекое: "Шок".
На проверку его отвезли в "Склифасовского". Документы его оказались в полном порядке, и фирма "Фантом" подтвердила его существование, всегда можно изменить показания, "была ошибка". Родственников не нашли, и скоро его перевели в "Моники", рядом, где у фирмы был свой медцентр.
Провалялся два месяца, потом выпустили. Он очутился в Красноградске, и первого кого встретил, был балагур и весельчак, старый его знакомый, владелец маленькой компьютерной фирмы, где Руслан впервые подключался к Интернету. Жена его, калмычка с красивым восточным лицом, была рядом, они собирались да дачу и крутились у машины. Посмотрев сквозь свои очки на его душевное состояние, посоветовавшись, они пригласили его с собой под Осташково на Селигер.
Пока ехали, Вернов рассказал ему, что все его родные погибли во время терракта в Торговом Центре, остался только старший сын его сестры, поступивший накануне в военное училище. На презентации в Центре был открыт большой детский зал с игровыми автоматами, и Людмила уговорила мать пойти, взять детей, "пусть развлекутся", тем более что хозяин арендовал автобус, чтобы отвезти сотрудников офиса туда и обратно, будет "фуршет" с шашлыками для своих.
Пройдя по дамбе и деревянному мосту с перилами, где прямо у ног плескалась вода, к каменным воротам монастыря, куда его притащил Верной, они вдвоем прошли на территорию. Трехэтажные корпуса были в разрушении и запустении, кирпичная кладка давно обветшала, внутренние дворики заросли сорняками и травой. Только возвышался отреставрированный центральный Храм и виднелась на другом конце острова светлая новая часовня.
Когда-то остров и монастырь был превращен коммунистами в концлагерь для польских жандармов, лесных охранников и пограничников. Все шесть тысяч здесь же и были расстреляны Нквд перед самой войной, о чем свидетельствуют у входа в монастырь два камня из черного мрамора с двумя надписями на разных языках. У поляков свои вековые обиды на Россию, они не хотели привязывать своих погибших к репрессированным при Сталине аборигенам. У них была своя война. Достучаться до государства невозможно с помощью террора, а до людей, уничтожая их - тем более. Государство самый большой насильник и вымогатель, а тем более религия, делящая людей по религиозному признаку, подменяющая государство собой и говорящая о "любви" к угнетенным людям. "Любя", - рвать их в клочья.
- Брат, - обратился Верной, теребя простенький православный крестик на бечевке у себя на шее, к подошедшему к ним худому старцу монаху в длинной, скрывающей щиколотки, черной сутане, - как вы можете жить на оскверненной убийствами земле монастыря.
Старец посмотрел сквозь толстые очки на Верного, в его такие же толстые очки, и ответил: - Мы не принадлежим этой земле, мы живем в царстве Божием.
- А как же власть. Что такое власть на этой земле? - задал Верной провокационный вопрос Понтия Пилата.
- Всякая власть от Бога.
- А если бог, это просто большая компьютерная программа?
- Бог не компьютер, Бог - вечность.
- А как узнать, что он от нас хочет?
- Замысел Бога не дано узнать людям.
- А это кто, - спросил он, повернувшись к Руслану, всматриваясь в его темное бесстрастное лицо, словно опаленное адским пламенем, - алкоголик?
- Глухонемой.
- Убогий. - Сочувственно покачал головой монах.
Руслан остался в этом оскверненном месте, выколов себе глаза. Теперь его можно видеть в монастыре, сидящим на старом венском стуле под громадной липой на высоком берегу, в стороне от тропинок. Он теряется в отблесках громадного озера с его заливами и островами вдали.
Стерва или этика коммерсанта
Во дни своей сумбурной и туманной молодости он влюблялся часто и с большой пользой для мужского здоровья. Но общество требовало жертв, и пришлось жениться.
Она думала, что все задано ей с рождения, и, повторяя преуспевающих родителей, она будет счастлива, поэтому мало обращала внимания на окружающих людей, придерживаясь традиционных знакомых.
Она и вышла замуж первый раз за мальчика из хорошей столичной семьи, связанной с литературной деятельностью. И считала "их" семью по крайней мере, равной им, соглашаясь, что и они были "их общества". Муж быстро спился, оказавшись в студенческой среде, бросил престижный юридический факультет, где они вместе учились, и пошел в артисты. Она некоторое время его терпела, пытаясь перевоспитать, как ей казалось, вернуть на дорогу "их общества", пока ее материально поддерживали родители мужа. Она развелась, но институт не бросила, и по окончанию его не вернулась к своим родителям, которые быстро постарели, и оказались всего лишь провинциальными обывателями-пенсионерами, это ее ожесточило, дальше с ними не было будущего. Женщина без любви, что заброшенный колодец со стоячей водой, затянутый тиной. Жаль становится "хорошего" экземпляра, умеющего и любящего преподать себя.
Некоторые люди вызывают своим типом крайнюю неприязнь, но мы же, не убиваем друг друга на каждом городском углу, разве что по-пьяне, когда тормозные колодки разума густо смазаны безумием. Отношения в человеческой стае должны быть социально зафиксированы законами и моралью, иначе человек останется Зверем, пусть только в рамках своей семьи, банды, социального слоя, совета административного округа или партии. Только инвертированный Зверь становится Человеком. Ограничивая себя, он опирается тогда на совесть, разум, добро и традиции Отечества. Но стать самим собой он не может, на ложь опираться, что на воду, будешь тонуть, как остальные - вместе. Человеку, чтобы не быть Зверем, нужна внутренняя опора, она же этика. Если это этика, выраженная из преодоления Зверя в себе, она приведет только к миру "иному", "божественному", зеркально опрокинутому отражению мира Зверя в мире социума, зафиксирует ложь человеческих отношений. А у человека в реальном мире нет опоры! Этика человека всегда темна. Культура эфемерна, а жизнь длинна, чуть поскреб слой на рамке социума, и фу-у..., чтобы Зверь остался человеком.