Глава девятая,
в которой два профессора признаются в бессилии науки
Дрозофиллов был холостяк и жил в небольшой однокомнатной квартире в том же доме, где находился НИИЗЯ. Большого различия между его жилищем и его лабораторией не наблюдалось: стены комнаты были увешаны не картинами, а штриховыми изображениями змеев горынычей и драконов, оборотней и лихоманок, предметов ведовства и чародейства. На подоконнике стоял аквариум, на дне которого лежали какие-то катышки размером с грецкий орех, очень странные на вид. Еремей Птоломеич был убежден, что это яйца морского змея, страшного чудовища - погубителя многих кораблей. Из
катышков вот уже третий год не вылуплялись ни один змееныш, но Дрозофиллов упорно менял воду в аквариуме и сыпал туда всякие питательные вещества.
- Ничего, - говорил он неверующим, - мы еще поглядим через годик-другой... Еще ахнете!
Левон Тигранович думал несколько иначе, но в споры не лез.
- Ученый сам должен понять свою ошибку, - считал он твердо. Отрицательный результат, если он понят и проанализирован, тоже шаг вперед в науке.
Пока Еремей Птоломеич заваривал чай на кухне, Костя с интересом прочел несколько поздравительных адресов, висевших рядом с изображениями лешаков и домовых. На одном адресе было написано:
"Дорогой и горячо любимый Еремей Птоломеич!
Поздравляю тебя с твоим полувековым юбилеем и желаю прожить еще тысячу лет! Спасибо тебе за то, что ты сделал из меня настоящего человека!
Твой д. Федька"
- А почему он не написал "друг"? - спросил Костя Левона Тиграновича, примостившегося рядом в кресле. - Места, что ли, не хватило?
- Это "Д" не "друг" означает, - ответил Анчуткян, поворачивая голову в сторону поздравительного адреса. - Просто Федя из-за стеснительности своей так подписывается. А полностью будет "домовой".
- Домовой? - переспросил Костя. - И Еремей Птоломеич сделал из него человека?
- Как видишь, - кивнул Анчуткян на поздравительное послание неизвестного Косте Федора. - Хотя, я считаю, зря он так поступил. Хороших людей на земле много, а вот домовых сейчас... - он не договорил и горестно махнул рукой: - Такой экземпляр пропал!
- А мне вы поможете? - тихо спросил Костя, склоняясь поближе к Левону Тиграновичу. - Пусть Петя Брыклин снова настоящим человеком станет! Ведь Федору вы помогли?..
Анчуткян не успел ответить: в комнату вошел Еремей Птоломеич с подносом в руках. На подносе стояли чашки, сахарница и вазочка с конфетами.
- Прошу к столу! - пригласил хозяин гостей.
Чай был вкусный, с добавлением каких-то неизвестных Косте трав, от чашек даже на расстоянии чувствовался волшебный аромат.
- Никогда такого не пил! - признался Костя, на миг позабыв свои беды.
- Феденька рецепт прислал! - похвалился Дрозофиллов. - Рецепт и травки. Могу поделиться, юноша.
- Спасибо, поблагодарил Костя, но вспомнив при упоминании Феденьки зачем он приехал, спросил: - Так как же, Еремей Птоломеич... насчет Пети-то...
- А ты как думаешь, Тиграныч? - переадресовал Дрозофиллов Костин вопрос своему коллеге. - Может наука помочь юношам или нет?
- На данном этапе? - уточнил Анчуткян.
- Да, на данном этапе.
- На данном этапе - нет, - признался Левон Тигранович. - Они будут, тут он кивнул на Костю, - раздваиваться, а нам их обратно сдваивать! Нет уж, дудки!
- Я-то не против... Мне и отдельно неплохо живется... Но Петька!.. Он-то как?!
- А никак, - отрезал сурово Дрозофиллов. - Пусть теперь один поживет, без Альтера Эго.
- Не получается у него, опять кто-то мучает! - Костя отставил чашку в сторону и положил конфету на развернутый фантик. - Так и грызет Петьку, так поедом и ест!
- По ночам? - спросил Анчуткян.
- И по ночам, и по утрам, и днем! - Костя подумал и вспомнил: - И по вечерам тоже грызет. Такой вредина попался - хуже меня.
Дрозофиллов посмотрел на Костю и улыбнулся:
- Да ты вроде бы милый юноша. Добрый.
- Мужчина настоящий, - подтвердил Анчуткян. - Ради глупого мальчишки жизни своей не жалеешь, пожертвовать собою ради него готов. Молодец!
- А вы на моем месте не так бы поступили? - спросил Костя, обращаясь сразу к обоим профессорам. - Если бы вы отделились, а тот, ну первый который, мучаться бы стал?
- Во-первых, это еще разобраться нужно, кто из вас первый, а кто второй, - заметил Еремей Птоломеич. - Может быть, ты главнее. А во-вторых, нам такая идея в головы, - он посмотрел на Анчуткяна, и тот, с полуслова поняв мысль своего друга, согласно кивнул головой, - ни за что бы не взбрела. Отделять от себя второе "я"! Лишать себя индивидуальности, голоса совести - какой-то бред!..
- Да он сгоряча... - хмуро буркнул Костя. - Уморушка рядом стояла, ну и...
- Так ты говоришь, что все натворила Уморушка? - снова уточнил Дрозофиллов. - Юная лесовичка из Муромской Чащи?
- Она... - вздохнул Костя. - Торопыга ужасная! Сначала наколдует, а потом думать начинает.
- Дитя своего времени, что поделать, - изрек впавший в глубокую задумчивость Левон Тигранович.
- Какое "дитя"!.. - возмутился Костя. - Первый класс уже кончила, пора бы посерьезнее стать!
Анчуткян тяжело вздохнул и махнул рукой.
- Реки она не поворачивает? Каналы не роет?
- Да вроде бы нет... - растерялся Костя.
- Вот видишь! - улыбнулся Дрозофиллов. - А ты говоришь: "Уморушка большая!.." Не доросла она еще до настоящих подвигов.
- Калина Калиныч, дед ее, старый уже лешак, а тоже реки не поворачивает, - обиделся за леших Костя. - Деревья сажает, русло рек чистит, а уж река сама течет, куда ей хочется.
- Если реки будут делать, что им захочется, то какой работой займутся сотрудники "РОСГИДРОВСПЯТИ"? - спросил Анчуткян. - Призыв наших дней: "Волгу - на арыки!" станет ненужным. Итак, существует альтернативное предложение: сделать из Волги море.
- Этим занимается "ВОЛГОМОР", - уточнил Дрозофиллов. - А "ВОЛГОМОР" своего добьется.
- Он уже добился! - с горечью воскликнул Анчуткян. - Несмотря на все мои предупреждения! И что мы имеем на сегодня? - он стал загибать пальцы: Русалки повывелись, водяные целыми семьями высохли от горя, кикиморы, если и встречаются, то разве что в низовьях... И все почему?
- Почему? - спросил Костя.
- Потому что на "ВОЛГОМОР" нет управы в стране! В старину от чуда-юда житья водяным не было, а сейчас от "ВОЛГОМОРа".
- Может быть, Калина Калиныч вмешается? - предположил Костя, не на шутку встревоженный судьбой великой реки. - Он страсть какой лютый, если природу обижают!
- Каждый раз Калиныча не позовешь... - печально промолвил Еремей Птоломеич. - Придется людям самим выкручиваться.
- Если они свои вторые "я" отделять начнут - им ни за что не выкрутиться! - с горячностью, свойственной южанам, произнес Левон Тигранович. - Альтер Эго, может быть, и пойдет природу спасать, а вот Петя Брыклин...
Анчуткян не договорил и только криво усмехнулся.
- Брыклин тоже пойдет... - обиделся за Петю Костя. - В нем новый "альтер эго" завелся, он Петьку загрызет, если тот откажется.
- Что ж, хорошо, если так, - сказал Дрозофиллов, наливая гостям еще чаю. - Значит, вопрос о вашем "воссоединении" отпадает сам собой.
- Почему? - удивился Костя.
- У человека должно быть одно второе "я", а не несколько, - объяснил Еремей Птоломеич. - Брыклин снова его имеет - это, конечно, чудо, но наукой вполне объяснимое.
- А мне что делать? - спросил Костя.
- А ничего, - ответил за друга Анчуткян. - Живи, радуйся жизни, получай образование и культуру.
- Образование тебе дадут в школе, а культуру придется добывать самому, - добавил Дрозофиллов.
- Я добуду! - пообещал Костя. - И учиться я стану хорошо, вот увидите!
В этот момент у входной двери раздался протяжный звонок.
- Еще гости пришли, - сказал, улыбаясь, Дрозофиллов и пошел открывать дверь.
Каково же было его удивление, когда он увидел на лестничной клетке кота, вцепившегося одной лапой в электрический провод, а другой готового во второй раз нажать на кнопку звонка!
- Пардон... - сказал кот виновато и, отцепившись от провода, шмякнулся на пол. - Извините, что потревожил...
Услышав знакомый голос, Костя выбежал в коридор.
- Иван Иванович!
- Костенька!! Мальчик мой родной!! Нашелся!
И говорящий кот тигриным прыжком сиганул на грудь Альтера Эго.
Это был, конечно, Гвоздиков.
Глава десятая,
в которой дедушки собираются в путь
А теперь, дорогой читатель, давай на время оставим Москву, оставим Змея Горыныча и его друзей, которые, как ты уже, наверное, догадался, благополучно встретились в квартире у Дрозофиллова, и перенесемся в Апалиху, в домик Маришкиных деда и бабушки.
В тот вечер, когда скорые пассажирские поезда мчали наших героев в столицу, старый лешак Калина Калиныч, не выдержав разлуки с внучкой, заявился в Апалиху к Петру Васильевичу и стал слезно просить его поехать в город "за компанию".
- Да я и сам собирался, Калиныч, хоть у хозяйки спроси, - кивнул Маришкин дедушка в сторону своей супруги. - Еще денька два - и поехал бы. Мы тут с Дружком извелись: как она, как они... Петух Саша и тот не кукарекает... Нет, ехать надо!
- Ему в город съездить, как мне чихнуть: ничего не стоит, - подтвердила бабушка. И добавила: - Путешественник он у меня, Миклуха-Маклай.
Петр Васильевич хотел было поспорить с женой и отказаться от почетного звания, но Калина Калиныч не дал ему произнести и слова.
- Поехали нынче, а? Душа за девчонку болит. Я ее сгоряча колдовской силы лишил, она теперь и постоять за себя не сможет.
- Это что ж: прямо сейчас ехать? - удивилась бабушка. - Не спамши, не емши?
- В вагоне поспим, дело привычное, - успокоил ее Калина Калиныч. - В вагоне прохладно, плесенью пахнет... - Он спохватился, покраснел и прибавил: - А еды у меня много, не волнуйтесь.
- Что-то не видать... - усомнилась бабушка.
- Пожалуйста! - Калина Калиныч прошептал что-то беззвучно, и на столе появились разные кушанья: пироги, оладьи, грибы в горшочках со сметаной, орешки в туесочке, ягоды...
- С голоду не погибнем, - гордо произнес Калина Калиныч, - не таковский мы народ!
- Что верно, то верно... - прошептала бабушка и присела на табуретку: у нее почему-то враз ослабели ноги.
- Угощайтесь, - жестом хлебосольного хозяина пригласил старый лешак Петра Васильевича и его жену к заставленному разнообразной снедью столу. Отведаем даров леса - и в путь!
- Благодарствуем, Калинушка. И ты с нами садись, - попросила нежданного гостя Маришкина бабушка.
Петр Васильевич первым отважился попробовать угощенья лешака. Взяв вилку, он стал охотиться за маринованным опенком и через одну-две минуты азартной погони ловко всадил свой гарпун в желанную добычу.
- Шустрый, шельмец! - улыбнулся Петр Васильевич, разглядывая замаринованного спринтера. - Еле догнал бесенка!
- Гриб как гриб, - обиделся почему-то Калина Калиныч. - А у тебя, Васильич, рука уже не та.
На этот раз черед обижаться пришел Петру Васильевичу.
- У меня рука не та? - возмутился он не на шутку. - Да я своих апалихинских в одну секунду по три штуки на вилку нанизываю! А ваши муромские с нечистой силой грибочки! На них не с вилкой ходить, а с сетями надобно!
Еле успокоила Маришкина бабушка поссорившихся дедушек.
- Эх, вы! - пристыдила она их обоих. - Внучки в городе, может, правда в беду попали, а они тут из-за грибов войну затеяли! Ты, Петь, с лешим за одним столом сидишь, а опенка в нечистой силе упрекаешь. Стыдись, Петь, аль не совестно?
- И я хорош, - покаялся бабушке Калина Калиныч. - Наши грибочки и впрямь, наверное, от ваших отличаются. В одном лесу с Уморушкой росли, вот и стали озорниками, - он вспомнил о внучке, и вновь глаза его заволокли грусть и печаль: - Росла в лесу... а теперь - в городе... Без силы чудодейственной, без любимого дедушки... Ехать надо, ехать!
- Раз такое дело - едем, - согласился Петр Васильевич. - Старость нужно уважать, - и, кивнув на старого лешака, сказал жене строго: - Калина Калиныч постарше нас будет, так что не спорь больше.
- А я и не спорю, это ты шумишь, - сказала бабушка. - А по мне что ж: езжайте... Я ведь за Маришку тоже, ой как волнуюсь. Езжайте, Бог с вами!
Калина Калиныч сердито крякнул, но промолчал.
И дедушки поехали.
Петр Васильевич знал, что Маришка находится на попечении у его друга детства и юности. Поэтому, приехав в Светлогорск, он и Калина Калиныч сразу же отправились на квартиру Гвоздикова.
- Вот придем сейчас на Большую Собачью улицу, - радовался Петр Васильевич, широко шагая по потресковшемуся тротуару, - отыщем одиннадцатый дом, подымемся в двадцать третью квартиру, а там...
- Уморушка! - подхватил Калина Калиныч.
- Маришка! - добавил Петр Васильевич.
- Гвоздиков! - закончил список Калина Калиныч.
- Тут же они, конечно, чай поставят греть, варенье какое-никакое из шкапа вынут... - мечтал Петр Васильевич, перепрыгивая через росточки тополей, пробившихся сквозь асфальт.
- Да и мы не с пустыми руками заявимся, - поддержал его мысль Калина Калиныч. - Видал, сколько гостинцев у нас? Ну-ка, помогай тащить!
И он передал Петру Васильевичу одну из тех двух корзинок, что внезапно оказались в его руках.
Так с мечтами и надеждами пришагали дедушки на Большую Собачью улицу, разыскали одиннадцатый дом, поднялись на нужный этаж и... вскоре убедились, что в двадцать третьей квартире никого нет.
- Может быть, погулять пошли? - высказал предположение Петр Васильевич.
- Может быть, может быть... - рассеянно повторил Калина Калиныч и, напрягая что было силы свой чудодейственный слух, прислушался.
Где-то далеко-далеко он услышал биение трех дорогих ему сердец: Уморушки, Маришки и Ивана Ивановича.
- Живы... - сказал он Петру Васильевичу. - Только уж очень далеко они гулять забрались. Еле услышал бедолаг...
Дедушки вышли на улицу и стали советоваться, как быть дальше.
- Перенести их сюда - дело рискованное: уж очень расстояние большое, да и проводов нынче всяких кругом - уйма. Самим перенестись - тоже не лучшая придумка. В нашем возрасте летать - только людей смешить...
Калина Калиныч присел на лавочку возле подъезда и стал сосредоточенно думать. Чтобы не мешать ему, Петр Васильевич тихо примостился рядом, поставив корзинку с гостинцами себе на колени. Но вскоре их сосредоточенное молчание нарушил неизвестный мальчишка лет десяти-одиннадцати. Влетев сначала в подъезд, он через минуту вылетел обратно на улицу и, увидев двух старичков, греющихся на солнышке, обратился к ним сразу с двумя вопросами:
- Извините, вы тут случайно двух девочек и одного мальчишку не видели? А кота полосатого?
Петр Васильевич развел руками: нет, не видели! А Калина Калиныч вдруг заинтересовался:
- Каких это ты девчонок ищешь, вьюноша? Уж не Маришку ли с Уморушкой?
- Их! - обрадовался Петя Брыклин (Это был, конечно, он.) - А еще Костьку и Иван Иваныча.
- Про Гвоздикова ты не спрашивал, - внес поправку Калина Калиныч. - Ты о коте полосатом интересовался.
- А... Да... - замялся Брыклин и покраснел, как рак.
Почуяв неладное, старый лешак строго спросил:
- А ну-ка, мил-друг, выкладывай, в чем дело? Не стесняйся - тут все свои.
- Я - дедушка Маришки, - представился Петр Васильевич.
- А я - Уморушки, - представился Калина Калиныч. - Говори, не бойся.
- А я и не боюсь, мне уже теперь все равно... - И Петя рассказал дедушкам все, что он знал.
- Я думал, они уже вернулись из Москвы, а их еще нет... - добавил он, окончив свой рассказ.
- И может быть, не будет! - с горечью воскликнул Калина Калиныч и резко поднялся со скамейки. - Едем, Петр Васильевич! Едем в Москву!
И дедушки помчались на вокзал, забыв у подъезда свои корзины с гостинцами.
- Я с вами! - крикнул им вслед Петя Брыклин. - Я только предупрежу бабушку! Я мигом!
И он побежал говорить бабушке о необходимости отправиться срочно в туристический поход. Потом, примчавшись на вокзал, он отыскал в толпе пассажиров Петра Васильевича и Калину Калиныча, уже успевших купить билеты, и сказал им:
- Спасите Костьку! Это я во всем виноват, мне и страдать! А он... пусть он живет, пожалуйста!
- Потом в этой каше разберемся: кто виноват, а кто нет, - сухо отозвался Калина Калиныч. - А пока веди нас лучше к нашему вагону.
Отправление через час, - сказал Петр Васильевич. - Но давайте все-таки пройдем на платформу.
Петя послушно повел стариков к тому перрону, где обычно останавливались московские поезда.
- Сейчас из Москвы прибудет, а потом на Москву подадут, - объяснил он Калине Калинычу и Петру Васильевичу. - Московские, как часы ходят, без опоздания!
И точно: через десять минут прибыл состав из столицы. Толпы встречающих перемешались с толпой приехавших. Старый леший, его приятель и Петя Брыклин оказались в самом центре людского водоворота.
- Да чтоб я Муромскую Чащу еще когда покинул!.. Да чтоб я в город на жительство перебрался!.. Да разрази меня гром!.. - ругался Калина Калиныч, вертясь, как щепка, в воронке этого водоворота.
И вдруг на сотом витке он увидел Уморушку. А рядом с ней Маришку. А еще темноволосого мальчика в голубой рубашке и большого серого кота, шарахающегося от тележек носильщиков, сотен человеческих ног и десятков увесистых чемоданов.
- Вернулись! Они вернулись! - прокричал громовым голосом Калина Калиныч и, взмыв вверх, единым прыжком оказался рядом с любимой внучкой, которую тут же не замедлил заключить в горячие объятия.
ЭПИЛОГ
Вот и подошла к концу наша история... Догадливый читатель уже, наверное, понял, что в ней все закончилось хорошо (а как же иначе, если она так похожа на сказку?). Первым делом, конечно же, Калина Калиныч расколдовал старого учителя: для этого он отвел Ивана Ивановича в сторонку - подальше отчужих любопытных глаз - и прошептал: "Анды-шаланды-баланды..."
- Благодарю, - сказал Гвоздиков, принимая прежний вид. - Я никогда не забуду оказанной вами любезности, дорогой Калина Калиныч!
- Охотно верю... - смущаясь, ответил старый лешак.
Потом, вернувшись на прежнее место, они вместе со всеми стали думать: что же теперь делать с Петей Брыклиным и Альтером Эго.
- Соединять их в одного человека - решительно отказываюсь! - заявил Калина Калиныч сразу. - Убивцем не был и не буду. Да и Петюшу никто не неволил - сам от второго "я" отказался.
- А я и не прошу его возвращать, - сказал Брыклин обиженно. - Мне и второго Альтера Эго достаточно. Где Костьке жить теперь - вот вопрос!
- Мы с Уморушкой можем его с собой взять. В Муромской Чаще место ему найдется. - Калина Калиныч помолчал и добавил: - Он ведь тоже, если подумать, вроде нечистой силы.
- Человек я! - не согласился с ним Альтер Эго. - Самый обыкновенный человек! Я полярником стать хочу!
- Придется мне его к себе брать, - вмешался в разговор Иван Иванович. Годы мои, конечно, не те, но еще одного мальчишку, глядишь, на ноги и поставлю. Пойдешь ко мне во внуки, Константин? - обратился Гвоздиков к Альтеру Эго.
- Пойду, - согласился тот.
Но Брыклин вдруг заупрямился.
- Вот еще! Что мне Костька - чужой? И бабушке моей не чужой - она в нем души не чает!
- Но он же не Костя, - напомнила ему Маришка. - Настоящий Травкин в Костроме живет, и Виолетта Потаповна скоро об этом узнает.
- Пусть узнает, а Костьку не отдам... - хмуро проговорил Брыклин. - Раз отделился - что поделать: пусть отделенным живет, вроде брата.
- Родители твои скоро вернутся? - спросил Петю Иван Иванович. - Без них мы этот вопрос не решим.
- Через две недели, - Брыклин поднял голову и посмотрел на старого учителя. - Вот вы, Иван Иванович... Хотели же его во внуки взять? А моя бабушка, думаете, откажется? Ни за что не откажется!
- Она его враз увнучит, можете не сомневаться! - вмешалась Уморушка.
- Ну-ну... - Калина Калиныч все еще колебался принять окончательное решение. - А то махнули бы втроем в Муромскую Чащу... Я из тебя такого лешего сделал бы - заглядение!
Но Альтер Эго, хотя и был тронут до глубины души заботой старого лешака, от блестящего будущего все-таки отказался.
- Спасибо, Калина Калиныч, - сказал он доброму старику, - но я, пожалуй, стану учиться на полярника. Что поделать: мечта детства!
- Я тоже буду учиться на полярника, - заявил Петя Брыклин решительно. Я уже два дня в бассейн хожу и холодной водой обливаюсь! А зимой снегом обтираться начну - я твердо так решил!
- Не хочешь отставать от братца! - улыбнулся Иван Иванович. - Что ж, молодец!
И всей оравой они отправились на улицу Гоголя просить Виолетту Потаповну увнучить Альтера Эго.
А мы, дорогой читатель, расстанемся с ними прямо здесь, на вокзале. В конце концов, если хорошенько подумать, не такое уж это плохое место для окончания сказки. Ведь именно здесь не только разлучаются, но и встречаются люди, а некоторые из них даже отправляются отсюда в новые путешествия за новыми приключениями. Так будь же счастлив, вокзал! И до скорой встречи!
Конец
в которой два профессора признаются в бессилии науки
Дрозофиллов был холостяк и жил в небольшой однокомнатной квартире в том же доме, где находился НИИЗЯ. Большого различия между его жилищем и его лабораторией не наблюдалось: стены комнаты были увешаны не картинами, а штриховыми изображениями змеев горынычей и драконов, оборотней и лихоманок, предметов ведовства и чародейства. На подоконнике стоял аквариум, на дне которого лежали какие-то катышки размером с грецкий орех, очень странные на вид. Еремей Птоломеич был убежден, что это яйца морского змея, страшного чудовища - погубителя многих кораблей. Из
катышков вот уже третий год не вылуплялись ни один змееныш, но Дрозофиллов упорно менял воду в аквариуме и сыпал туда всякие питательные вещества.
- Ничего, - говорил он неверующим, - мы еще поглядим через годик-другой... Еще ахнете!
Левон Тигранович думал несколько иначе, но в споры не лез.
- Ученый сам должен понять свою ошибку, - считал он твердо. Отрицательный результат, если он понят и проанализирован, тоже шаг вперед в науке.
Пока Еремей Птоломеич заваривал чай на кухне, Костя с интересом прочел несколько поздравительных адресов, висевших рядом с изображениями лешаков и домовых. На одном адресе было написано:
"Дорогой и горячо любимый Еремей Птоломеич!
Поздравляю тебя с твоим полувековым юбилеем и желаю прожить еще тысячу лет! Спасибо тебе за то, что ты сделал из меня настоящего человека!
Твой д. Федька"
- А почему он не написал "друг"? - спросил Костя Левона Тиграновича, примостившегося рядом в кресле. - Места, что ли, не хватило?
- Это "Д" не "друг" означает, - ответил Анчуткян, поворачивая голову в сторону поздравительного адреса. - Просто Федя из-за стеснительности своей так подписывается. А полностью будет "домовой".
- Домовой? - переспросил Костя. - И Еремей Птоломеич сделал из него человека?
- Как видишь, - кивнул Анчуткян на поздравительное послание неизвестного Косте Федора. - Хотя, я считаю, зря он так поступил. Хороших людей на земле много, а вот домовых сейчас... - он не договорил и горестно махнул рукой: - Такой экземпляр пропал!
- А мне вы поможете? - тихо спросил Костя, склоняясь поближе к Левону Тиграновичу. - Пусть Петя Брыклин снова настоящим человеком станет! Ведь Федору вы помогли?..
Анчуткян не успел ответить: в комнату вошел Еремей Птоломеич с подносом в руках. На подносе стояли чашки, сахарница и вазочка с конфетами.
- Прошу к столу! - пригласил хозяин гостей.
Чай был вкусный, с добавлением каких-то неизвестных Косте трав, от чашек даже на расстоянии чувствовался волшебный аромат.
- Никогда такого не пил! - признался Костя, на миг позабыв свои беды.
- Феденька рецепт прислал! - похвалился Дрозофиллов. - Рецепт и травки. Могу поделиться, юноша.
- Спасибо, поблагодарил Костя, но вспомнив при упоминании Феденьки зачем он приехал, спросил: - Так как же, Еремей Птоломеич... насчет Пети-то...
- А ты как думаешь, Тиграныч? - переадресовал Дрозофиллов Костин вопрос своему коллеге. - Может наука помочь юношам или нет?
- На данном этапе? - уточнил Анчуткян.
- Да, на данном этапе.
- На данном этапе - нет, - признался Левон Тигранович. - Они будут, тут он кивнул на Костю, - раздваиваться, а нам их обратно сдваивать! Нет уж, дудки!
- Я-то не против... Мне и отдельно неплохо живется... Но Петька!.. Он-то как?!
- А никак, - отрезал сурово Дрозофиллов. - Пусть теперь один поживет, без Альтера Эго.
- Не получается у него, опять кто-то мучает! - Костя отставил чашку в сторону и положил конфету на развернутый фантик. - Так и грызет Петьку, так поедом и ест!
- По ночам? - спросил Анчуткян.
- И по ночам, и по утрам, и днем! - Костя подумал и вспомнил: - И по вечерам тоже грызет. Такой вредина попался - хуже меня.
Дрозофиллов посмотрел на Костю и улыбнулся:
- Да ты вроде бы милый юноша. Добрый.
- Мужчина настоящий, - подтвердил Анчуткян. - Ради глупого мальчишки жизни своей не жалеешь, пожертвовать собою ради него готов. Молодец!
- А вы на моем месте не так бы поступили? - спросил Костя, обращаясь сразу к обоим профессорам. - Если бы вы отделились, а тот, ну первый который, мучаться бы стал?
- Во-первых, это еще разобраться нужно, кто из вас первый, а кто второй, - заметил Еремей Птоломеич. - Может быть, ты главнее. А во-вторых, нам такая идея в головы, - он посмотрел на Анчуткяна, и тот, с полуслова поняв мысль своего друга, согласно кивнул головой, - ни за что бы не взбрела. Отделять от себя второе "я"! Лишать себя индивидуальности, голоса совести - какой-то бред!..
- Да он сгоряча... - хмуро буркнул Костя. - Уморушка рядом стояла, ну и...
- Так ты говоришь, что все натворила Уморушка? - снова уточнил Дрозофиллов. - Юная лесовичка из Муромской Чащи?
- Она... - вздохнул Костя. - Торопыга ужасная! Сначала наколдует, а потом думать начинает.
- Дитя своего времени, что поделать, - изрек впавший в глубокую задумчивость Левон Тигранович.
- Какое "дитя"!.. - возмутился Костя. - Первый класс уже кончила, пора бы посерьезнее стать!
Анчуткян тяжело вздохнул и махнул рукой.
- Реки она не поворачивает? Каналы не роет?
- Да вроде бы нет... - растерялся Костя.
- Вот видишь! - улыбнулся Дрозофиллов. - А ты говоришь: "Уморушка большая!.." Не доросла она еще до настоящих подвигов.
- Калина Калиныч, дед ее, старый уже лешак, а тоже реки не поворачивает, - обиделся за леших Костя. - Деревья сажает, русло рек чистит, а уж река сама течет, куда ей хочется.
- Если реки будут делать, что им захочется, то какой работой займутся сотрудники "РОСГИДРОВСПЯТИ"? - спросил Анчуткян. - Призыв наших дней: "Волгу - на арыки!" станет ненужным. Итак, существует альтернативное предложение: сделать из Волги море.
- Этим занимается "ВОЛГОМОР", - уточнил Дрозофиллов. - А "ВОЛГОМОР" своего добьется.
- Он уже добился! - с горечью воскликнул Анчуткян. - Несмотря на все мои предупреждения! И что мы имеем на сегодня? - он стал загибать пальцы: Русалки повывелись, водяные целыми семьями высохли от горя, кикиморы, если и встречаются, то разве что в низовьях... И все почему?
- Почему? - спросил Костя.
- Потому что на "ВОЛГОМОР" нет управы в стране! В старину от чуда-юда житья водяным не было, а сейчас от "ВОЛГОМОРа".
- Может быть, Калина Калиныч вмешается? - предположил Костя, не на шутку встревоженный судьбой великой реки. - Он страсть какой лютый, если природу обижают!
- Каждый раз Калиныча не позовешь... - печально промолвил Еремей Птоломеич. - Придется людям самим выкручиваться.
- Если они свои вторые "я" отделять начнут - им ни за что не выкрутиться! - с горячностью, свойственной южанам, произнес Левон Тигранович. - Альтер Эго, может быть, и пойдет природу спасать, а вот Петя Брыклин...
Анчуткян не договорил и только криво усмехнулся.
- Брыклин тоже пойдет... - обиделся за Петю Костя. - В нем новый "альтер эго" завелся, он Петьку загрызет, если тот откажется.
- Что ж, хорошо, если так, - сказал Дрозофиллов, наливая гостям еще чаю. - Значит, вопрос о вашем "воссоединении" отпадает сам собой.
- Почему? - удивился Костя.
- У человека должно быть одно второе "я", а не несколько, - объяснил Еремей Птоломеич. - Брыклин снова его имеет - это, конечно, чудо, но наукой вполне объяснимое.
- А мне что делать? - спросил Костя.
- А ничего, - ответил за друга Анчуткян. - Живи, радуйся жизни, получай образование и культуру.
- Образование тебе дадут в школе, а культуру придется добывать самому, - добавил Дрозофиллов.
- Я добуду! - пообещал Костя. - И учиться я стану хорошо, вот увидите!
В этот момент у входной двери раздался протяжный звонок.
- Еще гости пришли, - сказал, улыбаясь, Дрозофиллов и пошел открывать дверь.
Каково же было его удивление, когда он увидел на лестничной клетке кота, вцепившегося одной лапой в электрический провод, а другой готового во второй раз нажать на кнопку звонка!
- Пардон... - сказал кот виновато и, отцепившись от провода, шмякнулся на пол. - Извините, что потревожил...
Услышав знакомый голос, Костя выбежал в коридор.
- Иван Иванович!
- Костенька!! Мальчик мой родной!! Нашелся!
И говорящий кот тигриным прыжком сиганул на грудь Альтера Эго.
Это был, конечно, Гвоздиков.
Глава десятая,
в которой дедушки собираются в путь
А теперь, дорогой читатель, давай на время оставим Москву, оставим Змея Горыныча и его друзей, которые, как ты уже, наверное, догадался, благополучно встретились в квартире у Дрозофиллова, и перенесемся в Апалиху, в домик Маришкиных деда и бабушки.
В тот вечер, когда скорые пассажирские поезда мчали наших героев в столицу, старый лешак Калина Калиныч, не выдержав разлуки с внучкой, заявился в Апалиху к Петру Васильевичу и стал слезно просить его поехать в город "за компанию".
- Да я и сам собирался, Калиныч, хоть у хозяйки спроси, - кивнул Маришкин дедушка в сторону своей супруги. - Еще денька два - и поехал бы. Мы тут с Дружком извелись: как она, как они... Петух Саша и тот не кукарекает... Нет, ехать надо!
- Ему в город съездить, как мне чихнуть: ничего не стоит, - подтвердила бабушка. И добавила: - Путешественник он у меня, Миклуха-Маклай.
Петр Васильевич хотел было поспорить с женой и отказаться от почетного звания, но Калина Калиныч не дал ему произнести и слова.
- Поехали нынче, а? Душа за девчонку болит. Я ее сгоряча колдовской силы лишил, она теперь и постоять за себя не сможет.
- Это что ж: прямо сейчас ехать? - удивилась бабушка. - Не спамши, не емши?
- В вагоне поспим, дело привычное, - успокоил ее Калина Калиныч. - В вагоне прохладно, плесенью пахнет... - Он спохватился, покраснел и прибавил: - А еды у меня много, не волнуйтесь.
- Что-то не видать... - усомнилась бабушка.
- Пожалуйста! - Калина Калиныч прошептал что-то беззвучно, и на столе появились разные кушанья: пироги, оладьи, грибы в горшочках со сметаной, орешки в туесочке, ягоды...
- С голоду не погибнем, - гордо произнес Калина Калиныч, - не таковский мы народ!
- Что верно, то верно... - прошептала бабушка и присела на табуретку: у нее почему-то враз ослабели ноги.
- Угощайтесь, - жестом хлебосольного хозяина пригласил старый лешак Петра Васильевича и его жену к заставленному разнообразной снедью столу. Отведаем даров леса - и в путь!
- Благодарствуем, Калинушка. И ты с нами садись, - попросила нежданного гостя Маришкина бабушка.
Петр Васильевич первым отважился попробовать угощенья лешака. Взяв вилку, он стал охотиться за маринованным опенком и через одну-две минуты азартной погони ловко всадил свой гарпун в желанную добычу.
- Шустрый, шельмец! - улыбнулся Петр Васильевич, разглядывая замаринованного спринтера. - Еле догнал бесенка!
- Гриб как гриб, - обиделся почему-то Калина Калиныч. - А у тебя, Васильич, рука уже не та.
На этот раз черед обижаться пришел Петру Васильевичу.
- У меня рука не та? - возмутился он не на шутку. - Да я своих апалихинских в одну секунду по три штуки на вилку нанизываю! А ваши муромские с нечистой силой грибочки! На них не с вилкой ходить, а с сетями надобно!
Еле успокоила Маришкина бабушка поссорившихся дедушек.
- Эх, вы! - пристыдила она их обоих. - Внучки в городе, может, правда в беду попали, а они тут из-за грибов войну затеяли! Ты, Петь, с лешим за одним столом сидишь, а опенка в нечистой силе упрекаешь. Стыдись, Петь, аль не совестно?
- И я хорош, - покаялся бабушке Калина Калиныч. - Наши грибочки и впрямь, наверное, от ваших отличаются. В одном лесу с Уморушкой росли, вот и стали озорниками, - он вспомнил о внучке, и вновь глаза его заволокли грусть и печаль: - Росла в лесу... а теперь - в городе... Без силы чудодейственной, без любимого дедушки... Ехать надо, ехать!
- Раз такое дело - едем, - согласился Петр Васильевич. - Старость нужно уважать, - и, кивнув на старого лешака, сказал жене строго: - Калина Калиныч постарше нас будет, так что не спорь больше.
- А я и не спорю, это ты шумишь, - сказала бабушка. - А по мне что ж: езжайте... Я ведь за Маришку тоже, ой как волнуюсь. Езжайте, Бог с вами!
Калина Калиныч сердито крякнул, но промолчал.
И дедушки поехали.
Петр Васильевич знал, что Маришка находится на попечении у его друга детства и юности. Поэтому, приехав в Светлогорск, он и Калина Калиныч сразу же отправились на квартиру Гвоздикова.
- Вот придем сейчас на Большую Собачью улицу, - радовался Петр Васильевич, широко шагая по потресковшемуся тротуару, - отыщем одиннадцатый дом, подымемся в двадцать третью квартиру, а там...
- Уморушка! - подхватил Калина Калиныч.
- Маришка! - добавил Петр Васильевич.
- Гвоздиков! - закончил список Калина Калиныч.
- Тут же они, конечно, чай поставят греть, варенье какое-никакое из шкапа вынут... - мечтал Петр Васильевич, перепрыгивая через росточки тополей, пробившихся сквозь асфальт.
- Да и мы не с пустыми руками заявимся, - поддержал его мысль Калина Калиныч. - Видал, сколько гостинцев у нас? Ну-ка, помогай тащить!
И он передал Петру Васильевичу одну из тех двух корзинок, что внезапно оказались в его руках.
Так с мечтами и надеждами пришагали дедушки на Большую Собачью улицу, разыскали одиннадцатый дом, поднялись на нужный этаж и... вскоре убедились, что в двадцать третьей квартире никого нет.
- Может быть, погулять пошли? - высказал предположение Петр Васильевич.
- Может быть, может быть... - рассеянно повторил Калина Калиныч и, напрягая что было силы свой чудодейственный слух, прислушался.
Где-то далеко-далеко он услышал биение трех дорогих ему сердец: Уморушки, Маришки и Ивана Ивановича.
- Живы... - сказал он Петру Васильевичу. - Только уж очень далеко они гулять забрались. Еле услышал бедолаг...
Дедушки вышли на улицу и стали советоваться, как быть дальше.
- Перенести их сюда - дело рискованное: уж очень расстояние большое, да и проводов нынче всяких кругом - уйма. Самим перенестись - тоже не лучшая придумка. В нашем возрасте летать - только людей смешить...
Калина Калиныч присел на лавочку возле подъезда и стал сосредоточенно думать. Чтобы не мешать ему, Петр Васильевич тихо примостился рядом, поставив корзинку с гостинцами себе на колени. Но вскоре их сосредоточенное молчание нарушил неизвестный мальчишка лет десяти-одиннадцати. Влетев сначала в подъезд, он через минуту вылетел обратно на улицу и, увидев двух старичков, греющихся на солнышке, обратился к ним сразу с двумя вопросами:
- Извините, вы тут случайно двух девочек и одного мальчишку не видели? А кота полосатого?
Петр Васильевич развел руками: нет, не видели! А Калина Калиныч вдруг заинтересовался:
- Каких это ты девчонок ищешь, вьюноша? Уж не Маришку ли с Уморушкой?
- Их! - обрадовался Петя Брыклин (Это был, конечно, он.) - А еще Костьку и Иван Иваныча.
- Про Гвоздикова ты не спрашивал, - внес поправку Калина Калиныч. - Ты о коте полосатом интересовался.
- А... Да... - замялся Брыклин и покраснел, как рак.
Почуяв неладное, старый лешак строго спросил:
- А ну-ка, мил-друг, выкладывай, в чем дело? Не стесняйся - тут все свои.
- Я - дедушка Маришки, - представился Петр Васильевич.
- А я - Уморушки, - представился Калина Калиныч. - Говори, не бойся.
- А я и не боюсь, мне уже теперь все равно... - И Петя рассказал дедушкам все, что он знал.
- Я думал, они уже вернулись из Москвы, а их еще нет... - добавил он, окончив свой рассказ.
- И может быть, не будет! - с горечью воскликнул Калина Калиныч и резко поднялся со скамейки. - Едем, Петр Васильевич! Едем в Москву!
И дедушки помчались на вокзал, забыв у подъезда свои корзины с гостинцами.
- Я с вами! - крикнул им вслед Петя Брыклин. - Я только предупрежу бабушку! Я мигом!
И он побежал говорить бабушке о необходимости отправиться срочно в туристический поход. Потом, примчавшись на вокзал, он отыскал в толпе пассажиров Петра Васильевича и Калину Калиныча, уже успевших купить билеты, и сказал им:
- Спасите Костьку! Это я во всем виноват, мне и страдать! А он... пусть он живет, пожалуйста!
- Потом в этой каше разберемся: кто виноват, а кто нет, - сухо отозвался Калина Калиныч. - А пока веди нас лучше к нашему вагону.
Отправление через час, - сказал Петр Васильевич. - Но давайте все-таки пройдем на платформу.
Петя послушно повел стариков к тому перрону, где обычно останавливались московские поезда.
- Сейчас из Москвы прибудет, а потом на Москву подадут, - объяснил он Калине Калинычу и Петру Васильевичу. - Московские, как часы ходят, без опоздания!
И точно: через десять минут прибыл состав из столицы. Толпы встречающих перемешались с толпой приехавших. Старый леший, его приятель и Петя Брыклин оказались в самом центре людского водоворота.
- Да чтоб я Муромскую Чащу еще когда покинул!.. Да чтоб я в город на жительство перебрался!.. Да разрази меня гром!.. - ругался Калина Калиныч, вертясь, как щепка, в воронке этого водоворота.
И вдруг на сотом витке он увидел Уморушку. А рядом с ней Маришку. А еще темноволосого мальчика в голубой рубашке и большого серого кота, шарахающегося от тележек носильщиков, сотен человеческих ног и десятков увесистых чемоданов.
- Вернулись! Они вернулись! - прокричал громовым голосом Калина Калиныч и, взмыв вверх, единым прыжком оказался рядом с любимой внучкой, которую тут же не замедлил заключить в горячие объятия.
ЭПИЛОГ
Вот и подошла к концу наша история... Догадливый читатель уже, наверное, понял, что в ней все закончилось хорошо (а как же иначе, если она так похожа на сказку?). Первым делом, конечно же, Калина Калиныч расколдовал старого учителя: для этого он отвел Ивана Ивановича в сторонку - подальше отчужих любопытных глаз - и прошептал: "Анды-шаланды-баланды..."
- Благодарю, - сказал Гвоздиков, принимая прежний вид. - Я никогда не забуду оказанной вами любезности, дорогой Калина Калиныч!
- Охотно верю... - смущаясь, ответил старый лешак.
Потом, вернувшись на прежнее место, они вместе со всеми стали думать: что же теперь делать с Петей Брыклиным и Альтером Эго.
- Соединять их в одного человека - решительно отказываюсь! - заявил Калина Калиныч сразу. - Убивцем не был и не буду. Да и Петюшу никто не неволил - сам от второго "я" отказался.
- А я и не прошу его возвращать, - сказал Брыклин обиженно. - Мне и второго Альтера Эго достаточно. Где Костьке жить теперь - вот вопрос!
- Мы с Уморушкой можем его с собой взять. В Муромской Чаще место ему найдется. - Калина Калиныч помолчал и добавил: - Он ведь тоже, если подумать, вроде нечистой силы.
- Человек я! - не согласился с ним Альтер Эго. - Самый обыкновенный человек! Я полярником стать хочу!
- Придется мне его к себе брать, - вмешался в разговор Иван Иванович. Годы мои, конечно, не те, но еще одного мальчишку, глядишь, на ноги и поставлю. Пойдешь ко мне во внуки, Константин? - обратился Гвоздиков к Альтеру Эго.
- Пойду, - согласился тот.
Но Брыклин вдруг заупрямился.
- Вот еще! Что мне Костька - чужой? И бабушке моей не чужой - она в нем души не чает!
- Но он же не Костя, - напомнила ему Маришка. - Настоящий Травкин в Костроме живет, и Виолетта Потаповна скоро об этом узнает.
- Пусть узнает, а Костьку не отдам... - хмуро проговорил Брыклин. - Раз отделился - что поделать: пусть отделенным живет, вроде брата.
- Родители твои скоро вернутся? - спросил Петю Иван Иванович. - Без них мы этот вопрос не решим.
- Через две недели, - Брыклин поднял голову и посмотрел на старого учителя. - Вот вы, Иван Иванович... Хотели же его во внуки взять? А моя бабушка, думаете, откажется? Ни за что не откажется!
- Она его враз увнучит, можете не сомневаться! - вмешалась Уморушка.
- Ну-ну... - Калина Калиныч все еще колебался принять окончательное решение. - А то махнули бы втроем в Муромскую Чащу... Я из тебя такого лешего сделал бы - заглядение!
Но Альтер Эго, хотя и был тронут до глубины души заботой старого лешака, от блестящего будущего все-таки отказался.
- Спасибо, Калина Калиныч, - сказал он доброму старику, - но я, пожалуй, стану учиться на полярника. Что поделать: мечта детства!
- Я тоже буду учиться на полярника, - заявил Петя Брыклин решительно. Я уже два дня в бассейн хожу и холодной водой обливаюсь! А зимой снегом обтираться начну - я твердо так решил!
- Не хочешь отставать от братца! - улыбнулся Иван Иванович. - Что ж, молодец!
И всей оравой они отправились на улицу Гоголя просить Виолетту Потаповну увнучить Альтера Эго.
А мы, дорогой читатель, расстанемся с ними прямо здесь, на вокзале. В конце концов, если хорошенько подумать, не такое уж это плохое место для окончания сказки. Ведь именно здесь не только разлучаются, но и встречаются люди, а некоторые из них даже отправляются отсюда в новые путешествия за новыми приключениями. Так будь же счастлив, вокзал! И до скорой встречи!
Конец