Каришнев-Лубоцкий Михаил. Тайна Муромской чащи (Волшебные каникулы - 1)

   - Эх, ты-ы!.. Вот это да-а!..
   Смущенный тем, что испугался мальчишки, Паша сказал, виновато улыбаясь:
   - Фу, леший, напугал! - и уже строже добавил: - Чего по лесу шастаешь?
   Пришел в себя и мальчишка. Все еще не вылезая из кустов, он бойко проговорил:
   - А ты, дяденька, откуда знаешь, что я леший?
   Мальчишка смотрел на Пашу и ждал от него ответа. Но ответа не было. Скорее был вопрос, который при желании можно было прочитать в глазах Разбойникова-старшего: "Леший?! Настоящий леший?!"
   Так и не дождавшись от человека ответа, мальчуган выбрался из кустов и подошел поближе.
   - Ты кто? - спросил он Пашу. - Заблудший?
   Паша несколько раз отрицательно мотнул головой, что должно было означать одно: нет!
   Мальчуган подтянул сползавшие домотканые штаны, переступил с ноги на ногу и снова спросил:
   - Ты вправду настоящий человек или понарошку им притворяешься?
   На этот странный вопрос у Паши тем более не было ответа. Мальчишка, которому не терпелось всласть наговориться с ЗАБЛУДШИМ НАСТОЯЩИМ ЧЕЛОВЕКОМ, начал сердиться:
   - Сапоги надел и уже загордился? Погоди, ужо дед Калина тебе язык развяжет!
   Мальчишка вдруг засмеялся:
   - Сначала развяжет, а потом опять завяжет, в три узелочка!
   Такое будущее заставило Пашу заговорить.
   - Паша я... - тихо произнес он, пересиливая испуг и удивление.
   - А я - Шустрик! - охотно представился житель Муромской Чащи. Он протянул свою руку бедному лесорубу, и тот с чувством, похожим на ужас, пожал ее. Рука была как рука: теплая и немытая, совсем как Пашина, только меньше. Это немного успокоило Разбойникова-старшего, и он снова проговорил:
   - А дед Калина кто?
   - Как кто? - удивился Шустрик. - Дедушка мой. Его все знают! Но догадавшись, что хотя дедушку Калину и знали все в округе, однако человек по имени "Паша" его все-таки не знал, объяснил поточнее:
   - Дедушка Калина - самый главный лешак в Муромской Чаще. Его все слушаются. А кто не слушается... Впрочем, таких у нас теперь нет: все давно позаколдованы.
   И довольный своим объяснением, Шустрик кивнул на топор, заткнутый у Паши за пояс:
   - А это чего и для чего?
   - Это? - переспросил Разбойников-старший по привычке и так же по привычке потрогал топорище рукой. - Это - топор. Деревья рубить.
   - Деревья рубить?! - ахнул маленький лешачок, побелев от гнева. - А я-то думал, что ты заблудший!..
   И выкрикнув эти слова, Шустрик вдруг растворился в воздухе. А из-за пояса изумленного и вновь растерявшегося бедолаги-лесоруба вывалилось топорище и упало на землю. Рядом с топорищем просыпалась горстка ржавчины. Это было все, что осталось от новенького, выданного со склада пять дней назад, топора.
   Глава пятнадцатая
   Добрый старый лешак Калина Калиныч спал в трухлявом пне, уютно свернувшись калачиком и похрапывая от наслаждения. Ему снова снились цветные сны со звуком. По этому счастливому похрапыванию Шустрик и отыскал своего деда.
   - Калина Калиныч! Дедушка! - закричал он, кружась возле пня. - Вставай скорее!
   Сны, испугавшись громко вопящего мальчугана, смолкли, обесцветились и исчезли. Поняв, что смотреть больше нечего, старый леший нехотя поднялся со своего ложа.
   - В чем дело? - хмуро спросил он внука. - Почему кричишь средь бела дня? Леший ты или нет? Жди своего часа!
   Но Шустрик нее мог ждать и минутки.
   - Вставай, дедушка! - закричал он снова, только чуть тише. - Вставай скорее! Тут такое там!.. - И он махнул рукой в глубину леса.
   - Что-что? - переспросил Калина Калиныч внука. - Объясни-ка потолковее.
   И он приготовился слушать ТОЛКОВУЮ речь Шустрика. Но бедный лешачок сгоряча понес несусветное:
   - Тут такое случилось!.. Там такое появилось!.. Вроде бы человек, а вроде бы не человек!.. Я к нему с добром, а он ко мне с топором!.. Зовут его Паша... Вот где беда наша!
   И Шустрик, шмыгнув носом, смахнул рукавом рубахи выступившую на ресницах слезу.
   Калина Калиныч, усевшись поудобнее на пеньке, смотрел на внука и пытался сообразить, что же такое сейчас сообщил ему Шустрик. Он понял, что в Муромской Чаще появился человек по имени Паша с топором в руках и, кажется, с не лучшими намерениями в сердце. Может быть, это и был кто-то из лесорубов, о которых говорила ему недавно старая летунья Бабя Яга? Но услышать подробности от Шустрика Калина Калиныч уже не надеялся. Нужно было действовать самому.
   - Где он? - спросил он у внука, поднимаясь с пенька.
   - Там, - еще раз махнул рукой Шустрик в сторону, откуда недавно примчался он сам, - около ивы Плаксы.
   Калина Калиныч хотел было еще что-то спросить, но вдруг приложил палец к губам и прошептал:
   - Тсс!.. Нас подслушивают!
   Шустрик быстро обернулся туда, куда смотрел его дед, но увидеть шпиона уже не успел. И только по мелькнувшим в зарослях орешника маленьким золотистым лапоточкам он понял, кто там сидел каких-то несколько мгновений тому назад.
   До места стоянки лесорубов Калина Калиныч и Шустрик добрались за одну секунду: они умели это делать. Высунувшись слегка из-за кустов и протянув вперед руку, Шустрик зашептал над самым ухом Калины Калиныча:
   - Вот они, дедушка! Всю поляну помяли, нечистики!
   Там, куда указывал внук, дед разглядел две брезентовые палатки. Возле одной из них стояли Опилкин и Ведмедев и о чем-то ожесточенно спорили.
   - Который тут Паша? - поинтересовался Калина Калиныч. Шустрик всмотрелся в незнакомцев и ответил:
   - Его здесь нет.
   Но стоило ему только произнести эту фразу, как из палатки вышел еще один лесоруб, в котором Шустрик признал своего старого знакомца, хотя на самом деле это был Саша.
   -- Вот он, дедушка, вот он! - горячо зашептал Шустрик, указывая на Разбойникова-младшего.
   Из-за пояса у Саши поблескивал новенький острооточенный топор. Шустрик, увидев топор, чуть было не выскочил из кустов, за которыми он хоронился вместе с Калиной Калинычем.
   - Я же его в порошок стер! - плачущим голосом проговорил он на ухо деду. - От топора одно топорище осталось!
   Калина Калиныч погладил внука по голове ладонью.
   - Ну-ну, верю... Мы и этот топорик сотрем.
   - А Пашу?
   Калина Калиныч пожал плечами:
   - Там видно будет. Сперва с человеком по-человечески поговорить нужно. Вдруг поймет...
   - А не поймет?
   - Тогда волшебство применим.
   Тем временем Саша, пошептавшись о чем-то с товарищами, двинулся в глубь леса, в противоположную от лешаков сторону. Калина Калиныч пошлепал беззвучно губами, и через секунду и он, и Шустрик стали невидимыми. Пройдя метров двести от палаток, Саша наткнулся на то, что искал: прямо перед ним тянулись густые заросли орешника. Облюбовав подходящий для удилища прямой и тонкий ореховый ствол, Саша потянул из-за пояса топор. Но ударить он им не успел.
   - А постой-ка, голубчик, - раздалось у него за спиной, - не руби с плеча...
   Саша удивленно обернулся. В двух шагах от него стояли странно одетые, но довольно симпатичные, дед и мальчишка. "Не их ли недавно Пашка повстречал?" - подумал Разбойников-младший, опуская топор.
   - Чего тебе, дедушка?
   - Мне-то ничего не нужно, а вот вы зачем сюда пожаловали? Или не предупреждали вас в Апалихе не ходить, не ездить сюда? Что вы потеряли здесь?
   Саша улыбнулся:
   - Привык, дед, в лесу жить, в лаптях ходить? Теперь с этой привычкой прощайся!
   - Что так?
   - В городе жить будешь. Мы вашу Чащу срубим, а тут когда-нибудь город выстроят. - Саша похлопал ласково Шустрика по плечу и спросил его дружелюбно: - Хочешь, пацан, в городе жить?
   Но Шустрик молчал и только завороженно смотрел на зажатый в могучих Сашиных руках топор. Поймав его взгляд, Саша спросил:
   - Нравится топорик? Сам затачивал!
   И Саша тюкнул топором по ореховому кусту. Готовое удилище упало к его ногам.
   - Сабля, а не топор! - еще раз похвалился Разбойников-младший. - В две недели ваши дебри распластаем!
   И он нагнулся за удилищем. Когда же Саша распрямился, то с удивлением обнаружил, что старик и мальчишка, появившиеся здесь три минуты назад неизвестно как и откуда, точно так же незаметно и быстро исчезли. Саша вспомнил рассказ брата, в который он, сказать правду, сначала мало поверил, и чуточку испугался.
   - Ну и ну!.. - протянул он, бледнея, и стал быстро запихивать топор обратно за пояс.
   Но вдруг, прямо на его глазах, топор покрылся ржавчиной и рассыпался в прах, а за поясом осталось торчать лишь гладкое блестящее топорище. Саша робко посмотрел по сторонам, никого не увидел и испугался еще больше.
   - Мамонька... - прошептал он чуть слышно и кинулся прочь со всех ног, оставляя лежать на земле срубленное удилище, и маленькую красно-коричневую горстку ржавчины.
   Глава шестнадцатая
   После встреч с Калиной Калинычем и Шустриком братья Разбойниковы забились в палатку и наотрез отказались из нее выходить.
   - Боюсь! - говорил Паша, когда добрый Егор Ведмедев пытался ласково выманить его из палатки.
   - Страшно! - говорил Саша и забивался вглубь ненадежного жилища, когда сердитый Опилкин нетерпеливо звал братьев наружу.
   Два дня и две ночи просидели они без дела, два долгих дня и две страшных бессонных ночи.
   А вот Маришка, Митя и Иван Иванович Гвоздиков за это время успели благополучно достичь Муромской Чащи.
   - Переночуем здесь, - сказал Иван Иванович, снимая с плеч надоевший рюкзак, - не станем пока углубляться в дебри.
   - Здесь так здесь, - охотно согласился Митя, - давайте тогда шалаш строить.
   И как ни хотелось Маришке шагать дальше, пришлось ей подчиниться большинству.
   - Только чуть-чуть поспим, а на рассвете снова пойдем, - поставила она свое условие.
   - А как же, конечно, пойдем. - Гвоздиков достал еду, разложил ее на газете. - Идти нужно - люди и Чаща пропасть могут!
   Перекусив, друзья стали делать немудреный шалаш. Когда жилище было готово, Иван Иванович скомандовал:
   - А теперь спать! Утром нас будут ждать великие дела!
   Путешественники дружно улеглись на мягкие пахучие травы, которые они постелили себе вместо одеял и простыней. И то ли потому, что отшагали они немало километров, прежде чем добрались до Муромской Чащи, то ли потому, что от этих трав шел дурманящий запах, но наши друзья уснули мгновенно. И ночь, будто черная бесшумная птица, тихо и вмиг пролетела над ними.
   Глава семнадцатая
   Маришка проснулась первой от переполнявших ее беспокойных и противоречивых чувств. Сначала сквозь сон она почувствовала утреннюю прохладу, проникшую в их шалаш. Потом почувствовала голод. Но самым сильным чувством, заставлявшим Маришку встать и идти дальше, было чувство невыполненного долга.
   - Вставай! - шептало оно в уши замерзшей и голодной девочки. - Вставай скорее!
   - Сейчас, - пыталась Маришка успокоить это чувство, - сейчас встану. Только еще одну минуточку полежу и встану...
   Но чувство невыполненного долга не оставляло ее в покое и на минуточку.
   - Они приезжие! - шептало оно Маришке в ухо, имея в виду Гвоздикова и Митю. - Им Муромская Чаща не родная земля. А ты в этих краях родилась!
   - Я не тут родилась, - отбрыкивалась Маришка, - я тут выросла только.
   - Тем более понимать должна! - беспокойное чувство уже не шептало, а почти кричало во весь голос. - Родная земля тебя вырастила, а ты ей чем отплатишь? Тем, что проспишь ее?
   - Ну, встаю, встаю... - пробурчала Маришка и через силу открыла глаза.
   В шалаше было темно и холодно. Рядом с ней, сладко посапывая, лежал свернувшись калачиком Иван Иванович. Маришка пошарила сначала глазами, а потом и руками, пытаясь найти другой калачик - Митю, но его она нигде не обнаружила.
   "Размяться, наверное, вылез, - решила она, - украсть же его не могли". - И Маришка быстро успокоилась, хотя успокаиваться было рано.
   Следом за Маришкой проснулся и Гвоздиков. Его тоже разбудили тревожные чувства и беспокойные мысли. Увидев, что Маришка не спит, Иван Иванович спросил, с удовольствием потягиваясь:
   - Кофейку горячего хочешь? В термосе, я думаю, за ночь не остыл. И Гвоздиков потянулся за рюкзаком, чтобы достать из него термос.
   - Митю буди, - сказал он, уже развязывая ремешки.
   - А он уже проснулся, - ответила Маришка, - самый первый.
   - Да? - удивился Гвоздиков. Затем высунул голову из шалаша и громко позвал:
   - Митя! Ау-у!..
   - Ку-ку, - раздалось в ответ издалека.
   "Это как следует понимать?" - подумал Иван Иванович и снова крикнул:
   - Ау-у!.. Митя-я!..
   Митя не отзывался. Положив рюкзак и термос, путешественники быстро полезли наружу.
   - Мить! Митя-я-я!.. - кричали они что было силы, но Митя молчал и не отвечал им, несмотря на все их мольбы.
   Прокричав минут пять и охрипнув, Иван Иванович понял, что звать мальчика бесполезно - его теперь нужно только искать.
   - Кажется, началось... - прошептал он хмуро и как-то загадочно самому себе.
   Но Маришка услышала его слова и спросила:
   - Чудеса начались, да?
   - Неприятности, - ответил Гвоздиков и тяжело вздохнул: - Впрочем, какая разница...
   Помолчал немного и добавил:
   - Теперь не лесорубов, теперь Митю нужно искать.
   И они кинулись искать Митю.
   Поиски поблизости от шалаша ничего не дали: мальчик исчез, не оставив следа. Ни одного.
   - Не мог же он улететь... - шептал Иван Иванович, близоруко вглядываясь в росные травы.
   - Не мог, - поддакивала ему Маришка, - без крылышек не полетишь!
   Такая техническая безграмотность Маришки покоробила хмурого Ивана Ивановича. Он сердито буркнул:
   - И без крыльев летают... У ракеты где крылышки?
   Маришка почесала затылок: действительно, ракеты без крыльев!
   - Они реактивные. А наш Митя реактивный разве? - Довольная своим точным ответом, она еще старательней принялась отыскивать ЧТО-НИБУДЬ ОТ МИТИ. Вскоре ей удалось обнаружить на сухой ветке шиповника небольшой клочок серой материи.
   - Нашла! - закричала Маришка радостно. - Нашла чего-то!
   Этим "чего-то" оказался выдранный лоскут мешковины. Повертев его в руках, Иван Иванович вымолвил:
   - Мешок тащили, Зацепили за сучок - и готово! - дыра!
   Маришка забрала обратно себе клочок материи понюхала его зачем-то и, не почуяв носом ничего подозрительного, спросила Гвоздикова:
   - А в мешке, Иван Иванович, что лежало?
   Гвоздиков пожал плечами:
   - Разве я это знаю?
   И грустно улыбнулся:
   - Ты бы, Маришка, не содержимым чужих мешков интересовалась, а Митю бы искала!
   И он снова пополз на четвереньках по густой и влажной от росы траве.
   Не найдя Митю в окрестностях шалаша, путешественники решили
   поискать его в другом месте. Кряхтя и постанывая, Иван Иванович поднялся с колен и выпрямился.
   - Итак, - сказал он, - мы заявились сюда с северо-востока. Назад нам пути нет. Значит, двинемся мы...
   - Вперед! - перебила его Маришка, хватаясь за рюкзак.
   - На юго-запад мы двинемся, - закончил свою мысль Иван Иванович. - Куда мы идем и откуда нужно знать точно. Тогда мы не заблудимся, хотя места эти нам и не знакомы. Понятно?
   И Гворздиков посмотрел на Маришку строгим учительским взглядом.
   - Понятно, - ответила Маришка, - это называется "ходить по каземату".
   Услышав Маришкин ответ, Гвоздиков невольно улыбнулся:
   - Слышала звон, да не знаешь где он! С компасом ходят по азимуту. А каземат - совсем другое дело, там не очень-то разгуляешься.
   Маришке стало стыдно за свою ошибку, и она, покраснев, виновато произнесла:
   - Весь телевизор в голове перепутался! И слова, как нарочно, на одно лицо: "каземат". "азимут"... Идемте лучше по компасу!
   И они отправились по компасу на юго-запад, хотя Митя находился в это время на востоке. Но друзья Мити об этом, к сожалению, не знали.
   Глава восемнадцатая
   "Нужно просыпаться, - подумал Митя и повернулся на другой бок. Просыпаться ему не хотелось. Митя открыл глаза и ничего не увидел: было совсем темно. - Вот и хорошо, значит, еще ночь и можно еще поспать".
   Но уснуть ему не пришлось.
   - А ну, лежебока, поднимайся, день давно начался! - услышал он вдруг чей-то сердитый голос, глухой и далекий.
   "Странно, - подумал Митя, - голос стариковский, а на Ивана Ивановича не похожий".
   - Маришка-а!.. - крикнул Митя, но голос его прозвучал вяло и тихо, как будто он кричал из какой-то бочки.
   "Где я?" - Митя поднялся со своей лежанки и неуверенно шагнул вперед.
   "БУММ!" - натолкнулся он на преграду.
   Митя свернул налево и снова шагнул.
   "БАММ!" - загремело в жилище.
   Митя дернулся вправо и снова стукнулся о стену. Оставался только один путь - назад. Робко попятившись, Митя сделал два коротких шажочка. Так и есть: и тут его ждала преграда!
   "Где я?" - подумал Митя уже со страхом.
   - Долго ты будешь прохлаждаться, бессовестный лежебока?! - раздалось снова рядом, откуда-то из-за стены. - Огород не прополот, сад не полит, а ты все валяешься?!
   Над головой мальчика вдруг распахнулась небольшая круглая дверца, и через нее хлынул яркий свет. Несколько секунд Митя жмурился и ничего не мог разглядеть. Но постепенно он привык к свету и тогда попробовал осмотреться. Он находился внутри какого-то странного сооружения, имеющего форму цилиндра. На полу лежали ветви деревьев, бережно прикрытые коврами из сплетенных трав и цветов. Потолка не было: деревянные стены цилиндра уходили вверх, постепенно сужаясь. Дверью и одновременно окном служило круглое отверстие, через которое и лился сейчас солнечный свет.
   - Вылезай немедленно! - услышал Митя вновь сердитый голос. - Не вылезешь сам, за ухо вытащу!
   "Конечно, это не Гвоздиков..." - огорченно подумал Митя и стал быстро заправлять выбившуюся рубашку и застегивать на ней пуговицы. Вдруг он услышал еще один старческий голос и на минутку затаил дыхание: может быть, это Иван Иванович?! Невидимый старичок ласково выговаривал сердитому старичку:
   - Ну, что ты привязался к несчастному мальчику? Пусть поспит. Сам его потревожил ночью, в мешке целый час по лесу протаскал - спать не давал, а теперь будишь. Нехорошо, братец ты мой!
   Голос ласкового старика тоже не принадлежал Гвоздикову, и Митя это сразу понял. Сердитый старик что-то забурчал в ответ, но он уже не вслушивался в разговор. "Меня таскали в мешке?! - думал он с ужасом, ничего еще толком не соображая. - Да где же это я нахожусь?!"
   Митя подвинулся поближе к окну-двери и обнаружил лестницу. Вскарабкавшись по ней вверх, он робко выглянул наружу. Он находился в дупле старого большого дерева, только до земли от широкого отверстия было не меньше четырех-пяти метров, а до вершины Митя не смог бы смерить и на глазок. Внизу на поляне стояли два старичка, похожие друг на друга как две капли воды. Они и одеты были одинаково: светло-зеленые костюмчики старинного покроя, коричневые туфельки с чуть загнутыми вверх носками и похожие на цветок колокольчика большие широкополые шляпы. Только у одного старичка шляпа была зеленого цвета с коричневым узором по краям, а у другого коричневую шляпу украшала светло-зеленая вышивка.
   Старичок в коричневой шляпе опирался на небольшую лопату и сердито ворчал:
   - Все бы ты, Ясь, не в свои дела лез! Детей нужно воспитывать в строгости, тогда из них НАСТОЯЩИЕ ВЗРОСЛЫЕ получатся. А то вырастут большие, а сами как дети!
   Старичок плюнул сердито и стал окапывать грядки.
   Старичок, которого, как оказалось, звали Ясем, нагнулся за лейкой и, поливая цветочную клумбу, ответил:
   - Вот и хорошо, Ось. Взрослый человек с душой ребенка - что может быть лучше?
   Разглядывая двух старичков со странными именами, Митя даже сам не заметил, как недавний его страх совершенно исчез, сменившись жгучим любопытством. Немного покопавшись лопатой в земле, Ось снова заворчал:
   - Сейчас за ухо вытащу ленивого мальчишку! Взрослые трудятся, а он...
   Старичок поднял голову, увидел торчащего в отверстии дуба Митю и оборвал свою речь на полуслове. Увидел Митю и Ясь. Широко и ласково улыбнувшись мальчику, он протянул ему руки и крикнул:
   - Дитя мое, припади на грудь ко мне! Здесь ты найдешь покой и утешение!
   - Не порть мальчишку! - завопил Ось сердито на доброго старика. И, повернувшись к Мите, рявкнул: - А ну, живо принимайся за работу! Иначе выпорю как сидорову козу!
   По висевшей из дупла веревочной лестнице дитя, нуждавшееся в покое и утешении, поспешно полезло вниз. Оно не хотело испытать на себе то, что довелось испытать когда-то легендарной сидоровой козе, слава о которой докатилась и до Муромской Чащи.
   Глава девятнадцатая
   За всю свою жизнь Митя не посадил ни одного дерева, ни одного цветка. Лопату и грабли он знал - они были нарисованы в букваре, и во многих книгах, и даже в учебнике по математике, - но вот как ими орудовать, Митя не знал.
   Увидев, что грабли похожи на гребень, он кинулся "причесывать" аккуратно подстриженный газон. Ясь вовремя успел выхватить у него из рук злополучные грабли, иначе Митя выдрал бы всю траву вместе с корнями.
   - Ты что, никогда не видел грабли? - спросил ласковый старичок у мальчика.
   - Видел, - ответил Митя.
   - Ты говоришь неправду, дитя мое! - рассердился внезапно старичок. - Я двести лет живу на свете и еще ни разу не видел, чтобы кто-нибудь так безжалостно драл граблями цветы и траву.
   - Возьми лопату, - приказал Ось бедному Мите. - Надеюсь, ты знаешь, что ею делают?
   - Копают, - тихо ответил Митя.
   - Правильно, дитя мое! - обрадовался за мальчика Ясь. И, посмотрев на брата, произнес слегка задумчиво: - Мне кажется, он не безнадежен. Как ты считаешь?
   Ось пожал плечами:
   - Время покажет...
   И он стал поливать из лейки клубничные грядки.
   Митя, вцепившись в лопату покрепче, всадил ее с размаха в землю. Хотя он и вложил в этот удар всю свою силу, лопата погрузилась в почву не более чем на один-два сантиметра. Тогда Митя размахнулся еще раз и еще раз ударил ею об землю. Лопата не входила глубоко в мягкий чернозем, и Митя ковырял только верхний слой.
   - Что он делает? - изумленно спросил Ось у брата.
   - По-моему, играет... Ему кажется, что лопата - это вовсе не лопата, а лом, а земля - лед, и он его долбит... А впрочем, я не знаю! - сокрушенно развел руками Ясь. Он подошел к Мите и как можно спокойнее спросил его: Играешь, дитя мое?
   - Какое играю!.. - вытирая со лба выступившие капли пота ответил Митя, всаживая с размаха в двадцатый раз лопату. - Копаю!
   - Так на нее нужно ножкой наступать, вот так!.. - И Ясь, взяв у Мити лопату, показал, как правильно нужно копать землю.
   - Понял! - обрадовался Митя. - И как это я раньше не догадался! Он снова ухватился за лопату, и теперь работа у него пошла веселее.
   А Ось, поставив лейку на землю, подошел к брату и тихо сказал ему на ухо:
   - Кажется, я ошибся, Ясь... Этот мальчик не может быть лесорубом. Иначе он давно бы оттяпал себе и руки и ноги, а, может быть, изловчась, и голову. Завтра я его отпущу, а сегодня пусть поработает у нас. Ему, я думаю, это только пойдет на пользу.
   Старичок в коричневой шляпе оказался прав: Мите работа действительно пошла на пользу. Ну, посуди сам, дорогой читатель. Чтобы выучить какой-нибудь предмет, Мите приходилось затратить в школе целый учебный год, а иногда и несколько лет. А в Муромской Чаще только за один день он на "отлично" запомнил три предмета: грабли, лопату и носилки. Ось хотел освоить с мальчиком еще два несложных предмета - вилы и косу, - но Ясь категорически воспротивился этому.
   - Ребенок и так переутомился, - сказал он сердито брату. - Видишь, как он шатается от усталости? У бедного дитяти наверняка голова идет кругом, а ты не хочешь его пожалеть.
   - Хочу, - печально ответил Ось, - но не могу. Мы с тобой уже очень старые, Ясь... Кто будет вместо нас возделывать наш общий сад?
   Митя, который стоял рядом и все слышал, невольно ужаснулся: "Как?! Они хотят заставить заставить меня вечно возделывать свой сад?! Хотят сделать из меня садовника?! Нет, нужно бежать..."
   Приняв такое решение, Митя немного успокоился. "Ночью убегу... Сейчас нельзя..." - думал он, ровняя лопатой гигантскую клумбу с алыми тюльпанами.
   Когда старички собрались заканчивать работу и начали уже укладывать на место лейку, лопаты, грабли и другие инструменты, из чащи вдруг вылетела огромная сова и уселась на ветку дерева поближе к Ясю и Осю.
   - Приветствую вас, уважаемые! - солидно и чуть нараспев произнесла она. - Я уполномочена... - Тут сова разглядела наконец Митю и, прервав свое сообщение, удивленно спросила: - А это что за подозрительная личность?
   - И никакая я не личность! - обиделся Митя. - Я - обыкновенный человек... Это вы тут подобрались... необыкновенные!
   - Мальчик груб - это плохо, - сказала сова учительским тоном, - но мальчик с характером - это хорошо. Из него что-нибудь получится, если получится.
   Сова вытянула вперед указательный коготь и закончила свое нравоучение по-латыни:
   - Табула раса!.. Терра инкогнита!.. 1
   [1 - "Табула Раса!.. Терра инкогнита!.." - "Чистая доска!.. Земля неизвестная!..." (лат.)]
   Она хотела еще что-то сказать, но пошатнулась и, чтобы не свалиться с дерева, вцепилась покрепче обеими лапками в ветку.
   - Вы что-то хотели нам сообщить, уважаемая Сова? - спросил быстро Ясь. Он знал, что если Сову не остановить, то словесный фонтан ученых и мудреных слов будет бить из нее бесперебойно.
   - Да, - сказала Сова, чуточку обидевшись, - я хотела сказать, что уполномочена сообщить вам, - тут она сделала поклон головой Ясю и Осю, - что вы приглашаетесь на Лесной Совет.
   - Когда? - спросил Ось.
   - На заре. - Сова усмехнулась: - Старый леший Калина сказал: "Утро вечера мудренее!"
   - По-моему, он прав. - Ясь не понял, чем недовольна Сова. - Утром, когда выспишься, голова всегда лучше думает.
   - Позвольте мне иметь свое мнение на этот счет! - сказала Сова и, презрительно фыркнув, взмахнула крыльями и полетела прочь.