Страница:
За пределами Европы самой древней находкой является канамская нижняя челюсть из Восточной Африки. Нашедший ее Лики[33] датировал ее нижним плейстоценом, что, возможно, делает ее древнее любых известных ископаемых людей Африки, Азии и Европы. Канамская нижняя челюсть определенно человеческая, она содержит подбородок, а ее зубы вполне человеческие по своей форме, хотя и в чем-то примитивные[34], как и зубы образца из Галлей-Хилл. Невозможно с какой-либо точностью определить расовый тип, представленный этим фрагментом челюсти – особенно если она обладала приписываемым ей возрастом, то расы в современном смысле могли еще не появиться. Однако она, как и челюсть из Галлей-Хилл, вполне могла принадлежать генерализованному предку белого человека, так как у нее нет прогнатизма и она является современной по своей форме и размеру.
Четыре фрагментарных черепных свода, также найденные Лики в Восточной Африке в местечке Канжера, младше канамской челюсти: очевидно, они принадлежат к среднему плейстоцену. Они, как и канамская челюсть, были изучены Британским комитетом, который не был удовлетворен точным нахождением их источника. Однако, как показал Хопвуд, ископаемые останки как из Канамы, так и Канжеры принадлежат к периодам, о которых заявлял Лики – а именно, к нижнему и среднему плейстоцену.
Принимая во внимание их большую важность и тот факт, что их предполагаемый возраст не был опровергнут, было бы неблагоразумно игнорировать эти восточноафриканские образцы в теоретической реконструкции истории Homo sapiens, несмотря на неопределенность этой ситуации. Гораздо более разумно отнестись к ним со всем вниманием и назвать эту последовательность реконструкции пробной.
Эти четыре фрагментарных черепа, найденных в Канжере, находятся в таком плохом состоянии, что невозможно произвести точные измерения или другим способом определить типы, к которым они принадлежат. Тем не менее, сохранилось достаточно частей, чтобы можно было сделать общую оценку. Человек из Канжеры был крайним долихоцефалом с черепным указателем менее 70; стенки черепа, толстые в трех из четырех случаев, не покрыты сильными мышечными отметками, как в случае с ископаемыми несапиентными формами.
Их лбы выступают, лобные доли мозга хорошо развиты, как и в любой современной группе; вся затылочная область сильно выступающая, а затылочные доли сильно развиты и весьма симметричны. Этот факт наряду с другими чертами мозга, выведенными из изучения эндокранных (внутричерепных) слепков[35], приводит к заключению, что эти образцы принадлежали к весьма длинноголовой форме Homo sapiens, очень похожей на форму Галлей-Хилл, и, как и она, могут без затруднений быть предковой по отношению по крайней мере к одной части существующего белого человечества. Все, что осталось от лица этих четырех, – это один небольшой кусочек скуловой кости. Этот фрагмент включает хорошо развитую клыковую ямку, что еще раз является определенным доказательством его человеческого характера. Небольшой фрагмент бедра с сильно развитой шероховатой линией также совершенно человеческий, но не может служить указателем на какую-либо расовую группу.
4. Ископаемые несапиентные люди плейстоцена
5. Неандерталоидные гибриды из Палестины
6. Верхнепалеолитический человек в Европе: общие свидетельства
Четыре фрагментарных черепных свода, также найденные Лики в Восточной Африке в местечке Канжера, младше канамской челюсти: очевидно, они принадлежат к среднему плейстоцену. Они, как и канамская челюсть, были изучены Британским комитетом, который не был удовлетворен точным нахождением их источника. Однако, как показал Хопвуд, ископаемые останки как из Канамы, так и Канжеры принадлежат к периодам, о которых заявлял Лики – а именно, к нижнему и среднему плейстоцену.
Принимая во внимание их большую важность и тот факт, что их предполагаемый возраст не был опровергнут, было бы неблагоразумно игнорировать эти восточноафриканские образцы в теоретической реконструкции истории Homo sapiens, несмотря на неопределенность этой ситуации. Гораздо более разумно отнестись к ним со всем вниманием и назвать эту последовательность реконструкции пробной.
Эти четыре фрагментарных черепа, найденных в Канжере, находятся в таком плохом состоянии, что невозможно произвести точные измерения или другим способом определить типы, к которым они принадлежат. Тем не менее, сохранилось достаточно частей, чтобы можно было сделать общую оценку. Человек из Канжеры был крайним долихоцефалом с черепным указателем менее 70; стенки черепа, толстые в трех из четырех случаев, не покрыты сильными мышечными отметками, как в случае с ископаемыми несапиентными формами.
Их лбы выступают, лобные доли мозга хорошо развиты, как и в любой современной группе; вся затылочная область сильно выступающая, а затылочные доли сильно развиты и весьма симметричны. Этот факт наряду с другими чертами мозга, выведенными из изучения эндокранных (внутричерепных) слепков[35], приводит к заключению, что эти образцы принадлежали к весьма длинноголовой форме Homo sapiens, очень похожей на форму Галлей-Хилл, и, как и она, могут без затруднений быть предковой по отношению по крайней мере к одной части существующего белого человечества. Все, что осталось от лица этих четырех, – это один небольшой кусочек скуловой кости. Этот фрагмент включает хорошо развитую клыковую ямку, что еще раз является определенным доказательством его человеческого характера. Небольшой фрагмент бедра с сильно развитой шероховатой линией также совершенно человеческий, но не может служить указателем на какую-либо расовую группу.
4. Ископаемые несапиентные люди плейстоцена
Неясно, в какой степени останки довольно большого количества несапиентных образцов всех трех континентов Старого Света древнее, чем ископаемые люди плейстоцена, рассмотренные в предыдущем разделе[36]. Они включают два отдельных рода – питекантропа (Pithecanthropus) и синантропа (Sinanthropus) – и четыре вида из рода Homo – солойского человека (soloensis)[37], гейдельбергского человека (heidelbergensis), неандертальца (neanderthalensis) и родезийского человека (rhodesiensis). Взаимосвязи между этими группами спорны, но очевидно, что их можно сгруппировать по крайней мере в два эволюционных уровня, и питекантроп с синантропом уйдут на нижний из них. Несмотря на их выделение в отдельные рода, они очень похожи во многих отношениях. Далее, родезийский человек и солойский человек напоминают друг друга, и вместе они не сильно отличаются от многочисленной и разнообразной группы неандертальцев.
Реставрация Макгрегором находки из Ла-Шапелль-о-Сен, в шляпе, с волосами и одеждой. Хотя мы не знаем, насколько точна реконструкция мягких тканей, тем не менее, черты лица, вероятно, были в своей основе человеческими. Эта иллюстрация демонстрирует тот факт, что наши впечатления о расовых различиях внутри групп человечества часто находятся под влиянием стиля укладки волос, присутствия или отсутствия бороды и одежды.
Рис. 1. Неандерталец в современной одежде.
Эти ископаемые формы, независимо от их внутренней классификации, можно рассмотреть как отдельный класс высокоразвитых гуманоидных приматов. Внутри этого класса существуют различия в степени развития и в типе специализации. Однако в целом они отличаются как от раннего современного сапиенса, обладая приплюснутым горрилоидным сводом черепа с сильным надглазничным валиком, крайне покатым лбом, связанным с маленькой высотой свода, и сильно округленной мозговой коробкой, в которой у более примитивных видов наибольшая черепная длина проходит от глабеллы к затылочному валику, а наибольшая широта лежит между сосцевидными отростками. Даже у более развитых видов, у которых размер мозга равен размерам мозга современного человека или превышает их, в определенном смысле сохраняется такая же горрилоидная структура. Лица тех немногих образцов, у которых они сохранились, большой длины и ширины, а подносовые доли очень велики по сравнению с мозговой коробкой; эти лица плоские, и на них нет отличительной человеческой черты – клыковой ямки. В случае наиболее известных неандертальцев моляры имеют объединенные корни и увеличенные соединительные ткани пульпы зуба, а границы зубов ровные и клыки не связаны друг с другом[38].
Датировка различных вышеупомянутых ископаемых в большинстве случаев является предметом споров, но нет реальных свидетельств того, что какой-либо из них младше среднего плейстоцена. Однако только неандерталец в некоторых из своих высокоразвитых форм известен вплоть до позднего плейстоцена. Помимо любых биологических соображений, временного элемента достаточно, чтобы уничтожить гипотезу, что члены этой группы с сильными надбровными дугами могли эволюционировать в самые древние известные нам формы Homo sapiens. Возможно, что эти виды представляют остатки предковой стадии, через которую прошел Homo sapiens в более раннее время, и что они во время плейстоцена сами проходили через поздний процесс эволюции, но это объяснение не является единственно возможным. Половая дифференциация и богатство форм гориллоидных индивидов, которыми обладали эти виды, по-видимому, никогда не обнаруживались у прямого предка человека.
Реставрация Макгрегором находки из Ла-Шапелль-о-Сен, в шляпе, с волосами и одеждой. Хотя мы не знаем, насколько точна реконструкция мягких тканей, тем не менее, черты лица, вероятно, были в своей основе человеческими. Эта иллюстрация демонстрирует тот факт, что наши впечатления о расовых различиях внутри групп человечества часто находятся под влиянием стиля укладки волос, присутствия или отсутствия бороды и одежды.
Эти ископаемые формы, независимо от их внутренней классификации, можно рассмотреть как отдельный класс высокоразвитых гуманоидных приматов. Внутри этого класса существуют различия в степени развития и в типе специализации. Однако в целом они отличаются как от раннего современного сапиенса, обладая приплюснутым горрилоидным сводом черепа с сильным надглазничным валиком, крайне покатым лбом, связанным с маленькой высотой свода, и сильно округленной мозговой коробкой, в которой у более примитивных видов наибольшая черепная длина проходит от глабеллы к затылочному валику, а наибольшая широта лежит между сосцевидными отростками. Даже у более развитых видов, у которых размер мозга равен размерам мозга современного человека или превышает их, в определенном смысле сохраняется такая же горрилоидная структура. Лица тех немногих образцов, у которых они сохранились, большой длины и ширины, а подносовые доли очень велики по сравнению с мозговой коробкой; эти лица плоские, и на них нет отличительной человеческой черты – клыковой ямки. В случае наиболее известных неандертальцев моляры имеют объединенные корни и увеличенные соединительные ткани пульпы зуба, а границы зубов ровные и клыки не связаны друг с другом[38].
Датировка различных вышеупомянутых ископаемых в большинстве случаев является предметом споров, но нет реальных свидетельств того, что какой-либо из них младше среднего плейстоцена. Однако только неандерталец в некоторых из своих высокоразвитых форм известен вплоть до позднего плейстоцена. Помимо любых биологических соображений, временного элемента достаточно, чтобы уничтожить гипотезу, что члены этой группы с сильными надбровными дугами могли эволюционировать в самые древние известные нам формы Homo sapiens. Возможно, что эти виды представляют остатки предковой стадии, через которую прошел Homo sapiens в более раннее время, и что они во время плейстоцена сами проходили через поздний процесс эволюции, но это объяснение не является единственно возможным. Половая дифференциация и богатство форм гориллоидных индивидов, которыми обладали эти виды, по-видимому, никогда не обнаруживались у прямого предка человека.
5. Неандерталоидные гибриды из Палестины
В Западной Европе неандерталоидный скелетный материал начинает появляться во втором межледниковом периоде, начиная с гейдельбергской челюсти[39], а затем во время начальной части возвращения ледника в рисском периоде следуют черепа из Штейнгейма и Эрингсдорфа. Весь третий межледниковый период и начало вюрма-I принадлежали неандертальцам, и в Европе не было найдено ни одного черепа человека разумного, датируемого этим временем.
Неандертальцы очень разнообразны и демонстрируют ясное свидетельство эволюционных изменений по направлению к человеку. В общем, западноевропейские образцы составляют маргинальную и относительно примитивную географическую подгруппу всего вида. Центр ее рассеивания, возможно, лежит к востоку, как и, по многим предположениям, центр мустьерской культуры отщепов, с которой, как представляется, в основном связаны неандертальцы.
В Палестине, попадающей на периферию этого культурного диапазона, раскопки в пещерах рядом с Галилейским морем и горой Кармель выявили некоторое количество неандертальских скелетов, отличающихся от европейских. Другие из них являются неандертальскими лишь частично[40]. Материалы из пещер горы Кармель, находящиеся в позднем слое среднего плейстоцена и соответствующие последней части третьего межледникового периода в Европе, были найдены в центре брекчии с орудиями культуры леваллуа-мустье. Именно этих поздних мустьерцев, демонстрирующих нетипичные расовые черты, мы сейчас и рассмотрим.
В одной из пещер горы Кармель – Табун – был найден совершенно неандертальский скелет небольшой женщины. С ним была связана мужская нижняя челюсть, равная по размеру нижней челюсти гейдельбергского человека, но обладающая человеческой чертой – подбородком. В близлежащей пещере Мугарет-эс-Схул находились останки некоторого количества индивидов, включая три мужских черепа, достаточно полные для реконструкции и измерений. Предварительное описание[41] этих трех скелетов и длинных костей этих и других индивидов позволяет нам достаточно точно определить их положение в родовом древе человека. Теперь известно, что они, сначала считавшиеся неандертальцами, очень похожи на человека, хотя и сохраняют некоторое количество безошибочно неандертальских характеристик.
Кости ног людей из Схул длинные и стройные, бедра имеют сильно выраженные шероховатые линии в противоположность неандертальцу. Ступни совершенно человеческие, но им недостает уменьшения, находящегося в средних фалангах современных рас, а пятки короткие. Плечи также длинные и стройные, лучевые и локтевые кости прямые вместо согнутых у неандертальцев, включая женщину из пещеры Табун. Руки людей из Схул были широкими и большими.
В тазах людей из Схул появляются определенные неандертальские черты; вся их структура ниже и уже, чем у большинства современных людей. Таз женщины из Табун, с другой стороны, совершенно отличается от других неандертальцев, обладая длинным, пластинчатым лобком, похожим на обезьяний. Позвоночный столб людей из Схул, хотя и человеческий и обладающий поясничной кривой человеческого характера, короткий в шейной области. Общая высота шейного позвонка составляет только 55,7 мм, в противоположность среднему значению 68,4 мм у современного человека. Таким образом, люди из Схул были короткошеими и в этом отношении обладали неандертальской чертой. По сравнению с неандертальцем грудная клетка у людей из Схул была плоской, а грудная клетка женщины из пещеры Табун сохранила древнюю бочкообразную форму. Ребра людей из Схул разнообразны в поперечном сечении: некоторые плоские и лентообразные, как у современного человека, другие толстые и округлые, как у неандертальца. Последняя форма также связывается с европейцами верхнего палеолита[42], отношение которых к людям из Схул мы рассмотрим позже. Рост мужчин из Схул был большим, варьируясь от 173 до 179 см, в то время как рост женщин, рассчитанный по длинным костям, был небольшим – 158 см. Таким образом, была выявлена сильная половая дифференциация.
По черепу человек из Схул – это определенно нечто среднее между неандертальцами и сапиентными группами, но гораздо ближе к последним, так что включение его в этот вид нельзя отрицать. Черепа трех мужчин очень широкие. По длине они равны черепам из Галлей-Хилл, но сильно превосходят их по ширине; высота свода двух образцов, № 5 и № 9, измеренная от ушных отверстий, равна высоте свода образцов из Галлей-Хилл, но третий, № 4, низок, как и у настоящих неандертальцев, в то время как большая ширина этих образцов в каком-то роде ее компенсирует, позволяя большую вместительность, чем у двух других. Далее, по форме свода двое в основном сапиентны, а один из измеренных кажется по большей части неандертальцем. Объем этих трех черепов – 1588, 1600 и 1616 куб. см соответственно – гораздо больше, чем у черепов из Галлей-Хилл или других этого рода, и больше, чем у большинства современных людей. В то же время они превышают большинство значений у неандертальцев. Как по размерам мозга, так и по росту человек из Схул превосходил как неандетальца, так и Homo sapiens.
Сохранившийся лучше других и наиболее полный образец № 5 – это тяжелый, толстый череп с тяжелыми надбровными дугами, которые, однако, не достигли максимального неандертальского развития. Наибольшая длина попадает на заднюю часть выше, чем у неандертальцев; хотя затылок выступающий, по форме он не конический, как у многих неандертальских образцов. Свод хорошо изогнут, ламбдовидная область слегка сплюснута, а лоб не более покатый, чем у многих современных сапиентных черепов.
Лицо, хотя и большое, не достигает гориллоподобных пропорций неандертальца и попадает по высоте и ширине в современный диапазон. Межорбитальное расстояние относительно большое, верхние границы орбит прямые. Области как верхней, так и нижней челюстей большие и грубые, превышающие большинство современных образцов, а альвеолярный прогнатизм чрезмерен. У нижней челюсти, однако, совершенно человеческий подбородок, а зубы, как и у образцов из пещеры Табун, не обладают тавродонтизмом. Нёбо, если смотреть снизу, большое и длинное по отношению к его ширине, в отличие от неандертальцев, у которых ширина превышает длину. Большое отверстие (foramen magnum), как и у неандертальцев, узкое и длинное.
Хотя мы обсудим антропометрическое положение черепов из Схул ниже более подробно, стоит заметить в настоящий момент, что по большинству черт, которые можно измерить, образец № 5 находится между Homo sapiens, представленных Галлей-Хилл и более поздними примерами этого же типа, и неандертальцем, известных по всему количеству образцов этого вида[43].
Кис и Маккаун показали, что скелеты из Схул, без особых сомнений, находятся между неандертальцем и Homo sapiens, и, следовательно, неандертальца нужно включить в число предков современных рас. Таким образом, мнение Грдлички, Айхеля[44] и других, высказанное ранее на основе равно действительных, но менее убедительных свидетельств, наконец-то подтверждено в том или ином смысле. Теперь мы знаем, что неандерталец не вымер, а растворился в генетическом котле современного человека. Если это произошло один раз, это могло произойти также и много раз. Теперь есть возможность открытия остатков несапиентных ассимилянтов в современных расах в других частях земли. Эту честь, однако, нужно использовать с осторожностью.
Неандертальцы очень разнообразны и демонстрируют ясное свидетельство эволюционных изменений по направлению к человеку. В общем, западноевропейские образцы составляют маргинальную и относительно примитивную географическую подгруппу всего вида. Центр ее рассеивания, возможно, лежит к востоку, как и, по многим предположениям, центр мустьерской культуры отщепов, с которой, как представляется, в основном связаны неандертальцы.
В Палестине, попадающей на периферию этого культурного диапазона, раскопки в пещерах рядом с Галилейским морем и горой Кармель выявили некоторое количество неандертальских скелетов, отличающихся от европейских. Другие из них являются неандертальскими лишь частично[40]. Материалы из пещер горы Кармель, находящиеся в позднем слое среднего плейстоцена и соответствующие последней части третьего межледникового периода в Европе, были найдены в центре брекчии с орудиями культуры леваллуа-мустье. Именно этих поздних мустьерцев, демонстрирующих нетипичные расовые черты, мы сейчас и рассмотрим.
В одной из пещер горы Кармель – Табун – был найден совершенно неандертальский скелет небольшой женщины. С ним была связана мужская нижняя челюсть, равная по размеру нижней челюсти гейдельбергского человека, но обладающая человеческой чертой – подбородком. В близлежащей пещере Мугарет-эс-Схул находились останки некоторого количества индивидов, включая три мужских черепа, достаточно полные для реконструкции и измерений. Предварительное описание[41] этих трех скелетов и длинных костей этих и других индивидов позволяет нам достаточно точно определить их положение в родовом древе человека. Теперь известно, что они, сначала считавшиеся неандертальцами, очень похожи на человека, хотя и сохраняют некоторое количество безошибочно неандертальских характеристик.
Кости ног людей из Схул длинные и стройные, бедра имеют сильно выраженные шероховатые линии в противоположность неандертальцу. Ступни совершенно человеческие, но им недостает уменьшения, находящегося в средних фалангах современных рас, а пятки короткие. Плечи также длинные и стройные, лучевые и локтевые кости прямые вместо согнутых у неандертальцев, включая женщину из пещеры Табун. Руки людей из Схул были широкими и большими.
В тазах людей из Схул появляются определенные неандертальские черты; вся их структура ниже и уже, чем у большинства современных людей. Таз женщины из Табун, с другой стороны, совершенно отличается от других неандертальцев, обладая длинным, пластинчатым лобком, похожим на обезьяний. Позвоночный столб людей из Схул, хотя и человеческий и обладающий поясничной кривой человеческого характера, короткий в шейной области. Общая высота шейного позвонка составляет только 55,7 мм, в противоположность среднему значению 68,4 мм у современного человека. Таким образом, люди из Схул были короткошеими и в этом отношении обладали неандертальской чертой. По сравнению с неандертальцем грудная клетка у людей из Схул была плоской, а грудная клетка женщины из пещеры Табун сохранила древнюю бочкообразную форму. Ребра людей из Схул разнообразны в поперечном сечении: некоторые плоские и лентообразные, как у современного человека, другие толстые и округлые, как у неандертальца. Последняя форма также связывается с европейцами верхнего палеолита[42], отношение которых к людям из Схул мы рассмотрим позже. Рост мужчин из Схул был большим, варьируясь от 173 до 179 см, в то время как рост женщин, рассчитанный по длинным костям, был небольшим – 158 см. Таким образом, была выявлена сильная половая дифференциация.
По черепу человек из Схул – это определенно нечто среднее между неандертальцами и сапиентными группами, но гораздо ближе к последним, так что включение его в этот вид нельзя отрицать. Черепа трех мужчин очень широкие. По длине они равны черепам из Галлей-Хилл, но сильно превосходят их по ширине; высота свода двух образцов, № 5 и № 9, измеренная от ушных отверстий, равна высоте свода образцов из Галлей-Хилл, но третий, № 4, низок, как и у настоящих неандертальцев, в то время как большая ширина этих образцов в каком-то роде ее компенсирует, позволяя большую вместительность, чем у двух других. Далее, по форме свода двое в основном сапиентны, а один из измеренных кажется по большей части неандертальцем. Объем этих трех черепов – 1588, 1600 и 1616 куб. см соответственно – гораздо больше, чем у черепов из Галлей-Хилл или других этого рода, и больше, чем у большинства современных людей. В то же время они превышают большинство значений у неандертальцев. Как по размерам мозга, так и по росту человек из Схул превосходил как неандетальца, так и Homo sapiens.
Сохранившийся лучше других и наиболее полный образец № 5 – это тяжелый, толстый череп с тяжелыми надбровными дугами, которые, однако, не достигли максимального неандертальского развития. Наибольшая длина попадает на заднюю часть выше, чем у неандертальцев; хотя затылок выступающий, по форме он не конический, как у многих неандертальских образцов. Свод хорошо изогнут, ламбдовидная область слегка сплюснута, а лоб не более покатый, чем у многих современных сапиентных черепов.
Лицо, хотя и большое, не достигает гориллоподобных пропорций неандертальца и попадает по высоте и ширине в современный диапазон. Межорбитальное расстояние относительно большое, верхние границы орбит прямые. Области как верхней, так и нижней челюстей большие и грубые, превышающие большинство современных образцов, а альвеолярный прогнатизм чрезмерен. У нижней челюсти, однако, совершенно человеческий подбородок, а зубы, как и у образцов из пещеры Табун, не обладают тавродонтизмом. Нёбо, если смотреть снизу, большое и длинное по отношению к его ширине, в отличие от неандертальцев, у которых ширина превышает длину. Большое отверстие (foramen magnum), как и у неандертальцев, узкое и длинное.
Хотя мы обсудим антропометрическое положение черепов из Схул ниже более подробно, стоит заметить в настоящий момент, что по большинству черт, которые можно измерить, образец № 5 находится между Homo sapiens, представленных Галлей-Хилл и более поздними примерами этого же типа, и неандертальцем, известных по всему количеству образцов этого вида[43].
Кис и Маккаун показали, что скелеты из Схул, без особых сомнений, находятся между неандертальцем и Homo sapiens, и, следовательно, неандертальца нужно включить в число предков современных рас. Таким образом, мнение Грдлички, Айхеля[44] и других, высказанное ранее на основе равно действительных, но менее убедительных свидетельств, наконец-то подтверждено в том или ином смысле. Теперь мы знаем, что неандерталец не вымер, а растворился в генетическом котле современного человека. Если это произошло один раз, это могло произойти также и много раз. Теперь есть возможность открытия остатков несапиентных ассимилянтов в современных расах в других частях земли. Эту честь, однако, нужно использовать с осторожностью.
6. Верхнепалеолитический человек в Европе: общие свидетельства
Следующим шагом будет изучение свидетельств, демонстрирующих расовую структуру населения Европы верхнего палеолита. До открытия фрагментов из Сванскомба это были самые древние сапиентные останки, определенно поддающиеся датировке, к удовлетворению всех интересующихся ученых, и неподвластные сомнениям, отбросившие все, возможно, более древние находки в тень.
Население верхнего палеолита, носители самой ранней фазы ориньякской культуры, появилось в Европе с середины лауфенского межледникового периода, между отступлением вюрма-I и наступлением вюрма-II. На основе точной скандинавской хронологии возможно установить конец верхнего палеолита в Европе с большей точностью: видимо, дата 11 800 лет до н.э. отмечает поворотную точку, знаменующую миграцию оленей на север и первое появление мезолитической культуры. Учитывая текущие различия во мнениях между геологами, кажется неразумным устанавливать даже пробную дату для этой точки. В любом случае, время, прошедшее во время верхнего палеолита, должно быть, обеспечило достаточное место для изменения некоторых наименее стойких физических черт человека, особенно при условии влияния суровых климатических условий и особой диеты.
Мы не должны придавать слишком большое значение небольшой разнице в росте как средству определения генетического родства или дистанции, особенно в периодах в десятки тысяч лет. Также и форма головы, хотя и изменяется с гораздо меньшей скоростью, чем рост, так как непосредственно связана с общими размерами, тем не менее, управляется соответствующими стимулами, и нас не должно удивлять, если длинные головы в некоторых примерах становятся круглыми за время сотен поколений.
Следовательно, изучая останки плейстоценового и послеплейстоценового человека, нужно быть осторожными, чтобы не спутать черты, важные для определения расы, с прогрессивными модификациями, которые могут происходить в ответ на культурные изменения внутри любой группы. Такие модификации особенно касаются челюстей и зубов. Среди более первобытных белых народов, таких как берберы и албанские горцы, резцы двух челюстей встречаются край к краю, как у большинства средневековых обитателей Западной Европы. В современных условиях это состояние быстро изменяется на вертикальное перекрытие, и часто оно сопровождается сужением нёба и уплотнением зубов, делая выгодной современную ортодонтию. Это изменение прикуса также влияет на положение губ и меняет все выражение лица.
Другая модификация, которая, кажется, происходила с определенной быстротой, – это увеличение жевательных мышц в субарктических условиях. По мере того как эти мышцы увеличивались, углы нижней челюсти «выворачивались» наружу, увеличивались в горизонтальной плоскости скуловые дуги, а в ответ на усиление височного мышечного соединения мозговая коробка часто уплощается. В то же время, как челюсть, так и нёбо развивают валики. Эти коррелирующие изменения действовали независимо от расы, так как это, очевидно, функциональные адаптации. Они также действуют с определенной быстротой, ибо средневековые исландцы приобрели их за менее чем четыре столетия[45]. Они происходят в разной степени как среди поздних верхнепалеолитических европейских черепов, так и среди эскимосов и современных сибиряков.
Следовательно, при изучении останков людей верхнего палеолита мы должны быть особенно осторожны, помня, что их промежуток времени был неоспоримо больше, чем все прошедшее время с его конца. Мы также должны помнить, что люди, победившие холод, жили в новых и суровых климатических и диетических условиях, и что эти условия, должно быть, сильно повлияли на более пластичные элементы их телесной формы. Таким образом, метрические и морфологические отличия физического типа, которые появляются за время этих тысячелетий, могут предполагать в некоторых случаях скорее реакцию на среду, нежели различие в происхождении.
Из всех областей Европы, которые, как мы знаем, были заселены во время верхнего палеолита, для определения возраста вниманию компетентных специалистов были представлены около сотни черепов, откопанных в то или иное время за последнее столетие. Однако из этой сотни или большего количества черепов только шестьдесят были измерены и описаны. В этой группе у нас есть достаточно большие серии для применения биометрических методов, в противоположность останкам более древних нечеловеческих видов, состоящих по большей части из отдельных образцов, к которым можно подходить только с морфологической и анатомической точки зрения.
К сожалению, эти черепа не представлены в равных пропорциях из всех стран, в которых обнаружены культуры верхнего палеолита. Пока что самое большое их количество происходит из Франции, где они сохранились в пещерах и где интерес к археологии на протяжении целого столетия был выше, чем в любой другой европейской стране. Меньшие количества происходят из Англии, Испании, северной Италии, Германии, Чехословакии, Польши и России. Изучая эту группу черепов как единое целое, мы должны помнить, что в ней в основном представлены западноевропейские элементы.
Морант – в настоящее время лидер английской биометрической школы – внес ценный вклад в статистическое изучение этих черепов[46] (см. приложение I, кол. 1). К 27 измеренным им самим черепам он добавил 25 измеренных другими исследователями. Эти 52 черепа, не вызывающие сомнения в своем геологическом возрасте, составляют ядро его исследования. Из этих черепов 70% происходят из первого, или ориньякского, периода.
Хотя в более поздних частях этой главы мы изучим положение этих черепов по областям и периодам времени, сейчас имеет смысл последовать Моранту и трактовать эту группу черепов как единое целое. Несмотря на то, что европейцы верхнего палеолита были продуктом более чем одного завоевания, и несмотря на то, что они жили на протяжении долгого времени и занимали пространство, включающее большую часть континента, первый из нескольких поразительных результатов Моранта – это то, что эта подборка только немного более разнообразна в общих чертах, чем можно найти в любом большом собрании черепов послеледниковых людей, объединенных во времени и пространстве. Фон Бонин, работая с длинными костями и конечностями, получил точно такой же результат[47].
Изумительно обнаружить, что люди верхнего палеолита были в целом менее разнообразны, чем население Лондона, погребенное во время чумы в XVII в. Они были менее разнообразны, чем современное сельское население небольшой области Каринтия, и только немногим более разнообразны, чем черепа крайне изолированных эскимосов Гренландии, чей временной интервал покрывал максимум несколько столетий, или египтян, погребенных в Гизе между двадцать шестой и тридцатой династиями.
Большая расовая сложность современной Европы в основном имеет своей причиной послеплейстоценовые миграции с других континентов, а сохранение местных типов в современном населении отражает бо́льшую изоляцию скорее крестьян, нежели охотников, в небольших областях. Но население верхнего палеолита ни в коем случае не было совершенно гомогенным, как будет позднее продемонстрировано при изучении отдельных черепов в их хронологическом и географическом контексте.
Так как Морант показал, что эта общая верхнепалеолитическая группа достаточно единообразна, чтобы рассматривать ее как одну популяцию[48], мы можем обобщить черты большинства ее членов. Первая и самая заметная из них – это очень большой размер мозговой коробки. В большинстве случаев он больше, чем у людей из Галлей-Хилл и современных людей, и сравним по размерам с образцами из пещеры Схул. Он обнаружен почти у всех черепов, независимо от их размеров и форм. Однако черепные указатели очень разнообразны, варьируясь от 65 до 85, и это разнообразие слишком большое, чтобы делать вывод об одном гомогенном типе.
По этим черепам мужчин легко отличить от женщин, так как различие между полами сильнее, чем обычно наблюдается среди менее древних групп людей. То же самое верно для длинных костей и роста[49]. Это конечно же подразумевает большее развитие вторичных половых признаков. В мужских черепах все костные отметки явно выражены, надбровные дуги, как правило, тяжелые, лица очень широкие с выступающими скулами. Высота верхней части лица разнообразная – у большинства от средней до малой, а у других достаточно большая.
Одна из наиболее отличительных черт большинства (но не всех) этих черепов – это очень широкие и очень низкие орбиты. Носовые кости почти всегда выступают[50]. Корень носа, хотя над ним глубоко нависает надпереносье, тем не менее высокий, а костяной профиль носа, как правило, прямой или выпуклый. Носовая ость острая, а низшая ее граница хорошо отмечена. В целом носы находятся в промежутке от лепторинных до мезоринных.
Нижняя челюсть так же хорошо представляет этих индивидов, как и череп. Эта кость глубокая, широкая и тяжелая, с выпуклыми углами и выступающим подбородком. Нёбо значительно шире, чем у большинства современных людей, хотя зубы не такие уж большие. Если судить о форме лица только по своду черепа, большая ширина лица в совокупности с переменной длиной в большинстве случаев согласуется с малым верхним лицевым указателем, что помещает эти черепа в категорию эуриенных. Однако если подсчитать общий лицевой указатель, многие из этих черепов являются лептопрозопными, так как большая высота симфиза нижней челюсти компенсируется малым расстоянием от назиона до альвеолярной точки. Увеличение нижней части лица – это одна из главных диагностических черт этого человеческого типа, и намек на нее все еще можно видеть среди некоторых современных народов Северной Европы.
Население верхнего палеолита, носители самой ранней фазы ориньякской культуры, появилось в Европе с середины лауфенского межледникового периода, между отступлением вюрма-I и наступлением вюрма-II. На основе точной скандинавской хронологии возможно установить конец верхнего палеолита в Европе с большей точностью: видимо, дата 11 800 лет до н.э. отмечает поворотную точку, знаменующую миграцию оленей на север и первое появление мезолитической культуры. Учитывая текущие различия во мнениях между геологами, кажется неразумным устанавливать даже пробную дату для этой точки. В любом случае, время, прошедшее во время верхнего палеолита, должно быть, обеспечило достаточное место для изменения некоторых наименее стойких физических черт человека, особенно при условии влияния суровых климатических условий и особой диеты.
Мы не должны придавать слишком большое значение небольшой разнице в росте как средству определения генетического родства или дистанции, особенно в периодах в десятки тысяч лет. Также и форма головы, хотя и изменяется с гораздо меньшей скоростью, чем рост, так как непосредственно связана с общими размерами, тем не менее, управляется соответствующими стимулами, и нас не должно удивлять, если длинные головы в некоторых примерах становятся круглыми за время сотен поколений.
Следовательно, изучая останки плейстоценового и послеплейстоценового человека, нужно быть осторожными, чтобы не спутать черты, важные для определения расы, с прогрессивными модификациями, которые могут происходить в ответ на культурные изменения внутри любой группы. Такие модификации особенно касаются челюстей и зубов. Среди более первобытных белых народов, таких как берберы и албанские горцы, резцы двух челюстей встречаются край к краю, как у большинства средневековых обитателей Западной Европы. В современных условиях это состояние быстро изменяется на вертикальное перекрытие, и часто оно сопровождается сужением нёба и уплотнением зубов, делая выгодной современную ортодонтию. Это изменение прикуса также влияет на положение губ и меняет все выражение лица.
Другая модификация, которая, кажется, происходила с определенной быстротой, – это увеличение жевательных мышц в субарктических условиях. По мере того как эти мышцы увеличивались, углы нижней челюсти «выворачивались» наружу, увеличивались в горизонтальной плоскости скуловые дуги, а в ответ на усиление височного мышечного соединения мозговая коробка часто уплощается. В то же время, как челюсть, так и нёбо развивают валики. Эти коррелирующие изменения действовали независимо от расы, так как это, очевидно, функциональные адаптации. Они также действуют с определенной быстротой, ибо средневековые исландцы приобрели их за менее чем четыре столетия[45]. Они происходят в разной степени как среди поздних верхнепалеолитических европейских черепов, так и среди эскимосов и современных сибиряков.
Следовательно, при изучении останков людей верхнего палеолита мы должны быть особенно осторожны, помня, что их промежуток времени был неоспоримо больше, чем все прошедшее время с его конца. Мы также должны помнить, что люди, победившие холод, жили в новых и суровых климатических и диетических условиях, и что эти условия, должно быть, сильно повлияли на более пластичные элементы их телесной формы. Таким образом, метрические и морфологические отличия физического типа, которые появляются за время этих тысячелетий, могут предполагать в некоторых случаях скорее реакцию на среду, нежели различие в происхождении.
Из всех областей Европы, которые, как мы знаем, были заселены во время верхнего палеолита, для определения возраста вниманию компетентных специалистов были представлены около сотни черепов, откопанных в то или иное время за последнее столетие. Однако из этой сотни или большего количества черепов только шестьдесят были измерены и описаны. В этой группе у нас есть достаточно большие серии для применения биометрических методов, в противоположность останкам более древних нечеловеческих видов, состоящих по большей части из отдельных образцов, к которым можно подходить только с морфологической и анатомической точки зрения.
К сожалению, эти черепа не представлены в равных пропорциях из всех стран, в которых обнаружены культуры верхнего палеолита. Пока что самое большое их количество происходит из Франции, где они сохранились в пещерах и где интерес к археологии на протяжении целого столетия был выше, чем в любой другой европейской стране. Меньшие количества происходят из Англии, Испании, северной Италии, Германии, Чехословакии, Польши и России. Изучая эту группу черепов как единое целое, мы должны помнить, что в ней в основном представлены западноевропейские элементы.
Морант – в настоящее время лидер английской биометрической школы – внес ценный вклад в статистическое изучение этих черепов[46] (см. приложение I, кол. 1). К 27 измеренным им самим черепам он добавил 25 измеренных другими исследователями. Эти 52 черепа, не вызывающие сомнения в своем геологическом возрасте, составляют ядро его исследования. Из этих черепов 70% происходят из первого, или ориньякского, периода.
Хотя в более поздних частях этой главы мы изучим положение этих черепов по областям и периодам времени, сейчас имеет смысл последовать Моранту и трактовать эту группу черепов как единое целое. Несмотря на то, что европейцы верхнего палеолита были продуктом более чем одного завоевания, и несмотря на то, что они жили на протяжении долгого времени и занимали пространство, включающее большую часть континента, первый из нескольких поразительных результатов Моранта – это то, что эта подборка только немного более разнообразна в общих чертах, чем можно найти в любом большом собрании черепов послеледниковых людей, объединенных во времени и пространстве. Фон Бонин, работая с длинными костями и конечностями, получил точно такой же результат[47].
Изумительно обнаружить, что люди верхнего палеолита были в целом менее разнообразны, чем население Лондона, погребенное во время чумы в XVII в. Они были менее разнообразны, чем современное сельское население небольшой области Каринтия, и только немногим более разнообразны, чем черепа крайне изолированных эскимосов Гренландии, чей временной интервал покрывал максимум несколько столетий, или египтян, погребенных в Гизе между двадцать шестой и тридцатой династиями.
Большая расовая сложность современной Европы в основном имеет своей причиной послеплейстоценовые миграции с других континентов, а сохранение местных типов в современном населении отражает бо́льшую изоляцию скорее крестьян, нежели охотников, в небольших областях. Но население верхнего палеолита ни в коем случае не было совершенно гомогенным, как будет позднее продемонстрировано при изучении отдельных черепов в их хронологическом и географическом контексте.
Так как Морант показал, что эта общая верхнепалеолитическая группа достаточно единообразна, чтобы рассматривать ее как одну популяцию[48], мы можем обобщить черты большинства ее членов. Первая и самая заметная из них – это очень большой размер мозговой коробки. В большинстве случаев он больше, чем у людей из Галлей-Хилл и современных людей, и сравним по размерам с образцами из пещеры Схул. Он обнаружен почти у всех черепов, независимо от их размеров и форм. Однако черепные указатели очень разнообразны, варьируясь от 65 до 85, и это разнообразие слишком большое, чтобы делать вывод об одном гомогенном типе.
По этим черепам мужчин легко отличить от женщин, так как различие между полами сильнее, чем обычно наблюдается среди менее древних групп людей. То же самое верно для длинных костей и роста[49]. Это конечно же подразумевает большее развитие вторичных половых признаков. В мужских черепах все костные отметки явно выражены, надбровные дуги, как правило, тяжелые, лица очень широкие с выступающими скулами. Высота верхней части лица разнообразная – у большинства от средней до малой, а у других достаточно большая.
Одна из наиболее отличительных черт большинства (но не всех) этих черепов – это очень широкие и очень низкие орбиты. Носовые кости почти всегда выступают[50]. Корень носа, хотя над ним глубоко нависает надпереносье, тем не менее высокий, а костяной профиль носа, как правило, прямой или выпуклый. Носовая ость острая, а низшая ее граница хорошо отмечена. В целом носы находятся в промежутке от лепторинных до мезоринных.
Нижняя челюсть так же хорошо представляет этих индивидов, как и череп. Эта кость глубокая, широкая и тяжелая, с выпуклыми углами и выступающим подбородком. Нёбо значительно шире, чем у большинства современных людей, хотя зубы не такие уж большие. Если судить о форме лица только по своду черепа, большая ширина лица в совокупности с переменной длиной в большинстве случаев согласуется с малым верхним лицевым указателем, что помещает эти черепа в категорию эуриенных. Однако если подсчитать общий лицевой указатель, многие из этих черепов являются лептопрозопными, так как большая высота симфиза нижней челюсти компенсируется малым расстоянием от назиона до альвеолярной точки. Увеличение нижней части лица – это одна из главных диагностических черт этого человеческого типа, и намек на нее все еще можно видеть среди некоторых современных народов Северной Европы.