Карнаухова Ирина. Повесть о дружных

   Как Власьевна ходит по лесу
   Власьевна дала Тане маленькие русские сапожки.
   - Вот, достала тебе у Марьи Петровны с ее парнишки. А тебе, Лена Павловна, я лукошко приготовила. В лес летом идти - что на базар брести. Стыдно с пустыми руками возвращаться. Да ножик, смотри, с собой возьми. Не позволяю я грибы ломать, грибницу портить. Я на этот счет строга; гриб срезать полагается.
   Тропинка вьется сначала через веселые луга, через осиновые рощи, через болотистый ольшаник, а потом робко подходит к опушке хвойного леса.
   Из лесу выскочил всадник на молодом веселом коньке, привстал на стременах и строго заорал мальчишеским голосом:
   - Эй, бабы, не озорничать мне в лесу: огня не жечь, а то я вас!..
   И поскакал дальше.
   Власьевна махнула ему рукой:
   - Скачи, скачи! Больно грозен! В школу придешь - я тебе пару дам!
   - Кто это? - спрашивает Таня.
   - Да Мишка Теплых,- усмехается Власьевна,- он сейчас объездчика заменяет, за лесом присматривает. Начальство!
   Таня удивляется: что это за Мишка такой, что с ним и Лена, говорят, не справится, и начальство он, и на работах первый!..
   - Ну, теперь смотри в оба, Чижик, вот он, лес,- говорит Власьевна.
   Тут синие ели стоят сплошной стеной. Седой мох ползет по черным стволам. Солнце с трудом пробивается сквозь густые еловые лапы и золотыми пятаками падает на хвою, на траву, на кудрявый папоротник. Комары жужжат и жужжат над головой.
   Таня испуганно всматривается в зеленую стену и поближе подбирается к Власьевне. Мало ли что может быть в черноте такого леса! Вон змея ползет по тропинке, подымая узкую голову. Таня вскрикивает.
   - Не бойся,- говорит Власьевна,- это уж. Вишь, он голову поднимает, чтоб ты видела: у него желтые пятна за ушами - значит, не гадюка, бояться нечего.
   Нет, Тане этот лес не нравится. В таком лесу, может, и леший бродит с еловой шишкой на лысине, и русалка на ветвях сидит,- не зря ведь Пушкин писал,- "там чудеса, там леший бродит..." Это, конечно, сказки, но всё-таки...
   - Что ты, Чижик! - смеется Леночка.- Оробела?
   - А сама чего по сторонам смотришь?
   - Ничего,- говорит Власьевна,- сейчас на бугор подымемся, там веселее лес пойдет, сосна да осинка, ели поменьше - света побольше.
   И правда, выше по холму веселее стало в лесу. Деревья раздвинулись; поползли, забегали вверх хвостами по сосновым стволам, засвистали, защебетали птицы; дятел застучал длинным носом.
   От разогретой хвои, от лиловых цветов потянуло медвяным запахом.
   Власьевна не просто идет по лесу,- все нагибается, все кланяется. То гриб приметит, то травинку какую-то сорвет и учит Таню:
   - Гляди, девушка, тут сосна пошла, непременно здесь белый гриб живет. А вон в осинничке - подосиновик. Ну, а больше всех я люблю крепкий рыжичек. Вот уж хорош! И жарь ты его, и соли ты его - все он первый на столе!
   Власьевна разговаривает и то и дело нагибается и взмахивает ножом.
   Таня поглядела в ее лукошко, а там уж чего только нет: и подосиновики, и белянки, и сыроежки! На розовых рыжиках капельки росы, на волнушках бахрома и пушок, словно на детских щечках... Все лукошко яркое, пестрое.
   - Вот,- поучает Власьевна,- недаром народ говорит: "лето красное"; ведь и впрямь красное: подосиновик закраснел, шиповник, рыжики. А там, гляди, и рябинка щеки зарумянит, а мухоморы-то - словно барыни в шелковьях. Только ты их, Танюша, руками не трогай, ядовиты больно. Прямо сказать мушиная смерть.
   Власьевна срывает высокий лиловый цветочек.
   - А вот этим будешь голову мыть; "вероникины волосы" называется. Отрастет твой хохол, и будет коса до пояса.
   У Тани глаза разбегаются, а толку мало. Болтается в ее корзинке одна кривая лисичка.
   - Власьевна,- ноет Таня,- почему у тебя всего много, а я ничего найти не могу?
   - А ты зорче смотри, да зря не мыкайся. Под березами ищи подберезовика, под сосной и елкой - рыжики, а уж гриб-боровик для меня оставь. Тебе его, Чижик, не высмотреть.
   Лес снова становится гуще; черно-синий падает полумрак. Буйная трава высыпала на тропинку и почти закрыл:! ее.
   - Власьевна,- спрашивает Леночка,- как же таким лесом зимой ребята в школу ходят? Тут, верно, и звери есть: волки, медведи?
   - Да, видишь, Лена Павловна, это мы короткой тропой бредем, а от Холмов до Бекрят и проселок есть. До войны ребят в школу лошади возили, а теперь, сама знаешь, лошадей нехватка, ребята пешком в школу ходят.
   - Так ведь проселком идут?
   - Мы-то им велим проселком, а они норовят этой тропочкой. Да ты не тревожься, медведей мы уже лег двенадцать не слыхали. Вот я раз, еще молодая была, шла с ребятами и вдруг вижу - хозяйка из лесу...
   - Какая хозяйка? - спрашивает Таня: - Чья?
   - Ну, медведица, лесная хозяйка. Гляжу, а с ней тоже двое маленьких. Испугалась я; ну, думаю беда! Как побежишь с двумя? Вот я поклонилась ей и говорю: "Матушка-голубушка, у тебя двое, и у меня двое. Не тронь меня, а я по свое дело пойду".
   - А она?
   - Поглядела на меня - и в лес.
   - Ушла?
   - Ушла, ушла... Да ты не бойся, это давно было. Теперь их не слыхать.
   - А волки?
   - А волки,- не скажу, волки есть. Теперь охотников в деревнях не стало, за фашистским зверьем охотятся, вот они и расплодились, серые пакостники. Ребята в школу гурьбой ходят, берут с собой бересту и спички. Чуть что - и зажгут, а волк, он огня боится.
   Леночка чуть бледнеет и косится на чащу.
   А Таня сразу подхватывает большую суковатую палку и воинственно посматривает по сторонам. Ну, уж, если нападет волк, она сумеет защитить Леночку и Власьевну. Палка мешает ей идти; два раза Таня чуть носом не клюнула, а Власьевна смеется:
   - Брось ты, Чижик, свое копье долгомерное. Летом волк к человеку и близко не подойдет.
   Таня с облегчением бросает палку, но все-таки убыстряет шаг.
   Тропинка вырвалась из лесу и пошла по звенящим овсам.
   А вон, за ручьем и Холмы.
   Маленькая хозяйка большой семьи
   Еще на крыльце они услышали отчаянный визг.
   Власьевна распахнула дверь, и из избы вырвалось облако белого пара. Визг несся из большой кадушки, стоящей у печки. Круглолицая девочка, раскрасневшаяся, в съехавшем платке, в длинном материнском переднике, терла огромной мочалкой чью-то круглую голову, торчавшую из кадушки. Трое уже вымытых ребят смирно сидели на лавке, закутанные в полотенца. От визга тоненько дребезжали в окнах стекла.
   - Тише, ты! - крикнула Власьевна.- Замолчи, Тоня!
   Визг разом оборвался.
   - Что, Нюрочка, примываешься? А почему не в корыте моешь? В кадушке неловко.
   - Да она, тетенька, больно толста и увертлива: из корыта каждый раз вывалится, а мне потом воду собирать.
   - А мы вот к тебе с новой учительницей пришли, Еленой Павловной. Ты с ней побеседуй, а я с этой озорницей по-свойски расправлюсь.
   Тонька пригнула голову и совсем пропала в кадушке.
   Власьевна быстро подоткнула юбку, взяла у Нюры из рук мочалку и принялась мыть Тоньку. Нюра сдернула платок, сняла передник, пригладила волосы и застенчиво подошла к Леночке.
   - Проходите, пожалуйста,- сказала она, показывая на дверь в чистую горницу.
   Тане Нюра сразу понравилась. Она чем-то была похожа на Леночку. Такое же спокойное достоинство было в ее круглом беленьком личике; такие же золотистые волосы двумя длинными косами лились по спине; такие же были у нее неторопливые движения. Большие голубые глаза смотрели доверчиво и серьезно.
   Леночка и Таня прошли вслед за ней в комнату.
   Нюра быстро вытерла тряпкой два стула и придвинула их к столу. На столе аккуратной стопкой лежали учебники и раскрытая на двадцатой странице какая-то детская книга.
   Таня заглянула: "Мальчик из Уржума".
   - Нюра,- сказала Леночка,- я хочу, чтобы ты собрала мне ребят нашего класса из соседних деревень. Когда ты можешь это сделать?
   - Вам всех ребят собрать или только пионеров?
   - Всех, всех. Мне с ними познакомиться нужно.
   Нюра призадумалась.
   - Мне днем, Лена Павловна, отлучаться нельзя. Сейчас мама целый день в лугах, ребят не на кого оставить. Вот разве я попрошу бабушку Трохову, может, она у нас подомовничает.
   - А ты пионерской цепочкой. Знаешь, как это делается?
   - Знаю...
   - Давай посмотрим, кто где живет и как получше сделать.
   Нюра вытащила из стола аккуратную папку, на которой крупным почерком было написано: "Дела четвертого класса", и они с Леночкой нагнулись над списком.
   Таня выскользнула в кухню. Толстая Тонька, сопя и кряхтя, сидела на лавке. Она была такая круглая, что Таня удивилась, как Тонька не скатывается с лавки на пол. Власьевна растирала ее полотенцем.
   - Ну-ка, вострушка, помогай! Одевай остальную мелочь!
   На лавке лежали уже приготовленные чистые рубашонки и платья. Таня взяла розовое платьице и стала неумело натягивать его на белобрысую голову одного из малышей. Голова вдруг зашмыгала носом, а две руки, путаясь в платьице, стали яростно отбиваться.
   - Да ты что, Чижик,- сердито сказала Власьевна,- на парня платье тискаешь; вон ему штанишки да рубаха приготовлены.
   Таня сконфуженно опустила руки, а Власьевна быстро стащила с Ванятки платье, сунула мальчишку в штанишки, подшлепнула:
   - Беги, гуляй!
   И, как всегда, когда Власьевна бралась за дело, всё в кухне мгновенно изменилось: разбежались одетые ребята, кадушка была вынесена, пол подтерт, и Власьевна уже, грохоча ухватом, двигала в печи чугуны и горшки.
   Из горницы вышли Леночка и Нюра.
   - Ну что, условились? - спросила Власьевна.
   - Условились.- Нюра посмотрела на прибранную кухню и тихо сказала: Спасибо вам, тетенька.
   - Ну, ладно, ладно, пойди-ка вот с Таней погуляй, а я у тебя подомовничаю; замаялась, верно, с этими толстопузыми. Что делать-то нужно?
   - Покормить их нужно и корову подоить.
   - Ну иди, всё ладно будет.
   Девочки выскочили на крыльцо.
   - Хочешь кролей посмотреть?
   - Ага!
   В огороде стояли три большие клетки, и в них суетились серые и черные кролики.
   Увидев девочек, они смешно прижались розовыми носами к проволочной стенке, Нюра сорвала капустный лист и дала его Тане.
   - На-ко, корми.
   Кролики отгрызали от листа кусочки, вырывали их друг у друга, прыгали с места на место. Но Тане они скоро надоели.
   - Пойдем, по речке побродим,- сказала Нюра.
   Речка оказалась не речкой, а просто ручейком. Но как приятно было залезть в воду по колено, идти против течения, брызгаться, собирать мокрые ракушки и мыть руки, натирая их мелким желтым песком!
   Устали, вымокли и растянулись на бережку.
   - Тебе "Мальчик из Уржума" нравится?
   - Очень.
   - А ты читать любишь?
   - Вот как люблю!
   - А ты читала "Таинственный остров"? Там, знаешь, как они на остров попали, и как всякие таинственности были, и обезьяна у них там...
   - Нет, я больше про жизнь люблю, чтобы было, как вправду. Вот у меня есть такая книжка "Счастливое детство", там очень интересно всё описано, а то еще "Дальние страны"...
   - А сказки любишь?
   - Ну еще бы! У нас бабушка Трохова вот как интересно сказки сказывает. Мы зимой заберемся на печку, лампу прикрутим, она и станет говорить, так некоторые даже трясутся. А я ничего, я ведь понимаю - сказка.
   Нюра с каждой минутой все больше нравилась Тане.
   - Давай дружить, Нюра!
   - Давай, только...
   Нюра чуть помрачнела.
   - Я ведь не одна.
   - Как не одна?
   - Да у меня Манька на буксире.
   - Ну?
   - Понимаешь, у нее двойка по русскому, дисциплина плохая, и грязнуха. Ну, мне звено смотреть за ней и поручило. И по русскому я с ней занимаюсь.
   - Ну и занимайся, а играть или в лес пойти можно и без нее.
   - Нет, я без нее никуда. Мне ее перевоспитывать дали.
   - Как же быть, Нюрочка?
   - А ты не можешь с ней тоже дружить?
   Таня дернула себя за вихор, подумала.
   - Ну, давай, зови ее, эту Маньку.
   Нюра вскочила и закричала:
   - Манька, Манька! К ручью беги!
   Вскоре появилась Манька. Сразу видно, что неряха - вихры так и торчат. Познакомились.
   И Нюра сразу стала Маньку перевоспитывать.:
   - Опять не причесалась сегодня?
   - Причесалась, вот ей-богу, причесалась!
   - Не божись и не ври! В пионеры не примем, если будешь врать да божиться. А почему на платье дыра?
   - Вот не знаю, не знаю, утром не было, ей-богу, не было!
   - Опять? На, чини!
   Нюра вытащила из блузочки иголку с длинной ниткой и дала ее Маньке.
   Манька села, нелепо выставила ноги и стала большими стежками зашивать дыру.
   - Безударные гласные выучила?
   - Выучила! - заныла Манька.- Коза - козы, лоза - лозы!
   - То-то! А теперь причешись!
   Нюра протянула ей гребенку.
   Но Манька взбунтовалась:
   - А ну вас, надоели!
   Она показала Нюре нос и отбежала в сторону.
   - Буксир надоедный! - крикнула она издали.
   - Ну вот, видишь, какая она? Разве я могу ее бросить!
   Когда к вечеру собрались домой, Нюра с малышами пошла провожать гостей за околицу. Манька увязалась за ними.
   Пропустив старших вперед, Таня остановила Нюру:
   - Так дружим?
   - Дружим.
   - Навечно?
   - Навечно.
   Таня протянула руку, Нюра положила в нее свою.
   Подскочила Манька.
   - Клади и ты, Манька,- сказала Нюра со вздохом.- Только смотри мне!
   Три девочки крепко сцепились руками.
   - Дружить навечно! - сказала Таня.- Радоваться вместе и помогать в беде!
   - Радоваться вместе и помогать в беде! - как эхо, повторили Нюра и Манька.
   Климушка в огороде
   Таня заскучала.
   Который день она все одна да одна дома.
   Власьевна чуть свет уходит в колхоз.
   - Душа не терпит в такие дни отдыхать,- говорит она,- хоть в отпуск людям помогу.
   А Лены тоже целый день дома нет. То она с Марьей Петровной составляет списки ребят, которые должны в школу идти, то к ученикам ходит. А больше всего сидит в правлении колхоза и добивается связи с районом, чтобы получить сводку о боевых делах и победах. Ведь газеты приходят только на третий день, а народ хочет знать сводку сейчас же. Шутка ли, какие дела на фронте происходят! Куда наши добрались!
   Вот и поручил Леночке комсомол принимать сводку по телефону, а потом записывать ее и у дверей правления вывешивать.
   Раньше, бывало, слушая сводку, горбились люди, горько стискивали зубы, а теперь слушают, читают и словно молодеют на глазах. И плечи расправили, и поглядывают друг на друга с гордостью, и улыбаются.
   И летят по деревенской улице из бревенчатой избы в закопченную кузницу, в поля, где день и ночь гомонит работа, незнакомые прежде названия: Сан, Висла, Яссы... Просто говорят бабы у колодца о Румынии, о Болгарии, будто это тут, в соседнем районе.
   - Ну, твой-то где теперь?
   - Доподлинно не пишет, а в чужой стране.
   - И как?
   - Не нравится. Пишет - поглядел на их поля и рассмеялся: поле не поле, а нашей бабушки одеяло; что ни шаг, то лоскут.
   - Единоличники, значит, всё бедняки?
   - Ну, да. Отсталость.
   Теперь уже тяжесть не в тяжесть. Ничего, что ночи не спят, что болят косточки,- лишь бы у бойцов сапоги были крепкие, в солдатском котелке щи жирные да хлеба к ним вдоволь. Заслужили бойцы заботу и ласку. Ишь, как шагают. Недолго теперь уже... Надо только и нам подружнее нажать, вместе идти победе навстречу.
   Идут с поля колхозники и к крыльцу правления заворачивают: сводку прочитать. Читают и радуются.
   А Тане Власьевна не велела уходить со школьного участка.
   - Ненароком заведующая приедет или из района, ты меня тогда позовешь.
   Сегодня, правда, Власьевна в школе окна моет, а Таня все равно около дома сидит. Скучновато Тане.
   День выдался на редкость тихий и солнечный. Таня взяла старый тулуп, расстелила его на школьном огороде у забора, уселась, поджав под себя ноги, и принялась еще раз перечитывать "Тимур и его команда". Но читать было лень. Сладко пахла белая кашка, лениво гудели шмели в пушистых меховых шубках, вспрыгивали на колени Тане озорные кузнечики,- посидят, посучат ножками и дальше запрыгают...
   Таня бросила книжку, встала, потянулась и вдруг... увидела: в дальнем конце огорода чужой мальчишка рвет морковку! Да как нагло рвет! Нет того, чтобы вытащить одну морковнику, обтереть о штаны, засунуть в рот, да и бежать во все лопатки с чужого огорода. Нет, мальчишка сидел прочно, выдергивал морковку на выбор, да еще и складывал ее в круглую корзинку. Таня взвилась от негодования и помчалась к нему.
   - Ты что делаешь? Как ты смеешь? Ты зачем нашу морковку рвешь?
   Мальчишка вздрогнул от неожиданности, остановился... Потом взглянул на Таню и спокойно выдернул еще одну морковку.
   Таня топнула ногой.
   - Перестань, тебе говорят!
   Мальчик, не глядя на Таню, повел плечом.
   - Тю-ю! - протянул он презрительно.- Тю-ю!
   - Что? - спросила Таня.
   - Откуда только такие в нашей деревне завелись?
   - Это ты про меня?
   - Про тебя.
   Таня сжала кулаки.
   - Вот я тебе покажу! Сейчас Власьевну крикну! Будет тебе тогда! Не смеешь наш огород...
   И Таня бросилась к школе.
   - Власьевна! - кричала она.- Власьевна!
   Власьевна выскочила на крыльцо с мокрой тряпкой в руках. С тряпки стекали на доски мутные струи.
   - Что такое? Что ты кричишь, Таня? Что случилось? - спросила она испуганно.
   - Там... в огороде... мальчишка морковку рвет... целыми пучками... всю разорил.
   - Морковку?!
   Власьевна взмахнула мокрой тряпкой и помчалась в огород. Таня даже испугалась: "Ну и будет этому мальчишке!"
   Но вдруг Власьевна замедлила шаг, прикрыла ладонью глаза от солнца, всмотрелась, остановилась и молча стала выжимать тряпку.
   Таня раскрыла рот.
   - Закрой рот,- сказала Власьевна,- ворона влетит. Ишь, шуму подняла. Это же Сашка.
   - Так что?
   - Что "что"? Верно, дело делает.
   Власьевна подошла к мальчишке.
   Он поднялся с земли.
   - Здравствуй, Сашка.
   - Здравствуйте.
   - Что, за морковь взялся?
   - Ага! Мамка сказала - пора.
   - Ну и хорошо, хорошо, молодец!
   Таня стояла столбом и ошеломленно переводила глаза с Власьевны на мальчишку.
   Власьевна поглядела на нее и рассмеялась.
   - Эх ты! Вора поймала! Он ведь морковь прореживает. Он по морковным грядам ответственный.
   - Как прореживает?
   - И чему вас там только учат! Вот погляди,- Власьевна нагнулась к грядке и развела руками узорчатую ботву,- видишь, как она тесно сидит. Так из не ничего не выйдет, одни хвостики будут.
   - А он?
   - А он лишнюю выдернет, а той, что останется, и будет место, где расти, наливаться.
   Таня вся заливается краской, даже уши у нее горят,- вот уж, правда, начудила.
   Она сконфуженно косится на Сашу.
   - А можно, я тоже буду?
   - Ну что ж, помогай... Научи ее, Сашка.
   И Власьевна уходит.
   Саша смотрит на Таню гордо и презрительно:
   - Что, съела?
   И Тане приходится промолчать. Она покорно спрашивает:
   - Мне где можно?
   - Вот этот кусок делай. Только смотри мне: тяни, которая слабая, а хорошую оставляй.
   - Эту можно тянуть?
   - Можно.
   - А эту?
   - Ну, вот!.. она же толстая.
   Поработали молча.
   - Тебя как зовут?
   - Таня.
   - А меня Саша. Будем знакомы.
   - А меня папа Чижиком прозвал..
   - Да ведь это птица.
   - Ну так что? Он же в шутку.
   - А где твой папа?
   - На фронте.
   - И мой. А он кто?
   - Танкист.
   - Ого! Ну ладно,- можно и Чижик. Я ребятам не велю дразниться, а то, знаешь...
   Поработали еще, Саша говорит задумчиво:
   - Чижик... А налетела, как гусь: "наш огород, наш". Огород школьный. Все ребята сажали. А она клекочет как гусыня.
   - Ну ладно, будет тебе, я ведь не знала!
   - Не знала, не знала... Чудо-юдо какое!
   Что оставалось делать Тане? Она только быстрее задвигала руками. Дело шло на мировую; как вдруг откуда-то раздался тоненький насмешливый голосок: "От горшка два вершка, похожа на гушя, нашумит, накричит, а я не боюшя".
   Таня вскочила, осмотрелась, боевой хохолок вздыбился на затылке. Нигде никого не было видно.
   И вдруг ветки черносмородинного куста чуть раздвинулись, и Таня увидела знакомый веснушчатый нос и два глаза.
   - А, вот ты где!
   Таня рванулась вперед. За кустом сидел совсем маленький мальчик, не старше шести лет. Увидев девочку, он закрылся рукой. Таня схватила его за плечо:
   - Ты опять дразнишься?
   Мальчишка испугался и закричал жалобно:
   - Шашка!
   Саша вырос перед Таней и отвел ее руку.
   - Не тронь! - сказал он.- Такая большая на малыша накатилась.
   - А зачем он дразнится?
   - Подумаешь! Недотрога-барыня! Пойдем, Климушка, будешь мне помогать.
   Всхлипывающий Климушка поплелся за Сашей, а Таня села у куста. Положительно ей не везло. Мальчишка опять оказался прав, а она опять начудила.
   Таня посидела, подумала, остыла и пошла к морковной гряде работать.
   Стало жарко. Солнце припекало согнутые спины. На лбу у девочки выступили крупные капли пота. Она то и дело стала отдыхать. А Саша уже продвинулся вперед. Климушка пыхтел рядом с Таней. А до конца грядки было еще, ох, как далеко.
   У Тани заломило поясницу. Бросить? Ведь ее никто не заставляет работать.
   Стыдно бросить, сама напросилась. Да и Климушка, вон, не жалуется.
   К счастью, Саша тоже устал:
   - Ну, давайте отдыхать, работники!
   Таня вскочила на ноги, сразу повеселела и затараторила:
   - Пойдемте, там у забора тулуп лежит. Там хорошо, тень, и кашкой пахнет.
   Растянулись на тулупе. Сладко отдыхала усталая спина. Тихо плыли по небу тоже будто усталые облака.
   - Что это у тебя за книжка? - спросил Саша.
   - "Тимур и его команда".
   - Ну? - Саша сразу сел.- Нам про нее учительница рассказывала, а читать не привелось. Покажи-ка.
   Стали рассматривать картинки. Климушка тыкал пальцами в книжку и все спрашивал:
   - А это кто? А это что делает?
   Сначала Таня рассказывала, а потом ей надоело.
   - Давайте лучше читать.
   Мальчики с радостью согласились. Читали по очереди - Таня и Саша. Климушка не спускал с них глаз. Читали долго. Начали хрипеть. Уже тень покрыла пол-огорода. Подсолнухи повернули головы. Отяжелевшие от нектара пчелы тянулись домой.
   - Не могу больше,- сказала Таня и закрыла книгу.
   Саша задумчиво жевал травинку.
   - Вот здорово Тимур это все придумал! Хорошо бы и нам так. У нас ведь тоже кругом фронтовые семьи.
   - Ну, так и мы...
   - Да у нас, видишь, звено есть, а работы никакой нет... Вожатого нет толкового...
   - Теперь моя сестра будет вожатой. Только она, ух строгая!..
   - Строгая - это ничего. Важно, чтоб интересно.
   - Интересно будет... А кто у вас звеньевой?
   - Я.
   "Ого! - Таня посмотрела на мальчика с уважением.- А я-то на него как налетела..."
   - Знаешь, Саша,- сказала Таня шепотом,- мы с Нюрой Валовой и Манькой уже подружились навечно, давай и ты к нам.
   - Хорошо, только у меня уже есть дружок, я всюду с ним.
   - А его как зовут?
   - Алеша хромой; его дед главный кузнец в колхозе.
   - Ну, давай и его.
   - А я? - спросил Климушка.
   - А ты мал еще, ты у нас кандидат будешь.
   Климушка захныкал:
   - Не хочу канжидат...
   - Молчи, Климушка,- объяснил ему Саша,- кандидат - это самый главный!
   - Ну, тогда хорошо,- Климушка приосанился.
   Мальчики стали собираться домой.
   - Ты придешь завтра, Саша? - спросила Таня.
   - Приду.
   - Не обманешь?
   - Что ты!..- сказал Саша и пошел к калитке.
   Поздним вечером
   Светлая, зеленоватая ночь глядит в окна.
   В кухне так уютно, что Тане не хочется идти спать. Гудит-гудит, рассыпая искры, толстуха-печь. Если прищурить глаза, посмотреть в огонь, всякое можно там увидеть. То будто война, горят леса, стреляют пушки, то будто заря встает где-то далеко над лесом... А когда дрова прогорят и рассыплются золотым жаром, то Таня видит дворец Ненаглядной Красоты, или подземную сокровищницу Кощея, или груды золота, над которыми чахнет Скупой Рыцарь.
   Начинает закипать чугунок с картошкой; "пуф-паф, пуф-паф" - пыхтит он и громко плюется. Вода брызжет на угли и оставляет на них черные пятна. Чугунок чуть подпрыгивает на поду. Он такой пузатенький и круглый, что кажется, будто он взялся под бока и сейчас пустится вприсядку.
   Но большая кастрюля, в которой варятся щи на завтрашний день, одергивает его сердито: "ш-ш-ша, б-б-бу-дет, б-будет!" А ехидный самовар выпускает белые струйки пара и насмешливо поддразнивает: "с-стой! с-сстой!" Вот чугунку и не расплясаться.
   Власьевна накрывает на стол. Она режет хлеб тоненько-тоненько, чтобы казалось, что его много.
   Леночка крошит зеленый лук. Он сначала длинными прядями свисает со стола, а потом пахучей грудкой лежит на тарелке. Тихо. Все устали за день. У Власьевны дрожат руки, и посуда звякает, когда она ее перетирает.
   Но вот уже самовар на столе, картошка на тарелках.
   Вот уже все поели, отдохнули - и начинаются разговоры.
   - Всё мы думали, Лена Павловна, чем бы еще фронту помочь,- говорит Власьевна,- хотели было теплых вещей собрать, а в районе говорят: "Не надо, всем у нас бойцы обеспечены". Вот в газетах пишут: люди, наш брат-колхозник, деньги собирают, на них самолеты строят. Как бы и нам так?
   - Хорошо бы,- говорит Леночка.
   - Да ведь у нас колхоз маленький, нам одним, пожалуй, и не поднять!
   - А мы соседние колхозы привлечем, весь район подымем.
   - Вот это так. Собери-ка ты, Лена Павловна, девушек комсомолок, обмозгуйте получше и возьмитесь за дело.
   - Хорошо,- говорит Леночка,- а пока вот что...
   Она бежит к себе в комнату и щелкает замком чемодана, возвращается и подает Власьевне пачечку денег:
   - Пусть будет первый взнос от нас с Таней.