и сумел с избытком компенсировать эту потерю. Его зовут Бен Фортсон. Я
познакомился с ним в лифте отеля в Атланте, штат Джорджия.
Когда я вошел в лифт, мое внимание привлек весело улыбавшийся
человек без обеих ног. Он сидел в кресле-каталке в углу лифта. Когда
лифт остановился на его этаже, он вежливо обратился ко мне с просьбой
отодвинуться в другой угол, чтобы он мог выехать на своем кресле. "Мне
так жаль, - сказал он, - что я доставляю вам неудобство", - и при этом
лицо его озарила лучезарная улыбка, согревающая душу.
Выйдя из лифта, я пошел в свой номер. Я все время думал о
жинерадостном калеке. Поэтому я разыскал его и попросил рассказать о
своей жизни.
"Это случилось в 1929 году, - с улыбкой начал он свой рассказ. - Я
отправился нарезать прутья орешника, чтобы приспособить их как подпорки
для бобов у себя в саду. Погрузил их в свой "форд" и поехал домой. Вдруг
один из прутьев выскользнул, попал под автомобиль и заклинил управление
в тот момент, когда я делал резкий поворот. Автомобиль стремительно
перескочил через ограждение, а меня выбросило из него и ударило о
дерево. У меня был поврежден позвоночник. Ноги парализовало.
Это случилось, когда мне было двадцать четыре года. С тех пор я не
сделал ни одного шага".
В двадцать четыре года он оказался пожизненно приговоренным к
инвалидному креслу! Я спросил его, как ему удалось так мужественно
пережить это, и он ответил: "Я не мог примириться с этим вначале". Он
негодовал и был в отчаянии. Он постоянно проклинал свою судьбу. Но
томительно проходили годы, и он убедился в том, что его негодование
ничего не приносит, кроме ожесточенности. "Я наконец оценил доброту и
внимание ко мне других людей, - сказал он. - И решил, что самое малое,
что я в состоянии сделать, - это быть добрым и внимательным к ним".
Я спросил, считает ли он все еще, после того как прошло так много
лет, этот случай страшной катастрофой своей жизни, и он сразу ответил:
"Нет". Он сказал: "Я теперь почти рад, что это произошло". Он рассказал
мне, что после того, как преодолел потрясение и возмущение, он начал
жить в другом мире. Он увлекся чтением и стал любить хорошую литературу.
За четырнадцать лет он прочитал по крайней мере тысячу четыреста книг, и
они открыли для него новые горизонты и сделали его жизнь намного богаче,
чем он когда-либо считал возможным. Он стал слушать хорошую музыку, и
сейчас он восхищается великими симфониями, которые в прошлом вызывали у
него скуку. Но самым главным изменением было то, что у него появилось
время размышлять. "Впервые в жизни, - сказал он, - я был в состоянии
беспристрастно взглянуть на мир и ощутить подлинный смысл ценностей. Я
начал понимать, что в основном мои стремления в прошлом ничего не
стоили".
Благодаря чтению он заинтересовался политикой, изучил общественные
проблемы и выступал на заседаниях, сидя в своем кресле. Постепенно он
познакомился со многими людьми и люди его узнали. В настоящее время Бен
Фортсон, которые по-прежнему не покидает своего кресла, является
секретарем штата Джорджия!
В течение последних тридцати пяти лет я руковожу курсами для
взрослых в Нью-Йорке. За это время я обнаружил, что многие из моих
слушателей глубоко сожалеют о том, что не получили образование в
колледже. По всей вероятности, они считают, что отсутствие высшего
образования является большим препятствием. Я знаю, что это не всегда
так, поскольку я встречался с тысячами людей, преуспевших в жизни,
которые окончили только среднюю школу. Поэтому я часто рассказываю этим
своим слушателям историю одного человека, которого я знал. Он не кончал
даже начальной школы. Он вырос в ужасающей бедности. Когда умер его
отец, то друзьям пришлось собрать деньги на гроб, в котором его
похоронили. После смерти отца мать мальчика работала на фабрике, где
выпускались зонтики. Она трудилась по десять часов в день и брала еще
сдельную работу на дом. Дома она работала до одиннадцати часов вечера.
Мальчик, воспитанный в таких условиях, увлекся занятиями в
драматическом кружке, организованном в клубе при церкви. Игра на сцене
приводила его в такой восторг, что он решил овладеть ораторским
искусством. Это привело его в политику. В тридцать лет он был избран в
легислатуру штата Нью-Йорк. Но, к сожалению, он был совершенно не
подготовлен к такой ответственной деятельности. Он даже откровенно
признался мне, что и понятия не имел, что к чему. Он изучал длинные
сложные законопроекты, по поводу которых ему предстояло голосовать, - но
для него эти документы были так же непонятны, как если бы они были
написаны на языке индейцев чоктоу. Он был обеспокоен и обескуражен,
когда его сделали членом комитета по лесному делу, еще до того, как ему
довелось побывать в лесу. Он был обеспокоен и обескуражен, когда его
сделали членом Банковской комиссии штата до того, как у него появился
счет в банке. Он признался мне, что был готов отказаться от занимаемой
должности. Но ему было стыдно рассказать об этом матери, только поэтому
он продолжал работать. В отчаянии он решил заниматься шестнадцать часов
в день и превратить свой лимон невежества в лимонад знаний. В результате
из местного политика он превратился в фигуру национального масштаба и
стал настолько известен, что газета "Нью-Йорк таймс" назвала его "самым
любимым жителем Нью-Йорка".
Я рассказываю вам об Эле Смите.
Через десять лет после того, как Эл Смит стал выполнять свою
программу политического самообразования, он сделался самой выдающейся
личностью в администрации штата Нью-Йорк. Он был избран губернатором
штата Нью-Йорк на четыре срока - такого рекорда ни у кого не было. В
1928 году он был кандидатом на пост президента от демократической
партии. Шесть знаменитых университетов, включая Колумбийский и
Гарвардский, присвоили почетные ученые степени человеку, окончившему
только начальную школу.
Эл Смит лично сказал мне, что все это было результатом его упорного
труда. Если бы он не работал по шестнадцать часов в день, ему не удалось
бы превратить свой минус в плюс.
Чем больше я изучал биографии великих людей, тем больше приходил к
заключению, что удивительно много среди них тех, кто в начале жизни имел
какие-то крупные неприятности. Это подстегивало их, и в результате они
добавались больших успехов. Как говорил В. Джеймс:
"Даже наши недуги помогают нам самым неожиданным образом."
Вполне возможно, что Мильтон не был бы выдающимся поэтом, не будь
он смелым, а Бетховен таким прекрасным композитором, не будь он глухим.
Блестящая карьера Элен Келлер стала возможной потому, что она была
слепой и глухой.
Если бы Чайковский не пережил крушения надежд и не был почти
доведен до самоубийства своей неудачной женитьбой, если бы его жизнь не
была столь трагичной, но, возможно, не смог бы создать своей бессмертной
"Патетической симфонии".
Если бы Достоевский и Толстой не перенесли столько трагического в
своей жизни, они вряд ли смогли бы создать свои бессмертные романы.
"Если бы я не был столь глубоким инвалидом, - писал человек,
который изменил научное представление о жизни на земле, - я не смог бы
сделать столько, сколько сделал."
Это признание Чарлза Дарвина.
В тот самый день, когда в Англии родился Чарлз Дарвин, в
бревенчатой хижине в лесах Кентукки родился другой ребенок. Ему тоже
помогли препятствия. Его звали Линкольн - Авраам Линкольн. Если бы он
воспитывался в аристократической семье, а затем бы окончил юридический
факультет в Гарварде и у него бы была счастливая семейная жизнь, то
вполне возможно, что в глубине его сердца не нашлись бы ни
проникновенные слова, которые он увековечил в Геттисберге, ни священная
поэма, которую он прочитал в день своего вторичного вступления в
должность президента, - самые прекрасные и благородные слова, когда-либо
произнесенные правителем людей: "Не обращая ни к кому своей злобы,
обращая ко всем свое милосердие..."
Гарри Эмерсон Фосфик в книге "Способность видеть суть" приводит
скандинавскую поговорку: "Северный ветер породил викингов."
Разве могли беспечная жизнь, отсутствие трудностей и безделье
принести людям пользу и счастье? Наоборот, те, кто себя жалеет, будет
жалеть себя и лежа на мягких подушках. В то же время история показывает,
что закаляли характер и добивались счастья в любых, даже неблагоприятных
условиях те, кто брал на себя полную ответственность.
Предположим, что мы подавлены, что чувствуем, что не можем обратить
свой лимон в лимонад. Но есть две причины, по которым мы должны все же
попытаться сделать это.
Во-первых, мы можем добиться успеха.
Во-вторых, если мы даже не добьемся успеха, простая попытка
превратить минус в плюс заставит нас посмотреть вперед, а не назад, она
заменит отрицательные мысли положительными. Она высвободит творческую
энергию и займет вас так, что у вас не останется времени на то, чтобы
оплакивать прошлое и навеки ушедшее.
Однажды, когда Оле Булль, известный виолончелист, давал концерт в
Париже, у его виолончели неожиданно порвалась струна. Оле Булль закончил
мелодию на трех струнах. "Такова жизнь, - говорит Гарри Эмерсон Фосдик,
- она заставляет нас заканчивать мелодию на трех струнах, когда одна
выходит из строя".
Такова не только жизнь. Это больше, чем жизнь. Это жизнь
побеждающая! Я хотел бы увековечить следующие слова Уильяма Болито в
бронзе, если бы я имел эту возможность, и повесить их в каждой школе
страны: "Самое важное в жизни состоит не в том, чтобы максимально
использовать свои успехи. Каждый дурак способен на это. Действительно
важным является умение извлекать пользу из потерь. Это требует ума; в
этом и заключается разница между умным человеком и дураком".
Итак, чтобы выработать у себя отношение к жизни, приносящее
душевный покой и счастье, попытаемся применить правило шестое:
Когда судьба вручает вам лимон, постарайтесь сделать из него
лимонад.
Начав писать эту книгу, я решил устроить конкурс на наиболее
полезный и вдохновляющий автобиографический рассказ на тему: "Как я
преодолел беспокойство". Я предложил за него премию в двести долларов.
Были назначены три судьи конкурса: Эдди Риккенбаккер, президент
компании "Истерн эрлайнл", доктор Стюарт У. Макклелланд, президент
Мемориального университета им. Линкольна, и Х. В. Калтенборн -
политический комментатор на радио. Однако мы получили два таких
превосходных рассказа, что судьи так и не могли отдать предпочтение ни
одному из них. Поэтому мы разделили премию. Сейчас я ознакомлю вас с
одним из них. Его прислал С. Р. Бертон (он работает в фирме по продаже
автомобилей "Уиззер" в Спрингфилде, штат Миссури).
"Когда мне было девять лет, я потерял мать, а в двенадцать лет
остался без отца, - пишет мистер Бертон. - Мой отец погиб, а мать
однажды девятнадцать лет назад просто ушла из дому, и с тех пор я ее
никогда не видел. Я больше не видел и своих маленьких сестер, которых
она взяла с собой. Она написала мне письмо лишь через семь лет после
своего ухода. Отец погиб вследствие несчастного случая через три года
после того, как ушла мать. Он и его компаньон купили кафе в небольшом
городке в штате Миссури, и когда отец был в деловой поездке, его
компаньон продал кафе, забрал все деньги и скрылся. Один из друзей дал
отцу телеграмму, чтобы он скорее возвращался домой. Отец очень торопился
и погиб в автомобильной катастрофе в Салинасе, штат Канзас. У него было
две сестры. Они были бедные, больные и старые. Несмотря на это, они
взяли к себе трех детей из нашей семьи. Только я и мой маленький брат
оказались никому не нужными. Мы были оставлены на попечение городских
властей. Нас все время преследовал страх, что с нами будут обращаться
как с сиротами. Вскоре так и случилось. На некоторое время меня взяла на
воспитание одна бедная семья. Но времена были тяжелые, глава семьи
потерял работу, так что они больше не могли меня содержать. Затем я жил
на ферме у мистера и миссис Лофтин. Их ферма находилась на расстоянии
одиннадцати миль от города. Мистеру Лофтину было семьдесят лет, у него
был опоясывающий лишай, и он был прикован к постели. Он позволил мне
жить в своем доме и при этом потребовал, чтобы я не лгал, не воровал и
слушался. Эти три заповеди стали моей библией, я строго выполнял их. Я
начал учиться в школе, но уже через неделю остался дома и плакал, как
маленький ребенок. Дети издевались надо мной, дразнили меня из-за моего
большого носа, говорили, что я туп, и называли меня "сиротское отродье".
Я принимал их оскорбления близко к сердцу, и мне все время хотелось
подраться с ними. Но мистер Лофтин, фермер, который взял меня на
воспитание, сказал мне: "Всегда помни, что отказ от борьбы требует
больше мужества и благородства, чем отпор противнику, напавшему на
тебя". Я не вступал в драку, но однажды мальчик из нашего класса поднял
куриный помет на школьном дворе и бросил его мне в лицо. Я избил его до
полусмерти с приобрел двух друзей. Они сказали, что ему досталось
поделом.
Однажды миссис Лофтин купила мне шапку, которой я очень гордился.
Одна из старшеклассниц сорвала ее у меня с головы и наполнила водой.
Шапка была окончательно испорчена. Она сказала, что наполнила мою шапку
водой, так как "хотела намочить мой медный лоб, чтобы мои куриные мозги
не зажарились".
В школе я никогда не плакал, но дома меня душили слезы. И тогда
миссис Лофтин дала мне совет, устранивший все мои тревоги и беспокойство
и превративший моих врагов в друзей. Она сказала мне: "Ральф, дети не
будут дразнить и называть тебя "сиротским отродьем", если ты проявишь к
ним интерес и постараешься сделать для них что-то полезное и приятное".
Я последовал ее совету. Я усердно занимался и вскоре стал лучшим
учеником в классе. Но мне никто не завидовал, потому что я изо всех сил
старался помогать другим детям.
Я помогал нескольким мальчикам писать сочинения и изложения. Для
некоторых из них я полностью писал доклады. Одному из учеников нашего
класса было стыдно рассказать своим родителям, что я помогаю ему.
Поэтому, как правило, он говорил своей матери, что идет охотиться на
опоссумов, когда отправлялся ко мне. Бывало, он приходил на ферму
мистера Лофтина, привязывал своих собак в сарае, а я помогал ему делать
уроки. Для одного ученика я писал обзоры книг и несколько вечеров
помогал одной девочке по математике.
По соседству от нас случились две смерти. Умерли два престарелых
фермера, а одну женщину покинул муж. Я остался единственным мужчиной на
четыре семьи. Я помогал этим вдовам два года. По пути в школу и обратно
я заглядывал к ним на фермы, рубил для них дрова, доил коров, поил и
кормил скот. Меня теперь благословляли все вокруг и никто не ругал. Меня
повсюду принимали как друга. Они выразили свои чувства особенно
наглядно, когда я вернулся домой после службы во флоте. В первый же день
моего приезда меня приехали навестить более двухсот фермеров. Некоторые
из них проехали около восьмидесяти миль, и их радость, когда они меня
увидели, была совершенно искренней. Я мало беспокоился, так как все
время был занят, стараясь помочь другим людям. И это приносило мне
большое счастье. Вот уже тринадцать лет никто не называет меня
'сиротское отродье'".
Да здравствует мистер Бертон! Он знает, как завоевать друзей! Он
также знает, как преодолевать беспокойство и наслаждаться жизнью.
Точно так же поступал покойный доктор Фрэнк Луп из Сиэтла, штат
Вашингтон. Он был инвалидом в течение двадцати трех лет. Артрит. Однако
ко корреспондент газеты "Сиэтл стар" Стюарт Уитхаус писал мне: "Я много
раз брал интервью у доктора Лупа; и никогда в жизни я не встречал такого
неэгоистичного человека и притом такого, который бы брал от жизни все".
Каким образом инвалид, прикованный к постели, мог "брать от жизни
все"? Даю вам возможность высказать две догадки. Он все время сетовал на
жизнь и всех осуждал? Нет... Он упивался жалостью к себе и требовал
внимания от всех вокруг? Нет. Опять неверно. Он познал радость жизни
благодаря тому, что сделал своим девизом надпись на немецком языке на
гербе принца Уэльского: "Ich dien" - "Я служу". Доктор Луп узнавал
фамилии и адреса других инвалидов и подбадривал их и себя радостными,
обнадеживающими письмами. Он даже организовал клуб переписки инвалидов и
побуждал их писать друг другу. В конце концов он создал национальную
организацию, названную "Обществом запертых".
Лежа в постели, он писал около тысячи четырехсот писем в год и
приносил радость тысячам инвалидов, доставая приемники и книги для тех,
кто был изолирован от внешнего мира.
В чем основная разница между доктором Лупом и множеством других
людей? Только в одном: в отличие от них, его душа была озарена светом
высокой цели, благородного дела. Он испытывал радость от сознания того,
что его жизнь подчинена идее, гораздо более благородной и значительной,
чем он сам, вместо того, чтобы быть, как выразился Шоу, "эгоцентричным
комком недугов и обид, жалующимся на то, что мир не хочет посвятить себя
тому, чтобы сделать его счастливым".
Вот самое удивительное утверждение, которое мне довелось читать,
вышедшее из-под пера знаменитого психиатра. Это утверждение сделал
Альфред Адлер. Он обычно говорил своим пациентам, страдающим
меланхолией: "Вы можете вылечиться за четырнадцать дней, если будете
следовать этому рецепту: старайтесь каждый день думать о том, как вы
можете сделать кому-нибудь приятное".
Это утверждение звучит настолько неправдоподобно, что я считаю себя
обязанным попытаться разъяснить его, процитировав примерно две страницы
из замечательной книги доктора Адлера "Что для вас должна значить
жизнь". (Кстати, эту книгу вы должны обязательно прочитать.)
"Меланхолия, - говорит Адлер в книге "Что для вас должна значить
жизнь", - подобна затаенному гневу и упреку, направленным против
окружающих, хотя пациент, ради того чтобы обеспечить себе уход, симпатию
и поддержку, представляется только подавленным своей собственной виной.
Первые воспоминания пациента выглядят примерно так: "Я помню, что мне
хотелось лечь на кушетку, но на ней лежал мой брат. Я поднял такой крик,
что ему пришлось встать с нее".
Меланхолики часто бывают склонны к тому, чтобы отомстить за себя,
совершив самоубийство, и первое, о чем должен позаботиться врач, это не
дать им повода для самоубийства. Лично я пытаюсь ослабить общую
напряженность, предлагая им как первое правило при лечении: "Никогда не
делайте ничего того, чего вам не хочется". Это выглядит очень скромно,
но я считаю, что это затрагивает суть всей проблемы. Если меланхолик
имеет возможность делать все, что ему хочется, то кого же он может
обвинять? За что он должен мстить? "Если вам хочется пойти в театр, -
говорю я ему, - или поехать отдохнуть, так и поступайте. Если же по пути
вы почувствуете, что вам расхотелось, то не делайте этого". Это самое
лучшее положение, в котором кто-нибудь мог бы оказаться. Это дает
удовлетворение стремлению пациента к превосходству. Он подобен богу и
может делать все, что ему угодно. С другой стороны, это не очень легко
вписывается в его стиль жизни. Он хочет доминировать и обвинять других,
а если они согласны с ним, то нет возможности над ними доминировать. Это
правило является большим подспорьем, и среди моих пациентов не было ни
одного случая самоубийства.
Обычно пациент отвечает: "Но мне ничего не хочется делать". Я уже
подготовился к этому ответу, потому что слышал его много раз. "Тогда не
делайте ничего, что вам не нравится", - говорю я. Иногда, однако,
пациент отвечает: "Мне бы хотелось весь день пролежать в постели". Я
знаю, что если я разрешу, то ему уже не захочется это делать. Я знаю,
что если я воспрепятствую, то он устроит скандал. Я всегда соглашаюсь.
Это одно правило. Другое действует на их стиль жизни более
непосредственно. Я говорю им: "Вы можете вылечиться за четырнадцать
дней, если будете следовать этому рецепту. Старайтесь думать каждый день
о том, как вы можете кому-нибудь сделать приятное". Вот что это для них
значит. Они заняты мыслью: "Как досадить кому-нибудь". Ответы очень
интересны. Некоторые говорят: "Это для меня будет очень легко. Я это
делаю всю свою жизнь". Они никогда этого не делали. Я прошу их подумать
об этом еще раз. Они не думают об этом еще раз. Я говорю им: "Когда вы
не в состоянии уснуть, используйте все это время на размышления о том,
как сделать кому-нибудь приятное, и это явится большим шагом к улучшению
вашего здоровья". На следующий день я их спрашиваю при встрече: "Думали
ли вы о том, что я вам посоветовал?" Они отвечают: "Вчера вечером я
сразу уснул, как только лег в постель". Все это должно делаться,
разумеется, ненавязчиво, дружелюбно, без намека на превосходство.
Другие станут отвечать: "Я никогда не смогу это сделать. Я так
обеспокоен". Я им говорю: "Не переставайте беспокоиться; но одновременно
вы можете иногда подумать и о других". Я всегда хочу пробудить у них
интерес к ближним. Многие говорят: "Почему я должен делать приятное
другим? Другие ведь не стараются сделать приятное мне". "Вы должны
думать о своем здоровье, - отвечаю я. - Другие будут страдать потом".
Чрезвычайно редко я встречал такого пациента, который бы сказал: "Я
подумал о том, что вы советовали". Все мои усилия направлены на то,
чтобы увеличить социальную заинтересованность пациента. Я знаю, что
подлинная причина его болезни - это отсутствие сотрудничества с его
стороны, и я хочу, чтобы и он это увидел. Как только он оказывается в
состоянии контактировать со своими ближними на основе равенства и
сотрудничества, он излечен... Важнейшей обязанностью, возлагаемой
религией, всегда было требование: "Возлюби ближнего своего..." Именно
человек, не проявляющий интереса к своему ближнему, испытывает
величайшие трудности в жизни и наносит величайший ущерб другим. Именно
среди таких личностей формируются все неудачники. Все наши требования к
человеку и величайшая похвала, которую мы можем ему воздать, заключается
в следующем: он должен уметь трудиться совместно с другими людьми, быть
дружески расположенным ко всем людям и быть надежным спутником в любви и
браке".
Доктор Адлер настаивает, что каждый день мы должны делать доброе
дело. А что такое доброе дело? - спросите вы. "Доброе дело, - сказал
пророк Магомет, - это то, что вызывает улыбку радости на лице другого
человека".
Почему, если совершать каждый день доброе дело, это оказывает такое
удивительное воздействие на того, кто его совершает? Потому что
стремление доставлять удовольствие другим не позволяет нам думать о
себе, а именно это является основной причиной беспокойства, страха и
меланхолии.
Я могу составить целую книгу из рассказов людей, которые, забыв о
себе, обрели таким образом здоровье и счастье. Например, ознакомимся с
рассказом о жизни Маргарет Тейлор Йейтс - одной из самых популярных
женщин в американском военно-морском флоте.
Миссис Йейтс пишет романы, но ни один из ее детективов не
представляет хотя бы наполовину такой интерес, как подлинная история
того, что случилось с ней в роковое утро, когда японцы нанесли удар по
американским кораблям в Перл-Харбор. Миссис Йейтс была инвалидом более
года: у нее было больное сердце. Из каждых двадцати четырех часов
двадцать два она проводила в постели. Самым длинным путешествием для нее
была прогулка по саду, где она принимала солнечные ванны. Даже выходя в
сад, она должна была опираться на руку служанки. Как она расказала мне,
в те дни ей казалось, что она на всю жизнь останется инвалидом. "Я
никогда бы не выздоровела, - сказала он мне, - если бы японцы не напали
на Перл-Харбор. Они внезапно вывели меня из состояния покоя".
"Когда это произошло, - продолжала миссис Йейтс, - всюду вокруг
царили хаос и смятение. Одна бомба взорвалась совсем рядом с моим домом,
и от сотрясения я была выброшена из своей постели. Военные грузовики
поспешно отправились к аэродрому Хикем-Филд, к казармам в Скоуфилде и к
авиабазе в Кэниохе-Бей, чтобы вывезти жен и детей пехотинцев и моряков и
разместить их в школах. Работники Красного Креста попросили по телефону
тех, у кого были свободные комнаты, принять эвакуированных. Они знали,
что рядом с моей кроватью стоит телефон, поэтому меня попросили
передавать информацию об эвакуации семей военнослужащих. Я собирала все
сведения о том, куда поселили жен и детей пехотинцев и моряков. Всем
военнослужащим были даны инструкции обращаться ко мне, чтобы узнать,
куда вывезены их семьи.
Вскоре я узнал, что мой муж, капитан второго ранга Роберт Рэлей
Йейтс, не пострадал. Я старалась ободрить жен, которые не знали, что
случилось с их мужьями, живы они или нет. Я пыталась утешить вдов, у
которых были убиты мужья. А таких было немало. 2117 офицеров и рядовых
во флоте и в морской пехоте были убиты, а 960 пропали без вести.
Вначале я отвечала на телефонные звонки лежа в постели. А затем я
стала отвечать на них сидя. Наконец, я была настолько поглощена делами и
возбуждена, что забыла о своей слабости, встала с постели и села за
стол. Благодаря заботе о тех, кто страдал больше, чем я, мне удалось
забыть о своей болезни. С тех пор я проводила в постели только восемь
часов, отведенных для сна. Сейчас я понимаю, что, если бы японцы не
познакомился с ним в лифте отеля в Атланте, штат Джорджия.
Когда я вошел в лифт, мое внимание привлек весело улыбавшийся
человек без обеих ног. Он сидел в кресле-каталке в углу лифта. Когда
лифт остановился на его этаже, он вежливо обратился ко мне с просьбой
отодвинуться в другой угол, чтобы он мог выехать на своем кресле. "Мне
так жаль, - сказал он, - что я доставляю вам неудобство", - и при этом
лицо его озарила лучезарная улыбка, согревающая душу.
Выйдя из лифта, я пошел в свой номер. Я все время думал о
жинерадостном калеке. Поэтому я разыскал его и попросил рассказать о
своей жизни.
"Это случилось в 1929 году, - с улыбкой начал он свой рассказ. - Я
отправился нарезать прутья орешника, чтобы приспособить их как подпорки
для бобов у себя в саду. Погрузил их в свой "форд" и поехал домой. Вдруг
один из прутьев выскользнул, попал под автомобиль и заклинил управление
в тот момент, когда я делал резкий поворот. Автомобиль стремительно
перескочил через ограждение, а меня выбросило из него и ударило о
дерево. У меня был поврежден позвоночник. Ноги парализовало.
Это случилось, когда мне было двадцать четыре года. С тех пор я не
сделал ни одного шага".
В двадцать четыре года он оказался пожизненно приговоренным к
инвалидному креслу! Я спросил его, как ему удалось так мужественно
пережить это, и он ответил: "Я не мог примириться с этим вначале". Он
негодовал и был в отчаянии. Он постоянно проклинал свою судьбу. Но
томительно проходили годы, и он убедился в том, что его негодование
ничего не приносит, кроме ожесточенности. "Я наконец оценил доброту и
внимание ко мне других людей, - сказал он. - И решил, что самое малое,
что я в состоянии сделать, - это быть добрым и внимательным к ним".
Я спросил, считает ли он все еще, после того как прошло так много
лет, этот случай страшной катастрофой своей жизни, и он сразу ответил:
"Нет". Он сказал: "Я теперь почти рад, что это произошло". Он рассказал
мне, что после того, как преодолел потрясение и возмущение, он начал
жить в другом мире. Он увлекся чтением и стал любить хорошую литературу.
За четырнадцать лет он прочитал по крайней мере тысячу четыреста книг, и
они открыли для него новые горизонты и сделали его жизнь намного богаче,
чем он когда-либо считал возможным. Он стал слушать хорошую музыку, и
сейчас он восхищается великими симфониями, которые в прошлом вызывали у
него скуку. Но самым главным изменением было то, что у него появилось
время размышлять. "Впервые в жизни, - сказал он, - я был в состоянии
беспристрастно взглянуть на мир и ощутить подлинный смысл ценностей. Я
начал понимать, что в основном мои стремления в прошлом ничего не
стоили".
Благодаря чтению он заинтересовался политикой, изучил общественные
проблемы и выступал на заседаниях, сидя в своем кресле. Постепенно он
познакомился со многими людьми и люди его узнали. В настоящее время Бен
Фортсон, которые по-прежнему не покидает своего кресла, является
секретарем штата Джорджия!
В течение последних тридцати пяти лет я руковожу курсами для
взрослых в Нью-Йорке. За это время я обнаружил, что многие из моих
слушателей глубоко сожалеют о том, что не получили образование в
колледже. По всей вероятности, они считают, что отсутствие высшего
образования является большим препятствием. Я знаю, что это не всегда
так, поскольку я встречался с тысячами людей, преуспевших в жизни,
которые окончили только среднюю школу. Поэтому я часто рассказываю этим
своим слушателям историю одного человека, которого я знал. Он не кончал
даже начальной школы. Он вырос в ужасающей бедности. Когда умер его
отец, то друзьям пришлось собрать деньги на гроб, в котором его
похоронили. После смерти отца мать мальчика работала на фабрике, где
выпускались зонтики. Она трудилась по десять часов в день и брала еще
сдельную работу на дом. Дома она работала до одиннадцати часов вечера.
Мальчик, воспитанный в таких условиях, увлекся занятиями в
драматическом кружке, организованном в клубе при церкви. Игра на сцене
приводила его в такой восторг, что он решил овладеть ораторским
искусством. Это привело его в политику. В тридцать лет он был избран в
легислатуру штата Нью-Йорк. Но, к сожалению, он был совершенно не
подготовлен к такой ответственной деятельности. Он даже откровенно
признался мне, что и понятия не имел, что к чему. Он изучал длинные
сложные законопроекты, по поводу которых ему предстояло голосовать, - но
для него эти документы были так же непонятны, как если бы они были
написаны на языке индейцев чоктоу. Он был обеспокоен и обескуражен,
когда его сделали членом комитета по лесному делу, еще до того, как ему
довелось побывать в лесу. Он был обеспокоен и обескуражен, когда его
сделали членом Банковской комиссии штата до того, как у него появился
счет в банке. Он признался мне, что был готов отказаться от занимаемой
должности. Но ему было стыдно рассказать об этом матери, только поэтому
он продолжал работать. В отчаянии он решил заниматься шестнадцать часов
в день и превратить свой лимон невежества в лимонад знаний. В результате
из местного политика он превратился в фигуру национального масштаба и
стал настолько известен, что газета "Нью-Йорк таймс" назвала его "самым
любимым жителем Нью-Йорка".
Я рассказываю вам об Эле Смите.
Через десять лет после того, как Эл Смит стал выполнять свою
программу политического самообразования, он сделался самой выдающейся
личностью в администрации штата Нью-Йорк. Он был избран губернатором
штата Нью-Йорк на четыре срока - такого рекорда ни у кого не было. В
1928 году он был кандидатом на пост президента от демократической
партии. Шесть знаменитых университетов, включая Колумбийский и
Гарвардский, присвоили почетные ученые степени человеку, окончившему
только начальную школу.
Эл Смит лично сказал мне, что все это было результатом его упорного
труда. Если бы он не работал по шестнадцать часов в день, ему не удалось
бы превратить свой минус в плюс.
Чем больше я изучал биографии великих людей, тем больше приходил к
заключению, что удивительно много среди них тех, кто в начале жизни имел
какие-то крупные неприятности. Это подстегивало их, и в результате они
добавались больших успехов. Как говорил В. Джеймс:
"Даже наши недуги помогают нам самым неожиданным образом."
Вполне возможно, что Мильтон не был бы выдающимся поэтом, не будь
он смелым, а Бетховен таким прекрасным композитором, не будь он глухим.
Блестящая карьера Элен Келлер стала возможной потому, что она была
слепой и глухой.
Если бы Чайковский не пережил крушения надежд и не был почти
доведен до самоубийства своей неудачной женитьбой, если бы его жизнь не
была столь трагичной, но, возможно, не смог бы создать своей бессмертной
"Патетической симфонии".
Если бы Достоевский и Толстой не перенесли столько трагического в
своей жизни, они вряд ли смогли бы создать свои бессмертные романы.
"Если бы я не был столь глубоким инвалидом, - писал человек,
который изменил научное представление о жизни на земле, - я не смог бы
сделать столько, сколько сделал."
Это признание Чарлза Дарвина.
В тот самый день, когда в Англии родился Чарлз Дарвин, в
бревенчатой хижине в лесах Кентукки родился другой ребенок. Ему тоже
помогли препятствия. Его звали Линкольн - Авраам Линкольн. Если бы он
воспитывался в аристократической семье, а затем бы окончил юридический
факультет в Гарварде и у него бы была счастливая семейная жизнь, то
вполне возможно, что в глубине его сердца не нашлись бы ни
проникновенные слова, которые он увековечил в Геттисберге, ни священная
поэма, которую он прочитал в день своего вторичного вступления в
должность президента, - самые прекрасные и благородные слова, когда-либо
произнесенные правителем людей: "Не обращая ни к кому своей злобы,
обращая ко всем свое милосердие..."
Гарри Эмерсон Фосфик в книге "Способность видеть суть" приводит
скандинавскую поговорку: "Северный ветер породил викингов."
Разве могли беспечная жизнь, отсутствие трудностей и безделье
принести людям пользу и счастье? Наоборот, те, кто себя жалеет, будет
жалеть себя и лежа на мягких подушках. В то же время история показывает,
что закаляли характер и добивались счастья в любых, даже неблагоприятных
условиях те, кто брал на себя полную ответственность.
Предположим, что мы подавлены, что чувствуем, что не можем обратить
свой лимон в лимонад. Но есть две причины, по которым мы должны все же
попытаться сделать это.
Во-первых, мы можем добиться успеха.
Во-вторых, если мы даже не добьемся успеха, простая попытка
превратить минус в плюс заставит нас посмотреть вперед, а не назад, она
заменит отрицательные мысли положительными. Она высвободит творческую
энергию и займет вас так, что у вас не останется времени на то, чтобы
оплакивать прошлое и навеки ушедшее.
Однажды, когда Оле Булль, известный виолончелист, давал концерт в
Париже, у его виолончели неожиданно порвалась струна. Оле Булль закончил
мелодию на трех струнах. "Такова жизнь, - говорит Гарри Эмерсон Фосдик,
- она заставляет нас заканчивать мелодию на трех струнах, когда одна
выходит из строя".
Такова не только жизнь. Это больше, чем жизнь. Это жизнь
побеждающая! Я хотел бы увековечить следующие слова Уильяма Болито в
бронзе, если бы я имел эту возможность, и повесить их в каждой школе
страны: "Самое важное в жизни состоит не в том, чтобы максимально
использовать свои успехи. Каждый дурак способен на это. Действительно
важным является умение извлекать пользу из потерь. Это требует ума; в
этом и заключается разница между умным человеком и дураком".
Итак, чтобы выработать у себя отношение к жизни, приносящее
душевный покой и счастье, попытаемся применить правило шестое:
Когда судьба вручает вам лимон, постарайтесь сделать из него
лимонад.
Начав писать эту книгу, я решил устроить конкурс на наиболее
полезный и вдохновляющий автобиографический рассказ на тему: "Как я
преодолел беспокойство". Я предложил за него премию в двести долларов.
Были назначены три судьи конкурса: Эдди Риккенбаккер, президент
компании "Истерн эрлайнл", доктор Стюарт У. Макклелланд, президент
Мемориального университета им. Линкольна, и Х. В. Калтенборн -
политический комментатор на радио. Однако мы получили два таких
превосходных рассказа, что судьи так и не могли отдать предпочтение ни
одному из них. Поэтому мы разделили премию. Сейчас я ознакомлю вас с
одним из них. Его прислал С. Р. Бертон (он работает в фирме по продаже
автомобилей "Уиззер" в Спрингфилде, штат Миссури).
"Когда мне было девять лет, я потерял мать, а в двенадцать лет
остался без отца, - пишет мистер Бертон. - Мой отец погиб, а мать
однажды девятнадцать лет назад просто ушла из дому, и с тех пор я ее
никогда не видел. Я больше не видел и своих маленьких сестер, которых
она взяла с собой. Она написала мне письмо лишь через семь лет после
своего ухода. Отец погиб вследствие несчастного случая через три года
после того, как ушла мать. Он и его компаньон купили кафе в небольшом
городке в штате Миссури, и когда отец был в деловой поездке, его
компаньон продал кафе, забрал все деньги и скрылся. Один из друзей дал
отцу телеграмму, чтобы он скорее возвращался домой. Отец очень торопился
и погиб в автомобильной катастрофе в Салинасе, штат Канзас. У него было
две сестры. Они были бедные, больные и старые. Несмотря на это, они
взяли к себе трех детей из нашей семьи. Только я и мой маленький брат
оказались никому не нужными. Мы были оставлены на попечение городских
властей. Нас все время преследовал страх, что с нами будут обращаться
как с сиротами. Вскоре так и случилось. На некоторое время меня взяла на
воспитание одна бедная семья. Но времена были тяжелые, глава семьи
потерял работу, так что они больше не могли меня содержать. Затем я жил
на ферме у мистера и миссис Лофтин. Их ферма находилась на расстоянии
одиннадцати миль от города. Мистеру Лофтину было семьдесят лет, у него
был опоясывающий лишай, и он был прикован к постели. Он позволил мне
жить в своем доме и при этом потребовал, чтобы я не лгал, не воровал и
слушался. Эти три заповеди стали моей библией, я строго выполнял их. Я
начал учиться в школе, но уже через неделю остался дома и плакал, как
маленький ребенок. Дети издевались надо мной, дразнили меня из-за моего
большого носа, говорили, что я туп, и называли меня "сиротское отродье".
Я принимал их оскорбления близко к сердцу, и мне все время хотелось
подраться с ними. Но мистер Лофтин, фермер, который взял меня на
воспитание, сказал мне: "Всегда помни, что отказ от борьбы требует
больше мужества и благородства, чем отпор противнику, напавшему на
тебя". Я не вступал в драку, но однажды мальчик из нашего класса поднял
куриный помет на школьном дворе и бросил его мне в лицо. Я избил его до
полусмерти с приобрел двух друзей. Они сказали, что ему досталось
поделом.
Однажды миссис Лофтин купила мне шапку, которой я очень гордился.
Одна из старшеклассниц сорвала ее у меня с головы и наполнила водой.
Шапка была окончательно испорчена. Она сказала, что наполнила мою шапку
водой, так как "хотела намочить мой медный лоб, чтобы мои куриные мозги
не зажарились".
В школе я никогда не плакал, но дома меня душили слезы. И тогда
миссис Лофтин дала мне совет, устранивший все мои тревоги и беспокойство
и превративший моих врагов в друзей. Она сказала мне: "Ральф, дети не
будут дразнить и называть тебя "сиротским отродьем", если ты проявишь к
ним интерес и постараешься сделать для них что-то полезное и приятное".
Я последовал ее совету. Я усердно занимался и вскоре стал лучшим
учеником в классе. Но мне никто не завидовал, потому что я изо всех сил
старался помогать другим детям.
Я помогал нескольким мальчикам писать сочинения и изложения. Для
некоторых из них я полностью писал доклады. Одному из учеников нашего
класса было стыдно рассказать своим родителям, что я помогаю ему.
Поэтому, как правило, он говорил своей матери, что идет охотиться на
опоссумов, когда отправлялся ко мне. Бывало, он приходил на ферму
мистера Лофтина, привязывал своих собак в сарае, а я помогал ему делать
уроки. Для одного ученика я писал обзоры книг и несколько вечеров
помогал одной девочке по математике.
По соседству от нас случились две смерти. Умерли два престарелых
фермера, а одну женщину покинул муж. Я остался единственным мужчиной на
четыре семьи. Я помогал этим вдовам два года. По пути в школу и обратно
я заглядывал к ним на фермы, рубил для них дрова, доил коров, поил и
кормил скот. Меня теперь благословляли все вокруг и никто не ругал. Меня
повсюду принимали как друга. Они выразили свои чувства особенно
наглядно, когда я вернулся домой после службы во флоте. В первый же день
моего приезда меня приехали навестить более двухсот фермеров. Некоторые
из них проехали около восьмидесяти миль, и их радость, когда они меня
увидели, была совершенно искренней. Я мало беспокоился, так как все
время был занят, стараясь помочь другим людям. И это приносило мне
большое счастье. Вот уже тринадцать лет никто не называет меня
'сиротское отродье'".
Да здравствует мистер Бертон! Он знает, как завоевать друзей! Он
также знает, как преодолевать беспокойство и наслаждаться жизнью.
Точно так же поступал покойный доктор Фрэнк Луп из Сиэтла, штат
Вашингтон. Он был инвалидом в течение двадцати трех лет. Артрит. Однако
ко корреспондент газеты "Сиэтл стар" Стюарт Уитхаус писал мне: "Я много
раз брал интервью у доктора Лупа; и никогда в жизни я не встречал такого
неэгоистичного человека и притом такого, который бы брал от жизни все".
Каким образом инвалид, прикованный к постели, мог "брать от жизни
все"? Даю вам возможность высказать две догадки. Он все время сетовал на
жизнь и всех осуждал? Нет... Он упивался жалостью к себе и требовал
внимания от всех вокруг? Нет. Опять неверно. Он познал радость жизни
благодаря тому, что сделал своим девизом надпись на немецком языке на
гербе принца Уэльского: "Ich dien" - "Я служу". Доктор Луп узнавал
фамилии и адреса других инвалидов и подбадривал их и себя радостными,
обнадеживающими письмами. Он даже организовал клуб переписки инвалидов и
побуждал их писать друг другу. В конце концов он создал национальную
организацию, названную "Обществом запертых".
Лежа в постели, он писал около тысячи четырехсот писем в год и
приносил радость тысячам инвалидов, доставая приемники и книги для тех,
кто был изолирован от внешнего мира.
В чем основная разница между доктором Лупом и множеством других
людей? Только в одном: в отличие от них, его душа была озарена светом
высокой цели, благородного дела. Он испытывал радость от сознания того,
что его жизнь подчинена идее, гораздо более благородной и значительной,
чем он сам, вместо того, чтобы быть, как выразился Шоу, "эгоцентричным
комком недугов и обид, жалующимся на то, что мир не хочет посвятить себя
тому, чтобы сделать его счастливым".
Вот самое удивительное утверждение, которое мне довелось читать,
вышедшее из-под пера знаменитого психиатра. Это утверждение сделал
Альфред Адлер. Он обычно говорил своим пациентам, страдающим
меланхолией: "Вы можете вылечиться за четырнадцать дней, если будете
следовать этому рецепту: старайтесь каждый день думать о том, как вы
можете сделать кому-нибудь приятное".
Это утверждение звучит настолько неправдоподобно, что я считаю себя
обязанным попытаться разъяснить его, процитировав примерно две страницы
из замечательной книги доктора Адлера "Что для вас должна значить
жизнь". (Кстати, эту книгу вы должны обязательно прочитать.)
"Меланхолия, - говорит Адлер в книге "Что для вас должна значить
жизнь", - подобна затаенному гневу и упреку, направленным против
окружающих, хотя пациент, ради того чтобы обеспечить себе уход, симпатию
и поддержку, представляется только подавленным своей собственной виной.
Первые воспоминания пациента выглядят примерно так: "Я помню, что мне
хотелось лечь на кушетку, но на ней лежал мой брат. Я поднял такой крик,
что ему пришлось встать с нее".
Меланхолики часто бывают склонны к тому, чтобы отомстить за себя,
совершив самоубийство, и первое, о чем должен позаботиться врач, это не
дать им повода для самоубийства. Лично я пытаюсь ослабить общую
напряженность, предлагая им как первое правило при лечении: "Никогда не
делайте ничего того, чего вам не хочется". Это выглядит очень скромно,
но я считаю, что это затрагивает суть всей проблемы. Если меланхолик
имеет возможность делать все, что ему хочется, то кого же он может
обвинять? За что он должен мстить? "Если вам хочется пойти в театр, -
говорю я ему, - или поехать отдохнуть, так и поступайте. Если же по пути
вы почувствуете, что вам расхотелось, то не делайте этого". Это самое
лучшее положение, в котором кто-нибудь мог бы оказаться. Это дает
удовлетворение стремлению пациента к превосходству. Он подобен богу и
может делать все, что ему угодно. С другой стороны, это не очень легко
вписывается в его стиль жизни. Он хочет доминировать и обвинять других,
а если они согласны с ним, то нет возможности над ними доминировать. Это
правило является большим подспорьем, и среди моих пациентов не было ни
одного случая самоубийства.
Обычно пациент отвечает: "Но мне ничего не хочется делать". Я уже
подготовился к этому ответу, потому что слышал его много раз. "Тогда не
делайте ничего, что вам не нравится", - говорю я. Иногда, однако,
пациент отвечает: "Мне бы хотелось весь день пролежать в постели". Я
знаю, что если я разрешу, то ему уже не захочется это делать. Я знаю,
что если я воспрепятствую, то он устроит скандал. Я всегда соглашаюсь.
Это одно правило. Другое действует на их стиль жизни более
непосредственно. Я говорю им: "Вы можете вылечиться за четырнадцать
дней, если будете следовать этому рецепту. Старайтесь думать каждый день
о том, как вы можете кому-нибудь сделать приятное". Вот что это для них
значит. Они заняты мыслью: "Как досадить кому-нибудь". Ответы очень
интересны. Некоторые говорят: "Это для меня будет очень легко. Я это
делаю всю свою жизнь". Они никогда этого не делали. Я прошу их подумать
об этом еще раз. Они не думают об этом еще раз. Я говорю им: "Когда вы
не в состоянии уснуть, используйте все это время на размышления о том,
как сделать кому-нибудь приятное, и это явится большим шагом к улучшению
вашего здоровья". На следующий день я их спрашиваю при встрече: "Думали
ли вы о том, что я вам посоветовал?" Они отвечают: "Вчера вечером я
сразу уснул, как только лег в постель". Все это должно делаться,
разумеется, ненавязчиво, дружелюбно, без намека на превосходство.
Другие станут отвечать: "Я никогда не смогу это сделать. Я так
обеспокоен". Я им говорю: "Не переставайте беспокоиться; но одновременно
вы можете иногда подумать и о других". Я всегда хочу пробудить у них
интерес к ближним. Многие говорят: "Почему я должен делать приятное
другим? Другие ведь не стараются сделать приятное мне". "Вы должны
думать о своем здоровье, - отвечаю я. - Другие будут страдать потом".
Чрезвычайно редко я встречал такого пациента, который бы сказал: "Я
подумал о том, что вы советовали". Все мои усилия направлены на то,
чтобы увеличить социальную заинтересованность пациента. Я знаю, что
подлинная причина его болезни - это отсутствие сотрудничества с его
стороны, и я хочу, чтобы и он это увидел. Как только он оказывается в
состоянии контактировать со своими ближними на основе равенства и
сотрудничества, он излечен... Важнейшей обязанностью, возлагаемой
религией, всегда было требование: "Возлюби ближнего своего..." Именно
человек, не проявляющий интереса к своему ближнему, испытывает
величайшие трудности в жизни и наносит величайший ущерб другим. Именно
среди таких личностей формируются все неудачники. Все наши требования к
человеку и величайшая похвала, которую мы можем ему воздать, заключается
в следующем: он должен уметь трудиться совместно с другими людьми, быть
дружески расположенным ко всем людям и быть надежным спутником в любви и
браке".
Доктор Адлер настаивает, что каждый день мы должны делать доброе
дело. А что такое доброе дело? - спросите вы. "Доброе дело, - сказал
пророк Магомет, - это то, что вызывает улыбку радости на лице другого
человека".
Почему, если совершать каждый день доброе дело, это оказывает такое
удивительное воздействие на того, кто его совершает? Потому что
стремление доставлять удовольствие другим не позволяет нам думать о
себе, а именно это является основной причиной беспокойства, страха и
меланхолии.
Я могу составить целую книгу из рассказов людей, которые, забыв о
себе, обрели таким образом здоровье и счастье. Например, ознакомимся с
рассказом о жизни Маргарет Тейлор Йейтс - одной из самых популярных
женщин в американском военно-морском флоте.
Миссис Йейтс пишет романы, но ни один из ее детективов не
представляет хотя бы наполовину такой интерес, как подлинная история
того, что случилось с ней в роковое утро, когда японцы нанесли удар по
американским кораблям в Перл-Харбор. Миссис Йейтс была инвалидом более
года: у нее было больное сердце. Из каждых двадцати четырех часов
двадцать два она проводила в постели. Самым длинным путешествием для нее
была прогулка по саду, где она принимала солнечные ванны. Даже выходя в
сад, она должна была опираться на руку служанки. Как она расказала мне,
в те дни ей казалось, что она на всю жизнь останется инвалидом. "Я
никогда бы не выздоровела, - сказала он мне, - если бы японцы не напали
на Перл-Харбор. Они внезапно вывели меня из состояния покоя".
"Когда это произошло, - продолжала миссис Йейтс, - всюду вокруг
царили хаос и смятение. Одна бомба взорвалась совсем рядом с моим домом,
и от сотрясения я была выброшена из своей постели. Военные грузовики
поспешно отправились к аэродрому Хикем-Филд, к казармам в Скоуфилде и к
авиабазе в Кэниохе-Бей, чтобы вывезти жен и детей пехотинцев и моряков и
разместить их в школах. Работники Красного Креста попросили по телефону
тех, у кого были свободные комнаты, принять эвакуированных. Они знали,
что рядом с моей кроватью стоит телефон, поэтому меня попросили
передавать информацию об эвакуации семей военнослужащих. Я собирала все
сведения о том, куда поселили жен и детей пехотинцев и моряков. Всем
военнослужащим были даны инструкции обращаться ко мне, чтобы узнать,
куда вывезены их семьи.
Вскоре я узнал, что мой муж, капитан второго ранга Роберт Рэлей
Йейтс, не пострадал. Я старалась ободрить жен, которые не знали, что
случилось с их мужьями, живы они или нет. Я пыталась утешить вдов, у
которых были убиты мужья. А таких было немало. 2117 офицеров и рядовых
во флоте и в морской пехоте были убиты, а 960 пропали без вести.
Вначале я отвечала на телефонные звонки лежа в постели. А затем я
стала отвечать на них сидя. Наконец, я была настолько поглощена делами и
возбуждена, что забыла о своей слабости, встала с постели и села за
стол. Благодаря заботе о тех, кто страдал больше, чем я, мне удалось
забыть о своей болезни. С тех пор я проводила в постели только восемь
часов, отведенных для сна. Сейчас я понимаю, что, если бы японцы не