Карпентер Леонард. Гроза Кровавого побережья

   — Это все в прошлом, — быстро ответил Конан. — После того как я убил капитана Кналфа, мы — Красное Братство — снова совершаем беспристрастные рейды — то есть охраняем и защищаем иностранные корабли самым справедливым образом, содействуя развитию торговли на Вилайете.
   — Так вы вернулись к бесцельному пиратству, — заметил предводитель. — Ты говоришь, Кналф мертв… но тебе не приходило в голову, капитан Амра, что ты уже убил слишком многих? — На лице кочевника появилась неприятная улыбка, в то время как всадники стали незаметно придвигаться к Конану с обеих сторон. — Я слышал о твоей сладкоречивой пиратской двуличности. Если бы я был на твоем месте, я бы помолчал о своих подвигах, так как человеку перед смертью приличествует раскаяться за неправедно проведенную жизнь.
   Когда Анталла только начинал разговор с Конаном, несколько всадников-офицеров, спешившись, вскарабкались на борт разбитого корабля и стали изучать его содержимое. Теперь, когда они шли назад, Конану бросились в глаза их кривые ноги. С торжественными от удивления лицами они доложили своему вождю о том, что увидели. Анталла перегнулся через перила, слушая их, потом широко улыбнулся и обратился к тем, кто стоял поблизости:
   — В самом деле, это будет самый богатый день для Гиркании и для нашего клана. Я приказываю моим воинам встать на охрану корабля и его следа, а того, кто провинится и окажется уличен в краже, привяжут к хвосту дикой лошади. Теперь же вернемся в город, где сможем отпраздновать ваш приезд.
 
   На балконе, в относительном уединении, вождь Анталла, повернувшись к Кроталусу, заговорил довольно резко:
   — Ты, колдун из Кешана, обещал мне, что отречешься от наших врагов, как от туранцев, так и от пиратов, и используешь все свое умение, чтобы принести пользу Гиркании?
   — Да, я так обещал, — подтвердил Кроталус, едва согнув шею и чуть склонив лысую голову в сторону вождя. — Вам, о Анталла, скажу: я утомлен придворными интригами и высокомерием рвущихся к власти туранцев. В вашей стране я найду чистое, приемлемое для меня общество, более похожее на племена моей родной земли, скитающиеся по джунглям и саваннам. Ваша страна, Вождь, — суровая земля, где вырастают сильные вожди и могучие колдуны, не похожие на своих врагов, живущих в роскоши, приводящей к упадку, черпая богатства грабежом чужих земель, которые завоевывают. У вас есть возможность духовно расти и мудро строить свою жизнь. Я ручаюсь, что помогу вам, особенно если вы захотите сбросить ярмо угнетателей, которые притесняют вас из-за моря.
   — В самом деле, ты хорошо понимаешь нас, — заметил Анталла. — Всего несколько дней назад наш посол — Ади Балбал из Клана Страуса — вернулся из Аграпура, рассказывая о наглых оскорблениях и покушении на его жизнь. Король и принц Турана — надменные лжецы, жаждущие войны, так он сказал. Они давят все сильнее на нас на юге и пользуются превосходством своего флота на Вилайете.
   — Гиркания имеет флот, и у нее достаточно портов, — заметил Кроталус. — Разве нельзя уничтожить туранцев в открытом море?
   — Наши кланы завоевали славу на суше и известны искусством и отвагой всадников, — Анталла поднял руку, показывая на отряды воинов, застывших в седлах. — Вилайет всегда считался камнем преткновения наших военных кампаний, — прибавил он более доверительно. — Колонии, которые мы основали на западе, лучше изучили морские пути и теперь используют это против нас. Галеры наших морских кланов старые и плохо экипированы. Чтобы разбить наших двоюродных братьев, необходим новый флот.
   — Так какое лучшее применение можно найти сокровищам, что я принес вам, чем постройка нового флота? Как вы видите, на борту корабля достаточно богатств.
   — Быть может. Но прибавлю, что в наших степях не растут деревья. Корабельный лес нужно привозить из южных королевств вроде Колчиана, прорываясь через туранскую блокаду. Вдобавок к деньгам нам потребуются чертежи и время.
   — Тут мои колдовские таланты могут вам помочь, — теперь Кроталус заговорил убедительно, но тихо, так, чтобы никто, кроме Анталлы, не слышал его слов. — Я умею ускорять рост живых тварей, растений и животных. Так что, быть может, я смогу решить проблему с древесиной. А если так, вы сможете вызвать Туран на битву в открытом море намного раньше, чем рассчитываете.
   — Превосходно! — воскликнул Анталла. — Я смогу выдвинуть твое предложение на встрече кланов, которая скоро состоится. Тем временем я соберу конклав наших лучших волшебников, чтобы те вынесли решение относительно твоей силы и умения. Возможно, ты захочешь поделиться с ними своими секретами и искусством. Я чувствую, Кроталус, что твой альянс с нашей империей окажется выгодным для обеих сторон.
 
   По приказу Анталлы Конан и Филиопа тут же оказались окруженными пешими стражниками с угрожающе выставленными копьями. Пара пиратов и не сопротивлялась, направившись следом за многоколесным дворцом, в то время как тот сделал широкий круг и загромыхал назад к воротам палисада. Под ногами толпы голая земля у берега превратилась в месиво, но никто не побеспокоился дать пленникам башмаки или ботинки, так что они шлепали по грязи босыми ногами. Непривычно было им ступать по раскисшей земле и конскому помету после чистой раскачивающейся палубы.
   Деревянные стены города, как оказалось, скорее служили загонами, где держали яков и лошадей, чем городскими укреплениями. Колья стен были тонкими и отстояли далеко друг от друга, огораживая обширные участки вытоптанных пастбищ вокруг поселения. Дорога провела Конана и Филиопу по переулкам между скоплениями палаток, формой напоминавших пирамиды, очевидно принадлежавших различным клановым группировкам. Почти все жители носили меховые шапки. Мужчины, женщины и дети — все опускались на колени, когда вождь клана проезжал мимо, потом вставали и с глупым видом глазели, тыкая пальцами в сторону пленных, с трудом тащившихся следом за дворцом на колесах. Лошади выглядели равнодушными, стоя стреноженными и жуя скошенную траву у палаток.
   Маленькие дети возбужденно выглядывали из-под приподнятых пологов палаток. Возле палаток дымились и коптили костры, сложенные из помета яков.
   Процессия направилась в сердце города, вероятно из-за дождя превратившегося в грязное и вонючее болото. Потом Конану стало ясно, что вместо того, чтобы остаться в центре поселения, они движутся к его южной окраине. В стороне, в конце широкой улицы между палатками и загонами, он заметил многокомнатный павильон, украшенный конскими хвостами и меховой бахромой, — возможно, там и располагался двор вождя.
   Но процессия прошла мимо. Они двигались дальше по грязным аллеям и пастбищам, пока не добрались до дальнего и малозаселенного участка городского периметра, где была установлена самая высокая и крепкая палатка с навесами и палисад.
   Оглянувшись, Конан обнаружил, что порядочного размера толпа следует за ними. Кочевники почтительно молчали, пробираясь между конными отрядами Анталлы, и, очевидно, чего-то ждали.
   Дворец-фургон последний раз повернул и, загромыхав, остановился в грязи перед пиратами и толпою. Конные упряжки отцепили и отвели в сторону, освободив пространство перед дворцом. Конан и Филиопа обошли дворец и снова предстали перед вождем. Он сменил позвякивающую корону на высокую меховую шапку и снова вместе с Кроталусом стоял на балконе.
   В толпе перед колесницей собралось теперь много людей в серебряных шлемах, нагрудниках и дорогих мехах. Как пешие, так и конные, они, очевидно, были старшими офицерами и предводителями кланов. Стоя на скошенной траве, они образовали полукруг перед балконом вождя. Другие вскарабкались на частокол, вдоль верхней части которого были устроены подвесные деревянные дорожки, проходящие чуть ниже гребня обструганных колов.
   Анталла, обратившись к толпе, оставил Кроталуса рядом с собой, словно собираясь представить его. С другой стороны от него стояла стройная, красивая дева из Клана Яка, одетая в сапожки из меха и простую сорочку. Кроме того, она нацепила украшения из сокровищ каррака — венок, диадемы, браслеты на руках и ногах, пояс из золотых звеньев, украшенных драгоценностями. Очевидно, всадники Анталлы не тратили времени даром, а грабили обломки, перевозя добычу в сундуки своего повелителя.
   — Сегодня выдающийся день для Гиркании, — начал вождь. — Как вы видите, мы получили, в дар баснословные сокровища и заключили союз с иностранным колдуном, чья помощь может доказать величие нашего клана и народа. Более того, мы взяли в плен Амру Льва — ужасного врага, бич нашего побережья. — Он поднял обе руки к небесам, вознося молчаливую благодарность. — Теперь, скажу я, пришло время показать нам свое гостеприимство и отпраздновать эти события! Надеюсь, мы увидим лучшее представление нашего любимца, легендарного сасарука с северных холмов, которого подарили нам колдуны Гиркании! — Лицо вождя Анталлы, в котором смешалось величие королевского сана с натурой кочевника-бродяги, сейчас светилось от подлинно детского счастья. — Наш сасарук — магическое чудовище — существо, в котором смешались природные силы и заклятия. Он — тот, кого воспевает наш фольклор. Некоторым из вас выпадет честь увидеть великолепное представление, ведь наш сасарук — чудесное волшебное создание — пленен совсем недавно и содержится под стражей колдовского искусства. Сейчас самое подходящее время взглянуть на врожденную ярость этой ужасной твари. Хотя наш гость Кроталус, возможно, посчитает такой поступок жестоким… как и наш пленник, когда лицом к лицу столкнется с нашим любимцем.
   По краям пастбища люди вождя начали разливать выпивку из глиняных оплетенных бутылей в кожаные чашки придворных. Из навоза яков зажгли костры, над которыми стали жарить мясо, насадив его на сабли и на вертела. Но все это предназначалось не для Конана. Толпа подошедших стражников, действуя остриями пик, отделила его от Филиопы и погнала к частоколу. В нем открылась дверь — маленькая (очевидно, не ворота города), и Конана тычками погнали к ней.
   — Конан! Амра, любовь моя! — позвала его Филиопа, когда ее оттаскивали прочь. — Не дай им убить тебя!
   — Живи, девочка, и будь счастлива! — закричал он ей в ответ, в то же время прикидывая, каковы его шансы в схватке с копейщиками. Вождь не произносил никаких угроз в адрес Филиопы, так что ее-то, скорее всего, оставят в живых. Конан же решил, что скорее победит дикого зверя, чем множество хорошо вооруженных воинов.
   — Разоружите его, — скомандовал Анталла со своей трибуны. — Мы хотим, чтобы схватка была справедливой. И снимите с него драгоценности, сасарук может зубы сломать об эти железки!
   Стражи, прижав Конана к бревенчатой стене, толстыми концами копий выбили у него саблю. Но когда они стали подходить ближе, чтобы сорвать золотые украшения, пирату удалось отогнать их назад. Его пальцы крепко сжались, быстрым движением ухватив за руки двух врагов. Стражники взвыли от боли и ярости, а Конан, пятясь, проскочил через полуоткрытую бревенчатую дверь, которая тут же с грохотом захлопнулась у него за спиной.
   По другую сторону двери оказался лабиринт со стенами туго натянутого полотна. Ткань была подвешена за веревки, протянутые так высоко, что Конан не мог до них дотянуться. Материал выглядел слишком грубым и крепким, чтобы можно было порвать его голыми руками или взобраться по нему. Нижняя часть перегородок была закопана в землю — мягкую грязь с лужицами от дождя. Кое-где из нее торчали робкие травяные стебельки. Конан опустился на колено и дернул за один из квадратных деревянных столбов, поддерживающих матерчатые стены, но тщетно. Бесполезно. Невозможно было вытащить из земли и приподнять нижнюю часть ткани. Тогда Конан встал, приготовившись встретиться с самым худшим.
   Хитрый трюк богов: его искусство мореплавателя научило его обращаться с веревками и парусиной, однако он оказался бессилен, попав в смехотворную тюрьму с матерчатыми стенами. И вот Конан вошел в лабиринт.
   Над ним из-за частокола торчали лица кочевников. Гирканийцы кричали и шумно приветствовали его. Слуги и офицеры из Клана Яка выстроились на мостиках, идущих по периметру частокола. Мужчины в шлемах и женщины с косами и в меховых шляпах восторженно кричали, подбадривая Конана. Они взирали на него с высоты в два или три человеческих роста. Стражники с пиками и луками тоже там были. Их насмешки звучали хрипло. Неудачно, что большинство оскорблений выкрикивали на степном диалекте, который Конан плохо понимал. Снова присев, пират зачерпнул и швырнул полную пригоршню грязи в насмешников, которые, весело хохоча, нырнули за частокол. Поняв, что таким образом он лишь сам измажется, Конан решил игнорировать зрителей.
   Лабиринт оказался прямоугольным, по крайней мере его углы, где перекрещивающиеся веревки крепились вокруг деревянных столбов. В лабиринте легко можно было определить свое местоположение, стоило только взглянуть на стены периметра, так что тут едва ли можно было заблудиться. Похоже, его создали для того, чтобы смутить жертву и загнать в ловушку, если за ним погонится зверь… тот самый сасарук. Лучше избегать волшебной твари. Но ведь Конан никогда покорно не ждал, пока смерть отыщет его. Повернув за угол, он уверенно зашагал вперед.
   Он подошел к краю полотна и остановился, изучая его. Потом сжал крепко сшитый шов в могучих мозолистых руках и, подтягиваясь, полез вверх, переставляя руки все выше и выше. До веревок оставалось еще далеко, когда зазвучали глухие удары — камни, запущенные зрителями, забарабанили в полотно, и короткое оперенное древко стрелы вонзилось поодаль. Внемля предупреждению, Конан под веселые ободряющие крики зрителей спрыгнул на землю.
   Лабиринт вел Конана все дальше от двери, через которую он вошел, но по-прежнему он оставался в поле зрения сгрудившихся на стене зрителей, которые дружески подбадривали его. Выйдя на первую развилку, откуда в разные стороны вело три прохода, Конан выбрал коридор, который через несколько поворотов привел его в тупик. Он уперся в деревянный частокол, за которым пряталось множество вопящих дураков. Конан решил, что по деревянной стене можно взобраться, но делать это было бессмысленно, ведь его все равно столкнули бы назад копьями, закидали бы камнями и отбросами. Повернув, Конан пошел назад. В глубине души он почувствовал первый слабый страх перед встречей с чем-то неведомым.
   Второй выбранный им коридор завел его еще глубже в лабиринт. Конан почти добрался до центра… В том месте, где стена поворачивала, он видел издали верхушки сразу трех стен. Теперь не все крики толпы доносились до него. Они то оглушали его, то затихали, подчиняясь странным законам акустики в этом лабиринте с полотняными стенами. Если бы поблизости пряталось дикое животное, волшебное оно или нет, его бы наверняка раздражал и злил шум, пусть даже и предупреждавший о приближении Конана. Двигаясь бесшумно, Конан мысленно проклинал идиотов гирканийцев, желая, чтобы те заткнулись.
   Новый, прямой коридор вел все дальше, и в конце его замаячила четвертая стена частокола с единственным зрителем на широком парапете под навесом. Означает ли это, что зверь спрятался в логове возле привилегированной театральной ложи?
   Зрителем под навесом был, естественно, вождь Клана Анталла, развалившийся в кресле и сияющий от предвкушения кровавого зрелища. По левую руку от него стоял Кроталус, по правую, на месте увешанной драгоценностями девушки, — Филиопа. Ее крепко держали две служанки. Она никак не показала, что видит Конана, и он ничего не крикнул ей. Вместо этого он завернул за угол и исчез из ее поля зрения. Конана ничуть не смутило ее присутствие. Если ему суждено умереть у нее на глазах, то пусть так и будет.
   И вот он получил первое реальное доказательство того, что в лабиринте скрывается нечто смертоносное. Мягкая земля была истоптана и разворочена так, словно по ней прошли могучие лапы с длинными, загнутыми когтями. На стене частокола виднелись пятна грязи. Над чьими-то останками, заляпанными смесью грязи и засохшей крови, роились мухи. В нескольких местах плотная материя стен обтрепалась и потерлась, хоть и не прорвалась насквозь на удобной высоте, чтобы через дырку Конан мог взглянуть на то, что делается по другую сторону стены. Самая большая дыра в полотне располагалась высоко над головой Конана — след клыка или отметка когтя, до которой пират не мог дотянуться. В тот же момент, как Конан заметил след, грубый запах гниющего мяса ударил ему в ноздри. Он казался почти знакомым… Тяжелая, отвратительная вонь перекрывала все другие оттенки запаха, ставшие трудноразличимыми.
   Все объяснилось мгновением позже, когда Конан обнаружил еще один тупик. Там лежала выпотрошенная лошадь, разорванная надвое и наполовину съеденная. Мухи роились над окровавленными и обгрызенными кусками. Неожиданно черные мухи яростно зажужжали, и Конан встревожился, так как насекомые заглушали все остальные звуки и чудовище могло незаметно подкрасться к нему. Зрители на этой части стены испустили вздох разочарования, когда Конан отвернулся от отвратительного зрелища.
   Методом проб и ошибок отыскав дорогу к главному залу лабиринта у ног вождя Яков, Конан наконец вышел на открытое пространство — почти прямо под тем местом, которое выбрал себе вождь, — площадь, с трех сторон огороженная частоколом. Здесь земля оказалась утрамбованной сасаруком. Возбужденные разговоры на стенах подтвердили, что пират добрался до арены, где должна была состояться основная часть представления. Перекопанная и покрытая бороздами квадратная площадь, усеянная костями… и ни одна из костей не могла послужить надежным оружием. Полотна и деревянные стены зала были забрызганы грязью, кровью и навозом.
   Именно здесь находилось логовище неведомой твари, но сейчас оно пустовало. Оглядевшись кругом, Конан Никого не увидел.
   Потом неожиданно, яростно вопя и разрывая когтями грязь, чудовище догнало Конана. Он повернулся и увидел несущееся по хорошо утоптанному проходу лабиринта существо — с адскими клыками и когтями, с выпученными красными глазами, алой гривой демона и хвостом, неистово развевающимся за спиной.
   Больше всего сасарук напоминал коня кроваво-гнедой масти, но более высокого и волосатого, чем скакуны восточных степей. Его изрыгающая рычание слюнявая пасть сверкала клыками, напоминающими кинжалы, а передние и задние ноги заканчивались гибкими, острыми, как бритва, когтями. Тварь неслась к Конану прыжками, словно тигр.
   С кувырком отскочив от чудовища, Конан отлетел к столбу, на котором была закреплена одна из стен лабиринта, и вскочил на ноги. Зверь промахнулся… но не намного. Он проворно развернулся и снова понесся на киммерийца с дикой бычьей яростью. Когда Конан помчался по арене, тварь погналась за ним, вопя, словно дьявол. Грязь брызгами летела у нее из-под лап.
   Сверху раздались довольные крики:
   — Смотрите, дети! Это — сасарук, лошадь-каннибал северных степей! Посмотрите на эти клыки, эти когти! Ни один всадник не сможет ни поймать ее, ни спастись от нее, потому что она с одинаковым удовольствием сожрет и жеребца, и всадника!
   Конан в отчаянии выскочил на утоптанную арену. Зверь слишком быстро двигался на открытом пространстве, и не было способа подставить ему ножку. Скорее уж самого Конана загонят в угол. Из-за бессчетных насмешек и шуточек зрителей Конан раньше и не задумывался, что станет делать, нос к носу столкнувшись с чудовищем. Лабиринт с его прямыми углами и смертоносными тупиками был единственной надеждой пирата.
   И вот Конан побежал назад, туда, откуда пришел, чувствуя горячее дыхание чудовища, преследующего его. Каждый резкий поворот давал человеку выигрыш на одно мгновение, так как твари требовалось чуть больше времени, чтобы развернуться на полной скорости. Добравшись до развилки, Конан мысленно нарисовал карту лабиринта. Все ходы, где он побывал, заканчивались смертоносными ловушками. Киммериец знал, что, скорее всего, в лабиринте нет прохода, который описывал бы безопасный круг, чтобы можно было постоянно убегать от погони. Теперь его единственным желанием стало хоть на несколько секунд вырваться из поля зрения сасарука… и он метнулся в боковой коридор, на краткое мгновение приведя зверя в замешательство.
   Потом раздался взрыв аплодисментов и одобрительных криков. Смертоносной ловушкой встал впереди палисад. Конан уже почти вернулся назад, к месту старта. Оба прохода, лежавшие перед ним, оканчивались тупиками, а зверь сопел и топал в каких-нибудь десяти шагах у него за спиной. Пригнувшись, Конан прыгнул на полотно в том месте, где уже пытался подниматься, и полез наверх, перебирая руками.
   Свист и крики неодобрения раздались сверху. Вниз, в спину Конана полетели камни. Некоторые из них попали в цель. Стрелы просвистели, но далеко от него. Они соскользнули вниз по полотну. Должно быть, лучники боятся попасть в сасарука, решил Конан. Чудовище фыркало у него за спиной, собираясь встать на дыбы и стащить Конана вниз.
   С проворством матроса, умеющего обращаться с парусами, пират оттолкнулся от натянутой ткани. Описав широкую дугу, он рухнул прямо на своего преследователя. Приземлившись на спину чудовища, Конан едва не свалился наземь. В отчаянии он стиснул колени, для того чтобы сохранить преимущество… Обеими руками глубоко впившись в красную длинную гриву, он использовал все свое мастерство наездника.
   Сасарук ужасно заржал и, встав на дыбы, кинулся прочь, раздирая когтями грубую ткань стен. Конан заметил, что, как и любая настоящая лошадь, эта тварь не может дотянуться копытами до спины, хотя и отчаянно пытается. Чудовище нырнуло, потом безумно взвилось вверх, подскакивая и мечась налево и направо, ударяя о матерчатые стены.
   Конан сжался и вцепился в гриву что есть сил, обнаружив, что ехать без седла на этом скакуне сложнее, чем на неоседланном диком заморийском жеребце. Длинными когтями зверь выделывал замысловатые резкие движения. Обезумев, он отскочил от стены, а потом взлетел вверх по другой полотняной стене лабиринта на половину ее высоты, швыряя всадника из стороны в сторону, в то время как тот пытался удержаться.
   Покружив по лабиринту, сасарук повернул огромную голову и уставился налитым кровью глазом на Конана. Его острые как бритвы клыки были покрыты красной пеной. Тварь боролась с наездником и скрежетала зубами.
   Человек и зверь некоторое время созерцали друг друга почти бесстрастно. Но потом, после того как Конан понял, что ужасная тварь еще не объезжена, он потянулся вперед и впился зубами в волосатое ухо чудовища.
   Рев сасарука был оглушительным. Зверь попытался рывком освободиться от впившихся в него зубов и рванулся вперед. Он вцепился в одно из полотен ткани всеми четырьмя лапами. Материя прогнулась под его весом. Раздался треск, и деревянная подпорка, на которой висела веревка, поддерживающая полотно ткани, рухнула, потащив за собой секцию частокола.
   Сверху раздались жалкие крики гирканийцев. Некоторые из зрителей повалились, отчаянно цепляясь за падающий частокол, или головой вперед перелетели через него, оказавшись в лабиринте. Сасарук, пойманный в ловушку тканью и веревкой, брыкался и молотил лапами с дикой яростью. Наконец он освободился и обрушил весь свой вес на следующую матерчатую стену, что лишь ускорило падение секции частокола. Она обрушилась с громким, глухим стуком и новым всплеском криков, открыв широкий выход из лабиринта.
   Сасарук, взбешенный тем, что Конан по-прежнему сидел на нем, вцепившись в гриву и сжав коленями его тело, бросился вперед. Он ржал и рыл землю когтями, прокладывая кровавый путь через жалкие ряды гирканийцев, слетевших со стены. За частоколом паслось стадо не стреноженных лошадей. Через несколько секунд лошадь-каннибал оказалась среди них. Чудовище било и рвало тела животных. От ударов его когтей потоки яркой крови ударили в небо. Адские крики чудовища звучали насмешливо, и вопя отзывались его жертвы.
   Испуганные лошади стали вставать на дыбы, молотя копытами все подряд. Конан спрыгнул со спины сасарука и выбрал себе робкую чалую, которая металась из стороны в сторону и ржала. Она оказалась невредимой, и у нее к седлу были приторочены лук, колчан и полные седельные сумки. Рывком освободив поводья, Конан прыгнул в седло и направил животное прочь от разбушевавшегося чудовища.
   Пригнувшись пониже на тот случай, если в него станут стрелять из луков, он ударил пятками под ребра кобылы и погнал ее назад к частоколу. Там, в толпе, рассыпавшейся во все стороны от пролома, был вождь Клана Анталла. Он остался без защиты. Одной рукой он держал Филиопу.