Дэн на мгновение опустил голову.
— Мел, — медленно проговорил он, — я хотел бы тебе кое-что сказать. И пожалуйста, пойми меня правильно. Я твой муж. И я люблю тебя как никто другой, если бы ты не отгораживалась от моей любви. Но я хочу сказать тебе как человек человеку. Провались они пропадом, твой дед, дядюшка Лайонел, тетушка Эстер с тетушкой Гарриет и со всеми твоими кузинами, черт знает, как их зовут, со всей их проклятой мудростью! Мне до чертиков надоели твои родственники, которые давным-давно уже на том свете!
— Спокойно! — остановил его Кент, и Дэн мрачно побрел к окну. — Все это действует нам на нервы…
— Наверное, — согласился Дэн. — Прости, Мел. Только я много бы дал, чтобы снова услышать, как ты смеешься. Так что же мы имеем?
— Если ты сможешь удовлетворить интерес Хэдли к тому, где находился с момента своего приезда в одиннадцать утра и до без четверти двенадцать…
— В библиотеке, — сразу ответил Дэн. — Я рылся в книгах, гадая, куда подевались все остальные и какого черта мы сюда приехали.
— Ты не имеешь в виду кабинет Гэя?
— Нет, нет! Я говорю про библиотеку. Она в другом конце дома.
— И ты говоришь, что Гарви пошел за сигаретами. Когда он ушел?
— Почти сразу после нашего приезда. Он вышел вместе с водителем, который нас привез. Так что он в стороне от этого дела. И на этот раз.
Оба взглянули на Франсин, которая хранила необычное молчание.
— Надеюсь, Крис, — проговорила она, не отрывая задумчивого взгляда от огня, — ты меня не подозреваешь. Я всем рассказала о твоих подозрениях в отношении Хардвика. Так что, думаю, никто не находится в безопасности.
— Я и не думал об этом. — Он хотел сказать, что вчера вечером он не смог во всем разобраться, когда они оба готовы были говорить, а потом между ними встала эта стена ее настроения. Но он говорил не об этом. — Через минуту тебя будет допрашивать полиция…
— О да! Я была здесь, между своей прежней комнатой и этой гостиной. Я вообще не спускалась вниз.
— А ты, Мелитта?
— Я принимала ванну.
Наступило молчание.
— Ты принимала ванну? — спросил Дэн. — Кажется, каждый раз, когда случается нечто подобное, ты принимаешь ванну. Когда, то есть где?
На этот раз она засмеялась, искренне и по-прежнему весело.
— Но, дорогой, обычно я делаю это только в одном месте. Хотя, помню, когда мы поженились, то мылись в бочке с водой и каждый раз выдергивали перо из хвоста попугая, чтобы решить, чья очередь. Конечно, я была в ванной. Ты так рано поднял нас в гостинице, я не успела принять там душ. Я позвонила горничной, не то Летти, ни то Элис. Нет, кажется, Летти… и она приготовила для меня ванну. Это было сразу после нашего приезда. Я знаю, потому что она только что закончила убираться в ванной и несла туда свежие полотенца, когда я попросила ее включить воду.
— Тогда… — начал Кент. — А сколько времени ты провела в ванной?
— Думаю, не меньше сорока пяти минут. — Мелитта наморщила лоб, вспоминая. — Во всяком случае, я меняла воду. А потом эти очаровательные часы на церкви, их слышно из дома. Они пробили половину двенадцатого, а потом еще четверть, прежде чем я вышла из ванны…
— Ты пользовалась полотенцем?
— Спросил бы еще о чем-нибудь! Разумеется, даже двумя. И там не было этой фотографии.
Кент медленно проговорил:
— Мы прибыли сюда ровно в двенадцать по этим часам. Мы слышали их бой. Гэй встретил нас в дверях, держа фото. Он сказал, что обнаружил его в ванной…
— Это точно, что вы прибыли ровно в двенадцать, — прервала его Франсин. — Я сидела у окна и видела вас. И видела, как он стоял вон там, пряча фотографию за спиной. Но я не спустилась вниз спросить. Я не хотела, чтобы мне сказали, что это не мое дело.
— Постойте! — Кент чувствовал себя словно под гипнозом. — Гэй сказал, что нашел ее десять минут назад. Точнее, его же словами, «не больше десяти минут назад».
Мелитта вновь погладила юбку на коленях.
— Ну, мне не хотелось бы дурно отзываться о ком-то, но ты помнишь, Крис, и ты, Дэн, я вас предупреждала. Может, он и нашел ее в ванной, но я не понимаю, как он мог это сделать. Потому что я вылезла из ванны только в сорок пять минут двенадцатого, сейчас мне кажется, именно потому, что часы пробили уже три четверти часа. А потом вытерлась, привела в порядок ванну и открыла окно, чтобы выпустить пар, и, фактически, я только что оделась, как видишь.
Дэн изменился в лице:
— Ты думаешь, старый черт сам это написал?
— Лично я думаю, — решительно сказал Кент, — стоит поскорее спуститься вниз. И пусть Мелитта все это расскажет, пока они не подумали, что мы здесь сидим и придумываем, что сказать. Есть что-то чертовски странное в том, что все здесь делали это утро. Поведение Гэя вызывает удивление. И Хэдли тоже. У него свое на уме. Он не возражал, чтобы я нашел вас и все вам рассказал. Собственно, он даже велел мне это сделать, хотя мне казалось, что он должен неожиданно задать вам все эти вопросы и посмотреть, как вы себя поведете. Говорю вам, происходит что-то такое, чего мы не знаем. И меня это бесит.
Через две минуты Кент узнал, в чем дело.
Глава 15
Глава 16
— Мел, — медленно проговорил он, — я хотел бы тебе кое-что сказать. И пожалуйста, пойми меня правильно. Я твой муж. И я люблю тебя как никто другой, если бы ты не отгораживалась от моей любви. Но я хочу сказать тебе как человек человеку. Провались они пропадом, твой дед, дядюшка Лайонел, тетушка Эстер с тетушкой Гарриет и со всеми твоими кузинами, черт знает, как их зовут, со всей их проклятой мудростью! Мне до чертиков надоели твои родственники, которые давным-давно уже на том свете!
— Спокойно! — остановил его Кент, и Дэн мрачно побрел к окну. — Все это действует нам на нервы…
— Наверное, — согласился Дэн. — Прости, Мел. Только я много бы дал, чтобы снова услышать, как ты смеешься. Так что же мы имеем?
— Если ты сможешь удовлетворить интерес Хэдли к тому, где находился с момента своего приезда в одиннадцать утра и до без четверти двенадцать…
— В библиотеке, — сразу ответил Дэн. — Я рылся в книгах, гадая, куда подевались все остальные и какого черта мы сюда приехали.
— Ты не имеешь в виду кабинет Гэя?
— Нет, нет! Я говорю про библиотеку. Она в другом конце дома.
— И ты говоришь, что Гарви пошел за сигаретами. Когда он ушел?
— Почти сразу после нашего приезда. Он вышел вместе с водителем, который нас привез. Так что он в стороне от этого дела. И на этот раз.
Оба взглянули на Франсин, которая хранила необычное молчание.
— Надеюсь, Крис, — проговорила она, не отрывая задумчивого взгляда от огня, — ты меня не подозреваешь. Я всем рассказала о твоих подозрениях в отношении Хардвика. Так что, думаю, никто не находится в безопасности.
— Я и не думал об этом. — Он хотел сказать, что вчера вечером он не смог во всем разобраться, когда они оба готовы были говорить, а потом между ними встала эта стена ее настроения. Но он говорил не об этом. — Через минуту тебя будет допрашивать полиция…
— О да! Я была здесь, между своей прежней комнатой и этой гостиной. Я вообще не спускалась вниз.
— А ты, Мелитта?
— Я принимала ванну.
Наступило молчание.
— Ты принимала ванну? — спросил Дэн. — Кажется, каждый раз, когда случается нечто подобное, ты принимаешь ванну. Когда, то есть где?
На этот раз она засмеялась, искренне и по-прежнему весело.
— Но, дорогой, обычно я делаю это только в одном месте. Хотя, помню, когда мы поженились, то мылись в бочке с водой и каждый раз выдергивали перо из хвоста попугая, чтобы решить, чья очередь. Конечно, я была в ванной. Ты так рано поднял нас в гостинице, я не успела принять там душ. Я позвонила горничной, не то Летти, ни то Элис. Нет, кажется, Летти… и она приготовила для меня ванну. Это было сразу после нашего приезда. Я знаю, потому что она только что закончила убираться в ванной и несла туда свежие полотенца, когда я попросила ее включить воду.
— Тогда… — начал Кент. — А сколько времени ты провела в ванной?
— Думаю, не меньше сорока пяти минут. — Мелитта наморщила лоб, вспоминая. — Во всяком случае, я меняла воду. А потом эти очаровательные часы на церкви, их слышно из дома. Они пробили половину двенадцатого, а потом еще четверть, прежде чем я вышла из ванны…
— Ты пользовалась полотенцем?
— Спросил бы еще о чем-нибудь! Разумеется, даже двумя. И там не было этой фотографии.
Кент медленно проговорил:
— Мы прибыли сюда ровно в двенадцать по этим часам. Мы слышали их бой. Гэй встретил нас в дверях, держа фото. Он сказал, что обнаружил его в ванной…
— Это точно, что вы прибыли ровно в двенадцать, — прервала его Франсин. — Я сидела у окна и видела вас. И видела, как он стоял вон там, пряча фотографию за спиной. Но я не спустилась вниз спросить. Я не хотела, чтобы мне сказали, что это не мое дело.
— Постойте! — Кент чувствовал себя словно под гипнозом. — Гэй сказал, что нашел ее десять минут назад. Точнее, его же словами, «не больше десяти минут назад».
Мелитта вновь погладила юбку на коленях.
— Ну, мне не хотелось бы дурно отзываться о ком-то, но ты помнишь, Крис, и ты, Дэн, я вас предупреждала. Может, он и нашел ее в ванной, но я не понимаю, как он мог это сделать. Потому что я вылезла из ванны только в сорок пять минут двенадцатого, сейчас мне кажется, именно потому, что часы пробили уже три четверти часа. А потом вытерлась, привела в порядок ванну и открыла окно, чтобы выпустить пар, и, фактически, я только что оделась, как видишь.
Дэн изменился в лице:
— Ты думаешь, старый черт сам это написал?
— Лично я думаю, — решительно сказал Кент, — стоит поскорее спуститься вниз. И пусть Мелитта все это расскажет, пока они не подумали, что мы здесь сидим и придумываем, что сказать. Есть что-то чертовски странное в том, что все здесь делали это утро. Поведение Гэя вызывает удивление. И Хэдли тоже. У него свое на уме. Он не возражал, чтобы я нашел вас и все вам рассказал. Собственно, он даже велел мне это сделать, хотя мне казалось, что он должен неожиданно задать вам все эти вопросы и посмотреть, как вы себя поведете. Говорю вам, происходит что-то такое, чего мы не знаем. И меня это бесит.
Через две минуты Кент узнал, в чем дело.
Глава 15
Правило дуэли
Когда Кент уже хотел открыть дверь на верхней площадке лестницы, ведущей в кабинет сэра Гайлса, он услышал голос Хэдли и застыл на месте. Хэдли говорил спокойно и бесстрастно, будто обсуждал деловой вопрос.
Дверь оставалась слегка приоткрытой, и он увидел их сверху, как в театре, даже ближе, так что были заметны каждое движение и взгляд. Он видел коричневый ковер с поблекшим от времени узором из роз. За люстрой виднелась голова Хэдли, который сидел у камина спиной к Кенту. Напротив него расположился в кресле сэр Гайлс Гэй, приподняв руки и сомкнув кончики пальцев, словно рассматривая их. Два типичных бизнесмена, обсуждающих важный вопрос. Пламя камина ярко освещало лицо Гэя, его встревоженные глаза. Доктора Фелла не было. За стенами дома бушевал ветер; из дальних комнат доносился запах горячей еды.
— И пока мы одни, — говорил Хэдли, — я хотел бы сказать вам кое-что из того, что мне известно.
Кенту не понадобилось жестикулировать, чтобы остановить друзей, которые шли за ним по пятам. Все остановились и стали прислушиваться.
Гэй слегка кивнул.
— Вы только что прослушали показания вашей горничной, Элис Уэймисс, верно?
Гэй опять кивнул.
— Вы слышали, как она сказала, что ящик вашего бюро, где находились фотографии, вы всегда держите запертым?
— Слышал.
— Это правда?
— Видите ли, господин полицейский, Элис нет дела до того, открыт или заперт ящик. Если ей это известно, значит, ставится под вопрос мое доверие к ней. Вы сами видите, что сейчас ящик не заперт.
Хэдли наклонился вперед:
— У вас есть ключ от этого ящика, сэр Гайлс?
— Наверное, где-то есть.
— А случайно, он сейчас не в правом кармане ваших брюк?
Гэй не стал ни отрицать, ни подтверждать, просто слегка покачивал головой, словно на этот вопрос не требовалось ответа.
— Вы также слышали, что сказала ваша вторая горничная, Летти Кинг. Она сказала, что вскоре после одиннадцати приготовила ванну для миссис Рипер. Миссис Рипер оставалась там до без пяти минут двенадцать — она точно это знает, поскольку ждала, когда она выйдет, чтобы привести ванну в порядок.
Казалось, хозяин дома немного растерялся.
— Естественно. Я ничего не отрицаю. Когда я сказал вам, что нашел фотографию в течение последних десяти минут, наверное, мне следовало посмотреть на часы. Может, мне нужно было сказать «пять минут» вместо десяти. Но я не взглянул на часы. Я спустился вниз и спросил Летти, была ли фотография в ванной, когда она приносила туда полотенца.
— Следовательно, вы считаете, что фото положила туда миссис Рипер?
— Ну, ну! — несколько разочарованный, воспротивился Гэй. — Ничего подобного я не считаю. К сожалению, я не знаю, кто это сделал. Чтобы подложить снимок, хватит и десяти секунд, если угодно. И сделать это можно было после того, как оттуда вышла миссис Кент, или в любое другое время.
Когда Хэдли, помолчав, снова заговорил, в его голосе слышались веселые нотки, хотя слышать их было не очень приятно.
— Сэр Гайлс, неужели вы думаете, что все, кто вам противостоит, слепы? Не думаете же вы, что мы были слепцами с самого начала этого расследования? У меня есть указания не беспокоить вас больше необходимого. Вы знаете, что к вам всегда благоволили. Поэтому я не решался сказать вам это, пока у меня не накопилось достаточно сведений, чтобы потревожить вас. Но после вашего утреннего представления у меня нет иного выхода. Дело в том, что вы наговорили много лжи.
— С какого момента? — полюбопытствовал тот.
— Со вчерашнего дня. Но мы начнем со дня сегодняшнего. Ваш рассказ об обезьяньем хвосте, приколотом к двери комнаты, предназначенной для Фелла, — это чушь, выдумка. Не пытайтесь отрицать. Вы говорили своим гостям, что сегодня вечером ожидаете доктора Фелла или меня? Подумайте, прежде чем отвечать. Они вспомнят, имейте в виду.
— Нет, кажется, не говорил.
— Конечно, не говорили… сэр. Тогда откуда они могли знать, что он вообще приедет сюда, не говоря уже о том, какую комнату вы ему выделили?
Этот резонный вопрос заставил Гэя покраснеть, хотя он старался поддерживать дух деловой беседы.
— Думаю, все знали, — без колебаний ответил он, — что вы сюда приедете. Как вам известно, в доме восемь комнат. Остальные гости должны были занять свои прежние комнаты, и, разумеется, я никому бы не предложил комнату, где убили мистера Кента. Так что оставалось только две. Здесь ошибиться трудно. Впрочем, возможно, обезьяний хвост предназначался для вас.
— Скажите между нами, вы все еще настаиваете на этой ерунде?
— Не может быть никаких «между нами»! Вы сами все поймете. Но я как раз говорю правду.
В камине горел уголь. Он потрескивал и вспыхивал, бросая неровные отблески на спокойное, заинтересованное лицо Гэя. Хэдли подался вперед, подняв фотографию:
— Давайте обратимся к этой надписи на обороте. Даже не прибегая к услугам почеркиста, мы можем сказать, что она сделана той же рукой, что и слова «Мертвая женщина» в гостинице. Вы согласны? И я тоже. Была ли эта надпись сделана сегодня, между одиннадцатью и двенадцатью часами?
— Очевидно.
— Нет, не очевидно. Это определенно, сэр Гайлс, — возразил Хэдли. — Это заметил Фелл — помните, он поскреб чернила? Этой густой туши требуется много времени, чтобы высохнуть. А надпись не просто высохла — стоило ее потрогать, как кусочки туши отваливались. Вы сами видели. Надпись была сделана неделю назад, если не больше.
И снова Гэй не был поколеблен. Проблески злости показались у него в глазах, Кент вспомнил нечто подобное, когда у него возникло странное впечатление человека, недовольного своим ударом по мячу. Но сэр Гайлс продолжал рассматривать свои сцепленные пальцы.
— Я высказал свое мнение, друг мой.
— Я указываю на факты… сэр. Если фотография действительно была надписана только сегодня утром, то какой смысл рвать все снимки и заливать их тушью? Но она сделана не сегодня. Пока что, как я понимаю, мы с доктором Феллом имеем разное мнение по данному случаю. Но что касается истории с фотографией, здесь мы друг с другом согласны. Переходим к другому. Ваша горничная клянется, что вы постоянно запираете этот ящик. Вы же настаиваете на том, что он всегда открыт. Все ясно. Но когда вас попросили открыть его и показать фотографии, вы машинально потянулись к карману, прежде чем вспомнили, что ящик должен быть отперт. Затем вы пошарили рукой в ящике — слишком нарочито, — чтобы измазать ее в красной туши и показать нам, как это для вас неожиданно. Любой другой сначала заглянул бы в него. Вы этого не сделали. Мне известны два взломщика и один сумасшедший, которые допустили подобную ошибку.
Немного подумав, Гэй скрестил ноги и поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее.
— Вы уже поговорили, — пробомотал он, — теперь моя очередь. Вы обвиняете меня в том, что все подстроил именно я? Что я подложил фотографию в стопку полотенец, я разорвал фотографии в своем собственном ящике и залил их тушью?
— Да, тушь была свежей.
— Совершенно верно. Тогда меня обвиняют в безумии? Потому что в вашем обвинении есть две стороны, и они не соответствуют друг другу. Сначала вы настаиваете, что все это сделал я примерно час назад. Затем вы резко изменяете направление размышлений и утверждаете, что надпись сделана не меньше недели назад. Что же тогда верно? Я попытаюсь принять ваши обвинения, мистер Хэдли, если сумею их понять.
— Хорошо. Для начала…
— Минутку. Кстати, вероятно, я обвиняюсь и в том, что украл двенадцать шиллингов из собственного кошелька?
— Нет. Вы действительно удивились, когда обнаружили это. Ваше поведение в тот момент отличалось от прежнего.
— А, значит, вы признаете, что к ящику имел доступ кто-то еще? До сих пор вы исходили из уверенности, что ключи от ящика есть только у меня. Простите, что я цепляюсь за такие мелочи, — Гэй обнажил в язвительной улыбке кончики искусственных зубов, — но, поскольку вы не выдвигаете иного основания для своих предположений, мне хочется, чтобы вы по крайней мере были последовательны.
Хэдли снова сменил тон. Не хотелось бы Кенту сейчас сидеть перед ним и смотреть ему в глаза.
— Я приведу одно обоснование, сэр Гайлс, недоверия к вашим словам. Вы были знакомы с миссис Джозефиной Кент, когда четыре года назад она приезжала в Лондон. В то время она была известна как Джозефина Паркес.
— Согласен, уже кое-что. Если вы считаете это правдой. Но что заставляет вас думать, что она бывала в Англии? Вы слышали, как ее друзья и родственники утверждали, что она никогда в жизни не покидала Южную Африку.
— Да, — мрачно подтвердил Хэдли, — я слышал. Еще они утверждали, что она никогда не путешествовала, терпеть не могла никаких поездок и что даже небольшая поездка по Южной Африке делала ее больной. Но вчера я увидел ее дорожный сундук — мое внимание к нему привлек Фелл. Вы видели этот сундук?
— Нет.
— Думаю, видели. Это старый, потертый сундук. Судя по надписям на нем, он давно и хорошо служил своей хозяйке. Этот сундук точно принадлежал миссис Кент. Он не достался ей по наследству от прежнего хозяина, любителя путешествовать. На боку сундука было написано ее девичье имя, Джозефина Паркес. Буквы выцвели и осыпались, как немного одряхлел и сам сундук; надпись пропутешествовала столько же времени, сколько и сам сундук. Вы понимаете, к чему я веду. Этим сундуком пользовалась она сама.
Кент обернулся и посмотрел на Дэна, который с виноватым видом заглядывал в кабинет. Кент слышал дыхание Дэна. Никто не прятал глаз, устыдившись своего занятия, все слушали. И Кент отчетливо вспомнил ту надпись на старом сундуке.
— Мы также слышали, как тяжело Джозефина переносила поезда и корабли, хотя она одна из немногих отлично перенесла качку во время теперешнего переезда в Англию. Ладно, это не важно. Но нам сказали, что три года назад эта женщина неожиданно оказалась в Йоханнесбурге. По ее словам, она приехала из своего дома, который находился в Родезии. Всех удивило, что она располагала большими средствами, которые, опять же по ее заявлению, «унаследовала» от родителей, которые уже умерли…
— Но…
— Минутку, сэр Гайлс. Это стоило уточнить, что я и сделал. У меня был ее паспорт или, точнее, общий паспорт на мистера и миссис Родни Кент. Вчера ночью я послал телеграмму в Преторию и получил ответ. Для того чтобы получить этот паспорт, ей нужно было предъявить предыдущий паспорт Южно-Африканского союза за номером 45 695, выписанный на имя мисс Джозефины Паркес. — Хэдли неторопливо открыл кейс и заглянул в свои записи. — У меня здесь записан штемпель, который на нем проставили при въезде.
Четыре года назад в сентябре она высадилась в Саутгемптоне. Затем в разное время совершила поездки во Францию, даты указаны. Но ее постоянное место жительства было в Англии, откуда она уехала через год, в декабре, и в январе прибыла в Кейптаун. Вы удовлетворены?
Гэй слегка покачал головой, словно восхищаясь чем-то:
— Конечно, я не стану отрицать эти факты. Но какое это имеет отношение ко мне?
— Она приехала в Англию, чтобы встретиться с вами.
— Гм… Вы можете доказать?
— Я уже сделал это. Вот документы. Тогда, если помните, вы были товарищем министра Союза, и вы должны это признать. Миссис Кент заявила, что хочет устроиться на работу. Ей дали форму для заявления. Она важно написала в ней — вот этот бланк — «Встретиться с моим другом сэром Гайлсом Гэем, который устроил мне работу». Не желаете взглянуть? Мне переслали ее вчера вечером из Южной Африки.
— Интересно, мой друг, представляете ли вы себе, сколько людей проходило через мой офис в то время?
— Значит, вы не были ее другом?
— Нет, не был. Эту женщину я в жизни не видел.
— Тогда посмотрите сюда. Мне сказали, что это очень необычный документ, личное приглашение. На бланке написано: «Личное собеседование, удовлетворительно» — написано и подписано лично вами. Вы признаете, что это ваш почерк?
Гэй не взял документ, который Хэдли протягивал ему. Он резко встал и начал расхаживать под книжными полками. Огонь в камине угасал, в кабинете сгущались сумерки. Остановившись возле коробки с сигарами, Гэй побарабанил по ее крышке, затем поднял ее и достал сигару. Он казался скорее задумчивым, чем встревоженным. Не оборачиваясь, старик обронил:
— Дайте подумать… Вы считаете, будто до приезда компании Рипера я знал, что некая миссис Джозефина Кент на самом деле мисс Джозефина Паркес?
— Может, знали, а может, и нет. У нее изменилась фамилия.
— И все-таки я должен был знать, кто она такая? У меня были эти фотографии, недавно присланные мне Рипером.
Хэдли помолчал, прежде чем ответить.
— Да, у вас были фотографии, сэр Гайлс. Вот почему их понадобилось разорвать и до неузнаваемости залить красной тушью.
— Признаюсь, я не понимаю.
— Я хочу сказать, — слегка повысил голос Хэдли, — что фотографии, присланные мистером Рипером, были не единственными в этом ящике. В вашем альбоме было много старых снимков, принадлежащих лично вам. Полагаю, на некоторых вы засняты вместе с миссис Кент. Вот почему они должны были исчезнуть.
Гэй с треском захлопнул крышку ящичка и повернулся:
— Черт побери вашу изобретательность! Все очень умно, очень красиво и вместе с тем — совершенно неверно. Каким бы я ни был, я же не какой-то лунатик. Ваша теория не выдерживает критики, мой друг. Если вы говорите правду, у меня была не одна неделя, чтобы заранее их уничтожить. А вы считаете, что я ждал до сегодняшнего утра, затем нарочно вышел из себя, чтобы привлечь ваше внимание. Как вы это объясните?
— Я жду, когда вы сами объясните.
— То есть вы этого сделать не можете, верно? Тогда возьмем фотографию с угрожающей надписью на обороте. Вы утверждаете, что тушь сохла целую неделю. И при этом якобы я воспользовался ею по каким-то причинам, которые я не постигаю. У вас есть еще что-нибудь?
Очевидно, он уже достаточно оправился после напряжения, вызванного внезапной атакой, и начал сопротивляться. Но, отрезая кончик сигары, он едва не поранил палец. Хэдли сохранял полное спокойствие.
— Есть. Прошлой ночью нам пришлось усердно потрудиться. Следуя этой нити расследования, сержант Беттс ездил в Дорсет повидать тетушек миссис Кент. Пока что мы можем их исключить. Они действительно никогда раньше ее не видели. Джозефина не сочла нужным навестить их в свой предыдущий приезд в Англию. Видимо, у нее были другие дела. Но их существование оказалось ей очень на руку. Когда она захотела избежать встречи с вами и поддержать свою теорию, что никогда не была в Англии, она решила остановиться у них…
— Провались все пропадом! — драматически воскликнул Гэй, словно действительно потрясенный. — Зачем ей вообще делать вид, что она никогда не была в Англии? Ответьте! Если можете. Она что, совершила преступление? Кроме того, вы забываете, что мы с ней встречались позавчера вечером.
— В тот вечер, когда она была убита, — согласился Хэдли, словно просто подтверждал факт. — Да. Я сказал, что у меня есть еще кое-какие факты. Когда миссис Кент находилась у тетушек, она получила два письма, отправленных отсюда. Одно было от ее мужа — его почерк старушки уже знали. Второе написано неизвестным им почерком.
— Письма, конечно, у вас?
— У нас имеется письмо Родни Кента. Второе она уничтожила. Почему? Но она ответила на оба письма. — Хэдли подался вперед. — Сэр Гайлс, я полагаю, что вы узнали миссис Кент по снимкам, которые прислал вам мистер Рипер. Ничего удивительного в том, что она возражала против поездки в Англию. Затем вы написали, что готовы встретиться с ней как с незнакомкой. В тот вечер вы так и сделали.
Гэй раскурил сигару.
— Вы набрасываетесь на меня с обвинением в бессмысленных шутках. Где-то в процессе вашего расследовании вы сбились с пути. Мне начинает казаться, что вы обвиняете меня в убийстве. — Гэй вытянул руки вперед и сплел пальцы, неприятно хрустнув ими, и продолжал говорить с сигарой во рту: — Господи, да неужели вы думаете, что я… — Его пальцы разжались и снова стиснулись в кулак. — Я взял и убил этих двух невинных… — Он закончил глубоким воплем. — Но это нелепо, чудовищно!
— Сэр Гайлс, я попросил вас объяснить некоторые факты. До сих пор вы не ответили ни на один вопрос. Если вы так и не ответите на них, мне придется просить вас поехать со мной в Лондон для дальнейшего расследования. А вы знаете, что это означает.
В конце комнаты Кент видел белую дверь в переднюю гостиную. Снаружи вдруг кто-то заколотил в нее. Кент знал, почему это его напугало. Это был первый признак жизни, громкий стук, который нарушил призрачную тишину дома. Стук в дверь был не очень громким, но в окутанном тишине доме показался тяжелым и настойчивым. Из-за двери донесся голос Гарви Рейберна. Он задавал вопросы и сам на них отвечал.
«Тук-тук!» — говорил Рейберн. «Кто там?» — «Джек». — «Какой Джек?» — «Джек Кетч».
Рейберн внезапно открыл дверь и усмехнулся:
— Простите, я понимаю, шутка глупая и выходит за рамки моих правил, но я только что из паба и подумал, что вы поймете.
Гэй покрылся мертвенной бледностью. Остальные не стали ждать, что скажет Рейберн, который был слегка навеселе, когда увидит Хэдли. За спиной Кента раздался хриплый шепот Дэна:
— Давайте уйдем отсюда.
Никто из них не обращал внимания на ароматный запах жареного ягненка, когда они возвращались по черной лестнице через верхний коридор. Мелитта и Франсин повернули первыми. Все ступали на цыпочках, словно воры. Впрочем, таковым себя и чувствовал Кент. И первое, на что они наткнулись, удирая с наблюдательного поста, что высилось в коридоре, как бы преграждая им путь, была объемистая туша доктора Фелла.
Дверь оставалась слегка приоткрытой, и он увидел их сверху, как в театре, даже ближе, так что были заметны каждое движение и взгляд. Он видел коричневый ковер с поблекшим от времени узором из роз. За люстрой виднелась голова Хэдли, который сидел у камина спиной к Кенту. Напротив него расположился в кресле сэр Гайлс Гэй, приподняв руки и сомкнув кончики пальцев, словно рассматривая их. Два типичных бизнесмена, обсуждающих важный вопрос. Пламя камина ярко освещало лицо Гэя, его встревоженные глаза. Доктора Фелла не было. За стенами дома бушевал ветер; из дальних комнат доносился запах горячей еды.
— И пока мы одни, — говорил Хэдли, — я хотел бы сказать вам кое-что из того, что мне известно.
Кенту не понадобилось жестикулировать, чтобы остановить друзей, которые шли за ним по пятам. Все остановились и стали прислушиваться.
Гэй слегка кивнул.
— Вы только что прослушали показания вашей горничной, Элис Уэймисс, верно?
Гэй опять кивнул.
— Вы слышали, как она сказала, что ящик вашего бюро, где находились фотографии, вы всегда держите запертым?
— Слышал.
— Это правда?
— Видите ли, господин полицейский, Элис нет дела до того, открыт или заперт ящик. Если ей это известно, значит, ставится под вопрос мое доверие к ней. Вы сами видите, что сейчас ящик не заперт.
Хэдли наклонился вперед:
— У вас есть ключ от этого ящика, сэр Гайлс?
— Наверное, где-то есть.
— А случайно, он сейчас не в правом кармане ваших брюк?
Гэй не стал ни отрицать, ни подтверждать, просто слегка покачивал головой, словно на этот вопрос не требовалось ответа.
— Вы также слышали, что сказала ваша вторая горничная, Летти Кинг. Она сказала, что вскоре после одиннадцати приготовила ванну для миссис Рипер. Миссис Рипер оставалась там до без пяти минут двенадцать — она точно это знает, поскольку ждала, когда она выйдет, чтобы привести ванну в порядок.
Казалось, хозяин дома немного растерялся.
— Естественно. Я ничего не отрицаю. Когда я сказал вам, что нашел фотографию в течение последних десяти минут, наверное, мне следовало посмотреть на часы. Может, мне нужно было сказать «пять минут» вместо десяти. Но я не взглянул на часы. Я спустился вниз и спросил Летти, была ли фотография в ванной, когда она приносила туда полотенца.
— Следовательно, вы считаете, что фото положила туда миссис Рипер?
— Ну, ну! — несколько разочарованный, воспротивился Гэй. — Ничего подобного я не считаю. К сожалению, я не знаю, кто это сделал. Чтобы подложить снимок, хватит и десяти секунд, если угодно. И сделать это можно было после того, как оттуда вышла миссис Кент, или в любое другое время.
Когда Хэдли, помолчав, снова заговорил, в его голосе слышались веселые нотки, хотя слышать их было не очень приятно.
— Сэр Гайлс, неужели вы думаете, что все, кто вам противостоит, слепы? Не думаете же вы, что мы были слепцами с самого начала этого расследования? У меня есть указания не беспокоить вас больше необходимого. Вы знаете, что к вам всегда благоволили. Поэтому я не решался сказать вам это, пока у меня не накопилось достаточно сведений, чтобы потревожить вас. Но после вашего утреннего представления у меня нет иного выхода. Дело в том, что вы наговорили много лжи.
— С какого момента? — полюбопытствовал тот.
— Со вчерашнего дня. Но мы начнем со дня сегодняшнего. Ваш рассказ об обезьяньем хвосте, приколотом к двери комнаты, предназначенной для Фелла, — это чушь, выдумка. Не пытайтесь отрицать. Вы говорили своим гостям, что сегодня вечером ожидаете доктора Фелла или меня? Подумайте, прежде чем отвечать. Они вспомнят, имейте в виду.
— Нет, кажется, не говорил.
— Конечно, не говорили… сэр. Тогда откуда они могли знать, что он вообще приедет сюда, не говоря уже о том, какую комнату вы ему выделили?
Этот резонный вопрос заставил Гэя покраснеть, хотя он старался поддерживать дух деловой беседы.
— Думаю, все знали, — без колебаний ответил он, — что вы сюда приедете. Как вам известно, в доме восемь комнат. Остальные гости должны были занять свои прежние комнаты, и, разумеется, я никому бы не предложил комнату, где убили мистера Кента. Так что оставалось только две. Здесь ошибиться трудно. Впрочем, возможно, обезьяний хвост предназначался для вас.
— Скажите между нами, вы все еще настаиваете на этой ерунде?
— Не может быть никаких «между нами»! Вы сами все поймете. Но я как раз говорю правду.
В камине горел уголь. Он потрескивал и вспыхивал, бросая неровные отблески на спокойное, заинтересованное лицо Гэя. Хэдли подался вперед, подняв фотографию:
— Давайте обратимся к этой надписи на обороте. Даже не прибегая к услугам почеркиста, мы можем сказать, что она сделана той же рукой, что и слова «Мертвая женщина» в гостинице. Вы согласны? И я тоже. Была ли эта надпись сделана сегодня, между одиннадцатью и двенадцатью часами?
— Очевидно.
— Нет, не очевидно. Это определенно, сэр Гайлс, — возразил Хэдли. — Это заметил Фелл — помните, он поскреб чернила? Этой густой туши требуется много времени, чтобы высохнуть. А надпись не просто высохла — стоило ее потрогать, как кусочки туши отваливались. Вы сами видели. Надпись была сделана неделю назад, если не больше.
И снова Гэй не был поколеблен. Проблески злости показались у него в глазах, Кент вспомнил нечто подобное, когда у него возникло странное впечатление человека, недовольного своим ударом по мячу. Но сэр Гайлс продолжал рассматривать свои сцепленные пальцы.
— Я высказал свое мнение, друг мой.
— Я указываю на факты… сэр. Если фотография действительно была надписана только сегодня утром, то какой смысл рвать все снимки и заливать их тушью? Но она сделана не сегодня. Пока что, как я понимаю, мы с доктором Феллом имеем разное мнение по данному случаю. Но что касается истории с фотографией, здесь мы друг с другом согласны. Переходим к другому. Ваша горничная клянется, что вы постоянно запираете этот ящик. Вы же настаиваете на том, что он всегда открыт. Все ясно. Но когда вас попросили открыть его и показать фотографии, вы машинально потянулись к карману, прежде чем вспомнили, что ящик должен быть отперт. Затем вы пошарили рукой в ящике — слишком нарочито, — чтобы измазать ее в красной туши и показать нам, как это для вас неожиданно. Любой другой сначала заглянул бы в него. Вы этого не сделали. Мне известны два взломщика и один сумасшедший, которые допустили подобную ошибку.
Немного подумав, Гэй скрестил ноги и поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее.
— Вы уже поговорили, — пробомотал он, — теперь моя очередь. Вы обвиняете меня в том, что все подстроил именно я? Что я подложил фотографию в стопку полотенец, я разорвал фотографии в своем собственном ящике и залил их тушью?
— Да, тушь была свежей.
— Совершенно верно. Тогда меня обвиняют в безумии? Потому что в вашем обвинении есть две стороны, и они не соответствуют друг другу. Сначала вы настаиваете, что все это сделал я примерно час назад. Затем вы резко изменяете направление размышлений и утверждаете, что надпись сделана не меньше недели назад. Что же тогда верно? Я попытаюсь принять ваши обвинения, мистер Хэдли, если сумею их понять.
— Хорошо. Для начала…
— Минутку. Кстати, вероятно, я обвиняюсь и в том, что украл двенадцать шиллингов из собственного кошелька?
— Нет. Вы действительно удивились, когда обнаружили это. Ваше поведение в тот момент отличалось от прежнего.
— А, значит, вы признаете, что к ящику имел доступ кто-то еще? До сих пор вы исходили из уверенности, что ключи от ящика есть только у меня. Простите, что я цепляюсь за такие мелочи, — Гэй обнажил в язвительной улыбке кончики искусственных зубов, — но, поскольку вы не выдвигаете иного основания для своих предположений, мне хочется, чтобы вы по крайней мере были последовательны.
Хэдли снова сменил тон. Не хотелось бы Кенту сейчас сидеть перед ним и смотреть ему в глаза.
— Я приведу одно обоснование, сэр Гайлс, недоверия к вашим словам. Вы были знакомы с миссис Джозефиной Кент, когда четыре года назад она приезжала в Лондон. В то время она была известна как Джозефина Паркес.
— Согласен, уже кое-что. Если вы считаете это правдой. Но что заставляет вас думать, что она бывала в Англии? Вы слышали, как ее друзья и родственники утверждали, что она никогда в жизни не покидала Южную Африку.
— Да, — мрачно подтвердил Хэдли, — я слышал. Еще они утверждали, что она никогда не путешествовала, терпеть не могла никаких поездок и что даже небольшая поездка по Южной Африке делала ее больной. Но вчера я увидел ее дорожный сундук — мое внимание к нему привлек Фелл. Вы видели этот сундук?
— Нет.
— Думаю, видели. Это старый, потертый сундук. Судя по надписям на нем, он давно и хорошо служил своей хозяйке. Этот сундук точно принадлежал миссис Кент. Он не достался ей по наследству от прежнего хозяина, любителя путешествовать. На боку сундука было написано ее девичье имя, Джозефина Паркес. Буквы выцвели и осыпались, как немного одряхлел и сам сундук; надпись пропутешествовала столько же времени, сколько и сам сундук. Вы понимаете, к чему я веду. Этим сундуком пользовалась она сама.
Кент обернулся и посмотрел на Дэна, который с виноватым видом заглядывал в кабинет. Кент слышал дыхание Дэна. Никто не прятал глаз, устыдившись своего занятия, все слушали. И Кент отчетливо вспомнил ту надпись на старом сундуке.
— Мы также слышали, как тяжело Джозефина переносила поезда и корабли, хотя она одна из немногих отлично перенесла качку во время теперешнего переезда в Англию. Ладно, это не важно. Но нам сказали, что три года назад эта женщина неожиданно оказалась в Йоханнесбурге. По ее словам, она приехала из своего дома, который находился в Родезии. Всех удивило, что она располагала большими средствами, которые, опять же по ее заявлению, «унаследовала» от родителей, которые уже умерли…
— Но…
— Минутку, сэр Гайлс. Это стоило уточнить, что я и сделал. У меня был ее паспорт или, точнее, общий паспорт на мистера и миссис Родни Кент. Вчера ночью я послал телеграмму в Преторию и получил ответ. Для того чтобы получить этот паспорт, ей нужно было предъявить предыдущий паспорт Южно-Африканского союза за номером 45 695, выписанный на имя мисс Джозефины Паркес. — Хэдли неторопливо открыл кейс и заглянул в свои записи. — У меня здесь записан штемпель, который на нем проставили при въезде.
Четыре года назад в сентябре она высадилась в Саутгемптоне. Затем в разное время совершила поездки во Францию, даты указаны. Но ее постоянное место жительства было в Англии, откуда она уехала через год, в декабре, и в январе прибыла в Кейптаун. Вы удовлетворены?
Гэй слегка покачал головой, словно восхищаясь чем-то:
— Конечно, я не стану отрицать эти факты. Но какое это имеет отношение ко мне?
— Она приехала в Англию, чтобы встретиться с вами.
— Гм… Вы можете доказать?
— Я уже сделал это. Вот документы. Тогда, если помните, вы были товарищем министра Союза, и вы должны это признать. Миссис Кент заявила, что хочет устроиться на работу. Ей дали форму для заявления. Она важно написала в ней — вот этот бланк — «Встретиться с моим другом сэром Гайлсом Гэем, который устроил мне работу». Не желаете взглянуть? Мне переслали ее вчера вечером из Южной Африки.
— Интересно, мой друг, представляете ли вы себе, сколько людей проходило через мой офис в то время?
— Значит, вы не были ее другом?
— Нет, не был. Эту женщину я в жизни не видел.
— Тогда посмотрите сюда. Мне сказали, что это очень необычный документ, личное приглашение. На бланке написано: «Личное собеседование, удовлетворительно» — написано и подписано лично вами. Вы признаете, что это ваш почерк?
Гэй не взял документ, который Хэдли протягивал ему. Он резко встал и начал расхаживать под книжными полками. Огонь в камине угасал, в кабинете сгущались сумерки. Остановившись возле коробки с сигарами, Гэй побарабанил по ее крышке, затем поднял ее и достал сигару. Он казался скорее задумчивым, чем встревоженным. Не оборачиваясь, старик обронил:
— Дайте подумать… Вы считаете, будто до приезда компании Рипера я знал, что некая миссис Джозефина Кент на самом деле мисс Джозефина Паркес?
— Может, знали, а может, и нет. У нее изменилась фамилия.
— И все-таки я должен был знать, кто она такая? У меня были эти фотографии, недавно присланные мне Рипером.
Хэдли помолчал, прежде чем ответить.
— Да, у вас были фотографии, сэр Гайлс. Вот почему их понадобилось разорвать и до неузнаваемости залить красной тушью.
— Признаюсь, я не понимаю.
— Я хочу сказать, — слегка повысил голос Хэдли, — что фотографии, присланные мистером Рипером, были не единственными в этом ящике. В вашем альбоме было много старых снимков, принадлежащих лично вам. Полагаю, на некоторых вы засняты вместе с миссис Кент. Вот почему они должны были исчезнуть.
Гэй с треском захлопнул крышку ящичка и повернулся:
— Черт побери вашу изобретательность! Все очень умно, очень красиво и вместе с тем — совершенно неверно. Каким бы я ни был, я же не какой-то лунатик. Ваша теория не выдерживает критики, мой друг. Если вы говорите правду, у меня была не одна неделя, чтобы заранее их уничтожить. А вы считаете, что я ждал до сегодняшнего утра, затем нарочно вышел из себя, чтобы привлечь ваше внимание. Как вы это объясните?
— Я жду, когда вы сами объясните.
— То есть вы этого сделать не можете, верно? Тогда возьмем фотографию с угрожающей надписью на обороте. Вы утверждаете, что тушь сохла целую неделю. И при этом якобы я воспользовался ею по каким-то причинам, которые я не постигаю. У вас есть еще что-нибудь?
Очевидно, он уже достаточно оправился после напряжения, вызванного внезапной атакой, и начал сопротивляться. Но, отрезая кончик сигары, он едва не поранил палец. Хэдли сохранял полное спокойствие.
— Есть. Прошлой ночью нам пришлось усердно потрудиться. Следуя этой нити расследования, сержант Беттс ездил в Дорсет повидать тетушек миссис Кент. Пока что мы можем их исключить. Они действительно никогда раньше ее не видели. Джозефина не сочла нужным навестить их в свой предыдущий приезд в Англию. Видимо, у нее были другие дела. Но их существование оказалось ей очень на руку. Когда она захотела избежать встречи с вами и поддержать свою теорию, что никогда не была в Англии, она решила остановиться у них…
— Провались все пропадом! — драматически воскликнул Гэй, словно действительно потрясенный. — Зачем ей вообще делать вид, что она никогда не была в Англии? Ответьте! Если можете. Она что, совершила преступление? Кроме того, вы забываете, что мы с ней встречались позавчера вечером.
— В тот вечер, когда она была убита, — согласился Хэдли, словно просто подтверждал факт. — Да. Я сказал, что у меня есть еще кое-какие факты. Когда миссис Кент находилась у тетушек, она получила два письма, отправленных отсюда. Одно было от ее мужа — его почерк старушки уже знали. Второе написано неизвестным им почерком.
— Письма, конечно, у вас?
— У нас имеется письмо Родни Кента. Второе она уничтожила. Почему? Но она ответила на оба письма. — Хэдли подался вперед. — Сэр Гайлс, я полагаю, что вы узнали миссис Кент по снимкам, которые прислал вам мистер Рипер. Ничего удивительного в том, что она возражала против поездки в Англию. Затем вы написали, что готовы встретиться с ней как с незнакомкой. В тот вечер вы так и сделали.
Гэй раскурил сигару.
— Вы набрасываетесь на меня с обвинением в бессмысленных шутках. Где-то в процессе вашего расследовании вы сбились с пути. Мне начинает казаться, что вы обвиняете меня в убийстве. — Гэй вытянул руки вперед и сплел пальцы, неприятно хрустнув ими, и продолжал говорить с сигарой во рту: — Господи, да неужели вы думаете, что я… — Его пальцы разжались и снова стиснулись в кулак. — Я взял и убил этих двух невинных… — Он закончил глубоким воплем. — Но это нелепо, чудовищно!
— Сэр Гайлс, я попросил вас объяснить некоторые факты. До сих пор вы не ответили ни на один вопрос. Если вы так и не ответите на них, мне придется просить вас поехать со мной в Лондон для дальнейшего расследования. А вы знаете, что это означает.
В конце комнаты Кент видел белую дверь в переднюю гостиную. Снаружи вдруг кто-то заколотил в нее. Кент знал, почему это его напугало. Это был первый признак жизни, громкий стук, который нарушил призрачную тишину дома. Стук в дверь был не очень громким, но в окутанном тишине доме показался тяжелым и настойчивым. Из-за двери донесся голос Гарви Рейберна. Он задавал вопросы и сам на них отвечал.
«Тук-тук!» — говорил Рейберн. «Кто там?» — «Джек». — «Какой Джек?» — «Джек Кетч».
Рейберн внезапно открыл дверь и усмехнулся:
— Простите, я понимаю, шутка глупая и выходит за рамки моих правил, но я только что из паба и подумал, что вы поймете.
Гэй покрылся мертвенной бледностью. Остальные не стали ждать, что скажет Рейберн, который был слегка навеселе, когда увидит Хэдли. За спиной Кента раздался хриплый шепот Дэна:
— Давайте уйдем отсюда.
Никто из них не обращал внимания на ароматный запах жареного ягненка, когда они возвращались по черной лестнице через верхний коридор. Мелитта и Франсин повернули первыми. Все ступали на цыпочках, словно воры. Впрочем, таковым себя и чувствовал Кент. И первое, на что они наткнулись, удирая с наблюдательного поста, что высилось в коридоре, как бы преграждая им путь, была объемистая туша доктора Фелла.
Глава 16
Женщина на спуске
— Я только что рассматривал знаменитую Голубую комнату, — дружелюбно сказал доктор Фелл. — И думаю, вы поступаете правильно: так же, как и я. Вы не хотите спускаться. Почему бы нам не присесть?
Он показал на открытую дверь комнаты, окнами выходящую на фасад здания, и направил компанию туда своей тростью, словно церемониймейстерским жезлом. Кенту стало жарко от стыда. Повинуясь, он, как и остальные, растерянно вошел в помещение. Несколько секунд все подавленно молчали. Затем Мелитта Рипер, которая инстинктивно направилась к газовому обогревателю, обернулась и несколько резко воскликнула:
— Итак?!
— Очевидно, вам не приходилось слышать, как Хэдли открывает огонь из своих замаскированных батарей? — спросил доктор Фелл, утопив подбородок в воротник. — Да, это искусный прием. И любой, кому удастся пробить самооборону сэра Гайлса Гэя, заслуживает моего искреннего восхищения. Интересно, удалось ли Хэдли? Сможет ли он это сделать?
Дэн виновато посмотрел на доктора:
— Вы все слышали, да?
— Конечно. С таким же интересом, как и вы. Разумеется, я знал, что он прячет в рукаве, — отчасти я сам помогал ему в этом, — но не знал, когда и как он это сделает. Хрмпф!
Доктор лучезарно улыбнулся.
— Значит, виновен Гэй? — спросил Дэн. Казалось, он близок к истерике. — Господи, никогда бы не подумал, честное слово! Похоже, Дженни со своим прошлым всех нас обвела вокруг пальца. Но даже если это был он, почему он это сделал?
Доктор Фелл присел на край подоконника. Он стал очень серьезным.
— Вы были бы довольны, узнав, что он виновен?
— Во всяком случае, стало бы значительно спокойнее, — быстро взглянув на него, ответил Дэн. — А сейчас каждый раз, когда я сворачиваю за угол или открываю дверь, я чувствую настороженность. Проблема в том, что тебе нечем ответить на удар.
— А разве он виновен? — тихо спросила Франсин. — Ведь вы так не думаете, правда?
Доктор подумал, прежде чем ответить.
— Просто мне хочется побольше обо всем знать. Поскольку у меня очень рассеянный ум, меня всегда разбирает любопытство к самым незначительным деталям. При этом главным я пренебрегаю. Ха! — Он приобнял набалдашник трости. — И я поделюсь с вами впечатлением, которое получил от этого маленького эпизода.
Всегда предполагая, что вещи таковы, какими кажутся, в каждом важном моменте разговора Гэй терялся. Но в каждом мелком пункте он ставил в тупик Хэдли. Можно было бы выстроить против него обвинение в убийстве. Но его нельзя обвинить в том, что он подстроил все эти глупые шутки. Понимаете, я — один из тех, кто находит забавным раскрасить статую красной краской. И я понимаю всю привлекательность этой идеи.
Он показал на открытую дверь комнаты, окнами выходящую на фасад здания, и направил компанию туда своей тростью, словно церемониймейстерским жезлом. Кенту стало жарко от стыда. Повинуясь, он, как и остальные, растерянно вошел в помещение. Несколько секунд все подавленно молчали. Затем Мелитта Рипер, которая инстинктивно направилась к газовому обогревателю, обернулась и несколько резко воскликнула:
— Итак?!
— Очевидно, вам не приходилось слышать, как Хэдли открывает огонь из своих замаскированных батарей? — спросил доктор Фелл, утопив подбородок в воротник. — Да, это искусный прием. И любой, кому удастся пробить самооборону сэра Гайлса Гэя, заслуживает моего искреннего восхищения. Интересно, удалось ли Хэдли? Сможет ли он это сделать?
Дэн виновато посмотрел на доктора:
— Вы все слышали, да?
— Конечно. С таким же интересом, как и вы. Разумеется, я знал, что он прячет в рукаве, — отчасти я сам помогал ему в этом, — но не знал, когда и как он это сделает. Хрмпф!
Доктор лучезарно улыбнулся.
— Значит, виновен Гэй? — спросил Дэн. Казалось, он близок к истерике. — Господи, никогда бы не подумал, честное слово! Похоже, Дженни со своим прошлым всех нас обвела вокруг пальца. Но даже если это был он, почему он это сделал?
Доктор Фелл присел на край подоконника. Он стал очень серьезным.
— Вы были бы довольны, узнав, что он виновен?
— Во всяком случае, стало бы значительно спокойнее, — быстро взглянув на него, ответил Дэн. — А сейчас каждый раз, когда я сворачиваю за угол или открываю дверь, я чувствую настороженность. Проблема в том, что тебе нечем ответить на удар.
— А разве он виновен? — тихо спросила Франсин. — Ведь вы так не думаете, правда?
Доктор подумал, прежде чем ответить.
— Просто мне хочется побольше обо всем знать. Поскольку у меня очень рассеянный ум, меня всегда разбирает любопытство к самым незначительным деталям. При этом главным я пренебрегаю. Ха! — Он приобнял набалдашник трости. — И я поделюсь с вами впечатлением, которое получил от этого маленького эпизода.
Всегда предполагая, что вещи таковы, какими кажутся, в каждом важном моменте разговора Гэй терялся. Но в каждом мелком пункте он ставил в тупик Хэдли. Можно было бы выстроить против него обвинение в убийстве. Но его нельзя обвинить в том, что он подстроил все эти глупые шутки. Понимаете, я — один из тех, кто находит забавным раскрасить статую красной краской. И я понимаю всю привлекательность этой идеи.