Доктор Фелл вмешался в разговор, очень заинтересовавшись рассказом:
   — Один момент. Меня интересует, как все устроено в этой цитадели. Кто должен находиться в гостинице, а кто отсутствовать ночью?
   — У нас более трехсот служащих, — начал Хардвик, — и потребуется время, чтобы объяснить заведенный порядок. Но одно могу сказать определенно: вечером, после половины двенадцатого, ни у кого нет дел наверху, кроме одного из четырех помощников портье.
   Дело обстоит так. Горничные, которые отвечают на звонки и исполняют заказы гостей, уходят с дежурства в половине двенадцатого. Скорее по причинам нравственности, — бесстрастно пояснил Хардвик, — чтобы в коридоре не толклись девушки, когда вы возвращаетесь в свой номер. В это время остальные служащие, которым в течение дня часто приходится подниматься наверх, например официанты или слуги, также уходят домой. Верхний этаж обслуживают четверо младших портье из числа ночных дежурных.
   — Вероятно, они работают в две смены? — спросил Хэдли.
   — Да, конечно. Ночная смена заступает на дежурство в восемь часов вечера и работает до восьми утра. Каждый обслуживает один или два этажа, в зависимости от количества постояльцев. Если на его этаже раздается звонок, он отвечает на него: если нужно поднять наверх багаж, или гость забыл ключ, или вдруг вернулся пьяным — ну, всякие непредвиденные случаи. И они же, как сказал сержант, забирают в пять утра обувь наших гостей.
   — Я спрашиваю вот о чем, — нетерпеливо перебил его Хэдли, — поднимался ли в эту ночь наверх кто-нибудь, помимо горничной?
   — Нет, сэр, — ответил Беттс. — Это почти наверняка.
   С коротким предупредительным стуком в комнате появился Дэн Рипер. За ним, как тыловая охрана, маячила Франсин Форбс.
   Кент машинально поднялся. Она увидела его, хотя Дэн ничего не замечал вокруг. В Лондоне более, чем где-либо, Кент понял, что Дэн создан для более широких просторов, вроде широко раскинувшихся степей Южной Африки, и что ему требовалось больше пространства, чтобы просто дышать. Да, несмотря на брызжущую энергию, Дэн выглядел больным. Его волосы, поредевшие и тронутые сединой, были коротко острижены на тевтонский манер; его глаза, окруженные сетью мелких морщинок, ярко блестели на лице кирпичного загара, а немного втянутая верхняя и выпяченная нижняя губа придавали одновременно щедрый и настороженный вид.
   Внешне Франсин казалась полной его противоположностью, хотя по характеру вполне могла сойти за его дочь. Она была спокойнее Дэна, возможно, даже решительней. Именно решительность служила частым поводом для стычек между нею и Кристофером Кентом и не вязалась с ее внешностью: хрупким телосложением и нежной светлой кожей, которая никогда не загорает, а только словно светится изнутри, подчеркиваемая светлыми, коротко подстриженными волосами и темно-карими глазами миндалевидной формы. Она выглядела — других слов не подобрать — слишком утонченной и породистой. И сразу было понятно, что ее коричневый костюм был великолепно сшит, скорее по тому, что он был очень простого покроя, чем по тому, как великолепно он на ней сидел.
   — Послушайте, Хардвик! — сдержанно произнес Дэн, опершись ладонями на стол. И тут он увидел Кента. Дэн присвистнул. — Каким образом… — приглушенно начал он.
   — Полагаю, вы знакомы с мистером Кентом? — задал вопрос Хэдли.
   — Боже мой, конечно! Один из моих лучших… — Дэн осекся и быстро поглядел на Кента. — Ты назвал им свое имя, Крис? Потому что если да, то…
   — Я понимаю, я проиграл. Не обращай внимания на наше пари, Дэн. Забудь про него. Мы попали в куда более серьезную историю. Привет, Франсин.
   Покраснев, Дэн потер щеку. Он выглядел растерянным. Его врожденный такт боролся с искренним желанием объясниться.
   — Кошмарная история, — сказал он. — Никогда не попадал в такую жуткую ситуацию. Мы пытались тебя найти, Крис, но, конечно… Впрочем, не беспокойся, я обо всем позаботился. Его похоронили в Хэмпшире. Ты знаешь — там родились его мать и отец. Все устроено наилучшим образом и стоило мне больше пятисот фунтов. Но мне не жалко. — После этих судорожных восклицаний даже стальные нервы Дэна стали сдавать. Он заговорил ворчливо: — Но лучше бы я сидел у себя в Африке и выпивал! А теперь еще и Дженни! У тебя есть хоть какое-то представление, что с нами происходит?
   — Ни малейшего.
   — Но ведь ты можешь подтвердить, что никому из нас не нужно было убивать ни Родни, ни Дженни!
   — Конечно, могу. Я уже это сделал.
   Хэдли не прерывал друзей, наблюдая за обоими. Едва кивнув на приветствие Кента, Франсин Форбс стояла с таким видом, будто только что приняла свежий душ. Это из-за ее сияющей кожи, подумал Кент. Но и она была не в своей тарелке. Волнение выдавали руки, нервно теребившие полу жакета.
   — Если вы закончили обсуждать великодушный жест Криса, — сказала она своим ломким голосом, отчего тот сразу почувствовал и злость, и страсть, — может, сообщим мистеру Хэдли, почему мы сюда явились? Мы представляем делегацию нашей маленькой группы и пришли сюда заявить, что больше не желаем сидеть заключенными в своих номерах, как в одиночках, пока не узнаем, что происходит. Мы знаем, что Дженни умерла. И больше нам ничего не известно.
   Хэдли постарался проявить всю свою учтивость. Он придвинул ей кресло, хотя Франсин небрежным жестом отказалась садиться, всем своим видом показывая, что ее интересуют лишь ответы на заданные вопросы.
   — Боюсь, мисс Форбс, — сказал Хэдли, — нам самим больше ничего не известно. Мы придем к каждому из вас, как только закончим осматривать комнату, где произошло убийство. Да, убийство, точно такое же, как и предыдущее, с сожалением вынужден сообщить. Кстати, позвольте представить вам доктора Фелла. Вы наверняка слышали о нем.
   Франсин кивнула. Шумная возня возвестила о том, что доктор Фелл, как вежливый человек, решил встать с кресла. Он прижал к груди свою широкополую шляпу и смотрел на Франсин с добродушным любопытством. Этот взгляд раздражал ее, хотя она силилась не отрывать глаз от Хэдли.
   — Она была… задушена?
   — Да.
   — Когда? — подал голос Дэн, желая заявить о себе.
   — Пока мы не знаем точно. Как я уже говорил, мы не заходили в комнату и не виделись с доктором. Я понимаю, — успокаивающе добавил Хэдли, — сейчас вам тяжело оставаться у себя в комнатах. Но, поверьте, это поможет не привлекать внимания к происшедшему. И к вам. Если вы последуете моему совету и сразу же вернетесь к себе. Хотя, может, вы хотите сообщить что-нибудь важное о прошедшей ночи?
   — Н-нет, — закашлялся Дэн.
   — Как я понимаю, вы с друзьями возвратились вчера из театра в четверть двенадцатого?
   — Да, верно.
   Хэдли, казалось, не обращал внимания на его настороженный взгляд.
   — Вернувшись в отель, мистер Рипер, вы заходили друг к другу или сразу разошлись по своим комнатам?
   — Мы очень устали и сразу разошлись по комнатам.
   На лице Франсин застыло такое скучающее выражение, что у Кента появилось огромное желание наподдать ей по известному месту. Правда, он никогда не мог определить, насколько Франсин искренна.
   — А ночью вы не слышали и не видели ничего подозрительного?
   — Нет, — ответил Дэн.
   — А вы, мисс Форбс?
   — Ничего, благодарю вас. — Франсин словно отказывалась от предложенного напитка.
   — Кто-нибудь из вас выходил ночью из своего номера?
   — Нет, — ответил Дэн не совсем уверенно. — Хотя должен сказать, я один раз выглядывал за дверь. Но только голову высовывал. А из номера не выходил.
   — Выглянули в коридор? Зачем?
   — Посмотреть на часы. На стене в коридоре висят часы, недалеко от комнаты Франсин. Мои часы остановились, и я окликнул жену, чтобы спросить, который час. Но она была в ванной и из-за шума воды меня не слышала. Поэтому я открыл дверь, — Дэн подкрепил слова выразительным жестом, — и взглянул на часы. Вот и все.
   — И сколько было времени?
   — Две минуты первого. Тогда я поставил по ним свои часы.
   Сержант Беттс незаметно подошел сзади к Хэдли, написал несколько слов на листке блокнота и протянул его шефу. Сидящий рядом Кент прочел запись раньше, чем Хэдли словно невзначай передал ее доктору Феллу. На листке было написано: «Доктор говорит, что она умерла около двенадцати ночи».
   — Когда вы выглянули в коридор, мистер Рипер, вы что-нибудь видели или слышали? Может быть, кто-то шел по коридору?
   — Нет, — покачал головой Дэн, — никого. Кроме служащего отеля у двери в номер Дженни. Он нес целую кипу полотенец.

Глава 5
Новая гильотина

   Кент так и не понял, осознает ли Дэн, что он сказал, даже если сделал это намеренно, для чего и явился. Трудно предположить, чтобы человек такого практического склада ума не подумал об этом. Но он говорил в своей обычной небрежно-уверенной манере, как о чем-то совершенно неважном. Что-то неуловимо изменилось в атмосфере комнаты. Все сразу это почувствовали.
   — Но, — попробовал запротестовать Хардвик, но взял себя в руки, и его лицо по-прежнему выражало лишь вежливое внимание.
   — Присядьте на минутку, мистер Рипер, — подал голос Хэдли. — Значит, в две минуты первого вы видели в коридоре служащего гостиницы с кипой полотенец. Это был мужчина?
   — Да.
   На этот раз напряженное состояние всех находящихся в комнате дошло и до Дэна. И он тоже напрягся.
   — Человек был в униформе?
   — Да, конечно.
   — И какая на нем была форма?
   — Ну, какую форму носят гостиничные служащие? Темно-синяя куртка, на обшлагах красные канты, не то медные, не то серебряные пуговицы, во всяком случае блестящие. — Внезапно взгляд Дэна остановился, затем он широко распахнул глаза, как человек, который что-то разглядел вдали. — Ого! — пораженно воскликнул он.
   — Значит, вы тоже поняли. В ту ночь, когда был убит мистер Родни Кент, в доме сэра Гайлса Гэя видели человека в одежде служащего гостиницы…
   — О черт! — пробормотал Дэн. — Вижу, к чему вы клоните. Но неужели вы думаете, что я удивился, увидев в коридоре служащего гостиницы? Думаете, что я нашел это подозрительным? Или должен был ожидать чего-то страшного? Да я едва обратил на него внимание. Я просто выглянул за дверь — мельком увидел его — и снова закрыл дверь. Вот так. — Дэн размахивал руками, показывая, как все происходило.
   — Не в этом дело, мистер Рипер. У нас есть свидетельские показания, что в период между половиной двенадцатого ночи и пятью часами утра в вашем крыле не было ни одного служащего.
   — О! — протянул тот. — Я не знал. Могу сказать только то, что видел. Какие у вас показания?
   — Механики, работающие у лифта, говорят, что в течение ночи никто не поднимался на ваш этаж и не спускался оттуда.
   — А по лестнице?
   — И по лестнице тоже.
   — Понятно, — сказал Дэн. — И что это значит для меня?
   — Что, вероятно, вы стали важным свидетелем, — без особого воодушевления ответил Хэдли. — А вы видели лицо этого человека в коридоре?
   — Нет. Он нес целую стопку полотенец… банных полотенец! Точно! Это были банные полотенца, большие, и их было много, не меньше дюжины. Они скрывали его лицо.
   — Следовательно, он находился лицом к вам?
   — Да, он шел по… Минутку… Вспомнил! Я стоял в дверях нашей ванной, глядя налево — разумеется, в сторону часов. А он шел в мою сторону. Я сказал, он был как раз около номера Дженни.
   — И что он делал?
   — Я же сказал, — тем же бесстрастным тоном, как и Хэдли, продолжал Дэн, — что едва обратил на него внимание. Я открыл дверь на пару секунд, только чтобы взглянуть на часы. Или он шел по направлению ко мне, или стоял на месте.
   — Но все-таки, что же он делал? Мне нужно узнать только ваше впечатление, мистер Рипер.
   — Тогда, пожалуй, стоял.
   Увидеть в гостинице привидение в облике гостиничного служащего было не слишком страшно. Но уж очень странное и упорное это было привидение: сначала убивало свои жертвы, а затем наносило им по лицу страшные удары. Для Кента неприятно было услышать, что «привидение» стояло около двери в номер Джозефины.
   — Банные полотенца, — сказал Хэдли. — Мы слышали, что в комнате, где совершено убийство, найдено много банных полотенец. Похоже, ваш таинственный человек, по меньшей мере, заходил в тот номер.
   — А лицо у нее было… — вдруг произнесла Франсин.
   — Да. И для ее удушения было использовано полотенце, как и в предыдущем случае, — подтвердил ее невысказанные мысли Хэдли.
   Девушка не покачнулась, не сделала драматического жеста, но ее глаза вдруг подозрительно заблестели. Стало ясно, что она вот-вот заплачет. Хэдли смутился и обратился к Дэну:
   — А вам не показалось странным, что служащий нес банные полотенца? Разве это не работа горничной?
   — Понятия не имею, чья это работа, — отрезал Дэн. — Разумеется, мне это не показалось странным, даже если бы я обращал внимание на все эти тонкости. У нас в Южной Африке вряд ли найдешь в отеле девушку-горничную. Все работы исполняют бои — в основном индийцы. Сейчас я понимаю, что такое довольно необычно, но почему это должно было поразить меня в тот ночной час?
   — Вы можете как-то описать мужчину? Он был высоким или низкорослым? Толстым, худым?
   — Да так, ничем не примечательный человек.
   В разговор вмешался Хардвик. Все это время он стоял в стороне от группы, но выглядел таким серьезным и таким надежным, что Дэн повернулся к нему, будто собирался пожать ему руку.
   — Вы говорите об униформе, — медленно сказал управляющий. — Какая на нем была форма? У нас их несколько.
   Хэдли круто обернулся к нему:
   — Я как раз хотел об этом спросить. Прежде всего, какие у вас здесь приняты униформы?
   — Как я уже вам сказал, для ночного времени их немного. В дневное время выбор больше. Но если речь идет о поздней ночи, у нас только три категории служащих, которые носят форму. Остальные, от диспетчера до слуг, в это время уже уходят со службы. Прежде всего, остаются ночной портье Биллингс и четыре его помощника, младшие портье. Во-вторых, два лифтера. И в-третьих, двое служащих в гостиной. Их обязанность — подавать напитки поздним гостям. Вот и все.
   — И что же?
   — Портье, — Хардвик прикрыл глаза, видимо, чтобы лучше представить себе его облачение, — носит короткую куртку, наподобие двубортного сюртука, с серебряными пуговицами, черным галстуком и красными кантами на обшлагах и отложном воротнике. Четверо младших портье носят двубортную куртку с такими же красными кантами, отложным воротником и черные галстуки-самовязы. Форма лифтеров — короткая однобортная куртка с воротничком стойкой, серебряные пуговицы, на плечах — эполеты. Служащие в гостиной одеваются в синие фраки с красными кантами и с серебряными пуговицами. Но чтобы они были наверху…
   — Понятия не имел, что их так много, — проворчал Дэн. — Это затрудняет дело. Если я начну думать и припоминать, я только введу вас в заблуждение. Помню куртку и пуговицы — только в этом я могу поклясться. Пуговицы виднелись из-под груды полотенец.
   Хэдли хмуро поглядел в блокнот.
   — Но вы можете хотя бы сказать о куртке — длинная или короткая? И какой воротник — отложной или стоячий?
   — Воротника я не видел. Куртка вроде бы короткая. Но настаивать на этом я бы не стал.
   Хардвик проявил внезапную запальчивость:
   — Дело хуже, чем вы думаете! Я должен сказать вам, начальник полиции, кое-что еще, хотя это не очень вам поможет. Несколько лет назад у нас работал младший портье. Он оказался вором, и таким ловким и хитрым! Его способ обкрадывания гостей отеля был почти идеальным. Как обычно, он обслуживал два этажа. В середине ночи поднимался наверх, якобы на вызов из номера или осмотреть этажи, как они часто и делают. Где-нибудь наверху портье прятал пижаму, шлепанцы, а иногда халат. Он натягивал пижаму поверх униформы. Естественно, у вора была отмычка от всех номеров. Поэтому он просто проникал в комнату и брал там все, что хотел. Если хозяин номера просыпался, у него был великолепный предлог, который всегда срабатывал: «О, простите, я попал не в свой номер!» В любом случае его принимали за постояльца гостиницы, и, если видели выходящим из комнаты или идущим по коридору, это ни у кого не вызывало подозрений. Его считали просто гостем, который направляется в туалет или куда там еще. Когда обнаруживалась кража, естественно, подозревали неизвестного постояльца. Так вот, он проделывал этот фокус, пока один из гостей не отказался принимать его извинения и не схватил злоумышленника. — Хардвик помолчал. — Нет, — твердо сказал он, — пожалуйста, не думайте, что вы попали в какой-то воровской притон, но я подумал, что должен об этом рассказать. Именно из-за этого мошенника мне и пришлось повесить в каждом номере предупреждения: «Пожалуйста, запирайте дверь на задвижку».
   Франсин приняла вызов — если только это был вызов.
   — Мне кажется, — ровным тоном произнесла она, — напрашивается вывод: если служащий мог нарядиться в гостя, следовательно, и гость мог надеть одежду служащего.
   В комнате нависла гнетущая тишина.
   — Прошу прощения, мисс Форбс, — не сразу отозвался Хардвик, — честно говоря, я об этом не думал. Я… гм… просто упомянул о неприятном и досадном для нас инциденте. Во всяком случае, я могу проверить, что делал прошедшей ночью каждый из этих людей.
   — Вы можете заняться этим безотлагательно, — предложил Хэдли и решительно поднялся с кресла. — А мы тем временем пойдем осмотрим тело. Один вопрос. Вы говорили об отмычках. Значит, во всех номерах одинаковые замки?
   — Не совсем. Замки очень сложны и разнообразны. Как правило, каждой горничной выделяется несколько номеров — обычно двенадцать, хотя бывает и меньше. У нее есть один ключ, который подходит ко всем номерам, что находятся в ее ведении. И в каждой группе номеров разные замки. Тип замка может повторяться в различных частях гостиницы, но при этом их комбинаций — около двадцати. Младший портье имеет ключ, который отпирает все двери на его двух этажах; и так далее. У меня отмычка ко всем комнатам. Но мы ввели новое дополнение — общее правило не распространяется на верхний этаж. Здесь мы пошли на эксперимент, может и не очень удачный, установив в каждом номере цилиндрический замок, который не имеет аналога. Это доставляет нам в сто раз больше трудностей и часто причиняет проблемы, зато для постороннего абсолютно невозможно открыть даже кладовку для белья.
   — Благодарю вас. Тогда отправимся в 707-й номер. Пойдемте с нами, мистер Кент. — Хэдли обернулся к Франсин и Дэну: — Вы будете ждать нас здесь или вернетесь в свои комнаты?
   Вместо ответа, Франсин прошла к стулу, который недавно игнорировала, и демонстративно уселась. Дэн укоризненно сказал, что они останутся.
   В коридорах было очень тепло, но порой сюда врывались струи холодного воздуха из оставленных открытыми окон и поднятых люков в стеклянной крыше. Открытые окна давали возможность бросить взгляд внутрь гостиницы. В вентиляционной шахте раздавался смутный шум голосов. Слышалось позвякивание тарелок и жужжание пылесосов, за окнами двигались смутные фигуры людей. Кент по запаху определил, что на ленч будут поданы жареные цыплята. Все это оставалось внизу этаж за этажом, ведя их к современно оформленному крылу А. Трое мужчин с замыкающим эту немногочисленную профессию сержантом Беттсом разглядывали широкий коридор с его яркой стенной росписью и светильниками из матового стекла.
   — Ну? — нетерпеливо спросил Хэдли.
   — Я нашел ключ к загадке Хэдли, — серьезно ответил доктор Фелл. — И посвящу вас в тайну. Этот призрак неправильный!
   — Отлично, — язвительно заметил Хэдли. — Я все думал, когда это начнется. Ну, выкладывайте дальше!
   — Нет, я серьезно. Для убийцы намеренно одеться в форму служащего гостиницы — неправильно; и следовательно, я говорю — следовательно, это что-то означает.
   — Полагаю, вы не рассматривали поразительную версию о том, что убийца надевал форму служащего отеля именно потому, что он и есть служащий отеля?
   — Может быть. Но я хотел бы подчеркнуть, — доктор дернул Хэдли за рукав, — что в таком случае дело еще хуже. Тогда мы имеем опасность, которая буквально выглядывает из-за угла и подстерегает всю группу друзей Рипера, включая его самого. Далее. Опасность может быть пугающей, а может, и нет. Но если бы ей не была присуща угроза, она не имела бы смысла. В первом случае сцена убийства представляла собой уединенный дом рядом с кладбищем в Сассексе — сцена, присущая типу скрытой опасности, за исключением служащего отеля, в полной экипировке идущего по коридору с подносом для писем. Учитывая случившееся в гостинице, мы не можем списать случай в Норфилде на случайное совпадение или простую галлюцинацию мертвецки пьяного человека.
   Понимаете, оба убийства совершены или действительно служащим отеля, или кем-либо из друзей Рипера, одевшимся в ливрею. Но если это был служащий, зачем он облачился в рабочую форму, чтобы бродить по деревенскому дому в Сассексе среди ночи? А если верно второе предположение, почему вообще кто-то из приятелей Рипера надевает этот странный маскарадный костюм?
   — Постойте-ка! — встревоженно возразил Хэдли. — Уж не сделали ли вы заключение по обоим случаям? Сдается мне, вас одолевает навязчивая мысль о двойном убийстве в фантастическом костюме. Допустим, то, о чем рассказал Беллоуз в Норфилде, — чистая галлюцинация. Допустим, что служащий с полотенцами был безобидным членом персонала гостиницы, которому каким-то образом удалось подняться на верхний этаж незамеченным… — Хэдли замолчал, потому что сам себя не мог в этом убедить. Но он был упрямым в том, что касалось принципиально важных вещей. — Я хочу сказать, что у нас нет ни малейшего доказательства, что мистер или миссис Кент убиты человеком, одетым в униформу. Это кажется возможным, но где доказательства?
   — Ну, — ответствовал доктор Фелл, — наш друг Хардвик установит, чем занимался каждый из его штата в двенадцать ночи. Верно?
   — Вероятно.
   — Хмрф! Да. А если все они представят четкое алиби? Сие будет означать — давайте смело посмотрим в лицо этой возможности, — что это был убийца, замаскированный под служащего отеля. Боже, что становится с вашим безобидным служащим, который сначала явился как галлюцинация, а затем случайно прошел по коридору? — Доктор зажег трубку, и его лицо спряталось за клубами дыма. — Интересно, Хэдли, почему вы так скептически настроены против моей версии?
   — Вовсе нет. Только она кажется мне бессмыслицей. Зачем убийце рядиться в костюм? Конечно, если только…
   Доктор Фелл хмыкнул.
   — Вот именно! Мы всегда можем успокоить себя, заявив, что убийца — лунатик с навязчивой идеей совершать злодеяние именно в костюме служащего отеля. Лично я не могу в это поверить. На мой скромный взгляд, гостиничная униформа трудно сочетается с представлением об ангеле мщения. Но взгляните на ваши проклятые улики! По всей видимости, оба преступления ничем не мотивированы. Оба невероятно жестоки. И кажется, нет причины убийце непременно душить свои жертвы, обернув руки полотенцем, что кажется мне довольно неудобным и не дает уверенности в том, что жертвы задушены. И тем не менее именно так все происходит.
   Они свернули в коридор, где дежурил сержант Престон. Доктор Фелл указал табличку «Просьба не беспокоить», перечеркнутую надписью красными чернилами, извещающей о том, что за дверью находится мертвая женщина. Затем он коснулся тростью пары коричневых замшевых туфель, стоящих слева от двери.
   — Туфли непарные, — проворчал он. — Я должен предостеречь вас от слишком поспешных заключений, но прошу обратить внимание на то, что туфли разные.
   Хэдли спросил сержанта Престона:
   — Есть новости?
   — Два набора отпечатков пальцев, сэр. Сейчас дактилоскописты проявляют снимки — управляющий предоставил нам темный чулан. А доктор ждет вас.
   — Хорошо. Спуститесь вниз и приведите того портье и горничную, что дежурила прошлым вечером. Подержите их в коридоре, пока я не позову.
   Хэдли открыл дверь. Тяжелые портьеры были уже подняты, так что Кент смог рассмотреть комнату, которую прежде видел почти в полном сумраке. Ему казалось, что он не сможет заставить себя войти в нее. Он знал, что там лежит на полу, знал уже, что это Дженни, и испытывал легкую тошноту. Несколько часов он пытался убедить себя, что смерть Дженни и даже Рода не слишком много значит для него. Да, у них была одна фамилия, но остальные друзья, и особенно Франсин, были ему гораздо ближе, чем эти симпатичные супруги, с которыми он изредка встречался на вечеринках. Но Кента угнетала бессмысленность убийств, и внезапно он с отвращением подумал обо всех убийствах, описанных в его собственных криминальных романах.
   Хэдли тронул его за локоть, и Кент шагнул внутрь. За двумя широкими окнами с поднятыми шторами виднелась облицованная стена вентиляционной шахты, напоминающая стену погреба для хранения продуктов. На подоконниках лежал снег. Площадь комнаты с довольно низким потолком составляла примерно двадцать квадратных футов. Обои и шторы были в серых и голубых тонах, мебель — из полированного клена. Две кровати были застелены голубым шелковым покрывалом. В стене слева была вторая дверь, выходящая в коридор, за ней — туалетный столик. Бюро, как он знал по своему первому визиту, располагалось в простенке между окнами. Только теперь Кент заметил справа открытую дверь в ванную и рядом с ней большой гардероб. Справа от двери на маленьком столике все еще лежала стопка банных полотенец. На первый взгляд беспорядка почти не было.