— Нет, сэр, мимо этой двери никто не проходил!
— Тогда, если вы оба говорите правду, дело происходило следующим образом. Мистер Кент входит в комнату. Через три минуты он выходит через боковую дверь. По истечении пяти минут в комнату входите вы. Следовательно, за две минуты кто-то входит через боковую дверь — именно через нее, потому что перед главной находитесь вы, — кладет в ящик браслет, меняет положение тела и тем же путем выходит. Повторяю, на это ушло две минуты, после того как мистер Кент покинул комнату и до вашего появления в ней. Это правда?
Мейерс выглядел оскорбленным.
— За этого джентльмена, сэр, я не могу говорить. Но за себя ручаюсь — я сказал правду.
— Еще одно. Пока вы стояли в коридоре, вы могли видеть все двери в этом отсеке коридора?
— Да, сэр, — ответил швейцар и осекся, очевидно застигнутый врасплох какой-то мыслью.
— За это время кто-нибудь из гостей выходил из своей комнаты? Вы бы их заметили?
— Должен был заметить, сэр. Но скажу вам, — с достоинством изрек портье, — никто не выходил. Могу подтвердить под присягой.
— А вы? — Хэдли обернулся к горничной.
— Минуточку! — Девушка задумалась. — Да, я согласна. Уверена, я должна была заметить. Но есть одна дверь, которую я не могла видеть. Эта дверь за углом. Боковая дверь номера 705, как раз напротив боковой двери этого номера.
Хэдли закрыл блокнот.
— Это все, благодарю вас. Вы можете идти, но ни с кем о нашем разговоре не говорите. — Когда служащие ушли, он с удовлетворением посмотрел на доктора Фелла. — Выглядит подозрительно удачно. Вы бы назвали это логической уверенностью. Или он лжет, — Хэдли указал на Кента, — во что я не верю, или лгут портье и горничная, чему я тоже не верю. Или — к этому мы пришли — человек, который заходил в эту комнату — Гарви Рейберн из номера 705.
Глава 7
Глава 8
— Тогда, если вы оба говорите правду, дело происходило следующим образом. Мистер Кент входит в комнату. Через три минуты он выходит через боковую дверь. По истечении пяти минут в комнату входите вы. Следовательно, за две минуты кто-то входит через боковую дверь — именно через нее, потому что перед главной находитесь вы, — кладет в ящик браслет, меняет положение тела и тем же путем выходит. Повторяю, на это ушло две минуты, после того как мистер Кент покинул комнату и до вашего появления в ней. Это правда?
Мейерс выглядел оскорбленным.
— За этого джентльмена, сэр, я не могу говорить. Но за себя ручаюсь — я сказал правду.
— Еще одно. Пока вы стояли в коридоре, вы могли видеть все двери в этом отсеке коридора?
— Да, сэр, — ответил швейцар и осекся, очевидно застигнутый врасплох какой-то мыслью.
— За это время кто-нибудь из гостей выходил из своей комнаты? Вы бы их заметили?
— Должен был заметить, сэр. Но скажу вам, — с достоинством изрек портье, — никто не выходил. Могу подтвердить под присягой.
— А вы? — Хэдли обернулся к горничной.
— Минуточку! — Девушка задумалась. — Да, я согласна. Уверена, я должна была заметить. Но есть одна дверь, которую я не могла видеть. Эта дверь за углом. Боковая дверь номера 705, как раз напротив боковой двери этого номера.
Хэдли закрыл блокнот.
— Это все, благодарю вас. Вы можете идти, но ни с кем о нашем разговоре не говорите. — Когда служащие ушли, он с удовлетворением посмотрел на доктора Фелла. — Выглядит подозрительно удачно. Вы бы назвали это логической уверенностью. Или он лжет, — Хэдли указал на Кента, — во что я не верю, или лгут портье и горничная, чему я тоже не верю. Или — к этому мы пришли — человек, который заходил в эту комнату — Гарви Рейберн из номера 705.
Глава 7
Квадратный черный камень
Доктор Фелл вновь разыграл свой трюк. Он заключался в том, что доктор никогда не оказывался в том месте, где вы его ожидали. Хэдли оглядывал помещение, а доктор склонился над туалетным столиком в другом конце комнаты, так что были видны только его широченная спина и черная шляпа. Затем к Хэдли обернулось его красное лицо, словно всплывший над водой кит, и за стеклами очков моргнули хитрые глазки.
— О, вполне возможно, — раздраженно пропыхтел доктор. — Это тем более возможно, так как… — Он взмахнул сумочкой из змеиной кожи.
— Так как — что?
— Так как я не нашел в ней ключа. Ключа от этой комнаты. Я его везде искал. Помните, нам поведали очень интересную историю об автоматических замках, которыми снабжены все двери номеров на этом этаже. Что среди них нет ни одного одинакового. Но я бы сказал, за исключением случаев, когда комната, как этот номер, имеет две двери. Тогда один ключ отпирает обе двери. Но где же этот ключ? С другой стороны, мне в голову пришли некоторые любопытные предположения, особенно после более внимательного обследования сундука, и они не сходятся с версией о нашем друге Рейберне.
За приоткрытой главной дверью послышался какой-то спор, оборвавшийся на восклицании «Тьфу!». В комнату, полный самообладания, вошел сморщенный человечек с выражением беззастенчивого интереса на изрезанном морщинами лице. Это его Кент видел выглядывающим в коридор. Мужчина среднего роста, он выглядел намного ниже из-за худобы. Одет был тщательно, можно даже сказать, щегольски, в синий двубортный костюм с негнущимся накрахмаленным воротничком. Этот воротник, в дополнение к обнаженным в улыбке фальшивым зубам, придавал посетителю блеск, как полировка надгробному памятнику. Стараясь сохранять приличия, вместе с тем он умудрялся не скрывать чрезвычайную заинтересованность. Его тонкие волосы, старательно разделенные пробором, на висках поседели, а за ушами были тусклого серого цвета; гладкая прическа контрастировала с худым лицом, изборожденным глубокими морщинами. Он остановился у тела, словно отдавая дань почтения усопшей, покачал головой, потупив взгляд, а затем вскинул глаза на Хэдли:
— Доброе утро, господин полицейский.
— Доброе утро, сэр Гайлс.
— А это, полагаю, — важно произнес тот, — знаменитый доктор Фелл. А молодой человек?
Ему представили Кента. Он кивнул, а его пронзительные глазки в это время словно ощупывали остальных.
— Джентльмены, я к вам явился, и теперь вам от меня не отвертеться. Вы должны зайти ко мне в номер… и выпить по чашке китайского чая, — добавил он, когда каким-то загадочным гипнозом своих глаз выводил их из комнаты. — Не знаю почему, но я не могу говорить об этом здесь.
Несмотря на внешнее самообладание, он выглядел чересчур бледным. Доктор Фелл с заинтересованной улыбкой посматривал на него сверху вниз, как на любопытный феномен.
— Кхе-кхе-кхе, — только и смог произнести доктор. — Да! Я как раз очень хотел побеседовать с вами. У меня, так сказать, свежий взгляд на людей. Остальные могут об этом судить, не сомневаюсь, но они слишком близки друг к другу, чтобы быть беспристрастными.
— Вы мне льстите, — ответил Гэй, показывая краешек искусственной челюсти. — Я весь к вашим услугам.
В то время как Хэдли задержался, раздавая указания Беттсу и Престону, Гэй провел остальных в свою гостиную. Это была очень милая комната, как ни странно, обставленная в стиле восемнадцатого века, хотя за окнами бурлило шумное движение на Пикадилли-стрит энергичной современной эпохи. С этой высоты открывался вид на покрытые снегом крыши за строгими очертаниями собора Святого Джеймса и обнаженные деревья в парке Сент-Джеймс. Оживленный, щегольски одетый хозяин отлично смотрелся в необычной обстановке своего номера. На столике у окна кипел чайник, и, когда гости отказались от чая, хозяин налил себе чашку.
— В ящичке рядом с вами вы найдете сигары, — сказал он доктору Феллу. — А теперь, джентльмены, перейдем к делу. Хотя это больше будет походить на теоретизирование. Одно могу сказать сразу. Я ничего не знаю об этом… об этом отвратительном деле, кроме того, что у меня в доме был убит молодой человек. Сегодня ночью я не выходил из своего номера и не знаю, выходил ли кто другой. Я знаю только то, что нас преследует опытный и упорный убийца.
— Гм-м… — промычал доктор Фелл, осторожно опустившись в хрупкое на вид кресло. — Послушайте, а что вы вообще думаете о друзьях мистера Рипера?
Гэй глубоко вздохнул. Довольное выражение его лица таяло по мере того, как он углублялся в размышления.
— До того момента, как был убит молодой Кент, — серьезно ответил он, — я еще никогда в жизни не получал такого удовольствия. — Он помолчал, давая возможность вдуматься в его слова. — Мне следует объясниться. В работе я известен как тиран, оскорбитель египтян и всех подряд. И я признаю, что мое поведение в Сити, как об этом говорится в одном рассказе Вудхауса, вызвало бы недоумение на палубе частной яхты. Правда, когда-то я был довольно известным чиновником, за что и получил в награду титул сэра. Правда, с зеркалом не поспоришь, оно отражает суровую и нелицеприятную правду. Следовательно, все это принимается как само собой разумеющееся. Поэтому люди, вынужденные общаться со мной, предпочитают разговаривать о погоде. Думаю, прошло уже много лет с тех пор, как меня не гнушались пригласить куда-либо вторично после знакомства. Ну а друзья Рипера внимания на это не обращали. Во всяком случае, не задумывались. Они приехали в мой дом и вскоре стали чувствовать себя совершенно непринужденно. Они бренчали на пианино. Они затевали игры, в которых я оказывался не последним дураком, беспечно прикололи обезьяний хвост, сделанный из бумаги, так сказать, к тылу миссис Рипер. Молодой Рейберн и даже сам мрачный Рипер, забыв о том, что он магистр искусств и деловой человек, представили отрывок пьесы из «Гони их, ковбой!». Короче говоря, они перевернули все в доме вверх тормашками, и я был в восторге!
Он разразился странным гортанным смехом, запрокинув голову. В его глазах сверкало оживление.
— А потом произошло убийство, — констатировал доктор Фелл.
Гайлс нахмурился:
— Да. Я знал, что мне слишком весело, чтобы это могло долго продолжаться.
— Вы умный человек, — несколько сонно и безразлично продолжал доктор Фелл. — Как вы думаете, что случилось?
— О, не знаю! Если бы это случилось не в моем доме, я бы сказал: «Прочтите в своем учебнике психологии». Но такие книги не помогают, когда дело касается тебя лично. И никогда не помогали.
— Родни Кент был среди тех, кто устраивал веселье?
Гэй ответил не сразу.
— Нет, не был, хотя и пытался. Думаю, это было не в его характере — слишком уж совестлив. Вы, наверное, встречали людей такого типа. Он из тех, что стоят, улыбаясь, неуверенные в себе, рядом с развеселой компанией. Глядя на него, вы ломаете голову: «Что бы такое придумать, чтобы развеселить этого типа?» А потом, отчаявшись, бросаете эту затею.
Кристофер Кент нашел его слова великолепным описанием Рода. Только погружаясь в работу, тот был, что называется, в своей тарелке.
— Но он был убит, — серьезно сказал Гэй.
— А как насчет мисс Форбс?
— А, мисс Форбс, — сухо произнес Гэй, снова слегка обнажив великолепный набор искусственных зубов. — Думаю, вы ее неправильно себе представляете, доктор Фелл. Посмотрели бы вы на нее, когда она стоит рядом с пианино и поет балладу… — Он обернулся к Кенту: — А знаете, она ведь в вас влюблена!
Кент выпрямился на стуле, вздрогнув, будто ему ударили под дых.
— Она… Почему вы так думаете?
— Это секрет, — задумчиво ответил Гэй. — Вы удивитесь, узнав, сколько секретов было мне доверено за последние две недели. Однако, к сожалению, ничего такого, что могло бы вам помочь. Но я был удивлен, доволен и даже растроган. Это мне льстило. Прежде никто и не подумал бы довериться мне. Люди опасались, что я могу использовать их тайны, чтобы навредить им. И, боюсь, они были правы. Но я упомянул именно об этой тайне в надежде, что она вам поможет, мой молодой друг. — Гэй задумался. — А теперь послушайте, я подведу итоги.
В Южной Африке существует политическая группа под названием Партия доминиона. Они отличные ребята, хотя не имеют ни малейшего шанса на победу — правительство на восемьдесят процентов состоит из белых. Но они пытаются поддерживать английские традиции, включая совершенно мифическую традицию об английской сдержанности. Почти все члены кружка Рипера заражены этой болезнью. И сам Рипер, хотя заявляет, что он южноафриканец. — Он посмотрел на Кента: — Подозреваю, что вы тоже. Но, думаю, мисс Форбс считает, что в наше время нет необходимости отстаивать свое достоинство. Меня заставили лакать шерри из соусника — штраф за то, что я не сумел сделать что-то такое же достойное — позабыл, что именно, — и я должен был это исправить. Вы понимаете, доктор Фелл?
Доктор усмехнулся, не сводя с хозяина задумчивого взгляда.
— Не уверен, что понимаю, — пророкотал он. — Вы что-то хотите нам сказать? Следует ли мне сделать вывод из зловещего подтекста этих игр, что встречаются репрессивные или невротические состояния, которые могут найти выход в убийстве?
Выражение лица Гэя не изменилось, но он помолчал, прежде чем ответить.
— Буду с вами совершенно откровенен, — сказал он наконец, — я не знаю, что я имел в виду.
— Хмрф! Однако есть еще одна персона. И ее характер вы не описали. Я имею в виду миссис Джозефину Кент.
Гэй встал и, гибко двигаясь, любезно предложил всем сигары. Каждый взял по одной. Пребывающий в растерянности Кент взглянул в окно на серые крыши, местами занесенные снегом. Чирканье спички и ритуал раскуривания сигары несколько успокоили его. Их новый знакомый вновь уселся на краешек кресла, его лицо приобрело непреклонное выражение.
— Вы забываете, — сказал он, — что я впервые встретил эту даму только вчера вечером и знал ее всего несколько часов до того, как случилось несчастье. Она была в гостях у своих теток, и мы встретились с ней только в Лондоне. Тем не менее я скажу вам, какой она была. Она была опасной женщиной.
— Чушь какая-то! — воскликнул Кент. — Жена Рода?
Лицо сэра Гайлса осветилось удовольствием, как у ребенка, завидевшего новую игрушку.
— А разве вы другого мнения?
— Нет, — ответил доктор Фелл, — но продолжайте.
— Я не имею в виду, — Гэй бросил на Фелла проницательный взгляд, — что она была непорядочной или злой. Кстати, знаете, она гораздо старше, чем кажется с виду. И не думаю, что она когда-либо замышляла недоброе. Думаю, если даже ей в голову и приходила дурная мысль, вряд ли она признавала ее таковой. Но если вам не нравится определение «опасная», скажу иначе. Она была бы идеальной женой для меня. И она это знала.
Кент невольно усмехнулся:
— И поэтому она была опасной?
— Вы все еще не понимаете. У нее был довольно распространенный тип характера. Его трудно описать. Поэтому я просто кое-что расскажу. Вчера вечером я увидел ее впервые. И уже через пятнадцать минут она начала со мной заигрывать. Цель — замужество. Из-за моих денег.
Все какое-то время пораженно молчали.
— Сэр Гайлс, — наконец прервал возникшую паузу Кент, — вы очень умный человек, как сказал доктор Фелл. Но не кажется ли вам, что это довольно глупое заявление?
Тот не выразил оскорбленности, хотя в его глазах блеснул загадочный огонек. Казалось, он очень доволен, словно получил подтверждение чему-то. Он сделал несколько медленных затяжек, наслаждаясь ароматным дымом сигары, затем подался вперед.
— И я должен был сдаться, — упрямо твердил он свое. — О да! Был ли я очарован? Черт побери, да! Даже при том, что я знал… Вот, я нашел фразу, которая к ней подходит. Она была идеалом для старого мужчины. Неужели вы этого не осознавали?
Его спокойная уверенность заставила Кента внутренне поежиться. Он начинал что-то понимать.
— Скажите мне, правильно ли я понял ее характер. Я считаю, что она была удачливой деловой женщиной, возможно, имела собственное дело — что-нибудь связанное с одеждой или шляпками. Я также нахожу, что никто и никогда не видел ее взволнованной или вышедшей из себя… и по-настоящему ее никто не знал. Она не пускала в душу, в свою жизнь. Эту маленькую… гм… пичугу, я бы сказал… ничто не трогало. Джентльмены, это качество сводит с ума наш пол. И у нее была свойственная только ей привлекательность. А способность небрежно поцеловать, я думаю, не одному мужчине вскружила голову. Разумеется, она и должна была выйти замуж за такого положительного типа, как Родни Кент. Разумеется, она ожидала всех благ и получала их. Но, увидев возможность более выгодного брака или если ей надоел бы ее муж, она бы заявила, что он слишком груб с ней или что-нибудь в этом роде; что ее завлекли в брак обманом или вынудили выйти замуж; что у нее украли душу и так далее. И она ушла бы к другому и получила все, что ей нужно, под сочувствующие ахи и охи окружающих. У нее было достоинство, не сомневаюсь. А по какой-то странной причине у нас бытует заблуждение, что если вы ведете себя с достоинством, значит, вы правы.
Его слова были такой глубокой и точной характеристикой, что Кент встрепенулся. Казалось, Дженни не лежит на полу с лицом, закрытым полотенцем, а расхаживает по комнате. Доктор Фелл, казалось, задремал, но в его полуприкрытых глазах горел нескрываемый интерес.
— Прошу прощения за столь длинную речь, — извиняющимся тоном закончил Гэй.
Доктор Фелл внимательно рассматривал кончик сигары.
— Ничего, что вы, — рассеянно произнес он. — Вы считаете, что эти ее качества имеют какое-то отношение к убийце?
— Я ничего не говорил об убийце. Вы спрашивали меня о ее характере.
— О да! Но вы думаете, что характер человека не имеет отношения к его убийству?
— Без сомнения. Но у меня пока еще не было возможности подумать об убийце. Я не слышал об обстоятельствах случившегося. Так что вынужден основываться лишь на том, что мне известно.
При этих словах доктор Фелл только открыл один глаз.
— Да, но… скажите, есть ли что-то, известное вам, или можете ли вы сделать вывод, который заставит вас подозревать, что миссис Кент была не той, за кого ее принимали?
— За кого ее принимали? Я не понимаю.
— Тогда не буду и спрашивать. Это еще одна из тех тонкостей, что так раздражают Хэдли и имеют некоторое отношение к темной лошадке, которой я могу оказаться. Я понимаю так, что вы относились к миссис Кент как к раскрашенной римской статуе, пустой внутри?
— Вот именно. Если по ней постучать, вы услышите такой же гулкий звук. Тук-тук… — Гэй замолк с новым заинтересованным выражением, как будто его энергичный мозг наткнулся на какие-то новые идеи. — Гм… Кстати, доктор, меня в мои старые годы познакомили с игрой, которая открывает значительные возможности. Она состоит в том, что вы берете разные добрые английские слова и выворачиваете их наизнанку. Например, я говорю вам: «Тук-тук!» Вы отвечаете: «Кто там?»
— Хорошо. Кто там? — спросил доктор Фелл с интересом.
— Вельзевул. Теперь спросите: «Какой Вельзевул?»
— Какой Вельзевул? — послушно повторил доктор Фелл.
Что за смысл должен был открыться из этой игры, Кенту так и не суждено было узнать, хотя он с интересом наблюдал за игрой двух серьезных философов. В этот миг, как и полагается, раздался стук в дверь и вошел Хэдли. Теории пришлось оставить. Кент даже подумал, уж не подслушивал ли начальник полиции под дверью. Уж очень у него было раздраженное лицо.
— Рейберн, — сказал Хэдли доктору Феллу, — зайдет к нам через минутку. Кажется, он только что встал. — Затем Хэдли посмотрел на Гэя: — А тем временем, сэр Гайлс, не будете ли вы так любезны ответить на несколько вопросов? Кроме того, вы не будете возражать, если ваш номер обыщут?
— Обыщут? Конечно, сделайте милость. Но могу я узнать, что вы ищете?
— Униформу служащего гостиницы. — Хэдли подождал, и Гэй осторожно положил сигару на край пепельницы. Он попытался сверкнуть своей ослепительной сардонической улыбкой, но впервые, казалось, ощутил некоторое беспокойство.
— Ах, я так и думал, я знал. Значит, здесь опять расхаживало то самое привидение. Я пытался вытянуть из доктора Фелла хоть немного сведений, но это не проходит так же, как с учителями, бизнесменами и с молодыми людьми, не говоря о законе.
Хэдли сделал знак сержанту Беттсу. Тот направился к кровати.
— И, кроме того, если возможно, мы надеемся найти ключ.
— Ключ? Какой ключ?
На круглом полированном столе лежал ключ, сквозь ушко которого был продет маленький хромированный жетон с цифрой «703». Хэдли взял его.
— Вот такой ключ. Это, конечно, от вашего номера?
— Да, верно. А в чем дело?
Хэдли принял в высшей степени небрежный вид.
— Кто-то, вероятно убийца миссис Кент, украл ее ключ. Сейчас он должен быть где-нибудь в этом крыле здания, если только его не выбросили, например в окно. — Тон, которым он произнес последние слова, был странным, хотя Хэдли выглядел веселым. — Вы его не видели?
Гэй задумался.
— Присаживайтесь, господин полицейский, отдохните. Нет, я его не видел. То есть не видел с прошлой ночи.
— С прошлой ночи?
— Да. Я заметил, как миссис Кент открывала им свой номер.
— И как это было?
— Понимаете, почему-то принято, — со сдержанным раздражением объяснил Гэй, — открывать дверь ключом. — Казалось, в разговоре с Хэдли он держался более настороженно, чем с доктором Феллом. — Нет, лучше посмотрите — это было вот так. Не знаю, слышали ли вы об этом… наверное, да… но вчера мы все пошли в театр и, вернувшись, сразу разошлись спать. Мы проделали нечто вроде военной тренировки, пожелали друг другу спокойной ночи, стоя каждый перед своим номером. Как видите, комната миссис Кент расположена напротив моей. Она открыла дверь ключом, включила свет, затем бросила ключ в сумочку.
Доктор Фелл встрепенулся:
— Вы уверены? Вы уверены, что она положила ключ в сумочку?
— Уверен. А почему вы спрашиваете? Она стояла спиной ко мне, но слегка повернулась, так что я мог видеть ее левую руку. Мне кажется, она придерживала дверь правым коленом. На ней была меховая накидка, а ее сумочка, похоже, сделана из змеиной кожи. Она обернулась попрощаться, вошла внутрь, и — я старательно все вспоминаю — в этот момент сумочка была у нее в левой руке. Она бросила туда ключи и закрыла сумку. Помню, что это была левая рука, потому что на запястье был надет браслет из белого золота с черным квадратным камнем. Я заметил его, когда рукав манто скользнул вверх, обнажив браслет.
Он внезапно замолчал, увидев выражение лиц своих гостей.
— О, вполне возможно, — раздраженно пропыхтел доктор. — Это тем более возможно, так как… — Он взмахнул сумочкой из змеиной кожи.
— Так как — что?
— Так как я не нашел в ней ключа. Ключа от этой комнаты. Я его везде искал. Помните, нам поведали очень интересную историю об автоматических замках, которыми снабжены все двери номеров на этом этаже. Что среди них нет ни одного одинакового. Но я бы сказал, за исключением случаев, когда комната, как этот номер, имеет две двери. Тогда один ключ отпирает обе двери. Но где же этот ключ? С другой стороны, мне в голову пришли некоторые любопытные предположения, особенно после более внимательного обследования сундука, и они не сходятся с версией о нашем друге Рейберне.
За приоткрытой главной дверью послышался какой-то спор, оборвавшийся на восклицании «Тьфу!». В комнату, полный самообладания, вошел сморщенный человечек с выражением беззастенчивого интереса на изрезанном морщинами лице. Это его Кент видел выглядывающим в коридор. Мужчина среднего роста, он выглядел намного ниже из-за худобы. Одет был тщательно, можно даже сказать, щегольски, в синий двубортный костюм с негнущимся накрахмаленным воротничком. Этот воротник, в дополнение к обнаженным в улыбке фальшивым зубам, придавал посетителю блеск, как полировка надгробному памятнику. Стараясь сохранять приличия, вместе с тем он умудрялся не скрывать чрезвычайную заинтересованность. Его тонкие волосы, старательно разделенные пробором, на висках поседели, а за ушами были тусклого серого цвета; гладкая прическа контрастировала с худым лицом, изборожденным глубокими морщинами. Он остановился у тела, словно отдавая дань почтения усопшей, покачал головой, потупив взгляд, а затем вскинул глаза на Хэдли:
— Доброе утро, господин полицейский.
— Доброе утро, сэр Гайлс.
— А это, полагаю, — важно произнес тот, — знаменитый доктор Фелл. А молодой человек?
Ему представили Кента. Он кивнул, а его пронзительные глазки в это время словно ощупывали остальных.
— Джентльмены, я к вам явился, и теперь вам от меня не отвертеться. Вы должны зайти ко мне в номер… и выпить по чашке китайского чая, — добавил он, когда каким-то загадочным гипнозом своих глаз выводил их из комнаты. — Не знаю почему, но я не могу говорить об этом здесь.
Несмотря на внешнее самообладание, он выглядел чересчур бледным. Доктор Фелл с заинтересованной улыбкой посматривал на него сверху вниз, как на любопытный феномен.
— Кхе-кхе-кхе, — только и смог произнести доктор. — Да! Я как раз очень хотел побеседовать с вами. У меня, так сказать, свежий взгляд на людей. Остальные могут об этом судить, не сомневаюсь, но они слишком близки друг к другу, чтобы быть беспристрастными.
— Вы мне льстите, — ответил Гэй, показывая краешек искусственной челюсти. — Я весь к вашим услугам.
В то время как Хэдли задержался, раздавая указания Беттсу и Престону, Гэй провел остальных в свою гостиную. Это была очень милая комната, как ни странно, обставленная в стиле восемнадцатого века, хотя за окнами бурлило шумное движение на Пикадилли-стрит энергичной современной эпохи. С этой высоты открывался вид на покрытые снегом крыши за строгими очертаниями собора Святого Джеймса и обнаженные деревья в парке Сент-Джеймс. Оживленный, щегольски одетый хозяин отлично смотрелся в необычной обстановке своего номера. На столике у окна кипел чайник, и, когда гости отказались от чая, хозяин налил себе чашку.
— В ящичке рядом с вами вы найдете сигары, — сказал он доктору Феллу. — А теперь, джентльмены, перейдем к делу. Хотя это больше будет походить на теоретизирование. Одно могу сказать сразу. Я ничего не знаю об этом… об этом отвратительном деле, кроме того, что у меня в доме был убит молодой человек. Сегодня ночью я не выходил из своего номера и не знаю, выходил ли кто другой. Я знаю только то, что нас преследует опытный и упорный убийца.
— Гм-м… — промычал доктор Фелл, осторожно опустившись в хрупкое на вид кресло. — Послушайте, а что вы вообще думаете о друзьях мистера Рипера?
Гэй глубоко вздохнул. Довольное выражение его лица таяло по мере того, как он углублялся в размышления.
— До того момента, как был убит молодой Кент, — серьезно ответил он, — я еще никогда в жизни не получал такого удовольствия. — Он помолчал, давая возможность вдуматься в его слова. — Мне следует объясниться. В работе я известен как тиран, оскорбитель египтян и всех подряд. И я признаю, что мое поведение в Сити, как об этом говорится в одном рассказе Вудхауса, вызвало бы недоумение на палубе частной яхты. Правда, когда-то я был довольно известным чиновником, за что и получил в награду титул сэра. Правда, с зеркалом не поспоришь, оно отражает суровую и нелицеприятную правду. Следовательно, все это принимается как само собой разумеющееся. Поэтому люди, вынужденные общаться со мной, предпочитают разговаривать о погоде. Думаю, прошло уже много лет с тех пор, как меня не гнушались пригласить куда-либо вторично после знакомства. Ну а друзья Рипера внимания на это не обращали. Во всяком случае, не задумывались. Они приехали в мой дом и вскоре стали чувствовать себя совершенно непринужденно. Они бренчали на пианино. Они затевали игры, в которых я оказывался не последним дураком, беспечно прикололи обезьяний хвост, сделанный из бумаги, так сказать, к тылу миссис Рипер. Молодой Рейберн и даже сам мрачный Рипер, забыв о том, что он магистр искусств и деловой человек, представили отрывок пьесы из «Гони их, ковбой!». Короче говоря, они перевернули все в доме вверх тормашками, и я был в восторге!
Он разразился странным гортанным смехом, запрокинув голову. В его глазах сверкало оживление.
— А потом произошло убийство, — констатировал доктор Фелл.
Гайлс нахмурился:
— Да. Я знал, что мне слишком весело, чтобы это могло долго продолжаться.
— Вы умный человек, — несколько сонно и безразлично продолжал доктор Фелл. — Как вы думаете, что случилось?
— О, не знаю! Если бы это случилось не в моем доме, я бы сказал: «Прочтите в своем учебнике психологии». Но такие книги не помогают, когда дело касается тебя лично. И никогда не помогали.
— Родни Кент был среди тех, кто устраивал веселье?
Гэй ответил не сразу.
— Нет, не был, хотя и пытался. Думаю, это было не в его характере — слишком уж совестлив. Вы, наверное, встречали людей такого типа. Он из тех, что стоят, улыбаясь, неуверенные в себе, рядом с развеселой компанией. Глядя на него, вы ломаете голову: «Что бы такое придумать, чтобы развеселить этого типа?» А потом, отчаявшись, бросаете эту затею.
Кристофер Кент нашел его слова великолепным описанием Рода. Только погружаясь в работу, тот был, что называется, в своей тарелке.
— Но он был убит, — серьезно сказал Гэй.
— А как насчет мисс Форбс?
— А, мисс Форбс, — сухо произнес Гэй, снова слегка обнажив великолепный набор искусственных зубов. — Думаю, вы ее неправильно себе представляете, доктор Фелл. Посмотрели бы вы на нее, когда она стоит рядом с пианино и поет балладу… — Он обернулся к Кенту: — А знаете, она ведь в вас влюблена!
Кент выпрямился на стуле, вздрогнув, будто ему ударили под дых.
— Она… Почему вы так думаете?
— Это секрет, — задумчиво ответил Гэй. — Вы удивитесь, узнав, сколько секретов было мне доверено за последние две недели. Однако, к сожалению, ничего такого, что могло бы вам помочь. Но я был удивлен, доволен и даже растроган. Это мне льстило. Прежде никто и не подумал бы довериться мне. Люди опасались, что я могу использовать их тайны, чтобы навредить им. И, боюсь, они были правы. Но я упомянул именно об этой тайне в надежде, что она вам поможет, мой молодой друг. — Гэй задумался. — А теперь послушайте, я подведу итоги.
В Южной Африке существует политическая группа под названием Партия доминиона. Они отличные ребята, хотя не имеют ни малейшего шанса на победу — правительство на восемьдесят процентов состоит из белых. Но они пытаются поддерживать английские традиции, включая совершенно мифическую традицию об английской сдержанности. Почти все члены кружка Рипера заражены этой болезнью. И сам Рипер, хотя заявляет, что он южноафриканец. — Он посмотрел на Кента: — Подозреваю, что вы тоже. Но, думаю, мисс Форбс считает, что в наше время нет необходимости отстаивать свое достоинство. Меня заставили лакать шерри из соусника — штраф за то, что я не сумел сделать что-то такое же достойное — позабыл, что именно, — и я должен был это исправить. Вы понимаете, доктор Фелл?
Доктор усмехнулся, не сводя с хозяина задумчивого взгляда.
— Не уверен, что понимаю, — пророкотал он. — Вы что-то хотите нам сказать? Следует ли мне сделать вывод из зловещего подтекста этих игр, что встречаются репрессивные или невротические состояния, которые могут найти выход в убийстве?
Выражение лица Гэя не изменилось, но он помолчал, прежде чем ответить.
— Буду с вами совершенно откровенен, — сказал он наконец, — я не знаю, что я имел в виду.
— Хмрф! Однако есть еще одна персона. И ее характер вы не описали. Я имею в виду миссис Джозефину Кент.
Гэй встал и, гибко двигаясь, любезно предложил всем сигары. Каждый взял по одной. Пребывающий в растерянности Кент взглянул в окно на серые крыши, местами занесенные снегом. Чирканье спички и ритуал раскуривания сигары несколько успокоили его. Их новый знакомый вновь уселся на краешек кресла, его лицо приобрело непреклонное выражение.
— Вы забываете, — сказал он, — что я впервые встретил эту даму только вчера вечером и знал ее всего несколько часов до того, как случилось несчастье. Она была в гостях у своих теток, и мы встретились с ней только в Лондоне. Тем не менее я скажу вам, какой она была. Она была опасной женщиной.
— Чушь какая-то! — воскликнул Кент. — Жена Рода?
Лицо сэра Гайлса осветилось удовольствием, как у ребенка, завидевшего новую игрушку.
— А разве вы другого мнения?
— Нет, — ответил доктор Фелл, — но продолжайте.
— Я не имею в виду, — Гэй бросил на Фелла проницательный взгляд, — что она была непорядочной или злой. Кстати, знаете, она гораздо старше, чем кажется с виду. И не думаю, что она когда-либо замышляла недоброе. Думаю, если даже ей в голову и приходила дурная мысль, вряд ли она признавала ее таковой. Но если вам не нравится определение «опасная», скажу иначе. Она была бы идеальной женой для меня. И она это знала.
Кент невольно усмехнулся:
— И поэтому она была опасной?
— Вы все еще не понимаете. У нее был довольно распространенный тип характера. Его трудно описать. Поэтому я просто кое-что расскажу. Вчера вечером я увидел ее впервые. И уже через пятнадцать минут она начала со мной заигрывать. Цель — замужество. Из-за моих денег.
Все какое-то время пораженно молчали.
— Сэр Гайлс, — наконец прервал возникшую паузу Кент, — вы очень умный человек, как сказал доктор Фелл. Но не кажется ли вам, что это довольно глупое заявление?
Тот не выразил оскорбленности, хотя в его глазах блеснул загадочный огонек. Казалось, он очень доволен, словно получил подтверждение чему-то. Он сделал несколько медленных затяжек, наслаждаясь ароматным дымом сигары, затем подался вперед.
— И я должен был сдаться, — упрямо твердил он свое. — О да! Был ли я очарован? Черт побери, да! Даже при том, что я знал… Вот, я нашел фразу, которая к ней подходит. Она была идеалом для старого мужчины. Неужели вы этого не осознавали?
Его спокойная уверенность заставила Кента внутренне поежиться. Он начинал что-то понимать.
— Скажите мне, правильно ли я понял ее характер. Я считаю, что она была удачливой деловой женщиной, возможно, имела собственное дело — что-нибудь связанное с одеждой или шляпками. Я также нахожу, что никто и никогда не видел ее взволнованной или вышедшей из себя… и по-настоящему ее никто не знал. Она не пускала в душу, в свою жизнь. Эту маленькую… гм… пичугу, я бы сказал… ничто не трогало. Джентльмены, это качество сводит с ума наш пол. И у нее была свойственная только ей привлекательность. А способность небрежно поцеловать, я думаю, не одному мужчине вскружила голову. Разумеется, она и должна была выйти замуж за такого положительного типа, как Родни Кент. Разумеется, она ожидала всех благ и получала их. Но, увидев возможность более выгодного брака или если ей надоел бы ее муж, она бы заявила, что он слишком груб с ней или что-нибудь в этом роде; что ее завлекли в брак обманом или вынудили выйти замуж; что у нее украли душу и так далее. И она ушла бы к другому и получила все, что ей нужно, под сочувствующие ахи и охи окружающих. У нее было достоинство, не сомневаюсь. А по какой-то странной причине у нас бытует заблуждение, что если вы ведете себя с достоинством, значит, вы правы.
Его слова были такой глубокой и точной характеристикой, что Кент встрепенулся. Казалось, Дженни не лежит на полу с лицом, закрытым полотенцем, а расхаживает по комнате. Доктор Фелл, казалось, задремал, но в его полуприкрытых глазах горел нескрываемый интерес.
— Прошу прощения за столь длинную речь, — извиняющимся тоном закончил Гэй.
Доктор Фелл внимательно рассматривал кончик сигары.
— Ничего, что вы, — рассеянно произнес он. — Вы считаете, что эти ее качества имеют какое-то отношение к убийце?
— Я ничего не говорил об убийце. Вы спрашивали меня о ее характере.
— О да! Но вы думаете, что характер человека не имеет отношения к его убийству?
— Без сомнения. Но у меня пока еще не было возможности подумать об убийце. Я не слышал об обстоятельствах случившегося. Так что вынужден основываться лишь на том, что мне известно.
При этих словах доктор Фелл только открыл один глаз.
— Да, но… скажите, есть ли что-то, известное вам, или можете ли вы сделать вывод, который заставит вас подозревать, что миссис Кент была не той, за кого ее принимали?
— За кого ее принимали? Я не понимаю.
— Тогда не буду и спрашивать. Это еще одна из тех тонкостей, что так раздражают Хэдли и имеют некоторое отношение к темной лошадке, которой я могу оказаться. Я понимаю так, что вы относились к миссис Кент как к раскрашенной римской статуе, пустой внутри?
— Вот именно. Если по ней постучать, вы услышите такой же гулкий звук. Тук-тук… — Гэй замолк с новым заинтересованным выражением, как будто его энергичный мозг наткнулся на какие-то новые идеи. — Гм… Кстати, доктор, меня в мои старые годы познакомили с игрой, которая открывает значительные возможности. Она состоит в том, что вы берете разные добрые английские слова и выворачиваете их наизнанку. Например, я говорю вам: «Тук-тук!» Вы отвечаете: «Кто там?»
— Хорошо. Кто там? — спросил доктор Фелл с интересом.
— Вельзевул. Теперь спросите: «Какой Вельзевул?»
— Какой Вельзевул? — послушно повторил доктор Фелл.
Что за смысл должен был открыться из этой игры, Кенту так и не суждено было узнать, хотя он с интересом наблюдал за игрой двух серьезных философов. В этот миг, как и полагается, раздался стук в дверь и вошел Хэдли. Теории пришлось оставить. Кент даже подумал, уж не подслушивал ли начальник полиции под дверью. Уж очень у него было раздраженное лицо.
— Рейберн, — сказал Хэдли доктору Феллу, — зайдет к нам через минутку. Кажется, он только что встал. — Затем Хэдли посмотрел на Гэя: — А тем временем, сэр Гайлс, не будете ли вы так любезны ответить на несколько вопросов? Кроме того, вы не будете возражать, если ваш номер обыщут?
— Обыщут? Конечно, сделайте милость. Но могу я узнать, что вы ищете?
— Униформу служащего гостиницы. — Хэдли подождал, и Гэй осторожно положил сигару на край пепельницы. Он попытался сверкнуть своей ослепительной сардонической улыбкой, но впервые, казалось, ощутил некоторое беспокойство.
— Ах, я так и думал, я знал. Значит, здесь опять расхаживало то самое привидение. Я пытался вытянуть из доктора Фелла хоть немного сведений, но это не проходит так же, как с учителями, бизнесменами и с молодыми людьми, не говоря о законе.
Хэдли сделал знак сержанту Беттсу. Тот направился к кровати.
— И, кроме того, если возможно, мы надеемся найти ключ.
— Ключ? Какой ключ?
На круглом полированном столе лежал ключ, сквозь ушко которого был продет маленький хромированный жетон с цифрой «703». Хэдли взял его.
— Вот такой ключ. Это, конечно, от вашего номера?
— Да, верно. А в чем дело?
Хэдли принял в высшей степени небрежный вид.
— Кто-то, вероятно убийца миссис Кент, украл ее ключ. Сейчас он должен быть где-нибудь в этом крыле здания, если только его не выбросили, например в окно. — Тон, которым он произнес последние слова, был странным, хотя Хэдли выглядел веселым. — Вы его не видели?
Гэй задумался.
— Присаживайтесь, господин полицейский, отдохните. Нет, я его не видел. То есть не видел с прошлой ночи.
— С прошлой ночи?
— Да. Я заметил, как миссис Кент открывала им свой номер.
— И как это было?
— Понимаете, почему-то принято, — со сдержанным раздражением объяснил Гэй, — открывать дверь ключом. — Казалось, в разговоре с Хэдли он держался более настороженно, чем с доктором Феллом. — Нет, лучше посмотрите — это было вот так. Не знаю, слышали ли вы об этом… наверное, да… но вчера мы все пошли в театр и, вернувшись, сразу разошлись спать. Мы проделали нечто вроде военной тренировки, пожелали друг другу спокойной ночи, стоя каждый перед своим номером. Как видите, комната миссис Кент расположена напротив моей. Она открыла дверь ключом, включила свет, затем бросила ключ в сумочку.
Доктор Фелл встрепенулся:
— Вы уверены? Вы уверены, что она положила ключ в сумочку?
— Уверен. А почему вы спрашиваете? Она стояла спиной ко мне, но слегка повернулась, так что я мог видеть ее левую руку. Мне кажется, она придерживала дверь правым коленом. На ней была меховая накидка, а ее сумочка, похоже, сделана из змеиной кожи. Она обернулась попрощаться, вошла внутрь, и — я старательно все вспоминаю — в этот момент сумочка была у нее в левой руке. Она бросила туда ключи и закрыла сумку. Помню, что это была левая рука, потому что на запястье был надет браслет из белого золота с черным квадратным камнем. Я заметил его, когда рукав манто скользнул вверх, обнажив браслет.
Он внезапно замолчал, увидев выражение лиц своих гостей.
Глава 8
Карточка, выпавшая из окна
— Похоже, я вас напугал, — пробормотал Гэй. — Что случилось?
Внешне оставаясь бесстрастным, Хэдли устремил на него пристальный взгляд:
— Браслет из белого золота с… Уж не хотите ли сказать, что миссис Кент носила браслет, принадлежащий миссис Джоупли-Данн?
— Ничего подобного. Я и слыхом не слыхивал о миссис Джоупли-Данн. Ну и имечко! Я только сказал, что у Джозефины был такой браслет. Кажется, на камне какая-то латинская надпись, хотя я его близко не рассматривал. И я совершенно уверен, что он был на ней, когда мы ходили в театр. Кто-нибудь из ее друзей наверняка опознает эту вещь.
Просыпав пепел сигары на пиджак, доктор Фелл заговорил глухим голосом:
— Это меняет дело, Хэдли, полностью меняет все дело. О, моя шляпа священника! Мы пробираемся на ощупь сквозь духовную пропасть. И все потому, что по привычке, свойственной постояльцам отелей, миссис Джоупли-Данн забыла в номере свой браслет. Это любопытный факт, требующий изучения психолога, — уверенность, что, если человек теряет что-либо, он твердо убежден, что оставил это в отеле. Теперь вы понимаете зловещее значение истории с браслетом? Таинственная миссис Джоупли-Данн не забывала браслета. Это вообще был не ее браслет. Он принадлежал миссис Кент. Здесь где-то должен быть телефон. Я настоятельно советую связаться с Хардвиком, пригласить его сюда с браслетом, Рипером и мисс Форбс, захватив по дороге миссис Рипер. И если хоть один из них не узнает эту вещь как принадлежащую миссис Кент, тогда я полный тупица!
— Но, судя по всему, миссис Джоупли-Данн абсолютно уверена, что оставила свой браслет, — пробормотал Хэдли. — И почему вы так разволновались? Даже если все так, то чем этот факт нам поможет?
— Чем поможет? — зарычал доктор Фелл, извергая клубы табачного дыма и рассыпая вокруг искры, как бог Вулкан. — Чем это нам поможет?! Да это самый просветляющий и наводящий на размышление факт, о котором я сегодня слышал! Он разрешает множество наших проблем! Только подтвердите мне, что браслет принадлежал миссис Кент, и я проведу вас дальше сквозь туман.
— Каким образом?
— Скажите мне, Хэдли, что произошло в этой комнате ночью?
— Откуда мне знать? Именно это…
— Нет, нет! — раздраженно оборвал его доктор Фелл. — У меня уже была возможность рассказать вам об этом. Вы настолько зациклились на убийстве, что не даете себе труда задаться вопросом: а что еще здесь произошло? А между тем мы совсем недавно размышляли, нужно ли было убийце провести в этой комнате столько времени? Зачем ему нужно было, чтобы его как можно дольше не беспокоили? Что он здесь делал?
— Хорошо. И что же он делал?
— Он очень старательно и настойчиво обыскивал комнату. — Доктор Фелл подчеркнул эти слова выразительной мимикой лица. — Очевидно, так и не найдя того, что искал. Задумайтесь над следующими моментами. Он нашел самописку, которая была спрятана под стопкой носовых платков в сундуке. Следовательно, он обшарил хотя бы эту часть сундука. Он обнаружил табличку «Не беспокоить» в ящике бюро, — следовательно, он и туда заглядывал. Он взял ключ от номера из сумочки миссис Кент, следовательно, сумочку он тоже обыскивал. Чтобы сделать эти выводы, не нужно так уж напрягать свои умственные способности. И мы с полным на то основанием можем утверждать, что имел место факт обыска комнаты. Но, насколько я могу судить, ничего из номера не пропало. В этом и заключается проблема. Если мы докажем, что браслет принадлежал миссис Кент и что по какой-то причине убийца украл его ночью…
Хэдли недоумевающе уставился на него:
— После чего утром вернулся и подложил его?! И вы считаете, что это проясняет дело? В любом случае, какое значение имеет этот браслет? Вы многозначительно утверждали, что это одно из самых остроумных изобретений древнего мира, но ничего не объяснили конкретно.
— Да, понимаю, — уныло протянул доктор Фелл. — И все же… все же я думаю, что вам стоит позвонить.
Хэдли вдруг осознал, что слишком откровенничает при свидетелях. Попросив соединить себя с конторой управляющего, он показал искусство, свойственное репортерам, переговорив с ним так, что его невозможно было услышать в четырех шагах. Присутствующие нервно ерзали, пока он не положил трубку.
— Хардвик позвонит миссис Джоупли-Данн, — сообщил шеф полиции. — Потом он придет сюда с Рипером и мисс Форбс. Мы можем собрать здесь и остальных. Мистер Кент, вы знакомы с миссис Рипер. Не могли бы вы зайти и пригласить ее к нам?
Кент вдруг понял, что Хэдли находит общение с Мелиттой затруднительным.
— А тем временем, сэр Гайлс, те вопросы…
— Я к вашим услугам, — подчеркнул Гэй с несколько старомодной учтивостью. — Хотя, как я говорил доктору Феллу, боюсь, ничем не смогу помочь. Насколько мне известно, вчера ночью не произошло ничего подозрительного. Я сразу отправился в кровать и читал до половины первого. Меня ничто не тревожило…
Внешне оставаясь бесстрастным, Хэдли устремил на него пристальный взгляд:
— Браслет из белого золота с… Уж не хотите ли сказать, что миссис Кент носила браслет, принадлежащий миссис Джоупли-Данн?
— Ничего подобного. Я и слыхом не слыхивал о миссис Джоупли-Данн. Ну и имечко! Я только сказал, что у Джозефины был такой браслет. Кажется, на камне какая-то латинская надпись, хотя я его близко не рассматривал. И я совершенно уверен, что он был на ней, когда мы ходили в театр. Кто-нибудь из ее друзей наверняка опознает эту вещь.
Просыпав пепел сигары на пиджак, доктор Фелл заговорил глухим голосом:
— Это меняет дело, Хэдли, полностью меняет все дело. О, моя шляпа священника! Мы пробираемся на ощупь сквозь духовную пропасть. И все потому, что по привычке, свойственной постояльцам отелей, миссис Джоупли-Данн забыла в номере свой браслет. Это любопытный факт, требующий изучения психолога, — уверенность, что, если человек теряет что-либо, он твердо убежден, что оставил это в отеле. Теперь вы понимаете зловещее значение истории с браслетом? Таинственная миссис Джоупли-Данн не забывала браслета. Это вообще был не ее браслет. Он принадлежал миссис Кент. Здесь где-то должен быть телефон. Я настоятельно советую связаться с Хардвиком, пригласить его сюда с браслетом, Рипером и мисс Форбс, захватив по дороге миссис Рипер. И если хоть один из них не узнает эту вещь как принадлежащую миссис Кент, тогда я полный тупица!
— Но, судя по всему, миссис Джоупли-Данн абсолютно уверена, что оставила свой браслет, — пробормотал Хэдли. — И почему вы так разволновались? Даже если все так, то чем этот факт нам поможет?
— Чем поможет? — зарычал доктор Фелл, извергая клубы табачного дыма и рассыпая вокруг искры, как бог Вулкан. — Чем это нам поможет?! Да это самый просветляющий и наводящий на размышление факт, о котором я сегодня слышал! Он разрешает множество наших проблем! Только подтвердите мне, что браслет принадлежал миссис Кент, и я проведу вас дальше сквозь туман.
— Каким образом?
— Скажите мне, Хэдли, что произошло в этой комнате ночью?
— Откуда мне знать? Именно это…
— Нет, нет! — раздраженно оборвал его доктор Фелл. — У меня уже была возможность рассказать вам об этом. Вы настолько зациклились на убийстве, что не даете себе труда задаться вопросом: а что еще здесь произошло? А между тем мы совсем недавно размышляли, нужно ли было убийце провести в этой комнате столько времени? Зачем ему нужно было, чтобы его как можно дольше не беспокоили? Что он здесь делал?
— Хорошо. И что же он делал?
— Он очень старательно и настойчиво обыскивал комнату. — Доктор Фелл подчеркнул эти слова выразительной мимикой лица. — Очевидно, так и не найдя того, что искал. Задумайтесь над следующими моментами. Он нашел самописку, которая была спрятана под стопкой носовых платков в сундуке. Следовательно, он обшарил хотя бы эту часть сундука. Он обнаружил табличку «Не беспокоить» в ящике бюро, — следовательно, он и туда заглядывал. Он взял ключ от номера из сумочки миссис Кент, следовательно, сумочку он тоже обыскивал. Чтобы сделать эти выводы, не нужно так уж напрягать свои умственные способности. И мы с полным на то основанием можем утверждать, что имел место факт обыска комнаты. Но, насколько я могу судить, ничего из номера не пропало. В этом и заключается проблема. Если мы докажем, что браслет принадлежал миссис Кент и что по какой-то причине убийца украл его ночью…
Хэдли недоумевающе уставился на него:
— После чего утром вернулся и подложил его?! И вы считаете, что это проясняет дело? В любом случае, какое значение имеет этот браслет? Вы многозначительно утверждали, что это одно из самых остроумных изобретений древнего мира, но ничего не объяснили конкретно.
— Да, понимаю, — уныло протянул доктор Фелл. — И все же… все же я думаю, что вам стоит позвонить.
Хэдли вдруг осознал, что слишком откровенничает при свидетелях. Попросив соединить себя с конторой управляющего, он показал искусство, свойственное репортерам, переговорив с ним так, что его невозможно было услышать в четырех шагах. Присутствующие нервно ерзали, пока он не положил трубку.
— Хардвик позвонит миссис Джоупли-Данн, — сообщил шеф полиции. — Потом он придет сюда с Рипером и мисс Форбс. Мы можем собрать здесь и остальных. Мистер Кент, вы знакомы с миссис Рипер. Не могли бы вы зайти и пригласить ее к нам?
Кент вдруг понял, что Хэдли находит общение с Мелиттой затруднительным.
— А тем временем, сэр Гайлс, те вопросы…
— Я к вашим услугам, — подчеркнул Гэй с несколько старомодной учтивостью. — Хотя, как я говорил доктору Феллу, боюсь, ничем не смогу помочь. Насколько мне известно, вчера ночью не произошло ничего подозрительного. Я сразу отправился в кровать и читал до половины первого. Меня ничто не тревожило…