Подобные сцены могут иметь непредсказуемые последствия. Так и случилось на этот раз. Внезапно замолчав, отец повернулся к Гарри спиной, неожиданно для сына. Все планы Гарри рухнули. Он предвидел, что его ждет не слишком приятная жизнь. И что-то сдвинулось у него в голове. В детской ярости он схватил шпагу-трость, открутил ручку, вытащил клинок из ножен и вонзил в спину отца.
Доктор Фелл, который, казалось, каждой клеткой огромного тела ощущал ужасный смысл собственных слов, соединил обе части шпаги-трости. Потом бесшумно положил ее на пол.
Можно было сосчитать до десяти за то время, в течение которого ни Барбара, ни Майлс, ни Риго не проронили ни слова. Майлс медленно встал. Он вышел из оцепенения. Постепенно он начинал понимать…
— Следовательно, — сказал Майлс, — удар был нанесен именно в тот момент?
— Да, удар был нанесен именно в тот момент.
— И когда это произошло?
— Было, — ответил доктор Фелл, — примерно без десяти четыре. Профессор Риго уже почти подошел к башне.
Нанесенная тонким, острым лезвием глубокая рана может — как мы знаем из судебной медицины — создать у жертвы ошибочное представление, будто не произошло ничего серьезного. Говард Брук видел перед собой бледного, ошеломленного сына, едва ли сознающего, что он совершил. Какова могла быть реакция отца? Если вы встречали людей типа мистера Брука, то можете в точности предсказать ее.
Фей Ситон, которая не проронила ни звука и которую никто не заметил, бегом спустилась по лестнице. У входа она встретила Риго и поспешила прочь от него. А Риго, услышав доносившиеся сверху голоса, войдя в башню, поднял голову и громко возвестил о своем приходе.
В своем отчете Риго сообщает нам, что голоса сразу же смолкли. Еще бы им не смолкнуть, черт возьми!
Позвольте мне еще раз сказать вам о чувствах Говарда Брука. Его только что окликнул Риго, друг семьи, который вот-вот появится на крыше, как только с медлительностью тучного человека одолеет лестницу. Мог ли допустить мистер Брук в такой ужасной ситуации, чтобы кто-нибудь узнал о преступлении Гарри? Он, привыкший сам решать все семейные проблемы, никогда бы не поступил подобным образом! Наоборот! Он отчаянно стремился все замять, сделать так, чтобы Риго вообще ничего не заметил.
Я думаю, что именно отец рявкнул сыну: «Дай мне твой плащ!» Я уверен, что для него такой образ действий являлся совершенно естественным.
Вы, — он громко прочистил горло, — поняли, как разворачивались события?
Скинув собственный плащ, он обнаружил сзади прореху, сквозь которую просачивалась кровь. Но добротный плащ на подкладке был способен не только защитить от дождя. Он не пропускал кровь. Надев плащ Гарри и каким-то образом избавившись от собственного плаща, мистер Брук мог бы скрыть эту отвратительную кровоточащую рану на спине…
Вы догадываетесь, как он поступил. Он поспешно свернул свой собственный плащ, запихнул его в портфель и затянул ремни. Он затолкал шпагу в ножны (этим объясняется наличие пятен крови внутри ножен), завинтил ручку и прислонил шпагу-трость к парапету. Он надел плащ Гарри. К тому времени, когда, с трудом одолев лестницу, Риго поднялся на крышу, Говард Брук уже был готов предотвратить скандал.
Но подумать только! Теперь вся эта напряженная, истерическая сцена на крыше башни приобретает совершенно иной смысл!
Бледный сын, бормочущий: «Но, сэр!…» Отец, холодно и бесстрастно говорящий: «В последний раз прошу тебя дать мне возможность поступить так, как я считаю нужным». И потом нетерпеливо восклицающий: «Не уведете ли вы отсюда моего сына, чтобы я мог уладить кое-какие проблемы должным образом? Уведите его куда угодно». И отец поворачивается к ним спиной.
Дрожь в голосе, дрожь в сердце. Вы чувствовали ее, мой дорогой Риго, когда говорили о Гарри, который совсем сник, из которого словно выкачали воздух. Онемев от ужаса, он позволил вам свести себя вниз по лестнице. В лесу в его глазах горел какой-то странный, мрачный огонь, ведь Гарри спрашивал себя, как, черт возьми, собирается поступить его отец.
Так как же собирался поступить его отец? Разумеется, он собирался добраться до дома с этим свидетельствующим о виновности сына плащом, надежно спрятанным в портфеле. Таким образом скандал был бы предотвращен. Его сын пытался его убить! Это было отвратительнее всего. Он собирался добраться домой. А потом?…
— Продолжайте, прошу вас! — поторопил его профессор Риго, щелкнув пальцами, когда голос доктора Фелла смолк. — С этого момента я перестаю понимать ход событий. Он собирался добраться домой. А потом?…
Доктор Фелл поднял голову.
— Он понял, что не в состоянии сделать это, — просто сказал доктор Фелл. — Говард Брук почувствовал, что теряет сознание. И он заподозрил, что умирает.
Ему стало ясно, что он не сможет спуститься по крутой винтовой лестнице с башни, возвышающейся на сорок футов над землей, и при этом не упасть. Его найдут в лучшем случае без сознания в плаще Гарри и с собственным, проколотым шпагой, окровавленным плащом в портфеле. Возникнут вопросы. Факты, если они будут правильно истолкованы, могут обернуться против Гарри самым ужасным образом.
Этот человек действительно любил своего сына. В тот день он сделал два ужасных открытия. Он намеревался обойтись с мальчиком очень сурово. Но он не мог допустить, чтобы у Гарри, несчастного, боготворимого Гарри, возникли серьезные неприятности. И он повел себя единственно возможным образом, стараясь создать впечатление, будто нападение на него было совершено после ухода Гарри.
Теряя последние силы, он вытащил из портфеля собственный плащ и снова надел его. Плащ Гарри, на котором теперь тоже были пятна крови, он затолкал в портфель. Ему необходимо было каким-то образом отделаться от этого портфеля. В общем-то это было легко осуществить, поскольку внизу протекала река.
Но он не мог просто перебросить портфель через край парапета, хотя, выдвигая версию о самоубийстве, полиция Шартра и предположила, что мистер Брук сам случайно столкнул его с крыши. Он не мог сбросить его, поскольку в голову ему пришла простая мысль: портфель не пойдет ко дну, а поплывет по реке.
Зубцы парапета со стороны реки крошились, от них можно было отломить большие куски, положить в портфель и закрыть его. И утяжеленный таким образом портфель должен был утонуть.
Ему удалось сбросить портфель вниз. Ему удалось вынуть шпагу из ножен, протереть ручку, чтобы на ней не осталось отпечатков пальцев Гарри, — поэтому на ней и обнаружили только отпечатки пальцев самого мистера Брука — и бросить обе части шпаги-трости на пол. И после этого Говард Брук упал. Он был еще жив, когда ребенок нашел его и пронзительно закричал. Он был еще жив, когда появились Гарри и Риго. Он умер на руках у Гарри, трогательно цепляясь за него и пытаясь заверить своего убийцу, что все будет в порядке.
Да упокоит Господь душу этого человека, — добавил доктор Фелл, медленно закрывая руками лицо.
Некоторое время было слышно только свистящее дыхание доктора Фелла. Несколько капель дождя брызнули на оконное стекло.
— Леди и джентльмены, — сказал доктор Фелл, опуская руки и спокойно глядя на своих собеседников. — Я сейчас изложил вам свою точку зрения. Я мог бы изложить ее вам еще вчера, прочитав рукопись и услышав рассказ Фей Ситон, потому что моя теория — единственно возможное объяснение того, как встретил свою смерть Говард Брук.
Эти пятна крови внутри трости, говорящие о том, что за то время, пока мистер Брук находился один на крыше, клинок должны были вложить в ножны, а потом снова вынуть из них! Этот пухлый портфель! Исчезнувший плащ Гарри! Отвалившиеся куски парапета, которые так и не нашлись! Необъяснимое отсутствие отпечатков пальцев!
Разгадка этого таинственного преступления — его таинственность не была спланирована, а явилась следствием случайного стечения обстоятельств — основана на очень простом факте. Он заключается в том, что один мужской плащ очень похож на другой мужской плащ.
Мы не пришиваем к плащам метки с именами. Они не отличаются разнообразием расцветок. В магазинах продаются плащи только нескольких стандартных размеров. А нам известно от Риго, что Гарри Брук ростом и комплекцией очень походил на отца. Для англичан старый, поношенный плащ, если, конечно, он еще не оскорбляет взора, — предмет гордости, даже признак особого благородства и кастовой принадлежности. Когда вы в следующий раз окажетесь в ресторане, обратите внимание на вешалку с мокрыми, обвисшими плащами — и вы поймете, что я имею в виду.
Нашему другу Риго и в голову не могло прийти, что в разное время он видел мистера Брука в разных плащах. Поскольку, когда мистер Брук умер, на нем был его собственный плащ, никто ничего не заподозрил. Никто, кроме Фей Ситон.
Профессор Риго вскочил и начал мерить комнату маленькими шагами.
— Она знала? — спросил он.
— Несомненно.
— Но что она делала после того, как я встретил ее у входа в башню и она убежала от меня?
— Я могу вам рассказать, — тихо отозвалась Барбара. Взбудораженный, суетливый профессор Риго замахал на нее руками, желая заставить ее замолчать.
— Вы, мадемуазель? Откуда вам это известно?
— Я могу вам рассказать, — просто ответила Барбара, — как повела бы себя я. — В глазах Барбары были боль и сочувствие. — Пожалуйста, позвольте мне продолжить! Я вижу все это!
Фей сказала чистую правду: она пошла искупаться в реке. Она хотела освежиться, она хотела почувствовать себя чистой. Она действительно… действительно полюбила Гарри Брука. В подобной ситуации ей было легко, — Барбара покачала головой, — убедить себя, что с прошлым покончено. Что началась новая жизнь.
Но она незаметно поднялась по лестнице до крыши башни и услышала разговор Гарри с отцом. Она узнала, в чем обвинял ее Гарри. Он инстинктивно обо всем догадался! Значит, все люди, стоит им только взглянуть на нее, могут обо всем догадаться! Она видела, как Гарри Брук ударил отца шпагой, но ей не пришло в голову, что мистер Брук тяжело ранен.
Фей вошла в воду и поплыла по направлению к башне. Вспомните, что со стороны реки у башни никого не было! И… ну конечно! — закричала Барбара. — Фей увидела, как в реку упал портфель! — Воодушевленная этим новым открытием, Барбара повернулась к доктору Феллу. — Ведь так и было?
Доктор Фелл с серьезным видом кивнул:
— Это, мадам, прекрасная догадка.
— Она нырнула и достала портфель. Она вышла вместе с ним на берег и спрятала портфель в лесу. Фей, разумеется, не имела понятия, что происходит, она узнала обо всем позднее. — Барбара замялась. — По дороге сюда Майлс Хэммонд повторил мне то, что ему рассказала Фей. Думаю, она все поняла только тогда…
— Только тогда, — с глубокой горечью в голосе поддержал ее Майлс, — когда Гарри бросился к ней и воскликнул с лицемерным ужасом: «Господи, Фей, кто-то убил папу». Неудивительно, что Фей рассказывала мне об этом с некоторой долей цинизма!
— Одну минуту! — вмешался профессор Риго. Почему-то всем показалось, что профессор Риго подскочил, хотя он не тронулся с места, а просто поднял палец, чтобы привлечь к себе внимание.
— В этом цинизме, — заявил он, — я начинаю видеть большой смысл. Черт возьми, да! В руках этой женщины, — он потряс пальцем, — теперь находилась улика, с помощью которой можно было отправить Гарри на гильотину! — Он взглянул на доктора Фелла. — Разве не так?
— Это тоже, — признал доктор Фелл, — прекрасная догадка!
— В портфеле, — с важным видом продолжал Риго, — находились камни для его утяжеления и плащ Гарри с пятнами крови его отца на внутренней стороне. Они убедили бы любой суд. Они показали бы все в истинном свете. — Он в раздумье помолчал. — Однако Фей Ситон не воспользовалась этой уликой.
— Ну конечно нет, — сказала Барбара.
— Почему вы сказали «Ну конечно», мадемуазель?
— Как вы не понимаете? — закричала Барбара. — Она чуть ли не смеялась над всем этим; она испытывала только усталость и горечь. Ее больше это не трогало. У нее даже не возникло желания разоблачить Гарри Брука.
Она — проститутка-дилетантка! Он — убийца-дилетант и лицемер! Так отпустим же друг другу грехи и пойдем каждый своей дорогой по жизни, в которой уже не удастся ничего исправить. Я не хочу показаться глупой, но в такой ситуации естественно испытывать именно такие чувства.
Думаю, — сказала Барбара, — она обо всем рассказала Гарри Бруку. Думаю, она сообщила ему, что не станет разоблачать его, если полиция ее не арестует. Но на случай своего ареста она намерена спрятать портфель в такое место, где его никто не найдет.
И она сохранила этот портфель! Она хранила его шесть долгих лет! Она привезла его с собой в Англию. Он всегда находился там, откуда она в любой момент могла забрать его. Но у нее не было для этого причин, пока… пока…
Барбара умолкла.
Внезапно в ее глазах появился испуг, словно она спрашивала себя, не завело ли ее слишком далеко собственное воображение. Доктор Фелл, тяжело дыша и с интересом глядя на нее во все глаза, подался вперед.
— Пока?… — подбодрил ее доктор Фелл, и голос его звучал глухо, как рокот поезда в туннеле метро. — Властители Афин! Вы на пути к истине! Не останавливайтесь! Но у Фей Ситон не было причин забирать портфель из тайника, пока…
Майлс Хэммонд едва ли слышал его слова. Его душила ненависть.
— Значит, Гарри Бруку все сошло с рук? — сказал Майлс.
Барбара повернулась к нему:
— Что вы хотите этим сказать?
— Отец защищал его, — Майлс яростно взмахнул рукой, — даже в тот момент, когда Гарри склонился над умирающим и продекламировал: «Отец, кто это сделал?» Теперь мы узнали, что даже Фей Ситон защищала его.
— Спокойно, мой мальчик! Спокойно!
— В этом мире, — сказал Майлс, — такие люди, как Гарри Брук, всегда выходят сухими из воды. Везение ли это, стечение ли обстоятельств или некое свойство натуры, дарованное небесами, — не берусь судить. Этот малый должен был попасть на гильотину или провести остаток жизни на Острове Дьявола. А вместо него Фей Ситон, не причинившая никому ни малейшего зла… — Он повысил голос: — Господи, как бы я хотел встретиться с Гарри Бруком шесть лет назад! Я бы продал душу дьяволу за возможность рассчитаться с ним!
— Это нетрудно осуществить, — заметил доктор Фелл. — Не хотите ли рассчитаться с ним сейчас?
Страшный удар грома, эхом прокатившись по крышам, ворвался в комнату. Капли дождя почти долетали до доктора Фелла, который сидел у окна с погасшей трубкой в руке. Лицо его уже не казалось таким румяным.
Доктор Фелл возвысил голос.
— Вы здесь, Хедли? — закричал он.
Барбара отпрянула, не сводя глаз с двери; она ощупью отыскала спинку кровати и прислонилась к ней. У профессора Риго вырвалось французское ругательство, которое не часто можно услышать от воспитанного человека.
А потом все, казалось, произошло одновременно.
Висящая над комодом лампочка заколыхалась от порыва пропитанного дождем ветра, и в этот момент что-то тяжелое ударилось в дверь со стороны коридора. Ручка двери бешено задергалась, но при этом повернулась лишь чуть-чуть, словно вокруг нее шло сражение. Затем дверь рывком распахнулась, стукнувшись о стену. В комнату ворвались трое борющихся мужчин, которые всячески старались удержаться на ногах, и этот клубок сплетенных тел едва не рухнул на пол, налетев на жестяную коробку.
С одной стороны суперинтендент Хедли пытался схватить кого-то за запястья. С другой стороны ему помогал инспектор полиции в форме. А посередине…
— Профессор Риго, — четко выговаривая слова, произнес доктор Фелл, — не окажете ли вы нам любезность и не установите ли личность этого типа? Того, что в середине.
Майлс Хэммонд смотрел на выпученные глаза, оскаленные зубы, крепкие ноги, которыми этот человек с неистовой силой наносил удары державшим его полицейским. Майлс переспросил доктора Фелла:
— Установить его личность?
— Да, — подтвердил доктор Фелл.
— Послушайте, — закричал Майлс, — что происходит? Это же Стив Кертис, жених моей сестры! Что вы пытаетесь проделать?
— Мы пытаемся, — громоподобным голосом заявил доктор Фелл, — установить личность этого человека. И я считаю, что мы ее уже установили. Поскольку этот мужчина, называющий себя Стивеном Кертисом, и есть Гарри Брук.
Глава 20
Доктор Фелл, который, казалось, каждой клеткой огромного тела ощущал ужасный смысл собственных слов, соединил обе части шпаги-трости. Потом бесшумно положил ее на пол.
Можно было сосчитать до десяти за то время, в течение которого ни Барбара, ни Майлс, ни Риго не проронили ни слова. Майлс медленно встал. Он вышел из оцепенения. Постепенно он начинал понимать…
— Следовательно, — сказал Майлс, — удар был нанесен именно в тот момент?
— Да, удар был нанесен именно в тот момент.
— И когда это произошло?
— Было, — ответил доктор Фелл, — примерно без десяти четыре. Профессор Риго уже почти подошел к башне.
Нанесенная тонким, острым лезвием глубокая рана может — как мы знаем из судебной медицины — создать у жертвы ошибочное представление, будто не произошло ничего серьезного. Говард Брук видел перед собой бледного, ошеломленного сына, едва ли сознающего, что он совершил. Какова могла быть реакция отца? Если вы встречали людей типа мистера Брука, то можете в точности предсказать ее.
Фей Ситон, которая не проронила ни звука и которую никто не заметил, бегом спустилась по лестнице. У входа она встретила Риго и поспешила прочь от него. А Риго, услышав доносившиеся сверху голоса, войдя в башню, поднял голову и громко возвестил о своем приходе.
В своем отчете Риго сообщает нам, что голоса сразу же смолкли. Еще бы им не смолкнуть, черт возьми!
Позвольте мне еще раз сказать вам о чувствах Говарда Брука. Его только что окликнул Риго, друг семьи, который вот-вот появится на крыше, как только с медлительностью тучного человека одолеет лестницу. Мог ли допустить мистер Брук в такой ужасной ситуации, чтобы кто-нибудь узнал о преступлении Гарри? Он, привыкший сам решать все семейные проблемы, никогда бы не поступил подобным образом! Наоборот! Он отчаянно стремился все замять, сделать так, чтобы Риго вообще ничего не заметил.
Я думаю, что именно отец рявкнул сыну: «Дай мне твой плащ!» Я уверен, что для него такой образ действий являлся совершенно естественным.
Вы, — он громко прочистил горло, — поняли, как разворачивались события?
Скинув собственный плащ, он обнаружил сзади прореху, сквозь которую просачивалась кровь. Но добротный плащ на подкладке был способен не только защитить от дождя. Он не пропускал кровь. Надев плащ Гарри и каким-то образом избавившись от собственного плаща, мистер Брук мог бы скрыть эту отвратительную кровоточащую рану на спине…
Вы догадываетесь, как он поступил. Он поспешно свернул свой собственный плащ, запихнул его в портфель и затянул ремни. Он затолкал шпагу в ножны (этим объясняется наличие пятен крови внутри ножен), завинтил ручку и прислонил шпагу-трость к парапету. Он надел плащ Гарри. К тому времени, когда, с трудом одолев лестницу, Риго поднялся на крышу, Говард Брук уже был готов предотвратить скандал.
Но подумать только! Теперь вся эта напряженная, истерическая сцена на крыше башни приобретает совершенно иной смысл!
Бледный сын, бормочущий: «Но, сэр!…» Отец, холодно и бесстрастно говорящий: «В последний раз прошу тебя дать мне возможность поступить так, как я считаю нужным». И потом нетерпеливо восклицающий: «Не уведете ли вы отсюда моего сына, чтобы я мог уладить кое-какие проблемы должным образом? Уведите его куда угодно». И отец поворачивается к ним спиной.
Дрожь в голосе, дрожь в сердце. Вы чувствовали ее, мой дорогой Риго, когда говорили о Гарри, который совсем сник, из которого словно выкачали воздух. Онемев от ужаса, он позволил вам свести себя вниз по лестнице. В лесу в его глазах горел какой-то странный, мрачный огонь, ведь Гарри спрашивал себя, как, черт возьми, собирается поступить его отец.
Так как же собирался поступить его отец? Разумеется, он собирался добраться до дома с этим свидетельствующим о виновности сына плащом, надежно спрятанным в портфеле. Таким образом скандал был бы предотвращен. Его сын пытался его убить! Это было отвратительнее всего. Он собирался добраться домой. А потом?…
— Продолжайте, прошу вас! — поторопил его профессор Риго, щелкнув пальцами, когда голос доктора Фелла смолк. — С этого момента я перестаю понимать ход событий. Он собирался добраться домой. А потом?…
Доктор Фелл поднял голову.
— Он понял, что не в состоянии сделать это, — просто сказал доктор Фелл. — Говард Брук почувствовал, что теряет сознание. И он заподозрил, что умирает.
Ему стало ясно, что он не сможет спуститься по крутой винтовой лестнице с башни, возвышающейся на сорок футов над землей, и при этом не упасть. Его найдут в лучшем случае без сознания в плаще Гарри и с собственным, проколотым шпагой, окровавленным плащом в портфеле. Возникнут вопросы. Факты, если они будут правильно истолкованы, могут обернуться против Гарри самым ужасным образом.
Этот человек действительно любил своего сына. В тот день он сделал два ужасных открытия. Он намеревался обойтись с мальчиком очень сурово. Но он не мог допустить, чтобы у Гарри, несчастного, боготворимого Гарри, возникли серьезные неприятности. И он повел себя единственно возможным образом, стараясь создать впечатление, будто нападение на него было совершено после ухода Гарри.
Теряя последние силы, он вытащил из портфеля собственный плащ и снова надел его. Плащ Гарри, на котором теперь тоже были пятна крови, он затолкал в портфель. Ему необходимо было каким-то образом отделаться от этого портфеля. В общем-то это было легко осуществить, поскольку внизу протекала река.
Но он не мог просто перебросить портфель через край парапета, хотя, выдвигая версию о самоубийстве, полиция Шартра и предположила, что мистер Брук сам случайно столкнул его с крыши. Он не мог сбросить его, поскольку в голову ему пришла простая мысль: портфель не пойдет ко дну, а поплывет по реке.
Зубцы парапета со стороны реки крошились, от них можно было отломить большие куски, положить в портфель и закрыть его. И утяжеленный таким образом портфель должен был утонуть.
Ему удалось сбросить портфель вниз. Ему удалось вынуть шпагу из ножен, протереть ручку, чтобы на ней не осталось отпечатков пальцев Гарри, — поэтому на ней и обнаружили только отпечатки пальцев самого мистера Брука — и бросить обе части шпаги-трости на пол. И после этого Говард Брук упал. Он был еще жив, когда ребенок нашел его и пронзительно закричал. Он был еще жив, когда появились Гарри и Риго. Он умер на руках у Гарри, трогательно цепляясь за него и пытаясь заверить своего убийцу, что все будет в порядке.
Да упокоит Господь душу этого человека, — добавил доктор Фелл, медленно закрывая руками лицо.
Некоторое время было слышно только свистящее дыхание доктора Фелла. Несколько капель дождя брызнули на оконное стекло.
— Леди и джентльмены, — сказал доктор Фелл, опуская руки и спокойно глядя на своих собеседников. — Я сейчас изложил вам свою точку зрения. Я мог бы изложить ее вам еще вчера, прочитав рукопись и услышав рассказ Фей Ситон, потому что моя теория — единственно возможное объяснение того, как встретил свою смерть Говард Брук.
Эти пятна крови внутри трости, говорящие о том, что за то время, пока мистер Брук находился один на крыше, клинок должны были вложить в ножны, а потом снова вынуть из них! Этот пухлый портфель! Исчезнувший плащ Гарри! Отвалившиеся куски парапета, которые так и не нашлись! Необъяснимое отсутствие отпечатков пальцев!
Разгадка этого таинственного преступления — его таинственность не была спланирована, а явилась следствием случайного стечения обстоятельств — основана на очень простом факте. Он заключается в том, что один мужской плащ очень похож на другой мужской плащ.
Мы не пришиваем к плащам метки с именами. Они не отличаются разнообразием расцветок. В магазинах продаются плащи только нескольких стандартных размеров. А нам известно от Риго, что Гарри Брук ростом и комплекцией очень походил на отца. Для англичан старый, поношенный плащ, если, конечно, он еще не оскорбляет взора, — предмет гордости, даже признак особого благородства и кастовой принадлежности. Когда вы в следующий раз окажетесь в ресторане, обратите внимание на вешалку с мокрыми, обвисшими плащами — и вы поймете, что я имею в виду.
Нашему другу Риго и в голову не могло прийти, что в разное время он видел мистера Брука в разных плащах. Поскольку, когда мистер Брук умер, на нем был его собственный плащ, никто ничего не заподозрил. Никто, кроме Фей Ситон.
Профессор Риго вскочил и начал мерить комнату маленькими шагами.
— Она знала? — спросил он.
— Несомненно.
— Но что она делала после того, как я встретил ее у входа в башню и она убежала от меня?
— Я могу вам рассказать, — тихо отозвалась Барбара. Взбудораженный, суетливый профессор Риго замахал на нее руками, желая заставить ее замолчать.
— Вы, мадемуазель? Откуда вам это известно?
— Я могу вам рассказать, — просто ответила Барбара, — как повела бы себя я. — В глазах Барбары были боль и сочувствие. — Пожалуйста, позвольте мне продолжить! Я вижу все это!
Фей сказала чистую правду: она пошла искупаться в реке. Она хотела освежиться, она хотела почувствовать себя чистой. Она действительно… действительно полюбила Гарри Брука. В подобной ситуации ей было легко, — Барбара покачала головой, — убедить себя, что с прошлым покончено. Что началась новая жизнь.
Но она незаметно поднялась по лестнице до крыши башни и услышала разговор Гарри с отцом. Она узнала, в чем обвинял ее Гарри. Он инстинктивно обо всем догадался! Значит, все люди, стоит им только взглянуть на нее, могут обо всем догадаться! Она видела, как Гарри Брук ударил отца шпагой, но ей не пришло в голову, что мистер Брук тяжело ранен.
Фей вошла в воду и поплыла по направлению к башне. Вспомните, что со стороны реки у башни никого не было! И… ну конечно! — закричала Барбара. — Фей увидела, как в реку упал портфель! — Воодушевленная этим новым открытием, Барбара повернулась к доктору Феллу. — Ведь так и было?
Доктор Фелл с серьезным видом кивнул:
— Это, мадам, прекрасная догадка.
— Она нырнула и достала портфель. Она вышла вместе с ним на берег и спрятала портфель в лесу. Фей, разумеется, не имела понятия, что происходит, она узнала обо всем позднее. — Барбара замялась. — По дороге сюда Майлс Хэммонд повторил мне то, что ему рассказала Фей. Думаю, она все поняла только тогда…
— Только тогда, — с глубокой горечью в голосе поддержал ее Майлс, — когда Гарри бросился к ней и воскликнул с лицемерным ужасом: «Господи, Фей, кто-то убил папу». Неудивительно, что Фей рассказывала мне об этом с некоторой долей цинизма!
— Одну минуту! — вмешался профессор Риго. Почему-то всем показалось, что профессор Риго подскочил, хотя он не тронулся с места, а просто поднял палец, чтобы привлечь к себе внимание.
— В этом цинизме, — заявил он, — я начинаю видеть большой смысл. Черт возьми, да! В руках этой женщины, — он потряс пальцем, — теперь находилась улика, с помощью которой можно было отправить Гарри на гильотину! — Он взглянул на доктора Фелла. — Разве не так?
— Это тоже, — признал доктор Фелл, — прекрасная догадка!
— В портфеле, — с важным видом продолжал Риго, — находились камни для его утяжеления и плащ Гарри с пятнами крови его отца на внутренней стороне. Они убедили бы любой суд. Они показали бы все в истинном свете. — Он в раздумье помолчал. — Однако Фей Ситон не воспользовалась этой уликой.
— Ну конечно нет, — сказала Барбара.
— Почему вы сказали «Ну конечно», мадемуазель?
— Как вы не понимаете? — закричала Барбара. — Она чуть ли не смеялась над всем этим; она испытывала только усталость и горечь. Ее больше это не трогало. У нее даже не возникло желания разоблачить Гарри Брука.
Она — проститутка-дилетантка! Он — убийца-дилетант и лицемер! Так отпустим же друг другу грехи и пойдем каждый своей дорогой по жизни, в которой уже не удастся ничего исправить. Я не хочу показаться глупой, но в такой ситуации естественно испытывать именно такие чувства.
Думаю, — сказала Барбара, — она обо всем рассказала Гарри Бруку. Думаю, она сообщила ему, что не станет разоблачать его, если полиция ее не арестует. Но на случай своего ареста она намерена спрятать портфель в такое место, где его никто не найдет.
И она сохранила этот портфель! Она хранила его шесть долгих лет! Она привезла его с собой в Англию. Он всегда находился там, откуда она в любой момент могла забрать его. Но у нее не было для этого причин, пока… пока…
Барбара умолкла.
Внезапно в ее глазах появился испуг, словно она спрашивала себя, не завело ли ее слишком далеко собственное воображение. Доктор Фелл, тяжело дыша и с интересом глядя на нее во все глаза, подался вперед.
— Пока?… — подбодрил ее доктор Фелл, и голос его звучал глухо, как рокот поезда в туннеле метро. — Властители Афин! Вы на пути к истине! Не останавливайтесь! Но у Фей Ситон не было причин забирать портфель из тайника, пока…
Майлс Хэммонд едва ли слышал его слова. Его душила ненависть.
— Значит, Гарри Бруку все сошло с рук? — сказал Майлс.
Барбара повернулась к нему:
— Что вы хотите этим сказать?
— Отец защищал его, — Майлс яростно взмахнул рукой, — даже в тот момент, когда Гарри склонился над умирающим и продекламировал: «Отец, кто это сделал?» Теперь мы узнали, что даже Фей Ситон защищала его.
— Спокойно, мой мальчик! Спокойно!
— В этом мире, — сказал Майлс, — такие люди, как Гарри Брук, всегда выходят сухими из воды. Везение ли это, стечение ли обстоятельств или некое свойство натуры, дарованное небесами, — не берусь судить. Этот малый должен был попасть на гильотину или провести остаток жизни на Острове Дьявола. А вместо него Фей Ситон, не причинившая никому ни малейшего зла… — Он повысил голос: — Господи, как бы я хотел встретиться с Гарри Бруком шесть лет назад! Я бы продал душу дьяволу за возможность рассчитаться с ним!
— Это нетрудно осуществить, — заметил доктор Фелл. — Не хотите ли рассчитаться с ним сейчас?
Страшный удар грома, эхом прокатившись по крышам, ворвался в комнату. Капли дождя почти долетали до доктора Фелла, который сидел у окна с погасшей трубкой в руке. Лицо его уже не казалось таким румяным.
Доктор Фелл возвысил голос.
— Вы здесь, Хедли? — закричал он.
Барбара отпрянула, не сводя глаз с двери; она ощупью отыскала спинку кровати и прислонилась к ней. У профессора Риго вырвалось французское ругательство, которое не часто можно услышать от воспитанного человека.
А потом все, казалось, произошло одновременно.
Висящая над комодом лампочка заколыхалась от порыва пропитанного дождем ветра, и в этот момент что-то тяжелое ударилось в дверь со стороны коридора. Ручка двери бешено задергалась, но при этом повернулась лишь чуть-чуть, словно вокруг нее шло сражение. Затем дверь рывком распахнулась, стукнувшись о стену. В комнату ворвались трое борющихся мужчин, которые всячески старались удержаться на ногах, и этот клубок сплетенных тел едва не рухнул на пол, налетев на жестяную коробку.
С одной стороны суперинтендент Хедли пытался схватить кого-то за запястья. С другой стороны ему помогал инспектор полиции в форме. А посередине…
— Профессор Риго, — четко выговаривая слова, произнес доктор Фелл, — не окажете ли вы нам любезность и не установите ли личность этого типа? Того, что в середине.
Майлс Хэммонд смотрел на выпученные глаза, оскаленные зубы, крепкие ноги, которыми этот человек с неистовой силой наносил удары державшим его полицейским. Майлс переспросил доктора Фелла:
— Установить его личность?
— Да, — подтвердил доктор Фелл.
— Послушайте, — закричал Майлс, — что происходит? Это же Стив Кертис, жених моей сестры! Что вы пытаетесь проделать?
— Мы пытаемся, — громоподобным голосом заявил доктор Фелл, — установить личность этого человека. И я считаю, что мы ее уже установили. Поскольку этот мужчина, называющий себя Стивеном Кертисом, и есть Гарри Брук.
Глава 20
Фредерик, метрдотель ресторана Белтринга, одного из немногих мест Вест-Энда, где можно поесть в воскресенье, был всегда рад услужить доктору Феллу, даже если бы доктору Феллу срочно потребовался отдельный зал.
Манеры Фредерика стали ледяными, стоило ему увидеть троих гостей доктора: профессора Риго, мистера Хэммонда и маленькую светловолосую мисс Морелл — ту самую троицу, которая побывала в ресторане Белтринга два дня назад.
В свою очередь, и гости казались невеселыми, а когда Фредерик, считая, что проявляет огромный такт, провел их в тот же самый отдельный зал, где устраивал свои обеды «Клуб убийств», они еще больше приуныли. Он заметил, что посетители сделали заказ скорее из чувства долга, не оценив по достоинству меню.
Он не знал, что, когда гости уселись за стол, вид у них стал еще более удрученным.
— А теперь, — простонал профессор Риго, — я должен испить свою чашу до дна. Продолжайте.
— Да, — повторил Майлс, не глядя на доктора Фелла, — продолжайте.
Барбара молчала.
— — Послушайте! — запротестовал доктор Фелл, отчаянно размахивая руками и осыпая пеплом из трубки свой жилет. — Не подождете ли вы, пока?…
— Нет, — отрезал Майлс, пристально глядя на солонку.
— Тогда я попрошу вас, — сказал доктор Фелл, — вернуться к событиям прошлой ночи, когда мы с Риго приехали в Грейвуд, поскольку Риго был одержим романтическим желанием предостеречь вас против вампиризма.
— Мне хотелось тоже, — с немного виноватым видом заметил профессор, — взглянуть на библиотеку сэра Чарльза Хэммонда. Но за все мое пребывание в Грейвуде единственной комнатой, которой я не видел, была именно библиотека. Такова жизнь.
Доктор Фелл посмотрел на Майлса.
— Вы, я и Риго находились в гостиной, — продолжал он, — и вы только что закончили пересказывать историю убийства мистера Брука, в изложении Фей Ситон. Я решил, что убийцей был Гарри Брук. Но почему он пошел на это? И тогда у меня мелькнула догадка (основанная, должно быть, на вашем описании истерического смеха Фей, вызванного вопросом, поженились ли они с Гарри), что анонимные письма, содержащие гнусную клевету, сфабрикованы не кем иным, как самим малосимпатичным Гарри Бруком.
Поймите! Мне и в голову не приходило, что обвинения были совершенно справедливыми, пока мне не сказала об этом сегодня вечером в больнице сама Фей Ситон. Это обстоятельство устраняло многие неясности и ставило все на свои места, но я ни о чем подобном даже не подозревал.
Я видел в Фей только невинную жертву, которую оклеветал любимый ею человек. Предположим, Говард Брук узнал об этом, прочтя таинственное письмо, которое Гарри писал в день убийства. Тогда нам необходимо было отыскать его не менее таинственного адресата, Джима Морелла.
Моя гипотеза объясняла, почему Гарри убил своего отца. В таком случае Фей можно было обвинить лишь в том, что она — по какой-то известной только ей причине! — спрятала сброшенный портфель и не выдала Гарри. Так или иначе, обвинение в вампиризме являлось полнейшей чепухой. И когда я заявил об этом… Наверху раздался выстрел. Мы увидели, что произошло с вашей сестрой.
И я перестал что-либо понимать.
И тем не менее! Позвольте мне собрать воедино мои собственные догадки, предоставленную вами информацию и ту информацию, которую уже смогла дать мне ваша сестра Марион до того, как мы с Риго уехали из Грейвуда. Позвольте мне показать вам, как разыгрывалось это представление на ваших глазах.
В субботу, в четыре часа дня, вы встретились на вокзале Ватерлоо с вашей сестрой и «Стивеном Кертисом». В кафе вы бросили бомбу (не подозревая, разумеется, об этом), сообщив, что наняли Фей Ситон и она приедет в Грейвуд. Я правильно излагаю ход событий?
«Стив! Стив Кертис!» — Майлс усилием воли изгнал из своей памяти это лицо, постоянно являвшееся ему на фоне свечей.
— Да, — согласился Майлс. — Так и было.
— И как мнимый Стивен Кертис воспринял эту новость?
— В свете того, что нам известно теперь, я бы погрешил против истины, если бы сказал, что она ему просто не понравилась. Он заявил, что не сможет вернуться в Грейвуд вместе с нами.
— Кто-то из вас уже знал о том, что он не поедет с вами в Грейвуд?
— Нет! Теперь я вспоминаю, что Марион удивилась не меньше меня. Стив начал поспешно объяснять, что в офисе неожиданно создалась критическая ситуация.
— Вы упоминали при нем о профессоре Риго? «Кертис» знал, что вы встречались с Риго?
Майлс прикрыл глаза рукой, восстанавливая в памяти эту сцену. Туман рассеивался, и он с отвращением видел «Стива», вертящего в руках трубку, «Стива», надевающего шляпу, «Стива», пытающегося выдавить из себя смешок.
— Нет! — ответил Майлс. — Как я теперь вспоминаю, он даже не знал до этого момента, что я побывал на заседании «Клуба убийств», да и вообще ничего не знал о клубе. Я сказал что-то о профессоре, но, могу поклясться, не упоминал фамилию Риго.
Доктор Фелл наклонился вперед, его румяное лицо излучало доброжелательность.
— Фей Ситон, — мягко сказал доктор Фелл, — все еще обладала уликой, из-за которой Гарри Брук мог попасть на гильотину. Но стоило ему избавиться от Фей Ситон, и, видимо, не осталось бы никого, кто связал бы «Стивена Кертиса» с Гарри Бруком.
Майлс отодвинулся назад вместе со стулом.
— Господи! — воскликнул он. — Вы хотите сказать…
— Тише! — взмолился доктор Фелл, машинально поправляя сползающие очки. — Сейчас — именно сейчас! — я хочу, чтобы вы напрягли свою память. Было ли во время этой беседы, в которой участвовали вы, ваша сестра и так называемый «Кертис», что-либо сказано о комнатах?
— О комнатах?
— О спальнях, — наседал на него доктор Фелл, словно великан, выскочивший из засады. — О спальнях! А?
— Ну да! Марион сказала, что собирается поместить Фей в свою спальню, а сама переберется в лучшую комнату на первом этаже, которую только что отремонтировали.
— А-а-а! — пропел доктор Фелл и несколько раз кивнул. — Я ведь помню, что вы говорили в Грейвуде о ситуации со спальнями. Следовательно, ваша сестра хотела предоставить Фей Ситон собственную спальню! Но она этого не сделала?
— Нет. Она собиралась это сделать, но Фей Ситон отказалась, фей предпочитала жить на первом этаже из-за своего сердца. Чтобы не подниматься по лестнице.
Доктор Фелл направил на него свою трубку.
— Предположим, — сказал он, — вы считаете, что Фей Ситон должна находиться в комнате на втором этаже в задней части дома. Предположим, желая убедиться в этом, вы следите за домом. Вы прячетесь среди деревьев за задним фасадом. Вы смотрите на ряд окон с незадернутыми шторами. И что же вы видите незадолго до полуночи? Вы видите Фей Ситон — в ночной рубашке и халате, — которая ходит взад и вперед перед окнами.
Марион Хэммонд не было видно. Марион сидела в кресле у ночного столика в противоположной стороне комнаты. Ее нельзя было увидеть даже в окна, выходящие на восток, потому что на них висели шторы. Но Фей Ситон увидеть было можно.
А теперь представьте себе, что в кромешной ночной темноте вы пробираетесь в эту темную спальню, намереваясь совершить прекрасно задуманное и спланированное убийство. Вы собираетесь убить спящую в этой кровати женщину. И, приближаясь к кровати, вы чувствуете очень слабый аромат именно тех духов, которые всегда ассоциировались у вас с Фей Ситон.
Разумеется, вы не можете знать, что Фей подарила флакончик этих духов Марион Хэммонд. Он стоит сейчас на ночном столике. Но откуда вам об этом знать? Вы просто вдыхаете аромат духов Фей. Какие после этого могут у вас оставаться сомнения?
Уже после первого замечания доктора Фелла Майлс начал догадываться. Но теперь он ясно видел всю картину.
— Да! — выразительно произнес доктор Фелл. — Гарри Брук, он же Стивен Кертис, задумал искусное убийство. Но он выбрал не ту женщину.
Воцарилось молчание.
— Однако! — добавил доктор Фелл, взмахом руки отправив в полет кофейную чашечку, на что, впрочем, никто из присутствующих не обратил внимания. — Однако я снова иду на поводу у своей прискорбной привычки предвосхищать события.
Должен сознаться, что вчера вечером я был озадачен. Я полагал, что убийство Говарда Брука было делом рук Гарри. Я полагал, что Фей Ситон подобрала портфель с проклятым плащом и что он до сих пор находится у нее. Собственно говоря, я намекнул ей об этом, спросив, может ли она плавать под водой. Но нападение на Марион Хэммонд казалось совершенно необъяснимым.
Даже произошедший на следующее утро инцидент не раскрыл мне до конца глаза. Именно тогда я впервые увидел «мистера Стивена Кертиса». Он якобы вернулся из Лондона и был очень весел и оживлен. Он неторопливо вошел в гостиную, когда вы, — доктор Фелл многозначительно взглянул на Майлса, — разговаривали по телефону с мисс Морелл. Помните?
— Да, — ответил Майлс.
— Я помню наш разговор, — сказала Барбара, — но…
— Что касается меня, — возопил доктор Фелл, — то я вошел вслед за ним, неся поднос с чашкой чаю. — Доктор Фелл нахмурился, на его лице появилось выражение крайней сосредоточенности. — «Стивен Кертис» мог слышать ваши слова, обращенные к мисс Морелл, — он громко прочистил горло, — которые я сейчас повторю почти в точности: «Сегодня ночью случилось нечто ужасное, — сказали вы мисс Морелл. — В комнате моей сестры произошло что-то, чего не в силах постичь человеческий разум». Следующую фразу вы сразу же прервали, потому что вошел «Стивен Кертис».
Манеры Фредерика стали ледяными, стоило ему увидеть троих гостей доктора: профессора Риго, мистера Хэммонда и маленькую светловолосую мисс Морелл — ту самую троицу, которая побывала в ресторане Белтринга два дня назад.
В свою очередь, и гости казались невеселыми, а когда Фредерик, считая, что проявляет огромный такт, провел их в тот же самый отдельный зал, где устраивал свои обеды «Клуб убийств», они еще больше приуныли. Он заметил, что посетители сделали заказ скорее из чувства долга, не оценив по достоинству меню.
Он не знал, что, когда гости уселись за стол, вид у них стал еще более удрученным.
— А теперь, — простонал профессор Риго, — я должен испить свою чашу до дна. Продолжайте.
— Да, — повторил Майлс, не глядя на доктора Фелла, — продолжайте.
Барбара молчала.
— — Послушайте! — запротестовал доктор Фелл, отчаянно размахивая руками и осыпая пеплом из трубки свой жилет. — Не подождете ли вы, пока?…
— Нет, — отрезал Майлс, пристально глядя на солонку.
— Тогда я попрошу вас, — сказал доктор Фелл, — вернуться к событиям прошлой ночи, когда мы с Риго приехали в Грейвуд, поскольку Риго был одержим романтическим желанием предостеречь вас против вампиризма.
— Мне хотелось тоже, — с немного виноватым видом заметил профессор, — взглянуть на библиотеку сэра Чарльза Хэммонда. Но за все мое пребывание в Грейвуде единственной комнатой, которой я не видел, была именно библиотека. Такова жизнь.
Доктор Фелл посмотрел на Майлса.
— Вы, я и Риго находились в гостиной, — продолжал он, — и вы только что закончили пересказывать историю убийства мистера Брука, в изложении Фей Ситон. Я решил, что убийцей был Гарри Брук. Но почему он пошел на это? И тогда у меня мелькнула догадка (основанная, должно быть, на вашем описании истерического смеха Фей, вызванного вопросом, поженились ли они с Гарри), что анонимные письма, содержащие гнусную клевету, сфабрикованы не кем иным, как самим малосимпатичным Гарри Бруком.
Поймите! Мне и в голову не приходило, что обвинения были совершенно справедливыми, пока мне не сказала об этом сегодня вечером в больнице сама Фей Ситон. Это обстоятельство устраняло многие неясности и ставило все на свои места, но я ни о чем подобном даже не подозревал.
Я видел в Фей только невинную жертву, которую оклеветал любимый ею человек. Предположим, Говард Брук узнал об этом, прочтя таинственное письмо, которое Гарри писал в день убийства. Тогда нам необходимо было отыскать его не менее таинственного адресата, Джима Морелла.
Моя гипотеза объясняла, почему Гарри убил своего отца. В таком случае Фей можно было обвинить лишь в том, что она — по какой-то известной только ей причине! — спрятала сброшенный портфель и не выдала Гарри. Так или иначе, обвинение в вампиризме являлось полнейшей чепухой. И когда я заявил об этом… Наверху раздался выстрел. Мы увидели, что произошло с вашей сестрой.
И я перестал что-либо понимать.
И тем не менее! Позвольте мне собрать воедино мои собственные догадки, предоставленную вами информацию и ту информацию, которую уже смогла дать мне ваша сестра Марион до того, как мы с Риго уехали из Грейвуда. Позвольте мне показать вам, как разыгрывалось это представление на ваших глазах.
В субботу, в четыре часа дня, вы встретились на вокзале Ватерлоо с вашей сестрой и «Стивеном Кертисом». В кафе вы бросили бомбу (не подозревая, разумеется, об этом), сообщив, что наняли Фей Ситон и она приедет в Грейвуд. Я правильно излагаю ход событий?
«Стив! Стив Кертис!» — Майлс усилием воли изгнал из своей памяти это лицо, постоянно являвшееся ему на фоне свечей.
— Да, — согласился Майлс. — Так и было.
— И как мнимый Стивен Кертис воспринял эту новость?
— В свете того, что нам известно теперь, я бы погрешил против истины, если бы сказал, что она ему просто не понравилась. Он заявил, что не сможет вернуться в Грейвуд вместе с нами.
— Кто-то из вас уже знал о том, что он не поедет с вами в Грейвуд?
— Нет! Теперь я вспоминаю, что Марион удивилась не меньше меня. Стив начал поспешно объяснять, что в офисе неожиданно создалась критическая ситуация.
— Вы упоминали при нем о профессоре Риго? «Кертис» знал, что вы встречались с Риго?
Майлс прикрыл глаза рукой, восстанавливая в памяти эту сцену. Туман рассеивался, и он с отвращением видел «Стива», вертящего в руках трубку, «Стива», надевающего шляпу, «Стива», пытающегося выдавить из себя смешок.
— Нет! — ответил Майлс. — Как я теперь вспоминаю, он даже не знал до этого момента, что я побывал на заседании «Клуба убийств», да и вообще ничего не знал о клубе. Я сказал что-то о профессоре, но, могу поклясться, не упоминал фамилию Риго.
Доктор Фелл наклонился вперед, его румяное лицо излучало доброжелательность.
— Фей Ситон, — мягко сказал доктор Фелл, — все еще обладала уликой, из-за которой Гарри Брук мог попасть на гильотину. Но стоило ему избавиться от Фей Ситон, и, видимо, не осталось бы никого, кто связал бы «Стивена Кертиса» с Гарри Бруком.
Майлс отодвинулся назад вместе со стулом.
— Господи! — воскликнул он. — Вы хотите сказать…
— Тише! — взмолился доктор Фелл, машинально поправляя сползающие очки. — Сейчас — именно сейчас! — я хочу, чтобы вы напрягли свою память. Было ли во время этой беседы, в которой участвовали вы, ваша сестра и так называемый «Кертис», что-либо сказано о комнатах?
— О комнатах?
— О спальнях, — наседал на него доктор Фелл, словно великан, выскочивший из засады. — О спальнях! А?
— Ну да! Марион сказала, что собирается поместить Фей в свою спальню, а сама переберется в лучшую комнату на первом этаже, которую только что отремонтировали.
— А-а-а! — пропел доктор Фелл и несколько раз кивнул. — Я ведь помню, что вы говорили в Грейвуде о ситуации со спальнями. Следовательно, ваша сестра хотела предоставить Фей Ситон собственную спальню! Но она этого не сделала?
— Нет. Она собиралась это сделать, но Фей Ситон отказалась, фей предпочитала жить на первом этаже из-за своего сердца. Чтобы не подниматься по лестнице.
Доктор Фелл направил на него свою трубку.
— Предположим, — сказал он, — вы считаете, что Фей Ситон должна находиться в комнате на втором этаже в задней части дома. Предположим, желая убедиться в этом, вы следите за домом. Вы прячетесь среди деревьев за задним фасадом. Вы смотрите на ряд окон с незадернутыми шторами. И что же вы видите незадолго до полуночи? Вы видите Фей Ситон — в ночной рубашке и халате, — которая ходит взад и вперед перед окнами.
Марион Хэммонд не было видно. Марион сидела в кресле у ночного столика в противоположной стороне комнаты. Ее нельзя было увидеть даже в окна, выходящие на восток, потому что на них висели шторы. Но Фей Ситон увидеть было можно.
А теперь представьте себе, что в кромешной ночной темноте вы пробираетесь в эту темную спальню, намереваясь совершить прекрасно задуманное и спланированное убийство. Вы собираетесь убить спящую в этой кровати женщину. И, приближаясь к кровати, вы чувствуете очень слабый аромат именно тех духов, которые всегда ассоциировались у вас с Фей Ситон.
Разумеется, вы не можете знать, что Фей подарила флакончик этих духов Марион Хэммонд. Он стоит сейчас на ночном столике. Но откуда вам об этом знать? Вы просто вдыхаете аромат духов Фей. Какие после этого могут у вас оставаться сомнения?
Уже после первого замечания доктора Фелла Майлс начал догадываться. Но теперь он ясно видел всю картину.
— Да! — выразительно произнес доктор Фелл. — Гарри Брук, он же Стивен Кертис, задумал искусное убийство. Но он выбрал не ту женщину.
Воцарилось молчание.
— Однако! — добавил доктор Фелл, взмахом руки отправив в полет кофейную чашечку, на что, впрочем, никто из присутствующих не обратил внимания. — Однако я снова иду на поводу у своей прискорбной привычки предвосхищать события.
Должен сознаться, что вчера вечером я был озадачен. Я полагал, что убийство Говарда Брука было делом рук Гарри. Я полагал, что Фей Ситон подобрала портфель с проклятым плащом и что он до сих пор находится у нее. Собственно говоря, я намекнул ей об этом, спросив, может ли она плавать под водой. Но нападение на Марион Хэммонд казалось совершенно необъяснимым.
Даже произошедший на следующее утро инцидент не раскрыл мне до конца глаза. Именно тогда я впервые увидел «мистера Стивена Кертиса». Он якобы вернулся из Лондона и был очень весел и оживлен. Он неторопливо вошел в гостиную, когда вы, — доктор Фелл многозначительно взглянул на Майлса, — разговаривали по телефону с мисс Морелл. Помните?
— Да, — ответил Майлс.
— Я помню наш разговор, — сказала Барбара, — но…
— Что касается меня, — возопил доктор Фелл, — то я вошел вслед за ним, неся поднос с чашкой чаю. — Доктор Фелл нахмурился, на его лице появилось выражение крайней сосредоточенности. — «Стивен Кертис» мог слышать ваши слова, обращенные к мисс Морелл, — он громко прочистил горло, — которые я сейчас повторю почти в точности: «Сегодня ночью случилось нечто ужасное, — сказали вы мисс Морелл. — В комнате моей сестры произошло что-то, чего не в силах постичь человеческий разум». Следующую фразу вы сразу же прервали, потому что вошел «Стивен Кертис».