Страница:
— Играй, — сказала она. — Сыграй печальную любовную песню, потому что любовные песни часто печальные.
— Я взяла лютню, и она сказала: «Сыграй» Моя любовь ушла, на веки вечные оставив скорбь «„. Я играла, а она сидела и слушала. Потом она посмотрела на Дикона и спросила: «Хорошо ли вы учили мою дочь?“ Он, заикаясь, сказал, что приложил все силы, а я была способная ученица. Она еще немного посидела, потом встала и вышла. Мы не знаем, что будет, но Дикон боится.
Скоро мы узнали, что было дальше. Дикон больше не появился в комнате для занятий — ему отказали.
Сенара то приходила в ярость, то была тиха и печальна. Она плакала по ночам и постоянно говорила о Диконе. Я раньше думала, что ее чувства несерьезны, но, оказывается, время шло, а она помнила Дикона и говорила о нем с горьким и грустным сожалением.
После того случая Сенара изменилась. Казалось, она все время пыталась выиграть у меня по очкам. Думаю, в ее натуре была зависть, и особенно там, где дело касалось меня. Я не забывала, что в ранние годы своей жизни она была беспризорным ребенком, о котором ничего не было известно, ее имя выдавало это. Восхищение Дикона несколько смягчило ее, но, когда она этого лишилась, она опять стала страдать.
Сначала она больше откровенничала с Мэри, чем со мной. Она говорила о том, что у меня есть Фенн Лэндор, и выражалась о нем так, будто мы уже были помолвлены. Признаться, я не останавливала ее, хотя и должна была. Я была в таком восторге от желания быть помолвленной с Фенном, что не могла противиться искушению думать, что это так.
Затем мачеха, без сомнения, под влиянием случая с Диконом, сказала, что теперь, когда мы повзрослели, в замке должно быть больше развлечений. Она пригласит лучшие семьи соседей, некоторые из них имели подходящих молодых людей, которые могут заинтересоваться нами, к тому же есть еще и Коннелл, о котором тоже надо подумать.
Отец, очевидно, согласился. Он всегда соглашался с мачехой, по крайней мере, я никогда не видела ни одного конфликта между ними. Когда я сравнивала их с покойным дедушкой и бабушкой, я думала о том, какими разными были их отношения. В постоянных пререканиях тех было больше естественности, чем в спокойствии между отцом и мачехой, — это при всех качествах моего отца. Я чувствовала, что, оставаясь наедине, они были не такие. Иногда мне приходила в голову мысль, что мачеха действительно была ведьмой и даже мой отец был ее рабом.
— Молодой человек, который привез тебя от бабушки, очень обаятельный, — сказала Мария. — Кажется, у него есть сестра? Может быть, пригласить их обоих погостить у нас?
Я обрадовалась и сказала, что они с удовольствием приедут.
Портниха с утра до ночи шила новые платья для нас. Когда начиналось новое правление, моды всегда менялись. В сельской местности, как у нас, мы приблизительно на год отставали в моде, но все же и у нас теперь были высокая талия на датский манер, юбка с фижмами и узкие рукава под длинными, свисающими от локтей. Платья были с юбками, раскрывающимися спереди, чтобы показать полосатые нижние юбки, обычно из лучшего материала, чем само платье. Исчезли круглые плоеные жесткие воротники, чему я была рада, а вместо них появились воротники стоячие. Комната блестела от всевозможных тканей: тафты, Дамаска, шелка, бархата, смеси шелка и какого-то более плотного материала, называемого полотном, и мокадо — подделки под бархат. Комната портнихи говорила о том, что в замке жили трое молодых людей брачного возраста. Странно, но всем было весело.
Мэри была славная девушка, мы обе были в восторге от нее: она была хорошенькая и жизнерадостная. Она очень много говорила, особенно с Сенарой, о Джоне, своем женихе, о том, что скоро они поженятся. Много волнения вызвало ее кольцо, оно выглядело как золотое.
— Это подарок Джона, — торжественно сказала Мэри.
Увы, триумф ее был недолог! Джон украл это кольцо, он взял его у моего отца, и, когда это обнаружилось, в замке был большой переполох. Мэри быстро лишилась кольца и горько плакала, но еще горше были ее слезы, когда Джона наказывали. Мы заперлись, чтобы ничего не слышать. Во дворе Морской башни слуги привязали Джона к столбу, и он получил десять ударов кнутом.
— Это же срам на всю жизнь! — рыдала Мэри. — Он такой гордый. Он взял кольцо, чтобы дать его мне. Глаза Сенары сверкали гневно.
— Проклятье на тех, кто бьет Джона! — воскликнула она. — Пусть у них руки отсохнут и…
— Тот, кто поднимает на него кнут, выполняет приказ, — сказала я. — И, пожалуйста, Сенара, не говори таких слов.
— Буду говорить! — крикнула она.
Я знала, кто отдал приказ, — это был мой отец. Мы, как могли, успокоили Мэри. Сенара приготовила мазь, ибо она интересовалась такими вещами, и мы послали ее смазать спину Джону.
Атмосфера замка изменилась. Все погрузились в меланхолию.
От бабушки пришло письмо. Она была рада услышать, что Фенн и его сестра приедут к нам.
«Боюсь, что этого не могло бы случиться, пока бабушка Фенна была жива. Теперь, бедняжка, она успокоилась и, может быть, вражда между двумя семьями прекратится. Я могла, конечно, понять ее, когда умерла ее дочь: есть люди, которым необходимо возложить вину за свое горе на чьи-то плечи. Это большая ошибка. Ты снова увидишь Фенна, и я уверена, вы хорошо проведете с ним время. Думаю, его сестра Мелани — очаровательная девочка.
Родная моя Тамсин, как бы я хотела присоединиться к вам, но боюсь, путешествие для меня уже не под силу. Может быть, потом ты приедешь ко мне? Последнее время мне что-то нехорошо. Эдвина часто приезжает. Буду с нетерпением ждать тебя, мое дорогое дитя. Напиши мне о визите Фенна»— .
Была середина лета, когда они приехали — Фенн, его сестра Мелани, их мать и слуги. Они должны были остаться у нас на неделю, и мачеха тщательно к этому готовилась. Видимо, ей понравилась эта семья; я была уже достаточно искушенной, чтобы понять, что все это потому, что Лэндоры богаты. У них были большие поместья в Тристан Прайори, и, хотя сначала они потеряли деньги на торговле, но теперь их компания процветала.
Приняли их очень тепло. Мачеха была любезна и очаровательна, отец тоже выказывал явное удовольствие. Фенн рад был вернуться сюда, а я трепетала, когда видела радость в его глазах, устремленных на меня. В нем были открытость и честность, этот человек не умел скрывать своих чувств, даже если бы хотел этого. Сестра Фенна, Мелани, была очень похожа на него, такая же спокойная и мягкая в обращении. Их мать тоже была очень приятная дама. Меня не покидала мысль, что Тристан Прайори, наверное, очень теплый и уютный дом.
Фенна опять поместили в Красную комнату, в соседней находились Мелани и ее мать.
Ужин в тот вечер был подан в одной из небольших комнат, чтобы, как сказала мачеха, мы могли поговорить, прежде чем съедутся другие гости. Итак, за столом были отец, мачеха, Фенн, его сестра и мать, Коннелл, Сенара и я.
Разговаривали об имениях, о торговой компании, в чем Фенн принял особенно горячее участие, и о том, как хорошо, что такие семьи, как наши, узнают друг друга получше.
В ту ночь я почти не спала, Сенара тоже. Мы лежали на своих кроватях и вспоминали этот вечер.
— Какие кроткие люди! — говорила Сенара. — Они выглядят так, будто ничто не сможет их задеть. Хорошо бы поджечь их спальню. Наверняка эта Мелани сядет в постели и скажет: «Как странно! Кажется, комната горит?»— и спокойно выйдет, будто ничего не случилось. Может быть, поджечь, чтобы убедиться, что я права?
— Ужасная мысль! Какие странные идеи приходят тебе в голову! Пожалуйста, Сенара! Ты же знаешь, я не люблю, когда ты так говоришь.
— Почему меня должно беспокоить, что ты не любишь? Я вот не люблю, как ты смотришь на этого Фенна, как будто он сэр Ланселот или один из тех рыцарей, которые так неотразимы для женщин? Об этом ты не беспокоишься?
— Ты очень ревнива.
— Любой, кто хоть что-нибудь чувствует, ревнует. Только такие люди, как ты или твои глупые Лэндоры, не ревнуют. Они спокойны, потому что ничего не чувствуют. Я думаю, что вы все сделаны из соломы.
Я засмеялась, что привело ее в ярость.
— Не думай, что ты единственная, кто знает, что такое любовь! — Голос ее дрогнул, будто она всхлипнула. — Интересно, что сейчас делает Дикон?
— Наверное, он нашел новое место учителя музыки и танцев другой впечатлительной молодой девушки. Они теперь глазеют друг на друга за столом, он поет ей свои песни, а она играет на лютне.
— Не говори так! — крикнула Сенара.
— Извини. Ты все еще думаешь о нем?
— Конечно, нет, но я не хочу, чтобы над ним смеялись.
— Я не смеюсь, мне его жаль. Надеюсь, он быстро нашел хорошее место. Она сменила тему.
— Эта Мелани скоро будет жить здесь — ее выбрали для Коннелла.
— Что?
— Это правда. Мэри слышала как говорили об этом. Все уже устроено, надо только, чтобы они понравились друг другу. Коннеллу-то понравится. Если отец захочет этого, сыну она обязана понравиться. Поскольку он уже забавляется со служанками, то готов жениться на всякой, кого ему выберут.
— Где ты слышала об этом?
— Я держу глаза открытыми, и слуги говорят мне больше, чем тебе. Тебе они боятся говорить, ты такая правильная.
— Коннелл и Мелани? — удивленно сказала я.
— Не удивляйся, разве это не очевидно? Коннеллу пришло время жениться… ну, чтобы были сыновья для продолжения рода. Коннелл будет богат — он унаследует все это, а у Мелани будет хорошее приданое, можешь быть уверена. Еще немного, и, ручаюсь, дорогая, маленькая Мелани будет водворена сюда в качестве нашей сестры.
— Ну, тогда Коннеллу повезет.
— Бедный Коннелл, что с ним станется? Клянусь, ему неинтересно будет жить с ней! Ну что ж, зато служанки всегда к услугам хозяина дома, которым он будет со временем.
— Ты очень много болтаешь лишнего, Сенара.
— А что мне делать? Скрывать свои мысли, как делаешь ты… или пытаешься делать? Не думай, что я тебя не знаю, Тамсин Касвеллин. Я ясно вижу, что у тебя на уме. Ты выдаешь себя, а если бы не выдавала, у меня есть средство…
Я громко засмеялась:
— Понимаю, это говорит дочь ведьмы.
— Не надо недооценивать ведьму, Тамсин.
— Сколько раз я должна повторять тебе, чтобы ты не говорила о себе как о ведьме. Это становится все опаснее.
— Я говорю только в стенах нашей спальни. Я тебе доверяю, Тамсин, ты же меня не выдашь? Мы же сестры, Тамсин! Ты помнишь, я заставила тебя надрезать запястье, надрезала свое, мы смешали нашу кровь и поклялись, что придем на помощь друг другу, если кто-нибудь из нас будет в опасности?
Я засмеялась.
— Как ты любила эти драматические жесты, когда была ребенком!
— Я все еще люблю их, это часть моей колдовской натуры — Молчи!
— Что? Ты думаешь, охотники за ведьмами прячутся в этом шкафу? Они выпрыгнут и станут искать на моем теле знаки? На моем теле нет знаков, Тамсин… еще нет.
— Спи! — воскликнула я.
— Я не могу спать, я думаю о будущем. О том, как Мелани придет сюда, а ты уедешь. Обмен — вот чего они хотят, ты поедешь в Тристан Прайори как невеста Фенна, а Мелани — сюда, чтобы занять твое место. Я не хочу этого. Я не хочу, чтобы она была на твоем месте. Ты — моя сестра, и, куда поедешь ты, туда поеду и я.
— Я могла бы взять тебя с собой.
— Видишь, ты уже решила ехать. Не думай, что я позволю тебе уехать к твоему возлюбленному. Или у меня тоже должен быть возлюбленный, или я должна быть с тобой. А, может быть, я заберу себе твоего возлюбленного и сама поеду в Тристан Прайори как невеста, а ты поедешь туда и останешься со мной? Это будет поворот в другую сторону.
— Никогда не слышала такой ерунды. Я буду спать, а ты как хочешь.
Я тихо лежала, притворяясь спящей, но, конечно, не могла заснуть. Я думала о возможном браке Коннелла и Мелани. Не думаю, что они будут счастливы. Потом я стала думать о том, как я выйду за Фенна и поеду в Тристан Прайори, который будет моим домом до конца жизни.
На следующее утро Фенн пригласил меня покататься. Я с радостью согласилась и подумала, что, может быть, во время прогулки он сделает мне предложение? Перед тем как пойти в конюшню, он сказал, что хотел бы побывать на кладбище, и мы пошли. Куст розмарина хорошо прижился.
— Я ухаживала за ним, — сказала я. — Посмотри на этот побег. Он ползет от могилы моей мамы к могиле неизвестного моряка.
— Со временем он укроет обе могилы, — ответил Фенн, встал и взял мои руки в свои.
— Благодарю тебя за заботу, Тамсин! Ты, наверное, думаешь, что это просто фантазии, но, видишь ли, я не знаю где лежит мой отец, а это захоронение как бы заменяет его могилу.
— Я понимаю, я чувствовала бы то же самое. Будь уверен, я всегда буду заботиться об этом погребении.
Он посмотрел на меня очень серьезно, и я подумала: «Вот он, этот момент!». Но вдруг услышала, что кто-то зовет меня.
Это была Сенара. Она стояла на краю кладбища, одетая в амазонку из темно-красного бархата, на голове была шляпа для верховой езды мужского фасона, с лентой и пером на затылке. Казалось, с каждым днем она становилась красивее, все больше походила на свою мать, но загадочность матери превращалась у нее в огромную жизненную энергию, которая делала ее более гуманной, в отличие от матери, которая никогда не сможет быть такой.
Она насмешливо посмотрела на нас:
— Ах, вы тоже собираетесь на прогулку? Почему бы нам не поехать вместе?
В замок приехали еще гости, и, когда мы выезжали на прогулки, группа собиралась большая. Отец затеял охоту на оленя и пригласил группу мужчин. С ними уехал и Фенн, и их не было целых два дня, потому что лес был так далеко, что требовалось несколько часов, чтобы добраться туда. Ночь они провели в охотничьем домике друга отца, который их развлекал.
Это означало, что Мелани и ее мать были оставлены на наше попечение. Мелани очень интересовалась домашними делами замка и знакомилась со служанками. Мэри сказала потом, что она очень добрая госпожа, и надеялась, что господин Коннелл не будет таким, как его отец. Я очень привязалась к Мелани, может быть потому, что она была сестрой Фенна. Сенара же считала ее скучной, но ведь она судила обо всех по себе.
Мужчины вернулись с превосходной олениной, которую решили зажарить для большого обеда, который состоится накануне отъезда Лэндоров.
Вечером того же дня Коннелл и Мелани поехали кататься вдвоем. Я поехала с Сенарой, потому что она все равно пришла бы: я видела, что она не хотела оставлять меня наедине с Фенном. Я не могла сдержать улыбки, потому что была уверена, что если бы Фенн намеревался просить моей руки, Сенара его не остановила бы. Меня удивляла сила привязанности Сенары ко мне, если это была привязанность. А может быть, это было желание не дать мне получить то, чего она получить не может?
Готовясь к обеду, мы болтали в нашей комнате. Платье Сенары было из красного шелка, нижняя юбка — из вышитого Дамаска; передний разрез давал полный обзор этой великолепной юбки; лиф был туго зашнурован золотой тесьмой; на голове у нее было украшение из драгоценностей, которые отдала ей мачеха. Одевшись, она стала осматривать меня.
— А ты выглядишь красивой в голубом бархате! — заметила она, склонив голову набок. — Мэри, как ты думаешь, кто из нас красивее?
Мэри пришла в замешательство.
— Ты смущаешь бедную Мэри, — сказала я. — Ты же и так знаешь, что красивее, почему же хочешь заставить ее сказать это?
— Всегда надо говорить правду, — сказала Сенара с наигранной скромностью.
Что это был за вечер! Запах жареной оленины наполнял замок. Большой стол в зале ломился от всевозможных яств: помимо оленины там была говядина, баранина и все виды пирогов и пирожных, которые очень любили в наших краях. Откормленных голубей подали со взбитыми сливками, но я предпочитала их приправленными травами и цветами, например, ноготками и примулой, когда был сезон. До начала обеда было уже много выпито, а это означало, что, когда садились за стол, все гости были уже в веселом настроении.
В изобилии подавали медовые напитки, джин из дикой сливы и вина из первоцвета и левкоев. Когда все наелись и музыканты приготовились играть, отец встал и сказал, что с большим удовольствием сделает сообщение:
— Друзья мои, сегодня вы празднуете помолвку моего сына Коннелла и Мелани, ее мать и брат присутствуют здесь. Увы, ее отец не смог быть здесь, но я обещаю, что она найдет во мне того, кто очень хотел бы занять его место.
Наполнили бокалы, и Коннелл с Мелани поднялись и встали около отца, соединив руки, как положено. Я поймала взгляд Фенна и увидела, что он доволен. Действительно, кажется, все считали помолвку удачной.
Потом отец попросил музыкантов играть, поднялся из-за стола и, взяв Мелани за руку, начал танцы. Коннелл пригласил мать Мелани, Фенн — меня, а остальные присоединились к нам.
Я спросила Фенна:
— Ты доволен этой помолвкой?
— Мне очень нравится, — ответил он, сжимая мне руку, — что наши семьи объединятся. Если твой брат сделает мою сестру счастливой, я буду доволен.
— Я верю, что так и будет! — горячо ответила я.
— Отношения между нашими семьями раньше были сдержанными из-за брака твоего отца и моей тетки. Моя бабушка была не права, обвиняя его в ее болезни. У бабушки была нарушена психика, и она стала очень странной перед смертью. Но теперь все кончено, между нами будет дружба.
Я была счастлива, танцуя с Фенном. Я была уверена, что наши семьи соединят не только эти брачные узы.
А потом радость этого вечера была разрушена. Заглушая музыку, послышались пронзительные крики. Танцующие остановились, музыканты тоже перестали играть. Отец сердито крикнул:
— Что это значит?
Дверь в конце зала выходила в кухню, крики неслись оттуда. Сенара и я стояли за спиной отца, когда он распахнул эту дверь. Кричали две служанки, которых крепко держали другие слуги.
— Молчать! — крикнул отец.
Страх перед ним был так велик, что он мог заставить женщин замолчать, в каком бы состоянии они ни были. Среди слуг я увидела Мэри. Она сделала реверанс и сказала:
— Господин, эти две девушки увидели что-то ужасное.
— Их выпорют за то, что они беспокоят моих гостей!
Мачеха подошла и проговорила:
— Девушки вне себя от страха. Скажите мне, что случилось? Джейн! Бэт! Что это было?
Те, что кричали, уставились на мачеху круглыми от страха глазами, но понемногу они пришли в себя. Они боялись ее так же, как и отца, хотя и по разным причинам, и иногда я гадала, чего они боятся больше: норки по приказанию отца или того ужаса, который внушала мысль о колдовстве мачехи.
— Мы видели свет, госпожа. На кладбище, он двигался туда-сюда, как… призрак.
— И все? Вы увидели какой-то свет и устроили такой шум?
— Бэт поспорила со мной, что я не пойду с ней, а я сказала, что пойду, а потом мы уже жалели, что пошли, но мы пошли и… о, госпожа, я не смею говорить об этом!
Отец пробормотал:
— Глупые девчонки! Выбить из них эту дурь! Что они там увидели?
Девушки посмотрели друг на друга, казалось, будто они пытались обрести голос и не могли и опять сейчас впадут в истерику.
Я предложила:
— Мы обыщем кладбище и увидим, кто там. Наверное, кто-нибудь шутит?
— Пойдемте сейчас! — воскликнула Сенара с загоревшимися глазами. — Пойдемте и увидим, что это было? Что так испугало этих глупышек?
Гостей это развеселило. Сенара весело говорила сыну сквайра Хогана, которому она очень понравилась:
— Наверное, это чья-то душа. У нас очень много призраков. Мелани, тебе нравятся призраки? Ты их узнаешь, когда будешь жить здесь.
Мелани спокойно улыбнулась и сказала, что сначала должна с ними познакомиться, а потом уж она скажет, нравятся они ей или нет.
Была прекрасная лунная ночь.
— Надо было вывести музыкантов на улицу, — сказала Сенара. — Можно было бы танцевать во дворе.
Она подошла к нам и встала рядом с Фенном. Мы все пошли на кладбище.
— Зачем призраку еще свет? — спросил кто-то. — Ему было бы достаточно лунного света!
Фенн, я и Сенара прошли к месту, которое так хорошо знали. Сенара вскрикнула:
— Смотрите!
На могиле неизвестного моряка лежал камень. На нем было написано большими печатными буквами:
«УБИТ. ОКТЯБРЬ 1590 г.»
Все собрались вокруг, чтобы посмотреть. Отец сжал кулаки:
— Боже мой!
Мачеха вышла вперед, чтобы увидеть.
— Убит, — повторила она. — Что это значит?
— Какой-то шутник! Клянусь, это плохая шутка С него сдерут кожу за это! — воскликнул отец.
Он схватил камень с земли и в порыве ярости отбросил его в сторону. Тот упал с глухим звуком Затем отец повернулся к гостям:
— Это могила моряка, которого волны вынесли на наш берег. Моя жена захотела, чтобы его похоронили, как подобает. Какой-то глупый шутник положил сюда камень, надеясь напугать девушек. Вернемся в зал, обещаю, эти глупые девицы пожалеют, что побеспокоили нас!
В зале он приказал музыкантам играть, но веселье уже пропало. Я заметила, что на Фенна все это произвело особое впечатление. Нам не хотелось танцевать, и мы сели с ним на диван у окна. Я воображала, что сейчас он сделает мне предложение, но поняла, что после того, что мы видели на кладбище, Фенн больше ни о чем не мог думать. Он до такой степени отождествлял этого неизвестного моряка со своим отцом, что был потрясен, увидев надпись на могиле, и она не выходила у него из головы.
На следующий день мы опять говорили об этом — Понимаешь, Тамсин! — воскликнул он. — Ведь мой отец исчез в октябре 1590 года.
— В том году был похоронен этот моряк, и в том же году умерла моя мама. Это было в Рождество.
— Я сегодня ночью не мог заснуть, — произнес Фенн. — Каждый раз, закрывая глаза, я видел тот камень с надписью. Кто положил его туда, Тамсин? Кто мог сделать такое?
Он был потрясен, я тоже. Странный камень сделал невозможными какие-либо другие мысли: Фенн не говорил о помолвке. Он уехал обратно в Тристан Прайори, так ничего и не сказав.
Все же через несколько недель свадьба будет, и мы все поедем в Тристан Прайори, чтобы отпраздновать ее.
В НОЧЬ ХЭЛЛОУИНА
— Я взяла лютню, и она сказала: «Сыграй» Моя любовь ушла, на веки вечные оставив скорбь «„. Я играла, а она сидела и слушала. Потом она посмотрела на Дикона и спросила: «Хорошо ли вы учили мою дочь?“ Он, заикаясь, сказал, что приложил все силы, а я была способная ученица. Она еще немного посидела, потом встала и вышла. Мы не знаем, что будет, но Дикон боится.
Скоро мы узнали, что было дальше. Дикон больше не появился в комнате для занятий — ему отказали.
Сенара то приходила в ярость, то была тиха и печальна. Она плакала по ночам и постоянно говорила о Диконе. Я раньше думала, что ее чувства несерьезны, но, оказывается, время шло, а она помнила Дикона и говорила о нем с горьким и грустным сожалением.
После того случая Сенара изменилась. Казалось, она все время пыталась выиграть у меня по очкам. Думаю, в ее натуре была зависть, и особенно там, где дело касалось меня. Я не забывала, что в ранние годы своей жизни она была беспризорным ребенком, о котором ничего не было известно, ее имя выдавало это. Восхищение Дикона несколько смягчило ее, но, когда она этого лишилась, она опять стала страдать.
Сначала она больше откровенничала с Мэри, чем со мной. Она говорила о том, что у меня есть Фенн Лэндор, и выражалась о нем так, будто мы уже были помолвлены. Признаться, я не останавливала ее, хотя и должна была. Я была в таком восторге от желания быть помолвленной с Фенном, что не могла противиться искушению думать, что это так.
Затем мачеха, без сомнения, под влиянием случая с Диконом, сказала, что теперь, когда мы повзрослели, в замке должно быть больше развлечений. Она пригласит лучшие семьи соседей, некоторые из них имели подходящих молодых людей, которые могут заинтересоваться нами, к тому же есть еще и Коннелл, о котором тоже надо подумать.
Отец, очевидно, согласился. Он всегда соглашался с мачехой, по крайней мере, я никогда не видела ни одного конфликта между ними. Когда я сравнивала их с покойным дедушкой и бабушкой, я думала о том, какими разными были их отношения. В постоянных пререканиях тех было больше естественности, чем в спокойствии между отцом и мачехой, — это при всех качествах моего отца. Я чувствовала, что, оставаясь наедине, они были не такие. Иногда мне приходила в голову мысль, что мачеха действительно была ведьмой и даже мой отец был ее рабом.
— Молодой человек, который привез тебя от бабушки, очень обаятельный, — сказала Мария. — Кажется, у него есть сестра? Может быть, пригласить их обоих погостить у нас?
Я обрадовалась и сказала, что они с удовольствием приедут.
Портниха с утра до ночи шила новые платья для нас. Когда начиналось новое правление, моды всегда менялись. В сельской местности, как у нас, мы приблизительно на год отставали в моде, но все же и у нас теперь были высокая талия на датский манер, юбка с фижмами и узкие рукава под длинными, свисающими от локтей. Платья были с юбками, раскрывающимися спереди, чтобы показать полосатые нижние юбки, обычно из лучшего материала, чем само платье. Исчезли круглые плоеные жесткие воротники, чему я была рада, а вместо них появились воротники стоячие. Комната блестела от всевозможных тканей: тафты, Дамаска, шелка, бархата, смеси шелка и какого-то более плотного материала, называемого полотном, и мокадо — подделки под бархат. Комната портнихи говорила о том, что в замке жили трое молодых людей брачного возраста. Странно, но всем было весело.
Мэри была славная девушка, мы обе были в восторге от нее: она была хорошенькая и жизнерадостная. Она очень много говорила, особенно с Сенарой, о Джоне, своем женихе, о том, что скоро они поженятся. Много волнения вызвало ее кольцо, оно выглядело как золотое.
— Это подарок Джона, — торжественно сказала Мэри.
Увы, триумф ее был недолог! Джон украл это кольцо, он взял его у моего отца, и, когда это обнаружилось, в замке был большой переполох. Мэри быстро лишилась кольца и горько плакала, но еще горше были ее слезы, когда Джона наказывали. Мы заперлись, чтобы ничего не слышать. Во дворе Морской башни слуги привязали Джона к столбу, и он получил десять ударов кнутом.
— Это же срам на всю жизнь! — рыдала Мэри. — Он такой гордый. Он взял кольцо, чтобы дать его мне. Глаза Сенары сверкали гневно.
— Проклятье на тех, кто бьет Джона! — воскликнула она. — Пусть у них руки отсохнут и…
— Тот, кто поднимает на него кнут, выполняет приказ, — сказала я. — И, пожалуйста, Сенара, не говори таких слов.
— Буду говорить! — крикнула она.
Я знала, кто отдал приказ, — это был мой отец. Мы, как могли, успокоили Мэри. Сенара приготовила мазь, ибо она интересовалась такими вещами, и мы послали ее смазать спину Джону.
Атмосфера замка изменилась. Все погрузились в меланхолию.
От бабушки пришло письмо. Она была рада услышать, что Фенн и его сестра приедут к нам.
«Боюсь, что этого не могло бы случиться, пока бабушка Фенна была жива. Теперь, бедняжка, она успокоилась и, может быть, вражда между двумя семьями прекратится. Я могла, конечно, понять ее, когда умерла ее дочь: есть люди, которым необходимо возложить вину за свое горе на чьи-то плечи. Это большая ошибка. Ты снова увидишь Фенна, и я уверена, вы хорошо проведете с ним время. Думаю, его сестра Мелани — очаровательная девочка.
Родная моя Тамсин, как бы я хотела присоединиться к вам, но боюсь, путешествие для меня уже не под силу. Может быть, потом ты приедешь ко мне? Последнее время мне что-то нехорошо. Эдвина часто приезжает. Буду с нетерпением ждать тебя, мое дорогое дитя. Напиши мне о визите Фенна»— .
Была середина лета, когда они приехали — Фенн, его сестра Мелани, их мать и слуги. Они должны были остаться у нас на неделю, и мачеха тщательно к этому готовилась. Видимо, ей понравилась эта семья; я была уже достаточно искушенной, чтобы понять, что все это потому, что Лэндоры богаты. У них были большие поместья в Тристан Прайори, и, хотя сначала они потеряли деньги на торговле, но теперь их компания процветала.
Приняли их очень тепло. Мачеха была любезна и очаровательна, отец тоже выказывал явное удовольствие. Фенн рад был вернуться сюда, а я трепетала, когда видела радость в его глазах, устремленных на меня. В нем были открытость и честность, этот человек не умел скрывать своих чувств, даже если бы хотел этого. Сестра Фенна, Мелани, была очень похожа на него, такая же спокойная и мягкая в обращении. Их мать тоже была очень приятная дама. Меня не покидала мысль, что Тристан Прайори, наверное, очень теплый и уютный дом.
Фенна опять поместили в Красную комнату, в соседней находились Мелани и ее мать.
Ужин в тот вечер был подан в одной из небольших комнат, чтобы, как сказала мачеха, мы могли поговорить, прежде чем съедутся другие гости. Итак, за столом были отец, мачеха, Фенн, его сестра и мать, Коннелл, Сенара и я.
Разговаривали об имениях, о торговой компании, в чем Фенн принял особенно горячее участие, и о том, как хорошо, что такие семьи, как наши, узнают друг друга получше.
В ту ночь я почти не спала, Сенара тоже. Мы лежали на своих кроватях и вспоминали этот вечер.
— Какие кроткие люди! — говорила Сенара. — Они выглядят так, будто ничто не сможет их задеть. Хорошо бы поджечь их спальню. Наверняка эта Мелани сядет в постели и скажет: «Как странно! Кажется, комната горит?»— и спокойно выйдет, будто ничего не случилось. Может быть, поджечь, чтобы убедиться, что я права?
— Ужасная мысль! Какие странные идеи приходят тебе в голову! Пожалуйста, Сенара! Ты же знаешь, я не люблю, когда ты так говоришь.
— Почему меня должно беспокоить, что ты не любишь? Я вот не люблю, как ты смотришь на этого Фенна, как будто он сэр Ланселот или один из тех рыцарей, которые так неотразимы для женщин? Об этом ты не беспокоишься?
— Ты очень ревнива.
— Любой, кто хоть что-нибудь чувствует, ревнует. Только такие люди, как ты или твои глупые Лэндоры, не ревнуют. Они спокойны, потому что ничего не чувствуют. Я думаю, что вы все сделаны из соломы.
Я засмеялась, что привело ее в ярость.
— Не думай, что ты единственная, кто знает, что такое любовь! — Голос ее дрогнул, будто она всхлипнула. — Интересно, что сейчас делает Дикон?
— Наверное, он нашел новое место учителя музыки и танцев другой впечатлительной молодой девушки. Они теперь глазеют друг на друга за столом, он поет ей свои песни, а она играет на лютне.
— Не говори так! — крикнула Сенара.
— Извини. Ты все еще думаешь о нем?
— Конечно, нет, но я не хочу, чтобы над ним смеялись.
— Я не смеюсь, мне его жаль. Надеюсь, он быстро нашел хорошее место. Она сменила тему.
— Эта Мелани скоро будет жить здесь — ее выбрали для Коннелла.
— Что?
— Это правда. Мэри слышала как говорили об этом. Все уже устроено, надо только, чтобы они понравились друг другу. Коннеллу-то понравится. Если отец захочет этого, сыну она обязана понравиться. Поскольку он уже забавляется со служанками, то готов жениться на всякой, кого ему выберут.
— Где ты слышала об этом?
— Я держу глаза открытыми, и слуги говорят мне больше, чем тебе. Тебе они боятся говорить, ты такая правильная.
— Коннелл и Мелани? — удивленно сказала я.
— Не удивляйся, разве это не очевидно? Коннеллу пришло время жениться… ну, чтобы были сыновья для продолжения рода. Коннелл будет богат — он унаследует все это, а у Мелани будет хорошее приданое, можешь быть уверена. Еще немного, и, ручаюсь, дорогая, маленькая Мелани будет водворена сюда в качестве нашей сестры.
— Ну, тогда Коннеллу повезет.
— Бедный Коннелл, что с ним станется? Клянусь, ему неинтересно будет жить с ней! Ну что ж, зато служанки всегда к услугам хозяина дома, которым он будет со временем.
— Ты очень много болтаешь лишнего, Сенара.
— А что мне делать? Скрывать свои мысли, как делаешь ты… или пытаешься делать? Не думай, что я тебя не знаю, Тамсин Касвеллин. Я ясно вижу, что у тебя на уме. Ты выдаешь себя, а если бы не выдавала, у меня есть средство…
Я громко засмеялась:
— Понимаю, это говорит дочь ведьмы.
— Не надо недооценивать ведьму, Тамсин.
— Сколько раз я должна повторять тебе, чтобы ты не говорила о себе как о ведьме. Это становится все опаснее.
— Я говорю только в стенах нашей спальни. Я тебе доверяю, Тамсин, ты же меня не выдашь? Мы же сестры, Тамсин! Ты помнишь, я заставила тебя надрезать запястье, надрезала свое, мы смешали нашу кровь и поклялись, что придем на помощь друг другу, если кто-нибудь из нас будет в опасности?
Я засмеялась.
— Как ты любила эти драматические жесты, когда была ребенком!
— Я все еще люблю их, это часть моей колдовской натуры — Молчи!
— Что? Ты думаешь, охотники за ведьмами прячутся в этом шкафу? Они выпрыгнут и станут искать на моем теле знаки? На моем теле нет знаков, Тамсин… еще нет.
— Спи! — воскликнула я.
— Я не могу спать, я думаю о будущем. О том, как Мелани придет сюда, а ты уедешь. Обмен — вот чего они хотят, ты поедешь в Тристан Прайори как невеста Фенна, а Мелани — сюда, чтобы занять твое место. Я не хочу этого. Я не хочу, чтобы она была на твоем месте. Ты — моя сестра, и, куда поедешь ты, туда поеду и я.
— Я могла бы взять тебя с собой.
— Видишь, ты уже решила ехать. Не думай, что я позволю тебе уехать к твоему возлюбленному. Или у меня тоже должен быть возлюбленный, или я должна быть с тобой. А, может быть, я заберу себе твоего возлюбленного и сама поеду в Тристан Прайори как невеста, а ты поедешь туда и останешься со мной? Это будет поворот в другую сторону.
— Никогда не слышала такой ерунды. Я буду спать, а ты как хочешь.
Я тихо лежала, притворяясь спящей, но, конечно, не могла заснуть. Я думала о возможном браке Коннелла и Мелани. Не думаю, что они будут счастливы. Потом я стала думать о том, как я выйду за Фенна и поеду в Тристан Прайори, который будет моим домом до конца жизни.
На следующее утро Фенн пригласил меня покататься. Я с радостью согласилась и подумала, что, может быть, во время прогулки он сделает мне предложение? Перед тем как пойти в конюшню, он сказал, что хотел бы побывать на кладбище, и мы пошли. Куст розмарина хорошо прижился.
— Я ухаживала за ним, — сказала я. — Посмотри на этот побег. Он ползет от могилы моей мамы к могиле неизвестного моряка.
— Со временем он укроет обе могилы, — ответил Фенн, встал и взял мои руки в свои.
— Благодарю тебя за заботу, Тамсин! Ты, наверное, думаешь, что это просто фантазии, но, видишь ли, я не знаю где лежит мой отец, а это захоронение как бы заменяет его могилу.
— Я понимаю, я чувствовала бы то же самое. Будь уверен, я всегда буду заботиться об этом погребении.
Он посмотрел на меня очень серьезно, и я подумала: «Вот он, этот момент!». Но вдруг услышала, что кто-то зовет меня.
Это была Сенара. Она стояла на краю кладбища, одетая в амазонку из темно-красного бархата, на голове была шляпа для верховой езды мужского фасона, с лентой и пером на затылке. Казалось, с каждым днем она становилась красивее, все больше походила на свою мать, но загадочность матери превращалась у нее в огромную жизненную энергию, которая делала ее более гуманной, в отличие от матери, которая никогда не сможет быть такой.
Она насмешливо посмотрела на нас:
— Ах, вы тоже собираетесь на прогулку? Почему бы нам не поехать вместе?
В замок приехали еще гости, и, когда мы выезжали на прогулки, группа собиралась большая. Отец затеял охоту на оленя и пригласил группу мужчин. С ними уехал и Фенн, и их не было целых два дня, потому что лес был так далеко, что требовалось несколько часов, чтобы добраться туда. Ночь они провели в охотничьем домике друга отца, который их развлекал.
Это означало, что Мелани и ее мать были оставлены на наше попечение. Мелани очень интересовалась домашними делами замка и знакомилась со служанками. Мэри сказала потом, что она очень добрая госпожа, и надеялась, что господин Коннелл не будет таким, как его отец. Я очень привязалась к Мелани, может быть потому, что она была сестрой Фенна. Сенара же считала ее скучной, но ведь она судила обо всех по себе.
Мужчины вернулись с превосходной олениной, которую решили зажарить для большого обеда, который состоится накануне отъезда Лэндоров.
Вечером того же дня Коннелл и Мелани поехали кататься вдвоем. Я поехала с Сенарой, потому что она все равно пришла бы: я видела, что она не хотела оставлять меня наедине с Фенном. Я не могла сдержать улыбки, потому что была уверена, что если бы Фенн намеревался просить моей руки, Сенара его не остановила бы. Меня удивляла сила привязанности Сенары ко мне, если это была привязанность. А может быть, это было желание не дать мне получить то, чего она получить не может?
Готовясь к обеду, мы болтали в нашей комнате. Платье Сенары было из красного шелка, нижняя юбка — из вышитого Дамаска; передний разрез давал полный обзор этой великолепной юбки; лиф был туго зашнурован золотой тесьмой; на голове у нее было украшение из драгоценностей, которые отдала ей мачеха. Одевшись, она стала осматривать меня.
— А ты выглядишь красивой в голубом бархате! — заметила она, склонив голову набок. — Мэри, как ты думаешь, кто из нас красивее?
Мэри пришла в замешательство.
— Ты смущаешь бедную Мэри, — сказала я. — Ты же и так знаешь, что красивее, почему же хочешь заставить ее сказать это?
— Всегда надо говорить правду, — сказала Сенара с наигранной скромностью.
Что это был за вечер! Запах жареной оленины наполнял замок. Большой стол в зале ломился от всевозможных яств: помимо оленины там была говядина, баранина и все виды пирогов и пирожных, которые очень любили в наших краях. Откормленных голубей подали со взбитыми сливками, но я предпочитала их приправленными травами и цветами, например, ноготками и примулой, когда был сезон. До начала обеда было уже много выпито, а это означало, что, когда садились за стол, все гости были уже в веселом настроении.
В изобилии подавали медовые напитки, джин из дикой сливы и вина из первоцвета и левкоев. Когда все наелись и музыканты приготовились играть, отец встал и сказал, что с большим удовольствием сделает сообщение:
— Друзья мои, сегодня вы празднуете помолвку моего сына Коннелла и Мелани, ее мать и брат присутствуют здесь. Увы, ее отец не смог быть здесь, но я обещаю, что она найдет во мне того, кто очень хотел бы занять его место.
Наполнили бокалы, и Коннелл с Мелани поднялись и встали около отца, соединив руки, как положено. Я поймала взгляд Фенна и увидела, что он доволен. Действительно, кажется, все считали помолвку удачной.
Потом отец попросил музыкантов играть, поднялся из-за стола и, взяв Мелани за руку, начал танцы. Коннелл пригласил мать Мелани, Фенн — меня, а остальные присоединились к нам.
Я спросила Фенна:
— Ты доволен этой помолвкой?
— Мне очень нравится, — ответил он, сжимая мне руку, — что наши семьи объединятся. Если твой брат сделает мою сестру счастливой, я буду доволен.
— Я верю, что так и будет! — горячо ответила я.
— Отношения между нашими семьями раньше были сдержанными из-за брака твоего отца и моей тетки. Моя бабушка была не права, обвиняя его в ее болезни. У бабушки была нарушена психика, и она стала очень странной перед смертью. Но теперь все кончено, между нами будет дружба.
Я была счастлива, танцуя с Фенном. Я была уверена, что наши семьи соединят не только эти брачные узы.
А потом радость этого вечера была разрушена. Заглушая музыку, послышались пронзительные крики. Танцующие остановились, музыканты тоже перестали играть. Отец сердито крикнул:
— Что это значит?
Дверь в конце зала выходила в кухню, крики неслись оттуда. Сенара и я стояли за спиной отца, когда он распахнул эту дверь. Кричали две служанки, которых крепко держали другие слуги.
— Молчать! — крикнул отец.
Страх перед ним был так велик, что он мог заставить женщин замолчать, в каком бы состоянии они ни были. Среди слуг я увидела Мэри. Она сделала реверанс и сказала:
— Господин, эти две девушки увидели что-то ужасное.
— Их выпорют за то, что они беспокоят моих гостей!
Мачеха подошла и проговорила:
— Девушки вне себя от страха. Скажите мне, что случилось? Джейн! Бэт! Что это было?
Те, что кричали, уставились на мачеху круглыми от страха глазами, но понемногу они пришли в себя. Они боялись ее так же, как и отца, хотя и по разным причинам, и иногда я гадала, чего они боятся больше: норки по приказанию отца или того ужаса, который внушала мысль о колдовстве мачехи.
— Мы видели свет, госпожа. На кладбище, он двигался туда-сюда, как… призрак.
— И все? Вы увидели какой-то свет и устроили такой шум?
— Бэт поспорила со мной, что я не пойду с ней, а я сказала, что пойду, а потом мы уже жалели, что пошли, но мы пошли и… о, госпожа, я не смею говорить об этом!
Отец пробормотал:
— Глупые девчонки! Выбить из них эту дурь! Что они там увидели?
Девушки посмотрели друг на друга, казалось, будто они пытались обрести голос и не могли и опять сейчас впадут в истерику.
Я предложила:
— Мы обыщем кладбище и увидим, кто там. Наверное, кто-нибудь шутит?
— Пойдемте сейчас! — воскликнула Сенара с загоревшимися глазами. — Пойдемте и увидим, что это было? Что так испугало этих глупышек?
Гостей это развеселило. Сенара весело говорила сыну сквайра Хогана, которому она очень понравилась:
— Наверное, это чья-то душа. У нас очень много призраков. Мелани, тебе нравятся призраки? Ты их узнаешь, когда будешь жить здесь.
Мелани спокойно улыбнулась и сказала, что сначала должна с ними познакомиться, а потом уж она скажет, нравятся они ей или нет.
Была прекрасная лунная ночь.
— Надо было вывести музыкантов на улицу, — сказала Сенара. — Можно было бы танцевать во дворе.
Она подошла к нам и встала рядом с Фенном. Мы все пошли на кладбище.
— Зачем призраку еще свет? — спросил кто-то. — Ему было бы достаточно лунного света!
Фенн, я и Сенара прошли к месту, которое так хорошо знали. Сенара вскрикнула:
— Смотрите!
На могиле неизвестного моряка лежал камень. На нем было написано большими печатными буквами:
«УБИТ. ОКТЯБРЬ 1590 г.»
Все собрались вокруг, чтобы посмотреть. Отец сжал кулаки:
— Боже мой!
Мачеха вышла вперед, чтобы увидеть.
— Убит, — повторила она. — Что это значит?
— Какой-то шутник! Клянусь, это плохая шутка С него сдерут кожу за это! — воскликнул отец.
Он схватил камень с земли и в порыве ярости отбросил его в сторону. Тот упал с глухим звуком Затем отец повернулся к гостям:
— Это могила моряка, которого волны вынесли на наш берег. Моя жена захотела, чтобы его похоронили, как подобает. Какой-то глупый шутник положил сюда камень, надеясь напугать девушек. Вернемся в зал, обещаю, эти глупые девицы пожалеют, что побеспокоили нас!
В зале он приказал музыкантам играть, но веселье уже пропало. Я заметила, что на Фенна все это произвело особое впечатление. Нам не хотелось танцевать, и мы сели с ним на диван у окна. Я воображала, что сейчас он сделает мне предложение, но поняла, что после того, что мы видели на кладбище, Фенн больше ни о чем не мог думать. Он до такой степени отождествлял этого неизвестного моряка со своим отцом, что был потрясен, увидев надпись на могиле, и она не выходила у него из головы.
На следующий день мы опять говорили об этом — Понимаешь, Тамсин! — воскликнул он. — Ведь мой отец исчез в октябре 1590 года.
— В том году был похоронен этот моряк, и в том же году умерла моя мама. Это было в Рождество.
— Я сегодня ночью не мог заснуть, — произнес Фенн. — Каждый раз, закрывая глаза, я видел тот камень с надписью. Кто положил его туда, Тамсин? Кто мог сделать такое?
Он был потрясен, я тоже. Странный камень сделал невозможными какие-либо другие мысли: Фенн не говорил о помолвке. Он уехал обратно в Тристан Прайори, так ничего и не сказав.
Все же через несколько недель свадьба будет, и мы все поедем в Тристан Прайори, чтобы отпраздновать ее.
В НОЧЬ ХЭЛЛОУИНА
Приготовления к свадьбе вызвали большое волнение. Коннеллу нравилось быть в центре внимания, но мне казалось, что он не любил Мелани. Сенара сказала:
— Как он мог полюбить? Он любит только себя. Нельзя любить двоих, а я уверена в этом: Коннелл всегда будет предан… себе.
Но что бы Коннелл ни чувствовал, ему нравилась мысль о предстоящем браке.
Мы так и не узнали, кто положил камень на могилу неизвестного моряка. Странно, но отец не стал доискиваться истины, как я ожидала, только допросили служанок, устроивших переполох во время обеда, но ничего нового они не сказали. Отец пожал плечами и сказал, что это была чья-то шутка, и он все равно узнает, кто был виновником. Может быть, волнение предстоящей свадьбы заставило людей на время забыть об этом, но потом и кладбище включили в те части замка, где ходят призраки.
Сенара, Мэри, портниха и я опять хлопотали по поводу новых платьев. Я очень волновалась, думая о предстоящей встрече с Фенном. Сенара, зная об этом, дразнила меня, когда мы оставались в спальне одни.
— Я знаю, о чем ты думаешь, Тамсин. Ты думаешь, что на этот раз он сделает тебе предложение? Может быть, все будет так удачно, не так ли? Мелани приезжает сюда, ты уезжаешь в Тристан Прайори — отличное решение проблемы, подумают все. А я не хочу, чтобы здесь было это глупое скучное создание.
— Ты и меня считаешь скучной.
— В другом смысле, как контраст моей веселости. А она другая, я не хочу, чтобы она жила здесь. Подумай только, когда мы вернемся, она уже будет с нами.
— Я думаю, что Мелани будет приятным дополнением к нашей семье.
— Я не буду замечать ее!
— Бедняжка, она будет так расстроена!
— Не смейся, но меня действительно беспокоит, что твой неповоротливый Фенн наконец-то отважится сделать тебе предложение и ты его примешь. Я не знаю ни одной девушки, которая так бросалась бы в объятия молодого человека, как ты.
— Это не правда!
— Ты не замечаешь: вся обожание и покорность. Все время хочешь, чтобы он женился на тебе.
— Если мы хотим завтра хорошо выглядеть, мы должны поспать. До Тристан Прайори очень далеко.
— У тебя даже голос меняется, когда ты говоришь об этом доме. Признайся, ты не можешь дождаться, когда будешь его хозяйкой? Слушай меня, Тамсин Касвеллин! Ты не выйдешь за Фенна замуж, скорее я выйду за него. Вот будет смешно, не так ли, если я выйду за него вместо тебя? Я поеду в Тристан Прайори, я буду там хозяйкой, а бедная Тамсин останется в замке Пейлинг, пока не состарится. Она станет раздражительной и полной горькой зависти, потому что ее сестра Сенара вышла замуж за героя ее мечты и живет счастливо в Тристан Прайори с десятью детьми и красивым мужем, которого она превратила в самого неотразимого мужчину на земле, потому что она — ведьма, не забывай.
— Спокойной ночи, Сенара! Продолжай молоть вздор, а я иду спать.
Она продолжала говорить, я сделала вид, что не слушаю ее, и скоро она затихла.
Рано утром вьючных лошадей нагрузили багажом, в котором были наряды к свадебным торжествам, и большой группой, во главе которой ехали отец с мачехой, мы отправились в Тристан Прайори.
Какие печальные новости ждали меня там: Фенна вызвали в Плимут, на корабль. Он хотел остаться на свадьбу сестры, но это было уже невозможно. Он должен был отправиться в плавание на полгода.
Сенара озорно посмотрела на меня. Я отвернулась — Когда наша королева приехала из Дании, — заметила она, — ведьмы Шотландии и Норвегии подняли такую бурю, что она чуть не утонула. Если они могли сделать это, почему нельзя кого-то послать в море?
— Как он мог полюбить? Он любит только себя. Нельзя любить двоих, а я уверена в этом: Коннелл всегда будет предан… себе.
Но что бы Коннелл ни чувствовал, ему нравилась мысль о предстоящем браке.
Мы так и не узнали, кто положил камень на могилу неизвестного моряка. Странно, но отец не стал доискиваться истины, как я ожидала, только допросили служанок, устроивших переполох во время обеда, но ничего нового они не сказали. Отец пожал плечами и сказал, что это была чья-то шутка, и он все равно узнает, кто был виновником. Может быть, волнение предстоящей свадьбы заставило людей на время забыть об этом, но потом и кладбище включили в те части замка, где ходят призраки.
Сенара, Мэри, портниха и я опять хлопотали по поводу новых платьев. Я очень волновалась, думая о предстоящей встрече с Фенном. Сенара, зная об этом, дразнила меня, когда мы оставались в спальне одни.
— Я знаю, о чем ты думаешь, Тамсин. Ты думаешь, что на этот раз он сделает тебе предложение? Может быть, все будет так удачно, не так ли? Мелани приезжает сюда, ты уезжаешь в Тристан Прайори — отличное решение проблемы, подумают все. А я не хочу, чтобы здесь было это глупое скучное создание.
— Ты и меня считаешь скучной.
— В другом смысле, как контраст моей веселости. А она другая, я не хочу, чтобы она жила здесь. Подумай только, когда мы вернемся, она уже будет с нами.
— Я думаю, что Мелани будет приятным дополнением к нашей семье.
— Я не буду замечать ее!
— Бедняжка, она будет так расстроена!
— Не смейся, но меня действительно беспокоит, что твой неповоротливый Фенн наконец-то отважится сделать тебе предложение и ты его примешь. Я не знаю ни одной девушки, которая так бросалась бы в объятия молодого человека, как ты.
— Это не правда!
— Ты не замечаешь: вся обожание и покорность. Все время хочешь, чтобы он женился на тебе.
— Если мы хотим завтра хорошо выглядеть, мы должны поспать. До Тристан Прайори очень далеко.
— У тебя даже голос меняется, когда ты говоришь об этом доме. Признайся, ты не можешь дождаться, когда будешь его хозяйкой? Слушай меня, Тамсин Касвеллин! Ты не выйдешь за Фенна замуж, скорее я выйду за него. Вот будет смешно, не так ли, если я выйду за него вместо тебя? Я поеду в Тристан Прайори, я буду там хозяйкой, а бедная Тамсин останется в замке Пейлинг, пока не состарится. Она станет раздражительной и полной горькой зависти, потому что ее сестра Сенара вышла замуж за героя ее мечты и живет счастливо в Тристан Прайори с десятью детьми и красивым мужем, которого она превратила в самого неотразимого мужчину на земле, потому что она — ведьма, не забывай.
— Спокойной ночи, Сенара! Продолжай молоть вздор, а я иду спать.
Она продолжала говорить, я сделала вид, что не слушаю ее, и скоро она затихла.
Рано утром вьючных лошадей нагрузили багажом, в котором были наряды к свадебным торжествам, и большой группой, во главе которой ехали отец с мачехой, мы отправились в Тристан Прайори.
Какие печальные новости ждали меня там: Фенна вызвали в Плимут, на корабль. Он хотел остаться на свадьбу сестры, но это было уже невозможно. Он должен был отправиться в плавание на полгода.
Сенара озорно посмотрела на меня. Я отвернулась — Когда наша королева приехала из Дании, — заметила она, — ведьмы Шотландии и Норвегии подняли такую бурю, что она чуть не утонула. Если они могли сделать это, почему нельзя кого-то послать в море?