Страница:
Рис. 44
4. Левым указательным пальцем чародей слегка отделяет дальнее короткое ребро ближней к левой ладони карты (на рис.44д приведен вид сверху), после чего нажатием левого указательного пальца на дальнее короткое ребро отдаленной карты перемещает ее вдоль пачки до тех пор, пока ближнее короткое ребро этой карты не упрется в подушечку правого большого пальца (рис.44е).
5. Правый большой палец снимается с ближнего короткого ребра выдвинутых в сторону исполнителя карт и захватывает эти карты со стороны ближнего короткого ребра таким образом, что правый большой палец накладывается на краповую сторону карты, ближайшей к левой ладони, а правые средний и указательный пальцы помещаются на краповую сторону карты, ближайшей к аудитории (рис.44ж).
6. Обе карты, зажатые пальцами правой руки, вытягиваются вправо этими пальцами, отделяются от пачки и поворачиваются на 180 градусов – в результате этого поворота карта, прежде располагавшаяся ближе к правой ладони, ныне оказывается обращенной в сторону зала; обе карты захватываются за длинные ребра кончиками пальцев левой руки – этот захват необходим, чтобы правая рука отпустила эти две карты и развернулась для захвата, описанного в п. 5 (рис.44ж).
7. Следует еще один поворот двух карт на 180 градусов, подобный изложенному в п. 6, только развернутая в конце поворота правым большим пальцем к публике правая рука помещает эти две карты на лицевую сторону двух оставшихся в левой руке карт, располагая их между бывшей пачкой и левой ладонью (рис.44з).
8. Повторяя пп. 3-7 большое количество раз, исполнитель даже может убедить зрителей, что в пачке находятся не 4а большее количество карт, и все они – «двухкраповые», т. е. «имеют» крап с обеих сторон.
9. Для доказательства обычности карт фокусник выполняет перехват пачки – левый большой палец продолжает оставаться на верхнем длинном ребре, остальные левые пальцы продолжают располагаться на нижнем длинном ребре пачки, правый большой палец после вдвигания «двухкраповой» карты в пачку продолжает находиться на ближнем коротком ребре, а остальные правые пальцы перемещаются на дальнее короткое ребро (рис.44и), после чего левые (кроме большого) пальцы немного отъединяют нижнее длинное ребро левой в пачке карты от оставшихся трех карт пачки (на рис.44к приведен вид снизу).
10. Фокусник бросает карты на стол, стремясь, чтобы нетолько все они легли лицевой стороной на стол, но и карта из левой руки пришла бы на поверхность стола первой (рис.44, л). Теперь, перевернув все карты, лежащие на столе, волшебник демонстрирует публике, что все четыре туза – самые обыкновенные.
В тельняшке с закатанными рукавами, с черной повязкой – наискось через лоб, с широким морским кортиком-муляжом.
– Данте? – оторвавшись от бокала с пивом, спросил один из сидящих, – то есть, тьфу, перепутал – Гомер?
– Нет, не Гомер, – ответил пират. – Это Вергилий.
– Понял, – кивнул спрашивающий. – Небось, кандидат филологических наук? А из Гомера – можешь?
– Не угадали – не кандидат, – поднимая руки, произнес пират. – Касательно Гомера – я в курсе. Клип такой:
– Телемах, его сын, – пояснил пират.
– А-а, Телемах, – протянул сидящий. – Ничего, так тоже можно. Ну, а сам зачем – пиратом? Бизнес такой?
В руках пирата появилась колода карт. Пружинисто изогнув руки, он направил карточную струю из одной кисти в другую, и когда трещящий поток оборвался, проговорил:
– Карточные манипуляции. А костюм – согласно профилю заведения. Дело происходило в центре Москвы. Точнее – в ресторане «Пират», расположенном на Пушкинской площади, слева от киноконцертного зала «Пушкинский» (бывший кинотеатр "Россия"). Фокусника, одетого морским разбойником, звали Дмитрием Легоньковым, однако у своих друзей он проходил как Димсон – за большую начитанность и солидность поведения.
– Но ведь пираты – это разбойники и грабители! – прозвучал женский голос из-за стола. И девушка, сидящая рядом со спрашивавшим парнем, наклонилась, чтобы лучше видеть лицо фокусника. Димсон улыбнулся:
– Разбойники и грабители – да, но это где-то и когда-то – там, он неопределенно махнул рукой. – Здесь же – романтика и развлечения. Кстати в VI веке до нашей эры существовал закон Солона, знаменитого греческого мудреца – моряки, торговцы и пираты уравнивались в правах, поскольку грабить соседей тогда отчего-то не считалось зазорным. В смысле – коси любого, если на благо отечества.
– Пираты воровали женщин! – взвизгнула девушка.
– Вам, я думаю, это не угрожает, – галантно склонился Димсон. – Заметьте, что в 530 году до нашей эры в Греции работала первая в истории женщина-пират – ее звали Сфинкс. Она оборудовала свое мощное заведение на горе близ города Анфедон, где море засыпано скалами, но совсем рядом проходил товарняк – груженые корабли шли из Афин в Македонию и обратно. Ее быки облегчали купцам поклажу как раз на полпути.
– Ладно, переходи к фокусам, – прервал Димсона еще один сидящий. – Телка-пират, во как, в Греции все есть… Оборзела античность.
Димсон вытащил бухту каната небольшой толщины.
– Я буду втирать вам очки со связанными кистями, что для меня, естественно, затрудняет, – произнес он, разворачивая канат. – Дама желает гениально обвязать мои руки? Пли-из.
– Пока дама вяжет, я изложу, как игральные карты дотолкались до Америки, – объявил Димсон присутствующим. – Их доставила Колумб-экспедишн, открыв Америку, они закинули в нее карты, которые теперь там цветут…
… В исторических хрониках упоминается о том, что когда корабли Колумба в 1492 году, приблизившись к неизвестной земле, попали в сильный шторм, то суеверные моряки, чтобы не накликать на себя еще больших неприятностей, выбросили игральные карты за борт. Гарсиласо де ла Вега в своей книге "История Флориды", изданной в 1723 году в Мадриде, сообщает продолжение этой истории – он пишет, что моряки Колумба, оказавшись на твердой земле, быстро позабыли о морских неприятностях и стали испытывать тоску по привычной азартной игре, в результате чего сами сделали карты для себя, и местные индейцы очень удивлялись, глядя на странное занятие прибывших людей. Но, как уточняет де ла Вега, по-настоящему американские аборигены познакомились с карточными играми только в 1534 году, когда участники очередного испанского вояжа привезли с собой из Старого Света кожаные карты…
– … Вот и все, отлично! – воскликнул связанный Димсон. – Я беру колоду, разворачиваю ее в веер – достаньте любую карту, запомните ее и вложите назад…
После чего развернулось стандартное карточное действо. В финале которого Димсон вручил колоду зрителям, те разложили ее, как смогли, на столе – выбранная карта оказалась перевернутой. Аудитория, не слишком-то компетентная в фокусных нюансах, полагала, что Димсон сильно усложнил себе жизнь, допустив наложение пут. На самом деле все обстояло иначе – обернутые вокруг рук канаты не мешали, а помогали волшебнику: неловкие движения чародея аудитория вовсе не воспринимала как трюковые, а расценивала в качестве естественных, обусловленных трудным положением, в котором оказался престидижитатор. К тому же объемная масса канатов, окутывавшая предплечья Димсона, великолепно маскировала все манипуляции с колодой. "Мой коддершток" – отзывался Димсон о канатных «манжетах», уподобляя их устройству для удобного управления парусным судном, известного с античных времен.
Способ переворота карт Димсон заимствовал из книги Джина Хагарда и Фредерика Брайе "Королевский путь в карточные фокусы", и хотя прием, рекомендованный признанными знатоками карточных трюков, лично мне кажется несколько неуклюжим, Димсон выполнял его мастерски, проводя карточной колодой вдоль любой части своего пиратского наряда. Вот он, метод Хагарда и Брайе:
1. Фокусник кладет колоду карт лицом на левую ладонь так, что левый большой палец, находящийся со стороны левого длинного ребра, накрывает колоду поперек с ее краповой стороны, а остальные левые пальцы располагаются со стороны другого длинного ребра колоды. Исполнитель опускает левую руку с колодой вдоль левого бедра, еще не выпрямляя эту руку до конца.
2. Левым большим пальцем исполнитель немного сдвигает верхнюю (краповую) карту вниз, зацепляя ее нижним длинным ребром за поверхность костюма (рис.45, а).
3. Волшебник выпрямляет левую руку до конца, двигая левую кисть с колодой вниз, отчего краповая карта, зажимаемая между колодой и костюмом, начинает переворачиваться (рис.456).
4. Когда переворот карты завершен и она легла крапом на крап колоды, чародей выравнивает колоду и, отведя в сторону левый большой палец, начинает подъем колоды вверх (рис.45, в). Чтобы зрители не заметили, что краповая карта в колоде перевернута, следует держать левый большой палец направленным вправо.
Когда один из посетителей «Пирата» обозвал Димсона кандидатом филологических наук, он был не так уж неправ. Да, ученой степени у нашего героя не было, но благодаря своему дикому увлечению филателией Димсон прочел массу литературы по сюжетам, обозначенным на почтовых марках. И однажды с ним случилось происшествие. Работая в «Пирате», Димсон попросил у одного из посетителей бумажник, утверждая, что выбранная карта «перелетела» из колоды именно туда. Тот, благообразный старичок, вынул бумажник и протянул его фокуснику. Наш престидижитатор затратил на его распахивание буквально мгновенье – настолько хорошо у него был отработал этот прием. А именно – в тот самый момент, когда между стенками бумажника образовалась микрощель, Димсон всунул в нее пальмированную карту, а затем продолжил раскрывание быстрым движением пальцев, с обязательным замедлением в заключительной стадии. Благообразный старичок был потрясен, увидев карту, удобно устроившуюся внутри бумажника! Но не менее пораженным оказался и Димсон, разглядевший под картой, в плексигласовом окне марку, заложенную под прозрачную пластинку, желтую марку! Он узнал ее сразу – выпущенная в 1884 году, она являла собой филателистическую редкость.
Дело в том, что в тот год были напечатаны две марки – одна, серого цвета, имела номинал 3 руб. 50 коп. (в коллекции Димсона она хранилась), а другая, желтого цвета, стоила 7 руб. (ее у Димсона не было).
Достаточно дорогие для России конца прошлого века, эти марки, размером 2, 5х3 см, обладали тиражами 3976 и 2656 экземпляров соответственно. Их филателистическая особенность заключалась в том, что ниже российского герба художник изобразил два скрещенных рожка – символ почты того времени. Однако в те годы случилось возникновение телеграфа. В связи с этой новацией выпуск указанных марок моментально оказался свернутым, и с 1889 года начали выходить другие марки с новым почтовым гербом – с двумя скрещенными стрелочками; тираж таких марок быстро перевалил за миллионы экземпляров, и они никакой ценности для коллекционеров не представляют.
Преодолев секундное оцепенение, Димсон сделал вид, будто достает карту из бумажника с особой торжественностью – за это время он успел наложить мизинец на уголок марки-раритета и легким подгребающим движением вытянул ее из-под плексигласового окошечка прямо себе в ладонь, после чего протянул захлопнутый бумажник благообразному. Тот принял свое законное имущество, похмыкал, покрутил головой, даже раскрыл его. Димсон похолодел – старик мог обнаружить пропажу, а по собственной практике Димсон знал, какие они психи, эти вежливые с виду коллекционеры. Но все обошлось – благообразный и в самом деле раскрыл бумажник, только обратив содержимым вниз, даже потряс его над столом, после чего – ф-фу, у Димсона отлегло от сердца – вновь сложил и сунул себе в карман. А дальше, улыбаясь, принялся за салат из свежайших морепродуктов фирменного, «пиратского» изготовления. Обошлось.
Но в комнате для артистов Димсона захлестнула совесть. Он представил себя на месте благообразного филателиста: как тот приходит домой, как садится за стол, как раскрывает бумажник, желая насладиться добытым сокровищем, как взгляд его утыкается в пустое место, как… В общем, Димсон вернулся в зал и подал марку старичку, вкушавшему салат.
– Вот, – произнес он, – случайно приклеилась к карте. Не ваша?
Старичок перевел взгляд с салата на марку, выкатил глаза, побагровел, привстал, уронив вилку, сел, перевел дыхание, несколько раз моргнул и дрожащими руками бережно-бережно забрал бумажную драгоценность из пальцев Димсона.
– Да вы знаете, да вы знаете, – бормотал он. Димсон обрел привычное настроение.
– Знаю, конечно, сам коллекционирую, – ответил он. Так они познакомились и стали друзьями. И лишь однажды благообразный коллекционер поинтересовался:
– Одного не пойму – как же она приклеилась-то? Ведь клея-то на ней уж столетие как нет. А?
– Трудно сказать, – пожал плечами Димсон, отводя взгляд в сторону, – может, на карту капля какая попала.
Пронаблюдав манипуляции Димсона около месяца, я задумался – не может того быть, размышлял я, чтобы нельзя было изобрести способов переворачивать карту без участия костюма. Покрутил колоду, попробовал так, этак… И разработал два варианта, которые предложил Димсону. Он внимательно выслушал меня, попросил повторить приемы, скрупулезно воспроизвел их, а через неделю признался:
– Не знаю… Метод с костюмом для меня как-то удобнее – привык я кнему. А твои варианты соответствуют, вероятно, твоей анатомии-физиологии. Они на меня не очень-то ложатся. Хотя соглашусь – продуктивнее моего способа.
Рис. 45
Именно последнее замечание и подвигло меня рассказать об обоих моих переворотах. Вот они.
Рис. 46
Первый способ
1. Одна полуколода расположена лицом к исполнителю на левой ладони исполнителя, развернутой к залу (при этом левый большой палец, находящийся со стороны левого длинного ребра, накрывает эту полуколоду с краповой стороны, а остальные левые пальцы полураскрыты и расположены правее правого длинного ребра), а вторая полуколода удерживается лицом к фокуснику в пальцах обращенной ладонью к волшебнику правой руки (при этом правый большой палец наложен на верхнее короткое ребро, а правые средний и безымянный пальцы удерживают эту полуколоду за нижнее короткое ребро); переворачиваемой является нижняя (ближняя к чародею) во второй полуколоде карта; вторая полуколода подносится справа к первой полуколоде (рис.46а).
2. Подушечки левых четырех (кроме большого) пальцев накладываются на лицевую сторону нижней во второй полуколоде карты и, сгибаясь стягивают ее ближе к исполнителю, так что правое длинное ребро первой полуколоды начинает упираться в крап этой стянутой внаправлении левой ладони карте (на рис. 46б показан вид справа).
3. Кончики левых четырех (кроме большого) пальцев нажимают на середину лицевой части сдвинутой карты, отчего та, изгибаясь (на рис.46, в приведен вид сверху), ложится краповой стороной на крап первой полуколоды – при этом надвигающаяся справа вторая полуколода закрывает от взглядов зрителей этот переворот; наконец, вторая полуколода помещается поверх первой полуколоды, а между ними оказывается перевернутая карта.
Рис. 47
Второй способ
1. Колода, обращенная лицом вниз, находится в левой руке исполнителя, причем левый мизинец охватывает колоду со стороны ближнего короткого ребра, левый указательный палец – со стороны дальнего короткого ребра, левые средний и безымянный пальцы зажимают левое длинное ребро, а левая ладонь направлена вправо (рис.47а); левый большой палец опускается на краповую сторону колоды, упираясь в верхнюю карту.
2. Левая рука начинает горизонтальное движение слева направо; при этом левый большой палец сначала сдвигает верхнюю карту вправо (рис.47, б), а затем, продолжая давление на крал сдвинутой карты, заводит ее через правое длинное ребро под колоду (рис.47, в), в результате чего бывшая верхняя карта оказывается не только нижней в колоде, но еще и повернутой крапом вниз; после этого горизонтальное движение левой руки завершается, и колоду можно положить на стол.
Пьеро.
Луис Колиони.
Тот, кому знакомо это имя, согласится со мной – один из самых оригинальных фокусников. Умеющий превратить карточный трюк в пантомимическую сценку. Владеющий талантом приковывать внимание зрителей к своему жесту – иногда его движения казались наполненными гипнотической силой. Несмотря на избранную сценическую маску – меланхоличного Пьеро, а вовсе не активного и жизнерадостного Арлекина.
Его пластике верили абсолютно. Вот он грациозно приподнимал руку, отводя ее в сторону, и широкий рукав опадал, открывая голое предплечье. Прижимая большим пальцем к ладони колоду, он замирал, показывая указательным пальцем куда-то вдаль – и люди оборачивались, следя за его жестом. Если бы он пожелал, то мог бы выполнить в такую секунду массу тайных карточных манипуляций и никто не заметил бы ни единой! А он оставался недвижимым. Потом оттаивал, и его руки обретали прежнюю подвижность. Тогда-то и завязывалось карточное волшебство.
Его гастроли в Ницце, пришедшиеся на осень 1995 года, поразили многих знатоков. Опытные зрители, конечно, обратили внимание на невысокую престидижитаторскую технику, но все в один голос рассказывали о весьма странном чувстве – когда Луис Колиони принимался демонстрировать фокусы, у них возникало отчетливое впечатление, будто артист принадлежит совершенно иному миру. Словно он нес на себе ореол инобытия, потусторонности. Вроде бы даже прилетел с Луны.
Колиони удивлял аудиторию разными чудесами – с платками, с шариками, с веревками. А из карточных мистификаций чаще всего он исполнял композицию, названную им "Карточные цвета, или фантастика кулинарии". Обычно ей предшествовало волшебство с платками. Вот последний платок исчезал в воздухе и…
…Колиони доставал из-за пазухи пластиковое блюдце, на котором располагалась колода карт. Длинные пальцы Колиони захватывали ее, поднимали в воздух и тотчас же бросали обратно.
– Она горячая! – объяснял фокусник. Он помещал блюдце на стол, опять поднимал колоду, морщась, перекидывал ее с руки на руку, обдувал.
Но потом руки, видимо, привыкали, колода постепенно «остывала», и с ней вполне можно было начинать показывать трюки.
Одну из карт Луис Колиони поднимал вверх, а левой рукой устанавливал колоду на блюдце вертикально, прижимая ее сверху указательным пальцем. Опуская поднятую руку, подводил к колоде одиночную карту и медленно вонзал ее угол в верхнее ребро. Потом погружал эту карту внутрь колоды, и краповая карта, отвалившись от остальных, опрокидывалась на блюдце – словно тонкий колбасный диск, отрезанный ножом. Затем рядом с ней ложились еще три карты. Все – разных мастей.
При этом лицо исполнителя выглядело то меланхолическим, то улыбающимся. В какие-то мгновения оно становилось серьезным, а в другие моменты оказывалось смеющимся. Иногда на нем проявлялась наивность, а нередко мелькало ироническое выражение.
– Итак, перед нами – четыре различные масти, – негромко, но торжественно объявлял Колиони. – А вот цветов – два. Красный и черный.
Выдерживая паузу, Колиони величественно проводил кистью по воздуху, словно проглаживая его.
– Великий Дебюро давно умер, – вновь начинал звучать голос Колиони, – но в моем сердце он жив. Я стараюсь следовать его традициям, правда, он всегда молчал, а я прибегаю к произносимому тексту. Итак, фокус с цветами. С карточными цветами. Но сначала я хочу задать вам странный, быть может, вопрос – так ли уж далеки друг от друга карты и кулинария? Нельзя ли распределить колоду, раскладывая ее вперемешку, да еще по желанию публики, чтобы в итоге сложилось впечатляющее зрелищное блюдо? Дебюро ответил бы кеда" – кивнув головой. …Жан-Батист-Гаспар Дебюро (1796—1846), характеризуемый современниками как "величайший актер своего века", являлся одним из самых блистательных представителей театрально-цирковой пантомимы, виртуозно сочетавшим в своих выступлениях серьезное со смешным, лирику с гротеском, философию с фарсом. "Этот несравненный артист, – писал о нем Теодор де Банвиль, – обладал всем, чтобы пленять народ, так как сам он был народом по своему рождению, по своей бедности, по своему гению, по своей ребяческой наивности". Его постоянной маской являлся Пьеро – бледный и хрупкий человечек в черной шапочке, огромном белом балахоне и широких белых штанах, а диапазон сценических действий артиста казался неисчерчерпаемым – акробатические трюки, переодевания, пантомимические этюды, трансформации, игровые отступления, превращения, монтировочные фокусы и т. д. При этом он не произносил ни единого слова – единственный из всего актерского ансамбля. Человек, который всегда молчал. Всегда. На сцене, разумеется. В парижском театре Фюнамбуль (театре Канатоходцев, преобразовавшемся в 1816 году из театра Ученых собак) на представлениях, даваемых Дебюро, присутствовали самые знаменитые люди тогдашней Франции: Теофиль Готье и актриса Жорж, Оноре де Бальзак и Проспер Мериме, певица Малибран и Оноре Домье, Шарль Нодье и Альфред де Мюссе и многие другие. Всех их приводила в восхищение игра Дебюро. А гениальный артист, простой и скромный по натуре, в жизни являлся чрезвычайно непритязательным человеком – мало того, что он получал мизерные 35 франков в неделю, но у него даже не было приличной артистической уборной – перед выходом на сцену он переодевался в помещении погреба, где по углам от сырости росли грибы. Покинув театр из-за астмы, он жил на пожертвования друзей-артистов, ибо не смог скопить сколь-либо значительной суммы. Когда он умер, на его могиле установили надгробие с надписью: "Здесь покоится артист, который никогда не говорил, но сказал все"…
Луис Колиони пластично протянул руку вперед, словно коснувшись в пространстве чего-то невидимого, и продолжил:
– Сейчас я попробую представить эту фантастическую кулинарию. И он, изогнув кисть, длинными пальцами развернул колоду в веер. И далее последовал известный трюк, описанный в книге Фрэнка Гарсиа и Джорджа Шиндлера "Фокусы с картами".
Вот как он там изложен.
1. Зрители перетасовывают колоду и возвращают ее исполнителю. Тот разворачивает ее перед собой в веер и, взглянув на первые двадцать-тридцать карт, определяет, каких карт в этой части веера больше – красных или черных. Пусть, например, черных будет больше.
2. Фокусник кладет на стол лицом вверх ранее вытащенные ("отрезанные" картой от колоды – в исполнении Луиса Колиони) черную (карта 1 на рис. 48) и красную (карта 3 на рис.48) карты, одну рядом с другой. После этого он произносит:
– Сейчас я буду извлекать карты из веера – по одной. А вы, глядя на крап, будете говорить, какого эта карта, на ваш взгляд, цвета. Если вы скажете, что черная (пиковой и трефовой мастей), я положу ее лицом вниз поверх нашей черной карты. Если вы решите, что она красная, я размещу ее на красной карте, также лицом вниз. Начали.
3. Каждый раз волшебник достает из веера черную (см. п. 1) карту. При этом он полностью повинуется указаниям зрителя. Или зрительницы:
– Эта черная, – говорит она, и чародей опускает черную карту вниз лицом на лицо лежащей черной карты (образуется полоса А – рис.48).
– А эта – красная, – произносит дама, и исполнитель относит карту к лежащей красной (образуется полоса Б – рис. 48). Иногда в процессе вмешивается спутник дамы:
– Дорогая, пусть он теперь положит шесть карт подряд вправо. Фокусник не должен обращать внимания. Дама разберется сама:
– Отстань! Три карты – направо, три карты – налево. Я сказала – направо! Направо – от меня, не от вас! Да-да-да! Господи, какой тупой артист!
4. Левым указательным пальцем чародей слегка отделяет дальнее короткое ребро ближней к левой ладони карты (на рис.44д приведен вид сверху), после чего нажатием левого указательного пальца на дальнее короткое ребро отдаленной карты перемещает ее вдоль пачки до тех пор, пока ближнее короткое ребро этой карты не упрется в подушечку правого большого пальца (рис.44е).
5. Правый большой палец снимается с ближнего короткого ребра выдвинутых в сторону исполнителя карт и захватывает эти карты со стороны ближнего короткого ребра таким образом, что правый большой палец накладывается на краповую сторону карты, ближайшей к левой ладони, а правые средний и указательный пальцы помещаются на краповую сторону карты, ближайшей к аудитории (рис.44ж).
6. Обе карты, зажатые пальцами правой руки, вытягиваются вправо этими пальцами, отделяются от пачки и поворачиваются на 180 градусов – в результате этого поворота карта, прежде располагавшаяся ближе к правой ладони, ныне оказывается обращенной в сторону зала; обе карты захватываются за длинные ребра кончиками пальцев левой руки – этот захват необходим, чтобы правая рука отпустила эти две карты и развернулась для захвата, описанного в п. 5 (рис.44ж).
7. Следует еще один поворот двух карт на 180 градусов, подобный изложенному в п. 6, только развернутая в конце поворота правым большим пальцем к публике правая рука помещает эти две карты на лицевую сторону двух оставшихся в левой руке карт, располагая их между бывшей пачкой и левой ладонью (рис.44з).
8. Повторяя пп. 3-7 большое количество раз, исполнитель даже может убедить зрителей, что в пачке находятся не 4а большее количество карт, и все они – «двухкраповые», т. е. «имеют» крап с обеих сторон.
9. Для доказательства обычности карт фокусник выполняет перехват пачки – левый большой палец продолжает оставаться на верхнем длинном ребре, остальные левые пальцы продолжают располагаться на нижнем длинном ребре пачки, правый большой палец после вдвигания «двухкраповой» карты в пачку продолжает находиться на ближнем коротком ребре, а остальные правые пальцы перемещаются на дальнее короткое ребро (рис.44и), после чего левые (кроме большого) пальцы немного отъединяют нижнее длинное ребро левой в пачке карты от оставшихся трех карт пачки (на рис.44к приведен вид снизу).
10. Фокусник бросает карты на стол, стремясь, чтобы нетолько все они легли лицевой стороной на стол, но и карта из левой руки пришла бы на поверхность стола первой (рис.44, л). Теперь, перевернув все карты, лежащие на столе, волшебник демонстрирует публике, что все четыре туза – самые обыкновенные.
Комментарий
Способ замены карты называется «смена цвета». Именно в это за рубежом вылились те манипуляции, которые Логинов называл шанжировки. Здесь приведен очень старый способ с двумя классическими ошибками начинающих.
1. На рисунке 42 б видно, что правый большой палец заходит за карты;
2. Левый указательный проталкивает карту и то, что он согнут видно, когда отодвигается правая ладонь. Оба этих действия видны зрителям, чего стоит избегать.
Способ замены двух карт одновременно описан в книге «Королевская дорого в карточную магию», стр. 168. 1947. Эта книга в списке литературы автора.
9
А потом к столу подошел пират.В тельняшке с закатанными рукавами, с черной повязкой – наискось через лоб, с широким морским кортиком-муляжом.
– проговорил он.
"Вел «Химеру» Гиас – корабль огромный, как город,
С силой гнали его, в три яруса сидя, дарданцы,
В три приема они три ряда весел вздымали",
– Данте? – оторвавшись от бокала с пивом, спросил один из сидящих, – то есть, тьфу, перепутал – Гомер?
– Нет, не Гомер, – ответил пират. – Это Вергилий.
– Понял, – кивнул спрашивающий. – Небось, кандидат филологических наук? А из Гомера – можешь?
– Не угадали – не кандидат, – поднимая руки, произнес пират. – Касательно Гомера – я в курсе. Клип такой:
– Ясно, – оторвался от пива собеседник. – Одиссей, небось, поплыл?
"Ему повинуясь, сосновую мачту
Подняли разом они и, глубоко в гнездо Погрузивши,
В нем утвердили ее, а с боков натянули веревки;
Белый потом привязали ремнями плетеными парус;
Ветром наполнившись, он поднялся, и пурпурные волны
Звучно под килем потекшего в них корабля зашумели…"
– Телемах, его сын, – пояснил пират.
– А-а, Телемах, – протянул сидящий. – Ничего, так тоже можно. Ну, а сам зачем – пиратом? Бизнес такой?
В руках пирата появилась колода карт. Пружинисто изогнув руки, он направил карточную струю из одной кисти в другую, и когда трещящий поток оборвался, проговорил:
– Карточные манипуляции. А костюм – согласно профилю заведения. Дело происходило в центре Москвы. Точнее – в ресторане «Пират», расположенном на Пушкинской площади, слева от киноконцертного зала «Пушкинский» (бывший кинотеатр "Россия"). Фокусника, одетого морским разбойником, звали Дмитрием Легоньковым, однако у своих друзей он проходил как Димсон – за большую начитанность и солидность поведения.
– Но ведь пираты – это разбойники и грабители! – прозвучал женский голос из-за стола. И девушка, сидящая рядом со спрашивавшим парнем, наклонилась, чтобы лучше видеть лицо фокусника. Димсон улыбнулся:
– Разбойники и грабители – да, но это где-то и когда-то – там, он неопределенно махнул рукой. – Здесь же – романтика и развлечения. Кстати в VI веке до нашей эры существовал закон Солона, знаменитого греческого мудреца – моряки, торговцы и пираты уравнивались в правах, поскольку грабить соседей тогда отчего-то не считалось зазорным. В смысле – коси любого, если на благо отечества.
– Пираты воровали женщин! – взвизгнула девушка.
– Вам, я думаю, это не угрожает, – галантно склонился Димсон. – Заметьте, что в 530 году до нашей эры в Греции работала первая в истории женщина-пират – ее звали Сфинкс. Она оборудовала свое мощное заведение на горе близ города Анфедон, где море засыпано скалами, но совсем рядом проходил товарняк – груженые корабли шли из Афин в Македонию и обратно. Ее быки облегчали купцам поклажу как раз на полпути.
– Ладно, переходи к фокусам, – прервал Димсона еще один сидящий. – Телка-пират, во как, в Греции все есть… Оборзела античность.
Димсон вытащил бухту каната небольшой толщины.
– Я буду втирать вам очки со связанными кистями, что для меня, естественно, затрудняет, – произнес он, разворачивая канат. – Дама желает гениально обвязать мои руки? Пли-из.
– Пока дама вяжет, я изложу, как игральные карты дотолкались до Америки, – объявил Димсон присутствующим. – Их доставила Колумб-экспедишн, открыв Америку, они закинули в нее карты, которые теперь там цветут…
… В исторических хрониках упоминается о том, что когда корабли Колумба в 1492 году, приблизившись к неизвестной земле, попали в сильный шторм, то суеверные моряки, чтобы не накликать на себя еще больших неприятностей, выбросили игральные карты за борт. Гарсиласо де ла Вега в своей книге "История Флориды", изданной в 1723 году в Мадриде, сообщает продолжение этой истории – он пишет, что моряки Колумба, оказавшись на твердой земле, быстро позабыли о морских неприятностях и стали испытывать тоску по привычной азартной игре, в результате чего сами сделали карты для себя, и местные индейцы очень удивлялись, глядя на странное занятие прибывших людей. Но, как уточняет де ла Вега, по-настоящему американские аборигены познакомились с карточными играми только в 1534 году, когда участники очередного испанского вояжа привезли с собой из Старого Света кожаные карты…
– … Вот и все, отлично! – воскликнул связанный Димсон. – Я беру колоду, разворачиваю ее в веер – достаньте любую карту, запомните ее и вложите назад…
После чего развернулось стандартное карточное действо. В финале которого Димсон вручил колоду зрителям, те разложили ее, как смогли, на столе – выбранная карта оказалась перевернутой. Аудитория, не слишком-то компетентная в фокусных нюансах, полагала, что Димсон сильно усложнил себе жизнь, допустив наложение пут. На самом деле все обстояло иначе – обернутые вокруг рук канаты не мешали, а помогали волшебнику: неловкие движения чародея аудитория вовсе не воспринимала как трюковые, а расценивала в качестве естественных, обусловленных трудным положением, в котором оказался престидижитатор. К тому же объемная масса канатов, окутывавшая предплечья Димсона, великолепно маскировала все манипуляции с колодой. "Мой коддершток" – отзывался Димсон о канатных «манжетах», уподобляя их устройству для удобного управления парусным судном, известного с античных времен.
Способ переворота карт Димсон заимствовал из книги Джина Хагарда и Фредерика Брайе "Королевский путь в карточные фокусы", и хотя прием, рекомендованный признанными знатоками карточных трюков, лично мне кажется несколько неуклюжим, Димсон выполнял его мастерски, проводя карточной колодой вдоль любой части своего пиратского наряда. Вот он, метод Хагарда и Брайе:
1. Фокусник кладет колоду карт лицом на левую ладонь так, что левый большой палец, находящийся со стороны левого длинного ребра, накрывает колоду поперек с ее краповой стороны, а остальные левые пальцы располагаются со стороны другого длинного ребра колоды. Исполнитель опускает левую руку с колодой вдоль левого бедра, еще не выпрямляя эту руку до конца.
2. Левым большим пальцем исполнитель немного сдвигает верхнюю (краповую) карту вниз, зацепляя ее нижним длинным ребром за поверхность костюма (рис.45, а).
3. Волшебник выпрямляет левую руку до конца, двигая левую кисть с колодой вниз, отчего краповая карта, зажимаемая между колодой и костюмом, начинает переворачиваться (рис.456).
4. Когда переворот карты завершен и она легла крапом на крап колоды, чародей выравнивает колоду и, отведя в сторону левый большой палец, начинает подъем колоды вверх (рис.45, в). Чтобы зрители не заметили, что краповая карта в колоде перевернута, следует держать левый большой палец направленным вправо.
Когда один из посетителей «Пирата» обозвал Димсона кандидатом филологических наук, он был не так уж неправ. Да, ученой степени у нашего героя не было, но благодаря своему дикому увлечению филателией Димсон прочел массу литературы по сюжетам, обозначенным на почтовых марках. И однажды с ним случилось происшествие. Работая в «Пирате», Димсон попросил у одного из посетителей бумажник, утверждая, что выбранная карта «перелетела» из колоды именно туда. Тот, благообразный старичок, вынул бумажник и протянул его фокуснику. Наш престидижитатор затратил на его распахивание буквально мгновенье – настолько хорошо у него был отработал этот прием. А именно – в тот самый момент, когда между стенками бумажника образовалась микрощель, Димсон всунул в нее пальмированную карту, а затем продолжил раскрывание быстрым движением пальцев, с обязательным замедлением в заключительной стадии. Благообразный старичок был потрясен, увидев карту, удобно устроившуюся внутри бумажника! Но не менее пораженным оказался и Димсон, разглядевший под картой, в плексигласовом окне марку, заложенную под прозрачную пластинку, желтую марку! Он узнал ее сразу – выпущенная в 1884 году, она являла собой филателистическую редкость.
Дело в том, что в тот год были напечатаны две марки – одна, серого цвета, имела номинал 3 руб. 50 коп. (в коллекции Димсона она хранилась), а другая, желтого цвета, стоила 7 руб. (ее у Димсона не было).
Достаточно дорогие для России конца прошлого века, эти марки, размером 2, 5х3 см, обладали тиражами 3976 и 2656 экземпляров соответственно. Их филателистическая особенность заключалась в том, что ниже российского герба художник изобразил два скрещенных рожка – символ почты того времени. Однако в те годы случилось возникновение телеграфа. В связи с этой новацией выпуск указанных марок моментально оказался свернутым, и с 1889 года начали выходить другие марки с новым почтовым гербом – с двумя скрещенными стрелочками; тираж таких марок быстро перевалил за миллионы экземпляров, и они никакой ценности для коллекционеров не представляют.
Преодолев секундное оцепенение, Димсон сделал вид, будто достает карту из бумажника с особой торжественностью – за это время он успел наложить мизинец на уголок марки-раритета и легким подгребающим движением вытянул ее из-под плексигласового окошечка прямо себе в ладонь, после чего протянул захлопнутый бумажник благообразному. Тот принял свое законное имущество, похмыкал, покрутил головой, даже раскрыл его. Димсон похолодел – старик мог обнаружить пропажу, а по собственной практике Димсон знал, какие они психи, эти вежливые с виду коллекционеры. Но все обошлось – благообразный и в самом деле раскрыл бумажник, только обратив содержимым вниз, даже потряс его над столом, после чего – ф-фу, у Димсона отлегло от сердца – вновь сложил и сунул себе в карман. А дальше, улыбаясь, принялся за салат из свежайших морепродуктов фирменного, «пиратского» изготовления. Обошлось.
Но в комнате для артистов Димсона захлестнула совесть. Он представил себя на месте благообразного филателиста: как тот приходит домой, как садится за стол, как раскрывает бумажник, желая насладиться добытым сокровищем, как взгляд его утыкается в пустое место, как… В общем, Димсон вернулся в зал и подал марку старичку, вкушавшему салат.
– Вот, – произнес он, – случайно приклеилась к карте. Не ваша?
Старичок перевел взгляд с салата на марку, выкатил глаза, побагровел, привстал, уронив вилку, сел, перевел дыхание, несколько раз моргнул и дрожащими руками бережно-бережно забрал бумажную драгоценность из пальцев Димсона.
– Да вы знаете, да вы знаете, – бормотал он. Димсон обрел привычное настроение.
– Знаю, конечно, сам коллекционирую, – ответил он. Так они познакомились и стали друзьями. И лишь однажды благообразный коллекционер поинтересовался:
– Одного не пойму – как же она приклеилась-то? Ведь клея-то на ней уж столетие как нет. А?
– Трудно сказать, – пожал плечами Димсон, отводя взгляд в сторону, – может, на карту капля какая попала.
Пронаблюдав манипуляции Димсона около месяца, я задумался – не может того быть, размышлял я, чтобы нельзя было изобрести способов переворачивать карту без участия костюма. Покрутил колоду, попробовал так, этак… И разработал два варианта, которые предложил Димсону. Он внимательно выслушал меня, попросил повторить приемы, скрупулезно воспроизвел их, а через неделю признался:
– Не знаю… Метод с костюмом для меня как-то удобнее – привык я кнему. А твои варианты соответствуют, вероятно, твоей анатомии-физиологии. Они на меня не очень-то ложатся. Хотя соглашусь – продуктивнее моего способа.
Рис. 45
Именно последнее замечание и подвигло меня рассказать об обоих моих переворотах. Вот они.
Рис. 46
Первый способ
1. Одна полуколода расположена лицом к исполнителю на левой ладони исполнителя, развернутой к залу (при этом левый большой палец, находящийся со стороны левого длинного ребра, накрывает эту полуколоду с краповой стороны, а остальные левые пальцы полураскрыты и расположены правее правого длинного ребра), а вторая полуколода удерживается лицом к фокуснику в пальцах обращенной ладонью к волшебнику правой руки (при этом правый большой палец наложен на верхнее короткое ребро, а правые средний и безымянный пальцы удерживают эту полуколоду за нижнее короткое ребро); переворачиваемой является нижняя (ближняя к чародею) во второй полуколоде карта; вторая полуколода подносится справа к первой полуколоде (рис.46а).
2. Подушечки левых четырех (кроме большого) пальцев накладываются на лицевую сторону нижней во второй полуколоде карты и, сгибаясь стягивают ее ближе к исполнителю, так что правое длинное ребро первой полуколоды начинает упираться в крап этой стянутой внаправлении левой ладони карте (на рис. 46б показан вид справа).
3. Кончики левых четырех (кроме большого) пальцев нажимают на середину лицевой части сдвинутой карты, отчего та, изгибаясь (на рис.46, в приведен вид сверху), ложится краповой стороной на крап первой полуколоды – при этом надвигающаяся справа вторая полуколода закрывает от взглядов зрителей этот переворот; наконец, вторая полуколода помещается поверх первой полуколоды, а между ними оказывается перевернутая карта.
Рис. 47
Второй способ
1. Колода, обращенная лицом вниз, находится в левой руке исполнителя, причем левый мизинец охватывает колоду со стороны ближнего короткого ребра, левый указательный палец – со стороны дальнего короткого ребра, левые средний и безымянный пальцы зажимают левое длинное ребро, а левая ладонь направлена вправо (рис.47а); левый большой палец опускается на краповую сторону колоды, упираясь в верхнюю карту.
2. Левая рука начинает горизонтальное движение слева направо; при этом левый большой палец сначала сдвигает верхнюю карту вправо (рис.47, б), а затем, продолжая давление на крал сдвинутой карты, заводит ее через правое длинное ребро под колоду (рис.47, в), в результате чего бывшая верхняя карта оказывается не только нижней в колоде, но еще и повернутой крапом вниз; после этого горизонтальное движение левой руки завершается, и колоду можно положить на стол.
Комментарий
Второй способ называется полувольт – XIX век. Однако здесь проблема. Обратите внимание на рис. 47б – большой палец не держит верхнюю карту и она висит в воздухе.
10
Его появление у столика напоминало легкое дуновение вечернего бриза. Когда посетители, повинуясь неслышному изменению в пространстве, поднимали взоры – он уже стоял здесь, рядом. В свободном белом балахоне и с припудренным лицом.Пьеро.
Луис Колиони.
Тот, кому знакомо это имя, согласится со мной – один из самых оригинальных фокусников. Умеющий превратить карточный трюк в пантомимическую сценку. Владеющий талантом приковывать внимание зрителей к своему жесту – иногда его движения казались наполненными гипнотической силой. Несмотря на избранную сценическую маску – меланхоличного Пьеро, а вовсе не активного и жизнерадостного Арлекина.
Его пластике верили абсолютно. Вот он грациозно приподнимал руку, отводя ее в сторону, и широкий рукав опадал, открывая голое предплечье. Прижимая большим пальцем к ладони колоду, он замирал, показывая указательным пальцем куда-то вдаль – и люди оборачивались, следя за его жестом. Если бы он пожелал, то мог бы выполнить в такую секунду массу тайных карточных манипуляций и никто не заметил бы ни единой! А он оставался недвижимым. Потом оттаивал, и его руки обретали прежнюю подвижность. Тогда-то и завязывалось карточное волшебство.
Его гастроли в Ницце, пришедшиеся на осень 1995 года, поразили многих знатоков. Опытные зрители, конечно, обратили внимание на невысокую престидижитаторскую технику, но все в один голос рассказывали о весьма странном чувстве – когда Луис Колиони принимался демонстрировать фокусы, у них возникало отчетливое впечатление, будто артист принадлежит совершенно иному миру. Словно он нес на себе ореол инобытия, потусторонности. Вроде бы даже прилетел с Луны.
Колиони удивлял аудиторию разными чудесами – с платками, с шариками, с веревками. А из карточных мистификаций чаще всего он исполнял композицию, названную им "Карточные цвета, или фантастика кулинарии". Обычно ей предшествовало волшебство с платками. Вот последний платок исчезал в воздухе и…
…Колиони доставал из-за пазухи пластиковое блюдце, на котором располагалась колода карт. Длинные пальцы Колиони захватывали ее, поднимали в воздух и тотчас же бросали обратно.
– Она горячая! – объяснял фокусник. Он помещал блюдце на стол, опять поднимал колоду, морщась, перекидывал ее с руки на руку, обдувал.
Но потом руки, видимо, привыкали, колода постепенно «остывала», и с ней вполне можно было начинать показывать трюки.
Одну из карт Луис Колиони поднимал вверх, а левой рукой устанавливал колоду на блюдце вертикально, прижимая ее сверху указательным пальцем. Опуская поднятую руку, подводил к колоде одиночную карту и медленно вонзал ее угол в верхнее ребро. Потом погружал эту карту внутрь колоды, и краповая карта, отвалившись от остальных, опрокидывалась на блюдце – словно тонкий колбасный диск, отрезанный ножом. Затем рядом с ней ложились еще три карты. Все – разных мастей.
При этом лицо исполнителя выглядело то меланхолическим, то улыбающимся. В какие-то мгновения оно становилось серьезным, а в другие моменты оказывалось смеющимся. Иногда на нем проявлялась наивность, а нередко мелькало ироническое выражение.
– Итак, перед нами – четыре различные масти, – негромко, но торжественно объявлял Колиони. – А вот цветов – два. Красный и черный.
Выдерживая паузу, Колиони величественно проводил кистью по воздуху, словно проглаживая его.
– Великий Дебюро давно умер, – вновь начинал звучать голос Колиони, – но в моем сердце он жив. Я стараюсь следовать его традициям, правда, он всегда молчал, а я прибегаю к произносимому тексту. Итак, фокус с цветами. С карточными цветами. Но сначала я хочу задать вам странный, быть может, вопрос – так ли уж далеки друг от друга карты и кулинария? Нельзя ли распределить колоду, раскладывая ее вперемешку, да еще по желанию публики, чтобы в итоге сложилось впечатляющее зрелищное блюдо? Дебюро ответил бы кеда" – кивнув головой. …Жан-Батист-Гаспар Дебюро (1796—1846), характеризуемый современниками как "величайший актер своего века", являлся одним из самых блистательных представителей театрально-цирковой пантомимы, виртуозно сочетавшим в своих выступлениях серьезное со смешным, лирику с гротеском, философию с фарсом. "Этот несравненный артист, – писал о нем Теодор де Банвиль, – обладал всем, чтобы пленять народ, так как сам он был народом по своему рождению, по своей бедности, по своему гению, по своей ребяческой наивности". Его постоянной маской являлся Пьеро – бледный и хрупкий человечек в черной шапочке, огромном белом балахоне и широких белых штанах, а диапазон сценических действий артиста казался неисчерчерпаемым – акробатические трюки, переодевания, пантомимические этюды, трансформации, игровые отступления, превращения, монтировочные фокусы и т. д. При этом он не произносил ни единого слова – единственный из всего актерского ансамбля. Человек, который всегда молчал. Всегда. На сцене, разумеется. В парижском театре Фюнамбуль (театре Канатоходцев, преобразовавшемся в 1816 году из театра Ученых собак) на представлениях, даваемых Дебюро, присутствовали самые знаменитые люди тогдашней Франции: Теофиль Готье и актриса Жорж, Оноре де Бальзак и Проспер Мериме, певица Малибран и Оноре Домье, Шарль Нодье и Альфред де Мюссе и многие другие. Всех их приводила в восхищение игра Дебюро. А гениальный артист, простой и скромный по натуре, в жизни являлся чрезвычайно непритязательным человеком – мало того, что он получал мизерные 35 франков в неделю, но у него даже не было приличной артистической уборной – перед выходом на сцену он переодевался в помещении погреба, где по углам от сырости росли грибы. Покинув театр из-за астмы, он жил на пожертвования друзей-артистов, ибо не смог скопить сколь-либо значительной суммы. Когда он умер, на его могиле установили надгробие с надписью: "Здесь покоится артист, который никогда не говорил, но сказал все"…
Луис Колиони пластично протянул руку вперед, словно коснувшись в пространстве чего-то невидимого, и продолжил:
– Сейчас я попробую представить эту фантастическую кулинарию. И он, изогнув кисть, длинными пальцами развернул колоду в веер. И далее последовал известный трюк, описанный в книге Фрэнка Гарсиа и Джорджа Шиндлера "Фокусы с картами".
Вот как он там изложен.
1. Зрители перетасовывают колоду и возвращают ее исполнителю. Тот разворачивает ее перед собой в веер и, взглянув на первые двадцать-тридцать карт, определяет, каких карт в этой части веера больше – красных или черных. Пусть, например, черных будет больше.
2. Фокусник кладет на стол лицом вверх ранее вытащенные ("отрезанные" картой от колоды – в исполнении Луиса Колиони) черную (карта 1 на рис. 48) и красную (карта 3 на рис.48) карты, одну рядом с другой. После этого он произносит:
– Сейчас я буду извлекать карты из веера – по одной. А вы, глядя на крап, будете говорить, какого эта карта, на ваш взгляд, цвета. Если вы скажете, что черная (пиковой и трефовой мастей), я положу ее лицом вниз поверх нашей черной карты. Если вы решите, что она красная, я размещу ее на красной карте, также лицом вниз. Начали.
3. Каждый раз волшебник достает из веера черную (см. п. 1) карту. При этом он полностью повинуется указаниям зрителя. Или зрительницы:
– Эта черная, – говорит она, и чародей опускает черную карту вниз лицом на лицо лежащей черной карты (образуется полоса А – рис.48).
– А эта – красная, – произносит дама, и исполнитель относит карту к лежащей красной (образуется полоса Б – рис. 48). Иногда в процессе вмешивается спутник дамы:
– Дорогая, пусть он теперь положит шесть карт подряд вправо. Фокусник не должен обращать внимания. Дама разберется сама:
– Отстань! Три карты – направо, три карты – налево. Я сказала – направо! Направо – от меня, не от вас! Да-да-да! Господи, какой тупой артист!