— Ну… в общем… ну…
   — Вы на редкость членораздельны, агент Скалли!.. Ладно, забыли!.. Что на дискете, коллеги? Чисто конкретно?
   — Икс-файлы Министерства обороны. Гриф «Совершенно секретно». Правда о заговоре молчания, поддержанном правительством. Заговор молчания о внеземных цивилизациях.
   — Опять ваша идея-фикс, Молдер!
   — Возможно, идея-фикс. Но — моя. Так что верните дискету мне, Скиннер.
   — Она останется у меня.
   — Нет, не останется.
   — Посудите сами, Молдер! Если вы правы, и она содержит то, что содержит… Это содержимое достаточно ценно, чтобы ради них жертвовать человеческими жизнями.
   — Человеческая жизнь! Безделица какая, право!
   — Простите, Скалли?
   — Ничего-ничего, Уолтер. К слову пришлось… Так говаривал один… пожилой джентльмен.
   — Вот видите! Сами все понимаете. А вы, Молдер?
   — Меня уже убили, Скиннер. Дэйне Скалли пригрозили тем же.
   — Вот видите! Что получается? Про вас обоих они знают. Про меня даже не подозревают. И единственный, кто способен ущучить и осудить их по справедливости, — я. Так получается. И моя должность… И связанные с ней преимущества…
   — О! Помощник директора ФБР выше подозрений! О!
   — Не зубоскальте, агент Скалли. На меня, во всяком случае, покушений не устраивают и не обещают. Во всяком случае, пока… А попади она, дискета, в другие руки — ничего доброго не принесет тому, в чьих она руках.
   — Не убедили, но авторитетом подавили, Скиннер. Пойдем, Скалли?
   — Куда, Молдер?
   — Кое-куда. Истина не сосредоточена лишь на этой дискете. Кое-где есть кое-что, чем мы займемся помимо расшифровки навахо-текста.
   — Э-э! Коллеги! Молдер! Скалли! Куда вы? Что за кое-где? Что за кое-что?
   — Право, Скиннер, не пытайтесь объять необъятное. У вас остается дискета. Довольствуйтесь малым. Пойдем, Скалли?
   — Э-э! Коллеги!
   — Ну что еще?!
   — А мой пистолет?
   — Ах да, конечно. Возьмите. Пойдем, Скалли?
   — Э-э! Коллеги! Молдер!
   — Становитесь несносны, Скиннер! Как скула?
   — Я только хотел спросить напоследок… Из чистого любопытства… Почему вы в таком виде, Молдер? Что за одежды?
   — Только ради вас, Скиннер. Только ради удовлетворения вашего любопытства. Под большим секретом… Подрядился на съемки в эпизоде у Джима Джармуша. Полная телеверсия фильма «Мертвец». Надо же чем-то на жизнь зарабатывать… Но, Скиннер, это строго между нами?
   — Могила, Молдер!
   — Пойдем, наконец, Скалли?
   — Э-э! Коллеги! Скалли!
   — Та-ак! Вы меня достали, Уолтер!
   — Я только хотел напомнить вам напоследок. Из чистого альтруизма… Насчет эпи— графа к фильму Джима Джармуша. «Желательно не путешествовать с мертвецом»…
   — Аи, бросьте! Вызови лифт, Молдер. В лифте? В лифте ехать интересно.
   — Молдер… М-м… Я хочу тебе сказать…
   — Я знаю, что ты сейчас скажешь!
   — Не знаешь.
   — Знаю.
   — Ну-ка?
   — «Я так рада, Молдер!»
   — Так нечестно!
   — Не боязно путешествовать с мертвецом, партнер?
   — Чтоб все были так мертвы, как ты жив.
   — Партнер? Я не уловил нюансы в интонации.
   — Кому не дано, тому не дано, партнер.
   — Так нечестно! Скалли?
   — Не бери в голову, партнер. Чужие сны никому не интересны.
   — Сон разума рождает чудовищ.
   — О, да! Пока тебя не было, мне приснилось такое чудовище, та-акое чудовище! Мертвец и его чудовище!
   — И снова не уловил… А что ты, собственно, улыбаешься?
   — А ты?
   — Я? Улыбаюсь?
   — До ушей!
   — Тебя, как в зеркале, я вижу.
   — Молдер, черт побери, где ты был так долго?!
   — На дорогах ужасные пробки, дорогая!
   — О! Дорогая?
   — А как же! Гм-гм… Ты для меня очень дорога… Вдумайся в смысл, Скалли… Ты для меня очень дорога.
   — Ах, ты паршивец!
   — А что я такого сказал?!
   — Вот и найди себе кого-нибудь подешевле! Нет, но какой паршивец! Всегда знала, что ты такой!
   — Я уже не такой. Я переродился. Жизнь моя… Или ты, в свою очередь, приснилась мне?.. Я теперь скромнее стал в желаньях.
   — Еще скромнее?
   — Скромность — признак ума. Когда других признаков нет. У меня — есть.
   — Паршивец!.. А куда мы сейчас? К тебе? Или… ко мне?
   — Мы… кое-куда. Кое-где есть кое-что, чем мы займемся помимо расшифровки навахо-текста.
   — Молдер! А пояснее?
 
   Кое-где Вашингтон 21 апреля, ночь
   Кое-где — это в гнездилище интелей, обобщающе именуемых «Одиноким стрелком». Хип-парь-Лэнгли, Яппи-Карл, Шляпа-Фрохики. Худо-бедно — источник информации. За отсутствием источника Бездонной Глотки, навсегда покинувшего этот лучший из миров, и «Одинокий стрелок» — источник информации.
   Интели, в соответствии с дурацким пристрастием ко всякого рода конспирации, избирают для своего гнездилища нечто подвальное или чердачное, лучше трущобное, нежели комфортабельное. Оно и есть — гнездилище. Полутьма. Убогая мебель. Минимум комфорта. Но, конечно и конечно, — компьютерный парк на уровне!
   Впрочем, для данного случая конспирация вполне уместна, вполне.
   Здравствуйте, Карл. Здравствуйте, Лэнгли. А Фрохики?
   Должен вот-вот быть.
   Ну? Что скажете, друзья?
   По поводу?
   Хотя бы по поводу фотографии, изъятой агентом Молдером в отчем доме. Знаком ли вам кто-либо на ней? Кроме, разумеется, того, что слева. Слева — почтенный профессор Вильям Молдер.
   Итак?
   — Карл?
   — Когда сделана фотография, Молдер?
   — Примерно в 1973 году.
   — Гм-гм… Ого! Лэн! Ну-ка глянь!
   — Что, узнаёте кого-либо?
   — Встречный вопрос. Вам знаком проект, затеянный почти сразу после Второй Мировой под кодовым названием «Скрепка»?
   — Н-н…
   — А вам, мисс Скалли?
   — Предоставление убежища нацистским ученым в обмен на их багаж знаний. Ист?
   — Да. У вас отнюдь не девичья память, мисс Скалли. Именно — убежище за багаж знаний. Своеобразный бартер.
   — Бартер?! Вы сказали «бартер», Лэигли?!
   — Я сказал «бартер». А в чем дело? Довольно цинично, согласен. Однако я лишь повторил слэнговое обозначение, принятое в среде тогдашних создателей проекта. А в чем дело-то?
   — Не обращайте внимания, Лэнгли. Неконтролируемые ассоциации. Итак?
   — Странно… Вроде бы узнаю вот этого, рядом с вашим отцом. Виктор Клемпер. Наци. Не самый выдающийся ученый. Не Вернср фон Браун, словом. Но… самый страшный, если учесть род его занятий.
   — То есть?
   — Он занимался экспериментами над, с позволения сказать, недочеловеками… Ну, евреи, цыгане… Известная история… Газовые камеры, вакцинация и все такое…
   — Вакцинация?! Вы сказали «вакцинация», Лэнгли?
   — Я сказал «вакцинация». А в чем дело? Молдер? Мисс Скалли?
   — Нет-нет, продолжайте. Снова неконтролируемые ассоциации. Итак?
   Газовые камеры, вакцинация и все такое. Во имя торжества пауки, само собой! Если отвлечься от средств, то цели они достигли блестяще!
   — Иронизируете, Лэнгли?
   — Эмоционально — да. По сути — нет. Клемиер и фон Браун помогли, по сути, выиграть нам гонку с русскими в космосе. Астронавты высадились на Луну раньше Советов. Как говаривал старина Ней л Армстронг, «маленький шажок и гигантский шаг для человечества». О, историческая фраза!
   — Простите, Лэнгли, с фон Брауном и его космическими разработками понятно более-менее. Но при чем тут Виктор Клемпер?
   — Думаете, в категорию недочеловеков наци включали только евреев и цыган?
   — Думаю, нет.
   — Вот и мы так думаем. Мы, «Одинокий стрелок». С точки зрения наци, какие-нибудь, например, пришельцы на летающей посуде — тоже ведь недочеловеки. Всяко не сверхчелове-ки. Для наци сверхчеловек — это только наци.
   — Лэнгли?!
   — Да, Молдер?
   — Вы что-нибудь знаете о вакцинации пришельцев нацистскими учеными?!
   — Не знаю, Молдер. Но — думаю. Подумаю, что знаю. В общем, я знаю, что думаю. Клемиер готов был пожертвовать и собственной женой ради своих экспериментов. И ведь пожертвовал. Они работали вместе. Та еще сладкая парочка! Виктор и Елизавета Клем-перы! Не расставались ни на миг.
   — На фотографии нет женщин, только мужчины.
   — Я же сказал: пожертвовал. Официальное медицинское заключение — сердечный приступ. Но что там на самом деле — темный лес!
   — Выйдем из лесу, Лэнгли. Кто-либо на фотографии вам еще известен?
   — Пожалуй, нет. Извините, Молдер, нет.
   — А где могла быть сделана фотография, по вашему мнению, Лэнгли? По месту? Ангар за спинами всей компании — не приходилось видеть его раньше?
   — Приходилось.
   — Где?! Когда?!
   — Право слово, Молдер! Где угодно и когда угодно. Тривиальный ангар. Без особых примет. Можно встретить хоть в пригороде столицы, хоть в дремучей глуши типа индейской резервации. Кстати… гм-гм…
   — Да, Лэн?
   — Вы, как я понимаю, вернувшись из небытия, поставили задачу пока не «засвечиваться»?
   — Точно.
   — Вам не кажется, что избранный способ маскировки отчасти сомнителен? Быть незаметным, слиться с толпой, уйти от «хвоста» в этой… одежке…
   — Лэнгли! Давайте не будем затрагивать тему моего костюма. Я так скажу: производственная необходимость. И оставим эту тему.
   — И тему моих глаз!
   — А что у вас с глазами, мисс Скалли?
   — Я же попросила!
   — Но вы сами о них заговорили… По-моему, нормальные глаза. То есть красивые глаза.
   — Правда?!
   — Мисс Скалли, я никогда не делаю комплиментов, я только информирую. Красивые глаза! Хотя, конечно, немного…
   — Что?!!
   — …усталые.
   — И всё?!
   — А что вы хотели бы услышать еще?
   — Нет-нет!.. Разве что… Давайте вернемся к фотографии и посмотрим внимательней, в четыре глаза — моих и ваших.
   — В шесть глаз, мисс Скалли. Я Очкарик. Шутка.
   — Смешно, да. Фотография, Лэнгли, фотография. Вот этот, за Клемпером? Ходячий скелет? Вспомните, Лэнгли, вспомните!
   — Извините, мисс Скалли, нет. — Гантенбайн? Нопфлер?
   — Я не могу вспомнить того, что не знаю. Этого человека я не знаю. А вы?
   — Нет-нет, продолжайте. Вы обронили «странно» при взгляде на фотографию. Что — странно?
   — Проект «Скрепка» намеревались свернуть к середине пятидесятых… Но если вы, Молдер, уверяете, что фото датировано 1973 годом…
   — Уверяю.
   — Ну, не знаю… Мисс Скалли?
   — А этот… Клемпер… он сейчас как? Где? Жив?
   — Живет и здравствует. За счет американских налогоплательщиков.
   — Он что, в Америке?!
   — Более того, в Вашингтоне. Вам адресок дать? Карл, запусти принтер, нарисуй нашим друзьям адресок.
   — Чуть погодя. Картриж подсел. Фрохи-ки за ним и пошел. Где его носит, черт побери?! Только за смертью посылать!
   И — как в дурной оперетте: «Где наш Фрохики?!» — входит Фрохики…
   Очкарик-шляпа Фрохики. Он входит. И — остолбеневает:
   — Молдер?!! Молдер-р-р?!!
   — Я, Фрохики, я.
   — Молдер! Вы! Это вы! Карл, Лэн, это же Молдер!!! И вы так спокойно, так безучастно…
   — Остынь, Фрохики. Мы твое состояние уже пережили — час назад. Когда Молдер и мисс Скалли появились у нас. Как снег на голову.
   — Молдер, Молдер! И вы, Скалли, и вы!.. Невероятно! Дайте я вас обниму, а? Дружески, исключительно дружески! Невероятно! Я полагал, что вы, Молдер, гм-гм, безвозвратно ушли в историю… навечно.
   — Ну-ну, Фрохики, дружище, ну-ну. Придется подождать. Меняю вечность на лет эдак еще сорок бренного существования.
   — Нет, но надо же! Карл, Лэн! Это Молдер! Живой такой, веселый!
   — Эй, Фрохики, остынь. Уже остынь. Это Молдер, да. Живой такой, веселый, да. Ты скажи, ты картридж принес? Где тебя носило, черт побери?! Только за смертью посылать!
   — Карл… Я был… в госпитале.
   — Где-где?
   — В госпитале. Я чуть не рехнулся, когда услышал… Мисс Скалли…
   — Что?.Что?! Фрохики, что?!!
   — Мисс Скалли, я думал, вы… вас… И я сразу помчался в госпиталь… Госпиталь «Бедная Лиза»…
   — Фрохики!!!
   — Мисс Скалли, я поехал за картриджем и в пути… В общем, вертел ручку настройки, вертел. .. В общем, поймал полицейскую частоту… В общем, мисс Скалли, они там сообщили…
   — Фро-хи-ки!!!
   — В общем, в вашем доме два часа назад был выстрел. Соседи на всякий случай вызвали полицию… В общем, мисс Скалли…
   — Ну?!!
   — Ваша сестра в критическом состоянии. В коме. Выстрел в затылок. Она вошла в дом. Убийца уже прятался там, стоял за дверью. Нажал на курок и скрылся. Оружие бросил тут же. Она упала на пороге, мисс Скалли… Вот… Подробностей не знаю. Но она уже в госпитале. Я сразу, как услышал, — туда. Думал — вы… А это ваша сестра, слава богу! Тьфу, что я говорю! Но она жива, мисс Скалли, жива. Пока… В коме, но жива. Пока… Вот…
   Только за смертью посылать, да?..
   …И не спрашивайте, что у агента Скалли с глазами, не грешите на щитовидку. Надо ли объяснять, что у человека с глазами, когда он вдруг узнает о гибели младшей сестры (в коме?! но жива! но… пока…) Мелисса!
   «Будь я на твоем месте…» — навязчивая идея младшенькой по отношению к старшенькой. И как тебе на этом месте, Мелисса?
   «Вас убьют одним из двух способов. Нашлют на вас профессионального киллера. Не исключено, выходца из вашей же конторы. Он прикончит вас либо в доме, либо в гараже. Незарегистрированное оружие останется на месте преступления».
   Бежать! Бежать в госпиталь, к ней, к Мелиссе!
   — Скалли! Скалли, постой. Скалли!!!
   — Я должна быть там, Молдер! Я должна ехать туда! Я должна!
   — Нельзя!
   — Пуля предназначалась мне, понимаешь?!
   — А ты?! Ты понимаешь?! Если они задумали тебя убить, то прежде всего будут искать или поджидать как раз в госпитале.
   — Ублюдки!
   — Вот именно, ублюдки. И стоит ли доставлять ублюдкам такое удовольствие, как самой подставляться?! Лучше мы их подставим. Ну, подумай сама. Возьми себя в руки и подумай!
   — Молдер, лучше ты возьми меня в руки… Молдер, что же мне делать, Молдер?!
   — Взять себя в руки… Хорошо, иди сюда, я тебя обниму… Тихо, Скалли, тихо. Знаешь, я ведь тоже был почти по ту сторону. Да нет. Я был по ту сторону. И, как видишь, выцарапался.
   — Ты не сам. Тебя поднял Алберт Хостин. — . Значит, он сможет поднять и твою сестру!
   — Да? Молдер, да?
   — Да, Скалли, да.
   — Но Алберт Хостин… он же остался в Нью-Мексико. Ни телефона, ни электронной почты, езды тридцать шесть часов.
   — Он почувствует. Он сам приедет.
   — Как?! Как он почувствует?!
   — Этот — почувствует. Я-то знаю. Был случай убедиться. Просто думай о нем, призови его. Ну?
   — Да, Молдер, да! Он ведь мне снился, Молдер, он мне снился!
   — Это был не сон.
   — Знаю, Молдер! Теперь знаю!
   — Думай о нем, Скалли! Думай!
   — Вот сейчас подумала.
   — И я.
   — И получится?
   — Будем надеяться.
   — Да, Молдер, да!.. Но Мелисса! Она сейчас там одна…
   — Не одна. Там врачи. И там, не сомневаюсь, уже твоя мать. Ей наверняка сообщили… Она там, у изголовья.
   …Она, мать, там, да. Ей сообщили…
   — Моя дочь сюда поступила, к вам в госпиталь.
   — Имя? Фамилия?
   — Мелисса Скалли.
   — Агент Скалли? Из ФБР?
   — Нет. Это ее сестра.
   — Минуточку… Да, есть такая.
   — Она… как?
   — Ей только что сделали операцию. У нее прострелен череп.
   — О-о…
   — Миссис! Миссис! Ну-ка! Нюхните! Еще! Теперь таблетку. Запейте.
   — О-ох… К ней… можно?
   — Пойдемте. Вас проводят. Сюда. Налево. Направо. Вот сюда.
   Сюда: «Интенсивная терапия. Посторонним вход запрещен».
   Она не посторонняя. Она мать.
   Мониторы. Мерное попискивание. Капельница. Забинтованное-перебинтованное нечто на койке. Мелисса? И это Мелисса?
   — Мелисс? Это я, мама. Я здесь, я с тобой.
   — Миссис… Мы сделали все возможное при таком серьезном ранении. Она в коме. Мозг поврежден. Но мы предпринимаем все, что в наших силах. Мониторы работают круглосуточно.
   — Я останусь подле нее.
   — Сестра! Принесите миссис Скалли кресло поудобней.
   — Мелисса, девочка моя, Мелисса. Это какая-то дикая ошибка, это ошибка, ошибка, ошибка…
 
   Нью-Йорк, 42-я стрит 22 апреля, утро
   Причитания безутешной матери про ошибку-ошибку-ошибку — без смысловой нагрузки. Причитания и есть причитания.
   Но если про ошибку говорят собравшиеся вместе господа хорошие, соратники, в небезызвестном обширном кабинете на 42-я стрит, это отнюдь не причитания. Это «разбор полетов». И смысловая нагрузка — почти неподъемная.
   Ходячий скелет (впрочем, в данный момент — сн. -тчий… в креслах), разумеется, далек от брызгания слюной, стучания кулаком по столу, громогласных проклятий. Ходячий (сидячий!) скелет сама невозмутимость, сама объективность, сама выдержка. Тем более и раздражает.
   Мистер Никотин, разумеется, далек от внешнего проявления раздражительности — зачем еще и эту радость доставлять господам хорошим, соратникам! Абсолютная хо-лодпая враждебность у господ хороших, у соратппкои. Типичные бляди, сэр! Им только дай повод…
   А Мистер Никотин дал повод, дал. Что там повод! Причину! И у ходячего (сидячего!) скелета все основания тыкать и тыкать носом в дерьмо Мистера Никотина:
   — Заметьте, я всегда возражал против радикального решения по фигуранту Скалли. Но если бы я мог хоть предположить, что ваше радикальное решение настолько не сойдется с правильным ответом…
   — Гарантию может дать лишь страховой полис! Не ошибается тот, кто ничего не делает, мистер Нопфлер.
   — Считаете, что все мы ничего не делаем? За исключением вас, конечно! Вы у нас трудяга! Вы за истекшую неделю такого натрудили — век не разгребешь. Убитая женщина — сестра фигуранта Скалли. Как полагаете, фигурант Скалли удвоит усилия по расследованию обстоятельств преступления? Или утроит? Как полагаете, фигурант Скалли выйдет на нас завтра? Или уже сегодня? Или еще вчера?
   — Все поправимо, все поправимо.
   — О, как же, как же! И кто станет поправлять! Непосредственно вы? Или ваш на удивление неудачливый киллер?
   — Он профессионал. Позвольте вам напомнить акцию по Вильяму Молдеру.
   — О, как же, как же! Большой успех уникального мастера! Пристрелить в ванной больного и беспомощного старика! А позвольте, в свою очередь, вам напомнить акцию по Молдеру-младшему, по агенту Молдеру. Это ведь все тот же ваш уникальный мастер сначала спутал фигурантов, стреляя в окно, а при повторной попытке и вовсе попался?
   — Чуть не попался.
   — Попался, попался. Агент Молдер подловил его, как неопытного бойскаута. Агент Молдер узнал его в лицо и назвал по имени.
   — Агент Молдер больше никогда и никому не назовет моего профессионала по имени. Я отвечаю не только за себя, но и за своих людей. Недоработки одного устранит другой.
   — О, как же, как же! Недоработки устраните непосредственно вы?
   — В моем распоряжении достаточно профессионалов.
   — О, как же, как же! «Полярный волк»! Снимаю шляпу!
   — Что вы имеете против «Полярного волка», мистер Нопфлер?
   — Ровным счетом ничего. Он у вас забавный. Волк… Весьма забавный. «Ну, погоди!»
   — Это вы мне?
   — Это я не вам. Это название русского мультсериала. Аналог «Тома и Джерри».
   — Вы на досуге смотрите мультфильмы?
   — У меня не бывает досуга. Просто своего врага надо знать.
   — Своего врага я знаю.
   — М-м?
   — Фокса Молдера. А вы о ком подумали?
   — Конечно же, о Фоксе Молдере. Более ни о ком. Мы ведь с вами друзья, не так ли?
   И все присутствующие — друзья, не так ли? Не так ли, друзья?
   — Да-а… Таких друзей — за ручку и в музей.
   — М-м?
   — И в том музее каждого — на отдельный постамент, и — табличку: «Друг»! В качестве эталона. А вы о чем подумали?
   — Конечно же, об эталонной дружбе. Более ни о чем. Вот и у фигуранта Молдера с фигурантом Скалли, знаете ли, была эталонная дружба. Она, кстати, уверена, что ее напарник жив. Откуда бы у нее такая уверенность? Желаемое за действительное? Или действительное, оно же и желаемое? Очень трудно потерять напарника, практически невозможно! Даже если против него брошены лучшие силы «Полярного волка». Не так ли?
   — Фокс Молдер мертв. Я лично проследил за этим…
   — И лично убедились? Сделали контрольный выстрел?
   — Стрелять в горячий прах — только пыль поднимать.
   — Допустим. А что дискета с икс-файлами? Вы заверяли всех нас, что изъяли ее у фигурантов. Можете нам ее показать?
   М-да. Вопросец!.. Курение — вред, но таки позволяет держать паузу и казаться глубокомысленным. Но всему приходит конец. Сигарете тоже. А новую закуривать — уже неявное проявление внутренней сумятицы.
   Потому — придавить окурок, словно презрительную точку поставить, и:
   — Я не был заранее оповещен, что моя честность поставлена под сомнение!
   — Так пленка у вас или нет?..
   — У меня.
   — Хотелось бы все-таки на нее взглянуть.
   — И мне!
   — И мне!
   Вски-и-инулись, господа хорошие, соратники! Почуяли! Акела промахнулся! Не дождетесь!
   — Дискета с икс-файлами в надежном и недоступном месте. Интересы государственной безопасности!
   — Недоступном и для нас?
   — Само собой. Я же сказал: интересы государственной безопасности.
   — Но для вас она доступна?
   — Само собой. И завтра я вам всем ее предъявлю.
   — Почему не сегодня?
   — Потому что завтра.
   — Ну, если вы так ставите вопрос…
   — Я ставлю ответ.
   — Что ж, тогда… до завтра?
   — До завтра, господа!
   То-то! Знайте свое место, господа хорошие, соратники! Он, Мистер Никотин, как-никак не последний человек в государственной структуре, даже из первых будет. А вы все? Нет, на своей поляне вы все боги и цари. Но у каждого своя поляна. У Мистера Никотина — своя. И не надо, вот не надо заступать границу. Граница на замке! И ключик от замка у Мистера Никотина. А то вообразили, понимаешь ли! Может, вам еще и ключ дать от квартиры, где икс-файлы лежат?!
   Знать бы, между прочим, самому Мистеру Никотину, где та квартира!
   Нет такой «квартиры»! Мистер Никотин готов прозакладывать все еще невыкуренные сигареты на весь остаток жизни — нет такой «квартиры», где икс-файлы лежат! Кабинет Фокса Молдера был обшарен скрупулезно — спецы «Полярного волка» ни миллиметра не пропустили, а они свое дело знают, как бы там ни язвил ходячий скелет. И ведь обнаружили закладку — в письменном столе! Но — пусто.
   А значит?
   Фигурант Молдер таскал дискету с собой, не иначе.
   А значит?
   От дискеты, как и от фигуранта Молдера, осталась пригоршня праха, не иначе.
   А если все-таки иначе, то дискета может быть лишь у напарника, у фигуранта Скалли. Но «Полярный волк» взял ее в оборот уже на полпути от места аутодафе Молдера и… ничего не обнаружил, кроме распечатки.
   А значит?
   У фигуранта Скалли искомых икс-файлов нет — ни в электронном, ни в печатном виде. Только в памяти. Память у нее, правда, не девичья, но то решаемая проблема — чтобы память отшибло напрочь.
   М-да, решаемая-то решаемая, но решена была она из рук вон плохо. Что-то действительно Крайчек в последнее время сильно сдал. Одна неудача, с ликвидацией фигуранта Молдера по месту жительства — допустим, случайность. Но вторая, с ликвидацией фигуранта Скалли по месту жительства — уже закономерность. И не суть, почему Крайчека преследуют неудачи, — сильно ли он сдал или решил переметнуться, или просто обстоятельства так сложились. Не суть!
   А значит?
   Незаменимых у нас нет. Крайчек исчерпал ресурс. Не пора ли произвести замену в команде? Вместо номера один в команде «Полярный волк» на поле выходит… Да неважно, кто выходит! Рвущихся в игру молодых-да-ранних волчар-командос — как в Бразилии диких обезьян. Главное, отозвать Крайчека — мягко, щадяще. А то и жестко, беспощадно — удалить с поля…
   Однако кадровый вопрос кадровым вопросом, но завтра группа господ хороших, соратников, потребует к ответу: дискету, сударь, дискету! за слова надо отвечать! Сам сказал «завтра», ну и где?!
   Это он, пожалуй, сморозил — насчет завтра. Придется подсуетиться. Ох, как придется! «Куклу» господам хорошим, соратникам, не подсунешь — они сами кого угодно обмишурят.
   А значит?
   Получается, в Западную Вирджинию тащиться?! В тоннах и тоннах документов ковыряться?! До потери пульса клавиатуру насиловать, переводя икс-файлы из бумажного в электронный вид?! Не самолично, разумеется, но весь личный состав «Полярного волка» придется на уши ставить!.. Зато получится копия — не отличить от оригинала. Если получится, если успеется — до завтра.
   Зря он сморозил, зря. А куда было деваться?! Под сверлящим взглядом ходячего скелета! Бош! Колбасник недобитый! Сраный наци! Езжай в свою Германию и там командуй! «Эрсте колонне маршиерт! Цвай-те колонне маршиерт!» Зазвали вас на свою голову!
   А какие были смирные, тише воды и ниже травы, когда пересекли Океан и ступили на землю страны Бога и моей: «Люди добрые! Не подумайте, что мы вас обманываем! Сами мы не местные! Поможите чем можете!»
   Еще вопрос — стоило ли им помогать! Вопрос вопросов! Тогда казалось, что стоило. Выгодный бартер!
   Нынче же… Им дай палец — руку откусят. А то и целиком проглотят. Наци сраные! Сраные наци!
 
   Коннектикут, Нью-Кеннан Оранжерея «Виктория»
   22 апреля, утро
   Наци — они и в Африке наци. С поправкой: африканские наци провозглашают лозунг «Бей белых, спасай черных!», а не «Бей черных, спасай белых!». Поправка несущественная. Ибо главное — «бей!». Цвет избиваемых роли не играет. Скажем, у гипотетических загадочных пришельцев из космоса физиономии вообще гипотетически зеленые. А у подавляющего большинства реальных загадочных русских физиономии вообще реально синюшные. А у тех же индейцев, называющих самих себя дене, но отзывающиеся и на навахо, — красные. Ну и? Ежели ты белый, то и взывай: бей зеленых! бей синюшных! бей красных! Так, что ли? Нет уж, нацизму, расизму, шовинизму в любых проявлениях — наше гневное «нет»! Даже и в ныне дикой России, по хорошо инспирированным слухам, официальная доктрина: нацизму, расизму, шовинизму в любых проявлениях — наше гневное «нет»! Правда, они, варвары, как водится, избрали свой особый путь и ярый лозунг «Бей красных, спасай белых!» трактуют не как проявление нацизма-расизма-шовинизма, но как торжество исторической справедливости. Загадочный народец эти русские, загадочный!