Картленд Барбара. Дуэль сердец

   — Вы не знаете причины этого… беспокойства? — спросила Каролина.
   Леди Брикон покачала головой.
   — Увы, он мне не открылся. Маленьким он рассказывал мне обо всем, но теперь я не знаю, что у него на сердце, хотя он всегда относится ко мне внимательно и с любовью.
   Наступила тишина, прерванная приходом Доркас, — она внесла все, что полагается для чая.
   У Каролины сердце забилось сильнее. Придет ли сегодня на чаепитие лорд Брикон? Или будет избегать ее из-за того, что произошло между ними вчера вечером?
   Она заварила чай, тщательно отмеряя чайной ложкой заварку из серебряной, с фамильным гербом, коробочки с чаем. Она передавала чашку леди Брикон, когда раздался стук в дверь. Каролина инстинктивно почувствовала, кто это, прежде, чем Доркас прошла к двери и почтительно присела в реверансе.
   Когда лорд Брикон вошел в комнату и подошел к постели матери, Каролина отметила, что у него под глазами темные круги, словно он не спал. Она встала и сделала реверанс, снова села за стол и налила ему чашку чая.
   Лорд Брикон разговаривал с матерью; Каролине показалось, что он намеренно сел так, чтобы смотреть на нее как можно меньше. У нее болезненно сжалось сердце. Зачем он так мучает себя? Зачем заставляет их обоих страдать, если сказанные им несколько слов, одно-единственное предложение могут преобразить мир для них обоих? Нет ничего слишком дурного или ужасного, чего нельзя вынести вдвоем. «Ничто на свете, — простодушно думала Каролина, — не может быть слишком страшным, чтобы его нельзя было преодолеть или победить любовью».
   — Налейте мне, пожалуйста, еще чаю, мисс Фрай, — попросила леди Брикон.
   Каролина поднялась, чтобы взять чашку. В этот момент лорд Брикон неожиданно заговорил жестким голосом:
   — Мама, мисс Фрай должна была тебе сказать, что у нее заболел отец, и она вынуждена покинуть нас.
   — Да что ты? Она мне ничего не сказала, — удивленно отозвалась леди Брикон. — Это правда? Какая жалость!
   Каролина подняла голову и встретила взгляд лорда Брикона. Он смотрел жестко и холодно, твердо сжав губы. Неожиданное нападение застало Каролину врасплох, но сообразительность помогла ей найти ответ без особого труда.
   — Мадам, я ничего не говорила вам, — тихо ответила она, — потому что не хотела понапрасну вас беспокоить. Как сказал милорд, мой отец болен, но это всего лишь приступ подагры, и мама меня заверила, что мне незачем возвращаться домой.
   — Поверьте, я очень рада, — сказала леди Брикон. — Мне бы очень не хотелось потерять вас, мисс Фрай. Ты, наверное, сочтешь меня слишком восторженной, Вейн, — обратилась она к сыну, — но я действительно привязалась к мисс Фрай за столь короткое время. Мне нравится смотреть на нее, а читает она просто замечательно. Ты должен как-нибудь днем, когда будешь посвободнее, прийти и послушать.
   — Да, это будет действительно приятно, — сказал лорд Брикон, и Каролина уловила в его голосе язвительную нотку.
   Он поднялся.
   — Мама, я должен тебя покинуть. Прежде, чем начнется сегодняшний раут, мне нужно переделать массу дел. Оказывается, миссис Миллер пригласила полграфства, но боюсь, что приглашенные не найдут общего языка с большинством из тех, кто сейчас гостит у меня.
   — Вейн, постарайся ни с кем не ссориться, — умоляюще сказала леди Брикон. — Мне хочется, чтобы ты был в дружеских отношениях со всеми соседями. Раньше они очень любили тебя, но сейчас многие из наших старых знакомых почему-то держатся отчужденно и, как мне кажется, с неодобрением.
   — Мама, откуда тебе это известно, если ты не выходишь из комнаты и почти никого не принимаешь?
   — Мне приходят письма, Вейн. К тому же я особенно чувствительна в том, что касается тебя. Обещай, что постараешься быть любезным со всеми.
   Лорд Брикон помедлил с ответом, словно спорил сам с собой, а затем неожиданно сдался.
   — Хорошо, мама. Если тебе так хочется, обещаю постараться. Да, кстати, к нам прибудет неожиданный гость, который придаст торжественность всему вечеру.
   — Кто же это? — поинтересовалась леди Брикон.
   — Я только что получил письмо от епископа Барнетского, — ответил лорд Брикон. — Он сообщает, что направляется в Кентербери и будет рад сегодня вечером отобедать здесь. Разумеется, он понятия не имеет, что мы устраиваем прием.
   — О Вейн! — с испугом воскликнула леди Брикон. — Не разумнее ли в таком случае пригласить его преосвященство отобедать здесь завтра?
   — Едва ли это возможно, поскольку он уже в пути. Конечно, я могу не пустить его и направить в «Свинью и свисток», но едва ли ему придется по вкусу угощение там, он ведь признанный гурман.
   — Нет, нет, если он уже в дороге, ничего тут не поделаешь, — вздохнула леди Брикон. — Но мне бы не хотелось, чтобы епископ остался недоволен чем-либо, увиденным в замке.
   Лорд Брикон засмеялся.
   — Не беспокойся, мама. Его преосвященство гораздо больше озабочен тем, как понравиться мне, а не наоборот. В моем распоряжении двенадцать приходов. Я прекрасно знаю, что причина этого визита не столько в том, что он жаждет оказаться в моем обществе, сколько в желании заполучить для своего племянника приход в Уэстон Кросс. Он дает хороший бенефиций¹⁸ и расположен в удачном для охоты месте. Вот почему Бриконский замок выбран его преосвященством для отдыха. Не сомневаюсь, что к моменту окончания обеда он сочтет, что уже слишком поздно продолжать путешествие, и останется здесь на ночь.
   — Боюсь, все эти интриги выше моего понимания, — вздохнула леди Брикон.
   — И прекрасно, мама. Хочешь встретиться с епископом, если он останется, — в чем я не сомневаюсь?
   Леди Брикон покачала головой.
   — Нет, Вейн. Мне трудно разговаривать с незнакомыми людьми, я знаю о внешнем мире так мало. Нет, почтительнейше поприветствуй епископа от моего имени и передай мое глубокое сожаление, что я недостаточно здорова, чтобы принимать посетителей.
   — Хорошо, мама, — ответил лорд Брикон и вышел из комнаты, не взглянув на Каролину.
   Когда Каролина отправилась к себе в комнату переодеться к обеду, ее охватило непривычное чувство подавленности. Теперь было ясно, что лорд Брикон твердо решил избавиться от нее. Пусть ему и не удалось осуществить это сейчас, но она не сомневалась, что он обязательно найдет способ, как это сделать, не огорчив мать и не возбудив у нее подозрений. Теперь у Каролины оставалось лишь одно средство — признаться, кто она на самом деле. Ей хотелось — быть может, из тщеславия, — чтобы лорд Брикон сделал ей предложение, пока еще знал ее как Каролину Фрай, но если он твердо решил выпроводить из замка мисс Фрай, то она встретится с ним на равных и скажет, кто она такая.
   Каролина представила себе, как это все упростит. Она пошлет за кузиной Дебби и останется в замке в качестве гостьи. Тогда наблюдать за Джервасом Уорлингемом и расстроить его планы ей будет даже легче, чем в качестве компаньонки леди Брикон. Сложность заключалась лишь в том, как убедиться, что он строит какие-то планы и не будет медлить с их выполнением. В ее распоряжении было так немного: убийство Розенберга, подозрения лорда Милборна и неосторожные слова миссис Миллер, сказанные в гневе, — вот и все, если не считать ее собственного инстинктивного предчувствия, что лорду Брикону действительно угрожает опасность.
   От этого можно было растеряться, но не в привычках Каролины было предаваться унынию. Уж как-нибудь она сумеет победить, как-нибудь найдет способ спасти лорда Брикона и помочь ему обрести счастье.
   — Что вы наденете сегодня, миледи? — спросила Мария, стоя у дверцы гардероба.
   Каролина заколебалась. Она собиралась выйти к гостям в неброском, довольно скромном платье, но теперь считала, что с притворством и маскарадом почти покончено. Что ж, она появится в полном блеске. По ее распоряжению Мария уложила два из ее самых нарядных, самых роскошных туалетов. Еще тогда Каролина подумала, что после признания, кто она на самом деле, ей захочется из скромно и незатейливо одетой компаньонки превратиться в модную и элегантную светскую даму.
   Такой момент настал; она поразит собравшихся одним из великолепных платьев, которые носила в Лондоне. Может быть, позднее сегодня ей представится возможность поговорить с лордом Бриконом, сказать ему правду. Уверенность в том, что она прекрасно выглядит, придаст ей мужества и решительности для этого разговора.
   — Подай мне белое платье, в котором я была на балу у герцога Девонширского, — велела Каролина.
   Мария в изумлении повернулась к ней.
   — Но, миледи, чересчур оно роскошное! Да всякий, кто вас в нем увидит, тут же догадается, что вы не та, за кого себя выдаете.
   — Ну и пусть, — заявила Каролина. — Этот фарс все равно уже подходит к концу.
   — Слава Богу! — воскликнула Мария. — Уж до чего тошно мне, до чего я устала! Не было ни секундочки, чтоб я не дрожала от страха — не случилось ли чего ужасного с вашей милостью, и не думала, осмелюсь ли я в Мандрейке сознаться, что мы здесь делали, и как ваша милость играла роль, ну совсем негожую.
   — Может быть, ты и права, Мария, — ответила Каролина. — Что ж, я надену свое лучшее платье. По крайней мере, это заставит миссис Миллер поднять брови.
   — Это точно! — согласилась Мария. — Да только подождите, миледи, пока не увидите сегодня ее платье. Оно не то, что в порядочном доме, но и для Воксхолла¹⁹ чересчур смелым будет.
   — Что ж, мое, во всяком случае, не выходит за рамки приличий, — улыбнулась Каролина. Но когда она смотрелась в зеркало, то засомневалась в верности этих слов.
   Платье было из чистейшего белого шелка, обшитого тюлем и ряд за рядом украшенного крошечными оборочками из кружева с фестонами. Открытый лиф, расшитый цветами из мелкого, молочного отлива жемчуга, подчеркивал красоту шеи и плеч Каролины. Пышные рукава были из прозрачного и нежного кружева. К платью полагалось носить жемчужные украшения в прическе и по жемчужному браслету на каждом запястье.
   — Ох, миледи, красота-то какая! — воскликнула Мария. — Да только все одно — этого платья я всегда боялась.
   — Боялась? — удивилась Каролина. Мария кивнула головой.
   — Я, миледи, верю в приметы и слышала, что жемчуг — к слезам.
   — Вот еще глупости! — резко бросила Каролина. — А я тебе говорю, что это платье счастливое. Я его надевала только один раз — и в тот вечер была королевой бала; поклонников у меня было столько, сколько жемчужин на этом платье.
   — Что ж, надеюсь, оно принесет вам удачу, миледи, — ответила Мария.
 
   Каролина не сомневалась в этом, когда с высоко поднятой головой вышла из комнаты и пошла по коридору, ведущему к парадной лестнице.
   Она немного опоздала. Гостиная уже была полна народу. Каролина отметила, что гостившие в замке держались маленькими группами; они смотрелись неловко и как-то неуместно среди сквайров и их жен — те, может быть, и выглядели провинциальными, но были дворянского рода и держались с властной уверенностью.
   Оглядываясь в поисках знакомых лиц, Каролина увидела в углу рядом с мистером Страттоном Харриет и с удовлетворением отметила, что та выглядит очень хорошенькой в розовом бальном платье и на удивление свободно чувствует себя в обществе мистера Страттона. Каролина направилась к ним.
   Заметив, что к ним приближается Каролина, Харриет с неподдельной радостью воскликнула:
   — Каролина, ну разве это не замечательно! Я в таком восторге! В последний момент папа устроил ужасный скандал; я боялась, что он запретит мне идти в замок. Он заявил, что у этого платья слишком большое декольте, и позволил мне уйти только после того, как закрыл мне плечи старым шарфиком.
   — И где же этот шарфик сейчас? — спросила Каролина с улыбкой.
   Харриет покраснела.
   — Он наверху вместе с накидкой. Мне очень стыдно за свое поведение, но шарфик такой старый и поношенный! Это очень дерзко с моей стороны, но папа никогда не узнает, что я его сняла, правда?
   При одной только мысли об этом лицо ее побледнело. Каролина поспешно принялась ее успокаивать.
   — Ну откуда же ему узнать? Не волнуйся. Мы сохраним твою тайну, правда, мистер Страттон?
   — Забудьте сегодня о своем отце и его брани, — заявил мистер Страттон, глядя на Харриет почти с видом собственника. — Вместо этого думайте только о тех, кто, как я, твердо намерен сделать все, чтобы вы веселились от души.
   — О, сэр, вы слишком добры ко мне, — ответила Харриет, обращая к нему взгляд больших карих глаз, в которых уже появилось выражение почти собачьей преданности.
   Каролина начала оглядываться вокруг и на противоположной стороне комнаты заметила человека, лицо которого ей показалось знакомым. На нее смотрел высокий молодой человек, одетый по последней моде; в правой руке он держал монокль. Он начал поднимать руку с моноклем, а Каролина пыталась сообразить, где его видела. Она совершенно отчетливо помнила этот хмурый взгляд темных глаз и опущенные вниз уголки презрительно усмехающегося рта.
   Неожиданно она вспомнила. Будто ледяная рука сжала ее сердце, и комната поплыла перед глазами. Словно во сне, она видела, как миссис Миллер отделилась от группы вновь прибывших и, подойдя к молодому человеку с моноклем, что-то шепнула ему на ухо. Он как будто слушал миссис Миллер, но продолжал пристально смотреть на Каролину, и ей показалось, что усмешка его стала еще заметнее.
   Каролина резко отвернулась; мгновение спустя она обрела голос.
   — Скажите, — обратилась она к мистеру Страттону, — кто этот человек у окна с моноклем в руке?
   — Который? — рассеянно спросил мистер Страттон.
   — На нем бархатный фрак винного цвета, — пояснила Каролина.
   — А, вижу! — обрадованно сказал мистер Страттон. — Неужели не знаете? Это кузен Вейна — Джервас Уорлингем.
   Слова его лишь подтвердили то, что Каролина ожидала от него услышать. Теперь она совершенно ясно вспомнила, где видела это лицо раньше — почти сросшиеся брови, тонкий, словно сдавленный нос. Она вновь увидела, как он поднимается на ноги, когда она вошла в «Собаку и утку», услышала, как его голос — удивленный, но даже в удивлении раздраженный и сердитый, — спрашивает: «Что вы здесь делаете, Риверсби?»
   Да, несомненно, это был тот самый человек. Теперь-то она понимала, что должна была сообразить: молодой человек из гостиницы мог оказаться кузеном лорда Брикона, которого ей было так любопытно увидеть. Но почему-то — хотя теперь она сама удивлялась собственной недогадливости — ей не пришло это в голову. Нет, она не забыла человека в зеленом сюртуке, но не принимала его во внимание, вспоминая события того вечера, потому что подсчитала: по времени он не успел бы уйти из гостиницы, встретить Розенберга и убить его, прежде, чем она дошла до домика в лесу.
   Однако теперь, поразмыслив, Каролина решила, что он вполне мог убить Розенберга. Несколько минут у нее ушло на то, чтобы подняться наверх вместе с хозяйкой гостиницы и выслушать ее болтовню в спальне. Какое-то время ушло на то, чтобы обдумать, как ей быть, запереть дверь, вылезти из окна, спуститься на плоскую крышу, а оттуда — на бочку с водой. Ох, и простофиля же она! Ну конечно, у человека, идущего быстрым шагом, да еще напрямик, было время добраться до домика, совершить намеченное и уйти.
   Но даже если все так и было, как ей доказать это? Поверит ли ей хоть кто-нибудь, если она сообщит, что Джервас Уорлингем находился в «Собаке и утке» в тот вечер, когда произошло убийство? Конечно, он как-то замел свои следы. Лорду Милборну не было известно о том, что он там был.
   Нет, мистер Уорлингем поступил очень умно; тем не менее, она могла дать свидетельские показания — если ей поверят, — что он был там.
   На обед Каролина шла в растерянности. Она почти не слышала, о чем говорили сидевшие по обе стороны от нее, почти не замечала сверкающего великолепия стола, на котором стояли золотые вазы и канделябры, украшенные желтыми орхидеями и длинными веточками вьющихся декоративных растений.
   Обед был превосходным. Подавались блюда, делавшие честь кулинарному искусству поваров. Жареная оленина, баранина, говядина и телятина с экзотическими соусами. Цыплята, голуби и гуси были нафаршированы трюфелями, устрицами и редкими специями. Кабанья голова, целый молочный поросенок, несколько видов ветчины и заливное — красочное, словно восточная мозаика, — подавались холодными. Пирамида из сбитых с вином и сахаром сливок и различные сорта желе появились на столе вместе с четвертой сменой, состоявшей из дюжины блюд. Даже в Сейл-парке, известном своими садами, Каролина редко видела такое обилие оранжерейных фруктов, поданных на десерт.
   Каролина ела мало и пыталась заставить себя сосредоточиться на том, что ей говорят, внимательно слушать и хоть как-то отвечать, пусть даже не очень вразумительно. Но все это время она думала о появлении мистера Уорлингема в гостинице, о его знакомстве с сэром Монтегю и — самое главное, — узнал ли он ее.
   Она вспомнила, как тогда отвернулась, чтобы тень от шляпы падала ей налицо. Быть может, он не понял, кто она. Если он ушел из гостиницы в тот момент, когда она поднималась наверх, то едва ли вернулся обратно, совершив преступление.
   Он должен был убраться оттуда как можно скорее, чтобы не было свидетелей его присутствия рядом с местом преступления, и, следовательно, мог не знать, что сэр Монтегю искал ее в лесу. Почему же никто не сообщил, что он там был? Молчание сэра Монтегю означало одно из двух: или он был в сговоре с мистером Уорлингемом, или неприязнь к последнему, столь явно выраженная в гостинице, была искренней, а посему сэра Монтегю не интересовали передвижения мистера Уорлингема, и он надеялся на взаимное безразличие. Если последнее предположение верно, тогда, с точки зрения сэра Монтегю, чем меньше людей замешано во всей этой истории, тем лучше.
   Однако воры и негодяи поддерживают друг друга, и у сэра Монтегю вполне могла быть веская причина не выдавать мистера Уорлингема. О Господи, как же ей быть?
   У Каролины голова пошла кругом, пока она пыталась разобраться и составить ясное представление о ситуации. Но это было совершенно невозможно. Каролина испытала громадное облегчение, когда длинный обед подошел к концу и дамы вышли из столовой, оставив джентльменов наслаждаться портвейном.
   — Не заставляйте нас долго ждать, милорд, — произнесла миссис Миллер игривым тоном, обращаясь к лорду Брикону. — В большом зале должны начаться танцы, и мы будем с нетерпением ждать кавалеров.
   Лорд Брикон холодно поклонился, и миссис Миллер, сверкнув улыбкой в сторону мистера Уорлингема, последовала за остальными дамами.
   Платье на ней, как и говорила Мария, действительно было вызывающим: из ярко-зеленого шелка, с низким вырезом, полностью открывавшим грудь. Когда она сидела, то казалось, будто выше пояса на ней ничего не надето. Завитые волосы украшали ярко-красные перья. Судя по тому, как уверенно она держалась, из всех сил пытаясь убедить приглашенных, что сегодня она воистину полноправная хозяйка, Каролина не сомневалась, что для миссис Миллер это лишь репетиция того дня, когда она действительно станет хозяйкой замка.
   Дамы разговаривали и сплетничали в гостиной более двух часов, прежде чем стало слышно, как из столовой довольно шумно выходят джентльмены. Каролина, сидевшая рядом с Харриет, заметила, что та следит за дверью, ожидая момента, когда покажется мистер Страттон. Когда он появился, Каролина воспользовалась случаем и, оставив Харриет, вошла в комнату, примыкавшую к гостиной.
   Комната была небольшой, пользовались ею редко, поэтому она производила ощущение холодной торжественности. Но сегодня цветы смягчали впечатление от массивной мебели и темных гобеленов на стенах. Застекленные двери выходили на террасу. Каролина подошла к ним и остановилась, глядя в парк. Дорожки рядом с домом освещались фонарями. Огонь в них мерцал и колебался от ночного ветерка. Чуть дальше виднелось озеро, переливающееся серебром, и темные, неподвижные кроны деревьев.
   Но Каролина почти не замечала манящей прелести парка, не слышала она и отдаленного звучания скрипок, заигравших вдалеке вальс, мечтательный и мелодичный. Она так углубилась в свои мысли, что вздрогнула, услышав позади себя голос:
   — Добрый вечер, леди Каролина.
   Она резко повернулась. В дверях гостиной стоял мистер Джервас Уорлингем. Губы его улыбались, но в выражении глаз было нечто, заставившее Каролину поежиться.
   — Прошу прощения, сэр?
   В ответ он закрыл за собой дверь и прошел в комнату.
   — Я сказал, — повторил он, — добрый вечер, леди Каролина.
   — Я слышала вас, сэр, но вы, должно быть, ошиблись. Меня действительно зовут Каролиной, но я мисс Фрай, компаньонка леди Брикон.
   Мистер Уорлингем засмеялся неприятным смехом.
   — Отличная шутка; я едва поверил, что меня не разыгрывают, когда впервые увидел вашу милость! Значит, вы действительно изображаете компаньонку. Черт побери, над этой шуткой будут смяться во всех клубах Лондона!
   — Вот как? Значит, у этих людей, к сожалению, превратное чувство юмора, ибо я не вижу в своем положении ничего особенно смешного, сэр.
   Мистер Уорлингем облокотился на каминную полку, взглянул на Каролину и опять засмеялся.
   — Вы отлично ведете рискованную игру, — произнес он, — но, мне кажется, ваша милость знает, что в моих руках козырь.
   — Вот как? — холодно осведомилась Каролина.
   — Честно говоря, — продолжал мистер Уорлингем, — мы с вами можем легко прийти к соглашению. В ваших руках, милая моя леди Каролина, есть одна очень хорошая карта, но, по-моему, все остальные — у меня.
   — Боюсь, сэр, — холодно сказала Каролина, — вы говорите загадками, которые я не понимаю и не очень-то хочу понять. Я удаляюсь, с вашего позволения.
   — Напротив, леди Каролина, вы будете благоразумны и, ради собственного же блага, останетесь и выслушаете меня, — возразил мистер Уорлингем. Тон, каким это было сказано, заставил Каролину остановиться, хотя она и направилась к двери.
   — Благоразумна? — переспросила она, приподнимая брови.
   — Очень благоразумна — ради самой себя. Объяснить?
   — Если вам угодно, — ответила Каролина, — но заявляю, что меня это не особенно интересует, ибо, повторяю, вы говорите загадками.
   — В таком случае избавимся от них, — сказал мистер Уорлингем. — Леди Каролина, я не дурак и прекрасно понимаю, почему вы здесь оказались. Вы влюбились в моего весьма достойного кузена. Но зачем вам понадобилось появляться в его доме под чужим именем, не могу представить, хотя у вас, несомненно, были на то причины. Но они меня не интересуют. Меня интересует другое: сколько вы мне заплатите за то, чтобы я не рассказал кузену о вашем неблагоразумном поступке?
   — О каком неблагоразумном поступке вы говорите? — спросила Каролина.
   — Вы хотите, чтобы я выразился яснее? — осведомился мистер Уорлингем. — Что ж, прекрасно. Я буду говорить с вульгарной откровенностью, чтобы вы не могли притворяться, будто не понимаете. Я хочу получить от вас, леди Каролина, две тысячи гиней за мое обещание не сообщать моему кузену или, если вам угодно, никому другому о том, что в ту ночь, когда был убит Розенберг, Монтегю Риверсби в лесу у Севенокса разыскивал именно вас.
   — Две тысячи гиней! — воскликнула Каролина. — И где же, мистер Уорлингем, по-вашему, мисс Фрай может найти такую сумму?
   Мистер Уорлингем выпрямился.
   — Пора кончать с этим фарсом, — бросил он. — Передо мной можете не притворяться. Я узнал вас в тот вечер, хоть вы и пытались отвернуться. К тому же весь Лондон говорит о том, что леди Каролина Фэй каталась с беспутным сэром Монтегю.
   — Если это и так, — резко сказала Каролина, — значит, распространили эти слухи вы.
   — Может, да, а может, нет, — ответил мистер Уорлингем. — Насколько я знаю, Риверсби все отрицает, но кого интересует, что он говорит? Людям нравится верить в неблагоразумное поведение знатных молодых особ, особенно тех, кто пользуется слишком большим успехом и не дает спать спокойно другим представительницам прекрасного пола. Но меня это не касается. Леди Каролина, за свое молчание я прошу две тысячи гиней.
   — А если я откажусь их вам дать?
   — Вы не посмеете.
   — Еще как посмею, — холодно произнесла Каролина. — Я не боюсь вас, мистер Уорлингем. А если я сообщу тем, кто заинтересован в подобной информации, что в ночь убийства вы были в «Собаке и утке»? Как вы считаете, что будут говорить тогда? Вы, которому было бы необычайно выгодно, если бы вашего кузена обвинили в убийстве?
   — Вы сообразительны, — заметил мистер Уорлингем, — но вы забываете, милая леди Каролина, что, выдав меня, вы выдадите и себя. К тому же разве молодая леди, одна, в обществе всем известного распутника могла быть столь наблюдательной? Она видит человека, которого раньше никогда не встречала, а услышав о преступлении, решает, что им мог быть некий мистер Уорлингем. Но я, конечно же, в тот вечер был далеко. Между прочим, я обедал тогда на Керзон-стрит. Есть у меня несколько друзей, которые могут поклясться, что я провел с ними целый вечер. Нет, леди Каролина, я думаю, что в вашей руке очень мелкая карта… тогда как в моей — крупные козыри.
   У Каролины участилось дыхание. Было что-то настолько скользкое и отвратительное в словах мистера Уорлингема и его манере говорить, что ей стало трудно выдерживать внешнее спокойствие. Она чувствовала, как в ней закипает гнев, но знала, что если выйдет из себя, то лишь сыграет ему на руку. Все равно Каролина понимала, что попала в ловушку, из которой трудно выбраться. Но даже если она и испугалась, ни в коем случае она не должна ему этого показывать.