— Вы говорите очень убедительно, сэр, — сказала она, — но в то же время я считаю, что вы переоцениваете важность ваших сведений обо мне. Буду откровенна: я действительно прибыла сюда под вымышленным именем, но твердо намерена сегодня вечером рассказать вашему кузену, кто я такая и зачем сюда приехала.
   — Может, так оно и есть, — улыбнулся мистер Уорлингем, — но неужели вы и впрямь намерены рассказать ему, что отправились в уединенную гостиницу одна в обществе Монтегю Риверсби?
   — Это мое дело, — бросила Каролина. — И позвольте заметить, сэр, что вас это совершенно не касается.
   — Напротив, это касается меня в пределах двух тысяч гиней. Заплатите мне, леди Каролина; я знаю, что вы вполне можете себе это позволить, и я буду молчать.
   — До тех пор, пока это вам выгодно, — тут же возразила Каролина. — Нет, сэр, я не намерена поддаваться шантажу.
   — Если вы мне откажете, — раздраженно заявил мистер Уорлингем, — я сейчас же отправлюсь к кузену и выдам вас. Вы проникли сюда обманным путем, вы — самозванка. Я расскажу ему, кто вы на самом деле, и что Монтегю Риверсби не сомневался в ваших чувствах к нему в тот вечер, когда вы отправились с ним из Лондона в «Собаку и утку».
   Каролина оперлась рукой о спинку стула и лихорадочно соображала, как лучше поступить. Ей нужно было время, чтобы подумать, чтобы самой рассказать лорду Брикону о том, как ей удалось спастись в тот вечер. Слишком хорошо она помнила, с каким возмущением, с каким гневом он говорил о Монтегю Риверсби. Что он скажет, когда узнает, что Риверсби обманул и ее — не так, как бедную Мелиссу, но, тем не менее, она поддалась на его уловку и попала в глупое положение.
   — Решайтесь, леди Каролина, — с угрозой произнес мистер Уорлингем. — Что вы выбираете? Две тысячи гиней, или я сообщаю Вейну?
   — Что ты должен сообщить Вейну? — вдруг произнес чей-то голос. Каролина испуганно вскрикнула и повернулась — из темноты через раскрытые двери с террасы вошел лорд Брикон.
   Вид у него был очень хмурый. «Интересно, давно ли он тут стоял, много ли слышал», — подумала Каролина. Мистер Уорлингем закрыл дверь в гостиную, но они забыли об открытых дверях на террасу. Каролина почувствовала, что бледнеет; инстинктивно она подняла руку и прижала к сильно забившемуся сердцу.
   Лорд Брикон вышел на середину комнаты и повернулся к мистеру Уорлингему. Он стоял так близко, что Каролина могла дотронуться до него рукой.
   — Итак, Джервас, — сдержанно произнес лорд Брикон. — О чем же ты собираешься мне рассказать?
   — Знаешь, Вейн, — я передумал. В конце концов, совершенно незачем рассказывать тебе то, что является секретом между мною и ле… мисс Фрай. Позволь мне удалиться, так как я припомнил, что мне обещан следующий танец.
   Он быстро повернулся и направился к двери в гостиную. Лорд Брикон наблюдал за ним. Дойдя до двери, мистер Уорлингем оглянулся, словно собираясь что-то сказать, но промолчал и вышел из комнаты.
   Лорд Брикон повернулся к Каролине.
   — Может быть, вы соблаговолите объяснить? — спросил он. Он говорил ледяным тоном и смотрел с таким выражением, что она испугалась.
   Вновь она ухватилась за стул позади себя. В неярком свете восковых свечей она была необычайно хороша, и другой забыл бы обо всем, кроме таинственного блеска ее глаз и нежных очертаний губ. Взволнованно вздымающаяся грудь заставляла колыхаться прикрывающее ее кружево. Пальцы ее неожиданно задрожали, словно пойманная птица.
   — Что вы слышали? — тихо выговорила она.
   — Достаточно! — отозвался лорд Брикон. — Достаточно, чтобы понять, что вы мне лгали. Кто вы?
   — Я — Каролина Фэй.
   — Зачем вы здесь?
   — На этот вопрос я ответила вчера вечером, — сказала Каролина. — Вейн, я приехала, потому что люблю тебя.
   — Любите? — переспросил он с горечью. — Странная у вас любовь. Что вы делали ночью в лесу?
   — Ты, должно быть, слышал, что сказал твой кузен, — ответила Каролина. — Меня обманом заманили в «Собаку и утку». Привез меня туда джентльмен, которому, признаюсь, мне не следовало доверяться. С моей стороны было глупостью не догадаться раньше, что он за человек, но я убежала от него и встретила тебя. Вот и все.
   — Как зовут этого человека?
   От звука его голоса, казалось, леденел даже воздух.
   — Ты уже знаешь его имя, — сказала Каролина и направилась к нему. — Вейн, я сама собиралась позднее рассказать тебе обо всем. Я не хотела, чтобы ты услышал это таким образом.
   Она протянула руку и хотела положить ему на плечо, но лорд Брикон схватил ее за запястье и сжал так крепко, что пальцы его впились в кожу.
   — Отвечайте, — произнес он, — как зовут этого человека?
   — Его зовут… Монтегю… Риверсби, — запинаясь, сказала Каролина. — Но, Вейн…
   — Эта свинья! — взорвался лорд Брикон. — Этот проклятый негодяй уже опорочил Мелиссу. И вы связались с ним; охотно отправились вечером туда, где будете с ним наедине.
   — Это не так, — быстро возразила Каролина. — Он сказала мне, что должны состояться…
   — Молчите! — произнес лорд Брикон с такой яростью, что потрясенная Каролина замолчала. — Вы мне уже достаточно наговорили. Я поверил вам, я вам доверился. Видит Бог, я не мог не полюбить вас… а вы все это время обманывали меня, притворившись компаньонкой моей матери, проникнув в мой дом, расставляя силки, заставив меня поверить настолько, что я был готов пожертвовать ради вас всем — да, всем, чем я дорожу!
   — Вейн! — взмолилась Каролина, пытаясь освободить руку от его хватки. — Вейн, прошу тебя, позволь мне объяснить.
   — Не нужны мне ваши объяснения, — заявил лорд Брикон. — Эти губы слишком много лгали; теперь ваш черед выслушать меня; да, да, меня! Слушайте же.
   Он дернул Каролину за руку так, что ей пришлось повернуться кругом и стать к нему лицом. Каролина подняла глаза, и вдруг ей стало страшно. Исчез холодный стальной взгляд; теперь глаза его полыхали гневом. Он был охвачен яростью — ярость делала его слепым и глухим ко всему, кроме собственного гнева. Никогда в жизни ей не доводилось видеть человека в таком бешенстве. Потому что это был Вейн, потому что она любила его. Каролина была не в силах сообразить, что делать; вместо этого она стояла и дрожала, трепетала всем телом, вся во власти овладевшей им ярости.
   — Вы прибыли сюда, настроившись на обман, — медленно начал он, каждым словом, точно оружием, нанося ей удары. — Ваши губы произносили ложь за ложью, язык ваш извертелся во лжи. Вы заставили меня поверить, что любите меня. Несомненно, с вашей стороны это подлый трюк, который вы придумали, чтобы выиграть пари, заключенное с кем-то из ваших лондонских друзей. Для них завоевать сердце человека и заставить его страдать — всего лишь пустяк. Вы заставили меня признаться вам в любви, вы одурачили меня, заманили в искусно приготовленную ловушку. Вы посмеялись над самым бескорыстным поступком в моей жизни, когда, думая только о вас, я пытался отправить вас отсюда. Видит Бог, я хотел, чтобы вы остались, хотел, чтобы вы стали моей, хотел принять все, что вы с такой готовностью предлагали сами. Но я должен был услать вас подальше, потому что я порядочный человек, и я верил в вас и вашу чистоту, я пытался услать вас отсюда. Вы не уехали, когда могли это сделать. Вы бросили мне вызов, отказались прислушаться к моим предупреждениям. Что ж, теперь, клянусь Богом, вы останетесь!
   Каролина смотрела на него в изумлении.
   — Вы останетесь, — повторил он сквозь стиснутые зубы. — Я позабочусь об этом. Вы поймете, леди Каролина Фэй, что опасно шутить с чувствами человека. Идемте!
   По-прежнему держа ее за руку, он повернулся и зашагал к дверям в гостиную.
   — Вейн, Вейн, куда мы идем? — воскликнула Каролина, но он не ответил.
   Двигаясь за ним следом, поскольку он не отпускал ее, Каролина чувствовала, как ей в руку впиваются его пальцы; ощущала напор и устремленность, которым было невозможно противиться. Она не могла ни возражать, ни сопротивляться — только подчиниться, когда он быстро провел ее через гостиную.
   Несколько человек, сидевших на диванах, удивленно посмотрели на них, но лорд Брикон ни на кого не обращал внимания; он шел дальше и тянул за собой Каролину в просторный зал, где собралось большинство гостей. Одни вальсировали, другие сидели вдоль стен и наблюдали за танцующими. Лакей обносил их шампанским и охлажденным пуншем.
   Задыхаясь от волнения и быстрой ходьбы, чувствуя неожиданный страх перед ним, Каролина только ахнула, когда лорд Брикон подошел к оркестру и поднял руку, призывая к молчанию. Музыканты прекратили играть; танцоры остановились и недоуменно оглядывались.
   — Миледи, милорды и джентльмены! — начал лорд Брикон громким голосом, долетавшим до самого отдаленного уголка зала. — Позвольте сообщить вам новость. Сегодня вечером — только что — состоялась моя помолвка. Я имею честь представить вам мою невесту, леди Каролину Фэй.
   По всей комнате пробежал шепоток изумления, а затем все зашумели.
   — Поздравляем, Брикон! Желаем счастья!
   Со всех сторон посыпались поздравления, были подняты бокалы; а затем сквозь гудение голосов раздался громкий голос раскрасневшегося сквайра:
   — Долгой жизни вам обоим! Вейн, дорогой мой, скажи, а когда же свадьба?
   Мгновенно наступила тишина, словно каждому хотелось услышать ответ.
   Лорд Брикон отпустил Каролину и взглянул на нее. По-прежнему в глазах его бушевал огонь; губы искривились в усмешке.
   — Это и впрямь чрезвычайно важный вопрос, — заявил он. — И я вам отвечу. Мне хочется, чтобы вы все присутствовали на моей свадьбе. Наше венчание состоится сегодня вечером. Я уверен, милорд епископ даст нам разрешение и совершит обряд.
   Все ахнули; затем вновь начался шум и гам.
   Лорд Брикон наклонился к Каролине. Она поняла, что он задал вопрос. Слов не было слышно, но по выражению его лица она поняла: сказано что-то язвительное. Каролина гордо вскинула голову; прекрасная нежная шея, казалось, стала еще длиннее; всем, кто наблюдал за ней, стало видно, с каким достоинством она держится. В глубине души Каролине было страшно, но она боролась с нахлынувшим страхом, и на ее лице не было его следов.
   Твердым и ясным голосом, так что слова ее были слышны, невзирая на шум, она сказала:
   — Да, милорд, я выйду за вас замуж здесь, сегодня вечером.

ГЛАВА 9

   Для Каролины все стало смутным, как в тумане. Вокруг себя она видела лица, которые кружились и плавали у нее перед глазами. Голоса восклицали, спрашивали, восторгались, шутили; до нее дотрагивались руки; губы касались ее пальцев; люди напирали на нее — она чувствовала себя словно в кошмарном сне, от которого не могла проснуться.
   Наконец, она ясно увидела одного человека: дородного, в великолепном пурпурном одеянии; большой крест, украшенный драгоценными камнями, сверкал на его груди от света свечей в люстре. Это был епископ.
   — Что это я тут слышал о помолвке? — спросил он, И голос его загудел звучно и торжественно, будто он вещал с кафедры.
   — Милорд, позвольте вам представить леди Каролину Фэй. Она оказала мне честь, согласившись стать моей женой.
   Каролина присела в глубоком реверансе.
   — Дочь Валкена? — спросил епископ. — Мой дорогой мальчик, в таком случае я вас действительно поздравляю! Я бывал в Мандрейке — великолепное место, можно сказать, почти дворец. А стол маркиза остался в моей памяти, как самое дорогое воспоминание.
   — Я счастлива, что мой дом не разочаровал ваше преосвященство, — сумела выговорить Каролина.
   — Мне следует нанести визит вашим родителям, леди Каролина, — благожелательно изрек епископ, — и сказать, что с моей стороны эта помолвка заслужила одобрение и благословение.
   — Прошу вас, милорд, пройдемте в другую комнату, где мы сможем поговорить спокойно, — обратился к нему лорд Брикон; епископ выразил согласие, втроем они медленно прошли через зал к двери, ведущей в холл.
   Как раз в тот момент, когда они подошли к двери, появилась миссис Миллер. Каролина решила, что она, по-видимому, была в комнате для карт и только сейчас услышала новости, ибо на лице ее было выражение полнейшего удивления, а красные перья в прическе сбились в сторону, словно она очень торопилась.
   — Милорд, мне сказали… — начала было она, но лорд Брикон перебил ее:
   — Миссис Миллер, вы-то мне и нужны. Распорядитесь, чтобы немедленно открыли часовню.
   — Часовню? — На мгновение миссис Миллер потеряла дар речи. Опомнившись, она торопливо заговорила: — Милорд, это невозможно. Ее не открывали несколько лет. Там сложены вещи и…
   Взгляд лорда Брикона мгновенно прервал поток слов, срывавшихся с ее губ.
   — Миссис Миллер, я сказал: немедленно, — повторил лорд Брикон, и они двинулись дальше, оставив ее позади с раскрытым ртом.
   Выйдя в холл, Каролина неожиданно почувствовала, что едва держится на ногах.
   — Извините меня, милорд, — обратилась она к лорду Брикону. — Я пройду к себе.
   — Как угодно вашей милости, — ответил лорд Брикон с чрезвычайной вежливостью, противоречившей выражению его глаз. — Я распоряжусь, чтобы вам сообщили, когда милорд епископ сможет обвенчать нас. Полагаю, что это будет около полуночи.
   Каролина сумела лишь слегка присесть в реверансе и медленно пошла наверх, держась за перила. Когда она подошла к своей спальне, слабость миновала, но не пробыла она в комнате и нескольких секунд, как услышала в коридоре звук торопливых шагов. Мария почти ворвалась к ней.
   — Ох, миледи, миледи! Только что я услышала такую новость! Это верно, вы и вправду собираетесь прямо сегодня ночью выйти замуж за лорда Брикона? Я едва поверила собственным ушам!
   Каролина подняла руку;
   — Это правда, Мария, но сейчас я не хочу говорить об этом. Мне нужно подумать.
   — Ох, миледи, да ведь осталось совсем мало времени! Когда один из лакеев прибежал в комнату слуг и закричал о том, что произошло, меня как обухом по голове стукнуло. Я только и смогла, что уставиться на него. Поднялся такой переполох! Свадьба в замке. Да ведь…
   — Мария, перестань трещать, — в изнеможении произнесла Каролина.
   — Но, миледи, что подумают в Мандрейке? Нет, правда, что там скажут, когда услышат, что ваша милость венчалась в такой неурочный час, да еще в чужом доме! Ох, миледи, подумайте как следует! Давайте сначала пошлем весточку его милости в Европу. Ведь, ей-богу, страшно подумать, до чего он разгневается, когда услышит, что все случилось за его спиной, если так можно выразиться!
   Каролина не слушала ее. Она неподвижно стояла, приложив ладони к щекам и устремив взгляд куда-то вдаль. Наконец, она повернулась, без единого слова вышла из своей комнаты и направилась к спальне леди Брикон.
   Было уже поздно. Она боялась, что ее милость уже спит, но в ответ на легкий стук тихий ласковый голос тотчас пригласил ее войти. Она вошла.
   В комнате было темно, только у постели горели две свечи. Леди Брикон полулежала на подушках. Под рукой у нее была открытая книга — видимо, она читала.
   — Простите, что я потревожила вас, мадам, — сказала Каролина, подойдя к постели.
   — Что случилось, дитя мое? — спросила леди Брикон. Мгновение Каролина молчала. На лице ее было такое выражение, что леди Брикон добавила:
   — Мисс Фрай, вы в беде? Не могу ли я помочь вам?
   — Я должна что-то сказать вашей милости, — еле слышно произнесла Каролина, — но мне трудно подыскать слова.
   Леди Брикон ободряюще протянула руку. Медленно и как-то неохотно Каролина вложила свою руку в ладонь пожилой женщины и ощутила сочувственное пожатие.
   — Дорогая моя, какая у вас холодная рука! — воскликнула леди Брикон. — И почему вы дрожите? Кто-нибудь напугал вас?
   — Нет, я не испугана, — тихо сказала Каролина. — Просто я немного взволнованна. Ваша милость поймет почему, когда я сообщу вам, что ваш сын только что объявил собравшимся внизу гостям, что он венчается со мной сегодня в полночь.
   — Венчается! — воскликнула леди Брикон.
   — Да, мадам, — подтвердила Каролина. — Но это еще не все. Я должна признаться вашей милости, что обманула вас. Я не Каролина Фрай, а Каролина Фэй, дочь маркиза и маркизы Валкен. Я появилась здесь и воспользовалась вашей добротой обманным путем. Мне остается лишь просить вашу милость простить меня и поверить, что у меня была очень веская причина поступить таким образом.
   — Вы назовете мне эту причину? — тихо спросила леди Брикон.
   На мгновение Каролину охватило искушение поведать все без утайки, поделиться с леди Брикон своими страхами и подозрениями, рассказать о своем предчувствии беды и убеждении, что у лорда Брикона есть враги, готовые обречь его даже на смерть. Она уже было, раскрыла рот, чтобы начать рассказ, как вспомнила о болезненной хрупкости леди Брикон и о том, с каким вниманием Доркас относится к ее здоровью. Леди Брикон может оказаться гораздо слабее, чем это кажется, и известие о том, что ее сын в большой опасности, будет убийственным для нее.
   Каролина мгновенно решила, что ничего ей не скажет.
   — Мадам, я не могу рассказать вам все, как бы мне этого ни хотелось, — тихо сказала она. — Успокоит ли вас, если я скажу, что приехала сюда, потому что люблю вашего сына? Я полюбила его с нашей первой встречи.
   Лицо леди Брикон смягчилось.
   — Дорогое дитя, тогда все остальное не имеет значения. А Вейн любит вас?
   — Я верю, что любит, — ответила Каролина.
   — В таком случае я счастлива, — заявила леди Брикон, крепко сжимая руку Каролины в своей. — Я так долго молилась о том, чтобы Вейн встретил и полюбил девушку, и чтобы она полюбила его не за богатство или красоту, а ради него самого. Может быть, я пристрастна, но считаю Вейна прекрасным человеком, достойным любви. Мне всегда хотелось, чтобы он нашел жену, которая будет о нем заботиться. Каролина взглянула на нее с удивлением:
   — Значит, вы на меня не сердитесь?
   — Нисколько. Вы понравились мне с того самого момента, как я увидела ваше хорошенькое личико, а за короткое время, что вы здесь пробыли, я полюбила вас. Никому другому я не доверила бы счастье сына.
   — Благодарю вас, мадам.
   Каролина внезапно наклонилась и поцеловала руку, сжимающую ее ладонь.
   — Дорогая моя! — воскликнула леди Брикон со слезами на глазах. — Поцелуйте меня, как полагается.
   Каролина губами коснулась мягкой нежной щеки; в следующий момент, когда леди Брикон отпустила ее руку, она сказала:
   — Мадам, для меня действительно большая честь, что вы поверили мне.
   — Я убеждена, что вы этого достойны, — ответила леди Брикон. — Я даже не спрашиваю вас о причине такой спешки и не буду говорить, что это кажется мне неподобающим; вы с Вейном должны следовать велению собственных сердец. Я буду лишь молиться за вас.
   В безыскусной простоте, с какой она сказала это, было нечто такое, отчего у Каролины неожиданно перехватило горло.
   — О мадам, вы слишком добры! Я этого не заслужила.
   — Нет, Каролина, не говорите так. Ведь если вы пошли на это, как сами мне признались, потому что любите Вейна, то я действительно понимаю вас. Мы все способны на необычные и воистину серьезные поступки, если они совершаются ради того, кого мы любим искренне и всем сердцем. Слова ее эхом отозвались в памяти Каролины.
   — Мадам, знаете, мой отец сказал почти то же самое. Он сказал, что ради того, кого мы любим, можно пойти на любую жертву, на любой риск.
   — Ваш отец прав, — мягко отозвалась леди Брикон. — Можно пойти на любой риск.
   — Тогда я уверена, что поступаю правильно, — сказала Каролина. — Благодарю вас, мадам. А теперь я должна вас покинуть.
   — Одну минутку, — остановила ее леди Брикон. — Будьте добры, дорогая, потяните за шнур звонка.
   Каролина исполнила просьбу. Она услышала, как в соседней комнате слабо звякнул колокольчик. Почти тотчас между спальнями отворилась дверь, и Доркас, совершенно одетая, вошла в комнату. Леди Брикон взглянула на служанку и на ее лице прочла ответ на свой невысказанный вопрос.
   — Значит, ты все слышала, Доркас? Принеси фамильную фату для ее милости и мою шкатулку с драгоценностями.
   От тлеющих угольков в камине Доркас зажгла тонкую свечку и поднесла ее к свечам на каминной полке. Теплый золотистый свет разогнал тени. Из большого комода, стоявшего в дальнем конце комнаты, она принесла к постели что-то, тщательно упакованное в белую бумагу.
   — Дорогая моя, это фамильная фата, — объяснила леди Брикон. — Мне хочется, чтобы вы надели ее, когда будете венчаться с Вейном. Я тоже венчалась в ней, как и многие поколения невест в Бриконе.
   — Я с радостью надену ее, — просто ответила Каролина. Доркас опять прошла через всю комнату и на этот раз вернулась с большой квадратной шкатулкой для драгоценностей, обтянутой синей кожей с инициалами леди Брикон, увенчанными геральдической короной. Она поставила ее рядом с постелью и протянула ее милости ключ.
   — Много лет минуло с тех пор, как я видела свои драгоценности, не говоря уже о том, чтобы их носить, — вздохнула леди Брикон. — Это мои собственные. Фамильные драгоценности хранятся в Лондонском банке.
   Она открыла шкатулку, и Каролина увидела кольца, браслеты, броши, мерцающие на подушечках из бархата. Леди Брикон подняла верхний ряд и со дна достала бриллиантовую диадему. Диадема была изумительной работы. Камни были удивительно искусно обработаны в форме цветов; при свете свечей они засверкали и, казалось, подрагивали, словно живые, когда леди Брикон передавала переливающуюся корону в руки Каролины.
   — Мой свадебный подарок будущей дочери, — произнесла леди Брикон.
   — Но, мадам, разве я могу принять это? — запротестовала Каролина.
   — Я хочу, чтобы эта вещь была у вас, — твердо сказала леди Брикон. — Это моя собственность и лучшее из того, что я могу подарить.
   — Тогда я благодарю вас, мадам, от всего сердца, — мягко ответила Каролина и вновь наклонилась и поцеловала леди Брикон в щеку.
   Взяв кружевную фату, она пожелала доброй ночи и направилась к дверям. Доркас открыла ей и, к удивлению Каролины, тоже вышла в коридор. Она явно хотела что-то сказать так, чтобы не слышала леди Брикон, и Каролина молча ждала. Доркас казалась еще более высокой и костлявой, чем всегда, но, когда она заговорила, голос ее звучал мягче обычного.
   — Хочу пожелать вашей милости всяческого счастья.
   — Спасибо, Доркас.
   — Вы найдете его, миледи, потому что обладаете редким мужеством, — неожиданно добавила служанка. — Не пугайтесь, с какими бы странностями вашей милости не пришлось столкнуться.
   Казалось, слова с трудом выходили из ее губ, словно она говорила наперекор привычке молчать.
   — Спасибо, Доркас, — серьезно ответила Каролина. — Я постараюсь не пугаться.
   — Да, постарайтесь, миледи, — сдержанно произнесла Доркас, — ведь бывает, что на самом деле все не так, как кажется.
   Каролина хотела спросить Доркас, что означает столь загадочная фраза, но, прежде, чем она успела задать вопрос, служанка вошла обратно в спальню леди Брикон и тихо закрыла дверь.
   Каролина вернулась к себе. Ее ждала Мария, по-прежнему взволнованная и возбужденная.
   — Ох, миледи, я вся дрожу, ведь кто знает, куда вы подевались! Что это в руках у вашей милости?
   Каролина отдала Марии диадему и фату.
   — Надень-ка все это, — велела она и села перед туалетным столиком.
   Мария развернула фату. Она была из тончайшего брюссельского кружева, нежная, словно паутинка.
   — Ох, миледи, красота-то какая! — воскликнула Мария. Она продолжала говорить без умолку все время, пока расправляла на Каролине фату и надевала поверх нее сверкающую диадему.
   Каролина ее не слушала. Она думала о необычайной доброте леди Брикон и неожиданных словах поддержки от Доркас. Нет, она не испугается!
   Пусть Вейн и сердится на нее, но, по крайней мере, в гневе он забыл о своем твердом намерении расстаться с ней.
   Как бы тяжело ей ни пришлось, какой бы ужасной ни оказалась его тайна, сказала себе Каролина, это лучше, чем разлука с ним. Она была столь уверена в своей любви, столь непоколебимо убеждена, что Вейн предназначен ей судьбой, а она — ему, что теперь думала о тайне, которую скоро сможет по праву разделить с Вейном без особых опасений. У Каролины не было ни малейшего сомнения, что они рождены друг для друга и именно поэтому самой судьбой им было предначертано встретиться столь странным образом. Она верила, что, в конце концов, все обернется удачнее, чем если бы они встретились в обычной спокойной обстановке.
   Стоило ей только вспомнить свое безразличие по отношению к другим мужчинам, объяснявшимся ей в любви, как возник вопрос: а полюбила бы она Вейна столь глубоко, с такой всепоглощающей страстью, если бы их представили друг другу на балу, и он начал ухаживать за ней элегантно, неторопливо, сдержанно — по всем правилам светского этикета?
   Такое поведение для Вейна казалось немыслимым. Нет, их любви суждено быть бурной и неистовой! Быть может, преодолевая трудности, она лишь окрепнет и закалится, так что это чистое и негасимое чувство будет длиться целую вечность.
   Мария отошла назад полюбоваться творением своих рук.